Текст книги "Предание о лисьих следах"

Хотелось бы мне ответить отрицательно.

Глава 16

Стражники перестали меня сопровождать; теперь – хоть я и достаточно изучил коридоры замка, чтобы в самом деле не заблудиться, – если задумаю зайти куда-то, куда пути знать не должен, то мог легко притвориться, что заплутал в многочисленных поворотах и закутках.

Как и всегда, я пришел на прием одним из первых. Аурелия Ботрайд, уже сидевшая на своем излюбленном месте, вновь завела со мной разговор о Сайлетисе. Эта женщина умудрялась сочетать в себе благородство и строгость, граничащую с жесткостью, и проявлять детский восторг при виде всего, чего ей еще не доводилось видеть. Сочетание этих качеств делало ее в каком-то смысле очаровательной.

Новоприбывшими гостями оказалась сестра королевы и по совместительству мать Элоди и Эйнсли – госпожа Беатрис – и какие-то купцы, имена которых я даже не пытался запоминать. Беатрис, судя по возрасту детей, должна быть младше Ровены, однако ее внешний вид свидетельствовал об ином. Седеющие волосы редки и тонки, кожа покрыта морщинами, а некогда изящная фигура стала угловатой и иссохла. Все движения ее были медленны и как будто ленивы. Женщина подняла на меня уставшие, покрасневшие глаза.

Похоже, ей осталось не больше полугода.

Ее болезнь не была заразной, иначе бы король не позволил ей присутствовать на свадьбе, однако вид ее заражал усталостью и нагонял тоску. Вероятно, именно поэтому она и выразила надежду найти жениха для юной Эйнсли на празднестве – хотела устроить жизнь хотя бы одной из дочерей. Хотя бы одну из них отвести под венец.

Над столом повисло молчание, но я неожиданно осознал, что чувствовал себя на удивление легко. Несмотря на беспокойные ночи, моя голова была чиста, а в теле чувствовалась сила. Окна в столовой слегка поскрипывали под порывами теплого ветра. Волосы Ариадны развевались, открывая ее чудные черты, а лежащие под тарелками салфетки поднимались, норовя запрыгнуть в еду.

Советник отказался присоединиться к трапезе и занял позицию наблюдающего у входа в столовую. Увлеченный раздачей приказов капитан врезался в него, едва не повалив с ног; на несколько мгновений они замерли в объятиях друг друга, после чего отряхнулись и рассмеялись, в очередной раз подшучивая над неуклюжестью Кидо.

Минерва с недовольным лицом рылась в своей порции, будто капризное дитя.

– Тетя Беатрис, мне так нравится ваш наряд, – произнесла она, чем вызвала румянец на щеках посеревшей госпожи. – Он элегантен, но при этом так прост.

– В Драренте мы стараемся не одеваться роскошно, если дело не касается грандиозных празднеств.

– Может, и нам поступать так же?

Минерва повернулась к отцу с очевидным вызовом в глазах. Эвеард тут же передумал есть и раздраженно бросил ложку с кашей обратно в тарелку. Недоумевал не только он; все присутствующие знали, что роскошные и в особенности провокационные наряды – это то, без чего старшую принцессу невозможно представить.

– Ну, не совсем не наряжаться, – одумалась она, и некоторые гости тихо выдохнули. – Но хотя бы убрать золото и не злоупотреблять драгоценностями. Перед торжеством, учитывая такое количество гостей, нам не помешает поддержка народа. А если мы будем чуть больше похожи на них, чем обычно, это может помочь.

Король задумчиво закивал и оглядел свою одежду, после чего медленно снял с груди брошь в виде дуба с изумрудом, с трудом стянул два кольца с левой руки и погладил себя по голове, видимо, проверяя, нет ли на нем короны. Рядом с ним уже стояла служанка. Отложив все символы власти и богатства на предложенный прислугой поднос, он продолжил завтракать, бросив в ответ лишь одну короткую фразу:

– Разумное предложение.

Минерва довольно ухмыльнулась, взглянув на меня с легким прищуром.

Мой камзол.

Мне стало легче, потому что я надел прошитый золотыми нитями камзол. Нити эти слишком дороги и сложны в изготовлении; куда проще сотворить толстые и выдать их за элемент декора, хоть об их свойствах и было известно повсеместно. Она только что заставила всех придворных лишиться драгоценностей, что были так милы их жадным сердцам, чтобы снять с меня камзол? Кто-то из нас двоих точно сходил с ума.

Я не расставался с ним до конца завтрака, хоть в воздухе и витало безмолвное повеление сделать это.

Теперь у меня не было сомнений – положение слева от короля не было для принцессы случайным. Она знала, как воздействовать на людей, и постепенно шла к тому, чтобы отобрать у них остатки воли и инакомыслия.

Жители Сайлетиса всегда славились боевым духом и любовью к оружию. Хоть наши с капитаном тренировки и дали понять, что обращению с мечом мне предстоит лишь научиться, желание позаботиться об имевшемся у меня арсенале после долгих недель дороги никого не удивило.

Я направился в кузницу, выждав пару часов после завтрака; этого времени как раз хватило, чтобы переодеться, отыскать Пепла и справиться о его самочувствии. О нем действительно хорошо заботились – он выглядел даже лучше прежнего, хоть я и не думал, что этот великолепный жеребец мог быть еще красивее.

Когда я прибыл к месту, откуда стук молота о наковальню разносился по ближайшим улицам, первым, что я увидел, была безумная улыбка широкоплечего подмастерья.

– Не обращайте внимания, – махнул рукой кузнец, предварительно вытерев ее о свой фартук. – Он страшный, да дурачок совсем. Безобидный. Зато какой работяга! Даже выгнал всех остальных помощников, ни к чему они мне больше. Чем могу помочь вам, сэр?

– Я долгое время не ухаживал за оружием должным образом. – Меч, что выдавал за фамильный, выглядывал из-под ткани, в которую я заботливо его завернул. – Прошу вас исправить мою ошибку.

– Ого, сэр… какой клинок… произведение искусства!

– Благодарю, – кивнул я с легкой улыбкой. – Мой дед был бы в восторге от такой похвалы.

– Ваш дед?! – недоверчиво воскликнул кузнец, и я забеспокоился, что искусственное состаривание не дало должного результата. – Как чудесно он сохранился! Господин, почту за честь поработать с таким мечом и не приму от вас ни грамма золота.

– Если не примете за меч, возьмите за прочее. – Я положил две золотые монеты прямо перед ним. Глаза кузнеца округлились. – Все остальное я погрузил на коня. Позволите одолжить вашего подопечного?

– Да, разумеется. Отдайте ему, что потребуется, и на следующей неделе можете приходить – все будет готово.

– Благодарю.

Кузнец буркнул на подмастерье, и тот гулко зашагал в мою сторону. Стараясь не выказывать особого интереса к его персоне, я пошел к выходу прежде, чем он меня настиг. На полпути к Пеплу мы поравнялись.

Серьезный и эрудированный Киан так мастерски справлялся с ролью слабоумного, что я на миг засомневался в собственном здравомыслии. Здоровяка сложно было спрятать, а потому он решил нарочно остаться на виду, но в роли того, на кого не посмотрят даже в случае острой необходимости.

– Она обладает магией, – шепнул я, смотря в противоположную от громилы сторону. Для обычного человека звук моего голоса смешался бы с шумом толпы. К счастью, Киан не был обычным – да и человеком не был. – Ей подчинится любой, хочет того или нет. Она умеет внушать… полагаю, что угодно, но предпочитает благоговение и слепую преданность.

Киан молча снимал мешки с оружием с коня. Его движения были неловкими и резкими, как и полагалось согласно образу. Пепел едва заметно ерзал, недовольный прикосновениями незнакомца; даже хорошее отношение конюхов не исцелило его строптивость.

– Она пытается залезть ко мне в голову, но пока у нее выходит лишь вбивать туда непристойные мысли, – продолжал я, гладя Пепла по морде. На мгновение на лице Киана появилась тень улыбки. – Король поддержал ее инициативу избавиться от золота в нарядах и частично украшений. Мне больше не надеть свой камзол, а сфера ее влияния в скором времени значительно расширится.

– Что-нибудь придумаем, – прогремел собеседник, закидывая мешки себе на спину, и тут же направился обратно в кузницу.

Восьмая и девятая войны были описаны в стихах; в те времена поэзия стремительно набирала популярность. Однако слог был настолько сложен и витиеват, что я едва ли понимал, о чем шло повествование. Ударение смещалось в угоду ритму, превращая написанное в чуть ли не новый язык, совершенно мне непонятный. Несмотря на трудности, я продолжал читать, пытаясь вытащить из потока мысли автора хотя бы главные повороты сюжета. Не усвоил ни слова.

Десятая же война заставила меня сосредоточиться, как только на странице возникло его название – «Эльфийская песнь». История о том, как Уинфред завоевывал земли Греи.

По какой-то причине эта плодородная земля оказалась никому не принадлежащим полем. В те времена такие края подвергались неизбежному заселению: предшествующий этим событиям многолетний мир дал людям чувство безопасности, отчего среднее количество наследников в семье значительно возросло. По достижении зрелости родители отправляли детей на поиски новых земель, что можно было бы включить в свои владения – силой или умом. Так около Аррума появилось скромное войско парня по имени Уинфред – сына знатных родителей и почитателя добрых традиций. Поначалу они просто разбили лагерь в тени деревьев Аррума, чтобы понаблюдать за жизнью в незнакомых краях; Уинфред был мудр и аккуратен и не имел цели уничтожать, напротив – он хотел созидать. Когда запасы еды подошли к концу, а командир еще не желал решительно действовать, войско было вынуждено охотиться в лесу, куда до того заходить не осмеливалось; там Уинфред и встретил эльфийку по имени Таэнья. Он был очарован. Рыжеволосая девушка с небесными глазами дразнила его, постоянно убегая, но что-то неведомое тянуло его к ней, и он не мог сопротивляться. Таким образом, запутав в лабиринте лесных дорожек, она отвела его к Маэрэльд, которая, по легенде, позволила парню начать строительство города неподалеку от Аррума. В книге ничего не говорилось о том, околдовали ли его, и это неудивительно: люди предпочитали ставить себя выше всех, а оттого не допускали и мысли о том, что ими могли манипулировать так же, как они манипулировали своими сородичами. Среди эльфов же бытовало мнение, что при встрече с будущим королем азаани применила дарованное ей умение и очистила его и без того бескорыстную душу от малейших нечистых помыслов.

Таэнья стала спутницей его жизни. Ее происхождение было удивительным, редчайшим из возможных – она была дочерью лесной эльфийки и горного эльфа; сведений о рождении таких гибридов ничтожно мало. Все это Уинфред считал знаком воли Богини, ее благословением, и не зря: мир не знал более честного и удачливого короля, чем он. Поразительным образом ему удавалось все, за что он брался. Еще более поразительным было то, что он никогда этим не злоупотреблял, направляя силы не на войны за стенами города, а на его расширение и приобретение Греей статуса королевства.

Уинфред и Таэнья никогда не были женаты; им было достаточно того, что их союз одобрен Богиней. Когда эльфийка забеременела, король заблаговременно объявил дитя наследником престола, вне зависимости от его пола. Объявление дошло до Армазеля.

Аирати был взбешен. Он отправил в Грею посланников, что сообщили Уинфреду об увиденном королем эльфов пророчестве. Дитя человека и горного эльфа родится на этих землях лишь с одной-единственной целью – уничтожить их. Их и все земли, что ему когда-либо удастся увидеть и возжелать.

Предложение аирати было бескомпромиссным – оборвать жизнь ребенка еще в утробе. В случае отказа – вместе с матерью.

Уинфреду хватило ума не убить посланников, хоть он и страстно того желал; он отправил их обратно в Армазель с категорическим отказом и пояснением: Таэнья – наполовину лесная эльфийка. Аирати это не устроило.

Горные эльфы, давно не питающие к людям теплых чувств, беспрекословно последовали приказу своего короля и собрали войско для нападения. Осада Греи длилась вплоть до рождения ребенка; скромная гвардия Уинфреда каким-то чудом все эти месяцы умудрялась не пускать эльфов в город. Когда ребенок наконец родился, Уинфред договорился о примирительной встрече с аирати, на которой пообещал дать тому собственноручно умертвить дитя. Встретившись у ворот в город, глава эльфов убедился, что дитя является человеческим – из-за малой доли горного или лесного наследия он не родился полукровкой, – и отступил.

Приостановленное на время войны строительство города возобновилось. Поклявшись никогда не вступать в войны, Уинфред замуровал свой знаменитый меч где-то в стенах еще недостроенного замка, чтобы более его не касаться. Об этом в первый день прибытия мне рассказывал Бентон, начальник постовой стражи.

Таэнью отравили спустя два года. Виновник не был найден.

Сладкий весенний воздух окутал пространство. Этот запах пробирался к тебе, где бы ты ни был: в садах, в городе, в конюшне, в покоях. Вот и я, покинув обитель пыли и тьмы и попав в коридор, тут же вошел в облако дурмана.

Я понимал, почему тело друида чахло в стенах замка, оживая лишь за его пределами. Долгое нахождение в окружении каменных глыб создавало ощущение клетки, в которую ты самовольно зашел, хоть и был свободен в передвижениях. Стены давили на душу и тело, привыкшие к свежему воздуху и простору, к солнечному свету и мягкой траве. Становилось нечем дышать.

Но сейчас, поздней весной, полной цветущих цветов и деревьев, я был счастлив даже в окружении серых стен.

– Териат! – послышался голос справа, и я тут же обернулся. Кидо в сопровождении дюжины своих лучших гвардейцев неорганизованной толпой направлялись к выходу из замка. – Мы решили провести вечер в «Трех ивах». Не желаешь присоединиться?

– Почту за честь, – воодушевился я. Мой ответ был слишком формален для столь неформального приглашения, но капитан никак на это не отреагировал. – Полагаю, мне стоит переодеться?

Я осмотрел себя; легкая темно-серая рубашка и узкие черные брюки вряд ли подходили для похода в питейное заведение. Никто из гвардейцев, несмотря на свободный вечер в компании друзей, не снял облегченных доспехов.

– Нет, госпожа, вы выглядите превосходно.

Все подопечные разразились хохотом над шуткой капитана, и я, тщетно попытавшись сдержаться, поступил так же. Его непосредственность и простота были, вероятно, не самой хорошей чертой для того, кто должен был относиться с подозрением ко всем, кого встречал в замке. Его работой была охрана королевской семьи, и он замечательно с ней справлялся; и все же это совсем не вязалось с его характером. Мог ли этот человек при необходимости делаться властным и жестким, быстро реагировать, рубить головы во имя короля? Я едва ли мог вообразить его таким.

Дорога до таверны искрилась песнями и анекдотами. Гвардейцам редко удавалось отдохнуть: их количество было ограничено, ведь для этой службы выбирались лучшие из лучших, но когда выдавалась возможность – об их пире знали все в округе. Люди на улицах расступались, с уважением освобождая дорогу стражам порядка, и те в ответ обязательно рассыпались в благодарностях.

Самый большой стол в углу таверны, вероятно, по договоренности с хозяином, пустовал, терпеливо ожидая нашего прибытия. Я бывал в этой таверне множество раз, в том числе и задолго до рождения даже самых взрослых из моих спутников, однако, как только вошел, изобразил удивление и одобрительно отозвался об убранстве заведения. Гвардейцы махнули на меня рукой, непрозрачно намекая, что я ничего не понимаю в подобных местах.

– Капитан сегодня угощает! – довольно захохотал юный гвардеец, усаживаясь на свой стул.

– И как же он перед вами провинился? – поинтересовался я. – Спихнул вину за непереданный приказ?

– Проиграл спор.

– Стоило мне отойти на пять секунд, как ты уже рассказываешь всем подряд о моих неудачах, – прогремел голос Кидо, вернувшегося после разговора с хозяином. – Нужно подумать о том, чтобы урезать тебе жалованье.

– Не делай вид, что имеешь право им распоряжаться, – деловито буркнул Аштон.

Сегодня он выглядел куда менее напряженным, чем тем утром в тренировочном зале. Его лицо раскраснелось сразу же, как мы вошли; возможно, из-за духоты, возможно, из-за расслабленной обстановки, но теперь он стал обычным дружелюбным мужчиной в компании добрых друзей. Я заметил, что среди присутствующих гвардейцев он был самым старшим – особенно на контрасте с сидящим рядом с ним парнишкой, – но вне замка этого совершенно не ощущалось.

Самого юного из них звали Марли. Он неловко хихикал, если его взгляд останавливался на одной из разносчиц или зашедших в таверну девушек, а бледная кожа покрывалась не просто румянцем – он становился пунцовым, будто вот-вот взорвется. Товарищи не упускали возможности над ним подшутить. Вероятно, поэтому нас обслуживала разносчица с самыми выдающимися формами; когда она наклонилась рядом с Марли, бедняга чуть не залез под стол от смущения.

Местный эль, расплескавшись по столу, ударил в нос запахом кардамона. Зажаренные перепела, свиные ребра, соленья… капитан подарил нам стол не хуже тех, что накрывают в королевской столовой.

– Тост! – Кидо крикнул так, что вдобавок к нашему столу замолчала еще половина таверны. – Пусть спор я и проиграл, но я плачу свои долги. Так пусть каждый из нас никогда не проигрывает, а если так и случается, то принимает поражение с достоинством!

Гвардейцы одобрительно засвистели, поддерживая капитана, и мы гулко стукнулись кружками, вновь беспощадно разливая эль на стол. Я сделал два больших глотка; Кидо же выпил огромную пинту залпом, после чего громко отрыгнул. Его товарищи засмеялись, и он карикатурно откланялся проходящей мимо даме в знак извинения.

– Так о чем был спор? – спросил я капитана, выждав, пока тот заест эль огромным куском копченых ребер.

– Он был о тебе, – пожал он плечами.

– Обо мне?

– Видишь ли, все приезжающие в замок мужчины так или иначе до безумия влюбляются в принцессу… – ответил он, и я в свое оправдание придумал лишь то, что был влюблен еще до прибытия. – В принцессу Минерву. И мы поспорили, что к концу первой недели ты уже будешь валяться у ее ног, умоляя об ответных чувствах. Я спорил так уже много раз, и до этого момента всегда выигрывал.

В любом случае она прилагала усилия, чтобы ситуация развивалась именно таким образом.

– Но парни сразу поняли, что с тобой это не пройдет. – Кидо указал на своих подчиненных. – «Что-то в тебе есть», – говорили они. Ты не выглядишь таким глупцом, как остальные.

– Что ж, мне лестно знать, что я произвожу такое впечатление, – поднял кружку я, благодаря гвардейцев; они ответили тем же. – Но почему ты так следишь за этим? Может, тебе самому нравится принцесса?

Кидо поперхнулся, и рука его дрогнула, выливая половину вновь наполненной пинты на рубашку. Гвардейцы засмеялись так громко, что, казалось, в таверне затряслись стены. Я не понял, чем вызвал такую реакцию, и потому старательно оглядывал зал в ожидании какого-либо объяснения. Откашлявшись и утерев слезы, капитан похлопал меня по плечу.

– А ты часто проявляешь романтический интерес к сестрам?

– К сестрам?

– Я – бастард короля, – пояснил он без тени самодовольства или гордыни. – Думал, ты знаешь.

Его сходство с Ариадной, отмеченное мною при первой встрече, и ее теплый взгляд на проявления дружбы, что мы с Кидо демонстрировали на королевских приемах, теперь обрели смысл. Словно маленькие кусочки картины, вырванные и потерянные, но теперь возвращенные на место, они объяснили мне многое, в том числе назначение молодого добродушного парня на столь серьезную и высокую должность.

– Нет, не знал, – чуть виновато улыбнулся я. – В таком случае приношу извинения за непотребство, в котором я тебя заподозрил.

Я не понимал, как такую важную информацию могли утаить от моего народа – в особенности от Маэрэльд, Финдира, Киана и прочих старейшин. Либо Кидо посчитал меня тем, кому он может доверять, либо об этом знали все в Грее, и я предстал перед капитаном гвардии полным идиотом.

– Расслабься, Териат. Я не принц, так что тебе нет нужды угодничать.

– Но почему нет?

– Я был рожден вне брака.

– Насколько мне известно, Минерва – тоже.

– Тут несколько иная ситуация… – Кидо почесал затылок и отставил эль, чтобы удобно расположить локоть на столе и подпереть подбородок рукой. За то короткое время, что мы были в таверне, он на радостях осушил уже три пинты, и теперь они, наконец, дошли до его головы. Вероятно, это стало одной из причин его откровенности. – Моя мать родом из Куориана, а дед – купец. Однажды они приехали в Грею с товаром, и… мать и король сдружились. Больше, чем кто-то мог подумать. Но они были еще слишком юны, даже не знаю, лет по пятнадцать или около того…

– Разве твой дед, как оскорбленный отец, не стал требовать, чтобы его величество и твоя мать поженились?

– Он ни о чем не знал, пока они не вернулись в Куориан. Мать никому не сказала. Ее… положение становилось заметным, и дед быстро устроил ей свадьбу с одним из своих придворных. Не представляю, знал ли он, что я не его сын, но растил меня, как родного.

– А когда ты узнал?

– Когда родители погибли в страшном шторме, не доплыв до Куориана всего полдня. Утром обломки их корабля принесло на берег, а уже вечером дед все мне рассказал.

– Выходит, после этого ты приехал в Грею. И король так просто поверил тебе?

– Он не сразу решился со мной поговорить, а потому сначала отправил ко мне друида. Айред расспрашивал меня, но, как мне кажется, не слушал, а смотрел внутрь меня, куда-то глубже. И когда я удостоился аудиенции, король.… По правде говоря, он даже не сразу вспомнил имя моей матери, – горько усмехнулся он. – Сначала я смертельно обиделся, но позже понял, что прошло много лет, а их знакомство длилось не больше месяца. Кто знает, сколько таких девушек может быть в жизни мужчины? Пообщавшись, он согласился, что возможность нашего родства существовала, но все равно опасался, что это было уловкой. Он не винил в этом меня. Думал, что юнца мог одурачить предприимчивый дед.

– Но как вы доказали родство? Ваше внешнее сходство очевидно, но если сомнения велики…

– Айред два месяца ездил по миру и нашел колдуна, который владел какой-то специальной магией, благодаря которой можно узнать о человеке все, имея одну-единственную каплю его крови, – говорил Кидо с нескрываемой благодарностью. Я совершенно точно помнил эти два месяца: отец исчез, ни слова не сказав о цели своей поездки и о том, как долго планировал отсутствовать. По возвращении он также молчал, ссылаясь на невозможность разглашать подробности. Мать это страшно разозлило, и она не говорила с ним, кажется, еще несколько последующих недель. Пустяк в жизни эльфа, но для провинившегося мужа, живущего в разы меньше жены, – вечность. – Он привез колдуна, и тот сообщил королю, что я совершенно точно являюсь его прямым потомком.

– Но почему ты не стал принцем? Иметь наследника мужского пола – мечта любого короля.

– Я сам не захотел им быть.

Я моргнул трижды, чтобы увидеть капитана чуть яснее. Мне казалось, что дым от курящих сомнительный табак пьяниц застлал мне глаза, и я не видел, как Кидо язвительно ухмыляется, но нет – он оказался совершенно серьезен. Я заметил, что гвардейцы слушали рассказ капитана так же внимательно, как и я; либо он впервые рассказывал эту историю так подробно, либо я был первым, кто не побоялся задать все интересующие слушателей вопросы.

– Ты самый странный человек из всех, что мне доводилось знать.

Кидо искренне засмеялся. Эта оценка наверняка польстила ему, но я не считал, что он принял столь важное решение, преследуя цель выделиться на фоне прочих внебрачных детей короля; я был почти уверен, что их было гораздо больше, чем позволялось знать обществу. Не все из них выживали, не все решались заявить о родстве, но бурная молодость Эвеарда долгое время была плодородной почвой для доходивших до Аррума слухов.

– Я знал, что настоящим принцем уже никогда не стану. Меня воспитывали в высших кругах общества, но, пойми, это не сравнится с королевским двором. И, как бы странно это ни звучало, я не хочу править целой страной. Возможно, от всех людей, что тебе доводилось знать, я отличаюсь лишь тем, что честно могу признаться себе: мне это не по плечу. Я с этими-то головорезами не всегда справляюсь.

Гвардейцы отозвались на слова капитана поднятием пинт с элем, и мы ответили тем же.

– И как ты сообщил об этом королю?

– Сказал, что не претендую на наследование трона. К тому же тем утром я видел, как в садах играют принцессы. Такие юные, милые, но при этом волевые и умные… я понял, что не могу у них этого отобрать. Они рождены для этого, а я – нет. Я попросил короля обучить меня и дать место в королевской гвардии, и он ответил, что счастлив иметь сына с сердцем, в коем нет места гордыне.

– Не говорил он такого, – поддразнил капитана Аштон. – Сам не похвалишь – никто не похвалит.

– Ну, смысл был в этом, – пожал плечами Кидо, и я заметил характерный для пьяного человека блеск в глазах. – В общем, я стал капитаном только год назад, когда умер предыдущий. До этого был его правой рукой.

– Сэру Кинкардину было столько лет, что, когда Кидо появился при дворе, тот уже едва передвигался по замку в одиночку, – пренебрежительно добавил Аштон. – Считай, он был обеими его руками и ногами. Но старик был умный!

– Это точно, – согласился капитан. – Всегда можно найти достойного соперника для меча, но не всегда – для ума.

Кидо приятно удивлял меня с каждой встречей. Я зря так поверхностно о нем судил; этот юноша был куда глубже, чем я и многие прочие могли представить.

К тому же, судя по всему, я недооценил количество сердец, тронутых моим отцом. Я всегда старался откреститься от нашего сходства, не видя в себе способностей, что все так ценили в нем; мечтал не повторить его судьбы, не метить в герои, не вершить судьбы. И вот он я: притворяюсь тем, кем никогда не являлся, чтобы спасти людей, что никогда не знал, ради мира, в котором прежде не был.

Помимо шокирующей истории Кидо тем вечером прозвучала еще дюжина прочих, некоторые из них были моими. Большая часть в них даже была правдой; я менял лишь места, имена и статусы, для красочности добавляя несущественных деталей, в чем мне заметно помогали опыт чтения и эль. Много эля. Кружки сменяли друг друга так быстро, что я едва успевал замечать делающих это разносчиц. Если я и видел их лица, то лишь когда они игриво верещали, напуганные приставаниями моих спутников; к концу вечера одна из таких девушек и вовсе поселилась на коленях у капитана.

Кудрявая хохотушка с русыми волосами не затихала ни на секунду, не давая переключить внимание на что-то другое. Руки Кидо блуждали по пышным формам, вырывающимся из-под грязного рабочего платья, хотя создавалось впечатление, что этого не замечает даже он сам.

– Что-то ты засмотрелся на Скайлу, – ударил он меня кулаком в плечо. От резкого движения головы в глазах поплыло. – Хочешь, отдам ее тебе сегодня?

– Не стоит.

– Чем я тебе не угодила, господин? – захихикала Скайла, наклоняясь к моему лицу. – Не отказывайся, пока не попробовал.

– Давай, Териат! Прими мой дружеский подарок!

Кидо подтолкнул девушку, чтобы та встала с его колен, и звучно шлепнул ее по заду. Она ответила привычным смехом, уже беспрестанно звучащим в ушах, и упала на мои колени.

– Я не в состоянии ублажать женщину, – оправдывался я.

– Так тебе и не нужно – я буду ублажать тебя.

Девушка опустила лицо к моей шее и стала покрывать ее поцелуями. Я не мог сосредоточить взгляда, а от вида плавающего зала таверны к горлу подступала тошнота. Плотно зажмурившись, я с трудом нашел в себе силы, чтобы поднять руки и отстранить Скайлу; обиженно надув губы, она встала и скрестила руки на груди.

– Иди ко мне, девочка. – Кидо вновь принял ее в свои объятия. – Ребята, кажется, кое-кому пора возвращаться в замок. Проследите, чтобы он не упал где-нибудь в коридоре, три шага не дойдя до постели?

Я не услышал, что ответили гвардейцы, и не увидел, что дальше делал их капитан; лишь почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили меня под мышки и заставили встать на ноги, на которых я едва держался. Подхватив с двух сторон, парни почти несли меня к выходу из таверны.

– Соберись с силами, евнух, – буркнул недовольный Аштон. – И только попробуй опоздать на утреннюю тренировку.

И я на нее не опоздал. Ведь как можно опоздать туда, куда не пошел вовсе, верно?

Минерва вновь снилась мне всю ночь, но характер видений разительно изменился. Я больше не чувствовал вожделения и должен был бы радоваться этому, однако… я чувствовал нечто иное. Каждый раз, когда в забвении мне встречался ее лик или мысль о нем возникала в голове, меня переполнял восторг. Детский, бескомпромиссный восторг, с которым я ничего не мог поделать.

В одном из снов я жил в Арруме, будто бы никогда и не притворявшись странствующим рыцарем, но ее образ все равно преследовал меня повсюду; в каждом отражении вместо своего я видел ее лицо. Однажды, умываясь в пруду, я поймал взгляд сапфировых глаз. Он смотрел из глубин, молча, но властно, не позволяя уйти. Я не отрывал взгляда три дня и две ночи, пока совсем не обессилел. Лицо в отражении вдруг пошевелилось: приблизилось ко мне, чуть вытянув губы вперед, и, воодушевленный тем, что нимфа наконец обратила на меня внимание, я потянулся к ней в ответ.

И проснулся, отчаянно пытаясь откашлять воду, якобы скопившуюся в моих легких.

На плечи навалилась небывалая тяжесть, не давая вздохнуть. Минерва могла забивать мне голову подобными глупостями сколько угодно, но эльфийская кровь в моих венах не позволит ей взять верх над сознанием. Если проявить упорство и сопротивляться достаточно сильно, она не сможет мной управлять. Да, я все равно испытывал внушенные ею чувства – это магия совсем иного характера, – и не смог бы подавить их, если бы не знал силу искренней любви, что не сравнится ни с каким волшебством.

Завтракать я отказался и прогнал Фэй из покоев. Долго ходил туда-сюда по комнате, бормоча что-то под нос, но это ни капли не помогало отвлечься. Тяжесть в груди и туман в голове также могли быть следствием вечера в компании с гвардейцами, однако примешанные к остаткам алкоголя и стыд лишь усугубляли ситуацию.

Практически не открывая сонных глаз, по выученному наизусть маршруту я добрался до библиотеки. Впервые мне хотелось зарыться в книгу не из-за интереса к ее содержанию, а из-за отсутствия желания видеть все, что находилось за пределами пыльных страниц. К тому же до конца книги осталось всего две войны.

Вытащив сборник с полки, где нарочно оставлял его перевернутым вверх ногами, чтобы не потерять среди десятков похожих обложек, я услышал смех. Звонкий, но низкий, эхом раздающийся по залам; казалось, это место впервые встретило такой громкий звук.