Текст книги "Энергия души"

С каждым днем функеров становилось все больше. И все чаще взрослые стали забывать о своих служебных обязанностях и профессиональном долге, а дети – об учебе и послушании, попусту тратя драгоценное время на возню с хитроумными безделками. То и дело общественные телефоры распространяли известия о пагубном влиянии, которое функеры оказывали на жизнь горожан. Увлекшись очередной игрушкой, почтенный отец семейства сорвался с транспортной эстакады. Ради того, чтобы заполучить новенький функер, замужняя дама приняла нескромное предложение заезжего ловкача-коммивояжера, в результате чего супружество ее потерпело крах. Мания приобретения этих виртуозно устроенных механизмов толкала людей даже на преступления. Широко стал известен случай с кассиром Западного банка, который украл солидную сумму, потому что в его коллекции недоставало страшно дорогой «левитирующей иглы».

Налюбовавшись видом закатного города, Густав приступил к работе. Утечку света он заметил еще издалека, да ее и нетрудно было заметить. На фоне ажурного переплетения транспортной эстакады отчетливо выделялась голубая искорка. Когда Густав поднялся к месту повреждения, искорка превратилась в сияющую прореху. Он опустил на глаза защитные очки-гоглы, добавил к обычным темно-синим стеклам дополнительный светофильтр, чтобы ослепительное сияние впустую расходуемого света превратилось в узенькую мерцающую полоску. Таким образом, смотрителю стал понятен истинный масштаб повреждения. Поезда, проходящие по эстакаде, раскачивают жилы светопроводов, заставляя их тереться о железные балки. В итоге защитная оболочка лопнула, обнажив внутреннюю светоотражающую поверхность. Помощь в ликвидации этой утечки Густаву не требовалась.

Он достал из сумки несколько стягивающих хомутиков и накидной ключ. Отработанными движениями нацепил хомутики и крепко стянул их болтами, таким образом сблизив края поврежденного участка. Потом достал баллон напылителя и прошелся по ним инжектором, покуда не погасла последняя искорка голубого света. Теперь нужно было дождаться, чтобы напылитель подсох, и только тогда снимать хомутики. Все это была привычная работа, и Густав был очень рад ей. Будь его воля, он бы ничем другим не занимался, но если он махнет рукой на все остальное, то кремниевая чума рано или поздно пожрет всю сеть городских светопроводов. Ни один честный человек не может остаться равнодушным к этой напасти. Густава удивляло, что никого из вышестоящих господ не волновало распространение кремниевой заразы, словно и не было ее вовсе.

Правда, ходили слухи, что на Центральной распределительной подстанции есть один господин инженер, который будто бы занимается составлением карты распространения узлов кремниевой чумы, но сам Густав своими глазами не видел ни этого господина, ни карты, им составляемой, а слухам не верил. А вот покалеченного кремневиками смотрителя Бриджа, пятидесяти шести лет, он собственноручно доставил в приемный покой госпиталя Милосердной Десницы и своими ушами слышал, как полицейский чин, китель которого едва сходился на толстом брюхе, объявил случившееся с Бриджем несчастным случаем и отказался принять заявления свидетелей, утверждавших, что смотритель подвергся нападению неизвестного.

Медикусы в госпитале спорить с полицейским чином не рискнули, нехотя подтвердив, что работяга сверзился с эстакады, забыв пристегнуться. После этого случая подпольщики решили, что нет смысла привлекать внимание властей к расследованию нападений на рабочих. Начнешь настаивать – выйдет только хуже. Полиция скорее начнет трясти самих световиков, чем рискнет гоняться за неуловимыми «людьми кремния». Да и в госпитали приносить пострадавших в схватках товарищей световики перестали: в городе полным-полно частнопрактикующих медикусов, не имеющих привычки задавать лишние вопросы. Хотя странно, что смотрители светопроводов, отстаивая интересы всех жителей Полиглоба – и богатых, и бедных, – вынуждены были таиться, словно это они были преступниками.

Густав потрогал место залатанного повреждения – кажется, напылитель подсох и схватился. Убедившись в этом, смотритель начал осторожно развинчивать хомутики. Когда он снял их, то некоторое время внимательно наблюдал за поврежденным участком светопровода, не прорвется ли лучик света. Ночная тьма вокруг сгустилась настолько, что, если бы не городское освещение, можно было бы заметить малейшую искорку на расстоянии мили. Впрочем, здесь Густаву городские огни не мешали удостовериться в том, что руки его и на этот раз не подвели. Повреждение было ликвидировано. Он посмотрел на часы – старую добрую «луковицу», не имеющую ничего общего с навороченными функерами, которые время не только показывали, но и напевали, рисовали тлеющим огоньком в темноте и даже вызванивали падающими капельками.

Черные стрелки на обыкновенном белом, слегка фосфоресцирующем циферблате показывали девять часов. Рабочая смена Густава Эйлера закончилась, но у него оставалось еще дело, связанное с подпольем. Было бы неправдой сказать, что световики сражались с кремниевой чумой совсем уж один на один. Ведь не одни же они замечали, что светопроводы обрастают какой-то дрянью. С нею сталкивались и заправщики на зарядных станциях, и машинисты локомотивов, и механики, обслуживающие двигатели аэрожаблей. Густав не знал, обращались ли эти ребята к своему начальству, а даже если и обращались, то никаких последствий сие не возымело. Тем не менее молва о кремниевой чуме расползалась, проникая в самые неожиданные сферы. И вот однажды на подпольный комитет световиков вышел некто Фредерик Марстон – владелец лавки диковин, недурно зарабатывающий на функерах. Он предложил подпольщикам финансовую и любую другую помощь, какую мог оказать.

Неизвестно, рассказывал ли Марстон кому-нибудь из членов комитета о том, почему он решил помогать подпольщикам. Во всяком случае, Густав ничего об этом не слышал. Однако владелец магазина «ФУНКЕРЫ И ДРУГИЕ ДИКОВИНЫ» не жалел ни сил, ни средств для борьбы с кремниевой заразой. И вот сегодня он назначил встречу со световиком-смотрителем Эйлером у себя в лавке. Получив от него записку, Густав немного удивился. Кто он такой, чтобы разговаривать с господином Марстоном? Всего лишь рядовой подпольщик, не входящий даже в комитет. Правда, лавка находилась неподалеку от того дома, где в маленькой двухкомнатной квартирке обитала семья Эйлеров. Может быть, господин Марстон намерен сообщить ему что-то срочное, не рискуя передавать это комитетчикам по телефору?

Перед тем как отправиться к господину Марстону, Густав решил заскочить к себе, умыться и переодеться. Городская беднота ютилась в домах-башнях, что возвышались среди особняков богатеев. Чтобы попасть в свою квартирку, световик-смотритель Эйлер должен был подняться в громыхающей, продуваемой всеми ветрами клетке элеватора, а потом перейти по мостику, подрагивающему под ногами, к опоясывающей башню площадке, с которой внутрь дома вела массивная дверь. За дверью начинался длинный коридор с пронумерованными дверями. Густав подошел к той, на которой красовался номер «1013», и открыл ее своим ключом. Перешагнув порог, он сразу окунулся в уютную атмосферу родного жилища, где пахло пирогами с капустой и клюквенным морсом. Заслышав его шаги, из кухоньки выглянула Флора.

– Добрый вечер! – сказала она. – Ты случайно не знаешь, куда это Келли запропастилась? Десятый час уже…

Глава вторая
Жуткий посетитель

Часы на Ратуше вызвонили половину девятого утра, когда Фредерик Марстон, владелец «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН», вошел в свой магазинчик. Жалюзи на витринных окнах были уже свернуты. Альберт, старый слуга, орудовал щеткой, стряхивая пыль с товара. Поприветствовав хозяина, он продолжил работу. Марстон прошел в кабинет, чтобы переодеться и выпить кофе. За окном наливался золотом солнечный осенний денек. На подвесных тротуарах появились первые прохожие. Засыпая черные зерна в кофемолку, Марстон с любопытством наблюдал беззвучные уличные пантомимы. Парочка чиновников из акцизного департамента, оживленно жестикулируя, чинно шагала к платформе поезда. Навстречу им шла дородная мамаша с детской коляской. Завидев ее, чиновники поспешно расступились, освобождая дорогу, вежливо приподнимая черные цилиндры с невысокой тульей. Мамаша с благодарностью кивнула учтивым клеркам.

Группка курсантов Училища Воздушного флота, сверкая серебряными нашивками на отутюженных кителях, торопливо пересекала переходной мостик, который вел с тротуара к башне, где располагалось их учебное заведение. Один из них – светловолосый, хрупкого сложения паренек – уронил фуражку, и форменный головной убор покатился в противоположную от Училища сторону. Товарищи растеряхи расхохотались, а тот вприпрыжку помчался за своей фуражкой и чуть было не сшиб с ног рослого мужчину в изящном синем с золотой искрой пальто. Приняв извинения от курсанта, щеголь сошел с тротуара и двинулся в сторону «ФУНКЕРОВ».

«Неужели первый покупатель?» – спросил себя Марстон. Первого покупателя надлежало встречать лично, и, с сожалением сняв турку со светоплитки, хозяин поспешил в торговый зал, знаком велев слуге скрыться с глаз долой. Звякнул дверной колокольчик.

– Доброе утро, господин! – Марстон слегка поклонился щеголю.

Покупатель, похоже, был человеком опытным, он рассеянно кивнул на приветствие, немедленно устремился к витрине, ткнул в нее длинным пальцем, на котором красовался драгоценный перстень, и деловито осведомился:

– А эти ламартинские зверги вторичного обращения?

– К сожалению, – вздохнул хозяин. – Вы же знаете, как нелегко теперь доставать первички.

– Увы, – горестно покивал прилизанной головой покупатель. – После того как Трибунал разгромил рынок на Лебяжьем острове, хорошего товара не сыскать.

– Вы совершенно правы, – подхватил Марстон. – Однако обратите внимание вот на эти шарики. Доставлены со склада конфиската.

Он выложил на прилавок три массивных золотых шара размером не больше бильярдных. Придерживая тремя пальцами, ловко свел их между собой, и они слились, словно капли воды, стянутые поверхностным натяжением. Через мгновение на прилавке лежал один золотой шар, не увеличившись в размере.

– А теперь… – пробормотал хозяин, медленно разводя собранные в щепоть пальцы.

Покупатель и глазом не успел моргнуть, как перед ним снова лежали три одинаковых шара.

– Забавная штучка! – рассмеялся щеголь. – Покупаю. Заверните.

– А вот это вы видели? – поспешил Марстон развить успех.

Не давая покупателю припомнить, что это такое, он вытряхнул на прилавок ворох зеленоватых металлических палочек размером со спичку. Повел над ними ладонью, и палочки сами собой сложились в причудливый узор, будто железные опилки под воздействием магнитного поля. При этом в воздухе повис мелодичный звон.

– Циркониты не такая уж и редкость, – отмахнулся щеголь. – Вот если бы вы мне предложили, скажем, пирамидку Марстона…

– Простите?

Покупатель присвистнул.

– Неужели, – снизив голос почти до шепота, проговорил он, – в лавке Марстона отсутствует товар, названный в его честь? Вы не находите, что в этом есть нечто парадоксальное?

Хозяин лавки покачал головой.

– Поверьте, господин, – сказал он, приложив ладонь к груди, – я в первый раз слышу о том, что в мою честь что-то было названо.

– Не стану спорить, – легко согласился щеголь. – Сколько с меня за шарики?

Марстон назвал стоимость покупки и принялся укладывать ее в коробку, выстланную соломкой. Заплатив, щегольски одетый покупатель попрощался и выпорхнул в наливающееся осенним хрупким теплом утро.

– Пирамидку Марстона ему подавай, – пробормотал владелец «ФУНКЕРОВ». – Чепуха какая-то.

Среди функеров порой попадались пирамидки с тремя и больше гранями, сделанные из металла, стекла или камня. Пирамидки в собрании Марстона были прозрачные, матовые, раскрашенные; они умели издавать различной частоты и тональности звуки, излучать в разнообразных диапазонах, разговаривать на многих языках, включая вымершие. Друг от друга пирамидки отличались размерами, массой, плотностью и причудливостью формы. Точнее будет сказать, обыкновенных пирамидок в его коллекции не было. Имелись и такие, которые были искусно выполненными иллюзиями, обладавшими некоторыми свойствами материальных предметов. В каком-то смысле любую можно было назвать пирамидкой Марстона. И казалось странным, что щеголь, судя по всему, хорошо разбирающийся в этих диковинах, не счел нужным уточнить, о какой из них идет речь.

Правда, и хозяин лавки отчего-то не выпытал у покупателя, какая именно пирамидка ему требуется. Почему? Ломая над этим голову, Марстон принялся собирать рассыпанные по прилавку циркониты, когда дверной колокольчик звякнул вновь. Хозяин лавки поспешил навстречу новому покупателю. На этот раз им оказался пожилой, солидно одетый господин. Такие покупатели встречались редко. Обычно функерами интересовались люди помоложе, а старики предпочитали что-нибудь старинное, из антиквариата – вазы Горного замка, клинки, выкованные в Междуморье, или книги, некогда переписанные слепыми монахами Безымянной обители с древних, теперь уже давно истлевших свитков. Впрочем, такого рода товары в лавке Марстона тоже имелись.

– Добрый день! – приветливо поздоровался он. – Чем могу быть полезен?

Посетитель никак не отреагировал на его слова. Марстону пришло в голову, что пожилой господин может оказаться глухим, поэтому несколькими взмахами «светового пера» повторил тот же вопрос медленно гаснущими письменами на грифельной доске. Пока он их выводил, клиент вынул из-за пазухи серебристый кругляш и прикрепил его к гортани особой присоской. Раздался тихий щелчок, и в тишине магазина прозвучал механический голос мембраны, который раздельно произнес:

– Мне требуется это.

С этими словами немой отнял у хозяина лавки «световое перо» и принялся быстро рисовать на доске… пирамидку. Марстон вгляделся в изображение. Да что же это такое! Сговорились они, что ли? Это и в самом деле была пирамидка. Обыкновенная четырехугольная, правильной формы. Возможно, стеклянная или сделанная из другого прозрачного материала. Если, конечно, клиент попросту не поленился заштриховать ее грани. Такого добра хватало в любом магазине, торгующем сувенирами, и необязательно функерами, но Марстон не помнил, чтобы в его ассортименте было столь невзрачное приобретение. Разумеется, стоило бы посмотреть в каталоге, но это требовало времени.

К тому же эти странные, будто и в самом деле сговорившиеся между собой покупатели разожгли в хозяине «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» жгучее любопытство: зачем им вдруг понадобилась эта пирамидка? Может, это какое-то модное веяние? Очередное порождение массового приобретательского психоза? Стоило уточнить, прежде чем выкладывать товар на прилавок, если он, конечно, имеется в наличии. Да, но что же делать с этим пожилым немым господином? Отправить восвояси? Предложить прийти позднее? Не успев принять определенного решения, Марстон с удивлением понял, что уже произносит:

– Простите, но такого товара у нас нет.

Последовала мучительно долгая пауза. Возможно, посетитель осмысливал услышанное или не знал, как отреагировать. Марстон молил Хранителя Древа, чтобы немой господин не оказался ясновидящим, которому ничего не стоило уличить владельца магазина во лжи.

– Ты не понял меня, лавочник, – наконец отозвался клиент. – Мне требуется ЭТО! И оно у тебя есть. Ты продаешь мне. Я даю хорошую цену. Мы расстаемся друзьями. Иначе…

– Что – иначе? – переспросил Марстон, нащупывая под прилавком прерыватель тревожной сигнализации.

Стоило разомкнуть клемму, и в полицейском участке замигает особый лампион. Не пройдет и пяти минут, как стражи закона окажутся в лавке. А до их прибытия можно кликнуть Альберта, который выполнял в магазинчике весьма разнообразные функции. Да и сам хозяин в прежние времена был не дурак подраться. Так что пусть только сей господин сделает лишнее движение… То ли решимость Марстона явственно отразилась у него на физиономии, то ли настойчивый покупатель все же обладал ясновидческими способностями, во всяком случае перемену настроения хозяина лавки он уловил. Спешно стерев изображение на доске, он отлепил от своей гортани кругляш и спрятал его за пазухой.

Потом произошло то, что Фредерик Марстон с ужасом вспоминал потом многие годы спустя. И без того морщинистая кожа на лице немого сморщилась еще сильнее. Вернее, это поначалу хозяину лавки почудилось, что у клиента прибавилось морщин, на самом деле лицо стало меняться. Марстон содрогнулся. Он словно смотрел в странное кожаное зеркало, узнавая в нем свою искаженную физиономию. Физиономия усмехнулась хозяину лавки, подмигнула и в одно мгновение вновь стала лицом пожилого господина. Одним рывком, словно осьминог, уходящий от опасности, жуткий посетитель оказался возле выхода из магазина. Возмущенно взвизгнула слишком резко отворенная дверь, и Марстон снова остался один.

Впрочем, как выяснилось через минуту, ненадолго. Звонок брякнул в третий раз. Владелец лавки ни на мгновение не сомневался, что это новый покупатель, которому срочно понадобилась пресловутая «пирамидка Марстона». Все еще вздрагивая от отвращения, хозяин «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» отправился встречать следующего гостя, но, завидев до боли знакомую оранжевую накидку, едва не закричал от радости. За десять с лишним лет знакомства он никогда еще не был так счастлив видеть эту женщину.

У каждого, кто посвящает свою жизнь поиску редких и необыкновенных вещей, одиночество входит в привычку. Оно как старая, изрядно поношенная куртка, снабженная множеством уютных карманов, где можно хранить все необходимое в дальней дороге. У Марстона такая была. Висела в прихожей дома, на почетном месте. Расстаться с нею – все равно что расстаться с надеждой. Однако другие куртки, плащи и шубы не претендуют на то, чтобы занять место старой куртки в жизни хозяина. Во всяком случае, преднамеренно. Иное дело, когда речь идет об одиночестве – разделить его порой находятся желающие. Марстон не торопился расстаться с поношенным своим одиночеством, но, увидев, что порог лавки переступает Энн Хендриксон, почувствовал себя почти счастливым.

Он кинулся вперед и, к немалому удивлению женщины, страстно ее расцеловал.

– Энни, боже мой… Какими судьбами?

Мадам Хендриксон сделала вид, что не удивлена столь бурному порыву своего обычно излишне сдержанного приятеля.

– Я принесла тебе пирог, – заявила она, протягивая ему коробку. – Если ты будешь столь же любезен, как минуту назад, мы сможем съесть его за чаем.

– Чем вызвана эта трогательная забота, Энни? – осведомился Марстон, принимая картонную коробку, от которой исходило тепло. – Прежде ты никогда не заглядывала в мой магазин, чтобы спасти от голода.

– Сама не знаю, – откликнулась мисс Хендриксон, рассеянно озираясь. – Как у тебя здесь интересно.

– Положительно, ты меня удивляешь, подруга, – проговорил Марстон. – Мне казалось, что, кроме орхидей, тебя ничего на свете не интересует.

– Кроме орхидей, меня интересуешь ты! – парировала женщина. – Напои же меня поскорее горячим чаем! Я замерзла.

Марстон позвал Альберта. Слуга появился из подсобки, вежливо поздоровался с гостьей.

– Мы с госпожой Хендриксон попьем чаю, – обратился к нему хозяин, – а ты побудь за прилавком. Если будут спрашивать что-нибудь… гм… необычное, позовешь меня.

– Слушаюсь, господин! – отчеканил Альберт.

– Как он у тебя вышколен, – восхитилась мадам Хендриксон, когда они вошли в кабинет. – А мой Бартоломью совсем старым стал. Все у него валится из рук.

– Отдай его в ремонтную мастерскую, – усмехнулся Марстон, усаживая гостью в свое любимое кресло и вновь включая светоплитку.

Турку с так и не сваренным кофе пришлось отставить в сторонку.

Мадам Хендриксон всплеснула полными руками.

– Что ты! Они же ему не только шарниры или что там у него заменят. Они влезут в его мозги, где хранятся бесценные сведения по выращиванию орхидей.

Это была их любимая шутка. Как-то Энн услыхала в новостях по общественному телефору о том, что некий чудак поставил перед собой цель создать идеального светомеханического слугу. С тех пор у Марстона и его подруги появилась забавная привычка обсуждать, как они будут чинить своих лакеев, заменяя им шарниры, кривошипы, шестеренки и прочие запасные части. Вот и теперь, покуда хозяин магазина возился с чайником, они с гостьей с удовольствием перебрали «запчасти» своих слуг.

Кстати, чайник у Марстона был особенный – походный. Вода в нем закипала мгновенно. Не прошло и двух минут, как янтарный напиток, заваренный из чайного листа, выращенного на плоскогорьях Юга, был разлит по чашкам из тончайшего Возможно, без кавычек. Не знаю, что это и в каком контексте. Есть холодный фарфор, но чай из него не пьют. Была вскрыта коробка с пирогом. К чайному аромату добавился и запах свежей сдобы и черничной начинки. Наслаждаясь мгновением и вкусовыми изысками, Марстон подумал, что еще несколько таких чаепитий, и он сделает Энн предложение, которого та, несомненно, ждала от него, хотя и не подавала виду. Цветы, Ратуша, мэр с иридиевой цепью градоначальника на фрачной груди, свадебный марш Майкферсона и игристое вино в кругу немногих друзей.

Ради такого события, пожалуй, прилетит даже старый друг Себастиан, хотя тот не слишком любит посещать Западный Дистрикт, который кажется ему излишне чопорным и холодным. Себастиан Горн служил капитаном аэрожабля «Северная Заря», и Марстон был ему всегда рад. Раз в полгода он получал от своего летающего друга пространные, написанные витиеватым слогом многостраничные письма. Себастиан писал, что тоскует о тех благословенных временах, когда они с другом Фредом сиживали у костра в полярной пустыне, куда в те времена еще не добрались неутомимые строители мирового города, наперебой пересказывая уморительные, хотя уже изрядно длиннобородые анекдоты.

У друга Фреда были несколько иные воспоминания о той вынужденной робинзонаде. Они с Себастианом и его командой потерпели кораблекрушение, наткнувшись при посадке на торос высотою с Ратушу Полиглоба. Сигнал бедствия, посланный светотелеграфом, должен был достигнуть ближайшего обитаемого квартала только через два дня, а температура опускалась порой до сорока градусов по Абсолютной шкале. Для жизнерадостного капитана это было сродни бодрящей утренней прохладе, а Марстон, однако, жестоко страдал от холода. Светосилу, которой их снабжал единственный не пострадавший при аварии накопитель, они экономили, поэтому для обогрева использовали залежи местного каменного угля.

Вернее, не залежи, а громадные столбы, из которых уголь приходилось вырубать самодельной киркой. Да, посиделки у костра случались. И Себастиан на самом деле рассказывал другу Фреду бородатые анекдоты, чтобы отвлечь его от мрачного созерцания красного солнца, которое едва просвечивало сквозь ледяной туман и совсем не давало тепла. Воспоминание это было столь явственным, что на мгновение Марстону почудилось, будто ветер промерзшей пустыни проник в теплый кабинет. Он поневоле зябко передернул плечами и поспешно отхлебнул изрядный глоток восхитительно горячего чая.

– Что с тобой, милый? – ласково осведомилась мадам Хендриксон.

Марстон изумленно взглянул на нее, словно впервые увидел.

– Ты что-то спросила, Энни?

– О, я много чего хотела спросить, – отозвалась та, обиженно надув губки, – но ты, похоже, витал в облаках.

– Ты почти угадала, милая. Прости, пожалуйста, я кое о чем вспомнил.

– О чем же? – совсем уж неприветливо спросила мисс Хендриксон. – Уж не о пирамидке ли?

Это было так неожиданно, что Марстон поперхнулся чаем.

– Что-о?! – просипел он, едва прокашлявшись. – Откуда, Энни, ты знаешь о…

– Во имя Хранителя, Фред! – воскликнула она. – Да кто не знает о пирамидке Марстона?!

Марстон осторожно поставил на стол чашку с недопитым чаем, выпрямился, стараясь отодвинуться от стола.

– Я, например, – холодно произнес он и добавил: – Знаешь что, Энике-Бенике, пересядь в другое кресло. Мне нужно позвонить.

– Энике-Бенике? – фыркнула мисс Хендриксон, освобождая хозяйское кресло. – Что за дурацкое прозвище!

– Прости, – пробормотал Марстон, усаживаясь на свое место и пододвигая к себе лакированный ящичек телефора.

Он набрал номер, знакомый с детства. Трубку взял садовник.

– Усадьба мадам Хендриксон, – произнес он, подслеповато щуря потускневшие глазки в крохотное зеркало экрана со своей стороны. – Садовник Бартоломью Грегсон у аппарата. С кем имею честь?

– Бартоломью! – почти выкрикнул в трубку Марстон. – Это Марстон.

– Рад вас слышать, господин Марстон. Чем могу помочь?

– Скажи, Бартоломью, мадам дома?

– Да, – откликнулся тот. – Она в оранжерее. Пригласить к аппарату?

– Это точно, Бартоломью? – переспросил хозяин «ФУНКЕРОВ», понимая, что ранит самолюбие старого слуги. – Ты ничего не путаешь?!

– Не путаю, господин Марстон. Пригласить мадам Хендриксон?

– Не нужно. Благодарю, Бартоломью! Извини. – Марстон положил трубку, стараясь не смотреть гостье в глаза. – Это что, розыгрыш? – спросил он.

– Разумеется, милый! – откликнулась мадам Хендриксон. – Мы с Бартоломью решили над тобой подшутить.

– Допустим, – кивнул Марстон. – Допустим, ты, Энн, плохо разбираешься в психологии старых слуг и не знаешь, что они органически неспособны лгать, разыгрывать или шутить, тем более когда речь идет о господах, но тебе ли не знать своего детского прозвища Энике-Бенике, на которое ты перестала обижаться еще в старших классах гимназиума?

– А я и не обижаюсь, милый! – как ни в чем не бывало сказала она. – Просто сейчас оно показалось мне не слишком уместным.

– А мне показалось, что ты сегодня услыхала его впервые, – проговорил Марстон, пытаясь припомнить, где он последний раз видел свой импульсный лучемет Смита – в выдвижном ящике стола или в сейфе? Да и заряжен ли он?

Владелец «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» почти не сомневался, что в облике мадам Хендриксон в магазин опять проник чужак, вот только не мог в толк взять, для чего. Зачем весь этот жуткий маскарад с переодеванием в чужую кожу?!

– Это не так, милый, – продолжала делать вид, что все в порядке, «мадам Хендриксон». – Впрочем, ты можешь мне не верить, но… надеюсь, мы сумеем обойтись без эксцессов?

«Если лучевик в ящике, – подумал Марстон, не обращая внимания на явственно прозвучавшее предостережение, – мы еще посмотрим, кто из нас веселее шутит».

– Давайте прекратим эту игру, мадам… не знаю, как вас там, – сказал он вслух. – Кем бы вы ни были, актриса из вас никудышная. Энн ни за что не пришла бы ко мне с пирогом в разгар торгового дня. И она никогда не называет меня «милым». А если и этих… мелочей недостаточно, я ведь опять могу перезвонить Бартоломью и все-таки пригласить мадам Хендриксон к аппарату!

– Ладно, ваша взяла, господин Марстон, – произнесла та вдруг огрубевшим голосом. – Я не мадам Хендриксон. Более того, я не женщина. И не человек.