Текст книги "Древняя Карелия в конце I – начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли"

На площадке городища внутри вала и каменной стены имеются остатки построек, часть которых относится к новому времени. Из видимых, отчасти и на поверхности земли, остатков древних жилищ с очагами в 1889 г. были раскопаны четыре (d, е, f и g) (Appelgren 1891: 103-104) и в 1971-1974 гг. пять (Кочкуркина 1981: 37, 51-59). Из исследованных X. Аппельгреном фундаментов внутри d и е не было ничего найдено, на месте фундамента f обнаружены остатки очага, керамика и железная пластина (2672: 1-3), в g – обломок острия лезвия ножа, расплющенный фрагмент овально-выпуклой фибулы, обломок оселка, керамика, обгоревшая глина, шлак, три железных гвоздя, кости и зубы животных, обломки горшков с поливой и целый горшок (2672: 4-11) (Appelgren 1891: 104; Taavitsainen 1990а: 239; Uino 1997: 298; Saksa 1998: 93). По подсчетам С.И. Кочкуркиной, на острове находится 14 одновременных фундаментов жилых построек, от которых еще сохранились нижние части стен (1981: 55). К сделанным ею находкам в жилищах относятся бронзовая пластина, лепная и гончарная керамика, пять ножей, цепь и крюк для подвешивания котла, шип ледоходный, оселок, два пряслица, «разделочная пластина», пять наконечников стрел, овально-выпуклая фибула типа Н, разделитель ремня, обломки бронзовых изделий, 24 куска шлака и пять обломков тиглей (фундамент 1); три цилиндрических изделия, обломки ключа и замков, два кресала, три оселка, крюк железный, пряслица из глины и камня, четыре ножа, топор, восемь наконечников стрел, вставка от бронзового браслета, копоушка (типа II: 1), бубенчик, три бусины, бронзовый браслет из тонкого дрота, пять обломков бронзовых предметов, обломки железных изделий, железное острие, шлак, лепная и гончарная керамика, обломки тиглей, глиняная обмазка (фундамент II); два ножа, две железные накладки, оселок, долото, кресало, обломки тиглей, шлак, два глиняных горшка, лепная и гончарная керамика (фундамент III); железные гвозди, шило, осколки кремня, медные перстень и пряжка, медная пластина, две стеклянные бусины, поясные пряжка и кольца, веретено, ножи, кресало, обрывок цепи, заостренное железное изделие, «разделочная пластина», пряслица, грузила от сетей, самострельный болт, черешковый наконечник стрелы, большое количество шлака, глиняная обмазка, керамика, обломки тиглей, кости животных (фундамент IV); керамика, ножи, ледоходные шипы, обрывок железной цепи, железные кольца и обломки тиглей (фундамент V) (Кочкуркина 1981: 51-54). Находки внутри фундаментов не отличаются, следовательно, в целом по характеру от находок в культурном слое и их нельзя использовать для достоверной датировки жилищ. Также в очагах, основания которых устроены на материке, найдены керамика и вещи, трудно поддающиеся датированию. Датирование по радиоуглеродному методу, к сожалению, не было проведено. То обстоятельство, что все исследованные, так же, как и видимые на поверхности фундаменты, ориентированы по линии северо-запад-юго-восток и расположены в линию на площадке городища, указывает на строительную деятельность по единому плану. Камни фундаментов построек поставлены на материк; их сохранившаяся высота составляет 0,2-0,8 м (Кочкуркина 1981: 51-54). Имеется, следовательно, вероятность предполагать, что фундаменты построек «прорезали» культурный слой и, таким образом, могут относиться к тому же хронологическому этапу, что и вал или каменная стена.

В процессе раскопок 1970-х гг. за пределами фундаментов жилищ были сделаны следующие находки: две копоушки, долото, сверло, молоток, арбалетный наконечник стрелы, оселки, каменные грузила от рыболовных сетей, керамика (раскоп I); гарпун, три наконечника стрел, ножи, пряслице, зооморфная подвеска, копоушка, свинцовая печать, грузила от сетей, керамика (раскоп IV); два ромбовидных в сечении наконечника стрел, бронебойный наконечник стрелы от арбалета, пробойник, овальное кресало, замок, ножи, пряслице, перстень, подвеска, игла от подковообразной фибулы и керамика (раскоп V); семь ножей, обломок серпа, бронебойный наконечник стрелы от арбалета, наконечник стрелы, копоушка (тип II: 1), пряжка поясная и керамика (раскоп XI); 13 наконечников стрел различных типов, боевой топор, кресала, фрагменты замков, ножи и другие изделия из железа, керамика (раскоп III). В этом же раскопе встречен целый ряд вещей карельских типов: овально-выпуклая фибула типа J, пронизка типа I: 1 с двумя привесками, серебряная игла от подковообразной фибулы, две копоушки из серебра и меди (бронзы?) (типа II: 1 и близкая к типу I: 2), рукоять ножа медная (бронзовая?). В дополнение к этому в раскопе III найдены серебряное ромбовидное изделие, бронзовые перстень, накладки, пинцет, фрагмент изделия (браслета?) из круглого дрота и спиральки, серебряный разделитель ремня, стеклянные и каменные бусы. Раскопы VI-VIII были разбиты в центральной части площадки Тиверского городка к северу от шоссе (рис. 46). В раскопе VI нашли четыре наконечника стрел, семь ножей, кресало, три ключа от замков различных типов, фрагмент замка, железный крюк, ушки от котла, цилиндрическое изделие из железа, долото, оселки, железную спицу, большое количество шлака, семь обломков тиглей, лепную и круговую керамику (Кочкуркина 1981: 44-45). О находках из раскопов VII и VIII в рассматриваемой монографии С.И. Кочкуркиной нет информации. В их пределах исследованы два фундамента жилищ: № IV в раскопе VII и № V в раскопе VIII, внутри которых были сделаны и вещевые находки. В раскопах VI-VIII раскрыты 28 костяков и захоронений, сделанных во время осады городка либо после. Часть из них находилась в могильных ямах, другая часть – в культурном слое и внутри остатков жилищ (Кочкуркина 1981: 44, 53-54, 56-58).

По С.И. Кочкуркиной, на территории городища имеется лишь один культурный слой (горизонт), который датируется концом XIII и, главным образом, XIV вв. (1981: 38, 59). Более ранние находки и лепная керамика свидетельствуют, что остров был заселен уже на рубеже тысячелетий, что не означает непрерывности в заселении от этого времени до начала XIV в., когда под угрозой реальной опасности остров был укреплен и стал военным центром (1981: 61-62). Среди керамики из культурного слоя острова есть более ранняя, относящаяся к раннему железному веку.

Эпоха крестовых походов и начало Средневековья, несомненно, являются последним этапом развития Тиверского городка и одновременно периодом его расцвета. Выше в настоящей работе нами подробно рассмотрен этот период в масштабе всей древней Карелии. Следует сразу оговорить, что без новых раскопок на многие вопросы, касающиеся истории городка на Вуоксе, однозначные ответы дать невозможно. Изделия карельских типов с городища указывают на тот же хронологический горизонт, к которому относятся погребенные в могилах 5/1888 (пронизки типа 1:1), 7/1888,9/1888 и 13/1888 (копоушки типа II: 1) на могильнике Тонтинмяки (п-ов Ховинсаари в этом же регионе нижнего течения Вуоксы) (табл. VIII) (Saksa 1998:94; Сакса 1999: 196). На вторую половину эпохи крестовых походов указывают и зооморфная подвеска конца XIII – XIV вв. (тип XX по Е.А. Рябинину (1981: 39-43, № 681), бронзовые рукояти ножей, овально-выпуклые фибулы типов Н и J. Неслучайно и то, что все украшения конца XII – XIV вв., так же как предметы вооружения и более ранние находки предметов эпохи викингов, происходят из южной части городища (Appelgren 1891: 102-106; Schwindt 1893: 87-90; Кочкуркина 1981: 45-59). Редкие обломки украшений из северной части (половинка расплющенной овально-выпуклой фибулы и обломки изношенного браслета) могли использоваться как металлом для вторичной обработки. В северной части выявлены, прежде всего, следы производственной деятельности, особенно металлообрабатывающего ремесла. Это была именно производственная, а не жилая зона (Кочкуркина 1981: 59). Это различие в материалах двух частей городища наблюдается и на поверхности земли, где подчеркивается различием в характере укреплений: каменно-земляной вал в южной части городка и каменная стена в северной. Полагаю, что вал является более ранним сооружением по отношению к каменной стене, что было отмечено и А.Н. Кирпичниковым (1984: 149). Есть основания полагать, что вал на первоначальном этапе истории городища защищал лишь южную часть острова, на которой и сосредоточены практически все доисторические находки. На каком-то этапе и здесь принялись возводить каменную стену, но либо уже построенная стена пострадала во время вражеского нашествия и на ее остатках возвели вал из земли культурного слоя городища, либо по каким-то причинам она осталась недостроенной и ее компенсировали насыпкой вала. Северная часть этого более раннего вала могла проходить поперек острова (с северной стороны шоссе), где и в настоящее время наблюдается невысокая валообразная насыпь. На этом месте в южной части раскопа VI С.И. Кочкуркиной была расчищена каменная гряда шириной 0,8-1,2 м. Исследователь не исключает возможности, что она возникла во время функционирования Тиверского городка, но полагает, что гряда окончательно оформилась, когда в XIX в. на нее приносили камни с картофельного поля (Кочкуркина 1981: 55). Когда же в таком случае укрепления охватили весь периметр острова, и какие внешние обстоятельства послужили поводом для этого?

Рис. 50. Профиль вала Тиверского городка (раскопки С.И. Кочкуркиной 1971-1972 гг.)

Из письменных источников этого времени важнейшим является Новгородская I летопись. Применительно к истории Тиверского городка прежде всего следует принять во внимание известия о событиях времени после строительства Выборгского замка, поскольку шведы (а именно они и могли сжечь городок) приходили ранее в Ладогу по Неве (последние из этих походов сделаны были в 1284 и 1292 гг.). Путь из Выборга в Ладогу лежал по Вуоксе мимо Тиверского городка, и поэтому при усилении внешней (шведской) угрозы карелам следовало его укрепить. Шведы предпринимали походы на Кякисалми (с 1310 г. Корелу) в 1294-95, 1314, 1322, 1337 и 1338 гг. Целью походов 1294-95 и 1322 гг. было захватить военным путем крепость, в то время как во время походов 1314, 1337 и 1338 гг. карелы выступали как союзники шведов, поскольку карельская знать боролась с все усиливающимися попытками Новгорода ограничить ее самостоятельность.

В свете этого можно предположить, что Тиверский городок, так же, как и в случае с Кякисалми, шведы могли захватить и сжечь во время похода 1294-95 г. Известно, что до завоевания Западной Карелии шведами на месте будущего Выборгского замка и в Кякисалми были уже карельские укрепления. Несомненно, таковое существовало и у Тиверских порогов. Последние раскопки в Приозерске показали, что первоначальное поселение в устье Вуоксы возникло задолго до его первого упоминания в летописи; нижний строительный горизонт здесь датируется самое позднее первой половиной XIII в. (Saksa, Kankainen, Saarnisto, Taavitsainen 1990: 65-68: Saksa 1992: 16-17. 1998: 116-125; Kankainen, Saksa, Uino 1995: 41-47; Uino, Saksa 1997: 262-269; Сакса 1999: 196-204). Раскопки на Замковом дворике в Выборгском замке 1980-х гг. показали ту же картину; на острове задолго до основания шведами замка существовало древнее карельское поселение. Время его активного функционирования приходится на XIII в., к которому относятся карельские и другие вещи из слоя (Tjulenev 1982: 25-33; 1983: 79-86; Тюленев 1984: 118-125; 1995: 15-18, 68-70, рис. 3-5). Как в Кякисалми-Кореле, так и на Тиверском городке есть находки старше эпохи крестовых походов (1050-1300 гг.). Эпоха крестовых походов, точнее, XIII в., во всех этих трех случаях с «вуоксинскими» поселениями является той временной границей, ниже которой находятся расположенные в выгодном месте поселения с не вполне четко определяемыми функциями, как в случае с Тиверским городком (Кочкуркина 1981: 60), либо временный лагерь или место сбора воинов (в случае с Корелой) (Кирпичников 1979: 54), а выше – укрепленное карельское торгово-ремесленное поселение. Т. Швиндт также предполагал, что на месте Тиверского городка в его южной части существовал предшествующий поселению могильник, часть которого сохранилась под валом, но не нашел поддержки у коллег (Schwindt 1893: 98). С.И. Кочкуркина считает это вряд ли возможным (1981: 36). Последние раскопки в Кореле принесли новые данные к продолжению дискуссии по этому вопросу. Существует большая доля вероятности, что на острове, до того как в XIII в. было построено карельское укрепление Кякисалми (с 1310 г. Корела), в эпоху Меровингов и викингов существовал могильник (подробнее об этом см. в разделе о Кореле (Корельском городке) (Saksa 1992а: 5-17; 1998: 109-125; Сакса 1999: 197-204).

Между Тиверским городком, Кякисалми-Корелой и Выборгом, помимо того, что они находятся на островах, есть общее и в том, что они сформировали в XIII в. единую цепь укреплений, которая сделала Вуоксу внутренней карельской артерией, осью, на которой формировалась Карельская земля. В этой системе все же было одно слабое место, а именно: тот, кто сумел бы завладеть ими, получал контроль над всей Карелией. Это хорошо понимали шведы, отправившиеся в 1294-95 г. из только что отстроенного Выборгского замка завоевывать восточную часть Карельской земли.

В источниках ничего не говорится о судьбе Тиверского городка во время похода 1294-95 гг. и в последующее время. Это, однако, по нашему мнению, не может быть достаточным основанием для утверждения, что укрепленного поселения на острове в то время еще не было. Новгородская летопись лишь отмечает под 1295 г., что шведы поставили город в Кореле, а новгородцы его «розгребоша» (НПЛ 1950: 32-93). Шведская хроника Эрика рассказывает о захвате крепости в устье Вуоксы как об одном из эпизодов сражения за Карелию (Рыдзевская 1978: 112). Как для шведов, так и для новгородцев стратегически важными были оба устья Вуоксы (западное и восточное) и защищавшие их укрепления (Выборг и Кякисалми-Корела). Вокруг борьбы за обладание ими и разворачиваются известия хроник.

Есть основания предполагать, что восстановление и укрепление Тиверского городка произошло, как и в случае с Кякисалми, после шведского похода и, вполне вероятно, не без помощи новгородцев – еще одна параллель в судьбе обоих рассматриваемых пунктов. Вал Тиверского городка – его древнейшую часть – можно относить в свете сказанного выше к периоду конца XIII – начала XIV вв. Второй этап укрепления острова мог бы произойти в предшествующее подписанию Ореховецкого мирного договора время, когда борьба между Новгородом и Швецией в бассейне Невы, на Ладоге и в Карелии усилилась (шведский поход в Ладогу 1317 г., безуспешная попытка захватить Корелу в 1322 г., постройка новгородцами крепости на Ореховом острове в истоке Невы в 1323 г.).

Что касается каменной стены, то следует учитывать, что в «Списке русских городов, дальних и ближних», относящемся к 1390-х гг., Тиверский городок уже назван (Кирпичников 1984: 145; Кочкуркина 1981; Тихомиров 1952: 225). В 1404 г. Новгород передал смоленскому князю Юрию 13 пригородов, в числе которых значился и Тиверский (Материалы… 1941: 89). Стало быть, к концу XIV в. он достиг статуса города (града) и должен был иметь укрепления по всему периметру острова. Все перечисленные выше события в той или иной мере могли повлиять на строительство и расширение укреплений. По мнению А.Н. Кирпичникова, основание городка могло состояться в конце 1330-х гг., когда Корелой управлял Валит-корелянин, с чьим именем легенда связывает строительство на севере первых каменных укреплений. Не исключается возможность отнесения времени основания Тиверского городка и ко второй половине XIV в. (Кирпичников 1984: 145-146). О строительстве какой-то крепости карелами в XIV в. также свидетельствует упоминание летописи под 1375 г. о строительстве корелой семидесятской нового городка (Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 50-51). Поскольку все же понятие «семидесятская корела» не расшифровано, локализация упомянутого в летописях городка затруднительна. Тиверский городок, по всей видимости, был разрушен во время упомянутого в летописи под 1411 г. шведского похода (НПЛ, 402-403; Кочкуркина 1981: 59; Кирпичников 1984а: 145).

Деревня Ивасканмяки располагалась напротив пос. Ряйсяля (Мельниково) на противоположном берегу Вуоксы (рис. 13, 17-18; 46, 1). Здесь на месте дома Хайконена (№ 17) и вблизи его было найдено много древних вещей, часть из которых поступила в 1877 г. в Национальный музей Финляндии: пять овально-выпуклых фибул типа Н (ПВ: 2а, b (1922: 417), ПВ2b (1922: 418), IA (1922: 419), IB (1922: 20), одна испорченная огнем (1922: 421), одна типа К (1922: 422)), наконечник ножен ножа типа III с акантовым орнаментом (1922: 423), бронзовая рукоять ножа (1922: 424), бронзовая копоушка типа I: 1а (1922: 425), бронзовая игла от фибулы (1922: 426), побывавшая в огне бронзовая пронизка типа I: 2а (1922: 427), два наконечника копий типа Е по Петерсену (1922: 428, 429). По рассказам местных жителей, на этом же холме были найдены топор, наконечник копья, ружейный ствол (?), серебряная монета, рукоять ножа и овально-выпуклая фибула. В 1884 г. Т. Швиндт привез в музей найденную на холме пешню (2298: 162). На месте Швиндтом отмечено наличие черной земли и камней (Schwindt 1893: 95-96; Nordman 1924: 153; Uino 1997: 303; Saksa 1998: 96).

В этой же деревне у дома Оллинахо (№ 18) в 1894 г. была сделана находка, указывающая на возможную женскую могилу: две овально-выпуклые фибулы типа C2/1b, кольцевая фибула, бронзовое кольцо, 13 бронзовых бусин, две пронизки с двумя привесками типа I: 2, шесть бубенчиков и шесть бронзовых спиралек, бронзовая рукоять ножа и лезвие ножа, кусок кремня (3130: 10-17). Ранее на этом месте были найдены серебряная фибула и наконечник копья (Nordman 1924: 153; Uino 1997: 303-304; Saksa 1998: 97).

Значение вещевых находок в деревне Ивасканмяки, несмотря на их случайный характер, велико именно потому, что они дополняют картину развития населения и его культуры на этой части территории древней Карелии в эпоху крестовых походов. Среди этих вещей есть овально-выпуклые фибулы, которые неизвестны в материалах могильника Тонтинмяки (Ховинсаари), так же как и на Тиверском городке, что означает, что они представляют свой узкий период в рамках эпохи крестовых походов. Аналогии им все же находятся в других местах.

Овально-выпуклые фибулы типа H/IIВ: 2а, b (варианты) найдены в Саккола Нойсниеми (1922:410), Миккели Тууккала (2481:40,170,172,189,190), Ряйсяля Тиури (4661: 3), Саккола Лапинлахти (Паямяки-1931) (9415: 1), Муола Канниланйоки (9454) и Салла Каллунги (13687). Фибулы типа H/IIВ: 2b происходят из Куркиёки Терву (2011: 14), Миккели Тууккала (2481: 38, 46, 298, 337, 339) и Висулахти (13769: 88), Хиитола Кильпола (5418: 19) и из неизвестного места (2705: 1). Фибулы типа H/IA найдены в Миккели Тууккала (2481:41,42) и Саккола Лапинлахти (миниатюрная) (4636: 2). Фибулы типа H/IB, помимо Ивасканмяки, найдены также в Холлола Кирккай-ланмяки (10048: 1, 2) (Lehtosalo 1966: 35-38).

Аналогии овально-выпуклым фибулам типа C2/1b известны лишь в Миккели Висулахти (13769: 97, 98) (Linturi 1980: 30). Фибуле типа К нет аналогий, поскольку экземпляр из Ряйсяля Ивасканмяки является единственным в своем роде (Ailio 1922: 60).

Копоушкам типа I: 1а аналогии находятся в Саккола Патья (10817: 43) и Миккели Тууккала (2481: 81), пронизкам типа I: 2а – в Каукола Кекомяки, мог. 1 (2489: 71, 79, 93) и в Ховинсаари Тонтинмяки, мог. 3/1883 (2491: 66), а ножнам типа III в Каукола Кекомяки, мог. 1 (2489:169,170), Саккола Лапинлахти (Патья) (10817: 36) и Миккели Тууккала (2481: 167).

Рис. 51. Аналогии находкам украшений из Ивасканмяки (Халконен) (пункт 10) в Карелии и Саво

Пик распространения аналогий вещам с участка у дома Хайконена приходится на район Миккели (14 аналогий). В Каукола Кекомяки только из одной могилы 1 происходят пять находок. Четыре аналогии найдено в Саккола Лапинлахти. В остальных перечисленных выше местах известно по одной аналогии (рис. 51, 1). Аналогии фибулам из находки у дома Оллинахо происходят из могильника Миккели Висулахти (2 экз.). Пронизки типа I: 2 из этой же находки встречены во многих карельских грунтовых могилах: Каукола Кекомяки-1 (2489: 71, 79, 93) и Кекомяки-5 (2595: 21, 32), Ховинсаари Тонтинмяки-1/1886 (2491: 16), —3/1886 (2491: 66), Ряйсяля Ивасканмяки (1922:427), Саккола Паямяки-1931 (9415: 5,6), Саккола Патья-1937 (10710), Патья (10817: 27), Рауту Лейникюля (10691:4). В Восточной Финляндии подобные пронизки найдены в Миккели Тууккала (2481: 337, 340; 2481: 55, 61) и Лаппээ Каускила (1 экз.). Бронзовые бусы и кольцевидные фибулы были распространены в рассматриваемое время на широкой территории Восточной Прибалтики и Северо-Запада России.