Текст книги "Предание о лисьих следах"

Глава 13

Праздник в Грее начался с первой же секунды прибытия принцессы; казалось, даже солнце стало светить сильнее, а плодовые деревья цвести охотнее. Мир вокруг заиграл яркими красками, и я понимал, что дело в обычном ходе жизни – весна вступила в свои права, – но все мысли будто вновь закрутились вокруг лисицы. Несколько мучительных холодных месяцев, проведенных как оружие, которое тщательно натачивали перед предстоящей битвой, сменились цветами и птицами, напевающими лишь ее имя.

Подготовка к новой жизни во дворце шла полным ходом. Короткие отработки истории, заученной настолько, что я верил в нее сам; шитье одежды в голубых – традиционных для Сайлетиса – оттенках; ковка оружия, соответствующего моему выдуманному статусу. Было решено, что лук и стрелы – подходящее для странника оружие, но несвойственное северянину, ибо они знамениты бесстрашием и навыками ближнего боя, а потому для меня специально был выкован и искусственно состарен «фамильный» меч и кинжал, якобы сделанный по его образу и подобию. Именно тренировкам по владению мечом отныне были посвящены мои дни; все остальные учителя лишь изредка приходили меня проведать.

День весеннего равноденствия прошел пять недель назад, но король решил отложить его празднование до возвращения принцессы. Также ходили слухи, что в конце праздника он объявит дату свадьбы, которую давно сообщили приглашенным на нее гостям, но все еще держали в тайне от простого народа, так трепетно ожидавшего повода для веселья.

Я хотел ускользнуть на ярмарку тайком, в одиночку, чтобы не привлекать внимания, но стоило поутру открыть глаза, как я тут же наткнулся на добрую половину старейшин совета азаани, что позже стали настойчиво убеждать меня посетить город, смешавшись с толпой. Какое-то время я изображал сомнение, но в итоге все же согласился с целесообразностью их предложения, и меня тут же снабдили всем необходимым. Чтобы войти в город, на тракте я примкнул к возвращающимся с полей людям, что везли товар на продажу. Я предложил им свою безвозмездную помощь, а они, хоть и смотрели на меня с долей недоверия, были не в том положении, чтобы отказываться. Другие эльфы поехали открыто, чтобы при необходимости перетянуть внимание на себя, и скрылись за стенами города всего за минуту до меня.

Сам праздник меня волновал мало, хоть он и был до неприличия роскошным. Деньги, потраченные на подготовку к свадьбе, явно потратили не только на яства и ткани; город стал выглядеть совершенно иначе. Фасады домов отмыли от грязи, выкрасили в один цвет и украсили каждую крышу причудливыми рисунками животных и сценами битв. Площадь выложили новым камнем вперемешку с цветным стеклом, что отбрасывало завораживающие блики под светом солнца, а фонтан и сад, раньше скромно украшавшие двор местного храма, будто бы стали в несколько раз больше. Улицы, помимо ярмарочных лавок и местных зевак, были заполнены артистами – танцовщицами, отдельными певцами и целыми оркестрами, – но все мы знали, что их позвали играть вовсе не на дне весеннего равноденствия.

Я искал ее глазами на протяжении всего дня, прислушивался к разговорам окружающих, но королевскую семью на празднике не видел никто, а потому я скитался по улицам и тавернам, терпеливо ожидая вечерней речи на площади. В одном из заведений я встретил Бэтиель, скучающе слушающую своего собеседника и потягивающую что-то из массивной кружки.

– Тер! – вскочила она с места, бесцеремонно прервав увлеченного рассказом эльфа. – И ты тут.

– Не ожидал такой встречи, – честно ответил я, подходя к их столу. Все присутствующие одарили меня приветственными возгласами, а пинта с элем тут же звучно опустилась передо мной, расплескивая содержимое. Меня окутало запахом карамели и кардамона.

– Я люблю праздники, – пожала плечами она.

Киан учил, что это движение не означало ложь, однако не потому что говорящий озвучивал правду; скорее потому, что сам не знал ответа.

– Обижаешься на…

– Нет, – тут же отрезала эльфийка.

– А на Индиса?

– Он придурок, но я знаю, что он не со зла.

Я попытался развить разговор, но он шел настолько туго, что мы замолкали через каждые два предложения. Мне некуда было деться; я старался утопить взгляд в пьянящей жидкости на дне своей пинты, но молчание все равно давило на плечи. Беседы с другими эльфами тоже не получилось – все они так или иначе сводились к темам, касающимся моих сил или миссии. Я уже собрался встать и покинуть ставшее неуютным общество сородичей, как Бэтиель схватила меня за плащ и резко повернула к себе. Встретив растерянный взгляд, она кивнула, будто убеждая себя в правильности своих действий, и повисла на моей шее, как ребенок, утягивая вниз. Не желая поставить ее в неловкое положение, я обнял подругу, приподнимая; ее тело было напряжено, как тетива, что вот-вот отправит стрелу в цель. Спустя несколько мгновений Бэт резко ослабила хватку, опускаясь на стул, и что-то подсказало мне обернуться. В кусочке улицы, видном благодаря приоткрытой входной двери, мелькнул край золотого узора на серой ткани. Мой взгляд, очевидно, показал Бэтиель все, что я думал об ее отвлекающем маневре, но она схватила меня за рукав своей крохотной ручкой и умудрилась силой усадить обратно за стол.

– Она была с женихом, – пояснила она шепотом, склонившись над моим ухом. Ее дыхание щекотало недавно зажившие раны. – Если бы вы встретились хотя бы взглядами, принц бы заметил это и запомнил тебя. Не знаю, так ли это, но он выглядит как страшный ревнивец.

– Его самолюбие это точно задело бы, – согласился я.

Благодарить Бэтиель не хотелось, но я не мог не признать, что она поступила разумно – попасться на глаза за несколько дней до прихода во дворец было плохой идеей. Я молча крутил в руках пинту с элем, подбирая в голове идеальный вариант для встречи с лисицей: стоит ли мне найти ее на улице и поговорить, притворившись восхищенным горожанином, дождаться ли зажженного в башне факела, или…

– Думаешь, она не любит его?

– Что?

– Они – красивая пара, – пояснила эльфийка, несколько смутившись от того, что вырвала меня из мыслей. – Темноволосые, загорелые, статные. Держались за руки.

– Они еще не женаты, – поморщился я, пытаясь представить руку Ариадны, касающейся принца, и счастье в направленном на него взгляде. И то, и другое даже столь богатое воображение, как мое, нарисовать было не в силах. – Разве им уже можно держаться за руки?

– Не думаю, что для этого есть строгие правила. К тому же они будущие король и королева сразу двух государств. Сомневаюсь, что им есть дело до правил.

Звон приборов, плеск напитков, грохот опускавшихся на столы тарелок, шепот, разговоры, песни – все звуки в таверне сплелись в ужасающую какофонию, больно бьющую по чувствительному слуху. Она затуманивала разум, и время лилось в своем, только ему известном темпе, одновременно летя и медленно стекая, будто густой мед. Когда из уже привычного звукового фона вырвалась мелодия трубы, созывающей на главную площадь, я вылетел на свежий воздух так быстро, как только смог. Еще прохладный весенний ветер ударил в лицо ароматом цветущих яблонь, слишком рано распустившихся в этом году, а поток зевак, как и полагалось, сам подхватил меня на пути к главному месту в городе.

Король под довольные выкрики толпы произносил традиционную, практически не меняющуюся из года в год речь, в то время как я не без труда пробирался к первым рядам зрителей. Ариадна стояла на холме, теряясь за спинами отца и будущего мужа, но отказать себе в удовольствии или, скорее, потребности заполучить ее мимолетный взгляд я не мог, из-за чего упорно подбирал подходящую для того позицию. Эвеард передал слово жене и дочерям, и, подойдя ближе к народу, лисица встала так, что я буквально оказался у ее ног.

Я не мог оторвать взгляда. Она похудела. Лицо осунулось, на месте очаровательных округлых щек серели впадины, а ключицы и плечи стали острыми, как ветки иссушенного дерева. В ее движениях не было прежней легкости и игривости, будто молодую лису продержали всю зиму в клетке, где она неустанно и безуспешно билась в попытках обрести свободу. Лицо ее украшала широкая улыбка, а ямочка, как и всегда, вырисовывалась на правой щеке, но глаза были безразличны и пусты. Впрочем, любовью к массовым мероприятиям и выступлениям она не отличалась и раньше.

Произнеся заученные слова, Ариадна, желая спрятаться, бросила взгляд вниз, но, к ее несчастью, я тут же его поймал. Серо-зеленые глаза на мгновение сверкнули. Сверкнули холодом с толикой отвращения. Казалось, я даже увидел, как крепко сжались ее челюсти; на худом лице движения мышц виднелись крайне отчетливо. Она не смотрела на меня и секунды; я почти физически ощутил, как она отрывает свой взгляд, направляя его в сторону принца, опустившего руку на ее талию. Опасаясь оказаться в поле его зрения, я тут же скользнул в толпу, пропуская многочисленных желающих приблизиться к правящей семье. Этого взгляда мне было ничтожно мало; мало, чтобы согреть продрогшую за зиму душу; мало, чтобы заполнить дыру, зиявшую в сердце все месяцы ее отсутствия; мало, чтобы понять, чем я его заслужил. Сердце замерло в клещах сомнения и жалости к себе: она прочла письмо.

А затем король объявил дату свадьбы.

Последний месяц лета. Двадцать четвертая годовщина свадьбы Эвеарда и Ровены.

Праздновать создание новой семьи в день рождения старой – распространенный у людей обычай. Они считают, что таким образом передают накопленную в браке мудрость и любовь тем, кто впервые в него вступает; к тому же это сокращает расходы – куда проще организовать один грандиозный прием, чем два, – и многие благородные семьи не отказывают себе в удовольствии сэкономить. Впрочем, учитывая выбор спутника жизни по толщине кошелька, а не по зову сердца, беспокойство о деньгах казалось странным.

До самой глубокой ночи я скитался по городу в надежде увидеть огонь в окне восточной башни, но даже если бы он приглашающе загорелся, я бы не сумел к ней подойти: по какой-то причине у ее подножья стояло огромное количество стражи, большая часть из которой были островитянами или греианцами, недавно вернувшимися с островов. Отчаявшись, я покинул город с последними торговцами, сонно выплетавшимися за ворота с остатками нераспроданного товара.

Незаметно от спутников свернув с тракта, я тихо пробрался ко входу в Аррум. Весь путь оглядываясь на башню, я совершенно не заметил, как зашел в лес, а потому не ожидал наткнуться на сгусток чистейшей тьмы, и уж тем более, что она фыркнет в ответ на мою неосторожность.

Исполинский вороной конь затопал копытами, но ласковый шепот тут же его успокоил. Ариадна поглаживала коня по гриве, медленно обходя его. Несколько мгновений я простоял в ступоре; этому долгому дню томительного ожидания суждено было закончиться ничем, однако принцесса, как всегда наплевавшая на все веления судьбы, стояла прямо передо мной, мягко улыбаясь одними лишь глазами. Я несколько раз с усердием моргнул, проверяя, не видится ли мне – мои сны стали намного реальнее прежнего, – но ее тихий смех над нелепым жестом развеял все сомнения.

Не в силах сдерживаться, я кинулся к ней, заключая ее в самые крепкие объятия, на какие только был способен. Ее кожа по-прежнему пахла деревом, что теперь смешалось с запахом соли, от которого трудно избавиться после путешествия по морю. Осознав, что, возможно, слишком сильно прижал принцессу к себе, я отодвинулся, и она тут же зашлась кашлем.

– Может, это было и неприлично, – наигранно поклонился я, удивившись ноткам наглости в своем голосе. – Но я всего лишь лесное чудище, так что…

– Заткнись, – приказала она, стремительно приближаясь.

Ее горячие губы коснулись моих, за мгновение разбивая все стены, построенные для сдерживания силы, и мне пришлось собраться, чтобы тут же возвести их вновь. Магия выплескивалась за края; я чувствовал и слышал, как сверкают мелкие разряды на кончиках пальцев, но и их я обуздал, чтобы обхватить руками лицо лисицы. Густые волосы стали спутанными и жесткими от морского воздуха, но кожа была по прежнему нежной и гладкой. Я жадно пытался выпить из этого прекрасного сосуда все, что мог; пытался распробовать ее чувства, чтобы смаковать их всю оставшуюся жизнь, если этот поцелуй вдруг окажется последним; пытался запомнить охвативший меня трепет. Рука Ариадны также потянулась к моему лицу и, нежно скользнув пальцами по щеке, заправила прядь волос мне за ухо. Медленно отстранившись, она взглянула на меня в полной растерянности; так, будто видела в первый раз.

– Териат?

– Да?

– Что… – Она выпуталась из моих объятий и вновь заправила прядь, уже намеренно касаясь моего уха. – Что случилось?

– Это долгая история, – кивнул я, наконец поняв, что ее смутило. – И тебе она обязательно понравится.

Я не ошибся; Ариадна действительно заинтересовалась предложенным эльфийскими правителями планом. Она была готова помочь всем, что в ее силах, однако, разумеется, скрытно, чтобы ее не сочли предательницей семьи. Впрочем, таковой она не являлась вне зависимости от того, помогала ли мне, или препятствовала; все, чего ей хотелось, – жить по совести, без жестокости и заговоров. Ей хотелось спокойной жизни для себя и народа Греи, хоть у правителей королевства и были на жизни людей совершенно иные планы.

Весь разговор она в шутку фантазировала, как мы будем тайно переглядываться из разных концов залы, зная друг о друге больше, чем все окружающие, но вряд ли в тот момент она в самом деле представляла, насколько это будет тяжело. Лисица обрадовалась, узнав, что мое имя сойдет за сайлетинское и ей не придется морщиться, выговаривая какое-то другое, совсем мне неподходящее.

– Может, ты расскажешь мне о месяцах в Куориане? – предложил я, заметно уставший от повторения планов. Мы лежали на молодой траве, наблюдая за облаками, из-за которых изредка выглядывал лунный свет.

– Небо там совершенно иное, – ответила она.

– И почему же?

– Звезд в сотни раз больше. Ты же знаешь, я люблю звезды. Я рассказывала им о тебе. – Ариадна перешла на шепот, и было сложно понять, пытается ли она создать поистине мистическую атмосферу или же, напротив, высмеивает подобное. И то, и другое было бы в ее стиле. – Многие и многие ночи подряд. Уверена, уж теперь-то ты им нравишься.

Губы невольно дрогнули в улыбке.

– Как тебе их климат?

– Вероятно, кому-то он пришелся бы по душе, – вздохнула она. – Но я люблю, чтобы лето было жарким, а зима – холодной. Ощущение, будто в середине осени жизнь там замирает и вплоть до середины весны стоит, не двигаясь с места.

Я понимал, что она обходит этот вопрос стороной, но чувствовал, что обязан его задать. Разумеется, я был счастлив слушать и о небе, и о погоде – обо всем, о чем она пожелает мне поведать, лишь бы ее голос звучал еще хоть мгновение, – но этот вопрос был так важен, что сам сорвался с губ.

– Он был добр к тебе?

Ариадна села и, обхватив колени руками, наклонила голову так, чтобы лицо скрылось за пышной копной волос.

– Принц – мой муж. В браке это необязательно.

– Вы еще не женаты, – напомнил я. – Ты ничем ему не обязана.

– Куориан дал Грее много золота. Мое королевство обязано ему, и ты знаешь, как отец решил отплатить. Отныне я принадлежу ему.

– Ты не вещь.

Я протянул руку к ее плечу, но лисица дернулась, стряхивая ее еще до того, как я успел дотронуться. Я не понимал, что именно ее разозлило: мое непонимание принципов торговли людьми, которой, судя по всему, занимался Эвеард, или непонимание ее чувств по этому поводу. Вопросов, так или иначе, становилось лишь больше.

– Не прикасайся, – предостерегла она, и тон ее наполнился сожалением. – Я не собиралась с тобой видеться. По крайней мере, так скоро. Но увидела тебя на площади, и… Зря я позволила этому случиться снова.

– Почему? – Я сел перед ней на колени, пытаясь заглянуть в лицо, что она так умело прятала. – Этот момент – счастливейший в моей жизни.

– Хотела бы я сказать то же самое. – Ее взгляд на мгновение встретил мои мгновенно потухшие глаза и тут же вновь опустился. – Я чувствую себя свиньей, что извалялась в грязи и что все никак не забьют, оставляя изнывать в предвкушении мучительной смерти. Вряд ли я когда-либо от этого отмоюсь.

Звук, что вырвался из моего горла, был скорее похож на звериный рык.

– Что он сделал?

Жизнь будто постепенно покидала ее. Бывшие минуту назад румяными щеки посерели, глаза стали пустыми и холодными, а кулаки нервно сжались, белея, что сделало рисунок вен на тыльной стороне ладони отчетливее, словно изображение рек на карте.

– Он овладел мной. – Ее голос стал больше походить на смесь хрипа и шипения, и кровь в моем теле начала вскипать. – Решил, что ему мало владеть мной на протяжении всей моей поганой жизни после свадьбы, и взял все, что ему полагается, как только представилась возможность.

Ариадна не любила проявлений слабости, и потому разразилась яростным криком, отправленным в пустоту ночи. Я в ответ, напротив, не издал и звука. Отойдя на десяток шагов, попытался успокоить выпрыгивающее из груди сердце и силу, жидким огнем разливающуюся по телу. Однако, несмотря на все усилия, знал, что не сдержусь. Позволив магии собраться в кулаках в огромные сферы, каких прежде никогда еще не создавал, я со всей силы отправил их в толщу земли. Молнии пробежали в сторону леса – к счастью, иначе с башни могли заметить свет, – прожигая за собой дорожку, но быстро потухли, затерявшись между деревьями. Лисица едва дышала, наблюдая за импровизированным представлением, и удивленно смотрела на меня, округлив глаза. Удивленно – не испуганно.

– Я убью его, – прорычал я.

– Вставай в очередь, – пытаясь не задавать вопросов, отшутилась принцесса. – Я живу с этой мечтой слишком давно, чтобы позволить кому-то другому воплотить ее в жизнь.

Мысль о том, что кто-то желал ее защитить, очевидно, доставляла ей дискомфорт. Она в силах защитить себя сама, и в этом не было сомнений, как не было сомнений в том, что я действительно готов был пожертвовать всем, даже своим народом, ради мести. Внезапно вскипевший гнев ослепил меня, лишив разума.

– И он… как он…

– Реки вина подхватили его и течением занесли в мои покои, – горько ухмыльнулась она.

– Нет, как он… как этот подонок посмел вернуться в дом твоего отца и делать вид, что ничего не произошло?

– Мне кажется, он вовсе не делает вид. – Ариадна поправила волосы, наконец открывая лицо, и пожала плечами. – Почти уверена, что он ничего не помнит. Я же сказала – реки вина.

Солнечный свет принялся окрашивать небо на востоке в бледно-голубой. Тихое пение просыпающихся птиц стало заполнять тишину. Мы молчали не потому, что нам нечего было сказать, скорее, напротив – несказанных слов было столько, что легче было оставить их таковыми. Ариадна мастерски скрывала свою боль. Я долго рассматривал ее, гадая, сколь многое еще скрывалось за щитом из смелости и очарования. Я коснулся губами ее холодного лба – ночи весной были еще достаточно морозны, – и обнял за плечи, накрывая ее плащом. Будто птенец, она устроилась у меня под боком, уткнувшись носом в грудь, и мне показалось, что на мгновение она задремала; бессонная ночь – едва ли хороший способ отдохнуть после долгой дороги.

– Тебе пора в замок, – прошептал я, наклоняясь.

– Да, не стоит испытывать благодушие стражи в первый же день после возвращения. – Ариадна резво поднялась с земли, смахнув сонливость с лица, и бодро, будто этой ночью нас связывала совершенно обыденная беседа, подошедшая к логическому концу, направилась к своему коню. – Мы увидимся уже завтра, да?

– Нет. – Я подошел к ней, пытаясь подражать ее непринужденности. – Но, возможно, завтра ты впервые встретишься с незнакомцем из Сайлетиса.

Лисица вновь одарила меня мягким смехом. Простота и естественность ее реакций перемежалась неожиданными сменами настроения, и я полагал, что если она когда-либо и лгала, то прочесть такую ложь не сумел бы даже Киан.

– Чуть не забыла. – Уже будучи верхом, Ариадна достала из кармашка на груди сложенный втрое лист и протянула его мне. – Это тебе.

Конь тут же сорвался с места, чтобы поскорее доставить хозяйку домой. В темноте он был абсолютно незаметен, но ранним утром виднелся издалека, и потому стража уже открывала ворота, чтобы впустить увлекшуюся конной прогулкой принцессу.

Я взглянул на сверток. Это был тот же самый лист, что я отдал ей перед отъездом. Она вернула мне его; значит ли это, что она возвращала мне и то, что я отдал ей вместе с этим письмом? Я не сразу решился его прочесть. Он пробыл со мной всю ночь, не оставляя и малейшей надежды на сон, и все же, вообразив самые худшие слова, что он мог бы содержать, я набрался смелости.

Melitae,

Меня завораживает твоя бойкость и забавляет, как ты краснеешь, когда злишься. Нравится твоя нелюбовь к условностям и напускной вежливости, что так ценятся при дворе, и восхищает независимость и решимость. Я бы хотел побывать с тобой на рыцарском турнире, искупаться в горном озере, послушать пение птиц на ромашковом лугу.

Замираю от счастья, когда слышу твой смех, и задыхаюсь от биения сердца, касаясь твоей кожи.

Более не желаю встречать рассветы, если они не будут даровать мне еще один день с тобой.

Я отдаю тебе свое сердце, лисица. И ты вольна поступать с ним, как посчитаешь нужным. Следуй зову своего.

Благодарный Богине за встречу с тобой,

Териат

А снизу – другой почерк.

Эзара,

Мое сердце говорит мне лишь одно – твое имя.

Твоя лисица