Текст книги "Таланты и покойники"

– Ну да, – охотно подтвердила Вика. – Раз он сам вам не сказал, было бы странным, если бы сказала я. Это ведь его дело, а не мое, а я в чужие дела без необходимости не лезу.

– М-да-а, – протянул Талызин. – Даже если отставить в сторону правовой аспект данного вопроса… А вас не смущало, что вы, возможно, покрываете убийцу?

– Глупости какие! – засмеялась Вика. – Конечно, если б он был убийцей, я бы его не покрывала. За кого вы меня принимаете? Но он-то обычный человек. А вы бы привязались к нему ни за что ни про что и стали нервы ему трепать. Нет, – спохватилась она, – я вас не обвиняю, у вас работа такая, но я-то в прокуратуре не работаю! Зачем же я стану причинять своему знакомому лишние неприятности?

– А вы не полагаете, что эта ссора, да еще так тщательно скрываемая, да еще произошедшая по неизвестной причине, с большой долей вероятности указывает на Левинсона как на возможного убийцу?

Виктория Павловна пожала плечами.

– Ну, если так рассуждать, то и вы возможный убийца.

– Я?

– Ну конечно. Вы ссорились с Преображенским на банкете, Марина это слышала собственными ушами. А теперь скрываете, и причина ссоры неизвестна.

Вика с торжеством посмотрела на застывшего в полном изумлении следователя. Знай наших!

– Вот видите, Игорь Витальевич! Всякие там улики, они на самом деле мало что значат. Хоть вы и ссорились, но, конечно, не убивали, с этим теперь даже Маринка согласна. Сперва она вас подозревала, а теперь перестала. Зато к Кириллу прицепилась как банный лист. Если б я вам про него сейчас не рассказала, то рассказала бы она. Ну я и решила, что лучше уж я, понимаете?

Талызин махнул рукой, хмыкнул, потом снова махнул и весело заявил:

– Вы своею откровенностью обезоружите любого, честное слово! Значит, сперва вы подозревали меня в убийстве, а теперь перестали? Спасибо…

Вике стало стыдно, и она поспешно вставила:

– Я не подозревала, а только Маринка. Но вы на нее не обижайтесь, пожалуйста! У нее характер такой. Нельзя же обижаться на человека за его характер.

– Я вовсе не собираюсь на нее обижаться, – посерьезнел Игорь Витальевич. – Тем более поскольку именно она, оказывается, заставила вас сказать мне правду. Давайте вернемся к Левинсону. Итак, он скрыл ссору с Преображенским, к тому же неправильно информировал меня о причине своих визитов в пресловутую подсобку. Я и сам заподозрил неладное, но решил пока на него не давить. А вот о его связи с племянницей покойного я, конечно, не догадывался.

– Но это еще не точно!

– Однако достаточно вероятно. Ваша подруга Лазарева женщина неглупая и не склонная к сплетням, на пустом месте она такой вещи не придумала бы. Оригинальная вырисовывается картина! Значит, Левинсон уверяет, что его жена лежит в параличе, и, прикрываясь этой сказкой, дурит головы юным дурочкам… Интересно, догадывается ли об этом ее брат?

– Брат? – повторила Вика. – Почему брат? Чей брат?

– Неважно. А теперь послушайте: вы с Лазаревой очень мне помогли, но я надеюсь, что этим и ограничитесь. Если возникнут какие-то мысли, я с удовольствием их выслушаю, но действовать предоставьте мне. Договорились?

– Ну конечно. Я бы вообще не стала об этом думать, если б не Маринка. То ей, видите ли, не угодила Дашенька, теперь Кирилл.

– Дашенька? – улыбнулся следователь. – Ну, тут виновата обычная женская ревность. Умные женщины зрелых лет обычно на дух не переносят наивных, хорошеньких да молоденьких.

– И вовсе нет, – удивилась Вика. – Я, например, очень таких люблю.

Талызин фыркнул от сдерживаемого смеха, и Виктория Павловна, нахмурившись, уточнила:

– Вас что, не тронула попытка Дашеньки взять вину на себя? В нашем с Мариной возрасте уже такого не сделаешь.

– Последнее вопрос спорный, но девочка меня, разумеется, тронула. К тому же она на редкость талантлива. У вас, Виктория Павловна, дар подбирать людей и неменьший – сглаживать отношения между ними. Уверен, что там, где работали вы, никогда не бывало серьезных конфликтов. И это несмотря на то, что творческие коллективы наиболее взрывоопасны.

– Ох, – вздохнула Вика, – раньше действительно не было конфликтов, зато теперь… И все потому, что Маринка такая упертая! Знаете, она хуже любого мужчины… Нет, погодите-ка!

Неожиданно ей пришла в голову идея – настолько простая и гениальная, что заставила подскочить.

– Игорь Витальевич! – закричала Вика в неописуемой радости. – Вы ведь хотите сделать доброе дело, правда? И вам это ничего не будет стоить, вам это будет легко. А мне ужасно важно! Вы сделаете, да?

– Ну, смотря что, – осторожно ответил Талызин.

– Да ничего трудного! Просто прижмите чуть-чуть этого жука Сосновцева и намекните ему, что вам нравится Маринина пьеса. Вы, мол, хотите, чтобы ее поставили, понимаете? Вот и все.

– Но она же уже поставлена, если я не ошибаюсь?

– Это первая, а я хочу вторую. Вторая еще лучше, и труппе как раз подойдет. А Маринка, она вроде умная, а с людьми ладить почему-то не умеет. То есть с обычными умеет, а с нужными никак. Она поссорилась и с журналисткой, и с Сосновцевым – ужас, да? Поэтому Сосновцев не хочет, чтобы мы ставили ее пьесу, а требует «Ромео и Джульетту». А у нас нет Ромео, понимаете?

– Вполне. Ромео у вас в труппе действительно нет.

– Ну вот. А Сосновцев грозит, если я не выгоню Марину, прикрыть студию и сделать вместо нее бильярдную. Я все время об этом думаю, извелась вся. И только теперь до меня дошло!

– Что дошло? – уточнил недогадливый Талызин.

– Сейчас объясню. Сосновцев – очень пронырливый тип и наверняка в чем-нибудь мухлюет. По работе, я имею в виду. Ему не нужны конфликты с прокуратурой. Ну чтобы не привлечь внимание к своим махинациям, так?

– Предположим. Он действительно очень старается произвести на меня благоприятное впечатление.

– Вот именно! И если вы ему скажете, что с нетерпением ждете постановки новой Марининой пьесы и будете отслеживать ситуацию, он побоится идти против вас и вынужден будет стерпеть. Для него ведь это не вопрос жизни и смерти, он просто из вредности хочет ей отомстить! Разве вам это трудно? Скажете пару слов, и вполне достаточно.

– Значит, – живо поинтересовался следователь, – на директора ваша лояльность не распространяется?

– В каком смысле? – не поняла Вика.

– Ну, вы так стремитесь скрыть от меня все неблагоприятное, что вам известно о ваших знакомых, а тут вдруг сами наводите на мысль о его финансовых махинациях.

Виктория Павловна, на секунду задумавшись, честно сообщила:

– Во-первых, с финансами мухлюют все, ничего в этом особенного нет. Во-вторых, вы ведь не из экономического отдела, так зачем вам в это вникать? Только лишняя головная боль. А в-третьих, нечего Сосновцеву быть таким вредным! Ну не хочет она с ним спать ни за какие коврижки – так что, издеваться над ней? Вот вы, например, разве стали бы за это над женщиной издеваться? Вот говорите, только честно, – разве стали бы?

Талызин издал неопределенное мычание, и Вика с удовлетворением кивнула в ответ:

– Именно, не стали бы! Любой нормальный человек плюнул бы да нашел другую, не одна она на свете. А Сосновцев прицепился к Марине и издевается. Так вы согласны?

Словесного выражения согласия дождаться ей не удалось – открылась дверь, и на пороге появился Лешка.

– Боже, – ахнув, всполошилась огорченная Вика, – я ведь собиралась к твоему приходу обед разогреть, честно! У тебя не мать, а сплошное недоразумение. Ты уж извини.

Ну почему она такая никчемная? Сколько обедов недоготовила она в прошлой своей жизни – в той светлой жизни, когда рядом был Сашка, – и ни разу не слышала упрека, и не догадывалась даже, что тут есть за что упрекнуть. И вот, казалось бы, после его смерти она осознала свою вину и решила исправиться – искренне решила! – а все равно, выходит, не исправилась. Но нет, если бы Сашка был сейчас здесь, она бросила бы все, она день и ночь стояла бы у плиты, старалась бы, чтобы он был счастлив и огражден от дурацких домашних забот… только бы он был сейчас здесь…

Тяжелый вздох прервал грустные Викины мысли. Вздрогнув, она пришла в себя и посмотрела на гостя и сына. Оба выглядели совершенно не расположенными вздыхать. Лешка весело произнес:

– Да сам разогрею, ты вроде занята. Здравствуйте, Игорь Витальевич.

– Игорь Витальевич, пообедаете с нами? – предложила Вика. – Как время быстро пролетело, я и не заметила! Я сейчас моментально разогрею.

– Хорошо. А мы с Лешей пока в шахматы сыграем.

Она отправилась на кухню, мимоходом удивившись, откуда Талызину известно про увлечение Лешки шахматами. Стоя у плиты, она с легким неудовольствием обнаружила, что опять вела себя со следователем нелучшим образом. Вместо того чтобы гордо и с достоинством сообщить ему требуемую информацию, она разболталась, как последняя дурочка, чем наверняка произвела самое отталкивающее впечатление. Игорь Витальевич почему-то действует на нее расслабляюще – общаясь с ним, она совершенно забывает, что под людей требуется подстраиваться, иначе ничего от них не добьешься. Вроде бы данную науку она усвоила настолько твердо, что применяет ее автоматически, делая исключение лишь для близких, и вдруг так опростоволоситься… Например, разве она правильно преподнесла следователю мысль о разговоре с Сосновцевым? Взяла и выложила напрямик. А надо было осторожно намекнуть, постаравшись создать впечатление, что Талызин додумался до всего сам. Да еще польстить, мол, вы такой замечательный, что к вашему мнению невозможно не прислушаться, поэтому директор сразу с вами согласится. Затмение какое-то нашло, честное слово! Впредь надо быть умнее.

Но обед уже поспел, сокрушаться дальше времени не осталось. Правда, первую пару минут за столом Вика попыталась выполнить благие намерения и вести себя разумно, однако почему-то быстро снова стала естественной, даже и не заметив, как же это получилось.

– Так во сколько у вас сегодня репетиция? – осведомился Талызин после кофе. – И Сосновцев ваш там будет? Так я, пожалуй, зайду. И попросите Лазареву, пусть тоже придет. До вечера!

* * *

К сожалению, Вике не удалось услышать беседу Сосновцева со следователем, хотя страшно хотелось. Как бы там ни было, они появились дружным тандемом, и Талызин с вежливым занудством испросил разрешения присутствовать при репетиции новой пьесы, поскольку весьма ею заинтересован, а директор добавил, что и сам заинтересован не меньше, тем более что по здравом размышлении осознал, насколько невыполнимо пожелание бедного Евгения Борисовича относительно «Ромео и Джульетты». При этих словах он искоса бросил нервный взгляд на Марину, и Вике довелось заметить странный феномен. Сперва подруга немного отпрянула, словно в отвращении, но затем на мгновение опустила глаза и подняла их на поклонника уже сияющими благодарностью, а лицо ее расцвело улыбкой. Эта улыбка заставила Сосновцева сделать несколько шагов вперед с видом слегка ополоумевшего индюка, но Марина хитрым маневром оказалась возле Игоря Витальевича, который тут же с нею заговорил. Вика решила, что эпизод стоит запомнить, поскольку он будет прекрасно смотреться на сцене – разумеется, если немного усилить акценты.

Короче, в этом смысле все складывалось как нельзя лучше. Правда, возникли неприятности совсем иного рода. Кирилл, подкараулив Вику в коридоре, мрачно заявил:

– Значит, выдали меня своему кавалеру? Спасибо! Вот как вы меня, значит, цените?

– Но, Кирилл, – попыталась оправдаться Виктория Павловна, – мне ничего другого не оставалось. Я уверена, все разъяснится, и ничего страшного не произойдет. Игорь Витальевич просто собирает сведения, вот и все.

– Да, но почему именно обо мне?

– Обо всех.

– Вот как? Что-то незаметно. Ну так знайте! Если вы рассчитываете, что я и дальше буду вести себя как дурак, то зря. Подставлять голову под удар – ищите для этого других. Как вы со мной, так и я с вами, и мало вам не покажется. Понятно?

Вике было не очень понятно, однако уточнять она сочла неуместным. Пусть сперва остынет, нельзя выяснять отношения сгоряча. Вон, даже разговаривал с угрозой – это Кирилл-то, всегда такой сдержанный! Нет, следует пока держаться от него подальше. И она поспешно юркнула в зал.

В новой пьесе Марины Лазаревой было две героини-подружки, и на сей раз главной ролью оказалась Дашенькина, а Наташина второй. Девочки принялись за читку текста, поначалу довольно невыразительно, но потом все больше увлекаясь. Увлеклась и Вика. Когда эпизод был сыгран, Талызин тихо произнес:

– Вот общаешься с актерами, люди себе и люди, вроде ничем не отличаются от нас. А стоит им выйти на сцену, как все меняется… Именно это очаровывает в театре.

– Да, – кивнула Марина, – я сама часто об этом думаю.

И она задумчиво продекламировала:

 
Над черной слякотью дороги
Не поднимается туман.
Везут, покряхтывая, дроги
Мой полинялый балаган.
Лицо дневное Арлекина
Еще бледней, чем лик Пьеро,
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро.
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!
 

– Удивительно точно, – согласился Талызин, и голос его, дрогнув, зазвучал незнакомо: – И истина-то ходячая, и балаган полинялый, а больно и светло все равно становится.

А Вика вдруг увидела этот балаган, и пестрые лохмотья, и бледные лица, словно давно знакомая картина всплыла неожиданно в памяти, заставляя сердце замирать то ли от счастья, то ли от горя.

– Маринка, неужели это ты сочинила? – почти в ужасе спросила она.

Подруга легко засмеялась.

– Спасибо, Вичка! Если б я могла такое сочинить… Это Блок написал, Александр Александрович.

Вика повернулась к следователю и по глазам его поняла, что он-то узнал автора сразу, и ей стало настолько тошно, что на глазах выступили слезы. Вот эти двое стоят и понимают друг друга с полуслова, а она между ними, как последняя дура! Ладно, забыла стихотворение, она не слишком-то любила стихи, но ведь так легко было притвориться, что прекрасно помнишь, здесь же не школа, никто не проверит, а она добровольно взяла и выставила себя на позор перед чужим человеком. Лучше б ей никогда его не встречать, раз в его присутствии она отвратительно глупеет… А уж по контрасту с умной Мариной, наверное, кажется Талызину полной идиоткой. Слава богу, что он ей совершенно безразличен, а то страшно представить, сколько страданий он бы ей принес. Откуда только некоторые взяли, будто она ему нравится? Он ее, конечно, презирает.

Вика рискнула вновь обернуться к Игорю Витальевичу и обнаружила, что тот с трудом сдерживает улыбку. Издевается над ней, да еще с Маринкой на пару?

Впрочем, Марина, похоже, думала о другом. Она, взглядом оценив расстояние до сидевшего у противоположной стены Сосновцева, быстро произнесла:

– Я еще не поблагодарила вас, Игорь Витальевич.

– За что?

– За это.

Она кивнула в сторону сцены, где девчонки изучали следующий кусок пьесы.

– А, это… Благодарите Викторию Павловну. Идея ее, я был простым исполнителем. У Виктории Павловны мышление истинного стратега.

Вика насупилась, почуяв издевку, и Талызин, вежливо кивнув, ретировался к Кириллу.

– Ты просто гений, Вика, – потрясенно констатировала Марина. – Мне бы подобный финт даже в голову не пришел.

– Издеваешься?

– Господи, Вика! Да ничего подобного. Ум ведь не в том, чтобы помнить кучу ненужных сведений, а в том, чтобы наименьшим количеством действий достигать наилучшего результата. Ручаюсь, Талызин как практик в неописуемом восторге.

– Что-то незаметно…

– Ты на него не смотришь, поэтому тебе и незаметно, – пояснила подруга. – Зато мне очень даже заметно.

Настроение у Вики моментально повысилось, и она рискнула спросить:

– Марина, а скажи мне честно… Вот всякие там цитаты… ты их зачем заучивала? Тебе же они по специальности не нужны, это скорее мне полезно их помнить. И много это у тебя заняло времени? Хотя бы примерно.

– Я не знаю, – растерялась Марина. – Я не заучивала, они как-то сами…

– Вот счастливая!

– Тоже мне, отыскала счастливицу. Я вот теперь решила не портить больше отношений с Сосновцевым. Как ни противно, но надо быть с ним милой, правда?

– Ну конечно! Он с его самомнением быстро решит, что ваша ссора объяснялась твоим женским кокетством. Только будь поосторожнее, чтобы снова не стал активно приставать.

– Я знаю верный способ навеки его отвадить, – огорченно заметила собеседница, – но применить не рискну.

– Какой способ? – заинтересовалась Вика.

– Надо начать за ним бегать, демонстрируя всепоглощающую страсть.

– И – что?

– Его это быстро отпугнет. Только, боюсь, недостаточно быстро.

– Ты, конечно, умная, – хмыкнула Вика, – но иногда выдумываешь совершенно дурацкие вещи. Мужчинам очень даже нравится, когда им демонстрируют всепоглощающую страсть.

– Смотря каким мужчинам и смотря как демонстрировать. Если человек начинает чувствовать себя дичью, его естественная реакция – поскорее скрыться. Особенно когда он обладает повышенной вредностью, как наш директор.

Вика собиралась возразить, однако не успела – к ним подошла Тамара Петровна. К сожалению, ее новая бесцеремонная манера поведения вовсе не исчезла, а наоборот, усугубилась.

– Виктория Павловна! Как удачно сегодня началась репетиция новой пьесы, правда? Девочки в ударе, особенно Дашенька. Я рада, что ей снова представится возможность блеснуть. Только, по-моему, их, бедненьких, смущает следователь. Вы наверняка это тоже заметили, да? – И Тамара Петровна, нелепо подмигнув, продолжила: – Он, конечно, хороший человек и прекрасно к вам относится, но его присутствие на репетициях совершенно ни к чему. Из-за девочек, разумеется, а не по какой другой причине. Если вы стесняетесь ему об этом сказать, могу намекнуть я. Он человек интеллигентный и не захочет нам мешать. Но, знаете, даже интеллигентный человек, если он посторонний… тем более, такой посторонний, – она понизила голос, – он может… Зачем же нам рисковать? В смысле, рисковать успехом новой пьесы. Ее успех теперь, когда с нами больше нет Евгения Борисовича, – наш последний шанс. Так вы доверяете мне объяснить Игорю Витальевичу ситуацию? Не сомневайтесь, я сумею поговорить с ним так, что он не обидится.

– Но я сама попросила его прийти! – несколько ошарашенная, сообщила Вика.

Собеседница осеклась, затем осторожно произнесла:

– Вы считаете, так будет лучше? Я в этом не уверена. Знаете, он человек с двойным дном. Хотя… разумеется, решать вам. По крайней мере имейте в виду – я всегда готова вас поддержать…

Она как будто ждала ответа, и Вика ответила:

– Спасибо, – поскольку ничего другого ей в голову не пришло.

Однако Тамара Петровна продолжала настойчиво заглядывать в лицо, что было Вике довольно неприятно. К счастью, искать предлога прервать странную сцену не пришлось. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Галина Николаевна.

Она была одета так, словно собралась на прием к английской королеве, дабы обсудить с нею вопросы благотворительности. Элегантнейший костюм, дивной красоты шляпка, туфли и сумочка из змеиной кожи… Да еще ожерелье из жемчугов, слишком крупных для того, чтобы быть натуральными, и, тем не менее, похоже, натуральных. Осанка и гордая посадка головы неожиданно навели Вику на мысль о том, что вдова Преображенского в молодости наверняка занималась балетом. Хорошо, но что ее в подобном прикиде принесло сюда? Не к добру это, ох, не к добру!

Галина Николаевна медленно – очень медленно! – обвела ледяным взором присутствующих, застывших в подобии транса. Как будто пересчитала всех: Вика, Тамара Петровна, Марина, Наташа с Дашей, Денис с Сосновцевым и Игорь Витальевич с Кириллом. Возможно, на последней паре ее глаза задержались чуть дольше, в конечном же итоге они уставились – ну на кого же, как не на несчастную Дашеньку!

– Здравствуйте, – пролепетала та.

– И тебе того же, детка, – лучезарно улыбнулась вдова и неторопливо добавила: – Но хочу предупредить – ты будешь здравствовать без денег моего покойного мужа. Даже и не надейся их получить. У меня есть права, и отступать от них я не собираюсь. Ты все поняла, детка?

– Нет, – призналась Дашенька, но поспешно исправилась: – То есть да. То есть не знаю. Каких денег? Я не брала у него денег, честное слово! Он мне и не предлагал, а если бы даже… я бы не взяла, конечно. Денис, ты ведь веришь мне?

– Ну конечно, родная, – Денис нежно обнял девушку за плечи. – Это у нее на нервной почве такие заскоки. И возраст к тому же… Ты не обращай внимания!

– Ах, она не понимает? – подняла брови Галина Николаевна. – И ты поверишь, Денис, что мой муж написал это завещание, не переспав с нею? Не будь наивным. Он никогда не был альтруистом в отношениях с женщинами. Впрочем, тебе, возможно, это безразлично или ты сам исполнял функцию сутенера? Почему бы не сдать девочку напрокат, если в перспективе маячат хорошие деньги? С нее ведь не убудет. Даже прибудет, да? Женя с его опытом наверняка научил ее кое-чему. Наверное, ее сексуальные услуги теперь стали совершенно бесподобны, признайся, мальчик?

Слова вдовы производили тем большее впечатление, что произносились спокойным, почти безразличным тоном, каким мы вежливо расспрашиваем о здоровье постороннего человека.

Первым очнулся Денис.

– Ты, старая стерва! – выкрикнул он. – Если у тебя климакс, пей таблетки, а не бросайся на тех, кто тебя моложе! Нужен нам твой старый урод, как же! Да кому он нужен, кроме тебя!

– Ну разумеется, – любезно подтвердила Галина Николаевна. – Вам был нужен не он, а его деньги.

И тут раздался скучающий голос Талызина:

– А что, имеется завещание?

Словно речь шла о покупке ста граммов вареной колбасы, а не о судьбах людей. Что за странный человек!

– Да, имеется, как оказалось. Слава богу, квартира, дача и прочая дребедень изначально оформлены на меня, и с этим он ничего не мог поделать. Зато все остальное – свое предприятие и свой капитал – Женя оставил своей юной невинной подружке. Очень мило, не правда ли? Я столько лет терпела его выходки, ухаживала за ним, а когда наконец могла бы пожинать плоды и расслабиться, все нажитое совместным трудом достается ей!

– Если есть доказательства, что капитал нажит вашим совместным трудом, вы получите свою долю, – доброжелательно проинформировал следователь.

Интересно, что Галина Николаевна, так спокойно отвечающая нервничающим Денису и Даше, потеряла равновесие от флегматичности нового собеседника.

– Доказательства? – зашипела она. – А какие могут быть доказательства? Я – его жена, я вела его дом, его хозяйство! Без этого он и гроша бы не заработал! Свою долю? Я не собираюсь довольствоваться крохами! Она не получит ничего, ни копейки! У меня связи, у меня прекрасный адвокат. А кто такая она? Она думает, достаточно смазливой мордашки без морщин, чтобы каждый был на ее стороне? Ошибается!

Дашенька все пыталась вставить фразу, и, наконец, ей это удалось.

– Не надо переживать, не надо, – тихо попросила она. – Я теперь поняла. Но я же не возьму ничего, мне ничего не надо. Конечно, если Денис не… Денис, ты ведь разрешишь мне отказаться, правда? Нам с тобой чужого не надо?

Денис поднял голову и, с нескрываемым торжеством глянув в глаза Галине Николаевне, гордо подтвердил:

– Конечно. Куда нам его вонючие деньги? Свои заработаем. Берите себе, Галина Николаевна, вам в вашем возрасте требуется. На лекарства и все такое.

Вдова судорожно сглотнула и закашлялась. Тут, наконец, очнулась Наташа.

– Тетя Галя, ты что? – с ужасом выдавила она. – Как ты можешь на Дашу? Теперь ты видишь, что я права?

– А ты бы помолчала, – грубо прервала ее тетка, охотно перенося внимание на новый объект. – Права она, правильная наша! Сама связалась с уголовником, а других учишь! Думаешь, твой дядя был слепой? Он все видел, все… Мне плевать, с кем ты спишь, но если он угробил твоего дядю, мало вам не покажется! Обоим! Я себя не пожалею!

– Тетя Галя, о чем вы? Какой уголовник? – растерянно лепетала Таша, как совсем недавно ее подруга. – Я не понимаю…

– Ладно, сам пусть не уголовник, – брезгливо сморщилась Галина Николаевна, – кишка у него для этого тонка! Зато братец его жены… Скажите-ка, Кирилл, чем занимается братец вашей парализованной жены, он же по совместительству дядюшка ваших очаровательных дочурок? Охранным бизнесом, да? И у него столь блестящая репутация, что каждый бизнесмен в нашем районе добровольно несет ему часть своего дохода. Чего не сделаешь для хорошего человека, правда? Только удивительно, что такой трус, как вы, решается водить этого хорошего человека за нос. Женя уж на что любил адреналин, и то не рискнул бы. Вы, Кирилл, всерьез поверили, что Женя откроет вашему родственнику глаза на ваши шашни? Я всегда говорила Жене – опаснее всего шутить с трусами и дураками. Кстати, что вы в день убийства делали в подсобке, Кирилл? Искали пресловутую дискету? Или к сегодняшнему дню вы успели придумать версию поумнее?

– Кирилл, ей никто не верит! – Голос Наташи прерывался и дрожал. – Все знают, какой ты хороший, а она просто сошла с ума.

И тут Кирилл неожиданно заорал:

– Молчала б, дура! Чтоб тебе сдохнуть!

Вика, повернувшись к Таше, увидела ее лицо, мгновенно изменившееся, страшное, и сердце вдруг словно остановилось. А потом Вика, похоже, потеряла рассудок, потому что очнулась она от того, что кто-то крепко, почти больно держит ее за руки. Кирилл стоял рядом, задрав голову и пытаясь остановить текущую из носа кровь.

– Успокоились, Виктория Павловна? – Талызин слегка ослабил хватку. – Это ведь не метод.

– Это что, я его так? – с изумлением уточнила Вика. – А я не жалею. Даже если посадите на пятнадцать суток за хулиганство.

– И посадят! – мстительно сообщил Кирилл.

– Ну, если вы будете настаивать… – лениво протянул следователь. – Правда, тогда всплывут сопутствующие обстоятельства.

– Да пошутил я! Зачем мне это надо? – пошел на попятный пострадавший.

– Игорь Витальевич! – Наташа подняла голову с плеча нежно что-то шепчущей ей в ухо тети и четко, ясно произнесла: – Вот все спрашивают, что Кирилл делал в подсобке… А он там со мной встречался, вот и все. Ничего особенного здесь нет. Вам Тамара Петровна подтвердит. Помните, Тамара Петровна?

– Да помню, – вздохнула та. – Застукала я их как-то невзначай, было дело.

Наташа встала и, поддерживаемая Галиной Николаевной, побрела к выходу. Следом потянулись Дашенька с Денисом, быстро прошмыгнул Сосновцев – все и забыли о его присутствии, так он был непривычно молчалив. Потом вышли Тамара Петровна и Кирилл. Марина, встрепенувшись, тоже собралась идти.

– Так я ж тебя обещала отвезти на машине, – напомнила Вика.

– Необязательно, – возразила подруга. – Доберусь.

– Нет-нет, – поспешно вставил следователь. – Я вас обеих вовсе не задерживаю.

А сам стоял и смотрел… и не двигался с места.

– Я, конечно, драться не имела права, – не выдержала настойчивого взгляда Вика. – Но мне было не удержаться, честное слово. Нельзя же быть такой сволочью! В конце концов, мужчина может бросить женщину как порядочный человек, а не…

– Ну, о порядочности речи не идет, – задумчиво пробормотала Марина. – Только вот убийство… неужели он, Игорь Витальевич?

– Или, что куда менее вероятно, она, – не менее задумчиво ответил тот.

– Дашенька? – оживилась Марина.

Вика очень удивилась, поскольку сама сразу подумала о Тамаре Петровне. Странно та себя вела, очень странно! Намеки, подмигивания… Впрочем, хочется верить, что следователь их не заметил.

– А при чем тут Дашенька? – Талызин был явно ошарашен.

– Как при чем? – пожала плечами Марина. – Она получает наследство.

– Судя по всему, она не собирается его получать. Да и вообще, она о нем и не подозревала.

– Вы ей верите?

Игорь Витальевич улыбнулся.

– А какие у меня причины ей не верить? Марина Олеговна, если честно… За что вы так не любите бедную девочку?

– А за то, что после многих лет работы со студентами с трудом верю в бедных наивных девочек двадцати с лишним лет, особенно в наше бурное время. А может, за то не люблю, что ей все вы верите на слово, а остальных считаете нужным перепроверять. Так вы, значит, имели в виду Галину Николаевну? Я вас правильно поняла?

– Да. Она явно узнала о завещании только сегодня и в то же время не могла не видеть, что дело идет именно к этому.

«Вот так-то! – с удовлетворением констатировала Вика. – Галина Николаевна, а вовсе не Тамара Петровна».

– Вы подразумеваете, что она боялась, как бы муж не написал завещание в пользу Дашеньки, и поэтому его убила? Но вы забываете, что она любила его. К тому же ничто не мешало ему быстро разочароваться в Дашеньке и аннулировать завещание. Скорее всего, так оно бы и произошло.

– Весьма сомнительно.

– Наоборот, совершенно точно! Ручаюсь, его увлечение семимильными шагами шло к концу, – фыркнула Марина.

– Мое мнение прямо противоположное, – сердито возразил Талызин.

Вика поняла, что они вот-вот разругаются, и, как ни странно, почувствовала смутное удовлетворение. Вот они двое, оба такие умные и даже чем-то друг на друга похожие, так подходящие друг другу, но пяти минут не могут пробыть вместе, чтобы не поцапаться.

– Ругаться собрались? – весело осведомилась она.

– Да нет, – опомнилась Марина. – Это я так, демонстрирую дурной характер. Боюсь, особых сомнений нет – убил Кирилл. Как отвратительно звучит! «Убил Кирилл». Он живет на средства шурина, да и вообще его боится, поскольку тот – криминальный авторитет. Жена у Кирилла немолодая и не слишком красивая, а парень по природе бабник. Раньше гулял на сторону с опытными женщинами, и все обходилось, а теперь нарвался на непонятливую Ташу, которая влюбилась всерьез. А всерьез ему не надо… да тут еще Преображенский догадался об их романе. Учитывая, что Преображенский знал правду о семье Кирилла, поскольку общался по делам бизнеса с его шурином, ситуация выглядит крайне неприятной. Видимо, Кирилл принял за чистую монету обещание Евгения Борисовича рассказать все жене и, испугавшись, подстроил ловушку в подсобке. Недаром его там видели.

– Ну, еще бы не видели! – вставила Вика. – Он ведь там встречался с Наташей. Ты что, забыла? Тамара Петровна подтверждает.

– Раз бывал в подсобке, ему было легко придумать финт с блоком. Сперва подстроил ловушку с люком… Кирилл тогда якобы случайно вышел не из той кулисы, да? Ничего подобного – он сам открыл люк и, разумеется, не собирался в него падать.

– Зачем? – тихо поинтересовался Игорь Витальевич.

– Что – зачем?

– Зачем открыл люк? Ведь ссоры с Преображенским на тот момент еще не было. Нестыковка.

Марина кивнула:

– Вы правы. Наверное, люк я приплела сюда зря – его оставили открытым совершенно случайно. Господи, ну и трудная у следователей работа! Я бы с ума сошла. Откуда вы черпаете уверенность в своей правоте? Ведь может быть и так и этак.

– Из улик, – пояснил Талызин. – Ни мотив преступления, ни возможность его совершить еще ничего не гарантируют. Улики – единственный объективный фактор.