Текст книги "Предание о лисьих следах"

– Выбор, который делают все разумные люди, – ответила девушка равнодушно, старательно жуя сухое мясо, предварительно лишенное жира. – Попробуйте вспомнить кого-то великого, в чьей истории нет ни слова о любви?

– Простите, господин Териат, – вмешалась Беатрис. Розовое платье придавало ее коже здоровый цвет. – Эйнсли растет задирой, и я ничего не могу с этим поделать.

– Ее задиристость всегда касается только меня, – буркнула Элоди. – Ни перед кем другим она не посмеет открыть своего поганого рта.

Эйнсли тут же вскочила из-за стола, со звоном бросив приборы прямо в тарелку. Элоди довольно заулыбалась, совершенно не стыдясь своей грубости; оскорбленное лицо сестры явно доставляло ей недюжинное удовольствие. Беатрис взяла старшую дочь за локоть и что-то шепнула, отчего та тут же уселась на место с совершенно невозмутимым лицом.

– Их скверный характер – от отца, от меня – лишь скверное здоровье.

Беатрис горько усмехнулась; лицо Ровены же мгновенно потускнело. Предвкушение потери родного человека посеяло семена боли, что совсем не вписывались в идеальный мир, который королева старательно возводила вокруг себя на протяжении многих лет. Уверен, она заботилась о сестре все детство, взращивая свою к ней любовь, и оттого ей была невыносима мысль, что та не просто больна, а полностью смирилась со своей скорой кончиной.

Знание родственных уз, связывающих капитана гвардии и короля, так или иначе подстегивало меня внимательнее наблюдать за характером их взаимодействий. К моему удивлению, ни один из них не выказывал особенных чувств относительно другого: Кидо, хоть и вел себя свободно, всегда обращался к королю как к своему непосредственному начальнику – с должным уважением и дистанцией, – а король, в свою очередь, сухо отдавал ему приказы. Зато королевский советник совершенно точно получал от главы Греи необъяснимо большую порцию отцовской любви. Среди приближенных короля он был самым закрытым, а его история – самой размытой. Сын незнатных беженцев из восточных земель, родившийся и выросший в Грее, он чудом оказался в высшем обществе. Известные мне факты не составляли цельной картины, и потому не объясняли, почему Эвеард смотрел на советника с такой надеждой и безропотностью, будто решение, предложенное им, всегда являлось безошибочно верным. Взгляд Лэндона не выражал того же; он был усталым и постоянно упирался в стену за спиной капитана Фалхолта, изредка бросающего ответные взгляды.

– Ариадна сегодня отлично показала себя на утренних занятиях с капитаном, – вступил Хант, прервав все остальные разговоры. Его голос намеренно прозвучал так громко; он хотел, чтобы слушали лишь его. – Верно, сэр Териат?

– Лучше, чем того ждешь от наследной принцессы.

Кидо заметно нахмурился, хоть и старался спрятать лицо за массивным бокалом с тягучим красным вином. Принц не стал упоминать, что она победила именно меня, но его намек считывался куда проще, чем он думал.

– А чего вы ждете от наследных принцесс? – прозвучал голос Минервы. – Какими, по вашему мнению, они должны быть?

– Признаться честно, я ничего от них не жду, – пожал плечами я, вцепившись в остатки спокойствия всеми силами. – Мне ли говорить о том, что каждый должен следовать уготованному ему пути? Однако традиционно принцессам не полагается держать в руках меч и отбиваться от ударов подданных. Разве что в условиях бунта против власти.

– Бунта не предвидится, – прервал король. – А общество в Грее прогрессивно и понимает, что женщина может постоять за себя не хуже многих мужчин. Я горд, что мои дочери умеют обращаться с оружием.

– Каково же ваше любимое оружие, Ваше Высочество? – обратился я к Минерве. – Сталь, как по мне, не слишком вам идет.

– Лук и стрелы. Не люблю пачкаться, – выдавила она, а затем хищно улыбнулась: – Разве что при смешивании ядов.

Гости на мгновение перестали жевать. Повисла тишина, сопровождаемая настороженными взглядами на многочисленные яства. Минерва, терпевшая, сколько была в силах, заливисто засмеялась; в ее природе было бы закрыть на глупость придворных глаза, но она сумела сыграть куда более привычную для людей реакцию на шутку. Все с облегчением вторили ее смеху, и лишь взгляд Ровены остался встревоженным. Что-то в словах падчерицы всерьез беспокоило ее, но королева быстро взяла себя в руки и тут же вступила в ничего не значащий разговор с соседями по столу.

Хант разочарованно копался в своей тарелке; его попытка привлечь внимание обернулась очередным представлением Минервы. Он взглянул на Ариадну в надежде отыскать необходимую ему поддержку, однако младшая принцесса лишь натянуто улыбнулась, краем глаза заметив обращенное к ней лицо.

После ужина я, не нарушая привычный порядок вещей, направился в библиотеку. Поздним вечером там всегда бывало пусто – если кто-то из придворных и читал, то у себя в покоях, – однако быть замеченным по дороге к книжному хранилищу мне было необходимо. Больше получаса проблуждав между стеллажами в тщетных попытках сосредоточить свое внимание на каком-либо из многочисленных названий на переплетах, я все же решился на авантюру.

Глупую, безрассудную авантюру.

Никогда прежде там не бывав, я направился в правое крыло третьего этажа. Если я верно интерпретировал слухи, покои Ариадны находились именно там.

Сориентироваться на месте без точных данных было практически невозможно. У каждой из одинаковых дверей крыла стояло одинаковое количество стражи, а их лица выражали одинаковую тоску и невозмутимость; казалось даже, что и стражники везде стоят одни и те же. Никаких опознавательных знаков, надписей, рисунков. Потеряв уверенность и обретя проблески разума, я уже начал поворачивать в обратном направлении, пока кто-то не увидел меня в месте, где я находиться не должен, как одна из дверей распахнулась, и из нее выбежала хрупкая служанка с рубашкой в руках. Рубашкой, которая тем утром красовалась на Ариадне.

Оглядевшись по сторонам, я сделал несколько шагов по направлению к нужной двери, пока будто не уперся в невидимую стену. Вероятно, так мой разум пытался достучаться до взбунтовавшегося сердца. Неужели во всем замке была лишь одна рубашка подобного кроя? Что, если я ворвусь в покои к другой женщине – возможно, слишком юной или, напротив, замужней, – и меня с позором выгонят из замка? Это мог быть кто угодно, и если я ошибусь…

– Придурок!

Одно резкое движение, и я оказался по ту сторону двери.

Ариадна раскраснелась от ярости. Пытаясь подыскать слова, что в полной мере выразили бы ее негодование, она дышала, будто загнанный конь.

– Твоя стража… – прошептал я, рукой указывая на дверь. Пальцы мои дрожали. В ее присутствии я робел, а осознание совершенной глупости окончательно меня обезоружило. – Если им заплатить, они промолчат?

– Они и так промолчат, – бросила она. – Они мне должны.

– Я не хотел доставить вам неудобства, Ваше Высочество, просто… глупый порыв.

Весь гнев пропал с лица принцессы, сменившись растерянным разочарованием. Опустив глаза, она глубоко вдохнула, но вдруг закашлялась. Из коридора послышались шаги. Ариадна подбежала к двери, высунула голову, и, сославшись на плохое самочувствие, приказала прислуге не приходить до утра. Никакие уговоры служанки принцессу не переубедили. Закончив разговор, она закрыла дверь на щеколду.

– Раз уж я прогнала Мию, тебе придется помочь мне со снятием платья, – равнодушно констатировала она, и я отметил знакомое имя. – Я не протяну в нем больше ни единой минуты.

– Как скажете, Ваше Высочество.

Мы давно не были наедине, и я совершенно позабыл, каково это. Не знал, как стоило вести себя: как с незнакомкой, напавшей на меня в лесу, как с девушкой, которая, наплевав на правила, сбегала, чтобы мы могли обсудить созвездия на ночном небе, или как с принцессой, перед отцом которой я ежедневно преклонял голову. Между нами образовалась пропасть, природа которой ясна: я наконец осознал, что она в самом деле принцесса. Наследница престола, обещанная другому наследнику. Я не был бы достоин ее взгляда, даже если бы и вправду происходил из знатной семьи Сайлетиса; а о том, чего достоин обычный эльф, забивавший кабанов на охоте дважды в месяц, не приходилось и задумываться.

Ариадна повернулась ко мне спиной. Ее все чаще заставляли надевать корсеты, хоть ее тело и не нуждалось ни в каких манипуляциях, чтобы производить впечатление. Я, чувствуя, как щеки заливаются краской, аккуратно потянул за ленточки, развязывая бант, коим было увенчано прикрытое тканью орудие пыток. С каждой ослабленной лентой дыхание девушки становилось более глубоким и ровным, и я старательно прислушивался к нему, чтобы отвлечься от всевозможных мыслей.

– Если еще раз, когда мы будем наедине, ты назовешь меня «Ваше Высочество», – обронила она; голос был низким и ужасающе спокойным, – я больше никогда с тобой не заговорю.

– Прости, просто…

– Просто у меня есть имя, – перебила она, не желая выслушивать оправдания. – И чудное прозвище, что ты дал.

– Мне кажется, что я не вправе.

Дождавшись, когда я развяжу последнюю ленту, Ариадна обернулась. Между нашими лицами остались считаные миллиметры, и я кожей ощущал ее дыхание. Запах лимонного мыла перебивал естественный запах лисицы, однако его теплые ноты я угадал бы и на улице, по которой она однажды прошлась.

– Произнеси его.

Серо-зеленые глаза прожигали во мне дыру. Я до боли сжал кулаки, чтобы вернуть себе чувство реальности; магия в груди проснулась и попыталась вырваться, воспользовавшись волнением.

– Ариадна, я…

– Вот и умница, Эзара!

Широкая улыбка озарила юное лицо, добавив ударов моему сердцу еще на несколько секунд. Довольная маленькой победой, Ариадна щелкнула меня по носу и через секунду уже спряталась за стоящей в трех шагах от нас ширмой. Я улучил секунду, чтобы оглядеться; покои принцессы оказались ничуть не шикарнее моих; разве что цветов в них было куда больше. Вазы стояли на каждом из подоконников, а одну из стен украшали многочисленные засушенные венки, развешанные по лишь лисице ясному принципу; один из них казался совсем свежим.

Я взволнованно опустил руку в карман брюк. О чем я думал, когда пришел, чтобы вручить Ариадне результат своих жалких попыток приблизиться к прекрасному? Что за идиот пишет любовные письма почти замужней даме? Что я ей скажу?

– Почему ты пришел? – будто прочитав мои мысли, спросила принцесса. – Обычно ты более осторожен. Что-то случилось?

– Нет, я… – начал придумывать ответ я, но, не найдя слов, засмеялся. – Ты была права. Просто придурок.

– Не похоже на тебя, – не согласилась она, появляясь из-за ширмы в ночном платье и плотно завязанном бордовом халате. Цвет чарующе оттенял ее кожу и волосы. – Что бы ни случилось, ты можешь рассказать мне.

– Нет, дело не в этом. Ничего не случилось. Как уже сказал, поддался порыву, и… это тебе.

Я протянул принцессе тот самый лист; он был настолько помятым, будто путешествовал в кармане годами. Озадаченная, она принялась медленно разворачивать письмо. Когда она присела на край кровати, застеленной бордовым покрывалом, ее глаза уже бегали по строчкам.

Я не представлял, куда себя деть. Сначала мне стало безумно стыдно за написанные слова, через секунду я уже гордился, что смог выразить на бумаге хоть что-то, а еще через секунду в панике искал пути отхода. Я смотрел в окна, рассматривал картины на стенах, разглядывал узор амаунетского ковра на полу – проще говоря, делал все, чтобы не смотреть на реакцию принцессы.

– Териат, – позвала лисица. Голос ее прозвучал будто бы издалека, полный незнакомой мне доселе эмоции. – Ты это написал?

Смущенное молчание и очевидное желание спрятаться в ближайшем углу она приняла за положительный ответ. Странные, но удивительные чувства. Новые, как и многие другие, что Ариадна во мне пробуждала.

– Это потрясающе, – приближаясь, прошептала она. Ее рука коснулась моей, и на контрасте с теплом Ариадны я осознал, что по температуре она была близка к глыбе льда. – Еще недавно ты совсем не умел писать, а теперь… это…

Стук в дверь.

– Ариадна, ты не откроешь мне?

– Кнорд! – неожиданно для себя выдохнул я, зажмуриваясь.

Происходящее в покоях принцессы казалось мне сном, и я проверил, не могу ли оборвать его, как делал всегда, если воображение подкидывало мне неприятные образы. Стук не остановился.

– Кнорд? – переспросила лисица, игнорируя настойчивость жениха. – Что это?

– Правда думаешь, что сейчас – самое время, чтобы выучить эльфийские ругательства?

Ариадна несколько раз моргнула, и после короткого взгляда на дверь осознание мелькнуло в ее глазах. Она испуганно заметалась по комнате. Зачем-то поправив мятое покрывало, она бросила лист со стихотворением на тумбу у кровати и рукой указала мне в сторону прилегающего к спальне кабинета. Я послушно спрятался за тяжелой дверью, однако оставил тонкую щель; гнусное желание подслушать разговор взяло надо мной верх.

Звук щеколды. Скрип двери.

– Я встретил Мию в коридоре, – объяснился принц. – Она сказала, что тебе нездоровится. Ты простудилась?

В три широких шага он преодолел половину комнаты, не оставляя Ариадне шансов уйти от разговора. Принцесса раздраженно захлопнула дверь; она хотела отвязаться от него парой быстрых фраз.

– Вовсе нет, – отчеканила девушка, сложив руки на груди. – Просто хотела побыть одна.

– Ты чем-то расстроена?

Сам того не заметив, я подобрался ближе к двери и нашел угол, под которым щель позволяла мне видеть обоих участников разговора. Хант выглядел искренне озабоченным. Он находился на приличном расстоянии от принцессы, руки держал в замке за спиной, а взгляд его все так же искал внимания и поддержки невесты. В попытках узнать что-либо об испортившемся настроении Ариадны он стал бродить по комнате.

– Что это?

Кровь застыла в жилах. Принц поднял лист, что Ариадна так небрежно бросила на тумбу. Напряженная, как струна, она тут же бросилась к Ханту.

– Это не твое дело.

Лисица попыталась выхватить кусок пергамента, однако Хант, будучи искусным воином, легко ушел от столь предсказуемой атаки. Казалось, ему хватило мгновения, чтобы ознакомиться с содержимым листа.

– Кто он?

– Это не твое дело.

– Я собираюсь жениться на тебе! – вспылил он, нервно комкая лист в руке. – Это мое дело!

– Это твой выбор, – пожала плечами принцесса, стараясь сыграть полное безразличие. – И отца. Я не принимала участия в переговорах.

– Это стражник?

– С чего ты взял?

– Почерк. – Хант расправил лист и пальцем указал на буквы, что я так старательно выводил. – Либо тебе в любви признается ребенок, либо это стражник или слуга, плохо обученный грамоте.

– Я не знаю, кто это, – соврала лисица. – Подсунули под дверь.

– Нет нужды лгать, Ариадна.

Хант кинул письмо на пол и сделал шаг по направлению к принцессе. Она напряглась, но не поддалась на провокацию и осталась на месте. Принц сделал еще шаг и взял обе ее руки в свои.

– Я знаю, что ты не любишь меня, – прошептал он, губами приблизившись к ее пальцам. – Ты и не должна. Мы оба понимаем, что этот брак задуман не для нашего счастья, а для благополучия наших домов. Если ты любишь другого, я не расторгну помолвку. Но и ты должна понимать, что тебе нужен человек, равный тебе по статусу.

– Позволь мне решать самой.

– С тобой иначе никак, – улыбнулся он. – Свадьба состоится в любом случае. Как мы будем жить после – зависит от нас. И я хочу, чтобы ты знала, что я буду бороться за твою любовь.

– Хант, я не уверена, что…

Их шепот стал настолько тихим, что я невольно пододвинулся ближе к щели и… задел дверь. Скрип заржавевших петель тут же привлек внимание принца, и он мгновенно вытащил кинжал из ножен. Мне даже померещилось, будто он сумел поймать мой взгляд.

– Хант!

Принц повернулся к Ариадне. Та, стараясь как можно скорее отвлечь жениха от очередной глупой выходки с моей стороны, обеими руками схватила его лицо и, на секунду замерев в пути, припала к его губам. Хант мгновенно обмяк. Кинжал под собственной тяжестью спустился обратно в ножны, а руки принца оказались на спине невесты, крепко прижимая ее к груди. Подобно клинку, мое сердце потяжелело и потянуло меня к земле.

Их поцелуй длился вечность; неважно, секунду или минуту, – в любом случае слишком долго. Настолько, что в моем теле похолодела и покрылась коркой льда, казалось, каждая клеточка, еще недавно горевшая от прикосновений принцессы. Я не мог смотреть, но и не мог оторвать взгляда, потому что неизвестность происходящего еще ожесточеннее мучила бы воображение. Когда поцелуй, наконец, закончился, нежность в глазах Ханта была такой настоящей, что я едва поборол желание выскочить и, подобно дикому зверю, вонзить когти в его шею.

– Тебе пора идти, – напомнила Ариадна.

Хант молча повиновался, ошарашенный внезапной благосклонностью невесты. Слегка поклонившись, он улыбнулся и покинул покои. Ариадна же не спешила сдвигаться с места: она застыла, вероятно, обдумывая свой поступок. Медленно подняв руку, она дотронулась до своих губ и слегка погладила оставленный мной шрам.

Я выбрался через окно.

Оно выходило на слабо охраняемую башню Восхода и примыкающую к ней стену; исполнив пару несложных трюков, я спустился на каменную дорожку, предназначенную для наблюдения за городом с высоты, и бесцельно побрел вдоль, изображая задумчивого гостя короны, полюбившего ночные прогулки. А за закрытыми дверьми спальни, несмотря на успокоительный свежий воздух, оказался сражен всепоглощающим приступом паники: грудь сдавило, сердце застучало в ушах, пальцы рук похолодели. Я прислонился к стене, найдя в ней опору, но тело сотрясало такой дрожью, что затылок вскоре заболел от ударов о камень.

Тогда я пообещал себе больше не подвергать нас с лисицей такой опасности, хоть и не знал, сумею ли это обещание сдержать.

Глава 17

Ночью меня терзали беспокойные сны. В некоторых из них я был дома, кружил сестер на руках – о, Богиня, как я по ним скучал – и будто бы никогда не встречал королевской семьи. Не встречал, но жил с чувством, что в моей душе зияет дыра, поглощающая всю радость, что мне доводилось испытывать в жизни. Я улыбался, смеялся, но в груди на месте сердца сверкала льдина. Я был живущим существом, но не чувствовал ничего, кроме боли и пустоты; живущим, но не живым.

Однако в одном из снов я все же точно знал, чего мне не хватает. В нем не было Минервы, но я мечтал о ней так сильно, что не видел иного выхода, кроме как создать ее копию. Подле меня по счастливой случайности оказались каменная глыба и необходимые инструменты, и я незамедлительно приступил к работе долотом и молотком. Работал днями и ночами, неделями, может, месяцами, пока камень не стал идеально повторять черты ее лица и тела. Я не ел и не пил; лишь смотрел на любимый лик. Смотрел так долго, что стало казаться, будто безжизненные глаза смотрят на меня в ответ. Каменная кожа Минервы постепенно светлела и покрывалась румянцем, глаза набирали цвет, а прежде неподвижные волосы едва развевались на ветру. Испытываемое мною чувство счастья было неописуемо, и я обнимал статую, передавая ей всю свою любовь. Обнимал до тех пор, пока она не обняла меня в ответ. Окрыленный, я поднял ее и закружил, однако статуя тут же вновь обернулась камнем и намертво придавила меня к земле.

Проснулся я с мерзким привкусом разочарования во рту. Создавалось впечатление, что старшая принцесса проникала в мою голову, не прилагая для этого никаких усилий, и развлекалась, оставляя на задворках сознания свои проклятые записки, позже воплощающиеся во снах. Я был счастлив, что ее воздействие ограничивалось лишь безобидными видениями, но раз они удавались ей так легко, возможно, скоро она сможет управлять мною и наяву – оставила на десерт, желая в полной мере распробовать мое унижение.

За окном едва рассвело. Солнце лениво поднималось из-за горизонта, будто потягиваясь и даже не пытаясь растолкать плотно висящие на его пути облака. Вынырнув из-под одеяла, я тут же схватил вещи, заботливо подготовленные прислугой с вечера. Лэсси вновь будет ругаться, ранним утром не застав меня в покоях, но мы как-нибудь это уладим.

Мне необходимо было увидеть дом.

Сначала пришлось наведаться к Киану и посоветоваться, не будет ли мой выезд причиной для подозрений и какое оправдание помогло бы скрыть мои истинные мотивы. Подмастерье кузнеца работает с рассвета, еще до того, как сам кузнец соизволит открыть глаза после вечерних увеселений, потому у нас была возможность поговорить без лишних ушей и глаз.

В отсутствие зрителей Киану не было нужды притворяться, и он стоял прямо, идеальной осанкой превращая свой рост и широкие плечи в образ существа из ночных кошмаров о великанах. Уверен, Киан знал, что шаги за дверьми кузни принадлежат именно мне, – он абсолютно не удивился моему появлению.

– Вы по поводу оружия, господин?

Я тихо хмыкнул и закрыл за собой дверь. Киан не отрывался от работы, увлеченно натачивая чей-то простенький кинжал.

– Могу я как-то попасть в Аррум?

– В этом есть необходимость?

– Да, – просто ответил я.

Посчитав мою краткость и категоричность достаточным основанием, Киан молча кивнул. Закончив с оружием, он аккуратно, почти с любовью засунул его в ножны и отправил на полку, где тому предстояло дожидаться своего хозяина. Обтерев руки лежащей на столе влажной тряпкой, он наконец обратил ко мне лицо. Оно стало темнее, будто пламя, в котором закаляется сталь, многократно опаляло и его; брови истончились, став практически незаметными.

– Подойди к капитану постовой стражи и скажи, что хочешь присмотреть места в лесу, ведь через несколько недель начинается сезон королевской охоты, а тебя обязательно туда позовут. От сопровождения, разумеется, откажись, – пояснил он, глядя мне в глаза. – Не задерживайся. И не глупи. К обеду будь готов снова целовать руки и преклонять голову.

– Спасибо, – ответил я. Взявшись за ручку двери, остановился и обернулся. – Ты справляешься?

– Я же сказал, – расхохотался он. – Не глупи.

Сэр Бентон встретил меня у ворот, дружески похлопав по плечу. Он едва мог держать глаза открытыми, так что ему понадобилось время, чтобы понять, кто пришел к нему в такую рань. И еще немного, чтобы составить внятное предложение.

– Для охоты? – наконец переспросил он. – Я дам вам одного из своих ребят, они отлично знают эти места! Быстро справитесь.

– Если позволите, я хотел бы сделать это сам, – отказался я. – Если бы я не умел охотиться, то не прожил бы и года в своих странствиях. Привык работать один.

– Что ж, как пожелаете, – махнул он рукой и повернулся к стражникам. – Открыть ворота!

Завидев простор за стеной, Пепел довольно заржал. Заскучавший в стойле жеребец даже будто слегка присел, чтобы я поскорее взобрался на него и отправил рассекать теплый летний воздух. Благодарно кивнув капитану постовой стражи, я так и поступил.

Горячий ветер подарил мне мимолетное чувство полной свободы. Забытое чувство. Перед глазами мелькали картинки юности, в которых я был счастлив и беззаботен, совершенно не представляя, что жизнь может быть иной. Множество сверстников и друзей, многих из которых я давно позабыл. Полукровки, с которыми я боялся сближаться, чтобы не потерять близких людей слишком рано. Боялся настолько, что Богиня наказала меня за малодушие; отныне я жил со знанием, что неминуемо увижу, как с любимого мной лица испаряются последние капли жизни.

Позволив Пеплу вдоволь насладиться пустым полем, я не воспользовался западным входом в лес и проехал чуть дальше, тем самым к тому же скрывшись от глаз стражников на стене. Проникнув в Аррум по тайной, едва заметной дорожке, я спешился и надежно привязал коня к дереву, после чего направился к посту, на котором надеялся застать друга.

Индис скучающе сидел у дерева, заплетая длинные травинки в причудливые косы. Услышав шаги, он тут же вскочил и насторожился, сдвинув густые брови. Слух его был чуток, но эльф не сразу поверил тому, что услышал.

– Не может быть, – прошептал он.

Я выскочил на поляну и тут же набросился на друга с объятиями; он в ответ сжал меня так, что у меня едва не поломались ребра. Индис заливисто хохотал, и я понял, что мне этого чудовищно не хватало; натянутый смех придворных и коварные смешки Минервы ни за что не заменят настоящий, искренний смех самого светлого из эльфов. Отстранившись, он оглядел меня с головы до пят и похлопал по плечам.

– Вот это наряд, – присвистнул он. – Что за важный вельможа!

– Прекрати, – отмахнулся я.

– Слышал, ты неплохо справляешься.

– Так говорят?

Индис указал на примятую им траву, и мы оба с удовольствием упали на нее, устремив взгляды в кучерявые облака.

– Киан передает новости почти ежедневно, – наконец, ответил он. – Он каким-то образом постоянно присматривает за тобой. Наверняка в замке есть еще кто-то, не до конца верный короне.

– Любопытно было бы узнать кто, но совсем не хотелось бы, чтобы еще кто-то так же любопытствовал, – горько усмехнулся я. – Я знаю, что происходит в замке. Лучше расскажи, как дела в Арруме.

– Я… не знаю.

– Ты всегда все знаешь.

– Не в этот раз, – пожал плечами он. – Азаани и аирати, кажется, объединились для общего дела. Жуть как странно, да? Но дело, как оказалось, еще и тайное, и мать не говорит ни слова о нем ни мне, ни своему совету.

– Объединились? – изумленно протянул я. – Когда такое было в последний раз?

– Ужасающе давно.

Мы переглянулись. Скрытность матери не давала сыну покоя; его беспокойство было столь явным, что отражалось даже в цвете кожи. Природа подходила к пику жизни, а лицо Индиса посерело, будто не замечало всеобщего цветения, и оттого образ его казался мне незнакомым, словно я видел лишь тень друга, а не его самого.

– Вы с Бэтиель помирились?

– У нее не было выбора, – усмехнулся он. – Тебя нет, и нам нужно крепче держаться друг за друга.

– Я рад.

– Разумеется.

Шелест листьев, восторг от кипящего жизнью леса, запах полевых цветов.

– Я бы хотел, чтобы это был ты.

Индис повернул ко мне полное недоумения лицо. Я не знал, зачем выпалил это. Думал об этом столько раз, что мне казалось, будто эта тема затерта до дыр, но совсем забывал, что обсуждал ее лишь с собой.

– Что ты имеешь в виду?

– Я бы хотел, чтобы у тебя были эти странные силы, чтобы ты отправился в замок, чтобы ты попытался предотвратить войну… – захлебывался в словах я. Они полились непрерывным поток, словно давно ждали, что их произнесут. – Ты бы справился с этим лучше. Не уверен, что у меня вообще хоть что-то выйдет.

– Дурень.

– Что?

– Не гневи Богиню, говорю, дурень, – буркнул он в ответ. – Не нужны мне никакие силы. Я бы прибил Финдира после первой тренировки, а если бы мать распоряжалась моей жизнью так же, как она поступает с твоей, я бы вплавь перебрался через Сапфировый океан, чтобы она меня не достала.

– Я не хотел тебя обидеть.

– Прекрати печься о моих чувствах, Тер. Прекрати желать мне лучшего, прекрати возвышать меня. Мы близки, и я ценю это, но подумай наконец о себе. – Тон его голоса был непривычно низок и настойчив. – Богиня даровала тебе силы не просто так. Если бы ты не был готов с ними справиться, они бы убили тебя, а ты, как мы знаем, давно взял над ними верх. Тебе осталось только не прибить нечаянно какого-нибудь важного дядьку своей молнией, и всего-то.

Казалось, Индис сам не ожидал, что его серьезная речь обернется шуткой, и мы неловко рассмеялись. Заряд тепла, что этот эльф давал моему сердцу, несравним ни с чем, и это наверняка было причиной, по которой я так рвался в Аррум. Да, я хотел увидеть семью. Но стоило ли? После встречи матери будет лишь сложнее отпустить меня вновь, а сестренки повиснут на моей шее, и я физически не смогу покинуть их до тех пор, пока они не заснут от моих бесконечных историй и сказок.

Оставив Индиса, я все же пробрался вглубь леса, но пошел тропами, что обычно были пусты, стараясь не попасться никому на глаза. Скрывшись в месте, из которого открывался отличный вид на поляну у дома, я увидел мать в объятиях ее старого друга и был счастлив, заметив ее горящие глаза; мне бы хотелось, чтобы она вновь почувствовала вкус жизни. Девочки бегали вокруг, словно зверьки, не знающие, куда девать лишнюю энергию, и их кудри пружинили и переливались в свете выглянувшего из-за облаков солнца. С ними все было в порядке. О большем я и не мечтал.

На мое появление Пепел ответил недовольным фырканьем. Возвращаться в стойло ему не хотелось так же, как и мне возвращаться в покои со служанками и нарядными кафтанами, но выбора не было у нас обоих – солнце уверенно двигалось к середине неба.

Как только я передал поводья тучному конюху и напоследок посмотрел в грустные глаза боевого скакуна, на мое плечо опустилась тяжелая рука. Сдержав порыв отреагировать ударом, я медленно обернулся.

– Уже успели совершить конную прогулку, сэр Териат?

– Совершенно верно, Ваше Высочество, – процедил я сквозь зубы.

Я с удивлением обнаружил, что глаза Ханта находятся на уровне моего носа; прежде я никогда не стоял рядом с ним так близко и, следовательно, не имел возможности объективно оценить его рост. Разве что в сравнении с ростом Ариадны.

Он весь светился – как изнутри, так и снаружи; казалось, пребывал в хорошем расположении духа, а потому был открыт к общению. Я подозревал, зачем он обратился ко мне, ведь намерение уже было высказано; хуже всего то, что я ни в коем случае не мог ему отказать.

– Может, присоединитесь к моей тренировке? – заискивающе произнес он. – Одному не так весело, а со всеми здешними воинами я уже имел счастье побороться.

– Почту за честь.

– Отлично! – Хант вновь попытался закинуть руку мне на плечо, чтобы направить мой шаг в нужную сторону, но это доставило ему заметный дискомфорт; он сделал вид, что просто потягивался, и вытянутой рукой указал в сторону ворот в сад.

– Может, начнем с пробежки?

Вопрос, конечно, не требовал ответа. Я снял с себя кожаный нагрудник и отдал его первому попавшемуся слуге; даже если он не знал, кто я такой, этому скромному доспеху в замке непременно найдется замена.

– После вас.

Ухмыльнувшись так, будто эта фора означала мое неминуемое поражение, Хант начал бежать еще за несколько метров до входа в сады. Сомневаюсь, что богатенький южанин сумел бы обогнать эльфа, что на своих двоих порой мог за день оббежать половину Аррума. Выждав еще несколько секунд, я отправился в погоню.

До тех пор, пока я не поравнялся с принцем, тот торжествующе оглядывался, но чем ближе я был, тем отчетливее слышал его сбивчивое дыхание; он едва ли разумно пользовался теми дарами, коими его одарила Богиня. Я бы сказал, что бег – совершенно точно не то, в чем он по-настоящему хорош; его торс и руки слишком тяжелы и мускулисты для его ног, о существовании которых он будто забывал, работая над телом. Что ж, для скорости он, очевидно, предпочитал использовать лошадь; это значило, что упор был сделан на другие составляющие боя. Не прилагая особых усилий, я обогнал его еще на середине дистанции, хоть пробежка для разминки и не должна была являть собой соревнование.