Текст книги "Предание о лисьих следах"

Ариадна и Минерва находились через два стеллажа от меня. Пока я медленно обходил разделяющие нас полки, сестры общались, совершенно не подозревая о том, что в библиотеке мог находиться кто-то помимо них.

– У меня уже голова идет кругом, а ведь не приехало и десятой части родственников, – жаловалась Ариадна, шумно доставая книги и возвращая неподходящие на место. – Если мы не разберемся, кто из них кто, обязательно попадем в неловкую ситуацию.

– Со мной это произошло уже дважды, – колко ответила Минерва. Судя по звукам, тщательно отобранные книги находились в ее руках, и стопка постоянно пополнялась. – Ничего страшного, если после этого виновато улыбнуться.

– Ничего страшного, если в их руках не находится судьба твоей свадьбы.

– Выглядит тяжело… позволите мне помочь?

Я появился за спиной Минервы, пока ее младшая сестра отвернулась за очередной книгой. Обе они синхронно вздрогнули от звука моего голоса, Ариадна – еще раз, когда встретилась со мной глазами. Взгляд Минервы же, напротив, стал хитрым и высокомерным, будто она знала чуть больше, чем следовало бы. Она молча передала мне книги и принялась помогать сестре с выбором необходимых экземпляров.

– Ищете что-то конкретное?

– Все, что сможет объяснить мне, как наша семья разрослась до такого размера и расположилась сразу в четырех странах, – недовольно бросила Ариадна. – Как бы замок не взорвался от такого количества напыщенных задниц.

– Не переживай, в темницах полно места, – безучастно ответила Минерва, и я не сдержал сдавленного смешка. – К тому же многие едут семьями, а их можно селить в одну комнату.

– Пожалуй, все.

Лисица отряхнула руки от пыли и громко чихнула. Присев в легком реверансе в качестве извинения, она указала на стол, куда надлежало сложить книги, и, с грохотом упав в кресло, громко выдохнула.

– Ну что ж, приступим.

– Если вам пригодится еще одна пара рук и глаз, я к вашим услугам, – вмешался я, когда сестры принялись спешно листать страницы в поисках нужных имен.

– Вы уверены, что у вас есть на это время?

– Все время мира.

Минерва едва слышно хмыкнула.

– Тогда вот эта стопка – ваша. – Ариадна с улыбкой указала на стол. – Все просто: нужно искать всех ныне живущих людей из династий Кастелло, Эскилинос, Долабелл и, разумеется, Уондермир.

Я тихо поднес стул и поставил его к столу так, чтобы вновь оказаться за спинами принцесс. Поиск оказался действительно простым: члены семей, что были достаточно молоды, чтобы быть живыми, всегда находились на последних страницах, а потому большую часть книги можно было смело пролистывать. Однако некоторые из книг оказались старыми: сведения о древних родах начинали записывать сразу же, как первый их представитель становился знатен, а потому страницы изданий иссохли и надламывались от прикосновений. Приходилось проявлять осторожность, отчего просмотр отдельных экземпляров затягивался надолго; затягивался, но лишь для нас с Ариадной. Минерва проворно пробиралась через хрупкий пергамент прямо к нужным ей сведениям и тут же выписывала их в свой лист, прорисовывая импровизированное семейное древо. Я пригляделся: мне казалось, что она совсем не касалась страниц. Те будто переворачивались сами, ловко подхваченные порывом одним им заметного ветра.

– Получается? – Принцесса обернулась, словно почувствовав мой внимательный взгляд.

– Не так хорошо, как у вас.

– Будет лучше, если смотреть в книгу.

Я тряхнул головой, отгоняя мысли, и с усердием погрузился в родословные прежде незнакомых мне семей. Мы просидели до позднего вечера, пока не разобрали все книги до единой. Список возможных гостей королевских кровей получился внушительным: три листа с именами и сложными переплетениями родственных связей, разбирательству в которых придется уделить не один вечер.

– Мы обещали перед ужином зайти к отцу, – вставая, сказала Минерва. Она прошлась рукой по юбке, стряхивая пыль и чуть морщась от брезгливости. – Ты идешь?

– Скажи ему, что я скоро буду, Мина, – захлопнула последнюю книгу Ариадна. – Сэр Териат поможет мне вернуть книги на место, и я тебя догоню.

Старшая принцесса в ответ лишь пожала худыми плечами и тут же покинула темный зал библиотеки – да с таким рвением, будто нахождение в нем стоило ей небывалых усилий. Я наконец вздохнул полной грудью; Ариадна поймала себя на том же.

Лисица потянулась к одной из стопок, на которые я распределил прочитанные нами книги, но тут же поймала мой напряженный взгляд.

– Что?

– Не стоит носить тяжести, Ваше Высочество, – попросил я. – Я разберусь с этим.

– Нет, я разберусь с этим, – ответила она раздраженно. – Не нужно обращаться со мной, как с принцессой.

– Но именно ей вы и являетесь.

– Замолчишь сам или мне тебя заставить?

Ее раздражение тут же сменилось смущением: я почувствовал, как на моих щеках тоже появился румянец. Неуправляемое, глупое, но такое захватывающее чувство. Я кивнул. Ариадна ловко подхватила стопку книг и уже через секунду стояла у стеллажа, раскладывая их в алфавитном порядке; оставив ее, я все же успел перетаскать все книги сам.

– Между третьей и четвертой книгой слева, кажется, что-то застряло, – обернулась она, уже направляясь к выходу. – Справитесь с этим?

– Справлюсь, – ответил я шепотом, наблюдая, как подол ее платья скрывается за тяжелыми дверьми.

Между книг действительно торчал кусок листа; одного из тех, на которых записывали имена гостей. Я подумал, что она нарочно оставила их там, чтобы найти повод вернуться, но все равно решился прочесть. Дрожащей рукой, будто бы детским почерком, там были выведены эльфийские письмена.

«Смотря на полотно ночного неба, я вижу твое лицо, вышитое лунными нитями. Я же говорила: ты им нравишься».

Глава 17

Всю ночь я не спал – сила пыталась вырваться из своей клетки. Плотные облака упорно скрывали темно-синее полотно, но мачеха звезд Луна раз за разом находила способ выглянуть и озарить Грею своим светом. Не в силах совладать с бьющимся сердцем, я решил усмирить его физической нагрузкой, и выбор пал на пробежку. Через минуту после того, как я покинул замок, на Грею обрушился сильнейший дождь. Я остановился, полностью отдавшись моменту: холодная вода успокаивала жар внутри, а магия в груди счастливо трепетала от звуков грозы. Я промок насквозь, волосы прилипли к лицу, а ботинки издавали хлюпающие звуки при каждом шаге, но чувство свободы и близости к природе вдохновляло меня, наполняя еще большей энергией и желанием жить.

Войдя в свои покои, я застал там встревоженных служанок. Лэсси кинулась ко мне с раскрасневшимся от злости лицом и принялась снимать мокрую одежду, хотя сначала мне показалось, будто она спешит отвесить мне пощечину.

– Господин, вы сошли с ума! – причитала девушка, выжимая рубашку над ванной. – Вы обязательно сляжете с лихорадкой, если еще раз позволите себе такую дурость!

– Лэсси, не стоит так беспокоиться, – тепло ответил я, приятно удивленный ее совершенно искренней, бескорыстной заботой, хоть и поданной под видом раздражения. – Я не такой хрупкий, как тебе могло показаться.

– До поры до времени!

Фэй торопливо обтирала меня сухим полотенцем, но, дойдя до поясницы, заметно замедлилась, а потом и вовсе замерла. Я напрягся; из них двоих Фэй была более тактичной и тихой, а значит, она увидела что-то, о чем хотела спросить, но никак не могла решиться.

– Фэй?

– Господин, вы… точно в порядке?

Я постарался изогнуться так, чтобы рассмотреть то, что так удивило служанку, но моей гибкости оказалось недостаточно. Фэй тут же схватила с комода зеркало и поднесла так, чтобы я мог рассмотреть свою спину: она оказалась покрыта шрамами, как и прежде, но в области поясницы расцвели соцветия синяков, свежих и настолько темных, что почти превращали кожу в сгусток тьмы. Удивительно, что я не ощущал и тени боли.

– Я много тренируюсь с капитаном Фалхолтом, – пояснил я скорее сам себе, нежели служанкам. – И часто ему проигрываю. Рабочий момент.

– Вам нужно показаться лекарю, – упорствовала Фэй. – Они выглядят… нездорово.

Закончив со сборами, я тут же отправился на тренировку. Во мне было куда больше сил, чем обычно, а это значило, что я приложу все усилия, даже если мне придется упасть еще тысячу раз и превратить свою спину в чернильное полотно, подобное беззвездному небу.

Гвардейцы встретили меня приветственными криками; за всю прошлую неделю помимо капитана я перекинулся парой слов лишь с молчаливым и серьезным Аштоном, а потому поход в таверну оказался хорошей возможностью разом завести множество приятных знакомств. Кидо задерживался на срочном собрании у короля, а потому моим первым партнером вызвался быть юный Марли. Несмотря на то, что при одинаковом росте он был заметно худее меня, его силе и проворности с тяжелым – хоть и тренировочным – двуручным мечом я мог лишь позавидовать. Он не уложил меня на песок, как это обычно происходило с капитаном, но заметно измотал, заставив так мечтать о глотке холодной воды, будто от него зависела моя жизнь.

Аштон снисходительно смотрел на двух, по его мнению, никудышных воинов, сложив руки на груди. Каждый раз, когда я неверно ставил руку, отражая атаку, или оставлял открытыми места, удар в которые в реальной битве стоил бы мне жизни, он шумно выдыхал, плотно сжав губы. Опыт воина был ценен, а потому его поведение не обижало и не расстраивало, напротив – лишь помогало совершенствоваться. Внимательно наблюдая за ним во время боя, я выяснил свои самые слабые места – те ошибки, видя которые он оскорбленно фыркал, как конь Ариадны, – и в следующие разы старался поступать иначе.

Как только Марли поднял руку, сигнализируя о необходимости перерыва или смене партнера, послышались громкие аплодисменты. Все, как по команде, настороженно обернулись на звук.

Ариадна улыбалась, довольная своим представлением, но несколько смущенная, что привлекла так много внимания: на лицах мужчин, увлеченных битвой, едва ли виднелось дружелюбие. Заметив принцессу, одетую теперь не в платье, а в обтягивающие штаны и свободную рубашку с коротким рукавом, кто-то из гвардейцев тут же преклонил колено, а кто-то встал ровно и почтительно склонил голову. Из-за спины лисицы вышел ее припозднившийся брат.

– Чего уставились, громилы? – взревел капитан, и по тихому залу его голос прокатился, как утренний гром. – Работаем!

В ответ прозвучал оглушительный хохот. Даже Аштон, прежде позволявший себе лишь самую скромную из улыбок, не сдержал эмоций; он смеялся так, что не мог толком вздохнуть, отчего вена на его лбу вздулась, а лицо покрылось багровыми пятнами. Причиной всеобщего веселья оказался обновленный образ капитана Фалхолта: пренебрегавший в последние дни бритьем, он обзавелся небольшой бородкой, от которой затем избавился, оставив тонкие, чуть подкрученные усы. Поначалу Кидо присоединился к всеобщему веселью, но, поняв, что объектом шутки являлся он сам, растерялся. Не удостоив подчиненных более ни единым словом, он махнул рукой, напоминая о произнесенном минуту назад приказе. Следующим утром от усов не осталось и следа.

Мечи вновь скрестились, заполняя тренировочный зал оглушающим звоном. Кидо пропустил сестру вперед, галантно подав ей руку; Ариадна в ответ лишь язвительно ухмыльнулась, направившись к стойке с оружием. Капитан закатил глаза и выдохнул, но не стал противиться; принцесса говорила мне, что иногда тренируется с гвардейцами, и мнение ее заботливого братца по этому поводу, судя по всему, не слишком ее волновало.

– Кого из моих ребят заставишь попотеть сегодня? – спросил Кидо. – Удивляюсь, как их сердца не останавливаются, когда им приходится заносить меч над головой принцессы.

– Раз они так боятся, возьму кого-то не из твоих ребят, – пожала плечами Ариадна. – Териат, как смотрите на небольшой поединок?

Я с трудом сдержал улыбку и слегка поклонился, принимая вызов. Я знал, какова она в бою – быстрая, хитрая и азартная, тонко чувствующая опасность и замыслы противника, – потому и прозвал ее лисицей. Предвкушение блестело в ее глазах, сейчас казавшихся металлическими, и заставляло ее подпрыгивать от возбуждения.

Ариадна начала поединок с намерения измотать меня, а потому без конца прыгала и кружила, толком не нанося удары. Она знала, что я вырос в лесу, не знал езды верхом, а ноги – средство передвижения, никогда меня не подводившее; как знала и то, что я не мог работать в полную силу. Я упорно делал вид, что она вскружила мне голову, и демонстрировал признаки плохой координации. Закончив это представление, она, наконец, принялась работать мечом; в этом я действительно не был ей ровней. Поразительно, как сильны были ее руки; прежде я не видел ее в одежде с коротким рукавом. Исхудав в поездке на остров, в родных краях принцесса вновь набрала вес, завораживая округлыми формами; болезненно торчащие кости ключиц, впавшие щеки и серая кожа сменились здоровым румянцем и плавными линиями. Ее тело дышало силой, которую нельзя было однозначно определить как женскую или мужскую: присущие ей напор и наглость позволяли брать необходимое силой, но очарование ее улыбки и пышных ресниц сражало любого и без меча.

Удары становились все более сильными и замысловатыми. Лисица била туда, где я и не думал защищаться, ожидая встретить ее меч в совершенно другом месте. Каждый раз, принимая такие ходы от принцессы, краем глаза я видел капитана, явно переживающего за исход боя, и переживания эти касались вовсе не его высокородной сестры; он щурился и сдвигал брови, шумно втягивая воздух, но расслабленно выдыхал, если я уходил из-под летящего на меня меча. В очередной раз пытаясь не предугадывать действия Ариадны, а полагаться на реакцию смотрящих со стороны, я выполнил, как мне казалось, хитрый маневр, который должен был помочь мне вынырнуть из-под руки принцессы и оказаться за ее спиной, но она оказалась хитрее, и мгновение спустя я уже грел песок теплом своего тела.

Лисица наклонилась ко мне, подавая руку, чтобы помочь встать. В какой-то момент наши лица оказались очень близко; я глубоко вдохнул, вбирая в легкие ее запах, дарящий мне невероятное успокоение. Толпа аплодировала принцессе – не знаю, честно радуясь или пародируя ее появление в зале, – но одни ладони встречались усерднее остальных. Мы не торопились оборачиваться. Медленно пожав друг другу руки, благодаря за достойный – правда, только со стороны принцессы, – бой, мы еще на несколько мгновений задержали взгляд друг на друге. Ее глаза сияли.

Я готов был с позором проигрывать до конца жизни, чтобы видеть, как блестят ее глаза.

– Это невероятно! – послышался голос, который я узнал не сразу. Восторг в глазах Ариадны мгновенно пропал, а улыбка сошла с лица, будто ее никогда там и не было. – Если бы до приезда в Грею мне сказали, что моя невеста будет владеть мечом не хуже королевских гвардейцев, я бы поставил кучу денег на то, что такого быть не может.

– Жаль, что не поставил, – пожала плечами принцесса. – Кидо, ты же любишь пари. Тебе стоило заключить и это.

– Сделанного не воротишь, – ответил тот слегка растерянно, не ожидав столь резкой перемены настроения.

Хант не обращал внимания на язвительность Ариадны; он направился к ней, протягивая руку, но девушка резко развернулась и отправилась к стойке с оружием, чтобы вернуть меч на место. Принц будто бы не заметил ее жеста.

– Териат, позволите однажды присоединиться к вашим тренировкам? – складывая руки на животе, спросил он одновременно с добродушной улыбкой на лице и с напряжением в каждом мускуле. – Было бы интересно узнать, каким воином на фоне принцессы окажусь я.

– Буду рад, – равнодушно бросил я, изо всех сил стараясь изобразить почтение.

Ариадна молча покинула зал, но ее походка говорила сама за себя: раздраженная и оскорбленная его присутствием, она вылетела за дверь, словно среди гвардейцев был охотящийся за ней убийца. Хант, перед тем как последовать за ней, кивнул мне и гвардейцам; мы с Кидо переглянулись с непередаваемой палитрой эмоций на лицах.

Желания завтракать не было, и я сразу отправился в библиотеку. Дождь все еще барабанил по крышам, создавая уникальную мелодию, успокаивающую и убаюкивающую: как раз то, что нужно для чтения.

Последние две войны были описаны коротко и сухо.

Одиннадцатая была обусловлена желанием жителей юго-восточного острова Шааро перебраться на большую землю. Их остров затапливает, стоит морю чуть взволноваться, однако при этом вся его поверхность чудовищно иссушена; земле будто мало, что она окружена водой со всех сторон, и она постоянно требует больше. Жить в подобном месте сложно, так как в такой почве ничего не растет и питаться приходится лишь дарами моря, которые часто кишат паразитами, – иначе говоря, причин покинуть остров у его жителей было предостаточно. Древесины на Шааро почти нет, а потому нет и кораблей – плоты их лишь отдаленно напоминали плавательные средства; чудо, что они вообще доплыли до Амаунета через Песчаный океан. Некоторые разбились о скалы у береговой линии, но другие сумели поджечь портовый город и добраться до замка, где высказали свои требования. Их расстреляли, не дослушав. Эта битва внесена в книгу не из-за размаха конфликта и не из-за важности его причин или последствий, а потому, что прежде люди никогда не думали, что, учитывая климат острова, на Шааро еще осталась жизнь. Нападение было значимым для истории: опасность может подстерегать везде, и чрезмерная уверенность в безопасности, как правило, является предвестником скорой смерти.

Двенадцатая история была так свежа, что ее страницы едва не сочились кровью. Настолько, что не была дописана, ведь все еще продолжалась. За Кристальными Скалами и островом Тиавел есть большая земля, о которой в наших краях знают немного; известно лишь о трех государствах, расположенных относительно недалеко от ближайшего к нам берега. Заффари – самое южное королевство, отгороженное от других горным хребтом, хранящим легенды о живущих в его пещерах драконах. За горным хребтом – Бесрад, крайне воинственное и ненасытное королевство. Именно Бесрад развязал войну с Ауритом, находящимся еще выше, на севере. Никто не знал, как эта битва началась, как идет и когда закончится; маги в их краях сильны и не позволяют никакого воздействия со стороны себе подобных чужеземцев. Доплыть туда никто не пытался; любопытных летописцев мог поглотить как Сапфировый океан, так и ожесточенная война.

Я с облегчением закрыл книгу. Это было полезным опытом: знать историю необходимо, однако жестокость людского рода с каждой страницей все больше разрывала мою душу. Люди не ценили того, что имели: им всегда не хватало земель, денег, власти. Всегда и всего им было мало. Эльфам не свойственны подобные чувства: Богиня дала нам все, что нужно для жизни, и мы с благодарностью пользовались ее дарами. Она создала нас лишенными честолюбия, и потому наша жизнь так длинна и размеренна. И единственное, за что нам приходилось бороться, – это мир, который люди так усердно старались предать огню.

Следующим томом, взятым мною с полки, оказался сборник поэзии некого Ренара Дувуа – известного барда, самостоятельно пишущего стихи для своих песен. Я выбрал его лишь потому, что после описаний кровопролитий мне хотелось чего-то светлого и легкого, однако я никогда не подумал бы, что стихи могут настолько меня затянуть. Услада для разума. Я не представлял, как можно так искусно обращаться с языком. Образы, коими он выражал, казалось бы, самые обыденные понятия, захватывали, заставляя душу трепетать. Рифмы были неочевидными, но вписывались в ритм так легко и естественно, что я вручил бы эту книгу тому, кто описывал восьмую и девятую войны как идеальный пример стихосложения. Первый том был прочитан моментально; я едва дышал в перерыве между произведениями, некоторые зачитывал шепотом, чтобы представить, как прекрасна была музыка, на которую их положили. К моему счастью, томов оказалось множество, и я просидел в библиотеке до глубокой ночи, пропустив все приемы пищи. Возвращался в покои я лишь из соображений приличия, дабы не позволить распространиться небылицам о причинах моего отсутствия, но добирался до них таким окрыленным, что слухов было не избежать. По прибытии я встретил сонную Лэсси; она вновь в сердцах отругала меня за отсутствие предупреждающей записки, которую можно было бы передать капитану или советнику. Королева Ровена переживала, что весь день я отсутствовал на приемах, однако я, по словам Лэсси, так предсказуем, что она тут же нашла меня в библиотеке и сообщила всем об отсутствии причин для беспокойства.

К следующему утру земля полностью просохла, а солнце принялось испепелять королевство яростным жаром. Мне спалось удивительно спокойно: никаких сновидений. На контрасте с предыдущими пробуждениями, когда я ощущал на себе груз стыда, это утро показалось мне лучшим в жизни, и радостное щебетание птиц лишь подтвердило это предположение.

Пропустив встречу с гвардейцами в тренировочном зале, я несколько часов бесцельно бродил по саду. Разглядывал цветы, деревья, кусты, прислушивался к птицам, шороху листьев, ругани садовников. Ощущал свои шаги, землю под ногами, вдыхал сладкий воздух. Думал о том, что вдохновляло Дувуа на те прекрасные стихи, что он писал десятками, сотнями, а может, и тысячами. Да, в основном он писал о женщинах и их любви, о любви чистой и порочной, но никогда – с горьким послевкусием. В его стихах герои всегда обретали покой в объятиях друг друга, обитель, которую уже никогда не захочется покидать. Но разве могло все быть так однозначно? К сожалению или к счастью, не каждая любовь преодолевала препятствия, встретившиеся на ее пути; а преодолев, не каждая получала благословение Богини.

Я подумал, что тоже чувствую потребность выразить то, что сложно облечь в простые слова. Их можно сложить в предложение, но разве не будут они иметь больший вес, если оформить их рифмой? Разумеется, ничем подобным я раньше не занимался – оттого интереснее становился новый опыт. Прикидывая в голове возможные формы и образы, я не заметил, как к голосу в моей голове добавились еще два.

– Расходы не заходят за установленную черту? – послышался жесткий женский голос.

– Нет, – ответил мужской. – Если король Дамиан привезет все то, о чем мы условились.

Старшая принцесса говорила строго, что не вязалось с обычно присущей ей капризностью и кокетством, однако я совершенно точно знал, что этим едва ли ограничивался спектр ее качеств. Королевский советник покорно выслушивал приказы, не отводя взгляда от ее лица. В голове Лэндона она вряд ли взращивала зерно похоти, что старалась посеять в моей, потому как это сильно помешало бы его честной службе. Однако без безропотной преданности дело явно не обошлось.

Они оживленно что-то обсуждали, но, как только я подошел достаточно близко, чтобы быть замеченным, тут же замолчали.

– Господин Эр… Териат. – Советник слегка поклонился. – Чудесный день, не правда ли?

– Совершенно точно, дражайший советник, – ответил я схожим поклоном. Обмен любезностями едва ли обрадовал Минерву: она стояла ко мне спиной, но я легко мог представить недовольство на ее лице. – Ваше Высочество.

Соизволив обернуться, принцесса одарила меня дежурной улыбкой, которая должна была, по-видимому, растопить лед в моей душе, однако внимание привлекло вовсе не это, а нечто выше сапфировых глаз. По дереву, ветки которого находились прямо над головой Минервы, ползла змея. Тонкая, почти незаметная на фоне коричневой древесины, но с блестящими глазами и приоткрытой пастью, откуда исходило едва слышное шипение.

– Ваше Высочество, – тихо повторил я. – Постарайтесь не двигаться.

– Что? – разъяренная приказом, бросила она, задрав подбородок вверх.

Привлеченная – или напуганная – резким движением змея тут же сбросилась с ветки прямо на голову принцессы. Возможно, мне стоило позволить змее ужалить Минерву и закончить то, что еще не началось, но я не мог позволить себе хладнокровно смотреть, как совершалось нападение на наследницу престола. Усилия Минервы не прошли даром: я не хотел, чтобы она умирала. По крайней мере, не так.

Время замедлилось, как когда я впервые ударил молнией Финдира, и я отчетливо видел, как змея летит, хищно раскрыв пасть. Прыгнул к принцессе, занес руку, перехватывая змею у основания ее головы, так, чтобы она не смогла выгнуться и ужалить меня вместо Минервы, а с ладони сорвалась маленькая молния – с половину пальца – и вошла под кожу змеи; рептилия обмякла, покорно сворачиваясь в моей ладони.

– Чертовы змеи! – воскликнула принцесса, как только время вернулось в привычное русло. – Я же приказывала найти их и вытравить всех до единой!

Принцесса кинулась ко мне, полная внезапно вспыхнувшей ярости. Лэндон попытался дернуться, чтобы остановить ее, но застыл, словно превратился в статую. Минерва достала из-за пояса скромно украшенную мизерикордию и настойчиво протянула ее мне.

– Отрежьте ей голову.

– Ваше Высочество, она не ядовита, – нагло врал я, чувствуя, как усыпленная рептилия пытается дергаться в моих руках. – Она попросту напугалась резкого движения, и…

– Зачем же тогда вы меня спасли?

– Никто не обрадуется, если ему на голову свалится змея.

– Убейте ее сами, или это сделает Лэндон.

Я чуть наклонился, прикрывая змею своими волосами. Еще одна едва заметная молния отправилась в путешествие по ее холодным венам; спустя мгновение рептилия полностью обмякла.

– В этом нет необходимости. – Я протянул руку к принцессе; она тут же отпрянула, не скрывая отвращения. Впервые я увидел тень страха в ее глазах. – У этого вида змей слабое сердце. Больше опасности она не представляет.

И Минерва, и советник с недоверием покосились на меня. Лэндон медленно потянулся к змее; коснувшись ее холодной кожи, на мгновение одернул руку, но, убедившись в моей честности, взял несчастное тельце и продемонстрировал принцессе. Та тут же схватила его и стала подробно рассматривать, видимо, на предмет моей причастности к смерти животного; не найдя такового, бесцеремонно бросила тельце в ближайший куст.

– Спасибо, – выдавила она с явным усилием.

Лэндон знал, что принцессе захочется тут же покинуть сады; она продемонстрировала мне свою тайную сторону – хрупкую и пугливую, – а такие люди, как она, ненавидят быть слабыми в чьих-то глазах. Как только они скрылись из вида, я заглянул за куст. Тело рептилии лежало на траве, иссушенное, словно чучело.

Вернувшись в покои, я впервые за долгое время вошел в примыкающий к ним кабинет. В первом же ящике стола я нашел набор для письма: стопка листов, чернильница, перо. Мне искренне хотелось попробовать, каково это – мыслить рифмой, облекая свои чувства в нетривиальные формы, создавать то, что нельзя выразить простыми словами.

Я писал весь день вплоть до ужина. Не потому, что написал много, напротив – мои скромные потуги едва ли можно было назвать стихотворением; потому, что мысль мчалась с бешеной скоростью, а я за ней не поспевал. Одни образы в разуме сменялись другими, не давая времени для их описания. Взять верх над разыгравшимся воображением непросто, особенно когда даешь ему полную свободу.

Я поставил последнюю точку в момент, когда Фэй заглянула, чтобы сообщить о приближающемся ужине. Взглянув на изуродованный чернилами лист бумаги, я ответил служанке, что мне нужна еще минута, и переписал все аккуратно, стараясь ровно выводить столь непривычные для меня буквы.

Оставшись относительно довольным результатом многочасовых стараний, я аккуратно сложил лист вдвое и спрятал его в карман брюк. Придется убедить служанок, что штаны, в которых утром я дрался с принцессой на мечах, достаточно хороши, чтобы вечером предстать в них и на ужине перед королем.

За столом я жутко нервничал. Королева трижды спрашивала, все ли в порядке, когда я в очередной раз проверял, не потерял ли заветный лист по пути в столовую. Все же эта женщина была сердцем замка: ее тепло казалось безграничным и распространялось на любого, кого однажды касалось. Она бесконечно любила дочь, при этом не докучая ей излишней заботой, – Ариадну она контролировала куда меньше, чем Минерву. Большой любви по отношению к падчерице во взгляде Ровены не было, однако совершенно очевидно, что она уважала старшую принцессу как личность, имеющую власть и превосходство над ней. Но и королева была не так проста, как хотела казаться.

Она все держала под контролем. Ее гостеприимность и доброта, разумеется, были искренни, но это не значило, что она не разглядывала каждого присутствующего и не замечала все до мельчайших деталей: как одет, как разговаривает, как ведет себя за столом, как реагирует на подарки; уверен, она делала их не просто так. Взгляд Ровены внимателен и проницателен, но мягок и честен. Такой человек мог лгать лишь ради безопасности своих близких, глядя на которых его большое сердце наполнялось счастьем.

Эвеард смотрел на жену с благодарностью и уважением, иногда с иронией и насмешкой, но никогда – с любовью страстной и глубокой. Его сердце было где-то далеко, потерянное во времени и пространстве. Тень этой любви сверкала в его глазах, когда он обращался к старшей дочери; душа его трепетала при виде любимых черт, но энтузиазм быстро меркнул, подавленный болью потери. Никто не знал о матери Минервы чего-либо достоверного: они с королем не были женаты, ее имя никому не известно, а происхождение покрыто тайной. Все, что можно сказать о ее жизни, отражалось в лике дочери: сапфировые глаза и пшеничные волосы. С ее смертью все было просто: мать не пережила родов. Силу и стать же старшая принцесса точно взяла от отца.

Весь ужин Эйнсли заинтересованно щебетала, расспрашивая про всех молодых мужчин, что будут на свадьбе в качестве гостей. Ариадна не принимала участия в дискуссии; не уверен, что она знала, кто из гостей подходит под выдвинутые Эйнсли критерии. Хант упорно продвигал своих далеких родственников, описывая их как молодых, но опытных воинов самой приятной наружности и превосходных манер. Заинтересованная в материальной составляющей брака, Беатрис постоянно намекала дочери о том, что при выборе жениха не стоит ставить жесткие рамки возраста, и сэр Фалкирк хищно облизывался, ковыряясь в зубах после очередной порции зажаренных утиных ног и не сводя отвратительных блестящих глаз с юной племянницы королевы.

– Зачем вообще жениться? – фыркнула Элоди, облюбовавшая место по левую руку от меня. – Неужели я не буду считаться полноценной женщиной, если подле меня не будет достойного мужа?

– Ты еще мала, сестра, – огрызнулась Эйнсли. – Не рассуждай о том, чего не понимаешь.

– Позвольте не согласиться, Ваша Светлость, – вмешался я, заметив слезы, собирающиеся в глазах самой младшей гостьи ужина. – Я считаю, что госпожа Элоди сделала весьма верное замечание. Разве Богиня не задумала нас целыми и самодостаточными? Любовь – это выбор.