Текст книги "Предание о лисьих следах"

– Когда мы выезжаем, ты не знаешь? – из урагана слов эта фраза выскочила резко, застав врасплох.

– Куда?

Бэтиель обиженно надула губы.

– Ты меня вообще слушал?

– Это было сложно, – признался я, пытаясь спрятать взгляд.

– Когда мы выезжаем в Армазель?

– Это еще зачем?

Эльфийка тут же испуганно закрыла рот рукой. Я нахмурился, пытаясь вытащить из памяти слова, что Бэтиель недавно произнесла, ведь хоть какие-то из них должны были зацепиться за края моего разума, но попытки оказались тщетны. Поездка в Армазель, столицу горных эльфов, казалась бредом сумасшедшего. Я был там лишь однажды, в далеком детстве, и даже та поездка была невероятной удачей, которая подворачивается не каждому жителю Аррума.

Лишь подле Греи эльфы делились на лесных и горных. В остальных уголках мира это – один и тот же народ, живущий вместе; часть – в горах, часть – в лесах, что всегда располагаются у их подножий. Армазель и Аррум – самые крупные места обитания эльфов, но они друг с другом не слишком ладили. И потому, к счастью или к сожалению, жили обособленно. Лесные эльфы продолжали сотрудничать с людьми и приходить к компромиссам, что позволяли нам жить в мире. Горные же презирали людей, считая их недостойными внимания существами, и не хотели пачкать свои души даже общением с ними, не говоря уже о межвидовых связях, которые у них, разумеется, запрещены. Они мало сотрудничали даже с нами – казалось бы, их братьями и сестрами, – а потому я не видел никаких причин отправляться в Армазель, тем более в компании чересчур воодушевленной путешествием Бэтиель.

– Тебе, наверное, скажут чуть позже, – виновато пробормотала девушка, переступая с носка на пятку. – Я подслушала, как советчики Маэрэльд говорят об этом, услышала твое имя и… напросилась с вами, пообещав, что не доставлю хлопот. В итоге на меня повесили шитье новых накидок в дорогу, но это мелочи, с которыми я без проблем справлюсь.

– Я все еще не понимаю, зачем нам ехать в Армазель, – напомнил я.

– Эзара! – крик вонзился в спину, заставив пошатнуться. – Эзара, вот ты где! Пошли, как раз ты мне и нужен!

Я успел лишь мельком взглянуть на Бэтиель и испытанное ей облегчение; Финдир спас ее от мучительного танца вокруг темы, в которую она оказалась посвящена раньше, чем непосредственный участник событий. Помахав рукой, она надела капюшон, скрывая пышную рыжую копну, и упорхнула, быстро замелькав между деревьями. Вновь чувство, будто все вокруг знают обо мне больше, чем я сам, забурлило внутри, грозя в любой момент выплеснуться наружу.

Вероятно, оно так ясно отражалось на моем лице, что, обернувшись, я увидел изображавшего безоружную жертву учителя.

– Драконий пепел, ты чего так пышешь? – воскликнул Финдир. – У тебя сейчас огонь из ноздрей повалит!

Его непритворное изумление помогло слегка умерить пыл. Финдир несколько месяцев учил меня специальной технике дыхания; он утверждал, что отсутствие воздуха для меня равняется либо полному отсутствию магии, либо полному отсутствию контроля над ней, так что данному умению во время тренировок всегда было отведено особое место. В тот момент оно оказалось исключительно полезным: десять секунд, и я полностью восстановил привычный ритм сердца и дыхания, расслабил мышцы и очистил разум и был готов внимать всему, что собирался поведать учитель.

– Девчонка уже проболталась, а? – терпеливо дождавшись момента, чтобы начать говорить, Финдир кивнул в сторону деревьев, за которыми недавно скрылась Бэтиель.

– Мне показалось, что это бессмыслица.

– Если бы. – Учитель похлопал меня по плечу, тяжело выдохнув. – Азаани обратилась к аирати с опасениями, а он, заносчивый ублюдок, потребовал приехать и взять с собой свидетелей и доносчиков, иначе попросту не станет слушать. А ты – наш главный источник.

Я понимающе кивнул, наслышанный о скверном характере короля гор. Говорили, что из-за частого кровосмешения с людьми его презрению к нашему народу не было предела. Я уже предвкушал, как сотни эльфов будут пренебрежительно оглядывать меня, связавшегося с людьми глупца, с тех самых пор, как я ступлю на их земли, и вплоть до момента, когда скроюсь за горизонтом.

– Есть то, о чем не стоит ему говорить?

– Не упоминай принцессу, – посоветовал Финдир. – Королевская семья вызывает у Рингелана… ты, кстати, знал, что его так зовут?.. еще большую ненависть, чем люди в целом. Средоточие человеческого коварства и невежества, как он считает, заключено в правителях. Поверить в их дурные замыслы ему будет просто, но в том, что кто-то из них нас и предупредил, убедить его будет практически невозможно.

– Что-то еще?

– Вряд ли бы ты стал справляться о здоровье его детей, но… в общем, ни слова о жене и детях. Говорят, когда она забеременела, он… выгнал ее. Или она сама ушла… Давняя история, но разговор склеить не поможет. Понял?

– Понял, – протянул я, прищурившись. – Когда выезжаем?

– Завтра на рассвете.

Я кивнул, и Финдир по-дружески приобнял меня, направляя на север, в сторону тренировочной площадки. Мой вздох был настолько тяжелым, что чуть не стряхнул снег с ближайшего куста, и настолько разочарованным, что учитель чуть в него не поверил. Уже смеркалось, и Финдир решил несколько отойти от привычной программы упражнений. В тот вечер он, удивительно быстро по сравнению с предыдущими трюками, научил меня произвольно вызывать небольшие молнии, выходящие с поверхности ладоней; иногда они были одиночными и крошечными, будто колыхающиеся от ветра колоски, а иногда их набиралось столько, что они соединялись в небольшой шар, кишащий светящимися змейками. Финдир заверил, что вскоре я смогу держать их дольше, чем несколько мгновений, что и так давались с большим трудом, а затем научусь постепенно отделять их от своего тела без необходимости постоянной подпитки. Это казалось чем-то, что я никогда не осилю, однако понимание, что еще летом я не смел и помыслить об обладании какими-либо способностями, придавало веры в то, что мое тело способно превзойти все мои ожидания.

Утро в лесу выдалось непривычно беспокойным. Подобного крупного похода, к тому же с участием азаани и половины ее совета, Аррум не видел давно. Повсюду сновали эльфийки с провизией и вещами; матери, дочери и жены провожали мужчин так, будто не увидят их до самой весны, а оружейники грузили в повозки столько стрел, что хватило бы для полномасштабной войны. Подобные приготовления привели меня в замешательство, но я промолчал, понадеявшись, что все это пригодится лишь для устрашения и защиты от разбойников на трактах.

Индис остался в Арруме в качестве одного из главных доверенных лиц Маэрэльд, хоть по нему и было видно, как отчаянно он желал выбраться из леса и отправиться навстречу приключениям. В этом мы были похожи: однообразность жизни угнетала нас, вытягивая весь свет и силы, что заложила в нас Богиня. Однако по ночам, когда от переизбытка эмоций не удавалось уснуть, я втайне сожалел, что встретить лисицу довелось именно мне. Уверен, открытому и полному сил Индису выпавшие испытания показались бы лишь очередной авантюрой, о которой он позже сам бы сложил легенды, заметно все приукрасив. Мне не хватало той безусловной веры, коей светился мой друг, и решимости, порой доходящей до безрассудства, но я не смел произносить это вслух, чтобы не омрачить решение богов своим недоверием.

Всего в Армазель отправилось около трех сотен эльфов разных чинов и рангов, и каждый четко знал свои обязанности. Путь до гор занимал около семи дней. Из-за многочисленности делегации мы вынуждены были останавливаться на привал за час или два до темноты – на установку палаток и сбора хвороста требовалось много времени. Несмотря на сопровождающего нас огненного тиара, поджигание всех костров лежало на мне, – Финдир настоял на этой практике в силу отсутствия надлежащих тренировок, – но так как отделять молнии от себя я еще не умел, приходилось подносить руку непосредственно к поленьям, и потому ожоги не проходили, день ото дня становясь лишь страшнее. Зимние морозы служили обезболивающим, а учитель в ответ на жалобы утверждал, что страдания дисциплинируют и их необходимо принимать с таким же почтением, что и прочие испытания, ниспосланные нам Богиней.

В походах царила особенная атмосфера. Однообразные пейзажи скрашивали лишь довольные лица всадников, истосковавшихся по седлу и дорогам, и огненно-рыжие волосы, мелькавшие со всех сторон. Студеный ветер развевал бледно-розовые куски ткани, коими была обшита накидка королевы, и создавал впечатление миража в лучах изредка выглядывавшего солнца. Эльфы в телегах распевали старинные песни, которых я, в силу своего возраста, никогда прежде не слышал; их красота и сложность мотивов поражали воображение. Темы, что воспевали мои попутчики, были разнообразны: страшные битвы, стихийные бедствия, предательства, но также и первые влюбленности, богатые пиры и великие эльфы прошлого. Особенно мне запомнилась песня о расколе нашего народа; интересно, что Армазель в ней представляют мужчиной, а Аррум – женщиной, хотя Маэрэльд – лишь вторая женщина, занимающая священный пост азаани. Мне казалось, что раскол произошел настолько давно, что я даже не задавался вопросом, когда именно.

 
Упало между ними яблоко раздора,
Стало не хватать общего простора,
Не поняли друг друга сестра и брат,
Столько лет и не поймешь, кто виноват.
 
 
Больно смотреть, как ссорятся родные,
В детстве были дружные да озорные,
Новый друг пришелся не по вкусу брату,
Не хотел делить сестру он с супостатом.
 
 
Но сестра была равна ему, не рабыня,
И действовала, как велела ей Богиня,
Была добра и принимала жизнь, как есть,
А новых друзей, людей, – за честь.
 
 
Разделяет их дома невидимая полоса,
Из общего у них теперь – лишь небеса,
Не поняли друг друга сестра и брат,
Так и не ясно, кто прав, кто виноват.
 

Несмотря на мои ежедневные представления у костра, в дороге каждый считал своей обязанностью уговорить меня вновь продемонстрировать силу. Иногда возникало ощущение, что я участвую в походе в качестве шута, чтобы скрасить путникам дорогу, но отдельная палатка в сердце лагеря постоянно напоминала о том, что миссия моя состояла в чем-то большем. Я пытался отказаться от нее или хотя бы подселить к себе еще нескольких парней, что едва помещались в своих жилищах, но воспоминания о сожженной кровати были еще свежи, и в просьбе мне каждый раз отказывали.

В последнюю ночь пути я долго не мог уснуть, испытывая непреодолимый дискомфорт. Наконец, до меня дошло, что я, презренный сын полукровки, собирался что-то доказывать королю горных эльфов, которого прежде никогда не видел. Окутанный атмосферой недоверия и сомнения, я, юнец, собирался убеждать в чем-то старейшего из ныне живущих эльфов, в чем-то, что, возможно, не стоило даже толики его внимания. Волнение тонкими шипами втыкалось в меня со всех сторон, будто я свалился в цветущий розовый куст.

Ткань палатки задрожала, пошла рябью, и тень маленькой руки опустилась на нее, вынуждая остановиться.

– Пссс! – тихое шипение тут же вытащило меня из мыслей. – Териат, ты здесь?

– Да.

Я подался вперед, потянул за завязки, и полы ткани распахнулись, как шторы, освобождая дорогу лунному свету. Впрочем, вместо него жилище осветил свет огромных зеленых глаз.

– Что ты здесь делаешь?

Недовольно пыхтя, Бэтиель протиснулась в образовавшуюся щель и проникла внутрь. На фоне ее миниатюрного тела палатка смотрелась дворцом, высоким и просторным, благодаря чему она сидела, выпрямив спину, в обыденно комфортном положении. Мне же приходилось держать голову опущенной, отчего шея жутко ныла, но иначе я не смог бы смотреть ей в глаза, находясь напротив.

На щеках эльфийки загорелся румянец, а сердце забилось чаще, – я слышал это то ли из-за звенящей тишины вокруг, то ли из-за обострившихся чувств, – и она перебирала пальцами кончики своих волос, не решаясь что-либо произнести.

– Как настроение?

Слова вырвались из ее уст слишком быстро, а голос прозвучал чересчур громко, и мы оба вздрогнули от неожиданности.

– Уже глубокая ночь, – ответил я, наклоняясь, чтобы в щель между кусками ткани разглядеть положение луны. – Что ты здесь делаешь?

– Волнуешься? – не обращая внимания, спросила она.

– А ты как думаешь?

– Думаю, очень. Встретиться с аирати – великая редкость и честь. Никогда не думала, что смогу побывать в Армазеле.

– Ты права. Но я был бы рад менее печальному поводу.

– Это все люди, – пожала плечами эльфийка. – Ты не виноват.

– Люди не виноваты в той же степени, – возразил я. – Дело в конкретном человеке. У каждого народа бывают представители, о которых им хотелось бы забыть.

– У каждого, но люди грешат подобным с незавидной частотой.

– Тебе надо было родиться в другом месте, – пошутил я, и Бэтиель смутилась; иногда ее взгляды были слишком радикальны. – Любишь горы?

– Не знаю, – призналась она. – Видела лишь издалека.

– Была бы повыше, – поддел я, и эльфийка заметалась в поисках чего-то, чем можно было бы в меня запустить, хоть и знала, что палатка пуста. – Светлые волосы и голубые глаза тебе бы пошли.

– Я же нравилась тебе когда-то?

Я закашлялся, растерявшись от неожиданной смены темы. Бэтиель опустила глаза; ее взгляд метался из стороны в сторону, не находя, за что зацепиться. Я начал переживать из-за того, что провел эти мгновения молча; она и так знала ответ, но почему-то хотела его услышать.

– Когда нам было по… десять, кажется? – задумался я. – Потом я встретил Эллуин и на какое-то время совсем о тебе позабыл.

– Да, это было очаровательно, – с сарказмом произнесла Бэт. – Ты влюблялся в каждую девчонку, попадавшуюся на глаза.

– Я был ребенком.

– Да. И тогда же ты сказал, что не видел девочки красивее меня. Разве что Эллуин, – продолжила она, смело подняв взгляд. – Я жаловалась, что не хочу быть коротышкой, а ты говорил, что невысокие девушки больше нравятся парням.

– Индис подливал масла в огонь? – догадался я.

– Годами, пока, наконец, не забыл, – засмеялась эльфийка, заправляя прядь за ухо. – Но ты – никогда. Ты всегда был ко мне добр.

– А разве не должен был? – слегка нахмурился я. – Я добр ко всем.

– Да, но…

Бэтиель вновь опустила голову, и по ее щекам покатились тяжелые, крупные слезы, заставлявшие нежную кожу безжалостно краснеть. Я много раз видел, как она плачет; мы росли вместе, а дети часто бывают друг к другу жестоки. Однако прежде она всегда плакала от гнева, от досады, от боли, но не так, как сейчас, – тихо, не вздрагивая, едва дыша, будто желая исчезнуть. Я взял ее за руку, поежившись от скрытой под повязкой боли, и наклонился, пытаясь заглянуть в ее лицо.

– Бэт, все в порядке? Послушай, ты же знаешь… – Затекшая шея не позволила мне наклониться достаточно, чтобы увидеть ее глаза, потому я двумя пальцами коснулся ее подбородка и приподнял его. – Если тебе нужна помощь, я…

Ее соленые губы оказались на моих, не дав договорить. Я невольно ответил на поцелуй, сбитый с толку, но, когда напор усилился, взял эльфийку за плечи и мягко оттолкнул.

– Похоже, ты не можешь мне помочь, – обиженно пробормотала она.

– Я понимаю твою тоску, – строго отрезал я. – Но если ты хотела обидеть Индиса этим поцелуем, поверь, это не подтолкнет его в твою сторону. Богиня, его же здесь даже нет!

– С чего ты взял, что я делаю это из-за него?

– Прости, Бэт, но об этом знают все, кроме, кажется, тебя самой.

Эльфийка быстро вытерла слезы, и ее негодование стало столь ощутимым, что заполнило собой воздух моего жилища. Я понял, что обидел подругу, но ее методы казались мне возмутительными; едва ли ее выходка могла хоть как-то помочь Индису пробудить в себе ответные чувства.

– Прости, – хотел сказать я, но голос неожиданно пропал, и мне пришлось прокашляться, прежде чем повторить извинение. – Прости. Но ты правда считаешь, что…

– Что? Что он может полюбить такую, как я? – воскликнула она, и я тут же прижал палец ко рту, намекая быть тише. – Быть может, он, как и ты, больше предпочитает людей? Вы оба боретесь за сердце той девчонки из таверны? Я видела, как она приходила к нему по ночам.

Сила в моей груди затрепетала, но не вышла за пределы дозволенного; тело прошибло холодным потом. Все путешествие я умудрялся не думать о лисице, и теперь одно лишь упоминание о ней пробудило во мне небесный огонь. Я задумался, не говорил ли Бэтиель о статусе Ариадны, но то, что она назвала ее «девчонкой из таверны», значительно облегчало ситуацию.

– Дело не в ней, – прошептал я, поправляя волосы.

– Сначала мать, теперь ты. Дело всегда в них, – ответила она раздраженно, покидая палатку. – Дело всегда в людях.

Глава 11

Вершины гор Армазеля, казалось, царапали небесное полотно. При одном лишь взгляде на них солнце ослепляло, отражаясь в бесконечных снегах, но их величественность так притягивала, что это казалось малой ценой за завораживающее зрелище.

Архитектура всегда была сильным местом горных эльфов. Их дома не гниют из-за плохой погоды и не горят от ударов молнии; с каждым годом горные породы становятся лишь толще и прочнее, а потому местные умельцы творили чудеса, вырубая в скалах тончайшие, сложнейшие узоры, во всей красе демонстрируя изящество, что в них взрастил их народ. Чувство, будто вошел не в город, а в мастерскую лучшего в мире каменщика, не покидало ни на мгновение, и я уверен, что если бы Армазель был открыт для странников, то пользовался бы небывалой популярностью.

Подъем в гору никем не охранялся, хотя дорога и была чиста от снега и льда; нас совершенно точно ждали. Серпантин, петлявший так, что кружилась голова, открывал невероятные виды на земли Греи и верхушки деревьев Аррума. С высоты дом, казалось, был совсем близко, но ноющая от ожогов ладонь напоминала о семи ночах пути. Все казалось неживым, будто находилось в зимней спячке, пока, почти у самой вершины, между деревьев и кустов не стали сновать огромные белые волки.

Они в этих землях так же священны, как в наших – олени. Вдвое больше обычных, с белой шерстью и, как у всех горных эльфов, бледно-голубыми глазами, они не внушали страха, если не желали того, но определенно вызывали любопытство. Один из волков, самый массивный и грациозный, сопровождал меня на протяжении нескольких минут, вышагивая так близко, что его шерсть грела мне ногу. Внимательный прищур едва ли казался животным, и я поежился, ощутив, будто его пронзительный взгляд забрался мне под кожу.

Две исполинские колонны, вырубленные в скале и изображавшие морду волка и лицо безымянного эльфийского короля, означали, что мы добрались до центрального входа в город. Там же нас ждал небольшой отряд из десяти воинов. Бесчисленные ножи и кинжалы сверкали в лучах зимнего солнца, обращая внимание на еще одну отрасль, в которой горные эльфы сильны, как никто другой. Их сталь ценилась дороже золота, а мастера – больше любых придворных кузнецов, и ценность лишь увеличивалась оттого, что предметы их работы достать было практически невозможно. Люди, владеющие подобным богатством, получали его либо по наследству, либо в результате кражи; на деньги, вырученные с продажи одного меча, можно было безбедно существовать всю жизнь, даже если аппетиты близились к королевским.

Местные жители, встречая гостей, выстроились с обеих сторон вдоль дороги, и их лица выражали самые разнообразные чувства; как те, что я воображал, так и те, что увидеть не ждал, – страх и смятение. Вероятно, о нашем приезде предупредили не всех; в таком случае, я был готов аплодировать сдержанности жителей гор – на их месте я напугался бы куда сильнее.

Искусный дворец, в котором восседал аирати, находился в глубине города. Витражи в его окнах играли со светом, преломляя его и завораживая. Горная порода, послужившая основой для дворца, тысячелетиями наслаивалась, набирая мощь, и каждый год ее существования отпечатался в уникальном узоре, видном на срезах; оттенки от темно-серого и коричневого до бледно-голубого переплетались в утонченном танце, и благоговение перед этим зрелищем неизбежно крало дыхание.

Тронный зал был залит игривым, щекочущим светом, контрастирующим с общим настроением. Горный народ был строг и холоден; стражи стояли ровно и молча, устремив взгляды вдаль. Рингелан был единственным, кто смотрел прямо на нашу делегацию, вошедшую во дворец хоть и не в полном составе, но все равно, казалось, огорчившую его своей многочисленностью.

Всем известно, что горные эльфы значительно выше лесных, но король, даже сидя на троне, казался подобием статуи, что встречала путников при въезде в город. Его бледная кожа выглядела почти прозрачной; даже с расстояния в двадцать шагов я мог видеть темно-голубые реки вен, петлявшие по его рукам. Длинные белоснежные волосы были заправлены за уши, оголяя их заостренные кончики и обрамляя строгое лицо. Под высокими скулами зияли впадины щек, а острые линии челюсти сводились к узкому, слегка выступающему вперед подбородку. Высокий лоб и глубоко посаженные голубые глаза создавали эффект прищура, усиленный густыми низкими бровями.

Взгляд короля на мгновение блеснул. Меня кольнуло легкое ощущение повторения момента, будто я когда-то уже проживал его, хоть это и было невозможно.

– Мы приветствуем тебя, аирати, – нарушила тишину Маэрэльд, и все гости Армазеля опустились на одно колено. Королева ограничилась легким наклоном головы. – И благодарим за радушный прием.

– Приветствую, азаани, братья и сестры, – низкий голос короля с легкой хрипотцой эхом прокатился по тронному залу. – Страшно представить, сколько зим наш народ не воссоединялся.

– Страшно, – согласилась Маэрэльд.

Тишина вновь заполнила пространство, но градус напряжения снизился, и я понял, что все это время дышал быстро и неглубоко, не в силах противиться ускорившемуся ритму сердца. Момент оказался даже более торжественным, чем я себе представлял. Это не просто праздный визит; в самом деле, это первое крупное собрание наших народов за долгие и долгие годы. Война без битв, что продолжалась веками, возможно, наконец закончится.

Эльфы поднялись, и многие из них, как и я, облегченно выдохнули. Краем глаза я заметил движение за спиной и обернулся; эльфы отходили в стороны, образуя коридор для следующего к трону белого волка. Подойдя к королю, животное слегка коснулось головой его руки, ласкаясь, и уселось рядом, обратив морду к публике. Я вновь присмотрелся к удивительному волку и понял, почему взгляд аирати показался мне таким знакомым. Одни и те же глаза.

– Мы обеспокоены поведением королевской семьи Греи, – начала излагать проблему Маэрэльд, не дожидаясь, пока ее о том попросят. – Король ведет себя странно, а его старшая дочь проявляет честолюбие, вмешиваясь в дела короны. Они нападают на земли других королевств, не имея на то разумных причин. Войны заденут наши земли, если мы не придумаем, как их прекратить или как от них защититься. И ваши земли. Эдронем и Сайлетис воспользуются горами, как укрытием, из-за которого можно неожиданно напасть, или как баррикадой, за которой можно скрыться при отступлении.

– При дворе Эвеарда есть друид. Лианна, если не ошибаюсь, – ответил Рингелан с легкой самодовольной улыбкой. – Разве она там не для того, чтобы контролировать короля?

– Она настолько же человек, насколько и эльф, – пораженно признала королева. – Лианна выбрала быть верной людям, и мы не можем ее за это винить.

Я повернулся, чтобы бросить взгляд на Бэтиель, стоящую практически около выхода, но стыдливо опущенная голова эльфийки не позволила поймать ее взгляд. Любые разговоры о матери причиняли ей нестерпимую боль, но она никогда не бежала от них, напротив – принимала удар грудью, позволяя разбивать свое сердце вновь и вновь, пытаясь привыкнуть к ней и стать сильнее. И каждый раз маска безразличия, что она пыталась намертво прикрепить к своему лицу, разлеталась на мелкие осколки.

– Кажется, вы обещали привести свидетеля, – Рингелан произнес это, властно направив в мою сторону длань и подозвав коротким движением пальцем. Меня буквально потянуло к аирати, из-за чего шаги сделались неуклюжими и резкими. – А вот и он.

– Приветствую, – вновь поздоровался я, сопроводив слова почтительным кивком.

– Твое имя?

– Териат.

– Рожденный в грозу. – Удивительно искренняя улыбка коснулась его лица, зажигая глаза, и в теплом свете солнца оно показалось вовсе не таким строгим, как прежде. – Что ты видел?

– У меня есть знакомый во дворце, – принялся объяснять я. – Он замечал, что король странно себя ведет. И он, и весь совет беспрекословно подчиняются принцессе Минерве, и она…

– Знакомый во дворце? – перебил Рингелан.

– Слуга. Слуги повсюду, в каждой комнате и каждом дворе, но все забывают, что у них есть глаза и уши, – уточнил я. – Не так давно король отдал руку младшей дочери принцу Куориана, и теперь в их распоряжении будут корабли островитян. Они уже объединялись, чтобы захватить Амаунет, и поход увенчался успехом.

– В степях эльфы не живут, – безразлично заметила ирати. – Нам не за кого беспокоиться в Амаунете.

– Однако они живут подле всех остальных королевств, – донесся голос Маэрэльд из-за моей спины. – Рано или поздно беда доберется до всех. Разве азаани и аирати прежде бросали своих братьев и сестер на произвол судьбы?

– Никогда, – согласился король. – Что еще сообщал твой источник?

– Минерва любит редкости и драгоценности, – продолжил я, пытаясь вытащить из памяти все детали, что Ариадна поведала мне за время нашего знакомства. – Она не раз упоминала об эльфийской стали и изумрудах, что спрятаны в ваших горах. Вполне возможно, пополнив ряды своей армии, она захочет их заполучить.

– Наша армия в разы сильнее.

– Бесспорно. И все же подобные настроения нас тревожат.

Рингелан в ответ лишь медленно моргнул. Его рука легла на голову волка и стала медленно гладить белоснежную шерсть, словно это помогало ему яснее мыслить. Все присутствующие терпеливо ждали. Маэрэльд коснулась моей руки, дав понять, что я мог, занять свое место, и вновь встала во главе отряда. Было интересно смотреть на контраст, что являли собой король и королева: похожие на всполох пламени и ледяную гору, они были настолько разными, что их образы сплетались в один, рисуя в воображении лик первородного эльфа прошлого – короля, единого для всех. Рассорившиеся из-за новых друзей брат и сестра. Далекие, чужие, но притом родные и одинаковые. Беспокоящиеся о своем народе, борющиеся с гордыней, преодолевающие сомнения.

– Информации все же мало, – пробормотал король, и все взгляды вновь обратились к нему. – Лианна совершенно точно не станет помогать?

– Она не желает контактировать, – ответила Маэрэльд, уже уставшая это повторять.

– Тогда нужен свой человек в замке, – предложил решение король. – Эльф. Однако я не могу позволить себе отправить кого-то из наших. Слишком давно нога горного эльфа не ступала на земли Греи, и появление такового станет новостью громкой, а гласность нашему делу – враг.

– Дети Аррума часто бывают в Грее, знают ее земли и обычаи, – согласилась королева. – Полагаю, мы найдем подходящего кандидата. Нам важно знать, что мы единодушны, и при необходимости вы…

– У нас есть кандидат!

Голос Бэтиель, тонкий, дрожащий, становился все ближе. Я замер, понимая, что она собирается сделать. Эльфийка проворно пробралась через толпу сородичей, взяла меня за руку и подняла ее, чтобы свидетеля, и без того привлекшего достаточно внимания, заметил каждый. Ее привычка перебивать повлекла за собой осуждающие взгляды со стороны короля и королевы, и на этот раз мне сложно было обвинить их в высокомерии.

– У Териата есть определенное… преимущество, – продолжила Бэтиель окрепшим голосом, ни капли не смутившись своей бестактности. – Покажи им.

Замершие вокруг меня эльфы слегка расслабились, а с меня и вовсе скатилась лавина холодного пота. Я был уверен, что она расскажет им об Ариадне. Ее бестолковая решительность, усиленная сказанными вчера словами, могла привести к неожиданным последствиям, но либо она в последний момент передумала, либо я был о ней слишком плохого мнения.

Финдир, очевидно испытавший облегчение, схожее с моим, подбадривающе кивнул мне, дав добро на демонстрацию магии. Снятие бинтов с ладоней заняло некоторое время, и я физически ощущал сотни глаз, сверливших меня в нетерпении. Учитель жестом приказал всем, кто стоял рядом, отойти на несколько шагов, и я оказался в центре небольшого круга, будто на сцене; луч закатного солнца, раскрашенный витражами в причудливые цвета, освещал меня, словно факел, а легкий ветерок щекотал шею. Для устойчивости я слегка расставил ноги, выпрямил спину и развел руки в стороны, обратив их тыльной стороной ладоней к полу. Медленно пробираясь к источнику силы в своей груди, я ломал все те преграды, что устанавливал для ее сдерживания, и выманивал ее наружу, будто испугавшегося зверька. Постепенно она стала расходиться по телу, усиливая чувства и ускоряя реакции: я слышал, как снежинки приземляются на каменные ступени у входа во дворец, как дышит волк, лежащий в ногах у короля, как свистит ветер, облизывавший стальные клинки стражи. Молнии стали покалывать кожу, все еще находясь под ней, в поисках наиболее удачного места для выхода наружу. Скромно выбираясь из ладоней, светящиеся змейки собирались в клубок, отбрасывая искры холодного света. Впервые я амбициозно попробовал выпустить их одновременно из двух рук, и это, на удивление, легко мне удалось. Удерживать их было сложно, и все же я, воодушевленный успешным экспериментом, свел руки; шары молний объединились в один, став вдвое больше, и довольная улыбка невольно скользнула по моим губам. Рука Финдира опустилась на мое плечо, напоминая о необходимости соблюдать осторожность в зале, полном эльфов, и я нежно обнял шар, поглощая его. Молнии зароились под кожей, щекоча, и потянулись прямиком к груди, где я тут же вновь их запер.

– Впечатляет, – заинтересованно прошептал Рингелан, наклоняясь и подпирая подбородок рукой. – Немногие могут похвастаться подобным.

– Это значит, что при необходимости он сможет за себя постоять, – аргументировала свою выходку стоящая среди зрителей Бэтиель. – А тот слуга поможет обустроиться в замке и чаще передавать информацию.

– Твои доводы разумны, юная эльфийка, – проговорил король, выпрямляясь. – Но нрав твой своеволен. Прими мой совет, как дар Богини, переданный через посланника: учись смирению и знай свое место.

Бэтиель выслушала напутствие короля без тени вины, а затем сделала несколько шагов назад, прячась среди сородичей. Строй отряда восстановился, возник взволнованный шум. Некоторые восторженно шептались, впечатленные моим представлением, и я столь же восторженно им отвечал. Одна Маэрэльд, холодная и невозмутимая, все так же стояла напротив аирати, ожидая его решения.