Текст книги "Калинов мост"

– Я ж говорил, бесполезно, – сочувствующе произнес подошедший мент.

– Попытка не пытка, полковник, – тяжело вздохнув, отозвался глава МЧС.

По всему было видно, что на результат он хоть и говорил, что не рассчитывает, а все же в глубине души надеялся.

– Поеду я, доложусь, – как-то уж совсем по-свойски поделился Юрий Яковлевич с полковником. – Ты, если что, сразу звони.

Сергей Витальевич кивнул. Главный спасатель был расстроен и задумчив, молча сел в машину, тронулся. Когда проезжал через расступившееся оцепление, прямо на машину главы МЧС резко метнулась фигура в камуфляже.

Полковник, собиравшийся было вернуться к своим делам, вздрогнул. А вот это уже может быть и терактом.

– Твою мать, – прорычал себе под нос и побежал наперерез, насколько позволяли силы, закалка и комплекция.

Мужик в камуфляже оказался шустрее. Причем шустриков вырвалось из толпы трое. Второй – бородатый в черной коже, похожий на байкера, и третий – белобрысый крепкий парнишка. Сергей Витальевич понял, что никак не успевает. Кранты, промелькнуло в голове.

Но в следующую минуту стало ясно, что глава МЧС троицу не интересует. Первый кувыркнулся через черный капот и в два скачка оказался на этой стороне. Оставшиеся двое обогнули машину с двух сторон. Машина с Юрием Яковлевичем застыла. Омоновцы замерли, не зная, чего делать.

Из второй машины высыпалась охрана. Главный спасатель распахнул дверцу и крикнул, срываясь от напряжения на фальцет:

– Держите их!

Охранники сообразили сразу, кого касается приказ. Пятеро шкафоподобных кабанов побежали через освобожденное от толпы пространство вслед за троицей, что мчалась к мосту.

Следом семенил Сергей Витальевич. Мимо полковника пронеслась долговязая фигура.

– Зюзя! – рыкнул полковник хрипло, сбивая остатки дыхания. – Куда ты прешь? Назад!

– А вдруг им врач понадобится? – крикнул на ходу студент.

Полковник остановился, бежать дальше сил не было. Сердце зашкаливало, дыхание рвалось с трудом. Не по возрасту такие пробежки.

– На мост заходить не смейте! – крикнул он хрипло, не надеясь уже быть услышанным. – Семен! Слышишь?

Голос сорвался окончательно. Он стоял на полдороге до моста и смотрел на удаляющиеся спины трех идиотов, пяти бодигардов и веселого студента-медика. Любителя лапши и прибауток. Куда ж ты бежишь, парнишка, подумалось горько. Настолько горько, что поперек горла встал болезненный комок.

– Зюзя, паразит, – проговорил хрипяще-свистящим голосом. – Что ж ты делаешь?

Фигуры удалились, уменьшились. Добежав до аномальной зоны, одна за другой дрогнули и растворились в пыли, тумане или что там было. Полковник почувствовал, как сердце болезненно кольнуло. Хотелось кричать, но не осталось ни сил, ни голоса, и он принялся тихо хрипло материться.

Вблизи облако оказалось невероятных размеров, а колыхалось оно теперь уже совсем рядом. Сзади слышался дробный топот дорогих ботинок по асфальту.

– Может, шарахнуть по ним пару раз для острастки? – прохрипел Игорь, доставая пистолет.

– Вперед, – коротко отрезал Кот.

Сзади послышались выстрелы. Было б странно, если бы бодигарды оказались не вооружены, но почему стреляют в воздух, а не по ним? Хотя с другой стороны, наверно, поняли, что главному эмчеэсовцу никто не угрожал, а просто три психа ломанулись в аномальную зону. А в таком раскладе психов надо остановить, а не убивать.

Туман вобрал их в себя беззвучно, но именно вобрал. Ощущение было такое, словно с большой высоты упал в кисель. Кот пер, словно не заметил разницы, рядом сопел Милонег, и Игорь не стал останавливаться. Замер только спустя пару шагов, когда стена тумана отступила, открывая новый пейзаж.

Асфальта здесь не было, берега чернели обгоревшей землей. Вместо домов торчали обугленные деревянные остовы. Река почернела, приобретя цвет венозной крови. Небо здесь тоже было неестественного черно-красного цвета. Будто закатное солнце затмило черным дымом пожарища.

На мосту, что стал уже и выгнулся горбом, шел бой. Люди с этой стороны, нелюди с другой. Почему-то несметные толпы черных безликих балахонов, скрывающих под собой не то лица, не то первозданную тьму, Игорь сразу определил для себя как нелюдей. Возможно, кто-то из них нашептывал в ночи в его голове. А быть может, все они вместе. Или шептала та сила, что сломила их, когда они еще были людьми. Почему нет? Возможно, каждому из них тоже шептали, объясняя, что есть хорошая жизнь, а что неправильная.

И к чему мы пришли, подумалось вдруг Игорю. Если б он поддался, то был бы сейчас одной из этих черных теней, что рвутся наружу, желая только одного – возвращения к той сладкой жизни, которую им обещали. А он не поддался, потому сейчас здесь, среди людей, которые живы и будут жить. Которые борются, а потому остаются людьми, а не скотом.

– В сторону, – рявкнул Кот.

В бок пихнуло с такой силой, что едва удержался на ногах. Он хотел было обернуться на оборотня, но мимо что-то мелькнуло, и вперед унеслись три спины, похожие на Кота, Милонега и его самого спины. Что это? – метнулось паническое. Следом черными тенями промчались преследовавшие их бодигарды. Пятеро бежали с решительными лицами и остекленелыми какими-то глазами. Добравшись до моста, они прорвались сквозь ряды защитников и, будто не видя ничего, двинулись дальше, уходя во тьму, растворяясь в ней.

– Стой, – крикнул кто-то. – Куда?

Но ни один из бывших телохранителей главы МЧС даже не обернулся на оклик.

– Почему? – повернулся Игорь к Коту.

Тот лишь пожал плечами:

– Тьма каждого по-своему заманивает и по-своему ломает.

Игорь не ответил. Глаза стали жестокими, вспыхнули, будто выдернутый из ножен металл на солнце. Он борется и он среди людей. Мост был уже рядом.

Бородатый вытащил второй ствол и пошел вперед, стреляя с двух рук по теням. Внутри возникло чувство, что он сейчас кто-то сродни терминатору из старого фильма, что был популярен в детстве. Черные балахоны подламывались, падали, оседая, словно мешки с чем-то сыпучим.

Рядом завертелся Кот. Кружил в каком-то жестоком смертоносном танце, оставляя за собой трупы в балахонах. У очередного нападавшего выхватил меч и закружился по новой, совсем иначе. С длинным клинком оборотень выглядел не просто убийственным смерчем. Теперь он казался ангелом смерти. Лицо его напряглось, став жестким, словно тесанным из гранита, и спокойным, глаза сделались пронзительными.

– Милонег где? – коротко спросил оборотень.

– Не знаю, – честно ответил Игорь.

Оглядываться и искать Милонега времени не было. Он в очередной раз спустил курок. Пистолет дал осечку. Игорь хлопнул по карману в поисках новой обоймы, но карман на сей раз оказался пуст. Патроны, несмотря на запас, кончились до невозможности быстро.

Балахон, что кинулся на него, взмахнул мечом. Игорь дернулся в сторону, откинув бесполезный пистолет. Лезвие пронеслось рядом. Воспользовавшись моментом, он рубанул ребром ладони по тому месту, где должна была быть шея. Противник пошатнулся и рухнул вслед за перевесившим мечом.

Но даже осознать свою маленькую победу он не успел, что-то безжалостно впилось в бок. Игорь ударил с разворота, почувствовал, как рука наотмашь проходит по чьей-то челюсти. Обернувшись, увидел, как отлетел еще один противник.

Бок жгло. Бородатый посмотрел на испорченную куртку. Из прорезанной кожи сочилась кровь. Рядом валялся окровавленный кинжал. Если б не куртка, кинжал бы в него по рукоять всадили, а так вроде не глубоко.

Рассматривать болячки он не стал, не до того. Подхватив кинжал, бросился к Коту, на которого наседали сразу трое. Рядом рубились незнакомые мужики в славянских рубахах. Дрались молча, на оборотня некоторые поглядывали с радостным узнаванием, как на старого знакомого. На Игоря косились больше с любопытством.

Впрочем, рассматривать лица и ловить взгляды вскоре стало невозможно. Все силы и внимание уходили на противников.

Милонег остался в стороне. Останавливать пятерых преследователей он не собирался, а вот бежавший за ними долговязый парень с черными волосами заставил его забыть про Кота, Игоря и все остальное.

Парень бежал за бодигардами главы МЧС с такой настырностью, словно от него сейчас зависела судьба мира. А может, так и было на самом деле. Но даже не это привлекло Милонега.

– Степка! – рявкнул он и грубо схватил парня за плечо.

Студента тряхнуло, словно маленького парнишку, что ехал в седле, а его грубо схватил за шиворот кто-то из взрослых. Он дернулся, вывернулся и попытался ударить, но Милонег перехватил руку давно потерянного и забытого друга из старой жизни.

– Спокойно, Степик. Это свои.

Уже не дергающегося, ошалелого Степу оттащил в сторону, назад за спины обороняющихся. Остановился, встряхнул приятеля за плечи. Тот включился, словно кнопку внутри нажали.

– Олег? – переспросил слегка ошарашенно, словно сам не видел, а если и видел, то глазам не доверял. – Ты чего тут делаешь?

Милонег усмехнулся.

– Хотел бы я у тебя то же самое спросить. Вот что, Степыч, разворачивайся и дуй отсюда по-быстрому. Здесь сейчас тебе находиться не стоит.

Волна защитников подалась назад, не в силах удержать напор, и Милонег вместе со Степой оказались в гуще боя. Степа по старой каратистской привычке замахал руками-ногами. Милонег выхватил пару ножей, крутился, как учил оборотень, работая двумя руками. Ни одного лишнего движения. Каждый удар в цель. Рядом мелькнула намокшая от пота белая рубаха, засверкал меч.

Мужик, что рубился сейчас рядом, был огромен. Не столь высок, сколь широк в кости и крепок. Степа почувствовал себя рядом с ним жертвой Освенцима.

– Милонег. – Голос у мужика оказался под стать фигуре: мощный, раскатистый. – Снова с нами. Никак опять помер?

– Жив пока, – отозвался Милонег.

С другого бока крутанулся Степа. Он подобрал откуда-то обугленную с одного конца дубину и, ловко орудуя ею, пытался отмахаться от парочки балахонов.

– Беги отсюда, – крикнул ему Милонег, рубя одного из Степкиных противников. – Возвращайся.

– А ты? – озорно отозвался Степа.

– Я задержусь.

– Ну так и я задержусь. Если сейчас уйду, где тебя потом искать?

Милонег еще раз рубанул, переключаясь с нападавших на него на нападающих на Степу и снова возвращаясь к своим противникам.

– А зачем меня искать?

– А кто мне, кроме тебя, объяснит, что тут, черт подери, происходит? – вопросом ответил приятель и шарахнул своей дубиной по нападающему.

– Путь кёкусинкай? – усмехнулся Милонег, глядя, как раскинулся охреначеный дубиной противник.

– Путь Степка-сенкай, – весело отозвался тот.

Милонег отступил чуть назад, на безопасное расстояние, насколько это было возможно, вытащил пистолет и сунул другу.

– Хрен с тобой, оставайся. Если что – стреляй, и это… от меня ни на шаг. Нам отсюда еще уйти надо будет.

Степа благоговейно принял пистолет, но только за пояс сунул. Какой толк от пистолета в такой кутерьме да против такой оравы? Дубина – она понадежнее.

Президент сидел злой и невыспавшийся. Увидь кто главу государства в таком виде, да щелкни фотоаппаратом, президентский рейтинг грохнулся бы на заметное количество процентов. Юрий Яковлевич такого президента тоже видел и знал, что хорошего сейчас ждать от него не стоит. Собственно, глава МЧС ничего хорошего и не ждал. Сидел тихо, ежился зябко, как будто на дворе зима и в президентском кабинете не топят.

– Что с мостом? – мрачно спросил президент.

– Ничего хорошего, – озвучил собственные мысли главный спасатель, спохватился и торопливо принялся отчитываться: – Попытки высушить или разогнать туман аномалии никакого результата не дали. В аномальную зону прорвались трое гражданских. Их пытались перехватить пятеро человек из моей личной охраны, следом увязался дежуривший возле аномальной зоны врач.

Президент подался вперед. Юрий Яковлевич замолк, не зная, как в сухой форме объяснить все остальное.

– И что? – надавил президент.

– Ничего хорошего, – снова повторил глава МЧС. – Девять человек попали в зону аномалии, больше их не видели. Ни с одной, ни с другой стороны моста.

– Мысли.

Юрий Яковлевич не ответил, просто выразительно пожал плечами.

– Значит, будем вводить войска в зону, – задумчиво произнес президент.

– Нельзя. Мы не знаем, что там. Сколько человек уже пропало без вести.

– То люди, а то профессионалы. Несколько взводов спецназа – это не отряд ОМОНа, справятся.

Глава МЧС в задумчивости потеребил губу.

– А если не справятся?

– У тебя есть реальные предложения? – пристально посмотрел на главного спасателя президент.

– Нет, но…

– Вот именно. – Глава государства вскочил вдруг на ноги и заметался из стороны в сторону, словно лев в клетке, которого дразнили и закидывали камнями. – Вот именно, «но». Мыслей нет, но если мы это сделаем, то могут погибнуть люди. Но если мы этого не сделаем, то может погибнуть государство. Эти на Западе только того и ждут, когда возможность появится сюда сунуться. А тут повод такой, что…

Президент застыл, оборвав себя на полуслове, и сел. Запал кончился, словно завод в старых часах.

– Не посмеют, – усомнился Юрий Яковлевич.

– Уже посмели, – отмахнулся президент. – Первыми Штаты. Только-только свой доллар приподняли, еле-еле из жопы вылезли, а уже хвост задирают. А Евросоюз их поддержал. И арабский мир нас не спасет. И не поддержит. Джихады и прочая исламская тряхомудия, конечно, сильны, но там тоже не дураки сидят. Они подождут, пока мы тут друг другу глотки перегрызем, а потом как неверных добьют оставшихся. И будет глобализация по-восточному. Так что, если других предложений нет, будем вводить в аномальную зону войска.

Ведущая бодро смотрела с экрана. Улыбалась так, словно рассказывала о хорошей погоде и улучшении курса отечественной валюты одновременно. Репортаж же с бодрым настроем никак не клеился.

– Продолжает свое развитие ситуация на Крымском мосту. Соединенные Штаты обеспокоены положением в России. Только что Белый дом выступил с официальным заявлением.

На экране появилась серьезная рожа американского президента с вечно обиженно оттопыренной нижней губой. Создавалось впечатление, что у главы США вид просительный, извиняющийся. Но вопреки своей физиогномике извиняться или просить этот человек ничего и ни у кого не собирался. Наоборот, норовил подловить момент и поиметь противника, будь то хоть человек, хоть страна со всем народонаселением. Может, именно за это качество впервые неамериканец стал президентом США. Что еще раз доказало истинно демократическую сущность американского народа, который за деловую хватку, граничащую с наглостью, готов был простить своему избраннику даже плохой английский.

– The anomaly threatens not only Russia, although it is located on Moscow, – заговорил глава Белого дома. – It's a potential menace to entire world community. If Russians can't deal with this threat, we have full authority to take charge of this problem. Let me stress that this is challenge not only for Russia, but for all humanity.[4]4
  Аномалия несет угрозу не только и не столько России, хоть и находится в Москве. Потенциально это угроза всему мировому сообществу. И если российская сторона не в состоянии справиться с этой проблемой, то мы имеем полное право взять на себя решение этой проблемы. Повторюсь, проблемы не российской, а общечеловеческой (англ.).


[Закрыть]

Внизу побежала дорожка с переводом, беглая, словно бы снисходящая до тех, кто до сих пор не знает английского. И плевать, что в России – язык Штатов и ЕС давно стал мировым. Кто не согласен – в сторону.

На экране снова возникло личико ведущей.

– Евросоюз поддержал решение Пентагона и настаивает на введении войск НАТО в Россию в том случае, если российская сторона не решит проблему в течение сорока восьми часов.

Старуха щелкнула пультом. Экран погас.

– Шакалы, – буркнула себе под нос. – Стервятники, не видать вам ни Руси, ни России, ни русского сырья. Войска они введут. Держи карман шире.

Она встала и пошкандыбала в соседнюю комнату. Через двое суток все будет кончено и не будет никакой аномалии. Власти своими силами построят новый мост или восстановят старый, а вся эта западная шваль останется ни с чем. Если только…

Яга вошла в комнату, прошла мимо макета и села в кресло. Если только у них все получится. А если оборону не удержат, то Штаты и ЕС могут вводить сюда какие угодно войска. Хотя лучше бы им в таком случае не сюда соваться, а отсюда бежать куда подальше и прятаться. Откинув мысли, она воззрилась на макет.

Возле моста собирались огромные толпы. Если поначалу здесь толпились лишь зеваки и журналисты, то теперь тут чуть ли не митинги устраивали. Кто-то горланил о конце света. Правильно, куда ж без этого. Кто-то давал интервью, пользуясь случаем, передавая привет всем родственникам от родного отца и до обезьянок в лесах Южно-Африканской Республики.

В стороне какие-то смешные ряженые устроили странное подобие обряда, обращались к Велесу. Старуха из любопытства уцепила контакт, ловя слова. Несмотря на то что смешного было мало, ухмыльнулась. Клоуны в славянских рубахах просили Велеса помочь залатать дыру в пространственно-временном континууме. Если б даже бог их и услышал, что вряд ли, «пространственно-временной континуум» он не понял бы ни в жизнь. А обращаться с просьбой, уложенной в слова, которых бог не сможет понять, не просто глупо, а до смешного глупо.

Перед оцеплением снова и снова появлялись туристы и местные идиоты с фотоаппаратами, торопились сфотографироваться с аномалией. И чем больше возникало рядом идиотов и ублюдков, тем шире расходился внутренний барьер, отступая перед напором тьмы и норовя рухнуть.

Выходит, что миры связаны еще плотнее, чем она думала. И тьма приумножает и черпает силы не только из мира мертвых, но и из мира живых. А может, из последнего и больше.

Яга отстранилась и откинулась на спинку кресла. То, что только что осознала, ей крайне не понравилось.

Кот рубился яростно. Игорь, время от времени ловя его взглядом, искренне любовался техникой боя. Впрочем, другие защитники моста ему не уступали, так что бородатый чувствовал себя зеленым пацаном, который из учебки вдруг попал на поле боя и оказался среди мощных дядек-профессионалов.

Комплексовать по этому поводу не было ни времени, ни сил, ни желания. В конечном итоге каждый выкладывается как может. А у тридцатипятилетнего опыта в любом случае поменьше будет, чем у того, кто жил века. И потом, Игорь пока держался, может, не так красиво, как тот же оборотень, но когда вопрос касается жизни и смерти, тут уже не до красивостей.

Откуда взялись силы – понять бородатый не мог. Каждый раз, когда заканчивалась драка с одним противником, казалось, что все – это последний, на большее сил нет. Но на место поверженного вставал новый, и он снова бился, уходя от ударов.

Боль в раненом боку не донимала, она как-то растеклась по всему телу и словно бы подуспокоилась, как затаившийся хищник. В какой-то момент Игорь вдруг понял, что наступление захлебнулось. Что против него никто не стоит. Он повертел головой. Черных балахонов больше не было. На мосту остались только мужики в славянских рубахах, да Кот в камуфляже, да Милонег с долговязым парнем явно из живого мира.

– Отступили? – тяжело дыша, не веря своим глазам, спросил Игорь.

Он ни к кому не обращался, но ответил огромный детина с черной бородищей и кистенем, что словно детская игрушка болтался на темляке на запястье.

– Это не надолго. Сейчас перестроятся и снова попрут.

Он молча ткнул в нескольких человек толстым, как сарделька, пальцем:

– Вы здесь, остальные за мной.

Сказано было так, что никто бы не посмел ослушаться. Игорь понял, кто на этой заставе за старшего. Мужики побрели с моста прочь. Рядом снова оказался Кот, подошел Милонег с долговязым пареньком. Оборотень покосился на новичка с сомнением:

– Это кто? Что-то рожа знакомая.

– Меня Степой зовут, – отозвался тот. – Можно Зюзей.

– Ты еще и Зюзя теперь, – хмыкнул Милонег.

– Ну ты тоже теперь не только Олег, насколько я понял, – парировал Степа.

Кот покачал головой.

– Он не теперь, он всегда Милонегом был. А тебя я вспомнил. Три года назад ты ему девчонку отбивать помогал, а потом отбиваться. Дерешься хреново.

– Чем богаты, тем и рады, – уязвленно отозвался Степа.

За разговором Игорь не заметил, как спустились с горбыля моста и как оказались в центре внимания. Со всех сторон их теперь окружали защитники, против Кота стоял тот огромный чернобородый воин с кистенем. Смотрел он хмуро.

– Вы зачем здесь? – спросил недружелюбно.

– Подмогнуть пришли, Илья, – миролюбиво отозвался оборотень. – Думали, вы тут без нас не справитесь.

Илья насупился пуще прежнего, став похожим на огромного невыспавшегося медведя. Запыхтел, словно бы стараясь унять подступившие чувства и не наорать.

– Много приходили за последние два дня, – выдавил он наконец. – И все почти на ту сторону. Та сторона от вас питается, силы копит. Понимаешь? А вы вместо того, чтобы там, тут.

Фраза прозвучала коряво, но оборотень понял.

– Если та сторона от живого мира питается, то и эту сторону оттуда подпитывать надо. Там барьер стоит, Илья. Ведьма одна постаралась. Коли сдюжим и три дня мост продержим, то победили.

– Вот и держите, – отрубил Илья.

– Как держать, когда врага нет, когда он к тебе в мысли лезет и с пути сбивает? Здесь проще, Илья. Никто не прячется, все по-честному. Ты бы сам не смог по-другому.

Тот задумался, огладил ладонью усы. На оборотня смотрел с целым букетом чувств. Потом глянул на Милонега, скосился на Игоря со Степой.

– Ну, допустим, вы с побратимом здесь. Это понятно, – произнес наконец. – А эти что же? Они не отсюда и не оттуда. Они из новых.

– Они с нами, брат, – покачал головой Милонег.

Кот легко тронул за плечо, заставляя умолкнуть, повернулся к Илье.

– Они из новых, ты прав, – попытался объяснить то, что сам, наверное, еще до конца не понял. – Но если новые будут только подкреплять темную сторону, если сами не станут бороться, то за что и для кого боремся мы? Если в мире останутся только те, кто питает тьму, и те, кто равнодушен, не победит ли тьма? Они такие же, как и мы, Илья. Пусть другие, пусть живут не по покону, но они тоже люди. И свет в них тоже есть. Нельзя мешать им, нельзя отказывать в свете. Даже благими намерениями. Откажем – проиграем.

Мужики вокруг стояли молчаливые, на Кота смотрели с интересом.

– А ведь он прав, Илья, – тихо произнес один, с длинным черным чубом.

Илья не ответил. Сверлил черными глазюками четверых пришедших из мира живых, словно пытался что-то для себя понять.

Молчание прервал вопль с моста. Мужчины оглянулись, как по команде. С той стороны снова подступали ряды черных балахонов. Двигались огромной черной ордой, терявшейся где-то вдали. И не было им конца.

– Застава, на мост! – скомандовал Илья. – А вы…

Он запнулся, поглядел на четверых и сказал все же:

– Я все понимаю, но лучше уходите. Те, что здесь, сами выбрали свою судьбу, а вы живые.

– Мы тоже сами, – высказался вдруг Игорь.

– За живых я не в ответе, – покачал головой Илья и пошел к мосту.

Кот посмотрел в широкую спину. Илья шел ссутулившись, набычась, словно груда камней. Рука легонько поигрывала кистенем.

– Прежде он булаву таскал, – припомнил Милонег.

– Мало ли. Может, потерял, – пожал плечами Кот. – В бою что под руку попало, то и оружие. Ничего, отобьются, новую булаву подберет. Уходите.

Оборотень говорил ровно, последнюю реплику кинул тем же тоном, что и все предыдущие. Не оборачиваясь, двинулся следом за старшим. Степа притих, на Милонега и Игоря смотрел непонимающе.

– И чего дальше?

– А ничего, – отозвался Игорь. – Я остаюсь.

Степа посмотрел на Милонега и со вздохом подхватил привычную уже дубину.

Водителя вместе с машиной не было минут двадцать. Сергей Витальевич начал уже нервничать, когда машина протиснулась сквозь толпу и была пропущена через оцепление. Водитель, отправленный за чем-нибудь пожрать, выскочил радостный. Помимо коробки с пиццей и бутылки кваса – «колу» полковник не признавал – в руках держал газетку.

Сергей Витальевич сорвал колпачок с бутылки, сделал пару глотков. В животе недовольно буркнуло. Только сейчас осознал, что за полтора суток съел лишь пакетик студенческой лапши. Он распахнул коробку, прихватил кусок пиццы. Свежее тесто обожгло пальцы. Интересно, с каких доходов и в каком ресторане водитель такие завтраки закупает? Или чего там сейчас: обед, ужин? Полковник жадно вгрызся в горячую пиццу. Язык обожгло нещадно, но голод давал о себе знать, и он не обратил на это внимание.

– А чего это у тебя за макулатурка? – спросил, подцепляя второй кусок.

– А это вам, Сергей Виталич, вечерний номер, – хихикнул водила. – Вы отличились. Стали, можно сказать, лицом дня.

Полковник облизнул пальцы, сделал еще пару глотков кваса. Потянулся за газетой.

С фотографии на первой полосе на него смотрел он сам. Злой, небритый и уставший, он размахивал табельным оружием. Фотограф постарался. Под картинку не нужно было даже подписывать «мент поганый», снимок говорил сам за себя. Заголовок статьи рядом гласил «У нас нет полицейского государства».

Полковник провел пальцем по страничке, посмотрел на подушечку, кожа осталась практически чистой.

– Вот что, – попросил он. – Возьми ее с собой и отнеси в сортир. Я потом…

Он запнулся, скрежетнул зубами.

– Почитаете?

– Нет, – сердито рыкнул полковник. – Жопу вытру.

Уроды, метнулось в голове. Ну что за люди? Он бросил печальный взгляд на толпу за оцеплением. Любопытные идиоты, журналисты-борзописцы, язычники-неудачники, проповедники-шарлатаны, кретины с фотоаппаратами из тех, что готовы фотографироваться на краю жерла готовящегося к извержению вулкана, не думая о том, что этот снимок может закончиться менее качественной фотографией на могильной плите. Чем вы живете? Погоней за сенсацией, за дешевыми зрелищами и новостями. Вам не интересно знать что-то, вам не нужно ковыряться в причинах, вам не нужно доходить до сути. Вы даже радости от жизни получать не можете. Простой радости. Но вам нужна кровь. Запах ее будоражит вашу собственную. Откуда это? От дикой пещерной обезьяны, как писал Дарвин. Или от лукавого, как учит церковь.

В церковь вы тоже ходите. Но не потому что верите или вам нужна вера, а потому что так заведено. А ведь это же самая страшная ложь, какую только можно придумать. Самая гнусная врака из всех врак.

Нет, не все такие, и это счастье. Есть честные, открытые мальчишки. Вот один такой вчера пошел со своим взводом на мост. Не из любопытства пошел, а потому что там могут быть люди, которым нужна помощь. Второй остался здесь добровольно. Не из любопытства, не за зарплату. А как врач, которым еще и не стал. И на мост побежал как врач. И где они теперь, эти честные? Нету.

Что это? Естественный отбор? Возможно. Но почему остаются толпы любопытных, диких, гоняющихся за дешевыми сенсациями и запахом крови? И одни гонятся с целью продать, другие – с целью купить, третьи – с целью получить бесплатно. Но ведет всех одно и то же стремление. Стремление к сенсации.

Откуда в людях это извечное «хлеба и зрелищ»? Ведь, получив хлеб, не думая о пропитании, можно писать картины, создавать философские трактаты, рождать музыку. Можно снимать кино и писать книжки. Создавать искусство, а не тупо зарабатывать деньги, чтобы тратить их на все более и более дорогие и ненужные цацки. Можно двигать культуру, можно развивать науку. Можно совершать открытия, изучать неизученную и на четверть матушку Землю. Можно стремиться в космос. Вместо этого, получив хлеб, народ рвется к зрелищам.

Плевать им и на искусство, и на космос, и на аспекты мироздания. Им жареного подавай. Мяса, крови, клубники со сливками. Последнее, правда, после двадцати четырех ноль-ноль. Потому как не все ханжи еще повымерли, что горланят о том, что это нельзя показывать детям. Правда, дети их видят все то же самое, купленное ими самими на дисках. Как ни прячь, а шило в мешке не утаишь. И пока папа с мамой на работе, детки могут найти и посмотреть что угодно. И папа с мамой об этом как минимум догадываются, но молчат. И в этом молчании тоже сокрыта своя ложь.

Сергей Витальевич провел ладонью по лицу, словно отгоняя мысли, которых в ментовской, пусть даже и в полковничьей, башке быть по всем законам жанра не должно, и потянулся за третьим куском пиццы.

Удары шли на автоматизме. Он не видел и не слышал уже ничего. Тело, повинуясь своим каким-то привычкам, повадкам, двигалось, уворачивалось, уходило от выпадов.

По правую руку орудовал кистенем Илья. Слева вертелся Игорь. Бородатый устал, по всему видно. И не так спор, как прежде, и лицо осунулось. Но не отступает, челюсти стиснул, орудует ножами. По другую сторону от Игоря машет мечом Бычич, тот самый богатырь с черным оселедцем, что поддержал его, когда с Ильей разговаривал.

С Бычичем встречался только раз. При Владимире, под Киевом. Славная тогда битва была. Другое дело, что Бычичу ее пережить было не суждено. Погиб богатырь. А вот поди ж ты. Встретились.

Бычич работал мечом. Именно работал, не махал. Каждое движение четкое, отточенное. Иногда встряхивал головой, откидывая лезущий в глаза чуб. Присматривал за Игорем, когда на того напирали особенно рьяно, помогал. Техника боя у богатыря другая, оборотню непонятная. Ну да и Котову технику здесь, окромя Милонега, никто не поймет. А объяснение простое – он кот. Зверь дерется иначе, даже в человечьем обличье.

Кот увернулся, в очередной раз саданул мечом, снова раскрутился. Теперь на него напирали с трех сторон. Поняв, что совершил ошибку, попытался отступить, но до своих добраться было уже невозможно. Черная толпа затягивала, налезала, щетинилась клинками.

Оборотень рубанул, подхватил второй меч и, стараясь если не отступить назад, то закрепиться на месте, заработал двумя руками, окружая себя паутиной стали. Черные балахоны пытались достать, но все попытки оставались тщетными.

Впрочем, у Кота тоже ничего не получалось. Руки налило свинцом. Мечи становились все тяжелее. Пришло понимание, что долго не простоит. Еще немного, и все.

Именно так, зашуршало в голове, именно так. Сдохнешь ни за грош. И остальные сдохнут. Как бабка говорила, вас порубят, а она от инфаркта копыта откинет. И все. И кому нужны ваши жертвы? И что вы получите в конце? Ничего. Так не лучше ли сразу на темную сторону? В черном цвете нет ничего плохого. Он такой же основополагающий, как и белый.

Отвали, мысленно приказал себе Кот. В голове знакомо захихикало. Я уйду, а ты с кем останешься? С ними? Погляди на своих друзей. Ты гибнешь, а никто и пальцем не пошевелил.

Потому что жизнь оборотня ничто в сравнении с мостом. Потому что если спасать одного, а не всех, то потом останется только вместе созерцать крушение всего. Не самая удачная перспектива.

Да ладно, снова расхохоталось не то в голове, не то наяву, думай-думай, соображай быстрее. Ты ж уже почти додумался. У тебя в голове уже возникают правильные мысли.

– Это не мои мысли! – заорал в голос.

А откуда тебе знать? Они пришли раньше, чем я вступил с тобой в дискуссию. Может быть, они сами пришли в твою голову, а я их просто решил поддержать. Подумай об этом.