Текст книги "Энергия души"

– Я знаю, о ком вы говорите! – перебила рассказчика Келли. – Это оборотни-кремневики!

– Кремневики? – переспросил Симур. – Хорошо, пусть будут кремневики. Не в названии дело. Они напали на моего учителя-великана и убили его, а мне пришлось броситься в один из световых каналов, по которому я и перенесся в этот мир. С тех пор прошло много лет. Странствуя по подземным тоннелям Полиглоба, я обнаружил эту пещеру. Здесь были вода и свет. Через вентиляционные шахты в пещеру попали почва и семена растений. И я решил поселиться здесь. Изредка выбираясь на поверхность, я приносил сюда грунт и новые семена. Постепенно мне удалось разбить здесь небольшой сад, который до сих пор кормит меня и обеспечивает свежим воздухом.

– Это похоже на сказку, – пробормотала его собеседница.

– Довольно бестолково рассказанную, – вздохнул древолюд.

И они оба с удовольствием рассмеялись.

– Так что ты знаешь о кремневиках? – спросил Симур.

– Они мешают папе и его друзьям бороться с кремниевой чумой, – ответила Келли. – Кремневики нападают, калечат и даже убивают тех, кто пытается очистить от нее светопроводы…

– Погоди! – остановил ее собеседник. – Что такое кремниевая чума?

– Наросты кремниевых пластин на местах повреждений светопроводов.

– Любопытное явление, – пробормотал древолюд.

– Явление?! – возмутилась девочка. – Да это беда! Из-за нее свет неизвестно куда утекает!

– Об этом я и говорю, – кивнул Симур. – Скажи, Келли, а не бывает ли неприятных ощущений при прикосновении к этим пластинам?

– Да кому придет в голову голыми руками трогать эту заразу! – возмутилась юная разведчица, но, подумав, добавила: – Правда, если случайно до кремрысы дотронуться, то так тряхнет, что ой-ей-ей…

– А кремрыса – это что такое?

Келли охнула, сообразив, что проговорилась. Ведь она никогда не рассказывала взрослым об этих тварях, опасаясь, что ей запретят заниматься разведкой, но… господин Симур непохож на обыкновенного взрослого. Тем более что уж он-то ей ничего запретить точно не сможет.

– Это такие маленькие грызуны, – начала она. – Похожие на крыс, только вместо шерсти у них тоненькие пластинки кремния. Кремрысы питаются светом.

– Потрясающе! – восхитился ее собеседник. – Значит, питаясь светом, они выделяют…

И он произнес слово, которое юная разведчица не поняла, что-то вроде «ликричиства».

– И если это так, – продолжал древолюд, – тогда я, кажется, понимаю, что делает кремниевая чума со световой, – и опять непонятное слово, которое двенадцатилетняя гимназистка расслышала как «нергией». – Она преобразует ее в «нергию ликричискую». Понимаешь, Келли, – все более воодушевляясь, воскликнул он. – Ваш свет никуда не исчезает, он просто переходит в другую силу, которую вы не умеете пока использовать.

– Значит, кремневики крадут у нас свет, чтобы превратить его в свою темную силу?

– Не совсем так, девочка, – вздохнул Симур. – Эта сила не темная и не светлая. Это просто сила, которую может использовать кто угодно в любых целях, как в добрых, так и злых. Чтобы победить кремниевую чуму, необязательно уничтожать наросты кремния на прорехах в оболочке светопроводов, достаточно научиться использовать ее силу!

– Да, я понимаю, – откликнулась его собеседница. – Я даже хотела поймать кремрысу, посадить ее под лампион и придумать, как использовать ту силу, что выделяет ее шерсть.

– Это отличная идея, Келли! – похвалил ее древолюд. – Поймай мне несколько кремрыс, и мы подумаем, как применить их на практике.

– Обязательно поймаю, господин Симур, но… как быть с кремневиками? Если они используют это ваше ликричество…

– Э-ЛЕК-ТРИ-ЧЕС-ТВО!

– Хорошо! Пусть будет э-лек-три-чес-тво, – не стала спорить Келли. – Так вот, кремневики не захотят поделиться с нами этой силой. Значит, их надо остановить!

– Безусловно! – согласился тот. – Кремневики, известные также как корневики, хотят завладеть энергией всего Древа Жизни, и они не остановятся ни перед какими жертвами. Чем, ты думаешь, я здесь занимаюсь столько лет? Именно поиском способа борьбы с ними!

– И вы что-нибудь придумали?

– Мне кажется, да! Самое главное оружие кремневиков – это их способность принимать любой облик, и, следовательно, чтобы бороться с ними, нужно научиться отличать оборотня от человека, ну, или от древолюда, неважно. Друга от врага.

– Волшебная пыль! – воскликнула Келли.

– Что?! – удивился Симур. – Как ты сказала?

– Ну, в одной сказке чародей дал мальчику волшебную пыль, чтобы тот мог разоблачить злого оборотня, который выдавал себя за его отца.

– Что ж, это неплохое название, – проговорил древолюд, поднимаясь из-за стола.

Юная разведчица как завороженная наблюдала за ним. Он сунулся в небольшую нишу в стене пещеры и вынул из нее старую мятую жестяную кружку. Едва Симур поставил ее на стол, Келли не выдержала и заглянула. В кружке оказалась та самая золотая пыль, которую она увидела в ладонях тогда еще незнакомого ей существа, когда смотрела на него с обрыва.

– Я называю эту субстанцию выявителем, – сказал древолюд. – Но пусть будет волшебная пыль. Так даже лучше. Если я прав, достаточно лишь щепотки, чтобы выявить истинную сущность врага.

– Вы дадите мне ее?

– Разумеется, – сказал ее собеседник. – И не только дам эту пыль, я поделюсь с тобой еще кое-каким секретом. Возможно, он поможет тебе и твоим товарищам в борьбе с кремневиками даже больше горстки этого праха. Если ты, конечно, не боишься продолжить путь.

– Мне пора домой, – призналась Келли. – Мама с папой, наверное, уже с ног сбились, ищут меня.

– Ты права, девочка, – сказал Симур. – Нельзя слишком надолго отрываться от дома. Это я знаю по себе.

Юной разведчице стало стыдно. Она-то сейчас выберется из подземелья и вскоре будет дома, а этот чело… древолюд уже никогда не сможет вернуться в свой трухлявый Город. А ведь у него там наверняка остались родные… Собеседник словно угадал ее мысли. Он печально покачал головой и произнес:

– От моего Города не осталось ничего, кроме трухи. Что случилось с моей матерью, я не знаю. В родной мир мне не вернуться даже на большом черном корабле. Несмотря на все свои знания, я не ведаю, на какой из бесчисленных ветвей Древа растет плод моего мира. Так что мне ничего не остается, кроме горестного сожаления.

– А пойдемте к нам! – вдруг сказала девочка. – Папа будет рад. И… мама.

– Это невозможно, – вновь покачал головой Симур. – Стоит появиться наверху такому существу, как я, и начнется переполох. Так что вряд ли твои родители будут рады. Тем более мама. Спасибо тебе за доброту, девочка. У каждого существа в этой Вселенной свой путь и своя судьба. Твоя еще в самом начале, а моя уже подходит к концу. Это грустно, но это правильно. Каждый плод проходит стадии цветения, завязи, созревания и увядания. Целые миры отрываются от материнского Древа Жизни и отправляются в свой последний полет. Это закон жизни. Не пристало и нам его нарушать. Я свою судьбу выбрал, когда пообещал Осгуту, что выполню его просьбу. Тебе, Келли Эйлер, еще предстоит сделать свой выбор.

– Вы не подумайте, что я трушу! – вскинулась она. – Я только волнуюсь за родителей, а так готова идти куда угодно, если это поможет победить мерзких кремневиков!

– Я нисколько не сомневаюсь в твоей смелости, девочка. Будь ты трусихой, никогда бы сюда не забралась. Не подумай, что я тебя отговариваю от возвращения. Если ты сейчас просто вернешься домой, не случится ничего страшного. Ты и так сделала очень много для дела борьбы с кремневиками. Но если рискнешь продолжить путь, то у тебя и твоих друзей появится шанс навсегда изгнать этих тварей из вашего родного мира.

– Тогда тут и думать нечего! – воскликнула юная разведчица.

– Думать стоит всегда, – возразил ее собеседник. – Я же не сказал, что только от твоего выбора зависит победа над кремневиками. Я сказал, что у тебя появится шанс.

– Я все поняла! И готова идти дальше!

Глава восьмая
Верный способ

Еще утром Густав Эйлер передал по цепочке, что во время пересменки смотрителям-наладчикам нужно задержаться в каптерке, независимо от того, закончили они свою сегодняшнюю работу или только собираются к ней приступить. Разумеется, это касалось только подпольщиков. Остальные ничего не знали о сборе и немного удивились тому, что товарищи по работе не торопятся расходиться. Хотя такое и прежде бывало. Если на дворе непогода и хочется немного побыть в тепле, побалагурить, посмеяться с дружками, обменяться новостями. Осень все глубже увязала в зиме. За стенами распределительного узла светопроводных сетей мела нешуточная поземка. Поэтому казалось вполне естественным, что некоторые работяги не спешат покидать каптерку, но в конце концов все, кто не был связан подпольем, разошлись.

Густав обвел взглядом товарищей. Он знал каждого из них. И не только в лицо. Вкусы, привычки, характерные словечки. Холосты или женаты. У кого сколько детей. Нет, специально сведения о них глава боевой группы квартала не собирал – так, накопились за годы совместной работы и борьбы с кремниевой чумой. Густав и не думал, что вся эта житейская шелуха когда-нибудь ему пригодится. А вот пригодилась. Пока в руках у него нет ни кадуцетра, ни волшебной пыли, придется обойтись тем способом, о котором они договорились с Келли. А именно – задать каждому из товарищей вопрос, на который вряд ли сумеет ответить оборотень, не знающий жизни того, в кого он временно превратился, до мелочей. Правда, придется спрашивать с глазу на глаз, чтобы кремневик, если тот затесался среди подпольщиков, оказался застигнутым врасплох.

Конечно, сам сбор в каптерке мог показаться злодею подозрительным, но, к сожалению, не было другого способа увидеть всех квартальных подпольщиков разом. Никогда еще Густав не брал на себя такую ответственность – не за себя, не за семью, даже не за свою боевую группу – за судьбу всего противокремниевого подполья. Потому что, если Урсул Грант предатель, из руководства никому нельзя теперь доверять. Смотрителю-наладчику Эйлеру даже в голову не приходило, что фактически он по собственному почину взял на себя руководство подпольем. Пусть пока только в своем квартале. Да и некогда ему было об этом размышлять. Нужно было срочно принять меры против проникновения в их ряды кремневиков-оборотней. Войдя в каптерку, где яблоку негде было упасть и топор можно было вешать от табачного дыма, Густав постучал плоскогубцами по водопроводной трубе, чтобы привлечь к себе внимание. Когда шум стих, он сказал:

– Друзья, у меня есть важное сообщение, но я опасаюсь, что здесь нас могут подслушать. Поэтому я не стану объявлять его во всеуслышание, а передам каждому в личном разговоре. Так что прошу проходить по одному в щитовую, а потом возвращаться сюда и ни в коем случае не обсуждать услышанное.

Подпольщики понимающе закивали головами и не стали задавать никаких вопросов. Тогда Густав вызвал первого из них и провел его в щитовую – узкую каморку, где сходились светопроводы, снабжающие распределительный узел. Немолодой уже, коренастый наладчик исподлобья смотрел на командира боевой группы Эйлера, которому формально не подчинялся.

– Ну, и что ты там должон сообщить?

– Дядя Красс, – заговорил Густав. – Помнишь, в прошлом году ты у меня взял взаймы пятнадцать монет?

– Пятнадцать! – вскинулся тот. – Ты что, ополоумел? Да я за всю жизнь ни у кого пятака не взял!

Это была правда, хотя далеко не все работяги знали об этом, и командир боевой группы с облегчением выдохнул.

– Прости, дядя Красс, – покаянно сказал Густав. – Это была небольшая проверочка. Не обижайся! Посиди еще немного в каптерке, ладно?

– И это все, что ты имеешь сказать?! – пробурчал старик. – Я-то думал, что важное.

– Важное, дядя Красс. Ты вскоре узнаешь. А пока позови Смилгу.

Хлопнув дверью, пожилой наладчик покинул щитовую. Через минуту в нее протиснулся Смилга – рослый, здоровенный парень, которому было здесь тесно. Согнувшись в три погибели, он вопросительно уставился на Густава Эйлера из-под потолка. Командир боевой группы с этим церемониться не стал. Здоровяк был из его команды.

– Слушай, Смилга, ты у своей жены деньги на выпивку клянчишь?

Даже в полумраке, царившем в щитовой, было заметно, что парень покраснел.

– Понимаешь, Густав, – начал оправдываться тот. – Завела баба дурную привычку всю получку отбирать. Говорю ей, оставь пару монет на посиделки с друзьями, а она мне шиш под нос сует.

– Ну так поколоти ее! – посоветовал Густав. – Ты же мужик!

Командир боевой группы попал в самое больное место.

– Да что ты! – ахнул его собеседник. – Она же такая… такая…

Он не нашел подходящего слова, и лишь щеки заалели еще ярче. Командир боевой группы знал, что Смилга до безумия любит свою толстую крикливую женушку, которая вьет из него веревки, следовательно, его реакция была именно такой, какой должна быть.

– Ладно, ступай! – вздохнул Густав.

– А это… Ну… важное сообщение?

– Потом, потом! Позови Дринка и помалкивай о нашем разговоре.

Смилга, пятясь как рак, задом наперед выбрался из каморки. Через минуту в ней появился тощий и вместе с тем рыхловатый Дринк. Несмотря на фамилию, он не брал в рот ни капли спиртного, на этом и решил сыграть его командир.

– Короче, Дринк! – заговорщически подмигнув, заговорил тот. – Не хотел при парнях… Ну, сам понимаешь, на всех не хватит. Давай жахнем по стаканчику южного!

– Смеешься! – скривился Дринк. – Ты меня с Пристом путаешь. Вот тот любитель. Или ты всех так понемножку угощаешь?

– Всех! – «признался» командир боевой группы. – Ты только молчи!

– Само собой, – заверил его Дринк. – Если у тебя все, я домой пойду.

– С тобой все. Однако ты погоди пока уходить. Я еще общее сообщение сделаю. И покличь сюда… Ну хотя бы того же Приста.

– Покличу. Только ведь от него стаканчиком не отделаешься. Он всю бутыль вылакает. Может, его в последнюю очередь?

– Да нет. Давай сейчас.

Прист появился немедленно, словно уже ждал за дверью. И сразу же начал принюхиваться. В боевую группу Эйлера он не входил, но тот вообще не понимал, как можно держать в подполье горького пьяницу. Чуть что, он же за бутылку продаст! Ну и как его проверять? Предложить выпить? Не слишком ли примитивно? А, ладно! Чего зря огород городить?

– Ты чего принюхиваешься? – спросил Густав.

– Ну как! – удивился тот. – Ты же здесь эта… наливаешь.

– С чего ты взял?!

– Как с чего? Мне Дринк шепнул, дескать, Эйлер всем наливает. Я, грит, отказался, поскольку непьющий, так что тебе, грит, полагается двойная порция. Ну и домой потопал.

Густав вскочил.

– Как домой?! – выдохнул он. – Я же просил его задержаться!

В домашней лаборатории ординарного адъюнкта Альберта Кнехта кипела работа. Помня о том, что кремневики могут попытаться проникнуть сюда под видом кого-нибудь из его молодых коллег, ученый слуга Фредерика Марстона пригласил к работе всего троих. Кроме Юноны Смит и Бенджамена Расти, своему учителю стал помогать Освальд Грапп. У Освальда были золотые руки, поэтому именно ему было поручено вытачивать детали нового кадуцетра, первого из тех, что предстояло изготовить. Что бы там ни утверждал Протей, принявший облик ординарного адъюнкта, Кнехт и его молодые друзья не изобретали кадуцетр как таковой. Они лишь теоретически вычислили, на каких принципах он может быть основан. И долгое время не были уверены, что сумеют воспроизвести его в металле. Вернее, не только и не столько в металле, так как главным образом это древнейшее оружие Охотников Зари состояло из особым образом обработанной кристаллической массы.

Вот обработкой этой массы и должен был заняться сейчас Грапп. Увидев чертеж, некогда выполненный Бенджаменом, Освальд долго чесал в затылке, потом угрюмо кивнул и принялся раскладывать инструменты. Сам кристалл, необходимый для работы, Альберт Кнехт вырастил уже давно – он был огромным и стоял в углу лаборатории, словно прозрачный шестигранный обелиск. Поэтому с ним пришлось повозиться, закрепляя между подвижными частями станка. Когда Расти и Грапп управились с этим, можно было считать, что половина дела уже сделана. Кристалла должно было хватить как минимум на пятьдесят кадуцетров, но ученые пока не знали, сколько их понадобится для нужд подполья, но работу начали заранее.

Освальд запустил станок: алмазные резцы стали понемногу обтачивать шестигранник. А Бенджамен и Юнона принялись мастерить силовой блок нового кадуцетра. Охотники Зари не использовали свет в качестве источника того, что на совершенно ином языке называется energiei. Ординарный адъюнкт Кнехт давно понял это и потратил много лет, чтобы обнаружить другую силу, которая по странному стечению обстоятельств и вырабатывалась той самой пресловутой кремниевой чумой. Слово «электричество» даже высшим сановникам Акадеума не было известно, поэтому ученый слуга Марстона просто и без затей именовал открытый им тип energii «усилителем». Так вот, именно на «усилителе» и должен был работать кадуцетр.

Покуда молодые коллеги трудились, сам Альберт Кнехт занялся другим делом. Он погрузился в глубокие размышления. События последних дней дали немало пищи его мозгу. Спасибо, конечно, ученикам, что они назвали «красный язычок», пирамидку и кадуцетр «триадой Кнехта». Это большая честь для любого ученого. На самом деле эти устройства могли быть созданы только Охотниками Зари, или, иначе, Сверхмыслителями. Из всех разумных обитателей Древа Жизни лишь эта раса достигла наивысшего расцвета.

Ординарный адъюнкт Кнехт имел отношение к этим изделиям Сверхмыслителей постольку, поскольку теоретически предсказал их существование, основываясь на тех скудных данных, которые были доступны ученым Полиглоба.

Самым простым устройством из всей триады был как раз кадуцетр. Возбужденный «усилителем» кристалл излучал волны строго определенной длины. Воздействуя на органическую структуру материи, эти волны могли либо превратить существо любой расы в мертвую киселеобразную массу, либо в живое, но бесформенное тело, вроде того, каким стал сам Кнехт, когда попал под выстрел Протея. Вооруженные кадуцетрами, кремневики-оборотни способны подавить всяческое сопротивление. Однако даже это – абсолютное – оружие не столь опасно, если его обладатель лишен двух других устройств. Куда страшнее, когда беспринципный оборотень вооружен абсолютным ясновидением в сочетании со столь же абсолютной жаждой власти. Вся триада сделает такую тварь совершенно несокрушимой.

Увы, не только воссоздать «красный язычок» и пирамидку, но и даже хотя бы приблизительно понять принцип их устройства Альберт Кнехт пока что не мог. На это, пожалуй, не хватило бы и всей мощи полиглобской науки. До недавнего времени ученый вообще считал их легендой, не подозревая, что они мирно покоятся в подсобке магазина «ФУНКЕРЫ И ДРУГИЕ ДИКОВИНЫ». И вот теперь, когда он знает, что «красный язычок» и пирамидка существуют на самом деле, перед ним со всей остротой встал вопрос: откуда они взялись на этой планете? Не с неба же свалились! Возможны лишь два пути. Их либо кто-то привез сюда, либо изготовил уже здесь. И если этот человек или какое иное существо все еще находится в Полиглобе, его обязательно нужно отыскать. В противном случае победа над всеми этими «протеями», завладевшими триадой, будет невозможной.

Осознав это, ординарный адъюнкт Кнехт пришел к выводу, что следует непременно уточнить у Фредерика Марстона, когда и при каких обстоятельствах тот заполучил «красный язычок» с пирамидкой. И уже исходя из полученных сведений, заняться поисками таинственного гения или пришельца, который «осчастливил» Полиглоб этими устройствами. Однако при сложившихся обстоятельствах необходимо соблюдать максимальную осторожность. И не выходить из дома, не вооружившись кадуцетром. Протей, конечно, много чего наговорил хозяину «ФУНКЕРОВ», но в одном не соврал: абсолютное оружие при минимальном заряде может парализовать внешний эффектор распределенного сверхорганизма, так же как и любой другой. Иной вопрос, как в этом случае отличить кремневика от человека?

Это была совершенно новая проблема для Альберта Кнехта. Конечно, будь у него «красный язычок»… но его не было. Следовательно, решить эту проблему нужно сейчас, пока молодые коллеги создают новый кадуцетр. Ординарный адъюнкт постарался припомнить все, что ему было известно о существах, именуемых кремневиками. Они и в самом деле не обладали индивидуальностью, являясь своего рода бесчисленными личинами единого сверхорганизма, который, по некоторым сведениям, зародился уже в те времена, когда Древо Жизни было еще крохотным и слабым ростком. Росло Древо, рос и этот сверхорганизм, паразитируя на нем. Разумом как таковым он не обладал, но обретал псевдоразумность в своих внешних эффекторах. Как правило, эта псевдоразумность проявлялась, когда внешний эффектор имитировал человека или иное мыслящее существо.

И Альберт Кнехт понял, что нашел решение проблемы.

Признаться, Марстон не ждал ничего хорошего от встречи с мадам Хендриксон, опасаясь, что это опять какой-то подвох. Однако сидеть, как таракан в щели, опасаясь высунуть нос из дому, было унизительно, и он решил навестить Энни во что бы то ни стало. Правда, не преминул подстраховаться. Конечно, кадуцетра под рукой у него не было, но имелось кое-что другое. Недаром же он столько лет собирал функеры и другие диковины. Поэтому, покопавшись в груде редкостей, которую они с молодыми учеными навалили вчера на столе, владелец магазина нашел то, что ему в крайнем случае может пригодиться. Прихватил он и лучемет Смита, предварительно проверив заряд. Теперь можно было чувствовать себя практически неуязвимым.

День Марстон проспал, поэтому, когда он вышел из дому, снаружи снова была тьма и падал снег. Элеватор поднял его на платформу межквартальной линии – Энике-Бенике жила довольно далеко, почти в самом центре Западного Дистрикта. На платформе намело столько снега, что та стала скользкой. Было бы весьма неосторожно подходить к ее краю, прежде чем подойдет поезд. Владелец «ФУНКЕРОВ» уселся на скамейку возле ограждения и стал ждать. Он поймал себя на том, что внимательно присматривается к редким пассажирам, которые ждали поезда вместе с ним, и запретил себе это. Оборотня «на глазок» все равно не отличишь от человека, зато себя запугать можно. Так от собственной тени начнешь шарахаться.

И Марстон перестал озираться, а когда подошел состав, поднялся и, ни на кого не глядя, вошел в вагон. Выбрал свободное место, уселся и стал смотреть на городские огни, пролетающие мимо. Предприниматель и небедный человек, Фредерик Марстон редко задумывался о смысле своей жизни. Торговля шла бойко. По крайней мере, до вчерашнего дня. Денежный запас понемногу рос, и можно было не опасаться, что на старости он останется нищим. Да и к товару, которым он торговал, как только вырос, Марстон не был равнодушен. Что же мешало ему наслаждаться жизнью? Может, то, что никаких перемен в ней не предвиделось? Да, последние события внесли в повседневную рутину волнующее разнообразие, но все эти эскапады рано или поздно закончатся. Ради чего же он будет жить дальше?

Объявили нужную станцию. Марстон вскочил, вышел на платформу. С нее был виден ярко освещенный дом Энн Хендриксон, крыша которого была отведена под оранжерею для разведения орхидей. Именно стеклянная кровля и выделяла это строение среди других. Владельцу магазина «ФУНКЕРЫ И ДРУГИЕ ДИКОВИНЫ» нестерпимо захотелось оказаться под этой крышей, в тепле и уюте. Как бы Энни ни отпиралась насчет пирогов, она наверняка приготовила что-нибудь вкусненькое к вечернему чаю. Марстон едва не забыл об осторожности, до того ему не терпелось побыстрее очутиться под крышей дома своей давней подруги. Только в последний момент он краем глаза успел заметить, что один из пассажиров, до самых глаз укутанный в кожаный реглан[1]1
  Имеется в виду тип верхней одежды, какую в нашем мире носили военные.


[Закрыть]с высоким меховым воротником, идет за ним по пятам.

А когда заметил, намеренно замедлил шаг, сделав вид, что с трудом выдирает ноги из снежной каши, которой изрядно накопилось на мостиках и переходах. На ходу Марстон как бы случайно сунул руку в правый карман. Кадуцетра у него, конечно, не было, но «левитирующая игла» обездвиживала не хуже. Правда, два раза воспользоваться одной и той же штучкой было нельзя, да и стоила она баснословно дорого. Владелец «ФУНКЕРОВ» сделал вид, что споткнулся. Охнув, прислонился к перилам переходного мостика. Незнакомец в реглане поравнялся с ним. Марстон стремительно вынул из кармана стеклянную трубочку с «иглой», ногтем сорвал колпачок, направил на преследователя, но тут жесткие пальцы стиснули его запястье.

– Не расходуйте напрасно дорогую вещь, хозяин! – произнес человек в реглане знакомым голосом.

– Альберт! – выдохнул тот. – Простите, господин ординарный адъюнкт.

– Если вы меня еще не уволили, господин Марстон, – откликнулся ученый, – то я по-прежнему ваш слуга.

– Если не оборотень, – пробурчал владелец магазина.

– Нет, хозяин, – откликнулся Кнехт. – И теперь у меня есть способ доказать это.

– Вы успели изготовить новый кадуцетр?

– Успел. Вернее, мои молодые друзья. И я его взял с собой, но не в кадуцетре дело. Сам по себе он не позволяет отличить кремневика от человека, что бы там ни утверждал наш друг Протей. Я нашел другой способ, гораздо более простой и эффективный.

– Любопытно будет ознакомиться.

– Вы торопитесь к мадам Хендриксон? – осведомился слуга. – Не сочтете дерзостью, если я напрошусь с вами за компанию?

– Ну, если вы по-прежнему мой слуга, ваше присутствие будет выглядеть вполне естественно.

– Тогда идемте!

Поддерживая друг дружку на скользких местах, они, как приятели, направились к дому мадам Хендриксон.

Дверной колокольчик брякнул несколько раз, прежде чем старый Грегсон открыл им дверь. В двух мужчинах, облепленных снегом, Бартоломью не сразу узнал господина Марстона и его слугу. Он помог им освободиться от пальто и шапок и указал место, где можно снять калоши. Владелец «ФУНКЕРОВ» не ошибся. В доме действительно восхитительно пахло свежей выпечкой. Грегсон проводил гостей в большую залу, обставленную в соответствии со вкусом хозяйки, сообщив, что мадам выйдет к ним несколько позже. У нее в духовке дозревает пирог. Тепло и знакомый милый уют окутали Марстона, словно вата хрустальное яйцо.

– Так какой, говоришь, способ ты открыл? – благодушно осведомился он, снова перейдя со своим слугой на «ты».

– Прежде чем я вам отвечу, господин Марстон, позвольте задать вам один вопрос?

– Валяй!

– Вам не совестно понукать мною?

– Что?! – вскинулся тот. – Что значит понукать?

– Я все-таки ученый, ординарный адъюнкт.

– Ты же сам только что сказал мне…

У владельца «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» не хватало слов. Наверное, потому, что собеседник загнал его в моральный тупик. В самом деле, по договору, заключенному между ними, Альберт Кнехт становился слугою Фредерика Марстона, покуда тот не уволит его или не истечет срок действия настоящего документа. Формально все верно, но чисто по-человечески понукать серьезным ученым, тыкать, отпускать ехидные замечания в его адрес – не слишком-то правильно.

– Успокойтесь, господин Марстон, – сказал ученый. – Это была лишь проверка. Тот самый простой способ. Суть его заключается в том, что Протей и ему подобные лишены подлинной личности, а следовательно, не испытывают нравственных мук.