Текст книги "Калинов мост"

Глава третья
Право на крышу

До леса Олег добегал теперь быстрее дяди Кости, что несся в обход. Два месяца тренировок давали о себе знать. Наставника не ждал, сам подбирал трубу и бежал вдоль кромки леса в сторону окружной дороги. Дядя Костя обычно не спеша нагонял на полдороге к МКАДу, пристраивался рядом.

Труба теперь казалась легче, не заставляла тело скрючиваться, да и плечо особенно не терла, несмотря на то, что бегал с ней теперь не в одну сторону, а туда и обратно. Сегодня после бега вместо обычных тренировок наставник поманил к себе парня и достал нож.

Олег замер. О том, чтобы его учили обращаться с оружием, даже не заикался, хотя видел, что дядя Костя владеет им мастерски.

– Возьми, – наставник протянул нож.

Олег благоговейно принял клинок. Пальцы оттянуло приятной тяжестью. Нож был не просто инструментом для резки хлеба, чувствовалась в нем сила, вес. Весомый аргумент, мелькнуло в голове.

– Знаешь что самое главное?

– Достал оружие – применяй. Не можешь применить, не доставай, – выдал расхожую истину Олег.

– Это не главное, это естественно. А главное – не расслабляться. Оружие дает преимущество, но не силу. Сила в тебе. Помни об этом. И против ножа и против пистолета можно выстоять с голыми руками, если в тебе больше силы, чем в вооруженном противнике. И никогда не расслабляйся, иначе потеряешь преимущество.

Олег впитывал молча. Не проронил ни звука, кивнул только, мол, понял. В общении с наставником привык не спрашивать, если того не просят. И молчать, если не спрашивают. Все, что надо сказать, будет в свое время сказано. Это стало ясно очень скоро, и парень принял правило.

– Дерево видишь? – Дядя Костя кивнул на стоящий в приличном отдалении тополь. – Иди к нему, встань к стволу.

Олег потрусил через полянку к тополю. Прижался к стволу спиной. Ствол был прохладным, в нем чуялась какая-то неспешно струящаяся жизнь, каждую осень впадающая в депрессию и каждую весну возрождающаяся.

Наставник с места так и не сдвинулся. Он секунду глядел на парня со своего места, затем коротко вздернул руку. Что-то безжалостное рванулось к Олегу. Сердце предательски екнуло, когда до головы дошло, что происходит. А вдруг промахнется?

Нож вонзился в нескольких миллиметрах от горла. Встав вертикально, плоской стороной похолодил кожу шеи. Олег сглотнул, но не пошевелился. И правильно сделал, потому как второй нож ткнулся в ствол горизонтально над макушкой, выдернув несколько волосинок.

Как на диспансеризации, метнулось где-то ниже ножа в недрах черепной коробки, когда рост меряют. Третьего взмаха за этими мыслями он не видел, только почувствовал, как что-то шевельнулось между ног. Олег постоял секунду, поняв, что на этом все, медленно опустил голову. Рукоять торчала из ствола аккурат на палец ниже достоинства. Силен дядя Костя.

Парень выдернул из ствола ножи и торопливо метнулся обратно через полянку.

– Теперь ты, – кивнул наставник.

– А как?

– Потом объясню. Сперва попытайся почувствовать нож. Подумай, по каким законам летит. Или просто брось и погляди, как пойдет. Думай и чувствуй.

Олег стиснул рукоять и посмотрел на дерево.

После тренировки дядя Костя не отпустил его, как обычно, а поволок обратно на аллейку и усадил на лавочку. Шли молча. Да и на скамейке наставник молчания не нарушил. Сел и принялся разглядывать проходящих мимо людей.

– Зачем мы здесь? – не выдержал наконец Олег. – Что-то случилось?

– Случилось, – кивнул тот. – Тебе не кажется, что пора разобраться в выборе пути?

– То есть? – не понял Олег.

– Есть множество путей. Твой из них только один. Выбери его наконец. Или выбери чужой. Но бежать по двум дорогам одновременно нельзя. Я не говорил тебе об этом, но сейчас пора определиться.

Олег задумчиво покачал головой.

– Вы о тренировках?

– Я о пути, которым шел твой Ояма, или как его там звали. Ты приходишь с утра ко мне каждый день. Три дня в неделю ты по вечерам занимаешься еще и там. Должен тебе сказать, что в те дни, когда ты пытаешься идти двумя путями, ты не идешь ни одним. Результата нет, а если и есть, то отрицательный. Так нельзя.

Олег поглядел на наставника.

– Что мне делать?

– Самый глупый вопрос, который ты мог задать, – пожал плечами дядя Костя. – Принять решение. А решать можешь только ты.

Он сидел молча. Почему-то знал, что этот разговор рано или поздно случится. Но тема эта все равно застала врасплох. Как ни пытался подготовиться, а готов он к ней не был.

– Я могу подумать?

– Можешь. Но только сегодня. Долго думать здесь не о чем. Пока выбираешь путь, жизнь проходит. А кто знает, сколько ее осталось? Может, завтра умирать, а ты на распутье. Так что решай. И до завтра.

Дядя Костя поднялся с лавочки, хлопнул по плечу и быстро пошел прочь.

Он остался сидеть в мрачном раздумье. То, что путь, который предлагал тренер по кёкусинкай, не его, Олег принял для себя уже давно. Но выбор был не велик. А откуда знать, что путь, предложенный дядей Костей, его, а не дяди-Костин?

Из груди вырвался горестный вздох. Олег поймал себя на нем и устыдился. Чего причитать и вздыхать? Надо просто принять решение. Только как-то это… не просто.

В зал он вошел под конец тренировки. Переодеваться не стал, от традиционных приветствий воздержался. Дождался, когда все закончится, и подошел к тренеру. Учитель слушал внимательно. Морщил лоб и повторял после каждой Олеговой тирады «ага». Решение ученика его явно не радовало, но спорить не стал.

– Я не настаиваю, – сказал только. – Но подумай, от чего и ради чего ты отказываешься.

– Уже подумал, – спокойно и уверенно ответил Олег.

Тренер кивнул. Вышли вместе. Тренер запер зал, поигрывая ключом, пошел по коридору.

– А у нас соревнования скоро, – как бы между прочим заметил он. – У тебя хорошие шансы были.

– Я ведь не для соревнований, – грустно усмехнулся Олег.

Он вдруг с отчаянием понял, что все разговоры тренера о душе, о том, что путь кёкусинкай не просто единоборство, а определенная философия, – лишь слова. Единственный, наверное, человек, который искал во всем этом духовности и внутреннего роста, а не спортивного интереса, был не тренер даже, а он сам.

От этого стало горько и радостно. Горько от осознания пропитавшей все и вся лжи. Лжи себе и другим. Радостно от понимания верно принятого решения.

– До свидания, – впервые без всяких каратистских «ос» попрощался Олег.

– Удачи тебе, – кивнул тренер.

Степку он дождался у входа. Тот выскочил растрепанный, с мокрой после душа головой.

– Ты чего такой сегодня? Чего не пришел вовремя? Нездоров? – Вопросы из друга полетели, как из пулемета.

– Нет, просто решил завязать с тренировками, – покачал головой Олег.

– Расскажешь?

– Почему нет? – Олег не спеша потопал по дорожке. – Я просто решил идти своим путем, а не чужим. Масутацу Ояма, бесспорно, велик, но вторым Оямой никто не станет. Так лучше быть просто Олегом.

– Понятно, – хмуро сообщил Степа. – Вижу, твои сорокалетние дружки хорошо тебе мозги промыли. С кем поведешься, так тебе и надо.

Степа остановился возле палатки.

– Может, по пиву?

Олег покачал головой.

– Не, Степк, извини. Мне бежать надо. Есть еще одно дельце, а завтра вставать рано. Как-нибудь в другой раз.

– У тебя уже полтора месяца все в другой раз, – расстроился Степа. – И каждый раз вставать рано. Ладно, черт с тобой. Делай как знаешь.

Степа развернулся и, не прощаясь, быстро пошел прочь. Олег смотрел ему в спину. Обиделся дружок. Ничего, потом как-нибудь он ему все объяснит, и Степан все поймет. Друг же он, значит, должен понять.

Домой Олег вернулся радостный. Несмотря на то, что Степа обиделся, пришло озарение. Он сдвинулся с мертвой точки. Теперь знает, куда идти. Дальше все будет лучше, легче, проще и понятнее. Чувство распирало, им необходимо было с кем-то поделиться, и Олег набрал заветный номер.

Люда долго не подходила, потом в трубке щелкнуло. На заднем плане возникла какая-то возня, сопение.

– Алло!

Не ответили. Он не услышал, скорее почувствовал, как из трубки рвется тяжелое, в такт, дыхание. Мужское и женское. А за этим дыханием едва сдерживаемые стоны. Кровь прилила к голове. В висках застучало барабанной дробью. В груди что-то взорвалось, словно плеснули раскаленным железом.

В трубке коротко гудело оборванной линией. Говорил там кто-то что-то или ее просто повесили? Олег не мог этого сказать. В голове были непонимание и какая-то беззащитная детская обида. В груди – боль. Удар был резкий, неожиданный. Не вовремя и в цель.

Он грохнулся на диван, включил телевизор, попытался думать о чем-то другом, но не выходило. Мысли были мрачные и возвращались, возвращались, возвращались к тому же.

В голове прозвучал голос дяди Кости: «Это твое право, твоя правда, но тогда готовься умереть».

Олег уткнулся лицом в подушку. Захотелось плакать, но слез не было, и плача не получалось. «Готовься умереть» – звучало в голове.

Он накрылся с головой пледом и долго-долго лежал так наедине со своим безумием. И в этом безумии чьи-то чужие черные ручищи хватали его женщину, мяли, лапали, тянули в постель. Не просто женщину, его любовь. Ту девчонку, которая строила домик на песке и смотрела грустными глазами в его душу словно бы из чужой жизни. А она почему-то не противилась. Ей было весело. Она играла с этим. Он чисто любил, для него это было немыслимо. А она воспринимала эти черные лапы как что-то само собой разумеющееся.

Зазвонил телефон. Он вылез из-под одеяла. Кругом сгустилась темнота. Мертвой рукой поднял трубку, нажал «прием».

– Да.

– Это я, – бодро отозвалась она. – Ты звонил?

– С кем ты там?

– С Витькой, – легко ответила она. – А что?

– Нет, ничего. – Говорить было трудно и незачем, но он все ждал чего-то, хватался за слова. – А как же мы?

– А что мы? – В ее голосе появилось недовольство. – У нас с тобой ничего толком нет.

– А с ним?

– Ничего. Он просто трахается прикольно, – с какой-то дикой безапелляционной бесчестной откровенностью заявил голос из трубки.

Олег замолчал. Его трясло словно в лихорадке. В глазах мутилось.

– Так чего ты звонил? – недовольно поинтересовалась Люда.

– Давно тебя не слышал, – тихим, словно на последнем издыхании голосом ответил он.

– Трахаться охота, так и скажи. Я…

Он не стал слушать. Он просто молча нажал «отбой». Потом выключил телефон и кинулся обратно на диван.

К скамейке пришел минута в минуту. Дядя Костя посмотрел с такой жгучей мрачностью, что, казалось, взглядом придавил.

– Что, – спросил сердито, – опять на тренировке был?

– Нет, – тихо ответил Олег. – То есть зашел, сказал, что больше не приду, и все.

– Тогда что с тобой?

Олег покачал головой.

– Не хочу говорить.

– Тогда беги.

До леса вопреки обыкновению он добежал позже наставника. Попытался подхватить трубу, но тот остановил. Посмотрел в глаза, словно в душу заглянул.

– Что случилось?

Олег покачал головой и попытался отвернуться. Дядя Костя взял рукой за подбородок, долго гипнотизирующе глядел в глаза, потом отпустил пальцы, отшвырнул даже. Будто держаться за Олегову голову было противно.

– Все ясно. Женщина. Ну тогда умирай быстрее. На долгую и мучительную смерть у нас времени нет.

Олег кивнул рассеянно и опустился на траву. Мысли за ночь нисколько не изменились. Ни на вот столечко.

– Чего расселся? – гаркнул наставник зло. – Подъем! Хватай трубу и беги.

От неожиданности Олег подскочил, подхватил ржавую железяку и побежал. Бежал, правда, довольно вяло, и наставник всю дорогу на него прикрикивал.

Когда добежали до МКАДа и вернулись обратно, трубу бросить не дал, а погнал снова по кругу. До МКАДа и обратно.

– Сколько еще бежать? – хрипло спросил Олег.

– До упора, – жестоко отозвался тот. – Пока не сдохнешь.

В квартиру Кот вернулся не просто злой, а разъяренный. Хлопнул дверью, на кухню прошел не разуваясь. Яга и Игорь поглядели ошалело.

– Случилось что? – беспокойно оглянулась на оборотня старуха.

– Случилось. Надо с его бабой что-то делать. Она не та, которую любил Милонег. Она другая.

– И он другой, – коротко отозвалась старуха. – Их души живут в новых телах с новым опытом. Память о старом спит.

Кот резко метнулся по кухне взад-вперед, остановился.

– Знаю. Но она совсем не та. Та добрая была, верная, чистая, любящая. А эта…

– А эта под цвет эпохи, – холодно обрубила старуха.

– Пусть так. Но он страдает. А мне сейчас его страдания не нужны. Да и потом без надобности. Воин, распустивший сопли, это…

– Это все равно воин, – отозвалась старуха. – Кто из нас не страдает? Я или ты?

Кот вздрогнул, сердито зыркнул на ведунью.

– Ты, старая, говори, да не заговаривайся. Ты свои страдания отжила. Он, – оборотень бросил короткий взгляд на притихшего Игоря, – молодой еще. У него страдания возникают, когда надо за руль садиться, а хочется пива выпить. Свои страдания я в узде держу. А вот свои и чужие сдерживать – это уж слишком будет.

Старуха стрельнула голубым холодным глазом.

– Чего предлагаешь?

– Не знаю.

Кот и Яга смотрели друг на друга так, что, казалось, еще немного добавить напряжения – и воздух между ними взорвется сам собой. Игорь кашлянул. Напряжение упало. Оба перевели взгляды, впились глазами в бородача.

– Я знаю, – улыбнулся в бороду Игорь. – Его надо отвезти куда-нибудь подальше, переключить на что-то. Пора мне с ним познакомиться, Кот.

– И куда ты его повезешь?

– За город вывезу. Заодно стрелять поучу, руку поставлю. Надо же рано или поздно его и этому учить.

Кот опустился на табуретку. Надо, конечно, парня и с огнестрельным оружием знакомить, но лучше бы позже, чем сейчас. Хотя из Игоря инструктор в этом деле неплохой. Главное, чтобы не споил парня.

– А мысль дельная, – поддержала вдруг бородатого старуха. – Вези его подальше, Игоряша. А ты, зверь, мне девку приведешь. Память ей верну, глядишь, поспокойней станет. Если та была так чиста, как ты говоришь, то эта с той чистотой в душе как прежде жить не сможет.

– Ладно, – нехотя сдался Кот и повернулся к Игорю. – Завтра с утра погрузишь его и увезешь, пока не подуспокоится. А мы девкой займемся.

– Вот и славно, – хлопнула ладошкой по столу старуха. – А теперь супчику похлебаем. Я супчик сварила.

Старуха встала из-за стола, подошла к плите и подняла крышку с кастрюли. Кухню наполнил запах какого-то варева. Дух пошел настолько богатый, сытный, что Игорь сглотнул подступившую слюну. Бабулька не торопясь разливала черпаком по тарелкам исходящий паром суп.

Игорь поглядел на Кота. Тот аромата, казалось, не замечал, зло смотрел на Ягу.

– Спасибо, старррая, – как-то совсем по-звериному прорычал он. – Я твоего супчика как-то поел однажды. Всю жизнь помнить буду.

Старуха не ответила. Интересно, подумалось вдруг, чего между ними происходило тогда, сотни лет назад в киевских лесах? Узнать бы, да не в двух словах, а в подробностях. От мыслей отвлекло чувство, будто кто-то сверлит голову взглядом. Игорь перехватил взгляд Кота.

– Вези его подальше, – повторил задумчиво Кот. – Только спаивать не вздумай. Он воин, ему пить не стоит.

Игорь усмехнулся:

– Слыхал я, что ваш князь Владимир, о котором вы мне все уши прожужжали, был не только политиком, но и воином. И выпить был не дурак. А какие пиры закатывал со своей дружиной. Там, кстати, тоже воины были неплохими.

– Неплохими, – кивнул Кот. – Только я и тогда не особо эти гулянки поддерживал. Ладно, сами разберетесь. Только совсем уж его не спаивай.

– Совсем нельзя, – покачал головой Игорь. – Рука дрожать будет. А при стрельбе это не нужно.

Телефон звонил вечность, потом перестал, уступая другой вечности. Олег лежал на диване, мысли в голове метались, как загнанный в ловушку зверь. Одни и те же, безумные, по кругу. Может быть, стоило поговорить об этом с кем-то. Но с кем?

Позвонить отцу с матерью. Это только лишний повод для волнений. Рассказать Степке. Пожмет плечами, скажет, что с самого начала знал, что хорошего здесь ждать незачем. Еще какую-нибудь байку расскажет скабрезную про розовые очки. Нет уж, на фиг. Дяде Косте… С ним уже все оговорено. Кому-то из институтских приятелей. Тоже не вариант, они его любят, начнут жалеть. А это не нужно.

Нужно понимание. Необходимо понять, что и почему происходит. Как это может происходить. В данный момент понимания не было. Ситуации в голове и в жизни сошлись в схватке и пытались покалечить друг друга, а он мог только мрачно наблюдать за этим поединком. Следить за ходом боя, силясь понять. Зная, что если не поймет, то поединок закончится смертью. Нет, не смертью внутренней картинки, которая его и только его видение мира, не смертью внешней картинки, которая смесь чужих видений. Смертью его самого как личности. Потому что мир и видение мира должны жить в гармонии.

Но лежать и доходить до сумасшествия в четырех стенах тоже не стоило бы. В таком состоянии, в каком он сейчас, любое слово прозвучит как призыв к жалости. А ему ведь не жалость нужна.

Олег сел на диване. А что ему нужно?

Губы беззвучно произнесли ее имя. Можно было бы и не отвечать. И так ясно. Но только… Она ему нужна не так и не такая. Олег прикрыл глаза, на него горько смотрела обиженная девчонка, склонившаяся над песчаными руинами.

Кто она? Та Люда, которая нужна ему. Та чистая, светлая, удивительная. Откуда он вообще взял ее? Придумал? Нарисовал для себя? Нет, не придумывал, отмахнулся от мыслей Олег. Ничего он не придумывал. Он знает. И знал всегда. Но почему она такая и почему все так нескладно, пошло и неправильно…

Слишком много вопросов. Спать надо, вот что.

Он поднялся с дивана. Босые стопы прошлепали через комнату по линолеуму. Пол был прохладным, а ощущение и звук – клейкими. Олег постоял перед выключателем, выставил будильник на телефоне. Погасив свет, вернулся с телефоном на диван. Постель не стелил, мужчине не нужен уют, если нет рядом женщины. Тем более не нужен, если нет гармонии.

Не раздеваясь, он лег на диван и натянул на голову плед, уткнувшись носом в диванную подушку. Иди ж ты. Всю жизнь спал на спине, а теперь вдруг почему-то на живот перевернулся и в подушку прячется. Он закрыл глаза и попытался считать, чтобы отвлечься и заснуть, но ничего не вышло. Прошел не один час, прежде чем больной разум затуманило сном.

Сон был странный, словно картинка отматывалась назад. Он видел себя в каком-то мрачном месте, над черной рекой. Он был на коне и с мечом. Вдалеке горбатился мост. И звали его иначе. Но имен не было. Сон был беззвучен, а картинки странны.

Он скакал вдоль реки, потом спешился и отпустил коня. Вокруг раскинулось поле. Над полем серело небо и кружили вороны. Он почему-то понял, что смотрит в небо, лежа у кого-то на руках, и смотрит мертвыми уже глазами. Но в следующий момент почувствовал себя снова живым.

Он дрался с кем-то за что-то. Махал мечом, кричал, бежал на помощь. Кто-то спасал его. Леса, реки, города, деревни, воины в разнообразных одеждах и с разнообразным оружием, бои и поединки, все смешалось в какую-то разноцветную кутерьму.

Потом он понял, что больше не участвует в этой кутерьме. Он словно повис над нею. Ему не за что было биться. И он снова почувствовал себя мертвым. Понял, что мертв, потому что у него отняли смысл жизни и смысл этот…

Ярко, перекрывая все образы, возникла Люда. Ее тоже звали иначе. Но дело сейчас было не в имени. Ее тело давили чьи-то черные безликие лапы. Лапали, мяли. Он знал, точно знал, что эти черные ручищи повинны в ее смерти. И он заорал. Он кричал, понимая, что это сон, пытаясь проснуться и не мог.

И тогда от этого крика сон, словно сжалившись над ним, показал ему живую Люду. Она любила его. А он любил ее. Искренне, страстно, навсегда. Совсем не так натянуто и пошло, как это получалось в реальной жизни. Они любили друг друга и были единым целым.

– Лада, – услышал он свой голос. – Ладушка моя, родная.

– Милонег, – отозвалась она.

Он обрадовался, что может говорить и слышать, хотел что-то сказать, но не успел. Картинка задрожала, рассыпаясь.

Олег поднялся с дивана и выключил будильник. Что снилось вспомнить не мог, но в груди жгло болью. Боль пульсировала, перекатываясь в голову, стуча в висках, отливая к затылку и снова возвращаясь тупым ломом в самое сердце.

Он поднялся с кровати и побрел в ванную комнату.

Дядя Костя был не один. Олег увидел их еще издали. Наставник прохаживался возле лавочки с неким крепким бородатым дядькой, одетым по-байкерски. Сперва показалось, что это просто случайный прохожий, но по тому, как вели себя оба, парень догадался, что мужчины знакомы.

– Дядя Костя, доброе утро, – приветствовал он.

Наставник хлопнул по плечу.

– Здравствуй.

Олег ждал обычного «беги», но дядя Костя повел себя нестандартно.

– Знакомьтесь, – отступил он в сторону.

И Олег оказался нос к носу с бородатым мужиком. Тот был коренаст, весь в черной коже, за исключением головы. На нее мужик намотал красно-черную бандану. Пират Черная Борода, пришлась мысль некстати.

– Игорь, – протянул руку бородач.

– Олег, – ответил он на рукопожатие.

Руки сцепились крепко, по-мужски, и на время задержались, словно каждый прощупывал стоящего напротив. Кот смотрел на обоих с ехидной улыбкой. Олег повернулся к наставнику.

– Теперь бежать?

– Нет, – отозвался тот. – Сегодня останешься без занятий. И в ближайшие дни тоже. Поедешь с Игорем.

– Куда? – растерялся Олег. – А вы?

– А я останусь, у меня дела. Вернетесь – продолжим тренировки. А пока поедешь с ним, он тебя тоже кое-чему научит.

Олегу тон разговора не нравился. Что он, пешка, что ли, чтоб его не спросясь отправлять хрен знает куда хрен знает с кем. Хоть бы предупредил.

– А с вами здесь я не могу этому научиться? – с неожиданным даже для себя нажимом спросил Олег.

– Здесь не можешь. Для этого надо ехать подальше от города. Со мной можешь. Но у меня дела, и потом в этом Игорь лучший учитель, чем я.

– И надолго ехать? – потерял запал парень.

– Как пойдет, – вступил в разговор Игорь. – Может, на недельку. Не боись, Олег. Заодно развеешься, отдохнешь от этого гестаповца. Я не знаю, какой он учитель, но судя по характеру… Не завидую я тебе.

Кот фыркнул. Понятное дело, что бородатый шутит, но не при ученике же. Тот поглядел задорно, но заткнулся.

– Когда ехать? – спросил Олег, ни к кому не обращаясь.

– Сейчас, – ответил дядя Костя.

– Мне б хоть вещи собрать, – промямлил Олег.

– Все необходимое по дороге купим, – улыбнулся в черную бородищу Игорь. – А ненужное и брать незачем.

– Дайте хоть маме позвоню, предупрежу, – сдался Олег.

В машине у Игоря оказалось уютно. Старенький потрепанный жизнью внедорожник не только был чисто вымыт снаружи, но и вылизан изнутри. Чистые пепельницы, чистые коврики. Свежие чехольчики, протертые стекла. Было видно, что хозяин машину любит.

Игорь плюхнулся за руль, повернул ключ. Машина тихо заурчала. Бородатый не спеша поехал вдоль аллеи. Олег кинул взгляд в зеркало заднего вида. Мелькнула фигура дяди Кости. Олег оглянулся, дорога за задним стеклом казалась мутноватой. Но наставника разглядеть было не сложно: он привычной походкой как обычно топал через дорогу, словно готовый хоть сейчас бежать к лесу.

Олег уселся и покосился на Игоря:

– А вы его давно знаете?

– Кого? Кота? – не понял бородатый.

– А его зовут Кот?

Игорь потупился, чувствуя, что сболтнул лишнее.

– Ну не зовут… Так, кликуха вроде. Нет, я его не так давно знаю.

– Кто он?

Игорь поперхнулся, чувствуя, что вопросы застают врасплох. На какие-то ответить нельзя, на другие он и не знает, как ответить. Видимо, когда пристает с расспросами к Яге, та чувствует себя так же, потому и бурчит.

– Просто человек хороший, – искренне насколько мог ответил он.

Олег кивнул и молча уставился в окно, глаза его стали такими же блестяще-бессмысленными, как и стекло, через которое смотрел на проносящийся мимо пейзаж. Стало ясно, что парень уже не здесь, а где-то далеко в своих мыслях. И мысли, судя по всему, не радужные.

– Ты чего переживаешь так? – пихнул парня в бок Игорь.

– Да так, – встрепенулся тот.

– Из-за бабы?

Олег вздрогнул, поглядел на попутчика. Но тот с каменным лицом следил за дорогой. В какой-то момент даже показалось, что это и не он спросил вовсе.

– Из-за женщины, – поправил Олег.

Бородатый отмахнулся.

– Да как ни назови. Была у меня одна. Я ее любил. Сильно любил, потом помирал год.

– Почему?

– Бросила, – усмехнулся Игорь. – Потом другая была, ту я сам бросил. Потом еще… в общем, много было. И всех любил. А потом знаешь что?

– Что?

– Ничего. Надоело. Больше я их не люблю. Пускай они меня теперь любят.

– А они любят? – заинтересовался Олег.

– А пес их разберет, – пожал плечами бородатый. – Женщина – это большая куча дури. Кроме дури, в ней ничего нет. Только ветер над этой кучей гуляет. А так как ветер штука стихийная, то куда эту дурь понесет, одному богу известно.

Олег задумался. Философия выходила, по всему видать, жизненная, во всяком случае, жизнью Игоря проверенная. Но какая-то уж больно циничная она была, как будто обиженная.

– А мужики что же? – не удержался от вопроса Олег. – Сильно умнее? Или это такой шовинизм?

– Мужчины. – Игорь звучно расхохотался. – Если честно, то мужики – это та же дурь. Только она какая-то более упорядоченная, логичная, что ли. У мужчин дурь подчиняется каким-то негласным правилам. Дружба, честь, порядочность какая-то. Все это тоже глупость, если разобраться, но мужики в нее верят. А женщины… Где ты видел дружбу между женщинами? Если два друга влюбляются в одну девушку, то первая мысль какая? Пошла эта девочка в задницу. А если две подруги в одного мужика? Первая мысль, извини, что у одной, что у второй будет такая: пошла эта подруга в задницу. Потом, про мужика можно сказать, что он дурак, и объяснить почему, а про бабу можно сказать, что она дура, но объяснения отсутствуют.

Олег кивнул. Игорь включил магнитолу. Заунывный голос порядком среди молодежи подзабытого чернушника Бориса Борисыча Гребенщикова затянул о том, что в каждой женщине должна быть змея.

– Это больше, чем ты, это больше, чем я, – подпел Игорь на удивление приятным мелодичным голосом.

– А если тут болит? – Олег ткнул кулаком в грудь, снова оторвавшись от окна.

– А ты открой окно пошире и отдайся ветру, – посоветовал Игорь. – Он из тебя всю дурь выметет. Будешь бодр, светел и готов к возвышенному. Природа – штука такая. Посрался с человеком, зови в гости дождь, ветер, осень, весну, солнце – да что угодно. С ними общаться один пес приятней, чем с кучками разномастной дури. С людьми всегда поговорить успеешь, а вот с ветром, с листьями, с дождем… Не каждый день поговоришь. Да и не у каждого получится.

Игорь нажал кнопку, передние стекла поехали вниз, запуская в салон внедорожника ветер.

– В каждой женщине должна быть змея, – громко, перекрывая вой ветра, шум дороги и БГ, запел Игорь. – Это больше, чем ты, это больше, чем я.

Они ехали долго. Олег не следил за дорогой, просто отдался ветру, стараясь понять его, говорить с ним. Отдать ему что-то и попросить что-то взамен. А тот, словно понимая, ласково трепал по волосам. Мол, такая жизнь, брат, успокойся. И не такое бывает. Переживем.

За этим разговором со стихией он растерял все мысли, ощутив себя кем-то где-то. Не слышал, как кончила играть музыка, не заметил, куда и как ехали. А в самом деле, куда и как? Олег огляделся по сторонам.

– Мы где? – не понял он. Вокруг была все та же Москва.

– На Ленинском проспекте, – не моргнув отозвался Игорь. – Пять кругов по МКАДу, пока свернули. Надо же было тебя подлечить. И ветер тебе явно помог.

Он хохотнул, поглядел на растерянную физиономию Олега и объяснил:

– Сейчас заедем ко мне, соберем кое-что. Попьем пивка и спать. А завтра часиков в пять утра, пока дороги свободные, дернем. Ехать нам километров пятьсот, так что лучше утром на свежую голову.

– А после пива бывает свежая голова? – удивился Олег.

– Если правильное пиво пить и пить правильно, то бывает. Я тебя полюбил, я тебя научу.

Квартирка у Игоря оказалась небольшой двушкой на одиннадцатом этаже странного ступенчатого дома, какие строили лет десять назад. Дома царил небольшой беспорядок, но притом сохранялся тот же уют, что и в машине.

Единственное место, которое оказалось средоточием порядка, был холодильник. В нем не было ничего, кроме пива, но его там уместилось столько, сколько не могла бы уместить даже заботливая рука природного аккуратиста, что, укладывая чемоданчик в дорогу, может засунуть в него половину одежного шкафа. Игорь провел гостя в комнату, усадил на диван, придвинул кресло и журнальный столик. Поставил пару бутылок пива.

– Пиво надо пить с душой. И не торопиться, – объяснил он. – Есть люди, которые начинают нести про любимые напитки, жратву и вещи всякую хрень. Мол, вино – как молоко матери. Трубка – как женщина и так далее. Все это чушь. Трубка это трубка. Ее нужно курить, и только. А вино это вино. И с той дрянью, которую сосет грудной ребенок, ничего общего не имеет. Но когда ты начинаешь пить… в данном случае пиво, то должен это делать с душой. В противном случае просто нажрешься.

За окном заиграла музыка. Заиграла довольно громко. На одиннадцатом этаже было слышно, как хрипло стонет в записи «Владимирский централ».

Игорь поморщился, закрыл окно, задернул шторку. За стол вернулся насупленный.

– Как будто если им нравится это слушать, то должно нравиться всем, – проворчал он. – И репертуар-то выбрали. Сколько лет прошло, а эту дрянь все крутят. Вот уж поистине дерьмо не тонет.

– Так чего там с пивом? – напомнил Олег. Его не столько волновали аспекты пивопития, сколько было интересно послушать нового знакомого.

– Это, – Игорь содрал с бутылок пробки и протянул одну Олегу, – копченое пиво. Вкус имеет яркий, хотя многие его не понимают. Попробуй.

Олег взял ледяную, запотевшую бутылку. Рука намокла от конденсата. Из коричневого горлышка дерзко глядела мохнатая пена. Олег принюхался. Аромат был весьма интересным.

– Ты его не нюхай, а пей, – посоветовал Игорь.

Хоть он и говорил, что торопиться не стоит, но, пока Олег изучал продукт, успел вылакать полбутылки. Пиво на вкус в самом деле оказалось странным, ни на что не похожим.

– Знаешь, как его открыли? Сидели как-то давно люди, пили в кабаке. Допились до чертей и кабак подпалили. Потом вернулись с похмелья на пожарище. Кабак-то сгорел, а погреб сохранился. Залезли внутрь, там бочки с пивом. Попробовали и офигели.

– И что? – полюбопытствовал Олег. – Так теперь каждый раз кабак и палят?

– Если бы, – горестно вздохнул бородач. – Солод коптят. Если бы кабаки палили, это пиво невесть сколько стоило бы. Оно и так-то не дешевое. Так что, считай, точная технология утеряна. Пей.

Олег сделал еще пару глотков. Игорь посмотрел испытующе.

– Ну как?

– Любопытный вкус, – поделился наблюдением Олег.

– Ага, – кивнул бородатый. – Один мой знакомый сообщил, что вкус такой, будто стельку из сапога вынули и в пиве замочили. Но пол-ящика усосал, зараза.