Текст книги "Предание о лисьих следах"

– Знаю, что со стороны не выглядит, будто мы особенно близки. Просто Лэндон… не очень умеет открываться людям.

Я понимающе кивнул; казалось, люди с самого рождения знали, что доверять чужакам опасно.

– И как же вышло, что он открылся тебе? – поинтересовался я.

– Он уже работал на какого-то герцога, когда я только приехал в Грею, а ведь он на два года младше! Я поразился его целеустремленности. Захотел подружиться. Он, конечно же, сразу дал мне понять, что его это не интересует, – усмехнулся Кидо, усаживаясь на стул. – Но не учел, что я куда более упертый, чем кажусь на первый взгляд. Сначала спросил отца и господина Айреда, но те не интересовались работниками такого рода, так что я выяснил о нем все, что было известно стражникам, кухаркам, служанкам герцога. – Капитан загибал пальцы, с удовольствием отчитываясь о проделанной работе. – Затем пошел с расспросами по городу. Он узнал и испугался, что я хочу лишить его работы. Тогда король только признал меня сыном, и, быть может, это было в моей власти. Я не стал ничего отрицать. Поставил условие: будет моим другом – останется на своей вшивой работенке.

Я с трудом представлял, как новообретенный наследник трона бегает по городу, расспрашивая всех о безродном подростке, выносящем ночные горшки одного из жителей замка. Еще более абсурдным образ делало то, что речь шла о Лэндоне – вечно надменном, серьезном, непоколебимом советнике, чьи мысли ныне внимательно выслушивали все, и даже король предпочитал его не перебивать.

– И он охотно согласился?

– Как же, – закатил глаза Кидо. – Врал, как проклятый. Каждый раз выдумывал что-то новое.

– С удовольствием бы на это взглянул, – улыбнулся я.

– Кто знает, может, он все еще лжет, – пожал плечами капитан. – Но в таком случае в какой-то момент он начал придерживаться одной легенды.

Я внутренне содрогнулся, понимая, что поступаю с Кидо точно так же; разница состояла лишь в том, что я заранее подготовился к своей роли. Пожалуй, он был одним из немногих, с кем я предпочел бы быть предельно честным.

– Его ведь даже зовут иначе…

– Это многое объясняет, – протянул я; мысли об этом бывали у меня и раньше.

– Точнее, его и вправду назвали Лэндоном. Так он записан в бумагах. Ну, ты понимаешь. Внешность у него и так… очень выразительная. Но родители звали его Хюн Ки.

Не заметить Лэндона в толпе действительно было сложно: узкое лицо, пухлые губы, черные глаза без складки верхнего века и иссиня-черные локоны – иначе говоря, необычная внешность для окрестностей Греи. Я однажды виделся с группой полукровок-кочевников, прибывших с восточных земель, но они выглядели и вели себя совсем по-другому.

Мы проговорили много часов, почти до рассвета. Капитан совсем позабыл, о чем хотел расспросить меня считаные минуты назад, и с упоением делился историей их дружбы, пронизанной юношеским любопытством и напористостью, полной взлетов и падений, шуток и ссор. А я с нескрываемым интересом слушал. Разумеется, Кидо раньше попал в близкий к королю круг, и оттого их связь пришлось спрятать от чужих глаз: амбициозный Хюн Ки не желал, чтобы пробиться ему помогло близкое знакомство с королевским сыном, – предпочитал всего добиваться своими силами. Как итог, он занял еще более высокое положение в обществе – и из-за теплых чувств к другу Кидо не видел, как это повлияло на распределение симпатий его отца.

В дверь трижды постучали. Мы переглянулись, но не сдвинулись с мест. Не дожидаясь ответа от владельца комнаты, Лэндон по-хозяйски отворил дверь.

– Сэр Эрланд, – почти не выразив удивления, поклонился он, однако добродушная улыбка мгновенно исчезла, а губы напряженно сжались. – Капитан Фалхолт, простите за поздний визит.

– Расслабься, Хюн Ки. – Кидо откинулся на кровать, зевая.

Глаза советника сузились в характерном прищуре. Я вдруг понял, что он не был очень уж красив; его притягательность возникала на совершенно ином уровне, идя изнутри, невзирая на внешние черты. Если Кидо был готов делиться со мной подробностями своей жизни, то Лэндону это желание было чуждо – я являлся для него одной из множества сомнительных придворных персон, недостойных доверия в столь деликатном вопросе.

– Не помню, чтобы разрешал называть меня так при посторонних.

– Я сохраню это втайне, – вмешался я, вставая с места.

– До тех пор, пока вам это выгодно, – огрызнулся советник.

Я не понимал, по какой причине его второе имя так строго им охранялось. Это лишь забавная подробность; никакой причины для оскорблений или шантажа. Его гнев вызвал бы во мне чувство вины, если бы я видел для этого хоть какие-то основания.

– Я вам не враг.

– В замке все – враги.

– В любом случае для меня все равны, – спокойно продолжил я. – Если вам угодно, я забуду о том, что услышал, и никогда впредь об этом не упомяну.

Разумеется, он ни на мгновение не поверил в мою искренность.

– Полагаю, вам пора вернуться в покои, – холодно произнес он, приближаясь к постели Кидо и бросая взгляд на почти заснувшего капитана. – Я бы предпочел, чтобы вы не распространялись об… что бы он вам ни наговорил. Как обдумаете, сообщите мне, какие условия покажутся вам приемлемыми. Возможно, у меня есть информация, которая покажется вам достаточно ценной.

Я не стал объяснять, что в сделке не было нужды, ведь того, что мне нужно, он не расскажет ни за какие деньги, – и молча вышел в коридор.

Оказавшись на лестнице, я с трудом поборол желание подняться на один этаж выше своего. Воспоминания о произошедшем на балу нахлынули, сбивая с ног. Я так хотел объясниться перед Ариадной, что тело само несло меня к ее двери, но я сумел его остановить, собрав волю в кулак. Время было неподходящим: в лучшем случае она спала, в худшем – в сердцах отправила бы в мою голову какой-нибудь тяжелый подсвечник, не желая слушать лжеца и предателя. Она плохо справлялась с сильными чувствами, превращая их все в одно – в ярость. В этом мы с ней похожи.

Шел до дверей в свои покои я мучительно долго: каждый шаг давался тяжело, будто сам воздух отталкивал мое тело. Слышалось тихое пение птиц; за окном светало, но в темных коридорах не горели свечи, и я двигался почти на ощупь, помня зазубрины на каждом сантиметре каменных стен. По мере приближения к нужной комнате, мне все сильнее слышался запах – теплый, терпкий, с нотами цветов и вишни, – и я не мог вспомнить, где встречал его раньше.

– Сэр Териат, – послышался из темноты голос королевы. – Мы можем поговорить?

Глава 19

Я предложил королеве войти, и она без раздумий спряталась за дверью. Ее грудь взволнованно вздымалась и опускалась, а руки нервно перебирали подол платья. В свете рассветного солнца, пробирающегося в комнату через окна, я впервые заметил серебряные нити волос в ее прическе.

– Я поступаю неправильно, – заявила она. – И, возможно, глупо. Потому прошу вас выслушать меня, не задавая лишних вопросов, и дать мне уйти, будто этого разговора никогда не случалось.

Я молча кивнул. Ровена тревожно металась по комнате, не в силах остановиться; в таком состоянии она едва ли могла говорить. Я слышал, как бьется ее сердце; казалось, стоило ей выдавить из себя хоть слово – оно утонет в его грохоте. Спрятав руки за спиной, я терпеливо ждал, когда королева будет готова. Остановившись у окна, она повернулась ко мне спиной; ей было легче говорить, не глядя мне в глаза.

– Вас собираются заключить под стражу. Моя падчерица отдала приказ.

Я, как она и просила, не задавал вопросов, хоть они и рвались наружу. Кровь в венах забурлила, вскипая, и паника охватила мой разум. Я лгал не так хорошо, как мне казалось.

– Ныне меня не ставят в известность о делах подобного рода, но я слышала их разговор. Хочу, чтобы вы были предупреждены.

– Когда?

Королева не подала виду, но явно была разочарована нарушением единственного – и, очевидно, несложного – правила.

– После охоты. За измену и угрозу жизни короны.

Я глубоко вдохнул. До начала королевской охоты три дня. Что ж, в лесу перед группой воинственно настроенных стражей у меня найдется целый ряд очевидных преимуществ.

Мысли стремительно вернулись к капитану. Наверняка Лэндон уже убеждал его в том, что я не так уж и доброжелателен, каким пытался казаться. Друзья не должны друг другу лгать – а я, что бы он себе ни вообразил, наверняка лгал. Рыцарь из неизвестной семьи, странствующий без цели и причин – разумеется, я попросту выжидал, отыскивая место, в которое смогу больнее всего ударить. Возможно, меня подослали правители соседних земель. Да и разве можно подпускать к себе кого-то, кто по ночам расспрашивает тебя о личных делах королевского советника?

– Она утверждает, что вы выведываете сведения, которые в будущем применит Сайлетис для уничтожения нашего рода и захвата города, но, сэр, я… – задыхаясь, щебетала Ровена. – Даже если это правда, я не желаю ей верить.

Королева наконец обратила ко мне лицо; светло-зеленые глаза сверкнули влагой. Утреннее солнце влюбленно ласкало ее оливковую кожу, напоминая о теплых землях Драрента, где прошли ее детство и юность. Я с удовольствием подумал, что примерно так же будет выглядеть Ариадна спустя два десятка лет, и невольно улыбнулся этой мысли, завороженный зрелым очарованием королевы.

– Благодарю вас, Ваше Величество, – слегка поклонился я. – Надеюсь, этот разговор не принесет вам неприятностей.

– Не принесет, – уверенно ответила она, как бы невзначай касаясь уголка глаза указательным пальцем. – Ведь никакого разговора не было.

Тем же утром я оказался в кузнице, где позаимствовал подмастерье для подготовки моего оружия к охоте; наконечники стрел, как и клинки, нуждались в качественной заточке. С такой просьбой в последние недели к кузнецу прибывали многие знатные мужи, и это не выглядело как жест нездорового интереса к предстоящему событию.

Киан выслушал дословный пересказ сведений, полученных от королевы, и после долго и мучительно пытал меня о каждом слове и каждом действии в стенах замка. Я признался ему во всем, даже в самом глупом и постыдном, но он не дал никакой оценки; как ни странно, это меня раздражало. Порой мне хотелось, чтобы меня отругали, указали на ошибки и сказали, как поступать правильно, но Киан лишь отмахивался, твердя, что каждый из нас идет своим путем. Даже если этот путь важен для всех – он по-прежнему мой, и лишь мне решать, каким он станет.

– Мы все подготовим, – после долгого размышления произнес он. – Раз тебя планируют задержать за угрозу жизни короля, значит, вас должны оставить наедине. Отведи короля на западную поляну.

Королевская столовая встретила меня чудными запахами и новыми лицами. Помимо многочисленных не интересовавших меня персон – троюродных тетушек королевы из Драрента, внучатых племянников короля из Эдронема и прочих, – присутствовали и весьма любопытные лица. Дамиан Гаэлит – король Куориана – сидел подле своего сына, всем видом демонстрируя свое над ним превосходство. Его осанка была ровна, поза открыта, улыбка широка. Он бесконечно долго говорил обо всем на свете, позволяя вмешиваться в разговор кому угодно, но не своему сыну; как только тот смел подать голос, король одним взглядом отрубал у того желание говорить. Хант не противился, что шло вразрез со всеми представлениями о его характере, – он замыкался и, стоило отцу поднять руку, вжимал голову в плечи, будто пес, которого этой рукой ежедневно бьют. Его челюсть напрягалась, лишь когда Дамиан говорил что-то о его невесте, но и тогда слова застывали на губах, оставаясь невысказанными. Ариадна неотрывно смотрела в тарелку.

Она вообще никому не смотрела в глаза. Ее кожа была бледна, а дыхание тяжело. Я чувствовал от нее странный кисловатый запах; так обычно пахнут люди, стоящие на пороге болезни. На следующий день она не появилась ни на одном приеме. «Принцессе нездоровится», – отрепетированно отвечали служанки. Несколько раз я проходил под ее окнами и забредал в крыло, где находились ее покои: отовсюду был слышен страшный кашель и проклятия, что лисица отправляла ему вслед. Собрав все известные мне травы, что могли бы помочь избавиться от недуга, я оставил их у дверей лекаря с соответствующей запиской. По слухам, ей становилось лучше.

Еще одним новым гостем был Рагна – тот самый седовласый юноша, появившийся при дворе после таинственной поездки Минервы и позже так же таинственно исчезнувший. Он являлся известным во всем мире – хоть я прежде о нем и не слышал – магистром магии и, несмотря на юные черты чарующе красивого лица, появился на свет больше полутора веков назад.

– Мое настоящее имя – Магнус Ардгласс, – признался он Аурелии Ботрайд, еще не представляя, сколько восторга вызовет у нее своим происхождением. – Сайлетис был мне домом, пока родители не погибли и магистр Матео не забрал меня под свое крыло.

– Сколько же вам было лет, дорогой? – не скрывая ликования, причитала она.

– Восемь, – бросил Рагна. Эта история давно не задевала его чувств.

– А вот господин Териат покинул Сайлетис по своему желанию, и, кажется, совсем об этом не сожалеет!

Колдун впервые за вечер взглянул на меня с интересом; прежде его взгляд скользил по мне быстрее, чем по блюдам на столе. Неудивительно: золотые нити защищали меня от лишнего внимания.

– Когда-то и у меня были рыжие волосы, – произнес он с нотой грусти, гладя себя по седым прядям.

– Уверен, в ваших силах вернуть им краски.

– Как и многое другое, – усмехнулся он. – Ваш акцент потрясающ. Так напоминает мне о детстве! Северный?

– Все верно.

– Как вас зовут?

Разумеется, он не раз слышал мое имя; его интересовало другое – фамильное, – что все так тщательно избегали по моей же просьбе.

– Териат Эрланд, – представился я, сопроводив слова легким наклоном головы. – Но, прошу, просто Териат.

– Эрланд… – проигнорировал он мою просьбу, задумчиво прищурившись. – Незнакомо мне. «Чужак». Похоже, не вы избрали для себя судьбу странника – ваш род сделал это за вас.

Я пожал плечами. Каждый из нас идет своим путем.

Когда король собрал всех участников охоты и объявил о ее начале, стояла невероятная жара. Палящее солнце было беспощадным и ненасытным, будто старалось вытянуть из природы всю влагу до последней капли. Доспехи в такую погоду были лишними – они висели на теле бесполезным, мертвым грузом, – но большинство из участников и не подумали от них отказаться. Я ограничился кожаным нагрудником, самым тонким из тех, что смог выторговать в королевском хранилище. Смотря на претенциозных рыцарей, вроде тучного сэра Фалкирка, едущих в полной амуниции, я с трудом сдерживал смех, представляя, как быстро звон железа распугает всех животных на их пути.

Охота в Арруме была разрешена для людей, но лишь в строго отведенных местах: там, где они не встретят оленей или не набредут на поселения местных жителей. Самым удобным способом найти такие места было идти вдоль реки Эйлдре, что спадала с гор Армазеля и, слегка задевая земли Греи, проходила по краю леса. Король не нарушал договоров с азаани; мирное сосуществование и без того давалось нелегко.

– Мы разделимся по парам, – объявил Эвеард, когда все остановились в ожидании дальнейших приказаний. – В каждой должен быть тот, кто прежде охотился в этом лесу и знает соответствующие правила.

– Не убивать оленей, – послышался голос из толпы. Юный; я бы даже сказал, детский.

– В том числе, – сдержанно согласился король. – Капитан Фалхолт распределит вас, дождитесь его указаний. Сэр Териат, вы идете со мной.

Я почтительно поклонился, изобразив изумление и несказанную благодарность. Не будь я предупрежден – в самом деле отреагировал бы именно так.

Пепел разочарованно фыркнул, когда пришлось спешиться и привязать его к дереву; он, верно, предвкушал, как будет бороздить прохладные лесные просторы, скрытые под тенью деревьев, но охотиться верхом – верх глупости. Я мысленно извинился перед ним, и тот на мгновение понимающе уткнулся горячим носом мне в плечо.

Поначалу король не давал мне вставить и слова, и у меня не выходило направить его на запад. Он то и дело рассказывал истории из своей юности, спугивая всю живность в округе, но делал это без высокомерия, искренне – не как правитель, а как старший товарищ. Я вспоминал, как много о нем мне рассказывал отец: он называл его справедливым правителем, хоть и не считал его достойной сменой предшествующему королю. Народом правила Ровена – ей эта роль пришлась по вкусу, – а войнами заведовал Эвеард. В молодости он лез в драки без причин, но все же был отличным воителем, победившим во многих сражениях и принесшим славу многим благородным домам; его путь к короне был тернист, но неизбежен. Вероятно, так же себя чувствовала Минерва – неприкосновенной победительницей.

Заметив, как внимательно я рассматриваю землю на предмет следов животных, Эвеард все-таки вернулся к охоте. Он заинтересованно расспрашивал, где я успел поохотиться в своей жизни, и я бессовестно выдумывал, пытаясь примерно соотнести местности и обитающих в них животных. Его впечатлило мое чутье – он посчитал это даром свыше, но этим даром были лишь присущие каждому эльфу слух и зрение, – и он позволил мне быть главным, направлять его. Вероятно, это было лестью, что должна была расслабить меня и сделать легкой мишенью для гнусного заговора, придуманного принцессой, но она сыграла мне на руку.

Я, согласно указаниям Киана, вывел короля на западную поляну; там водилось невероятное число самых крупных зайцев, что мне доводилось видеть в жизни. Следы их лап вводили в заблуждение даже опытных охотников, и король подозрительно щурился, выслушивая мои аргументы, пока, наконец, не услышал шорох.

Огромный серо-коричневый заяц гордо вышагивал по поляне. Его челюсть двигалась: он увлеченно поглощал пучок молодой травы, что торчал изо рта. Король изумленно замер, но я тихонько коснулся его лука, намекая, как следует поступать при виде потенциальной добычи. Доставая стрелу из колчана, он задел ветку стоящего сзади дерева; шум спугнул животное, но моя стрела оказалась быстрее заячьих ног.

– Впечатляющая скорость, – с легкой опаской прошептал король. Я никогда не давал ему поводов сомневаться в моей дружелюбности, но он, казалось, медленно начинал верить в верность выдуманного для меня приговора. – Дождемся еще одного?

Я кивнул. Мы занимали разные позиции, успели освежевать пойманного зайца, поесть ягод и собрать несколько редких грибов, но собратья убитого будто чувствовали, что ступать на поляну опасно, и успешно прятались в своих жилищах. Разочарованный Эвеард предложил отыскать новое место, и я чуть не увел его, как вдруг за спиной раздался оглушающий треск веток.

– Ваше Величество, – окликнул я, но его глаза уже были намертво прикованы к источнику шума.

Эвлон шел медленно, позволяя прочувствовать его мощь и величие. Шерсть оленя блестела на солнце, будто была усыпана мириадами драгоценных камней, а на месте каждого его шага следом распускались цветы. Жизнь и магия, заключенные в теле животного, в самом чистом своем воплощении приближались к двум пораженным охотникам.

– Эв… Эвлон… – король едва выговаривал слова, сбитый с толку, но восхищенный божественным ликом оленя. – Я слышал о нем лишь… лишь в сказках.

Эвеард опустил оружие, но божество это едва ли волновало; его не пугали жалкие человеческие стрелы. Он знал, что гнев Богини страшит людей пуще прочего; смевших так рисковать история никогда не знала. Эвлон направил взгляд на меня: глубокий, всепоглощающий.

«Пусть он коснется меня».

Голос прозвучал в моей голове, и я вздрогнул; прежде он никогда со мной не говорил. Я думал, такой чести могла удостоиться лишь азаани.

«Не медли».

Голос был столь низким, что все мое существо будто вибрировало от его звука. Я застыл, пораженный необычным ощущением. Король ничего не слышал, но его удивление все равно было необъятным. Эвлон подошел к нему почти вплотную; Эвеард, казалось, забыл, как дышать.

– Прикоснитесь к нему.

– Что?

Король повернулся ко мне, не ожидавший подобных сумасбродных предложений. Воздух, выходящий из ноздрей оленя, колыхал его седые пряди.

– Не кажется ли вам, что вам выпала великая честь? – шептал я. – Я читал, что ни одному человеку прежде не доводилось встретить короля этого леса.

Король с надеждой взглянул на Эвлона; темные озера глаз смотрели на него в ответ. Огромные ветвистые рога возвышались над королем, делая его маленьким, даже игрушечным на фоне исполинского животного. Нереальность происходящего захватила короля, и он самозабвенно протянул руку к мохнатой морде.

Стоило его пальцам коснуться кожи оленя, как все вокруг залило ярким светом; мне пришлось прикрыть лицо рукой, иначе казалось, будто я навеки ослепну. Свет постепенно исчезал, и, открыв глаза, я увидел, что весь он сосредотачивается в правителе Греи. Он лился из его глаз, рта, ушей, горел в груди, руках, ногах, каждый палец его испускал лучи, будто он, будучи главнейшим из богов, сумел съесть солнце. Иногда свет мерк, и из короля выходили сгустки тьмы; я наконец понял, что задумал Эвлон. Он очищал короля. Очищал от всех нечистых мыслей и недобрых побуждений, что в его душу заложила дочь, желавшая захватить волю отца. Очищал от лжи, делая его тем, кем он являлся на самом деле, – справедливым правителем с добрым сердцем и храброй душой, что не стал бы прятаться за юбкой принцессы, выполняя ее приказы. Тем Эвеардом, которого знала Грея; тем, кого Грея заслужила.

Свет исчез. Колени короля подкосились, и я тут же подхватил его под руки. Взгляд был пустым, будто тело его проснулось, но разум еще находился в глубоком сне.

«Отведи его в замок. Сейчас».

– Зачем?

«Ему нужен сон. Он придет в себя очень скоро, но лишь после сна все его защитные барьеры возродятся с новой силой. Сейчас он уязвим».

– Солнце в зените. Охоту не заканчивают так рано.

Эвлон поднял взгляд к небу и двинулся вглубь леса. Я ждал от него указаний, но молчание с каждой секундой все больше давило на плечи. Эвеард замычал; сознание стало возвращаться к нему.

«Сделай это».

Я осторожно оставил короля, дав ему новую опору в виде ствола векового древа, и взглянул вслед уходящему оленю. Он не оборачивался; либо знал, что я все пойму правильно, либо не интересовался исходом событий, возложив всю ответственность на меня. Впрочем, от этого мало что менялось.

Глубоко вдохнув, я отошел от короля на несколько больших шагов и встал посреди поляны. Я никогда не делал подобного и не знал, что из этого могло выйти. Но разве у меня был выбор? Сделай это. Снова глубокий вдох. Снова. Еще один. Удар по ребрам, боль волной прокатилась по телу. Клетка, заскрипев заскучавшими петлями, открылась.

Вторя рисунку вен, молнии забегали по телу, наполняя каждый его сантиметр. Меня ощутимо трясло; казалось, я никогда не давал своей силе столько свободы, но и никогда еще не требовал от нее столь многого. Эзара, дракон тебя подери, соберись! Голос Финдира ударил наотмашь. Он не зря потратил столько месяцев, думал я.

Грудь сдавило, выбивая из легких воздух. Сам того не ожидая, я разразился криком, взревел, спугивая птиц с веток. Магия отправилась в путешествие по вскинутым рукам, и к безоблачному небу поднялись две огромных молнии. Столкнувшись с облаками, они окрасили их в темно-серый, и дождь тут же окропил листья.

Прозвучал рог. Охота подошла к концу.

Не сумев удержаться на ногах, я упал на землю. Ладони горели; на них красовались два огромных красных ожога. Я спешно достал из колчана перчатки для стрельбы, которые за ненадобностью никогда не надевал, и натянул их, превозмогая боль и крепко сжимая челюсти. Услышав движение, я тут же метнулся к королю; его взгляд уже приобрел осознанность.

– Надо же, – захохотал он. – А ведь ни облачка не было!

– Погода – удивительная вещь, – согласился я, не солгав о своем изумлении.

– Что ж, в таком случае пора возвращаться.

В рог протрубили снова. Сигнал выдвигаться в оговоренное место встречи.

Всю обратную дорогу мы поддерживали милую беседу о погоде, животных и особенностях охоты, а когда дошли до оставленных нами коней, долго смеялись над возмущенным выражением их морд. Король будто стал ребенком, до ужаса невинным и доверчивым, и это, полагаю, то, о чем предупреждал Эвлон, – он стал уязвим, как никогда.

Мы прибыли к выходу из леса последними; вероятно, успели уйти дальше других. Некоторые гвардейцы, что были наследниками знатных родов и были приглашены в числе прочих, при виде нас мгновенно спешились и обнажили мечи. Король удивленно вскинул брови.

– Вы что же, не узнали своего правителя?

Гвардейцы недоумевающе переглянулись. Эвеард не следовал намеченному плану.

– Ваше Величество, – поклонился один из них, подыскивая слова. Я оглядел присутствующих в поисках капитана; тот стыдливо опустил глаза, прячась за чьими-то спинами. – С вами все в порядке?

– А не должно быть? – расхохотался он. Ему были неведомы их намерения. – Вы не поверите, кого я видел в лесу! Про это нужно написать балладу!

Гвардейцы растерянно отступили, оседлав лошадей, и в арьергарде последовали за королем, рассказывавшим всем о невероятной встрече, состоявшейся на западной поляне. Подданные наперебой называли Эвеарда избранным богами, а тот лишь отмахивался, повторяя, что был не более чем удачливым неудачником. О моем присутствии на той поляне, увлекшись речью короля, мгновенно позабыли.

Капитан Фалхолт стал единственным, кто обратился ко мне. Приблизившись справа, он слегка наклонился, чтобы не говорить слишком громко; дождь оглушающе барабанил по доспехам знати, старательно заглушая слова. Впрочем, со мной он мог говорить хоть шепотом.

– А с тобой все… с тобой все в порядке?

– А не должно быть? – улыбнулся я.

Сославшись на усталость, король укрылся в своих покоях сразу после возвращения в замок. Люди шептались, предлагая варианты истинной причины: «старик уже не тот, что прежде» – хоть он вовсе и не был стариком, «поранился и не хочет, чтобы об этом кто-то знал», кто-то даже выдвигал предположения о назначенной встрече с фавориткой, однако королева разрушила почву для сплетен, проведя все время «болезни» рядом с ним. Ее любящий взгляд и теплые руки не отпускали его ни на минуту, пока он не нашел сил вернуться к делам. Восстановление заняло два дня.

Как только Эвеард включился в придворную жизнь, люди зашептались уже об ином – о разгладившихся морщинах и огне в пепле серых глаз. Правитель Греи действительно помолодел как внешне, так и внутренне; стал веселее, разговорчивее, активнее. Одним ранним утром я даже встретился с ним в тренировочном зале, и мое удивление разделили абсолютно все присутствовавшие. Король обнял Кидо, шепнув ему что-то вроде «ты молодец, сынок», и тот едва смог сдержать эмоции. Даже всегда строгий и сухой Аштон толкнул меня локтем, изумленно таращась на отца с сыном, пусть так и не смог ничего вымолвить.

Почти повсюду Минерва ходила следом за королем. Будто дитя, от скуки достающее родителя, она не отходила ни на шаг, без устали бросая в него колкие фразы; ее тон был приказным, тяжелым – другие от его звука падали ниц и клялись в вечной верности, – но Эвеард игнорировал все капризы недовольной дочурки. Члены совета вторили ей, донимая вопросами, почему на заседании отсутствует принцесса, и король вновь и вновь отвечал, что для этого попросту нет причин. Он поручил Минерве помочь королеве в организации предстоящей свадьбы, и ее полный ярости крик в тот же миг услышали на всех этажах.

Я изображал искреннее недоумение, обсуждая со знатью перемены, столь внезапно произошедшие с королем. В первые дни никто не давал им положительной оценки: резкие изменения настораживают, заставляя задуматься о стороннем вмешательстве в дела короны. Подозрения большинства падали на новоприбывшего Рагну, что заставляло его хмуриться; воздух вокруг него в эти моменты будто бы сгущался. Я заметил, наконец, изменения и в нем; о них тоже говорили многие. Его глаза.

Когда колдун был спокоен и дружелюбен, они – светло-голубые, яркие на фоне загорелой кожи; многие из последних десятилетий, по слухам, он провел на юге. Когда до его ушей доносились сплетни о причастности «седовласого» к «неразберихе в замке», радужка глаз тут же заливалась янтарными оттенками. Пока что я знал лишь две эти ипостаси, но был уверен, что существовали и другие.

Несмотря на настороженное отношение, каждый шаг Рагны сопровождался компанией дам разных положений и возрастов. Мягкие черты юного лица в сочетании с высоким, худощавым, но обладающим кошачьей грацией телом привлекали женщин и без применения особых чар. Они просили его о личных встречах без лишних глаз, о зельях, о гаданиях – что особенно его оскорбляло, – но их общество ничуть его не интересовало. Лишь изредка он тешил самолюбие юной Элоди, исполняя для нее небольшие фокусы; впрочем, и этот жест выглядел вымученным. Его интересовали беседы – беседы обо всем на свете, – будто он много лет провел в тюремной камере, мучаясь в одиночестве и безмолвии, и теперь наверстывал упущенное. Эту его потребность с лихвой удовлетворяла Минерва, с которой он проводил большую часть свободного времени, заставляя прочих дам разочарованно вздыхать. Советник Лэндон – со встречи в покоях капитана старательно меня избегавший – часто составлял им компанию.

Спустя некоторое время к поведению короля привыкли, и плюсы от изменений стали очевидны. Магия Минервы на фоне этого будто ослабла: либо она не пыталась вновь управлять разумом отца, либо Эвлон заметно усложнил этот процесс. Весь королевский совет вновь подчинялся только законной власти, хоть одержимость принцессой и не исчезла, а лишь покинула зал переговоров. Как и Лэндон, теперь часто пропускающий собрания и получающий заметно меньше королевского внимания. Все встало на свои места: Эвеард будто вспомнил о родственной связи с Кидо, и все тепло его отцовского взгляда теперь направлялось к капитану, а не к советнику. Первый все еще не научился принимать отцовскую любовь; второй же быстро привык быть в немилости.

Дамиан Гаэлит – каким бы неприятным человеком он ни был, имя у него звучное, будто скользящий по языку мед, – почти всегда находился в компании куорианских воинов. Каждый день подолгу общался с ними, выслушивая их проблемы и замечания; те без конца жаловались на скучную Грею и тоску по морю. Казалось, что он искал прорехи в делах сына, чтобы затем ткнуть его в них носом, как щенка, и мне становилось искренне жаль Ханта – я никому не пожелал бы такого отца; не таким должен быть родитель. Выражение его лица всегда было дерзким и самодовольным, точь-в-точь как у сына, когда тот только прибыл в Грею, копируя поведение властного отца. Эвеард предпочитал избегать любого личного общения с Дамианом, делая исключения лишь для решения безотлагательных деловых вопросов.