Текст книги "Древняя Карелия в конце I – начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли"

Карелы на севере Финляндии

Важнейшим и традиционным направлением торгово-экономической деятельности карел было северное. О деятельности карел на Севере уже в эпоху викингов существуют свидетельства древнескандинавских источников (Бубрих 1947: 17, 31; 1971: 17; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 99-132; Сакса 2007: 334-335). Древнейшее упоминание находится в изданной на латинском языке «Истории Норвегии» (1170 г.) в ее географической части (Historia Norvegiae 1880: 74-75). В ней упоминаются проживающие на юго-восток от Норвегии языческие племена карел, квенов, рогатых лапландцев и обеих Биармий (Julku 1986: 81-86). В саге об Олаве Святом (начало XIII в.) в рассказе о поездке ярла Свейна под 1015 г. упоминается находящийся на востоке Кирьялаланд, откуда можно было попасть в Древнюю Русь. Кирьялаланд упоминается также в сборнике саг «Красивая кожа» (около 1220 г.), в котором рассказывается о норвежских королях до 1177 г. включительно (Farskinna 1902-1903: 154).

Рис. 118. Сигнальные огни на возвышенностях.

Из книги Олауса Магнуса «История народов Северных стран» (1555 г.)

О завоевании Кирьялаланда рассказывается во фрагменте саги об Олаве Святом Снорри Стурлусона, посвященном деяниям конунга Упсалы Эйрика (около 1230 г.) (Sturlason 1945: 115-116). Упомянутый в саге военный или даннический поход Эйрика произошел в 850-е или 860-е гг. (Nerman 1914: 19; 1929: 50-51). В известной саге Эгиля Скаллагримссона рассказывается, в частности, о столкновении квенского вождя Фаравида и предводителя норвежцев Торольфа Квелдунсона с карелами, которое произошло, когда квены совместно с норвежцами прошли через Финмаркен в землю карел (Карьялаланд), где и победили карел в сражении. Несколько позднее произошел еще один совместный с норвежцами зимний поход квенов на карел (Egils-saga… 1809: 56-59, 68, 69; Julku 1986: 72-78). Написанная около 1200-1230-х гг. сага рассказывает о событиях конца IX – X вв. Походы Торольва в Финмаркен, Квенланд и Кирьялаланд относят к 880-м гг. (Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 107-112). Речь с другой стороны может идти о переносе в саге более поздних событий во времена Харальда Прекрасноволосого (Рыдзевская 1934: 512-513; Anthoni 1948: 1-12; Häme 1979: 75-77; Gallen 1984: 252-253; Julku 1986: 76-77; Pöllä 1988: 81-85).

Перечисленные выше сведения сопряжены с рядом исследовательских проблем. Все занимающиеся рассмотрением саг исследователи исходят из того, что упомянутые в источниках в связи с их пребыванием в Финмаркене и проживающие рядом с квенами и финнами (читай, лопарями) карелы (kirialar, kirjalar) пришли к устью Ботнического залива и в Финмаркен с Ладоги, места своего постоянного проживания. Считается очевидным, что древние карелы были единой этнической группой. Проблема же состоит в том, что на исходной территории карел не известен карельский археологический материал ранее XII в.

Рис. 119. Карта Северных стран (фрагмент).Из книги Олауса Магнуса «История народов Северных стран» (1555 г.)

На наш взгляд, проблему можно попытаться разрешить с другой стороны, а именно – используя сам этноним кирьялар (kirjalar). Что он мог значить для скандинавов в эпоху викингов и раннее Средневековье? Нет сомнений, что Кирьялаланд была заметной и важной частью известной в то время скандинавам территории между Скандинавией и Древней Русью. Она располагалась рядом с Квенландом, Биармией и Финляндом. Туда можно было попасть морем (ярл Свейн) и по земле (Фаравид и норвежцы). Привлекает внимание повторяющееся в источниках известие, что карел застигали «на горе». В этой связи следует вспомнить толкование Бубрихом этнонима «кирьялар» как производное от балтийского слова гирья, гарья – гора, лес (Бубрих 1947: 17, 31; 1971: 17). Карелы, следовательно, жили на горах. Наличие гор на Севере, на которых зажигались сигнальные костры, документируется сведениями в «Истории народов Северных стран» Олауса Магнуса (Olaus Magnus (перевод на финский) 1973: 62-63) (рис. 118). Или речь в данном случае идет о карельских городищах на возвышенностях линнавуори в Северо-Западном Приладожье? В какой степени также можно говорить о этнически «чистых» карелах? Можно предположить, что на раннем этапе освоения северных территорий в этом процессе наряду с карелами участвовали и бывшие за пределами этого этноса люди. Речь могла идти о направленных из конкретных мест торговых поездках и сборе дани с лопарей в Финмаркене. Нет достаточных оснований полагать, что уже в это время у древних карел могла быть значительная группа постоянно проживающего на Севере населения (см. напр.: Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 102). Учитывая формы деятельности на этой территории норвежцев и кульфингов (kulfingar), у карел для успешной торговой деятельности и сбора дани среди местного населения должна была быть подобная организация, то есть хорошо снаряженные вооруженные отряды. Своей проблемой было сохранение собранных шкурок. Это можно было осуществлять лишь на хорошо защищенных труднодоступных возвышенностях (Сакса 2007: 334-335). В этом смысле заслуживает внимания упоминание в саге об Эгиле о том, что после победы над норвежцами и квенами карелы в качестве трофеев получили большое количество различных ценных мехов: горностая, бобра, соболя, куницы и других (Egils-saga… 1809: 56-59, 68-71; Julku 1986: 72-76; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 107-112).

Освоение богатств Севера и его заселение могли происходить по той же модели, что и в самой Карелии в IX-X вв. (Saksa 1994а: 32-38; 1994b: 98-100; 1998: 203; Сакса 2007: 335). На первом этапе в этом процессе участвовали прибывшие извне активные элементы, деятельность которых ограничивалась наиболее выгодными формами, а именно – сбором дани и меновой торговлей с местным населением (рис. 120). Часть местного охотничьего населения оказывалась вовлеченной в эту деятельность, затем возникают опорные пункты и очаги постоянного населения. Часть принадлежащих пришельцам предметов – предметов вооружения, охоты и украшений – переходит в руки местного населения, после чего их и без того нечеткий этнический фон археологически практически не выявляется.

Карельская торговля пушниной и европейские рынки

Карелы, стало быть, участвовали в качестве важных посредников в европейской пушной торговле еще до рождения собственно карельской культуры во второй половине XII – XIII вв. Также и территория древней Карелии была уже известна как заселенная карелами область. За пушнину приобретались мечи, наконечники копий, топоры и украшения. Они были либо западноевропейские (оружие), либо скандинавские, западно-финские или общебалтийские (украшения). Из последних наиболее популярными были массивные ладьевидные бронзовые браслеты (Nordman 1924: 119-121, Fig. 97-100; Kivikoski 1937: 238-240; 1973: 101-102, Abb. 736, 740; Сакса 2007: 335). Во второй половине эпохи викингов увеличивается количество общебалтийских и западно-финских украшений в материале находок: общепризнанными становятся различные подковообразные фибулы, шейные гривны и равноплечные фибулы (Kivikoski 1973: 93-97, 99-100, Abb. 679, 690, 692, 696, 704, 705, 727, 728).

Рис. 120. Меновая торговля на Севере.

Из книги Олауса Магнуса «История народов Северных стран» (1555 г.)

О торговле карел на европейских рынках, и, в частности, на новгородском направлении говорят монетные и вещевые клады XII в. По своему составу карельские монетные клады близки древнерусским, что подтверждает, что Карелия была частью монетного обращения Древней Руси. Монетное серебро поступало в Приладожскую Карелию с юга, через Старую Ладогу и Новгород (Nordman 1921: 91-92; Потин 1968: 16, 140-141, 149, 167; Talvio 1979: 17-18; 1980:174; Kirkinen 1994:30-35). С другой стороны, о связях с Западом свидетельствует материал клада из в Хейнйоки Ристсеппяля, содержавший исключительно монеты с территории Германской империи, большей часть фризские (Nordman 1942: 288-293; Talvio 1979: 13-14, 16).

Рис. 121. Пушная охота на Севере.

Из книги Олауса Магнуса «История народов Северных стран» (1555 г.)

Рис. 122. Ловля лосося на Севере.

Из книги Олауса Магнуса «История народов Северных стран» (1555 г.)

Расположенные на севере территории Внутренней и Северной Финляндии входили в зону стратегических интересов карел и в эпоху крестовых походов (1050-1300 гг.). Их активность в Финмаркене в XIII-XIV вв. подтверждается уже разнообразными письменными источниками, в том числе договорами и переговорами между Новгородом и Норвегией об обложении данью лопарей на спорных территориях. Необходимость проведения переговоров была обоснована нападениями норвежцев и финнов на карел (жалоба новгородских представителей) и, соответственно, утверждения норвежских посланников о нанесении карелами ущерба финнам и норвежским представителям (Kirkinen 1963: 83; 1970: 34-35; Рыдзевская 1970: 323-327; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 113-114). Переговоры завершились в 1252 г. подписанием мира (Antiquites russes…, t. II, 1852: 493-494). Позднее, в 1326 г., договор был продлен (Шаскольский 1945: 38-61; 1970: 63-71; Kirkinen 1970: 34; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 113-116). Сведения о военных походах карел в Северную Норвегию в 1270-е – начале 1300-х гг. содержатся и в исландских источниках (Islandske Annaler… 1888; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 116-119). Кирьяланд упоминают также древнескандинавские географические сочинения XIII – начала XIV вв. (Апtiquites russes…, t. II, 1952: 447; Мельникова 1986: 92-101; Кочкуркина, Спиридонов, Джаксон 1990: 119-122).

Археологические следы пребывания карел известны в Шведской Лапландии, где в материале жертвенных мест среди разнообразных украшений и их обломков находится много вещей из Ладожской Карелии и даже более отдаленных восточных областей, как то: овально-выпуклые и подковообразные фибулы, обломок бронзовой рукояти ножа и др. (Arne 1914: Fig. 59; Serning 1956: bild. 1). В Северной Финляндии насчитывается около 200 находок вещей позднего железного века, большей частью из Суомуссалми, Куусамо и Салла (Huurre 1983: 327-328, 432; 1986: 129). Клады серебряных вещей и монет найдены в Юлиторнио (вещевой), Куусамо (два вещевых (Таваярви, Лямся) и один монетный XI в. (Куусамо)), Инари (вещевой), Салла Аатсервайнен (монетно-вещевой с весами и гирьками начала XII в.) (Salmo 1948: 37-39). Среди случайных находок господствуют подковообразные фибулы (около 30 экз.) всех популярных в Х-XIII вв. типов (Huurre 1983:350-358; 1986:134-146). Об их «национальной» принадлежности практически ничего не известно; аналогии находятся в Скандинавии, Прибалтике и на территории Древней Руси, где эти предметы имели широкое употребление, приобретя тем самым интернациональный характер. Этнически определимыми являются четыре скандинавские скорлупообразные фибулы IX-X вв., четыре карельские овально-выпуклые фибулы и две западнофинские круглые выпуклые фибулы. Две зооморфные подвески и серебряное височное кольцо происходят из древнерусских областей.

Клады серебра представляют большой интерес с точки зрения пушной торговли на Севере. Наиболее типичными для них предметами являются подковообразные фибулы с плоскими головками и фибулы с тонкой плоской дугой, плетеные из нескольких дротов шейные гривны, цепочки, плоские, в том числе топоровидные подвески, круглые тонкие выпуклые фибулы. Этот набор серебряных предметов еще и потому интересен, что подобные изделия находятся в кладах Эстонии, Карелии и Северо-Запада России. Следовательно, ценность этих предметов хорошо представляли во всех примыкающих к Балтийскому морю областях. Также следует отметить, что эти вещи найдены только в составе кладов и место их производства не выявлено. На Севере эти изготовленные из серебра украшения были, по-видимому, по большей части символами социального авторитета. На этой территории, где основным богатством, объектом торговли и средством обмена были шкурки пушных животных, эти серебряные изделия не могли иметь такого значения, как в земледельческих районах, население которых лучше понимало именно их материальную ценность (Сакса 1990: 83-87; Saksa 1998: 204; Сакса 2007: 335-337; см. также Olaus Magnus (перевод на финский) 1973:49-50). Наряду с кладами серебра об интенсивности пушной торговли в позднем железном веке и раннем Средневековье говорит большое количество находок наконечников копий (13 экз.), топоров (около 50 экз.) и наконечников стрел (около 30 экз.), все из которых представляют самые лучшие, и имевшие большую популярность в Балтийском регионе формы. Оба найденных в Северной Финляндии меча являются западноевропейскими. Среди этих предметов вряд ли можно выделить привезенные именно карелами еще и по той причине, что, вероятнее всего, у карел были такое же снаряжение и набор товаров, как и у остальных участников пушной торговли. Можно предположить, что и формы украшений определялись более вкусами местных женщин, а не этническим происхождением торговца.

На основании анализа находок можно все же сделать вывод, что рассматриваемые северные пушные районы осваивались в эпоху викингов из различных центров. Для нас в данном случае важно констатировать, что эти районы и их ресурсы стали важной составной частью европейской экономической системы раннего Средневековья. Освоение Севера происходило не в форме обычной колонизации, а служило интересам европейской торговли, в более позднее время – удовлетворению социально-экономических и политических потребностей зародившихся государств и их знати. В эпоху государственности на смену обменной торговле и грабительским походам пришли регулярный сбор налогов и межгосударственные соглашения о разделе территорий. С другой стороны, как отмечают письменные источники, еще в XIII-XIV вв. находилось место и грабительским походам.

Свидетельством пребывания карел в бассейнах рек Кемийоки и Торнионйоки являются указывающие на Карелию топонимы (Vahtola 1980: 559-560; 1986: 82-119). Наиболее известное свидетельство о поездках карел на Север – это описание Ноусиа Рюсся (русский) карельского пути из Кексгольма в Оулу в Эстерботнии, сделанное им в 1556 г. фогту Турку Симо Туоманпойке и Якко Тейти, которое они и изложили в своём отчете. На маршруте этого пути найдено значительное количество находок вещей позднего железного века, в том числе и в Северной Карелии (Lukkarinen 1917: 1-7; Könönen, Kirkinen 1969: 37-41, kuv. 15).

Карелы постоянно проживали в Эстерботнии, во всяком случае, уже начиная с XIV в., что видно из известия 1345 г., согласно которому епископ Турку Хемминг крестил проживающих в Торнио карел в католическую веру (Гадзяцкий 1941: 174; Kirkinen 1976: 29). 1365-м г. датируется сведение о том, что «северные карелы» совершали торговые поездки не только в Улвила, Або и Стокгольм, что было им разрешено, но также в Ревель и другие запрещенные места (Гадзяцкий 1941: 173). Ситуация изменилась в XIV в., когда в результате происходивших в районе Оулу сражений новгородцев со шведами побережье Эстерботнии осталось за Швецией (Kirkinen 1976: 26-31). Карельские интересы в Эстерботнии приняты во внимание и при составлении Ореховского мирного договора. Это следует из того, что все четыре упомянутых в его тексте пограничных пункта между Саво и Эстерботнией находятся на водных путях, что должно было, по мнению финского историка X. Киркинена,

Карелы во внутренних областях Финляндии

Уже сам факт того, что территория современной финской провинции Северная Карелия по Ореховскому мирному договору 1323 г. осталась за Новгородом, свидетельствует, на наш взгляд, что она входила в состав Новгородской карельской земли (рис. 117). К сожалению, в тексте договора ничего не говорится о жителях приграничных областей, а лишь о линии границы, использовании земель и вод, перебежчиках, безопасности торговцев на воде и на суше. Из этого документа и других источников XIV в. как, к примеру, мирного договора 1326 г. Новгорода с Норвегией и древнерусских летописей, становится очевидным, что обширные северные области вплоть до Кольского полуострова были карельской промысловой зоной (Kirkinen 1963: 83; 1970: 34-35; Saksa 1998: 205; Сакса 2007: 338-342). Договор 1256 г. Александра Невского с норвежцами был заключен после походов 1223 и 1226 гг. новгородцев и карел против Норвегии и по «старому миру». В берестяных новгородских грамотах XIV и начала XV вв. встречаются упоминания о карелах, которых послали на Каяно море (№ 286), но в случаях, когда упоминаются географические названия или деревни: Погоская, Кюлолаская и Кюрьеская корила (№ 248) или проживающие в Лайдиколе, Калинитце и Куроле карелы (№ 278) (Арциховский, Борковский 1963: 104, 112; Янин 1975: 66-67), становится ясным, что они располагались в Приладожской Карелии. Кюлаский (или Кюлолакский) и Кюрьеский (или Кирьесский) погосты упоминаются в ряде древнерусских летописей в рассказе о походе 1395 г. шведов в Карельскую землю (Материалы по истории Карелии… 1941: 89). В ряде случаев упомянутым в берестяных грамотах деревням близкие соответствия находятся в переписной окладной книге Водской пятины 1500 г.: Королья = Каарлахти в Каукола и Ладикола = Лайкала в Куркиёках (см.: Ronimus 1906: 21, 38). Отраженные в берестяных грамотах события во внутренних областях Карелии – это главным образом пограничные стычки между карелами и саволаксами (№ 248, 286, 249) (Арциховский, Борковский 1963: 72-76, ИЗ; Kirkinen 1964: 141; 1976: 31-32). В берестяных грамотах упоминаются насильно отобранные товары и рыба, но в то же время отсутствуют известия о сожженных или разграбленных деревнях, продуктах сельского хозяйства, домашнем скоте. Создается впечатление, что в Северной Карелии в XIV в. еще не было постоянного деревенского расселения или, во всяком случае, деревень не было в области пограничья между Швецией и Новгородом. С другой стороны, пребывание здесь карел представляется постоянным, хорошо видимым в источниках явлением. Какие-то опорные или контрольные пункты должны были существовать, во всяком случае, после заключения мирного договора.

К началу XIV в. у карел были уже серьезные позиции, помимо Эстерботнии (Похьянмаа), также и в Двинской Карелии. В это же время принадлежавшие Новгороду северные части Саво и Карелии были заселены, по-видимому, редким лопарским населением и могли интересовать карел лишь с точки сбора дани с лопарей и транзитного прохода к Ботническому заливу (в Эстерботнию) и Белому морю (Двинская Карелия и Кольский п-ов) (рис. 117, 119). Происходящие с этой территории археологические материалы характеризуют ее как зону промысловой деятельности. Охотники эпохи Меровингов оставили в память о себе по одному наконечнику копья и стрелы и два каменных блоковидных кресала в Северной Карелии и уже тринадцать такого же типа изделий в Саво. К эпохе викингов в Северной Карелии относится уже восемь находок: три наконечника копий, четыре топора и одна круглая фибула. В Саво к этому же времени можно отнести 34 вещевые находки, из которых принадлежащими промысловым охотникам можно назвать 27 предмета. В это время в Саво появляются первые могильники. В эпоху крестовых походов (1050-1300 гг.) в Саво в районе г. Миккели возникает поселенческий центр (Kirkinen 1987: 83-89; Lehtosalo-Hilander 1988: 190-224; Uino 1997:172-174; Saksa 1998:167-172, 206; Сакса 2006:143; 2007: 338-340).

В Саво известны также многочисленные культовые камни с выемками, два центра концентрации которых находятся в районе Савонлинна и Керимяки. Рядом с ними сделано на удивление мало находок железного века, в то время как в Западной Финляндии и на Карельском перешейке они, как правило, располагаются на древних могильниках или по краям древних полей (Äyräpää 1942: 179-208; Sarmela 1970: 147-154; Huurre 1971: 32-36; Simola, Grönlund, Huttunen 1984: 12-25; Saksa 1985b: 81-83; Uino 1997: 90-100). В Саво большая часть жертвенных камней находится на берегах озер или проливов, рядом с заливами, даже на островах (Saksa 1998: 206).

О заселении Саво рассказывают также городища, которые известны в районах Миккели, Пуумала, Сулкава и Тайпалсаари (Taavitsainen 1990а: 237-238). В южной части этой исторической области в эпоху крестовых походов возникает зона постоянного населения, границы которой на севере проходили по линии Пиексамяки-Иоройнен, на западе по линии Кангасниеми-Мянтюхарью, на юге по линии Лаппеенранта-Иоутсено-Иматра-Руоколахти и на востоке восточнее Савонлинна. Центром этой зоны был поселенческий центр в районе Миккели, откуда и началось освоение близлежащих таежных территорий. В финской Южной Карелии поселенческий центр возник в районе Лаппеенранта Каускила, где был исследован грунтовый могильник эпохи крестовых походов и раннего Средневековья (Salo 1957: 35-55; Hirviluoto 1984: 90-95).

В Северной Карелии количество находок не увеличивается и в эпоху крестовых походов. Два топора карельского типа найдены в Нурмексе и один в Тохмаярви. Две карельские овально-выпуклые фибулы найдены в Мекри-ярви и Липери и одна, возможно, в Китээ.

Северная Карелия, таким образом, в эпоху крестовых походов стала пограничной зоной между наступающим населением из Карелии с одной стороны и Саво – с другой. С ее северо-западной стороны в районе Куопио, Маанинга и Вехмерсалми найдено несколько вещей позднего железного века, что отмечает направление освоения этой зоны. Историки установили, что сельскохозяйственное население пришло в Северную Карелию из Ладожской Карелии (Гадзяцкий 1941; Kuujo 1958b; Kirkinen 1970; Saloheimo 1971).

Начавшееся в позднем железном веке освоение карелами пушных ресурсов Севера, как мы выяснили, продолжилось в эпоху крестовых походов и раннем Средневековье. С укреплением позиций карел в Эстерботнии и Двинской Карелии масштабы сбора дани у лопарей и возможности пушной торговли увеличились. Роль карел в качестве посредников в европейской пушной торговле сохранилась и упрочилась.