Текст книги "Дети Сатурна. Серия «Ревизор Роскосмоса»"

– Давайте, перейдём, – моментально согласилась Людмила. Она вновь присела на корточки и подхватила шарик, заходивший на очередной круг. Поднявшись, Акчурина поднесла к моему лицу раскрытую ладонь и я увидел, как шар продолжает беззвучно крутится, словно пытается вырваться на свободу. Женщина сжала ладонь, остановив на секунду вращение странной игрушки и сдавила пальцами отмеченные ромбами места. После этого опять раскрыла ладонь и стало видно, что вращение прекратилось – теперь это был обычный шар с дырками, в которые виднелись внутренние шары. В этот раз при взгляде на странную игрушку я обратил внимание на то, что выглядит она идеально отполированной: никаких следов пайки или какой-либо механической обработки поверхности не было заметно.

– Дарю, – Акчурина опустила мне в левый нагрудный карман шар и я понял, что это весьма тяжеловесная штучка. Несмотря на небольшой размер весил подарок явно поболее сотни грамм и заметно оттягивал карман.

– Он – что? – из золота сделан? – я не сдержал недоумения.

– Именно, что из золота.

– Дорогой подарок, стало быть.

– Вообще бесценный! – кивнула Акчурина. В нашем разговоре с самого начала ощущалась какая-то недоговорённость и саркастический подтекст, но я никак не мог понять, что именно мне надо сказать или сделать, чтобы побудить собеседницу высказаться начистоту. Диалог складывался как-то неловко, даже по-дурацки и я чувствовал некоторое раздражение оттого, что позволил себя втянуть в него. Вместе с тем в происходившем ощущался некий подвох и следовало признать, что всей этой вознёй с шариком Людмила сумела до известной степени меня заинтриговать.

– Ну, хорошо, Людмила, теперь, когда развлекательная часть программы окончена, давайте перейдём к протокольной. Это ведь вы проводили вскрытие тела Регины Баженовой… – я произнёс фразу так, чтобы было ясно – это не вопрос.

Моя собеседница подняла глаза и внимательно посмотрела мне в лицо. От прежней смешливости не осталось и следа. Людмила, по-видимому, уже поняла чем должен закончиться этот разговор.

– Ни на секунду не сомневаюсь, что вы знаете правильный ответ и даже просмотрели видеозапись со всеми моими манипуляциями, – кивнула Акчурина. – А что, есть вопросы по моему заключению?

– Нет, речь не об этом. О том, что последовало с телом далее.

– Я подготовила его к переправке на Землю согласно действующему «протоколу двести». Тело было помещено в пластиковый мешок… ну, вы в курсе изготовления наших «мягких консервов»… туда был закачан инертный газ, а мешок в свою очередь закрыт в два герметичных бокса. Их называют «матрёшками», поскольку слово «гроб» космонавты не признают, не произносят и не пишут.

– Да, про «матрёшки» и «мягкие консервы» я осведомлён достаточно. Кто присутствовал при этих манипуляциях?

– Никого, кроме меня. Это хорошо видно по сохранённой видеозаписи.

– Почему? Ведь в составе экипажа кроме вас ещё два врача имеют вторую специальность патологоанатома.

– «Протокол двести» не требует группового участия. Обязательна фиксация объективными средствами контроля – и всё. Ну, разумеется, с соответствующей верификацией и соблюдением процедуры: непрерывная запись, сохранение битности цвета, совпадение аудио-сопровождения… ну, вы всё это знаете и без меня. Баженова отнюдь не первый человек, погибший в космосе, и даже не из первого десятка. Насколько я знаю, только первых погибших вскрывали и отправляли на Землю комиссионно, потом это стало работой для одного. Никаких особых физических нагрузок все эти манипуляции не требуют, процесс упаковки тела полностью автоматизирован.

– Ладно, вы подготовили тело к отправке, – согласился я, не желая углубляться в ненужные сейчас детали. – Что последовало потом?

– Подняла герметичный бокс грузовым лифтом в Главный Коридор и далее транспортёром – в корабль. Это всё можно восстановить по нашей внутренней записи, она ведь ведётся непрерывно.

– Она не ведется за пределами шлюзового перехода.

– А-а, поняла… Вас интересует весь путь «матрёшки». Хорошо, продолжу мысль: я доставила транспортёром контейнер на главную грузовую палубу транспортного корабля и там оставила. Размещение груза внутри транспортника – это не моя прерогатива. У нас есть два могучих кладовщика, которые сообразно правилам набивают трюмы кораблей, отправляемых на Землю. Центровка грузов, закрепление, очередность выгрузки, биологическая опасность – это всё надо учитывать! Это ж целая наука! Правда, грош ей цена, мы-то это понимаем, но вслух не говорим. Фамилии наших кладовщиков…

– Я знаю их фамилии. – остановил я собеседницу. – Хорошо, будем считать, что я вас услышал. Дайте мне, пожалуйста, носитель своего цифрового ключа, которым вы пользовались при наложении пломб на транспортный контейнер.

Я не просто потребовал, я ещё и протянул руку. Когда я прошу именно так, люди мне обычно не отказывают. То есть, может, и отказывают, но я такого не помню.

– Вы подозреваете, что кто-то сорвал мои пломбы, поместил нечто в «матрёшку» с трупом и наложил новые пломбы, имитирующие мои? – нетвёрдо спросила Акчурина. Похоже, моя интонация её здорово взволновала.

– Мы не обсуждаем здесь, что подозреваю я. Мне нужен ваш персональный ключ. Его физический носитель. И в ваших же интересах отдать мне его сейчас же, дабы снять с себя всяческие подозрения. Если было всё так, как вы утверждаете, то вы ничем абсолютно не рискуете.

Людмила хотела что-то сказать, но неожиданно тренькнул звонок за спиной. Я скосил глаза и увидел на экране переговорного устройства знакомый лик командира операционной базы, потупившего очи долу. «Порфирий, пора в Ситуационный зал, руководящий состав изнывает от нетерпения», – донёсся из динамика его голос.

Вадим Королёв вторгся со своим приглашением совершенно некстати. Мне не хватило буквально двух минут, чтобы договорить с Акчуриной.

– Ключ с собой не ношу. Он мне нужен только на рабочем месте, – быстро ответила Людмила, похоже, она успела собраться с мыслями. – Поэтому физический носитель ключа находится в сейфе в медицинском отсеке в «красном» коридоре.

– Отлично. Моя беседа с местным руководством не займёт более получаса, так что давайте встретимся в медицинском отсеке через полчаса. – я понял, что момент упущен и дамочку надо будет дожимать позже. Сделав шаг назад, ударил по сенсору и открыл дверь в коридор, за которой меня дожидался командир базы.

Королёв кивком поприветствовал Акчурину и раскрыл было рот, чтобы что-то сказать мне, но я его опередил:

– Вадим, ты как меня здесь нашёл?

– Да очень просто, узнал кому ты позвонил и отправился по следу.

– Это очень нехорошо для капитанской кармы, – пошутил я.

– Что именно?

– Пытаться следить за ревизором «Роскосмоса».

Так называемый «Cитуационный зал» являлся сверхзащищенным убежищем, из которого должно было осуществляться управление операционной базой в случае её фатального повреждения небесным телом или техногенной аварией. Все прочие отсеки, помещения, флэты и модули могли быть выведены из строя, но оборудование «Ситуационного зала» и находящиеся в нём люди должны были остаться невредимы. Ну, или по крайней мере, погибнуть последними.

Размеры помещения и его оснащение были весьма впечатляющи. В принципе, в нём можно было устроить олимпийский бассейн. По периметру под потолком тянулся бесконечный обзорный экран, позволявший визуально оценивать обстановку вокруг станции во всех секторах и широком диапазоне излучений. Посреди зала находился интерактивный стол длиной, думаю, метров пятнадцать, если не больше. На нём можно было отображать любую обстановку, как внешнюю, так и внутри станции. Вдоль стен пониже обзорного экрана размещалось разнообразное технологическое оборудование – от холодильников с продуктами, лекарствами и техническими расходными материалами, до кладовых со всевозможным снаряжением и скафандрами. В случае беды «Ситуационный зал» должен был стать убежищем всей команды, обеспечив каждого питанием, теплом, воздухом и возможностью покинуть помещение по прибытии спасательного корабля.

Я думал, что космической техникой удивить меня сложно, но размеры и оборудование Ситуационного зала на борту «Академика Королёва» произвели на меня немалое впечатление…

– Четыре года наша операционная база успешно обеспечивает добычу самых разнообразных ресурсов в системе Сатурна и никогда прежде «Роскосмос» не ревизовал нашу с вами работу. – негромко бубнил командир, сидевший направо от меня. – Но подошёл момент, когда определённые вопросы по дальнейшей интенсификации добычи, величине себестоимости и номенклатуре добываемых ресурсов требуют если не пересмотра, то как минимум, уточнения. Все вы были предупреждены о плановом посещении операционной базы штатным ревизором «Роскосмоса» и сейчас я имею честь вам его представить: Порфирий Иванович Акзатнов, заслуженный космонавт, классность – первая, космический стаж пятнадцать лет, в должности ревизора последние четыре с половиной года.

Меня буравили девять пар глаз. Не сказать, чтобы сидевшие за длинным столом смотрели на меня с оптимизмом, скорее – настороженно и недружелюбно. Думаю, я смотрел на них так же, ведь очень вероятно, что разыскиваемый мною преступник сейчас находился в их числе. И у меня вовсе не было уверенности, что я понимаю, как его надлежит разоблачать.

– Позвольте, я представлю присутствующих, – командир обратился теперь ко мне.

Мне оставалось лишь кивнуть.

За столом помимо меня и командира находились ещё девять человек – это всё были лица из так называемого «руководящего состава», деятельность которых мне, согласно легенде, и предстояло проверить. Вадим Королёв начал представлять сидевших; процедура эта была во многом формальна, но совершенно необходима, дабы в последующем никто из моих vis-a-vis не мог отговориться незнанием того, кто я такой и каков мой статус.

– Направо от меня – начальник Группы движения Капленко Олег Васильевич. – монотонно полился речитатив Королёва. – Он отвечает за энергетику операционной базы, свет, воздух, регенерацию, очистку, на нём плазменные печи наших обогатительных производств и все восемь ядерных реакторов. Его работа напрямую влияет на себестоимость производимого нами продукта. В подчинении Олега Васильевича семь инженеров – это самая большая структурная группа в составе постоянного экипажа базы. Рядом с ним – опять-таки, по правую руку – Капленко Ольга Васильевна. Это не жена Олега – подчеркиваю! – она его родная сестра…

Вадим пытался шутить, дабы разрядить обстановку, и все это поняли – присутствующие заулыбались и зашевелились в креслах. Брата и сестру Капленко я хорошо запомнил ещё при ознакомлении с личными делами экипажа, поэтому сейчас слушал Вадима в пол-уха. Подняв глаза к потолку, я наблюдал за величественным Сатурном, висевшим на экране прямо напротив меня, десятками его колец, хорошо различимыми с этого расстояния, и внушительных размеров оранжевым спутником, неторопливо выплывавшим из тени планеты. По-видимому, это был Титан, если я правильно усвоил справочный материал по спутниковой системе планеты. Титан казался большим, примерно вдвое меньше диска Луны, видимого с Земли, а ведь расстояние до него превышало миллион километров! Несмотря на большое расстояние с борта «Академика Королёва» хорошо просматривались флуктуации мощной атмосферы этого огромного спутника, второго по размеру в Солнечной системе. Можно было без всяких затруднений видеть участки светло-оранжевой высотной дымки и области более тёмной облачности, расположенные ниже. Их хаотическое распределение чем-то напоминало не до конца взбитый в миксере яичный желток. Много ближе к Сатурну был хорошо различим другой большой спутник – то ли Диона, то ли Рея. В отличие от Титана – этого углеводородного царства, имевшего буро-оранжевый цвет – второй спутник казался почти белым, точнее цвета слоновой кости. Он явно был ледяным и, возможно, именно на нём человечество когда-нибудь откроет какую-либо нелепую форму жизни…

Много ближе к Сатурну был хорошо различим другой большой спутник – то ли Диона, то ли Рея. В отличие от Титана – этого углеводородного царства, имевшего буро-оранжевый цвет – второй спутник казался почти белым, точнее цвета слоновой кости. Он явно был ледяным и, возможно, именно на нём когда-нибудь человечество откроет какую-либо нелепую форму жизни…

– Ольга Капленко возглавляет медико-биологическое подразделение операционной базы. – Вадим продолжал свою вводную часть. – По нормам «Роскосмоса» на каждые десять постоянных членов экипажа должен приходиться хотя бы один врач. У нас три врача и ещё три в составе биологической станции. Мы все работаем над основной задачей в области медико-биологической проблематики, поставленной руководством, а именно – зачатие, вынашивание и рождение первого здорового ребёнка в условиях Внеземелья. Обеспечение цикла воспроизводства человека от «а» до «я».

– Над этим работают все экипажи космических кораблей последние лет двадцать, – я не удержался от того, чтобы прокомментировать последний пассаж Вадима. – С некоторых пор полёты в космос стали очень сексуальным мероприятием.

– Да, тем более, что «Роскосмос» объявил весьма немалую премию за успех в этом деле. – поддакнул командир не без иронии. – Десять миллионов – это немалая сумма даже для тех ленивцев, кому неинтересен секс ради секса.

Раздались смешки. Обстановка в ситуационном зале явно теплела.

– Ольга Васильевна отслеживает у нас этот процесс, чутко контролирует, так сказать, но лично не вмешивается… – пытался шутить Вадим, но это уже было неуместно. Я его остановил:

– С этим понятно. Дальше, пожалуйста.

Быть может, это было грубо, но фривольности с подчинёнными недопустимы.

– Афанасьев Олег Владимирович, – командир продолжил перечисление присутствующих. – Он возглавляет аварийно-спасательную группу и группу дежурного обеспечения. Состав групп взаимозаменяем, в подчинении у Олега Владимировича шесть инженеров. Далее за ним – Баштин Александр Сергеевич, руководитель Экспедиции номер один с переменным составом: пока три человека добывают сырьё на мелких ретроградных околополярных спутниках Сатурна, три других занимаются его обогащением на борту операционной базы, раз в неделю эти тройки меняются местами, обеспечивая возможность физического восстановления в условиях искусственного тяготения. Напротив него по другую сторону стола – Завгородний Андрей Николаевич, возглавляющий Экспедицию номер два, Ткачук Ирина Юрьевна и Бутакова Елена Павловна. Дамы руководят Экспедициями номер три и четыре соответственно. Их штат и организация работы во всём аналогичны экспедиции номер один. Экспедиция номер два занята добычей полезных ископаемых из колец Сатурна, благо это рядом и относительно просто. Экспедиция номер три работает на Титане, где занимается не только изучением ресурсной базы, но и отрабатывает технологии строительства заглубленных убежищ для крупного поселения, развёртывание которого планируется в перспективе. Четвёртая экспедиция – это, выражаясь метафорически, наши кормильцы, они добывают водород, рабочее тело наших реактивных двигателей, из атмосферы Сатурна.

– Да-да, я в курсе, очень приятно, – механически кивал я.

– Лось Виталий Николаевич управляет группой материально-технического обеспечения из четырёх человек, а Лариса Ивановна Янышева – группой дальней разведки и мониторинга. Лариса отработала в системе Сатурна два контрактных срока, первый – ещё до ввода в строй нашей операционной базы. Это наш опытнейший пилот, она накрутила здесь такой километраж, что до звезды Барнарда ближе будет… ну, до Альфы Центавра точно ближе! Штатная численность экипажа шестьдесят человек, двенадцать из них сейчас находятся в плановых экспедициях по добыче ресурсов. Списочный состав, находящийся на борту – сорок восемь человек, фактическое наличие на станции сорок семь человек. Один член экипажа отсутствует и пока не замещён – это Баженова Регина Анатольевна, погибшая в результате несчастного случая, она являлась членом экспедиции номер один. Все мы хорошо её знали…

– Предлагаю почтить память погибшего товарища вставанием. – ловко закруглил я фразу командира.

Все безмолвно поднялись, некоторое время постояли в тишине. Я внимательно наблюдал за присутствующими, благо место в торце стола делало это очень удобным. Никто не переглядывался и глазами не стрелял. Неочевидные «горизонтальные связи» в малознакомой группе людей обычно удаётся распознать во время застольных тостов или группового выполнения команд, поскольку симпатизирующие друг другу люди имеют привычку переглядываются, сверяя свою реакцию с реакцией единомышленника. В данном случае никто ни на кого даже не глянул – все молча встали, вперив глаза в стол, и также молча сели обратно после моего предложения продолжить мероприятие.

Далее командир живо повёл свою речь к логическому завершению:

– Прежде чем передать слово Порфирию Ивановичу, хотел бы напомнить присутствующим о безусловной обязанности всех должностных лиц оказывать ревизору «Роскосмоса» всяческое содействие в его работе. Сокрытие или искажение информации, а также непредоставление запрошенных ревизором данных, автоматически влечёт отстранение от исполнения обязанностей, а в дальнейшем – ответственность вплоть до уголовной.

Что ж! Вадим Королёв оказался на высоте возложенной на него задачи. Пришло время мне взять руководство процессом в свои руки.

– Я благодарю командира за его образное и энергичное вступление, но уверен, что никаких санкций не потребуется. – я начал свой монолог предельно корректно и позитивно. В конце-концов, главная задача этой встречи заключалась именно в том, чтобы максимально успокоить экипаж операционной базы и неизвестного пока что мне преступника. – Во всяком случае за всю историю «Роскосмоса» ещё ни один космонавт не был отстранён от исполнения обязанностей за противодействие ревизии.

За то время, что мы сидели за этим столом, Титан уже вышел из тени Сатурна. Я невольно перевёл взгляд на индикатор часов на соседнем экране – до встречи с Акчуриной оставалось двадцать минут, даже чуть меньше, и опаздывать я вовсе не собирался.

– Управляемый термоядерный синтез обеспечил нам колоссальный прорыв в космическом двигателестроении. – продолжил я заранее подготовленный монолог. – Всего пятнадцать лет назад корабль «Роскосмоса» совершил первый пилотируемый облёт Сатурна и это казалось невероятным достижением! А сейчас полёты сюда стали обыденными. Мы на постоянной основе добываем здесь уникальное сырьё в промышленных масштабах. Более столетия пилотируемая космонавтика являлась сугубо дотационной отраслью, но за последнее десятилетие она стала не только самоокупаемой, но и приносящей колоссальный доход. Отчёты крупнейших добывающих космических компаний о величине извлеченных и отгруженных материалов влияют сегодня на котировки мировых бирж не в меньшей степени, чем колебания валют или заявления первых лиц величайших государств мира. «Роскосмос» – крупнейшая в мире компания, ведущая промышленную добычу сырья в дальнем космосе, а операционная база «Академик Королёв» – одно из самых рентабельных подразделений в составе корпорации. Благодаря вашей работе стоимость родия, золота, платины, осмия и бериллия упала на порядок. Добываемые вами металлы и драгоценные минералы влияют на котировки примерно половины торгуемых на мировых биржах ресурсов. Полёт «Юрия Долгорукого» к звезде Барнарда, подготовка к которому, как вы все хорошо знаете, вышла сейчас на финишную прямую, стал возможен как раз потому, что в системе Сатурна нам удалось наладить промышленную добычу родия, из которого будет сделано зеркальное напыление его щита, а также осмия и бериллия. Думаю, вы и без меня знаете, что это лучшие материалы для многослойных щитов космических кораблей.

Я перевёл дыхание и обвёл взглядом присутствующих. Меня внимательно рассматривали и слушали – уж не знаю, верили или нет, но тишина в ситуационном зале стояла полнейшая. Если бы гипотетическая муха умерла бы на лету и упала на стол, то звон стоял бы, как от разбитого хрустального бокала…

– Принимая всё это во внимание, – продолжил я свой весьма вздорный речитатив. – наше федеральное министерство считает уместным провести ревизию работы станции так сказать по месту пребывания. Сразу оговорюсь, что речь не идёт о ловле блох, уж извините за фигуральное выражение, о мелочных попытках кого-то на чём-то подловить… изобличить… или – не дай Бог! – устроить публичную порку… цель моего появления здесь следует рассматривать много шире. Меня будет интересовать прежде всего напряженность грузоперевозок, их связь с реальной добычей и бункеровочными запасами добытого материала на базе… сами понимаете, величину загруженных в хранилища и не отправленных на Землю грузов «Роскосмос» заинтересован максимально уменьшить… ибо это издержки! Одна из задач порученной мне ревизии – объективная оценка себестоимости и сопутствующих расходов… варианты их минимизации… возможность кратного увеличения числа добывающих экспедиций… а также их численности… и экономическое обоснование этого процесса…

– А это никак нельзя было сделать дистанционно, посредством построения и анализа математической модели? – неожиданно подала голос Бутакова, начальник Экспедиции номер четыре. – Ведь прекрасная матмодель была разработана ещё до постройки базы! В общем-то, я сама её обсчитывала… ну, отчасти… Смысл вашего появления здесь, так сказать, во плоти в чём состоит? Ловить вы нас не будете – хорошо, спасибо за разъяснение, мы это уже поняли – тем более, что никто из нас бежать и не собирается. Незаметно убежать из системы Сатурна на Землю довольно проблематично. Так вот отсюда рождается вопрос: чем вы на самом деле будете заниматься, господин ревизор?

Признаться, я даже крякнул от такой фривольности. Перебивать меня на её месте было верхом наглости.

– Матмодель, разработанная компанией «Кавендиш» ещё одиннадцать лет назад сильно устарела. Многие параметры, заложенные в неё, отличаются от реализованных на практике, в разы. Например, выход пустой породы оказался ниже предполагаемого более чем в три раза.

– У нас хорошие лазерные пушки, отличные масс-спектрометры и мы не ошибаемся в выборе нужного камня. – парировала Бутакова. – Потому и пустой породы у нас мало!

– Это прекрасно. – я не вполне понимал как реагировать на эту реплику. – Вас никто не ругает за хорошую работу, а наоборот, все хвалят… Но параметры нуждаются в уточнениях, а таковых параметров, кстати, едва ли не три десятка. Начиная от затрат электроэнергии для плазменных печей восстановительного цикла и заканчивая, уж простите, утилизацией бытовых отходов.

– Ну-ну… – Елена Бутакова покивала головой не без желчной иронии. – ожидаемо увидеть экономиста, занимающегося такими расчётами, но не ревизора.

– Скажите прямо, ваше появление здесь как-то связано с гибелью Регины Баженовой? – неожиданно вмешалась Ткачук, сидевшая рядом с Бутаковой и всё это время весьма неприязненно меня рассматривавшая.

Я оценил по достоинству прямоту заданного вопроса. Похоже, местные дамы задумали устроить мне тут небольшую обструкцию. А может быть, и большую – это как карта ляжет.

– Нет, конечно! – мне оставалось только соврать, глядя в глаза Ткачук; я вообще всегда вру, глядя прямо в глаза. – Не понимаю, чем вызван ваш вопрос. Несчастный случай с Региной, насколько я знаю, никаких вопросов у руководства «Роскосмоса» не вызвал. Тело Баженовой благополучно доставлено на Землю, передано родным и насколько мне известно, уже предано земле.

– В системе Сатурна уже погибали российские космонавты, точнее, один космонавт. – продолжала весьма напористо Ирина. – И тогда почему-то никто в «Роскосмосе» не озаботился направлением сюда ревизора. А вы примчались к нам на базу на самом скоростном грузовике, построенном в России. Немного расточительно гонять такой корабль ради доставки одного человека, пусть и целого ревизора. Мы все понимаем – вы хороший человек и компетентный специалист, но ваш перелёт обошёлся, думаю, в пару миллиардов рублей. Это немного борзо даже для такой богатой организации, каковой является «Роскосмос»!

– Если вы о трагической гибели Васильчикова, то она была квалифицирована как ошибка пилотирования. По результатам расследования были приняты меры организационного характера, думаю, вам они прекрасно известны. – я отвечал как можно спокойнее, хотя поведение настырных дамочек вызвали вполне понятное раздражение, – Не было ни малейших причин для вовлечения в это дело Службы ревизионного контроля. В случае с Баженовой всё ещё более прозрачно: имел место выход из строя оборудования, образцы поврежденной техники доставлены на Землю и подвергнуты экспертизе. Проблема квалифицирована как чисто техническая, насколько мне известно, никаких вопросов в этой части не возникло. Служба, направившая меня на борт «Академика Королёва», никоим образом не вовлечена в проводимое дознание. Вернее, в проводившееся… поскольку дознание, как я слышал, уже закрыто.

– Наших дам насторожило обычное совпадение: произошёл трагический несчастный случай и в скором времени Земля присылает ревизора. – подал голос молчавший до этого Баштин. – Я лично вообще не вижу в вашем появлении никаких проблем. Не понимаю, что за переполох вы тут устроили?

Последнее относилось к Бутаковой и Ткачук, в сторону которых говоривший иронично скосил глаза.

– Голос нашего Александра-Сергеевича-Но-Не-Пушкина как всегда звучит примирительно. Но это ему не поможет… – саркастически заметила Бутакова. Я не сразу сообразил, о ком она ведёт речь, лишь через пару мгновений понял, что Баштин полный тёзка Пушкина и очевидно, «Александр-Сергеевич-Но-Не-Пушкин» – это именно он.

– Не ерепенься, Леночка. – флегматично отреагировал Баштин. – Я всего лишь формирую твой позитивный образ в восприятии господина ревизора, и тем спасаю тебя от ревизии, которая не сулит тебе ничего хорошего.

Тут уже не выдержал Вадим Королёв. Командир звучно прихлопнул ладонью стол и рявкнул:

– Так, мальчики и девочки, остановились на полуслове! Я всё понимаю: мы уже несколько лет варимся в нашем узком мирке, мы все любим друг друга и дорожим своей репутацией, но господину ревизору все эти подспудные пустяки неизвестны, а потому он может превратно истолковать всю эту вашу милую демагогию.

В помещении моментально воцарилась тишина и я решил, что появился отличный шанс быстро закончить это шоу. Влезать в дискуссии с малознакомыми людьми мне совершенно не хотелось, да и время уже поджимало – до назначенной встречи с Акчуриной оставались восемь минут. Самое время выдвигаться.

– Я бы хотел дополнить сказанное ранее… буквально пару слов, – я откашлялся для придания многозначительности. – Имею намерение посетить все четыре экспедиции, занимающиеся добычей полезных ископаемых, и непосредственно понаблюдать за процессом добычи. Не сомневаюсь, у нас будет возможность обменяться мыслями по всему спектру интересующих вопросов со всеми желающими, так что позвольте мне…

– Ваша честь, позвольте вопрос личного… так сказать… плана. – неожиданное перебил меня Баштин. Это, конечно, была явная наглость с его стороны. – Благо про миссию «Юрия Долгорукого» вы же сами и упомянули…

– Признаться, я тоже хотела бы задать вопрос личного характера господину ревизору. – перебивая говорившего, подала голос Лариса Янышева, до того не проронившая ни слова.

Что-то мне подсказывало, что застрять тут я могу надолго, стоит только начать варить кисель в этой говорливой компании.

– Господа, мне было чрезвычайно познавательно и приятно видеть вас на этой встрече, но поскольку я предполагаю повстречаться с каждым из вас лично – и притом не раз! – вопросы лучше оставить на потом. Позвольте откланяться.

Я кивнул командиру и поднялся из кресла. Уйти без комментариев, однако, мне не удалось, за спиной послышался голос Янышевой:

– Вопрос мой касался темы, волнующей всех дам нашего маленького сообщества: как насчёт опасного секса, господин ревизор?

Это был удар ниже пояса, вернее, попытка удара. Моя работа требует умения сносить разного рода провокации и личные выпады, поэтому до известной степени я был готов к очевидной бестактности лучшего пилота базы. Тем не менее, она меня всё-таки вывела из равновесия.

– Отличная шутка, Лариса. – бросил я через плечо. – Заучу наизусть!

Уже в проёме откатившейся двери я услышал раздражённый голос командира:

– У Ларисы, как всегда, для разговора единственная тема! Что за кривлянье вы тут устроили?! Увидели нового мужчину и пустились в…

Дверь за мной закрылась, оставляя Вадима Королёва наедине с членами любимого экипажа, а потому я так и не узнал во что именно они пустились по мнению командира. Я почти бегом помчался в медицинский отсек «красного» коридора. Если быть совсем точным, помчался я к лифтам, ведущим в Главный Коридор. Мне предстояло подняться туда, в зону невесомости, там перевернуться ногами вперёд и другим лифтом спуститься в «красный» коридор.

Путь свой я проделал даже быстрее, чем ожидал. Виной тому оказались лифты – они летали как в хорошем небоскрёбе. Поднявшись в Главный Коридор, в зону невесомости, а затем буквально упав обратно в область искусственной гравитации, я почувствовал дурноту. Для обитателей станции такие скоростные кульбиты являлись нормой, а у меня с непривычки закружилась голова. Не сказать, чтобы качнуло сильно, со стороны, наверное, это вообще не было заметно, но неприятное головокружение на десяток секунд побудило меня снизить темп ходьбы.

Выйдя из лифта и направившись в сторону медицинского отсека, указанную специальным знаком с подсветкой, я не сразу понял, что в коридоре выключен свет. Это было необычно – на космических кораблях такого класса нет нужды экономить электроэнергию и ресурс осветительных приборов, а потому свет в местах общего пользования гаснуть не должен. Правда, выключение основного освещения не погрузило коридор в абсолютную темноту: во-первых, синим светом горела индивидуальная подсветка дверей и переговорных устройств возле них, а во-вторых, с интервалом в десять метров горели оранжевые огоньки, обозначавшие места размещения универсальных спасательных комплектов. Десятками и даже сотнями таких комплектов оснащались все корабли «Роскосмоса», дабы любой член экипажа в случае нештатной ситуации мог извлечь из ниши автономную дыхательную маску, принять меры по самоспасению, а после их неудачи иметь возможность сообщить Главному командному центру о своей героической гибели.

До медицинского отсека мне пришлось пройти от лифтовой площадки метров пятьдесят-шестьдесят. Отыскав нужную дверь, я на секунду остановился. Если быть совсем точным, меня остановило какое-то очень нехорошее предчувствие… абсолютно немотивированное и необъяснимое, но явственное и пугающее. Не сумев преодолеть себя, я отступил от двери и прошёл несколько шагов до ближайшей ниши с универсальным спасательным комплектом, ткнул пальцем в переговорное устройство, укрепленное рядом, и представился: