Текст книги "Таланты и покойники"

– И какие могут быть в данном случае улики? Человек, лично видевший, как Кирилл портил блок? Отпечатки пальцев Кирилла на… даже и придумать не могу, на чем. В подсобке их, конечно, тьма, но ведь это естественно, раз они там с Наташей встречались. Что именно вы пытаетесь найти?

Игорь Витальевич не ответил, предпочтя, хмуро попрощавшись, удалиться. Вика с Мариной тоже разъехались по домам.

* * *

Утром Вику разбудил телефонный звонок.

Она глянула на часы. Еще десяти нет, рань-то какая! Все знакомые в курсе, что до одиннадцати ее трогать нельзя. Кто же это такой вредный? А, Сосновцев… И чего ему надо? Строит новые каверзы? Бубнит что-то, со сна сразу и не разберешь. Про мертвое тело, про Талызина… Господи, почти неделя прошла со дня убийства, а директор все никак не успокоится. Так орет, словно тело Евгения Борисовича сей момент лежит у него перед глазами. И чего ему вдруг потребовался Талызин? А потребовался – пускай сам с ним и связывается, при чем здесь Вика?

И она, зевая, спросила:

– А разве Игорь Витальевич не оставил вам номер своего телефона? Вот и позвоните ему, если нужно.

– Но я же объясняю! – нервно выкрикнул директор. – Меня он может не послушаться! Возьмет и пришлет кого-нибудь другого, совершенно постороннюю бригаду. А вам он не откажет и приедет сам. Это будет гораздо лучше! Чем меньше посторонних, тем спокойнее, Виктория Павловна, уж я-то знаю.

– Но зачем ему приезжать, да еще прямо сейчас? – удивилась Вика. – Что за спешка?

– Ну, – понизил голос Сосновцев, – я считал, что в подобной ситуации мы обязаны как можно скорее вызвать милицию. Даже то, что я сперва звоню вам, наверняка противозаконно. Вы думаете, что спешить не надо? Вам-то что, а мне потом могут предъявить претензии. Нет, дольше я тянуть не могу.

Смутная тревога прогнала сон, и Вика осторожно уточнила:

– Так что произошло?

– Я же вам сказал! Нашли тело.

– Какое тело, кто нашел, когда, где?

– Тело Левинсона. Нашла уборщица, в подполе. Нет, не в подполе, а в этом… короче, он провалился в люк. Когда провалился, не знаю, а она увидела утром, когда убирала.

Вика молча положила трубку и нажала кнопку мобильного.

Сцена пятая
Финал

Виктория Павловна не только вызвала Талызина, но и, разумеется, примчалась в Дом культуры сама. Она успела буквально за пару минут до приезда опергруппы.

Директор нервно бегал у входа.

– Я всегда говорил, что ваш кружок надо закрыть, поскольку он является опасным, – вместо приветствия сообщил он. – Не будете же вы утверждать, что я не собирался делать вместо него бильярдную? Но вы, именно вы настояли на своем, и что теперь? Новый несчастный случай. Но ответственность за технику безопасности несете вы, а вовсе не я, и я не собираюсь вас покрывать! Эти ваши люки, эти ваши блоки… разрушу все к чертовой матери!

– Игорь Витальевич будет страшно огорчен, – с наивным видом заметила Вика, в душе жутко обозлившись. – Он так любит наш кружок и обещал следить за его судьбой.

– Это да, – тут же сбавил обороты Сосновцев, – это правда. Да вы меня не слушайте, я говорю в сердцах, сгоряча. Вот, идемте сюда. Видите?

Вика осторожно заглянула в открытый люк. Слава богу, внизу было темно, лишь смутно виднелись некие очертания. Люк был тот самый, куда в свое время чуть не свалился бедный Евгений Борисович… или, скорее, Кирилл – ведь именно он должен был первым оказаться в опасном месте, но по случайности вышел с другой стороны. Видимо, от судьбы не скроешься…

Додумать мысль Вика не успела – помешала суета, вызванная появлением опергруппы. Люди те же, что и в прошлый раз, и снова среди них Талызин, только сейчас он на редкость мрачен.

– Я мыла пол, – не без гордости доложила старушка-уборщица, – гляжу – люк-то открыт. Ну, думаю, недоглядел кто-то, а так в наши времена нельзя. Хотела люк закрыть, глядь – валяется чего-то, странное такое. Думала у ней фонарик взять, – она кивнула в сторону Вики, – а фонарика-то нет.

– Вроде я оставляла его на гвоздике, – неуверенно заметила Вика. – Но точно не помню.

Она не отличалась педантичностью и вечно бросала вещи куда попало, а бедный Сашка с военной скрупулезностью перекладывал их на свои места. Вот и фонарик, иной раз крайне необходимый в работе студии, часто терялся, мистическим образом забредая в самые неожиданные углы.

– Я легла на живот, сунула голову в люк, – продолжила бойкая старушка, – вижу – мертвяк. Ну, я сразу начальству позвонила, – она ткнула пальцем в Сосновцева, – он и приехал.

– А в милицию вы не позвонили? – уточнил Талызин.

– Чего это? – удивилась уборщица. – Он главный, ему и решать. Мое дело маленькое.

– Я без промедления помчался сюда, – почтительно вставил Сосновцев, – чтобы лично убедиться, что подчиненная ничего не путает.

– Попрошу вас обоих пока не уходить, – со вздохом произнес следователь. – Сейчас будет произведен осмотр места происшествия, а потом у вас возьмут показания.

На Вику он не обращал ни малейшего внимания, и она решила отплатить той же монетой. Если хочет делать вид, что ее здесь нет, она плакать не станет! Все равно без нее не разберутся.

Поэтому она, отступив к стенке, некоторое время молча и холодно смотрела, как наивные милиционеры пытаются включить в подполе свет, однако вскоре, не выдержав, объяснила:

– Бесполезно! В пятидесятые, когда это строилось, все, наверное, работало, а сейчас давно сгнило.

– Что сгнило? – заинтересовался один из гостей.

– Да проводка! Поэтому и нужен фонарик, только он куда-то делся.

Собеседник, не растерявшись, притащил удлинитель и мощную лампочку, ее опустили в люк, и работа закипела. Мерцали фотовспышки, слышались возгласы. Вика стояла и думала, что ей почему-то не верится в смерть Кирилла. Вроде и знает, что его мертвое тело лежит в подполе – Сосновцев вряд ли мог ошибиться, – а не верит. В то же время заглянуть и проверить совершенно не тянуло. Пока не увидишь суровую действительность собственными глазами, можно тешить себя иллюзиями.

Впрочем, долго тешиться не пришлось. Тело вынесли на свет божий, и Вика опрометью бросилась в туалет. Поскольку она не завтракала, рвало ее мучительно, желчью. По окончании процедуры неумолимое зеркало отразило позеленевшее, постаревшее лицо. Тут же возникла неуместная мысль, что показаться с подобным лицом мужчине – лучший способ навсегда вызвать у него отвращение. Стало стыдно – человек умер, а она волнуется по пустякам! Поэтому она твердыми шагами вернулась в коридор – и, как назло, Талызин ее наконец заметил. Раньше не замечал, а именно теперь подскочил и уставился. Ну что за вредный человек!

– Вам бы сперва чего-нибудь поесть, – предложил он, и от сочувствия в невыразительном обычно голосе у Вики защемило сердце. – Буфет вроде бы уже открыт? Давайте пройдем туда.

– Поесть? – удивилась она. – Да что вы! Меня и так тошнит.

– Потому и тошнит. Я знаю, у меня большой опыт.

Игорь Витальевич твердой рукой повел ее в буфет, где заказал кофе и несколько пирожных.

– Сладкое успокаивает нервную систему, – сообщил он. – Ешьте!

Вика поела, и физическое недомогание действительно отступило, в голове прояснилось, однако лучше от этого не стало.

– Игорь Витальевич, – тихо пожаловалась она. – Я так плохо с ним себя вчера и позавчера вела, а теперь он умер. Но я ж не знала, понимаете? Если б я знала, я б ни за что про него вам не рассказала, честное слово! И еще Маринка… Представляю, как ей тоже будет стыдно. Вот подлые мы с нею, да?

– Это вопрос спорный, – неопределенно ответил Талызин. – Я, вообще, хотел бы подробнее побеседовать с вами сегодня вечерком, причем лучше с обеими сразу. Это можно устроить?

– Ну конечно. Я позову ее вечером к себе. Да она и так примчится, как только я ей все расскажу!

– Вот и славно. А пока всего пара вопросов. Этот люк, его часто открывают?

– Да практически никогда. Наверное, раньше, много лет назад, здесь давались спектакли со спецэффектами, и для этого использовался люк. Призраки какие-нибудь возникали из-под земли или ведьмы в «Макбете». По низу можно пройти прямо на сцену, понимаете?

– Я видел. Но кругом паутина и грязь. Вы когда-нибудь там ходили?

– Ну, пару раз, в самом начале работы здесь. Думала, авось как-нибудь использую всю эту машинерию. А потом поняла, что не стоит… от лестницы остался один штырь внизу, и спускаться очень опасно. Сверзишься – мало не покажется! Да и не нужны мне были никакие призраки. В подполе даже уборщица не убирает – незачем.

Следователь уточнил:

– Но ведь это тот самый люк, куда чуть не упал Евгений Борисович? Значит, его иногда открывают?

– Да сама удивляюсь, кому это понадобилось, – пожала плечами Вика. – Его не так-то просто открыть, там рычаг заедает. Но почему бы кому-нибудь не сунуться из интереса? Это ведь не возбраняется.

– Но в тот день никто не признался, что его открывал?

– Никто. Но я особо и не спрашивала. Перед премьерой было полно других забот.

– Еще вопрос, – вздохнул Талызин, вытащив из сумки пластиковый пакет. – Вам знакома эта вещь?

– Ну конечно. Это мой фонарик. По крайней мере мой был точно такой же. А вы где его нашли?

Собеседник промолчал, и Вика сообразила:

– В подполе, да? Интересно, что же Кирилл там искал? Без фонарика там темно, это точно. Думаете, он оступился и упал? На штырь, с высоты… о боже…

– Вот что, – мрачно предложил следователь. – Отправляйтесь-ка пока домой, а часам к семи я к вам приеду. Возможно, к тому времени хоть что-то прояснится. В любом случае, что случилось, то случилось.

И он снова вздохнул.

* * *

Дома Вика первым делом позвонила Марине, которая, слава богу, оказалась на месте.

– Не изображай из себя страуса, – нервно посоветовала та, выслушав подробный отчет о происшедшем. – Это второе убийство, а никакой не несчастный случай. Сейчас я убегаю на работу, а вечером обязательно приду. Жди!

Маринины слова окончательно испортили Вике настроение, злобная совесть накинулась с новой силой. Все подозревали бедного Кирилла в убийстве, а на самом деле убили-то как раз его! Мало того что он явно ни в чем не виноват, так еще Вика умудрилась испортить ему последние дни жизни своим вмешательством. В конце концов, какое было ее собачье дело, есть у Кирилла дочери или нет? А вот приперлась к человеку, вывела из равновесия…

Чувства распирали, им требовался выход, и Вика решила сделать генеральную уборку. Она не часто приводила квартиру в порядок, но в данном случае вложила в это занятие всю свою энергию, и результат был разителен. Например, она сдвинула с места холодильник, обнаружив за ним кучу грязи, а также давно исчезнувший любимый ножик – жаль, что не недавно потерявшийся блокнот с телефонами и адресами. Она вымыла батареи, отдраила кастрюли. Время летело незаметно, и раздавшийся телефонный звонок прозвучал громом среди ясного неба. Наверное, это Талызин передумал приезжать?

Звонила Тамара Петровна. Голос ее дрожал, срываясь на высоких нотах.

– Виктория Павловна! Со мною сегодня разговаривал следователь. По поводу смерти Кирилла.

– Да, – вздохнула Вика, – это ужасно. Только не понимаю, чего ради он стал вас тревожить. Вы ведь ничего не можете знать!

– Я так ему и ответила, – с нажимом констатировала собеседница. – Я ничего не знаю и знать не могу. По-моему, он поверил. Но я звоню предупредить, Виктория Павловна. Я ухожу из студии.

– В каком смысле? – не поняла Вика.

– В самом прямом. Я поняла, что возраст и здоровье не позволяют мне продолжать заниматься театром. Придется искать себе менее обременительное хобби. Логичное объяснение, не так ли?

– Но… но как же вы без студии? Да вы зачахнете, честное слово! И мы без вас зачахнем. На вас ведь держится все, вы у нас – ангел-хранитель, Тамарочка Петровна! Как же вы можете нас покинуть?

– Теперь – могу, – холодно ответила та. – Раньше колебалась, а теперь… Вы не волнуйтесь, никто не удивится. У меня давление, сердце. Короче, причин масса. Это все, что я хотела сказать.

И она положила трубку, оставив растерянную Вику слушать гудки.

Господи, что за бред! Чтобы Тамара Петровна добровольно ушла из студии, пусть у нее хоть какое давление, – невероятно! Разве что… разве что причина совсем в другом. Она ведь действительно будто на что-то намекала. Неужели она убила двоих и считает, что Вика знает об этом и покрывает ее? Тогда становится понятным панибратское поведение последней недели, да все становится понятным! Понятным, но… невероятным. Голова идет кругом!

Не успев опомниться, Вика уже побежала открывать дверь. Талызин и Марина почему-то стояли вместе, хотя ехать должны были из разных мест.

– Случайно встретились у подъезда, – словно прочтя мысли подруги, объяснила Марина.

Вика повернулась к ее спутнику. Тот озирался, и лицо его имело странное, непривычное выражение. Недоумение и смущение, смешанные с… с чем-то, что он явно пытался подавить, а оно прорывалось наружу. Точнее Вика определить не сумела бы, однако выражение решила запомнить.

– Виктория Павловна, – с трудом выдавил следователь, – но зачем же вы… Я ведь вовсе не хотел… просто сказал Леше к слову, что предпочитаю в квартире порядок, но это не значит… Я ведь только гость, и ради меня… мне неловко, что…

– А, – радостно сообразила Вика, – вы небось решили, я сделала генеральную уборку ради вас? Ну что вы! Это на нервной почве, на меня в подобной ситуации всегда нападает жажда деятельности.

И тут Игорь Витальевич стал краснеть. Он медленно, но верно заливался краской, а обе женщины, в помине не ожидавшие от него подобной способности, стояли и оторопело на него смотрели. Первой опомнилась Марина.

– А я сперва ничего и не заметила, – неуверенно произнесла она. – А теперь вижу, действительно в квартире редкостная чистота.

Талызин вздрогнул, засмеялся, потом махнул рукой, посерьезнел и сел.

– Расскажите-ка мне, пожалуйста, – попросил он, – что вы обе делали вчера с того момента, как мы расстались.

– Вика отвезла меня домой, – охотно сообщила Марина. – Я была дома в пять минут двенадцатого, это точно помню. Мама еще сказала, что я удивительно пунктуальна, опоздала ровно на пять минут. Потом я легла спать, но, кроме мамы, свидетелей этому, естественно, нет. А полпервого дня мне позвонила Вика и рассказала о… о том, что случилось.

Вика пожала плечами.

– А я отвезла Марину и сразу поехала домой. Мне кажется, полдвенадцатого, а то и раньше, уже была здесь. Наверное, более точно скажет Лешка, он лучше помнит такие вещи, но он сейчас на шахматном кружке, придет часа через полтора. А с утра позвонил Сосновцев, после чего я позвонила вам. А что?

Следователь тяжело вздохнул.

– Игорь Витальевич! – обратилась к нему Марина. – Вы что, нас подозреваете? Есть какие-то особые основания подозревать именно нас? Вчера вечером люк был закрыт, я точно знаю. Я проходила через этот коридор и, если что, обязательно бы заметила. Если не верите мне, расспросите остальных, наверняка кто-нибудь еще обратил на это внимание. А потом у нас обеих не было и пяти минут, чтобы его открыть.

Талызин молчал, и Марина продолжила:

– Или вы думаете, что мы сговорились между собой? Так надо было допросить нас сразу и порознь, а не откладывать до вечера. Разумеется, Вика мне сегодня позвонила и все рассказала, а вы как думали? Теоретически мы имели целый день, чтобы сговориться, хотя никакой необходимости для нас в этом не было.

– Ну, разумеется, вы лично на месте следователя действовали бы куда умнее, – раздраженно прокомментировал Талызин.

Марина уже явно готовилась не без ехидства парировать, когда вмешалась потрясенная Вика.

– Так вы что, специально готовили нам ловушку? – горячо воскликнула она. – Вот сидели со мной сегодня в буфете, такой добрый, и раньше тоже, а на самом деле обманывали, так? Мне, конечно, на это глубоко плевать, но я должна знать, и вы отвечайте сейчас же!

Она гневно требовала отчета, в помине не задаваясь мыслью, имеет ли на это право. Ей казалось, что имеет.

– Ох, девчонки, – грустно улыбнулся Игорь Витальевич, и это неожиданное обращение заставило обеих подруг тоже улыбнуться, – да вас-то я не подозреваю. Только никогда в жизни я не валял подобного дурака. Одно убийство на моих глазах – еще терпимо, но второе… от такого уже совсем тошно. Вроде для маразма возраст пока не тот, но результат налицо. Я проворонил эту смерть. Гибель Кирилла Левинсона целиком и полностью на моей совести. Я был уверен, что торопиться некуда и можно вести расследование осторожно. Более того – я был уверен, что знаю преступника. И вот теперь подозреваемого убили… убили при моем попустительстве. Вот так-то. Мне нет прощения.

– Но ведь это необязательно убийство, – сочувственно перебила Вика.

– Обязательно, – твердо возразил следователь и достал какую-то бумажку.

Вика с Мариной, вытянув шеи, прочли напечатанный на машинке короткий текст: «Третий раз ошибки не будет».

– Это… это вы нашли там, да? – уточнила Марина. – В подполе?

– Сразу было ясно, что преступник что-то искал, – объяснил Талызин. – Во-первых, брошенный фонарик, а во-вторых, карманы убитого были вывернуты наизнанку, включая внутренние.

– А где же тогда…

– За отворотом рукава. На Левинсоне был джемпер с закатанными рукавами, туда преступник не догадался заглянуть. Или не успел. Возможно, его что-то спугнуло.

– Или он уронил фонарик, – продолжила Марина. – Без фонарика, насколько я понимаю, там кромешная тьма. Так, значит, убийца был на месте преступления? Это же хорошо, Игорь Витальевич, потому что сужает круг подозреваемых. Не то что в прошлый раз, когда все произошло заочно. Итак, когда мы все ушли, Кирилл и еще кто-то вернулись и… Погодите, Игорь Витальевич! Там написано – «в третий раз ошибки не будет»? Получается, раньше была ошибка? То есть… дайте сосредоточиться. Перед премьерой открыли люк, чтобы туда упал Кирилл, а он пошел другой дорогой. Ошибка номер один. Потом испортили блок – конечно, снова для Кирилла, потому что он часто ходил в подсобку встречаться с Ташей. Но по ошибке туда пошел Преображенский. И вот теперь – третья попытка, удачная. Выходит, на Евгения Борисовича никто не покушался, убить сразу хотели Кирилла?

– Выходит.

– Но тогда… тогда все, о чем мы думали, что подозревали, все горит ярким пламенем? Надо начинать сначала?

– Не вижу другого выхода. Если я был слеп, винить в этом некого.

– Но… но кому и зачем убивать Кирилла? Евгения Борисовича – можно представить, но Кирилла…

– Вот именно, – мрачно согласился Талызин. – Ситуация радикально переменилась. Раньше подозреваемых было слишком много – почитай, все. Теперь их слишком мало – практически никого. Именно поэтому я решил быть с вами откровенным. Больше тянуть я не собираюсь, я обязан узнать правду как можно скорее, а без вашей помощи мне не справиться. Вы давно варитесь в этом котле, знаете взаимоотношения в коллективе, вам скажут то, что утаят от меня. Кому и зачем убивать Кирилла – это действительно основной вопрос, и я не вижу на него даже приблизительного ответа. Нет ни одной версии. Тут, Марина, вся надежда на вас.

– Да, этот случай тяжелее, – кивнула Марина. – Евгений Борисович был экстравертом, с ним проще, а Кирилл – типичный интроверт.

– И что с того? – заинтересовалась Вика.

– Интроверт все держит в себе, и правду о нем узнать труднее. Вот, предположим, убили бы тебя. Я сразу назвала бы людей, которые настолько хорошо к тебе относятся, что не сделали бы этого ни при каких обстоятельствах. Еще я назвала бы людей, с которыми у тебя имеется хотя бы небольшой конфликт, и конкретную природу конфликта. А теперь предположим, убили меня. На вид у меня со всеми ровные взаимоотношения, а что на самом деле…

– У тебя плохие отношения с Сосновцевым, и ты не любишь Дашеньку, – подумав, сообщила Вика.

– Об этом знаешь только ты, и то оттого, что так сложились обстоятельства. Впрочем, неважно, это я для примера. Короче, в случае Кирилла сложно, почти невозможно догадаться о том, что именно связывало его с тем или иным человеком. Вот, например, ситуация с Наташей. Я лишь случайно присмотрелась и догадалась об их отношениях, но могла б и не подозревать – все было шито-крыто. Или его вранье про жену и дочек. Да мне и в голову не приходило сомневаться в его словах! Возможно, есть еще куча не менее важных вещей, про которые мы тоже не знаем, и именно там, вероятно, таится мотив.

– Погодите-ка! – сообразила Вика. – Так ведь есть мотив! Этот самый, брат жены… шурин… он же преступник, так? Узнал, что Кирилл ей изменяет, и убил. Очень просто.

Идея была блестящей, а главное – оправдывала всех членов студии.

– Да уж, – засмеялась Марина. – Я, конечно, знакома с преступниками только понаслышке, но у них, по-моему, другие методы. Они нанимают киллеров, а не открывают люки в студийных коридорах. И вообще, разве ты видела в студии кого-то постороннего? Нет уж, дорогая, это кто-то из своих. Кстати, Игорь Витальевич, сейчас осталось так мало печатных машинок, все делается на компьютере. Наверное, машинку, на которой напечатано письмо, найти не проблема?

– Она стоит в предбаннике перед кабинетом Сосновцева, на боковом столике. Говорят, ею давно никто не пользуется.

– Сосновцев… – повторила Марина. – Если преступник он, то причина в бизнесе. Кирилл умный и беспринципный… был. Он вполне мог обнаружить махинации Сосновцева и начать его шантажировать. Тот не захотел платить и открыл люк, но туда никто не упал. Тогда он попортил блок, и погиб Евгений Борисович. Вы не думаете, что в этой ситуации Кирилл должен был испугаться и что-то срочно предпринять? Умирать ведь никому не хочется.

– Он мог не связать происшествие с собой, – возразил Талызин. – У Преображенского было полно врагов, и все про них знали. Если в заблуждение были введены мы, то почему бы и не Левинсон?

– Погодите! – вмешалась Вика. – Кирилл ведь сказал мне вчера что-то такое.

– Какое?

– Что он не будет больше никого покрывать и расскажет правду. Примерно так. И еще что-то… как вы со мной, так и я с вами. Точнее мне не вспомнить, но смысл такой.

– И почему вы сразу не передали это мне? – осведомился Талызин.

– Ну… я не знала, что это важно. То, что он обиделся на меня и поругался со мной, совершенно нормально. Я хотела подождать, пока он успокоится, а потом уже все с ним обсудить.

– Значит, он наконец-то заподозрил правду! – вскинулась Марина. – Заподозрил и назначил Сосновцеву встречу, чтобы до конца выяснить этот вопрос. А тот взял и открыл люк, и бедный Кирилл наконец провалился.

– Логично, – кивнула Вика.

Марина отрицательно покачала головой.

– А по мне, тут что-то не вяжется. Кирилл ведь не дурак. Дважды попадаться в одну и ту же ловушку… нет, на него не похоже. Он бы действовал осторожнее и назначил встречу в безопасном месте.

– Так он же не верил до конца, что это именно его пытались убить! Заподозрил, но не верил.

– А записка? После записки трудно не поверить.

– Вот именно, – подтвердил Талызин. – Есть еще записка.

– Игорь Витальевич! – обратилась Марина. – Вот, чем больше я думаю, тем больше этот момент меня смущает. Зачем преступнику писать записку, объясните? Кто предупрежден, тот вооружен. Ни один нормальный человек не станет вооружать свою жертву, разве не так?

– Ну, не совсем так. Дело в том, что некоторым убийцам недостаточно самого факта смерти врага. Для них очень важно, чтобы жертва испытала определенные мучения. Необязательно физические, можно моральные. Или, например, чтобы жертва знала, кто ее убил и почему, без этого их удовлетворение неполно. Такова особенность их психологии. Поверьте, так бывает.

– Но подобные вещи наверняка относятся к убийствам не из выгоды, а по страсти. Было бы смешно, если б человек, желающий уничтожить другого просто как механическое препятствие на пути к собственному благосостоянию, сообщал о своих планах предполагаемой жертве? Вы ведь не зря сказали – «смерть врага». Если перед тобою враг, тогда другое дело. Над врагом хочется поторжествовать, а потом уже его уничтожить. Так что вариант с Сосновцевым и шантажом из-за записки благополучно пролетает. Остальное еще кое-как объясняется… В принципе, я могу себе представить, почему Кирилл, даже заподозрив, что покушались именно на него и что делал это именно Сосновцев, не предпринял никаких ответных мер. Во-первых, опасался огласки. Не хотел, чтобы окружающие узнали, что он – шантажист. Во-вторых, боялся потерять потенциальные деньги, надеялся, что Сосновцев заплатит.

– Так у Кирилла у самого денег полно, – напомнила Вика.

– Не у него, а у его жены, а это разные вещи. Вряд ли она щедро финансировала содержание мужниных любовниц. Но, впрочем, все это безразлично. Записка отметает Сосновцева начисто. Он – существо рациональное.

– Не будешь же ты уверять, – съязвила Вика, – что он не способен на страсть? Чья бы корова мычала… И не только на страсть, но и на месть.

Раз убийца не мафиозный шурин Кирилла, так, значит, это коррумпированный директор, что совершенно ясно всем, кроме Маринки с ее заумными фантазиями!

– Намекаешь на его поведение со мной? – спокойно отреагировла та. – Да, он попытался мне отомстить, но ровно до тех пор, пока это было для него безопасно. Как только вмешался Игорь Витальевич, Сосновцев тут же пошел на попятный. Нет, он не из тех, кто ради морального удовлетворения станет лишний раз рисковать.

– Кто его знает, вашего Сосновцева… мало ли у него могло быть причин написать записку?

– Счастливая ты, Вика, – вздохнула Марина. – А мне эта дурацкая записка покоя не дает. Она же совершенно всему противоречит! Ну получил Кирилл записку и… Он что, камикадзе? Судя по вашему разговору, он все сообразил и больше покрывать убийцу не собирался. Почему же ничего нам не рассказал? И самое главное – почему отправился по темному опасному коридору?

– У меня есть версия на этот счет, – сообщил Талызин. – Дело в том, что большинство мужчин наивно считает женщин слабым полом.

Марина ахнула от восторга.

– Игорь Витальевич, вы гений! Женщина, точно! И все встает на свои места.

– Не понимаю, – призналась Вика.

Марина оживленно пояснила:

– Смотри! Во-первых, записка. Я не противница собственного пола, но мы, женщины, гораздо менее предусмотрительны и чаще поддаемся эмоциям, порой даже в ущерб себе. Во-вторых, поведение Кирилла. Хотя он и питал к женщинам слабость, тем не менее ни одну из нас не считал полноценным существом. Он был уверен, что любую обведет вокруг пальца, понимаешь? И даже убийство Евгения Борисовича не поколебало его оценки. Наверняка думал так: Преображенского убили, а вот он, Кирилл, настолько умнее любой бабы, что ему ничего не грозит. Опасность со стороны мужчины он принял бы в расчет, а над женщиной только посмеялся бы.

Следователь оживился.

– Я правильно вас понял, Марина, по поводу слабости Кирилла? Это ведь относится не только к Наташе? Левинсон был, что называется, ходок?

– Стопроцентно. Не пропускал ни одной юбки.

– Ну чего ты выдумываешь, Марина! – не выдержала Вика. – Это не так, Игорь Витальевич. Мне, например, он ни намека не делал.

– Я, наверное, неправильно выразилась, – пошла на попятный подруга. – Нет, он не зажимал женщин в темных углах, упаси боже. Но он каждую проверял на… скажем, на готовность к ответу. Все в рамках приличия, разумеется. И тебя проверял, но ты этого благополучно не заметила, и он быстренько ретировался. И от меня ретировался. Кирилл предпочитал легкие победы. Легкие победы и легкие отношения. С Наташей, конечно, сглупил, но тут ему было не удержаться…

– Наташа, – повторил Талызин, но Вика быстро обернулась к нему.

– И никакая не Наташа, не Наташа! Вы что, забыли? Первое покушение произошло неделю назад, когда у Наташи еще не было никаких причин. Причины-то появились только вчера!

– Ну, это еще бабка надвое сказала. Левинсон мог обманывать не только жену, но и любовницу. Жена привыкла и смирилась, а вот Наташа… Она милая девочка, но довольно импульсивна. И умна, так что вполне могла спланировать преступление, при этом сыграв роль по-прежнему слепо влюбленной. Она ведь оказалась блестящей актрисой, после последней премьеры это трудно отрицать.

– Не очень трудно, – колко вставила Марина. – В моей пьесе она играла саму себя. И вообще, почему обязательно Наташа? Если предположить, что у Кирилла была в студии еще одна любовница, так именно она и могла убить! Ей-то он тоже не хранил верность.

– Вообще-то, я имел в виду любовницу вне студии, о которой Наташа могла узнать. А вы, значит, утверждаете, что в студии…

– Нет, я не утверждаю, – перебила Марина. – Я предполагаю.

– И кого вы предполагаете? – улыбнулся Талызин. – Учитывая, что самые привлекательные дамы студии вне подозрений и находятся здесь, выбор невелик.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Марина, – но самая привлекательная у нас, несомненно, Дашенька.

– Твоя идея фикс, – прокомментировала Вика.

– А что, не она? Трудно поверить, что такой специалист по женскому полу, как Кирилл, ее равнодушно пропустил.

– Маринка, так у Даши же Денис! Она, считай, замужем.

– Полагаешь, Кирилла это могло отпугнуть? Скорее, наоборот – меньше ответственности. Другой вопрос, оба постарались бы, чтобы все было шито-крыто. Представляю, как разозлилась бы Дашенька, если б любовник вдруг предпочел ей ее собственную подругу!

Следователь, подняв глаза, серьезно осведомился:

– Марина, вы что-то видели? У вас есть какие-то основания так говорить?

Та, вздохнув, призналась:

– Оснований нет. Просто не хочу, чтобы вы зацикливались на Наташе. Как представлю, что она сегодня пережила… Вы ведь ее видели?

– Да. Кстати, она держалась мужественно. Я боялся истерики, но все обошлось.

– При вас, может, и обошлось. А что касается Дашеньки… просто это наиболее логичный вариант. А если вам не верится, что кроткая блондинка способна на убийство, предлагаю вместо нее Дениса. Он узнал об измене невесты и прикончил соперника, в приступе ревности написав эту пресловутую записку, дабы Кирилл помучился перед смертью.

– Мы же решили, что убила женщина, – хмыкнула Вика.

– Мало ли что мы решили, мы же не всеведущи. А кто его любовница, если не Дашенька? Тамару Петровну, несмотря ни на что, я отметаю, у нее возраст не тот.

– Несмотря на что? – уточнил въедливый следователь.

– На… – Вика задумалась, как бы половчее соврать, – на то, что…

И тут Марина неожиданно вскипела:

– Ну знаешь ли! Тебе мало двух смертей, ты дожидаешься третьей? Я лично больше не собираюсь ничего скрывать, скажу все, что знаю, и тебе советую. Хватит, из-за нашей с тобой идиотской скрытности уже погиб человек! Если б мы сразу были с Игорем Витальевичем до конца откровенны, может, он давно бы уже обо всем догадался, и второго убийства не случилось бы!

– Да наоборот! – изумилась Вика. – Если б мы с тобой помолчали, Игорь Витальевич не заподозрил бы Кирилла, и все бы, глядишь, обошлось.