Текст книги "Древняя Карелия в конце I – начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли"

Карелия и Саво в эпоху крестовых походов

Изменения в расположении могильников и распространении других древних находок с наступлением новой эпохи крестовых походов требуют объяснения. Принято считать, что выбор места для поселения в рассматриваемую эпоху в значительной мере зависел от природных условий. Могильники района Миккели располагаются в глубине наиболее западного залива Саймы на перекрестке водных и сухопутных путей и, с другой стороны, в благоприятной для развития земледелия зоне (Huurre 1984: 314-315; Lehtosalo-Hilander 1988: 223; Taavitsainen 1990b: 96-97, 100-102; Orrman 1991: 7-10; Kirkinen 1994: 19-25; Saksa 1998: 169; Сакса 2006: 141-152). Выяснено, что в районе Миккели в позднем железном веке занимались подсечным земледелием, животноводством, охотой и рыболовством (Lehtosalo-Hilander 1988: 199-204; Kirkinen 1994: 21). Наиболее раннее свидетельство занятий земледелием обнаружено в образце донных отложений, взятом в заливе Каттиланлахти вблизи Миккели. Это пыльца ржи, которая датируется временем около 1100 г. и. э. Непрерывное, постоянное занятие земледельческой деятельностью на этой территории фиксируется с 1280-х гг. (Simola, Grönlund, Uimonen-Simola 1988: 30, taulukko 2).

Какое же население оставило эти могильники и стоит за следами этой хозяйственной деятельности? Другими словами, как следует трактовать наглядно проявляющийся в археологическом материале позднего железного века района Миккели отчетливый карельский облик культуры, и даже на таких могильниках западнофинского типа, как Кюхкюля и Мойсио Латокаллио? В какой степени на основании археологического материала можно утверждать о переселении части населения из Приладожской Карелии в Восточную Финляндию в район Миккели? Насколько сильным было это карельское влияние, и к какому времени оно относится?

Лехтосало-Хиландер считает, что на могильниках района Миккели лишь начиная с середины XII в. выявляются могилы с отчетливым карельским влиянием (Lehtosalo-Hilander 1988: 223). В этой связи следует обратиться к рассмотрению поселенческой ситуации на это время на исходной территории, на Карельском перешейке и в Северо-Западном Приладожье. Необходимо в первую очередь отметить, что именно в это время формируются отчетливо структурированные поселенческие центры корелы, складывается именно та культура карельских грунтовых могильников и поселений (селища, городища), которая известна нам по раскопкам последней четверти XIX – XX вв. В силу различных отмеченных нами выше факторов, происходящих от геологической истории региона, его географического положения и сложившейся в Восточной Прибалтике исторической ситуации, у населения Карельского перешейка, главным образом долины Вуоксы, а также Северо-Западного Приладожья (Куркиёки, Сортавала) в XIII-XIV вв. возникли новые возможности экономического развития с опорой на развитое земледелие, рыболовство и торговлю, в том числе и мехами. Это развитие неминуемо должно было привести к увеличению количества населения, проживающего на достаточно ограниченной территории, к демографическому «взрыву». Однако как материал могильников и поселений конца XII—XIV вв., так и более поздние, возникшие на этой территории уже в раннее Средневековье новые поселения свидетельствуют, что какого-либо заметного поселенческого кризиса не произошло, поскольку свободного места и хороших земледельческих угодий и земель было достаточно и новым поколениям. Проживающее на ограниченной территории одной или нескольких связанных между собой деревень население с развитым хозяйством и промыслами, позволяющими обеспечить приемлемые условия существования, естественно имело большие возможности для реализации своих потенциальных возможностей, в том числе и в области культуры. Есть основания говорить о своего рода интенсивном и многопрофильном хозяйстве этого времени.

Отмеченные выше находки карельских вещей в районе Миккели, равно как и возникшие к этому времени грунтовые могильники карельского облика в Тууккала и Висулахти, не могут трактоваться в свете обозначенной выше культурно-исторической ситуации на территории древней Карелии лишь как результат переселения с Карельского перешейка части населения в XII в. Вопрос необходимо рассмотреть и с опорой на хронологию развития в обоих рассматриваемых регионах в достаточно узкий период времени, ограниченный существованием так называемых карельских украшений эпохи крестовых походов (1050-1300 гг.). Важным представляется определить, на какое время приходится начало карельского влияния в Саво, возможно ли, что оно относится к предшествующему времени расцвета карельской культуры (XII – начало XIV вв.) этапу, то есть ко времени лишь случайных находок вещей формирующихся карельских типов, когда они еще не составляли традиционного погребального убора. Какие из ранних карельских украшений в районе Миккели были самыми ранними и как в последующем происходили контакты в области материальной культуры между двумя сопоставляемыми территориями? На какой момент в Саво возникло самостоятельное (на уровне сельских общин) производство ставших популярными украшений? В чем и как, помимо уже отмеченного в литературе (Lehtosalo-Hilander 1988: 223-224), проявляются различия между культурой карельского типа и собственно классической культурой исторической Карелии? Проявляется ли и в материале эпохи крестовых походов в Саво происшедший в Карелии в XIII в. подъем культуры? Количество и значимость вопросов определяются многими причинами. Это и слабая изученность, проявившаяся в упадке интереса к этим проблемам в последние десятилетия, и сам характер материала, требующий почти немыслимых для нашего времени человеческих и материальных ресурсов, и далее вплоть до переориентации общественных интересов, организации научной деятельности в профильных институтах, наконец.

Результаты детального анализа находок карельских украшений из области Саво (Миккели, главным образом) и сопоставление их с материалом из раскопок в Карелии представлены на таблице XII.

Детальный типологический анализ всего комплекса находок украшений карельских типов наглядно свидетельствует, что население района Миккели в эпоху крестовых походов выработало свой вариант карельской культуры со своим отчетливым отпечатком, со своими местными особенностями. На данном этапе исследования нет достаточных оснований полагать, что «карельский» облик культуры населения рассматриваемой территории привнесен исключительно переселенцами из Приладожской Карелии в благоприятные для хозяйственного освоения районы области Саво в Восточной Финляндии. Как «карельские» формы украшений в Миккели (9 экз.), так и «саволакские» в Карелии (16 экз., из которых 9 цепедержателей типа II: 2) не формируют самостоятельных групп. Речь идет о разновременных вещах различных групп. Местных, «саволакских» вариантов «карельских» вещей в Миккели, в частности, из района Тууккала, известно 46 экз., из которых 14 овально-выпуклых фибул, и к этому 13 экз. из могильника Висулахти. «Общих» украшений карельских типов в районе Миккели найдено 79, из которых 35 представлены овально-выпуклыми фибулами, в Карелии 70, из которых 37 – овально-выпуклые фибулы. Эти находки распределяются территориально и хронологически достаточно равномерно, что может определяться и модой определенного времени на определенные формы украшений (к примеру, крестовидные цепедержатели типа II: 2). Большая часть украшений найдена на ограниченной территории (пронизки, копоушки, ножны ножей, подковообразные серебряные фибулы). Это вещи, в которых более всего проявляются персональные, индивидуальные черты. Среди овально-выпуклых фибул имеются варианты, которые были распространены на ограниченной территории, и формы, обнаруживаемые на значительном расстоянии от исходной территории. На основании имеющихся находок можно утверждать, что именно в конце рассматриваемого периода овально-выпуклые фибулы по типам концентрируются на более ограниченной территории (Lehtosalo 1966: 35-38; Linturi 1980: 114). Карта распространения определенных типов украшений зависит также от таких субъективных причин, как технологическое использование отдельных украшений как моделей, возникновение новых моделей, интенсивность копирования и, наконец, производственная манера литейщиков и рынок сбыта продукции (Tomanterä 1994: 37-49). Есть все основания полагать, что в период подъема в древней Карелии в среде растущего населения и роста его благосостояния потребность в продукции ремесленников существенно возросла.

Рис. 123. Поселенческие центры Карелии и области Саво в XI–XIV вв.

«Карельские» формы вещей в Миккели и «саволакские» в Карелии, так же, как и «общие» для обеих территорий, выявлены на всей населенной к тому времени области в Карелии и Саво и свидетельствуют о регулярных и интенсивных связях между рассматриваемыми областями во все время существования карельской культуры эпохи крестовых походов. Другими словами, речь идет об общей материальной культуре населения древних областей Карелия и Саво. На ее возникновение повлияли те же обозначенные выше факторы. Важнейшими из них являются возникновение постоянных поселенческих центров сельского населения, в которых развивалось основанное на земледелии хозяйство, и отличавшееся своеобразием ремесленное производство (рис. 123).

Вопрос о происхождении носителей этой культуры и о том, в какой мере в ее развитии участвовало местное аборигенное население, остается открытым (см.: Huurre 1984: 311; Lehtosalo-Hilander 1988: 215-216; Kotskurkina 1992: 207-208; Uino 1997: 173; Сакса 2006: 141-152). Посещавшие Карелию и Саво в раннем железном веке с промысловыми целями охотники не оказали существенного влияния на жизнь немногочисленного местного населения. Утраченные ими топоры, наконечники копий и овальные каменные кресала остались отдельными, позднее случайно найденными экземплярами. Они никак не повлияли на формирование местной материальной культуры. Также попытки занятий подсечно-огневым земледелием остались эпизодическими и незначительными. Следы такой деятельности выявляются при палеоботанических исследованиях как прерывистые и, как правило, слабые (Simola, Grönlund, Uimonen-Simola 1988: 28-32; Grönlund, Simola, Uimonen-Simola 1990, 79-85).

События эпохи викингов в бассейне Балтийского моря и, прежде всего, усиление торговой активности, вовлекли в свою орбиту подобные Карелии и Саво регионы, являющиеся к тому времени по своей сути населенными редким аборигенным населением промысловыми землями, находящимися за пределами образованной Скандинавией, Прибалтикой, Древней Русью и Юго-Западной Финляндией культурной области позднего железного века и раннего Средневековья. Начиная с этого времени, в Карелии и Саво начинает ощущаться все в большей степени влияние этих соседних регионов находящихся на более высокой степени развития. У этого влияния были свои региональные особенности, зависимые от географического расположения конкретного региона, его ресурсов, наличия удобных водных путей, общей ситуации в зоне прохождения транснациональных торговых путей. Так, на Ладоге влияние скандинавов наглядно проявляется в Юго-Восточном Приладожье, в то время как в Северо-Западном Приладожье и в целом на территории древней Карелии оно практически не фиксируется. И это при том, что рассматриваемые территории обладают одинаково разветвленной речной сетью, а также богатыми промысловыми ресурсами. Определяющим фактором было направление торговой активности и водных путей.

Начавшийся в эпоху Меровингов в Карелии и Саво процесс формирования поселенческих центров с постоянным населением с наступлением эпохи викингов получил в Карелии особое развитие под влиянием усиления торговой активности в районе бассейна Ладожского озера (Saksa 1994а: 35-38; 1994b: 102-103). Проявившиеся в последующую эпоху крестовых походов различия, в частности, в погребальной обрядности и инвентаре могил и в целом в археологических памятниках обоих сопоставляемых регионов ведут своё начало именно с событий этой эпохи. Наблюдаемое в памятниках IXXI вв. отчетливое западнофинское влияние проявляется в Карелии иным, чем в Саво, образом. Характерные для Карельского перешейка и Северо-Западного Приладожья воинские захоронения первой половины эпохи викингов полностью отсутствуют в Саво. Во второй половине эпохи викингов в Приладожской Карелии господствующим становится обряд погребения на сооруженной на древней дневной поверхности каменной вымостке. В погребальном инвентаре и в случайных находках преобладают вещи западнофинского (из Юго-Западной Финляндии) происхождения. В то же время в Саво погребальный обряд определяется как не устоявшийся, а вещи тяготеют к центральнофинской области Хяме (Huurre 1979: 171; 1984: 311; Lehtosalo-Hilander 1984: 133-135; 1988: 162-79; Taavitsainen 1990a: 71-72; 1990b: 100-102, 116; Kotskurkina 1992, 209; Uino 1997, 172-173; Saksa 1998: 171; Сакса 2006: 141-152).

Сложившаяся в регионе в позднем железном веке ситуация объясняет также и те различия, которые проявляются в погребальном обряде грунтовых могил эпохи крестовых походов района Миккели при сопоставлении с собственно карельскими могилами (см.: Lehtosalo-Hilander 1988: 220-224; Taavitsainen 1990а: 104-107; Saksa 1998: 171; Сакса 2006:141-152). Наиболее наглядными из них являются отсутствие деревянных срубных рам и срубных камер («домиков мёртвых») с коллективными захоронениями на могильниках и предметов вооружения, орудий труда и посуды в могилах. Женщины района Миккели использовали в уборе украшения карельских типов, но составленный из бронзовых спиралек узор был уже своеобразным, местным. На могильнике Тууккала в Миккели погребенные (рассматриваются лишь инвентарные могилы) были захоронены с преобладающей западной ориентировкой (северо-западная в могилах 34-37, 39, 41, западная в могилах 11, 9, 11-13, 22, 26-27, юго-западная в могилах 2-3, 5, 16-17, 31-32, 40), и лишь в одном случае (могила 20) умерший был захоронен головой на восток и в двух случаях (могилы 30 и 42) – на северо-восток. Выделяется могильник Тууккала и наличием, по-видимому, сидячих погребений («кучи костей»), а также кучками кальцинированных костей без сопровождающего инвентаря (могилы 4, 6, 8, 10, 28). В могилах могильника Висулахти в Миккели преобладающей ориентировкой также являлась западная или близкая к ней. В Карелии могилы были ориентированы по линии север-юг или близкой к ней. Все эти особые черты свидетельствуют о том, что и религиозные представления жителей района Миккели отличались своеобразием.

Представления о происхождении и формировании средневекового населения района Миккели под влиянием исследований последних двух десятилетий существенно изменились (Lehtosalo-Hilander 1988: 223-224; 1994: 26-27; Taavitsainen 1990а: 103-108; 1990b: 100-102; Lehtinen 1994: 64; Saksa 1998: 168-172; Сакса 2006: 141-152). Ранее считалось, что карельский облик культуры этого района в эпоху крестовых походов явился следствием начавшегося в XII в. переселения части карельского населения в область Саво. Сравнительный анализ материала могильников Карелии и Саво показывает, что картина происхождения постоянного населения этих областей и формирования его культуры оказывается более сложной по сравнению с предшествующими представлениями и зависимой от многих факторов (Кочкуркина 1982, 71-72; Сакса 1985, 116; Kotskurkina 1992, 211-213; Uino 1997,173; Saksa 1998:172; Сакса 2006: 141-152). Следует принимать во внимание, что район Миккели в эпоху крестовых походов представлял собой в значительной мере самостоятельный регион с имеющим, по всей видимости, местное происхождение населением. Поэтому представляется неверным утверждение о заимствовании им культуры или ее переносе новым карельским населением. Более обоснованным, на наш взгляд, является представление об общей карельско-саволакской культурной области. Более того, имеются основания полагать, что именно в области Миккели возникло избыточное давление населения, поскольку на этой территории, как и в целом в регионе южного Саво, проблемой уже в Средневековье и особенно в более позднее время было ограниченное количество пригодных для земледелия земель. В Приладожской Карелии ситуация была совершенно иной.

Древняя Карелия и Ижорская земля

В истории прибалтийско-финских племен Северо-Запада России по настоящее время не выяснены в полной мере вопросы их этнической истории, происхождение, взаимные этнические, языковые и культурные контакты. Это касается и ранней истории соседних и близкородственных племен ижоры и корелы. Начиная с исследований академика А.И. Шёгрена, ижора считается близкой в этногенетическом отношении кореле и даже производной с ней от общего корня. Нерешенным оставался вопрос о том, являются ли рассматриваемые племена отдельными и своего рода равноправными частями единой когда-то этнолингвистической общности, или ижора отделилась позднее от уже сформировавшихся древних карел.

Сторонниками позднего отделения ижоры от карел и позднего ее происхождения были в первую очередь лингвисты, считавшие, что ижора является частью карельского племени, которая сравнительно поздно уже в Средневековье переселилась к побережью Невы и к устью Ижоры и оказалась, таким образом, в изоляции от основного племенного массива (Бубрих 1947: 32; Аристе 1956: 21-22; Laanest 1986: 158). Также и часть археологов рассматривала проблему происхождения ижоры, исходя из представленных выше представлений и заключений лингвистов, то есть соглашаясь с теорией позднего отделения ижоры от древних карел и позднейшей изоляции. Обнаруженные на южном побережье Ладожского озера и на южном побережье Финского залива единичные средневековые могильники с вещами карельских типов оказались достаточными для археологического обоснования приведенной выше лингвистической теории, учитывая еще и то обстоятельство, что на традиционной, известной по письменным источникам территории проживания ижоры на южном берегу Финского залива не были известны памятники I тысячелетия и. э. (Седов 1953: 200-202; 1987: 42-43; Рябинин 1986: 32). Благодаря этому научному единодушию упомянутая гипотеза получила всеобщее признание и утвердилась в науке (Nissilä 1961: 133; Дубровина 1962: 144; Шаскольский 1979: 45; Федоров 1983: 97).

Сторонники другой гипотезы исходили из представления, что на побережье Ладожского озера или в Южном Приладожье некогда существовало «пракарельское» население, продвинувшееся в среднем и позднем железном веке на Карельский перешеек и южное побережье Ладожского озера и Финского залива (Nirvi 1961: 99-132; Kirkinen 1963: 15-16). В результате этого передвижения и произошли карелы и ижора, у которых, таким образом, существовала общая основа.

Согласно представлениям эстонских ученых Х.А. Моора и А.Х. Моора, в основе ижоры следует рассматривать древнее автохтонное население эпохи каменного века. Первоначально проживавшие по Неве ижоры достаточно рано продвинулись на запад по низменному побережью Финского залива вплоть до устья Нарвы (Моора X., Моора А. 1965: 70).

Противоречивые представления о происхождении рассматриваемого племени в значительной степени вызваны слабой археологической изученностью территории его проживания по южному побережью Финского залива от Сойкинского полуострова до г. Ораниенбаума (Ломоносов) (см. Tallgren 1939: 57; Шаскольский 1979: 46). Отдельные лишь частично исследованные могильники, случайно найденные отдельные могилы и вещи не служили достаточной основой для определения ранней этнической истории ижоры (Tallgren 1939: 79-108; Седов 1953: 200-202; 1987: 42-43; Рябинин 1977: 113-117; 1986: 27-40; 1990: 34-38; Конькова 1995: 43-62; Kon'kova, Saksa 1996:513-518).

В настоящее время, учитывая и новые находки карельских овально-выпуклых фибул на р. Мге (1994 г.), и другие подобные ранее сделанные находки украшений типично карельских типов на Ижорской возвышенности (грунтовый могильник Инкере Войскорово, находки в курганах) и в Южном Приладожье (могильные находки в Мышкино и Пупышево), мы имеем основание лишь уверенно утверждать о влиянии карельской материальной культуры на население западной области Новгородской земли. Это влияние проявлялось на фоне формирования в это время (XII-XIII вв.) на территории Водской и Ижорской земель древнерусской курганной культуры со своим характерным набором погребального инвентаря (Рябинин: 1988; 1989; 1990а; 1990в; 2001). Оно имело по-своему эпизодические, хронологически и территориально ограниченные проявления. Несомненно, повлияло и то, что все проявлялось уже на «излете» язычества, в условиях усиления административной власти Новгорода на подвластных ему заселенных прибалтийско-финскими племенами корелой, водью и ижорой территориях (Сакса 2006: 15-28).