Текст книги "Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер"

Смерть Николая Борисовича вызвала отклик на страницах периодической печати, хотя тогда газеты крайне редко публиковали некрологи. Главный появился в газете «Московские Ведомости» 18 июля 1831 года. Автором этого скорее репортажного по жанру сочинения был князь Петр Иванович Шаликов – известный московский сентиментальный писатель, соклубник князя Юсупова по Московскому Английскому клубу. Несколько дней спустя этот же текст без изменений перепечатали «Санкт-Петербургские ведомости». В петербургской же газете «Северная Пчела» на первой странице тоже был помещен короткий некролог. Для сохранения колорита эпохи я воспроизвожу текст, как в оригинале князя Шаликова, где некоторые слова написаны по старым орфографическим правилам и с заглавной буквы; видимо, некролог из «Московских ведомостей» с той давней поры полностью не перепечатывался.

«В семнадцатый день сего июля, в церкви Трех Святителей, близ Красных ворот, происходило отпевание усопшего Действительного Тайного Советника, Государственного Совета члена, Сенатора, Действительного камергера, Главноначальствующего Кремлевской Экспедиции, Мастерской Оружейной Палаты, разных Российских и Иностранных орденов Кавалера, Князя Николая Борисовича Юсупова, в присутствии знатнейших Особ Московской Столицы, при собрании господ присутствующих обоих означенных мест и прочих Чиновников, под его начальством находившихся, единодушно сокрушающихся о потере знаменитого и благодетельного Начальника; при стечении многочисленного собрания зрителей, наполнявших безпрерывно почти все пространство от упомянутой церкви до Бутырской заставы, до которой печальная процессия провожала тело всеми любимого и уважаемого Вельможи. Не возможно описать горестной картины, когда почтенный учредитель траурной церемонии объявил о времени выноса из дому тела, которое до церкви было несено Господами Присудствующими (так в тексте. – А.Б.) и Чиновниками: превеликое множество домашних покойника, как будто не веря до тех пор глазам своим, что благотворитель их лежит во гробе, столь сильно возрыдало, что каждый был готов, по видимому, выплакать свое сердце, и когда приближилась минута последнего прощания, всякий, казалось, терял все то, что ни имел в жизни драгоценнейшаго!

Неизв. художник. «Портрет князя П.И. Шаликова». 1810-е гг. ГМП.

На десяти богато украшенных подушках провожавшими князя чиновниками несены знаки отличия доблестного Начальника за Бутырскую заставу, где внезапно поразило всех трогательное зрелище: собравшимся там во множестве разных подведомственных князю волостей казенные крестьяне и его собственные горели наперерыв сильным желанием доказать беспредельную свою благодарность за всегдашнее отеческое его о них попечение, и с пламенным усердием, возложив на рамена свои гроб, вмещавший прах его, в безмолвии, с глубочайшим благоговением, как нечто священное, понесли в принадлежащее князю подмосковное село Спасское, назначенное быть местом погребения.

Мир праху Твоему, Вельможа, в трудах неутомимого, верный друг чести! Ты умел достославно совершить на земле путь долголетнего, общеполезного бытия своего! Тихий конец благотворной жизни твоей был подобен величественному закату благотворного светила»[313]313
  Московские ведомости. Газета. 18 июля 1831 г. № 59.


[Закрыть].

Во время поминального обеда наследник князь Борис Николаевич Юсупов сказал, что «это как бы батюшка вас в последний раз угощает». И действительно, не без ехидства заметила добрейшая родственница князя, бабушка Янькова, присутствовавшая на поминках, у самого Бориса Николаевича «едва ли кто чашки чаю пивал» от его скупости[314]314
  Рассказы бабушки…


[Закрыть].

Уже 1-го августа «Санкт-Петербургские Ведомости» сообщили о прибытии на невские берега церемониймейстера Высочайшего Двора князя Юсупова[315]315
  Санкт-Петербургские Ведомости. Газета. 1 августа 1831 г.


[Закрыть]. Борис Николаевич не дождался в Москве даже сороковин по отцу. И вот еще одна деталь. Мне не удалось найти в списке лиц, приехавших в северную столицу, княгини Татьяны Васильевны – жены Юсупова. Наверное, понадобится дополнительный поиск материалов, чтобы понять – присутствовала ли вдова при похоронах мужа. Все свидетельства современников называют одного только сына Бориса Николаевича как распорядителя погребения. Что было на самом деле? Конечно, Татьяна Васильевна была уже очень в возрасте. Скорое путешествие по летней жаре из Петербурга в Москву могло оказаться ей не по силам. К тому же она могла просто болеть во время внезапной смерти супруга.

Кончина Николая Борисовича произвела тяжелое впечатление на людей пушкинского круга. Становилось ясно, что с ним ушел большой исторический пласт – людей, событий, судеб, ненаписанных воспоминаний о славном веке Екатерины Великой.

15 июля 1831 года князь Петр Андреевич Вяземский сообщал Пушкину: «Юсупов сегодня умер частью от холеры, частью от удара, частью от 80 лет. Третьего дня ужинал он еще в клубе»[316]316
  Пушкин А.С. Письма. Т. III. М., ACADEMIA, 1935.


[Закрыть]. В тот же день писал поэту и его ближайший друг, соклубник по Английскому клубу, Павел Воинович Нащокин: «Новостей много слышу, пересказать ни одной не могу. Одна новость для тебя Юсупов умер – не знаю почему, а мне было его жаль, вреда кажется он никому не делал – ибо никто не жаловался, а про добро не знаю: умер же умно и равнодушно, как мне рассказывали; ему предложили перед смертью за час исполнить христианский долг – на что он спросил – разве пора, и послал за священником; – накануне он был в клубе»[317]317
  Там же.


[Закрыть].

В письме 22 июля к литератору и издателю Петру Андреевичу Плетневу, которого Пушкин называл «братом», поэт написал короткую фразу: «Ох уж эта холера! Мой Юсупов умер, наш Хвостов умер. Авось смерть удовольствуется сими двумя жертвами»[318]318
  Там же.


[Закрыть]. Характерно, что смерть Николая Борисовича не обсуждалась – это было горестное, понятное и без лишних слов большое событие.

«Бабушка Янькова». Гравюра.

Обсудить же пришлось только одно печальное обстоятельство. Бездарный поэт граф Дмитрий Иванович Хвостов оказался жив – здоров и даже прожил после смерти князя Юсупова еще четыре года. «С душевным прискорбием узнал я, что Хвостов жив, – писал А.С. Пушкин П.А. Плетневу 3 августа 1831 года. – Посреди стольких гробов, стольких ранних и бесценных жертв Хвостов торчит каким-то кукишем похабным»[319]319
  Там же.


[Закрыть].

Итог же всем разговорам и толкам подвела мудрая бабушка Янькова. «…Да, обмелела Москва и измельчала жителями, хоть и много их. Имена-то хорошие, может, и есть, да людей нет; не по имени живут»[320]320
  Рассказы бабушки…


[Закрыть].

Известна одна незначительная на первый взгляд деталь, много говорящая при более глубоком ее изучении. В продолжение всей жизни одинокий, в сущности, Николай Борисович оставался очень привязан к своим домашним животным – птицам, собачкам, обезьянке. Некоторые из них становились его постоянными спутниками во всех поездках, в известной степени заменяли одинокому старику-князю семью, согревали его своей бескорыстной лаской, любовью и преданностью. Наследник – «Сахар Боринька» распорядился экономии ради распродать даже «братьев меньших» своего отца…

Князь Борис Николаевич в зрелые годы стал человеком твердых правил и высоких норм морали. Память об отце, как бы не складывались их личные взаимоотношения, он рассматривал исключительно в строгих православных традициях. Борис Николаевич не стал сооружать «странноприимные дома» или богадельни в память отца. В Ракитном, главном имении Юсуповых, он построил храм, посвященный, естественно, небесному покровителю отца – святителю Николаю, архиепископу Мир Ликийских, любимейшему в русском народе Николе Угоднику; принимал участие в строительстве других храмов в окрестностях села. Спустя всего полтора столетия в Интернете на официальном сайте Ракитянского района мне не без удивления довелось прочитать, что храм, наряду с главным усадебным домом имения, является единственным памятником архитектуры всего немалого по площади района Брянской области!

Непосредственно над могилой за алтарем храма в Спасском-Котове князь Борис Николаевич приказал возвести особую усыпальницу. Внук и полный тезка князя Николая Борисовича дополнил ансамбль Спасского храма приделом, посвященным также святителю Николаю.

Где же захотел найти последний свой приют Николай Борисович и что ныне представляет собой его захоронение? Долгое время официально считалось, что могилы князя Юсупова и его родственников отправлены на дно Клязьменского водохранилища при большевиках «по классовым соображениям», но это оказалось не так. При реставрационных работах в храме села Спасского-Котово под временным настилом обнаружились пять каменных надгробий князей Юсуповых.

От Москвы до Спасского (так прежде принято было называть Спасское-Котово) считалось 18 верст. Крепостные крестьяне князя Юсупова по любви своей к барину просили разрешение наследника нести прах Николая Борисовича весь путь от Бутырской заставы на руках, что и было исполнено.

Сохранилось короткое упоминание о порядке погребения в воспоминаниях неизвестного подчиненного Юсупова по Оружейной палате, которые мною уже цитировались. «В 1831 году июля 15-го после непродолжительной болезни умер Юсупов и похоронен с приличною церемониею в своем селе Котове-Спасском, в двадцати верстах от Москвы, куда все бывшие при отпевании за гробом его поехали. Когда же князь был зарыт в могилу, то сын его Борис Николаевич приглашал сопровождавших покойного на обед так: «покорнейше прошу помянуть покойного, это батюшка мой в последний раз вас угощает»[321]321
  Русский Архив. 1916 г. № 5.


[Закрыть].

Сам Николай Борисович заботился о семейном некрополе в Спасском, где лежали его мать и сестра. Для их захоронений приблизительно в 1810 году в специальном приделе храма был сооружен склеп. Вплоть до 1917 года существовала традиция погребения родовитых или просто богатых людей не в земле, а в специально устроенном кирпичном склепе. Он мог располагаться как непосредственно под могильным памятником на кладбище, на традиционной двухметровой глубине, так и в подклете (подвальной части) часовни или церкви. Так, в московском Богоявленском монастыре могилы князей Юсуповых находились в склепах в подвальной части монастырского собора. А вот кирпичный склеп для гроба с телом Н.В. Гоголя на кладбище московского Данилова монастыря сооружался уже позднее, после погребения писателя. Склеп обнаружила комиссия во главе с известным московским музейным работником М.Ю. Барановской при перенесении праха писателя на новое кладбище Новодевичьего монастыря. И в наши дни Русская Православная церковь придерживается традиции погребения высшего духовенства именно в склепы, которые сооружаются, как правило, непосредственно перед похоронами, а не заранее. (Цемент твердеет быстрее извести, применявшейся в XIX веке в качестве связующего раствора.)

Первоначально захоронение Николая Борисовича было произведено в могилу за алтарной частью церкви, в наиболее почетном месте церковного погоста, а уже потом над ним соорудили квадратную часовню-усыпальницу и, надо полагать, склеп для сохранения праха. Между прочим, это едва ли не единственный случай в церковной архитектуре, когда придел храма оказался непосредственно за его алтарем, с восточной стороны. Исключением является главный храм Новоиерусалимского монастыря, который и сам является исключением в русской архитектуре, тогда как Спасский храм строго соответствовал канонам православного зодчества.

Возле Спасского храма, с внешней его стороны в 1816 году Николай Борисович Юсупов приказал похоронить рано умершую балерину Е.П. Колосову, дорогую ему женщину, от которой у князя имелось двое внебрачных сыновей Сергей и Павел, носивших фамилию Колосовы-Гирейские. Их портрет, хранящийся в музее «Архангельское», писал Никола де Куртейль. На заднем плане картины явно не без умысла помещено изображение усадьбы в Спасском-Котове.

В Спасском храме нашли последнее упокоение: княгиня Ирина Михайловна Юсупова, ее сын – князь Николай Борисович, его рано умершая сестра Анна Борисовна, по мужу Протасова, князь Борис Николаевич Юсупов (сын Николая Борисовича) и его первая, рано умершая жена Прасковья Павловна, рожденная княжна Щербатова. Вторая жена князя Бориса Николаевича, пережившая его едва не на полвека, в компанию к мужу лечь не решилась. Вероятно, грехов побоялась…

История села Спасского проливает некоторый свет и на историю Юсуповского некрополя. В 1684 году в селе Котово, «Спасское тож», принадлежавшем тогда князю И.Б Репнину, была возведена небольшая каменная Спасская церковь – скромный образец провинциального усадебного зодчества, став заменой деревянному храму. С 1720-х годов Спасское-Котово или просто Спасское перешло в род Юсуповых, вероятно, в качестве «пожалования» князю Григорию Борисовичу за заслуги из очередного «конфиската» или пришло в род как приданое. Вплоть до 1917 года оно оставалось собственностью князей Юсуповых.

После переезда в Москву Николай Борисович первоначально планировал поселиться именно в Спасском и начал отделывать здесь большой летний дом. Архангельского еще не имелось и в проекте. В усадьбе начались большие строительные работы, позднее заброшенные ради грандиозных работ в Архангельском.

Фотогр. и план церкви села Спасское-Котово. «Памятники архитектуры Московской области». М. 1975.

Село Спасское-Котово. Фотография из альбома кн. З.Н. Юсуповой. 1900-е гг.

Юсуповы не забывали о семейной усыпальнице. Церковь постоянно ремонтировалась. В 1874 году по указанию князя Николая Борисовича-младшего производился капитальный ремонт всего храмового комплекса, включая и усыпальницу деда. Вот что рассказал о посещении Спасского в книге мемуаров князь Феликс Юсупов-младший: «Одним из самых старых наших имений было подмосковное Спасское. Именно там жил князь Николай Борисович перед тем, как купил Архангельское.

Потом об имении словно забыли, не знаю почему. В 1912 году я побывал в нем. Оно было заброшено совершенно.

На пригорке близ елового бора стоял дворец с колоннадой. Казалось, он прекрасно вписывается в пейзаж. Но как только я приблизился, то пришел в ужас: все сплошь – развалины!

Двери сорваны, стекла разбиты. Потолки рушатся, на полу оттого груды мусора и щебенки. Кое-где остатки былой роскоши: мраморная штукатурка с лепниной, яркая настенная роспись, вернее, тоже остатки. Я прошелся по анфиладе. Залы – один другого прекрасней, а куски колонн лежат на полу, как отрубленные руки. Части деревянной обшивки эбенового, розового и фиолетового дерева с маркетри давали понять о былом декоре!»[322]322
  Юсупов Ф.Ф. Указ. соч. Трудно сказать, почему Феликс Феликсович ничего не написал в мемуарах о семейном склепе Юсуповых. Не исключено, что он просто хотел сохранить тайну семейного захоронения. Ведь после прочтения книги (а она, безусловно, тщательно изучалась в нашей стране не только историками) княжеский некрополь мог быть стерт с лица колхозной земли ближайшего Подмосковья опытными сотрудниками соответствующих органов, которые, в случае необходимости, вполне могли обрядиться и под «колхозных бесов». Верхушка белоэмигрантского общества, в котором князь Ф.Ф. Юсупов играл заметную роль, оставалась в зоне пристального, хотя и негласного внимания органов, в продолжение всей «холодной войны».


[Закрыть].

Церковь в селе Спасское-Котово. Справа – часовня-мавзолей княей Юсуповых. Современная фотография.

Как известно, при большевиках в нашей стране имелся большой дефицит промышленных площадей. Поэтому для нужд производства приспосабливались самые неожиданные сооружения. Так, в часовне преподобной Ксении Петербургской на одном из ленинградских кладбищ была устроена мастерская сапожника – так будто бы кладбищенское население сильно нуждалось в ремонте обуви! Жители же подмосковного Долгопрудного остро нуждались в печатном слове. Поэтому, когда село Спасское-Котово в 1963 году вошло в границу города, сельский храм не сломали, как предполагала традиция безбожных пятилеток или хрущевской «оттепели», а превратили в местную «образцовую типографию». Чье имя она носила – Урицкого или Кирова, к сожалению, выяснить не удалось, что теперь не столь уж важно.

Церковь села Спасского разделила участь множества православных храмов России. Полностью уничтожено ее художественное убранство, судя по фотографии, не самое рядовое. Опять же по традиции производилась ликвидация завершения здания: купола, кресты и ярус колокольни были разобраны в целях лечения типичной партийной болезни – крестобоязни.

Однако в начале 1960-х годов церковь получила официальный статус памятника архитектуры. Началась ее «медленная реставрация». Храм внесен в «Каталог памятников архитектуры Московской области», изданный в 1975 году после многих лет подготовки. Никакого «затопления водами Клязьменского водохранилища», как утверждали отдельные «знатоки» нашей подмосковной культуры, не наблюдалось. Могильные плиты Юсуповых, что понятно и характерно для той поры, оказались скрыты – над каменным полом храма был сооружен деревянный – для удобства установки типографского оборудования. Что стало с семейными склепами или склепом – пока достоверно неизвестно; понятно только, что свод над подвалом сохранился вполне благополучно. Главный вопрос – состояние праха погребенных.

В начале 1990-х годов храм передан православной общине. В нем возобновлено богослужение. После большого ремонта, напоминавшего по тщательности научные реставрационные работы, церковь освятил глава Московской епархии – митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий. Отремонтирована и усыпальница князей Юсуповых. Могилы в ней отмечены весьма скромными надгробиями – князь Борис Николаевич лишних трат не любил.

На этом завершается сравнительно короткое жизнеописание главного героя книги – князя Николая Борисовича Юсупова. Многие подробности княжеской жизни пришлось опустить, о многом рассказать лишь в общих чертах. Особенно мне жаль обширной летописи ботанической коллекции Юсупова, историю которой обыкновенно у нас в литературе полагается описывать со всею тщательностью. Померанцевые и лимонные деревья, может быть, не обидятся…

Большое значение князя Николая Борисовича Юсупова для русской истории второй половины ХVIII– первой трети XIX веков стало ясно образованным кругам общества еще при жизни князя. Его «ученым прихотям» потомки не перестают удивляться и восхищаться вплоть до наших дней. Даже в те годы, когда о «проклятом наследии феодализма» говорить не полагалось, советские искусствоведы, хотя и сквозь зубы, но признавали роль Юсупова-коллекционера и создателя грандиозного усадебного ансамбля Архангельского. Собранная Николаем Борисовичем одна из крупнейших частных коллекцией Европы 19-го столетия даже в разрозненном виде не перестает восхищать знатоков и любителей прекрасного. Собственная жизнь князя Юсупова оказалась не менее прекрасна, чем его дворцы и коллекции, и настоящая книга – скромная дань восхищения Николаем Борисовичем Юсуповым, во след которому мне довелось совершить длительное и очень приятное путешествие во времени и пространстве.

Никола де Куртейль. «Портрет братьев Колосовых-Гирейских». 1819. ГМУА.

В заключительном разделе книги помещены короткие очерки, посвященные жизни княжеских потомков, а также истории некоторых из наиболее известных дворцов и усадеб рода князей Юсуповых.

И. Торопов. Архангельское. Флигель над оврагом.

Часть III
Наследие и наследники

А.П. Рокштуль. «Портрет князя Бориса Николаевича Юсупова». Миниатюра. ГМУА.

Глава 1
Юсуповы после Юсупова. Княжеская династия

Дети возмужают – батьку испугают.

У княгини княжата, у кошки котята – тоже дети.

В.И. Даль. Пословицы русского народа

В истории такое случается часто. Умирает самый знаменитый представитель семьи, и после уже никто из потомков не в состоянии удержать честь и славу рода на высоте былого величия. Вот после Пушкина громадный род остался, а ни один из потомков поэта ни на дюйм не приблизился к славе великого предка. Не помогли браки внуков, внучек и правнучек поэта с Гоголями, со всесильным во все времена III-м отделением в лице Дубельта; слабосильными оказались даже гены владетельных домов Европы, включая и Романовых, соединенных с пушкинскими. Вот уж действительно прав поэт, сказав, что:

 
Родивши гения, природа утомилась…
 

После смерти князя Николая Борисовича Юсупова его наследниками стали – жена Татьяна Васильевна (1769–1841) и единственный законный сын – князь Борис Николаевич Юсупов (1794–1849), всю жизнь проживший в Петербурге и имениях. Первый брак Бориса Николаевича с княжной Прасковьей Павловной Щербатовой (1795–1820) оказался бездетным. От второго брака с Зинаидой Ивановной Нарышкиной (1809–1893) на свет появился последний природный князь Юсупов – Николай Борисович-младший (1827–1891), живший многие годы за пределами России. (Согласно семейной традиции представили обедневшей ветви рода за князей и родственников не считались).

До совершеннолетия дожили две дочери Николая Борисовича – Татьяна (1866–1888) и Зинаида (1861–1939), родившиеся от брака с Татьяной Александровной Рибопьер (1828–1879). Татьяна Николаевна умерла в молодые годы бездетной, а ее сестра благополучно вышла замуж за графа Феликса Феликсовича Сумаровокова-Эльстон-старшего (1856–1928), которому по просьбе тестя императорским указом было даровано право на титул и фамилию князя Юсупова, переходившие после его смерти исключительно старшему из сыновей. Семья Юсуповых-Сумароковых-Эльстон жила преимущественно в Петербурге и очень любимом ими Архангельском.

Старший сын Зинаиды Николаевны – Николай (1883–1908), погиб на дуэли, не оставив потомства. Младший – знаменитый Феликс Феликсович Сумароков-Эльстон-младший (1887–1967), стал князем Юсуповым по императорскому указу после вступления в брак с племянницей императора Николая II – княжной императорской крови Ириной Александровной (1895–1970). Единственная дочь от этого брака – Ирина (1915–1983) вышла за графа Николая Дмитриевича Шереметева. У них единственная дочь – Ксения, по мужу Сфири. У нее, в свою очередь, тоже единственная дочь – Татьяна.

Таким образом, по женской линии потомство князя Николая Борисовича благополучно здравствует и ныне. В этой главе сведения о потомках князя Николая Борисовича Юсупова предстоит повторить еще раз – разобраться в чужой родне без подсказки бывает непросто.

О потомках Николая Борисовича Юсупова написано, как ни странно, значительно больше, чем о нем самом. Ведь их жизнь отличалась прямолинейностью и одноплановостью, не составляя особой загадки или сложности для биографов, – ни особой учености, ни прихотей. Это обстоятельство позволяет мне ограничиться лишь краткими биографическими сведениями, рассказывающими о нисходящей ветви княжеского рода. Читатель, заинтересованный в более подробной научной информации, может обратиться к уже много раз цитировавшейся статье И.В. Сахарова «Из истории рода Юсуповых», опубликованной в каталоге выставки «Ученая прихоть».

Кристина Робертсон. «Портрет княгини Зинаиды Николаевны Юсуповой». ГМУА.

Князь Борис Николаевич Юсупов

(1794–1849)

Единственный законный сын Николая Борисовича Юсупова от брака с Татьяной Васильевной Потемкиной, рожденной Энгельгардт (второй умер младенцем) – князь Борис Николаевич. В высшем свете он получил ироничное прозвище – «сахар Боринька»[323]323
  Особенно часто это ироничное прозвище встречается в переписке Булгаковых, опубликованной в журнале Русский Архив.


[Закрыть]. «Отец-вельможа уступил историческую сцену сыну-хозяину», – не без иронии заметил один из современников по поводу вступления в наследство младшего Юсупова. Жизнь князя Бориса Николаевича мало походила на блистательное времяпрепровождение его отца. Князь Борис родился на исходе 18-го столетия и всегда оставался сыном своего, XIX века – эпохи, которая безвозвратно утратила былую широту и роскошь, былой аристократизм русской жизни, оставив место почти исключительно сухому рационализму.

Молодость свою Борис Николаевич провел не самым достойным образом и далеко не сразу остепенился, покончив с увлечениями и откровенными глупостями молодых лет. В Москву, к отцу, постоянно доходили слухи о всевозможных его сумасбродствах, особенно в области карточного искусства, к которому князь имел склонность и постичь которое не смог до конца дней своих. Рассказывали о его многомиллионных проигрышах, о его феноменальной глупости как в житейских, так и в карточных делах. Вот одно из таких мнений о Борисе Николаевиче, принадлежащее человеку отнюдь не склонному к восхвалению старого, Екатерининского житья, – И.А. Арсеньева. «Князь Юсупов, хотя и был женат, но не жил с женою, от которой имел сына, князя Бориса Николаевича, известного всему Петербургу самодура, далеко не наследовавшего ни умом, ни щедростию, ни благородными порывами своего отца. Сына своего князь Николай Борисович терпеть не мог и говорил всегда про него: «Ce gros ben`et a la nature d’un maigre commercant»[324]324
  Русский Архив. 1902. Кн. 9. 10. И.А. Арсеньев. Воспоминания. Исторический вестник. №1. 1877.


[Закрыть]. Впрочем, в устройстве сыновних дел,особенно брачных, Николай Борисович принимал пстоянное участие, полагая, что невмешательство окажется себе дороже.

Князь Борис Николаевич состоял в двух браках. От первого брака с княжной Прасковьей Павловной Щербатовой (1795–1820) потомства не осталось. Второй женой Бориса Николаевича стала красавица Зинаида Ивановна Нарышкина (1809–1893), во втором браке – французская графиня де Шово, дочь камергера Двора Ивана Дмитриевича Нарышкина и Варвары Николаевны Ладомирской. Вот только несколько, самых «доброжелательных» отзывов о Борисе Николаевиче и его браке из переписки Булгаковых, хотя кавычки тут не совсем уместны, но другие современники выражались еще хуже, вовсе не сдерживаясь.

«Слыхал ты о неудачах чудака этого Юсупова? Он здесь (т.е. молодой), в Архангельском, куда сослан отцом в заточение за то, что сватался без его ведома за дочь М.А. Нарышкиной, которая натурально отказала ему».

«Вчера развозили карточки, объявляющие о помолвке сахарчика Бориски с фрейленою Зенеидою Ивановною Нарышкиною».

«Жаль, что не буду на свадьбе Кривошапкина… Надеюсь, что все обошлось хорошо, не как у Юсупова. Бореньку посадили, повезли к венцу, у почтамта вспомнили, что уехали, забывши благословение отцовское…»

От этого брака родился последний природный князь Юсупов – Николай Борисович-младший (1827–1891), получивший имя в честь знаменитого деда, успевшего подержать своего маленького тезку на руках.

Не только карты, но и брак, вопреки народной мудрости, не принесли счастья Борису Николаевичу. Отец явно не одобрял его союз с княжной Прасковьей Павловной Щербатовой, которая умерла вскоре после замужества и нашла последнее упокоение в семейной усыпальнице князей Юсуповых возле храма в подмосковном Спасском-Котове. Освященный церковью брак делал княгиню законной представительницей семьи, так что при выборе места погребения личные симпатии и антипатии тестя отступали.

Вторая жена Бориса Николаевича – Зинаида Ивановна Нарышкина, бывшая моложе супруга 15 годами, отличалась весьма свободолюбивым нравом и не стеснялась его при случае выказывать. В 1827 году она родила мужу единственного сына – Николая Борисовича-младшего, после чего пустилась, что называется, во все тяжкие. Впрочем, все делалось в глубочайшей тайне, которая современникам так и не открылась.

Отсутствие нравственности частенько побеждает в глазах потомства присутствие благодетельности. Вот что писал без особого стеснения о Зинаиде Ивановне правнук Феликс Феликсович Юсупов-младший: «Прабабка моя была писаная красавица, жила весело и имела не одно приключение. Пережила она бурный роман с молодым революционером и поехала за ним, когда того посадили в Свеаборгскую крепость в Финляндии… Впоследствии… нашел я письма к ней императора Николая. Характер писем сомнений не оставлял. В одной записке Николай говорит, что дарит ей царскосельский домик «Эрмитаж» и просит прожить в нем лето, чтобы им было где видеться… Поссорившись с императором, она уехала за границу… Весь бомонд Второй Империи бывал у нее. Наполеон III увлекся ею и делал авансы, но ответа не получил. На балу в Тюильри представили ей юного француза-офицера, миловидного и бедного, по фамилии Шово. Купила она ему замок Кериолет в Бретани и титул графа, а себе самой – маркизы де Серр. Граф де Шово вскоре умер, завещав замок своей любовнице…»[325]325
  Юсупов Ф.Ф. Указ. соч.


[Закрыть].

Кристина Робертсон. «Портрет княгини Зинаиды Ивановны Юсуповой». ГТГ. Из собрания Юсуповых.

Князь Борис Николаевич, несмотря на богатство, много лет пребывал на государственной службе, считая это своим долгом. Служил он в Министерствах иностранных дел, внутренних дел и финансов, возглавлял Экспедицию знака отличия беспорочной службы и Экспедицию ордена святой Анны. В 1848 году князь был пожалован в Гофмейстеры Императорского Двора.

Вступив в отцовское наследство, князь Борис Николаевич столкнулся с серьезными материальными проблемами. Понятно, что есть-пить и даже балы давать средства имелись, но еще предстояло отдавать многочисленные долги: собственные – карточные и отцовские – хозяйственные. Еще предстояло заботиться о поддержании крепостного хозяйства, о доходности вотчин, фабрик и еще о многом другом, о чем нормальная российская аристократия предпочитала тогда не думать, отдавая все свое движимое и недвижимое имущество всякого рода немцам-управляющим. Те же, в свою очередь, редко думали о барском кармане, предпочитая мыслить о наполнении собственного, о чем не без горечи писал А.С. Пушкин в уже цитировавшемся «Путешествии из Москвы в Петербург». Большие сомнения терзали Бориса Николаевича и относительно собственных способностей к управлению, к возможности совмещать государственную службу с большим объемом документов и необходимостью поездок по имениям.

Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова в кабинете. Фотография начала ХХ в. ГМУА.

К чести Бориса Николаевича, вступив в наследство, он показал себя хозяином очень рачительным, почти таким же, как и его мать. Кстати, и внешне он походил именно на нее, а отнюдь не на отца. А вот что говорили в московском обществе об Архангельском после смерти его главного владельца, в передаче, разумеется, все того же А.Я. Булгакова: «Вчера великая княгиня брала лошадей да почтовых в Архангельское; но теперь уже Архангельское не то, что бывало при князе Николае Борисовиче. Оно даже не ангельское: Боренька все продает поштучно. Стыдно, что продали таки и попугаев, коих отец так любил и для коих к дому пристроили особую залу». Наследник вывез из Архангельского и Московского дома в свой Петербургский Юсуповский дворец лучшую часть художественной коллекции отца. Он же издал ее первый каталог, до сих пор служащий основным источником сведений о собрании.

С годами многое изменилось во внутреннем мире Бориса Николаевича. Он очень полюбил деревню, мужика своего поддерживал всеми силами, даже собственными, хотя, подобно графу Л.Н. Толстому, до пахоты или сенокоса не опускался. Князь дошел лишь до трудов сельского фельдшера, лично участвуя в ликвидации эпидемии заразных заболеваний в собственных имениях[326]326
  Сахаров И.В. Указ. соч.


[Закрыть]. Князь Борис Николаевич был сверстником и знакомым многих декабристов, но путь государственной измены, военного переворота для достижения «лучшей жизни» в России казался ему чуждым. Честность, прямодушие, добродетельность и религиозность выделяли в Юсупове современники. Выделяли не без удивления. Князь же считал, что только ежедневными делами можно улучшить жизнь как собственную, так и вообще государственную[327]327
  Кашин Н.П. Консервативный современник декабристов. Былое. Кн. 1. Л., 1991.


[Закрыть].

Борис Николаевич в короткий срок ликвидировал «экономические провалы» семейного вотчинного хозяйства, сменив ряд значимых источников поступления доходов. Более того, справедливо считается, что он удесятерил состояния своих отца и матери, став богатейшим русским дворянином. Большая часть проводимых им коммерческих операций являлась коммерческой же тайной, так что достоверно можно подтвердить немногое. По некоторым, нуждающимся в дополнительной проверке сведениям, он через подставных лиц давал деньги в рост, то есть занимался тайным ростовщичеством под верный залог, что и для рядового-то дворянина тогда почиталось зазорным, а что уж говорить о титулованной знати из числа первых аристократических семей.