Текст книги "Хроника пикирующего района"

– Ира, не «накручивайте» себя, сейчас – не время! – сочувственно и успокаивающе попытался поднять настроение старшей коллеге (три часа назад, заодно, сделавшуюся и любовницей) Костя, но все же не мог удержаться, чтобы не уточнить: – Сколько в нем патронов – в вашем «нагане»?!

– Один – в стволе, восемь в «барабане» и – тридцать патронов в «пороховнице»! – сполна удовлетворила Костино любопытство, Ирина Сергеевна и, сверх того, добавила: – Пули, как ты, возможно, догадался – серебряные!

– Да вы что?! – искренне изумился Костя. – Никогда бы я до такого не смог догадаться! Я думал – пули свинцовые, как им и полагается!

– Да нет, Костик – свинцовые Им не страшны!

– Кому – Им?! – хмель окончательно выветрился из глаз Кости, когда он задал Пуллерманн этот вопрос, пытливо и напряженно посмотрев на нее более чем трезвым взглядом: – Вы имеете ввиду «лошадей-убийц»?!

– Причем тут эти твои «лошади-убийцы»?! – несколько снисходительно произнесла в ответ Ирина Сергеевна. – Может и права эта вот Наташа из Пердищево, что нет на свете никаких «лошадей-убийц», а все это – «бабкины сказки»! А, может, они и реально существуют, но, на самом деле, не так страшны, как их «малюют»! Вернее, есть существа рядом с ними, с этими лошадьми, и пострашнее… Я все тебе подробно объясню, Костик, когда мы приедем в Жабомоево – в автобусе я тебе ничего говорить не буду! Слишком уж опасна и конфединциальна эта информация, которую я уполномочена тебе буду сообщить, когда вокруг нас не останется ни одного свидетеля!

Костя выразительно посмотрел на Ирину Сергеевну и спросил, желая, возможно, таким образом, «черно» сьюморить и поднять, тем самым, Ирине Сергеевне упавшее настроение:

– Вы что – хотите «убрать» всех свидетелей?! – и повел глазами вокруг себя, намекая на пассажиров автобуса.

– Я имею, ввиду – когда мы останемся одни в гостиничном номере, дурашка! – негромко рассмеялась Ирина Сергеевна и в смехе ее вновь зазвучали специфические призывные нотки «самки в период «течки», заставившие непроизвольно, в который уже раз за время поездки, набухнуть прилившей кровью чресла Кости.

В этот момент, как раз прошипели закрываемые пневматические двери, взвыл надсадно, почти до предела, изношенный двигатель и «пара-ПАЗ-ик», предварительно пару раз содрогнувшись всем своим проржавевшим во многих местах, корпусом, стронулся с места. В приоткрытые окошки дунул свежий ветер, в пыльном салоне стало легче дышать и настроение пассажиров, как это ни парадоксально, резко и заметно улучшилось – все-таки, как ни крути, пассажиры ехали не куда-нибудь, а – домой, каким бы мрачным, неухоженным и запущенным этот дом ни был!

И не случайно пробудился от тяжелого пьяного сна, как раз в этот момент, сидевший в головной части автобусного салона, познакомившийся сегодняшним утром с Боровым коренной «жабомовоец», Коля, имевший несчастье иметь такого неординарного сына, как Боря. Коле, видимо, приснилось что-то крайне неприятное, так как пробуждение его бурно сопроводилось громкой бессвязной нецензурной бранью по неизвестному адресу. И Колиной жене, Любе пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать, внезапно взбесившегося, Колю на месте и не дать ему броситься драться на ближайшего пассажира – сидевшего на сиденье через проход пожилого безобидного с виду мужичка по имени Ермолай. Ермолай этот оказался соседом через дом от Коли и Любы, и, когда к Коле вернулось узнавание, кризис, едва не закончившийся короткой дракой, сам собою благополучно миновал.

Профессиональный животновод, не ладивший с сестрой своей жены Натальи, Проней, постоянно проживавшей в селе Пердищево, Василий Иванович Паворознюк, вел себя после официального знакомства с Боровым, несколько нервозно, постоянно вертелся на месте, то и дело, поглядывая в сторону корреспондента «Хроники Пикирующего района», больше не обращавшего на него, на Василия никакого внимания, и что-то оживленно таинственным полушепотом обсуждавшего со своей то ли женой, то ли любовницей (так, во всяком случае, решил сам Паворознюк) и не знал, как бы ему снова завязать разговор на тему «лошадей-убийц».

Жена Василия, Наташа нарочито мрачно и задумчиво смотрела в автобусное окно, хотя там уже почти ничего не было видно из-за, наступившей ночной темноты, сделавшейся почти полной и непроницаемой. Иногда Василий поглядывал и на Наташу взглядом, полным ироничного раздражения и в такие моменты его сильно «подмывало» сказать какую-нибудь изощренную гадость про ее младшую сестру, Проню. Но возможное продолжение «конструктивного» разговора с корреспондентом представлялось Василию Ивановичу более важным, чем углубление бессмысленной и, никому не нужной, по большому счету, ссоры с женой.

Но, закончив, наконец, «шушукаться» с Ириной Сергеевной, Константин Боровой по собственной инициативе возобновил разговор с Василием Ивановичем, задав ему, после того, как автобус набрал приличную скорость, неожиданный и, довольно странновато прозвучавший вопрос:

– Василий, а вам приходилось раньше ездить с этим водителем?!

– С этим?! – удивленно переспросил Василий и, на всякий случай, бросив долгий взгляд в сутуловатую широкую спину шофера, уверенно ответил: – А вы знаете – нет! Я хоть и езжу не часто, но водителей наших знаю: Витьку и Женьку! Они друг друга по недельно сменяют, а этого, черт его знает, первый раз вижу! Может, Женька с Витькой заболели, а этого Пикировский автопарк на замену прислал?! Нас же с Натальей здесь, в родных местах пол-года не было – могли запросто за это время и водители поменяться!

– А вы, когда приехали с Сумрачных Гор?! – спросил Костя.

– Позавчера только – дома еще не были. К Проне вот, в Пердищево по пути заехали, попроведать ее! А что?!

– А откуда вы тогда знаете, Николай, что сегодня первая ночь «гона» у «лошадей-убийц»?!

– Так сама Проня нам об этом в телеграмме своей сумасшедшей сообщила-же! Из-за этой телеграммы мы с Натальей сюда и приехали!!! … – громко, чуть ли не на весь салон, зло пояснил Паворознюк и тут же получил болезненный удар локтем в бок от Наташи.

– О-х-х!!! – схватился он за ушибленное место и, повернув голову к жене, гневно высказал ей: – А я не понял – не так, что ли, Наталья?! Выдумал я, что ли, это?!

– Не мужик ты, Васька, а – «худое сито»!!! – безнадежным тоном прокомментировала свой неожиданный болезненный удар локтем, всерьез разозлившаяся на мужа Наталья. – Как баба последняя – «понес сор из избы»!!!

Не обращая больше внимания на жену, Василий Иванович торопливо сообщил информацию, предназначенную специально только для одного Борового:

– Черным по белому в этой телеграмме, Константин, было напечатано: «Срочно приезжайте – завтра наступит „Ночь Лошадей“! Я одна боюсь – они меня в этот раз убьют!»!!!

– Тьфу!!! – громко символически сплюнула Наталья и издала мученический стон, не найдя слов, чтобы измерить всю глубину глупости своего мужа, во всеуслышание принявшего пересказывать интимные семейные секреты ее родной сестры.

– Так, а почему же вы ее бросили, как раз накануне этой самой ночи?! – машинально спросил Костя, так и не научившийся «придерживать», когда надо было, свой язык. – Если специально приехали из самых Сумрачных Гор, чтобы ей одной не страшно было и ее бы, не убили «в этот раз»?!

– Да потому что мужик ее, Сашка неожиданно обратно к ней вернулся, и теперь ей совсем не страшно будет, если, даже, опять к ним в гости нагрянут «лошади-убийцы»! – принялся объяснять Косте дальше Василий Иванович, назло жене своей, Наташе. – С Сашкой со своим Проня то сходится, то – расходится! Не поймешь ее – то выгонит со скандалом его, то обратно примет! Ну, в общем, поругались мы и с Проней, и с Сашкой ее, хоть и целых пол-года ее не видели, а меньше чем за какой-нибудь час она нам обоим так «мозги вынесла», что только, держись, вот мы и решили, не сговариваясь, поехать от греха домой последним автобусом! С Сашкой Проне, в общем, совсем не страшно будет в эту ночь и сестра родная, на хер, ей не нужна! Потому, как Сашка ее, сам хоть кого напугает одним видом своим!

– Ну и трепло, же ты, Васька, ох и трепло! – в сильнейшей досаде опять воскликнула и взмахнула рукой, занеся ее для очередного удара, но не ударив, все-же, Наталья. – Всему автобусу все подчистую, как есть, выложил! Тьфу!!!

Неизвестно было, прислушивались ли изрядно вымотанные нелегкой ухабистой дорогой, пассажиры к «мутному» и крайне эмоциональному разговору «на повышенных тонах», завязавшемуся на задних сиденьях вокруг полузапретной темы о «лошадях-убийцах», но Косте Боровому этот разговор оказался беспредельно интересен, выливаясь на его, изголодавшуюся по свежей сенсационной информации, журналистскую душу, настоящим целительным бальзамом. В его голове уже успело сложиться эффектное начало статьи, и он решил выжать максимум «сногсшибательных» «первополосных» сведений из этого Паворознюка. Тем более что информация начала представляться ему довольно любопытной. Можно было смело сказать, что, не просто – любопытной, а – жутко любопытной! Весьма и весьма заинтересовали Костю отрывочные сведения об этой Проне, и о ее загадочной связи с «лошадьми-убийцами», и поэтому, не откладывая «дела в долгий ящик», Костя приступил к профессиональному журналистскому «допросу» Василия Ивановича Паворознюка, совершенно правильно решив «ковать железо, пока оно горячо!»:

– Расскажите мне, уважаемый Василий Иванович о той таинственной связи, которая имеет место быть между вашей золовкой Проней и «лошадьми-убийцами»?! Вы, сами того не желая, задали мне загадку, возбудившую во мне сильнейшее желание ее разгадать! Вы согласитесь дать мне эксклюзивное интервью на первую полосу нашей «Хроники…» о «лошадях-убийцах»?!

– В газете появится моя фотография и моя фамилия?! – в голосе Паворознюка зазвенело напряжение застарелого неудовлетворенного честолюбия. – Я устал носить в себе тяжесть этой семейной тайны, этого нашего семейного проклятия!

– Да, Николай Иванович – я вам гарантирую не только вашу фотографию на первой полосе ближайшего номера «Хроники Пикирующего района», но и вашу биографию, набранную жирным шрифтом двумя столбцами прямо под фотографией! – горячо заверил Василия Ивановича Костя. – Вы станете знаменитым на весь Пикирующий район, если мы вместе с вами приоткроем завесу над этой жуткой тайной, давно будоражущей общественное мнение, пресловутых «лошадей-убийц»!

– Я сама расскажу, без Васьки! – решительным тоном заявила, как «отрубила», вдруг, Наталья, внимательно вслушивавшаяся в начавшийся, без ее участия, разговор мужчин. – Васька, по большому счету, ничего не знает и знать не может, потому что, это не его «семейная тайна», как он только что выразился, а наша с Проней, семейная тайна! Расскажу вам, Константин в двух словах…

…В общем, когда-то, очень давно, несколько десятков лет назад, когда мы с Проней были еще совсем девчонками-несмышленышами, у нас дома жил маленький жеребенок. Ну не в прямом смысле, что – под одной крышей с нами, а – на нашем скотном дворе. Папа у нас занимался разведением лошадей – профессионально занимался, а не просто так… Не, «абы-дабы», как, вот, Васька мой сейчас своих этих вшивых муфлонов в Сумрачных горах, якобы, разводит, а – с любовью, с толком, с расстановкой, с большим знанием дела папа мой разводил породистых и очень красивых лошадей! Он был связан с людьми из филиала Сумрачного Охотхозяйства в нашем Большом Жабомоевском бору. Большой Жабомоевский Бор является, если вы не знаете, одним из крупнейших естественных лесных массивов на территории всего Сумрачного края – пятьдесят на семьдесят километров, и там издревле водились дикие лесные лошади редкой породы Хамам и Лисбрух. Может, вы сроду о таких и не слышали, я не знаю…

– Точно, не слышал! – коротко кивнул Боровой и торопливо добавил: – Продолжайте, пожалуйста!

– Ну, это, особо то и не важно – слышали вы об этих породах лесных лошадей или не слышали! Суть не в этом совсем! – и вдруг она неожиданно задумчиво умолкла и, немного поразмыслив, неуверенно добавила: – Хотя, может быть, суть то, как раз в этом и состоит – откуда, каким «побытом», как и почему появились в нашем Жабомоевском Бору, эти самые «лошади-убийцы»?!

Жил у нас тут в Жабомоево, ну, то есть, в селе нашем, один ученый – зоолог ли биолог-эколог, по всякому, он себя величал, Коля Олухов-Хомутцов…

– Так – Олухов или Хомутцов?! – в азартном нетерпении профессионального охотника за «жареными» фактами, перебил рассказчицу Боровой.

– Двойная у него фамилия была, молодой человек – Олухов-Хомутцов, а звали его Николаем! Не перебивайте меня, пожалуйста, а то с «мысли» меня собьете и толком я вам, понятно и ясно, ничего рассказать не сумею!

– Извините меня, Наталья! – приложил правую руку к сердцу и повинно склонил голову Костя. – Задам вам последний уточняющий вопрос: этот ученый Олухов-Хомутцов жил в вашем селе постоянно или бывал «наездами»?!

– Сначала наездами – в экспедиции сюда каждый год приезжал. Потом, вроде, женщина у него здесь появилась – наша коренная Жабомоевская! Полина, вроде, ее звали. Но в точности я не помню, потому как маленькие мы еще с сестрой, с Проней совсем были!

Просила же вас – не перебивайте! Вот, все-таки, сбили вы меня с мысли! – Наталья недовольно поджала губы, усиленно потерла лоб двумя пальцами (видимо, стимулируя, таким образом, работу мысли в нужном направлении) и, к облегчению Борового, продолжила свой рассказ: – В общем, как-то раз, я и Проня, кормили Лучика… Лучик, это – тот самый жеребенок, так его папа назвал при рождении, потому что день тот, когда время пришло жеребиться матери Лучика, кобыле Мурене, выдался пасмурным с самого утра, а когда появился на свет этот жеребенок, прямо, можно сказать, минута в минуту, сквозь завесу туч проглянуло солнце, словно хотело лично убедиться в том, что родился на Земле новый жеребенок. Так его Лучиком и назвали… А в тот день, про который я начала рассказывать, мы с Проней попеременно кормили Лучика сахарком у себя во дворе, когда неожиданно во двор с улицы зашел этот самый Коля Олухов-Хомутцов. Он был рыжий и бородатый, все время в очках ходил с толстенными стеклами, потому что очень плохо видел – лет пять его назад во время какой-то там экспедиции в Сумрачных горах укусила, как говорят, редкая ядовитая змея, и после этого укуса зрение у Коли бедного начало резко падать. Ну, я, конечно, не про зрение его хочу рассказать вам, а про то, зачем он к нам во двор пришел, когда мы с Проней кормили Лучика сахарком. Он, Коля этот, пришел, кстати, к нам во двор очень злой, и, даже, не, просто, злой, а, как бы – явно, сильно «не в себе». Поначалу нам с Проней показалось, что он пьяный пришел, потому что взгляд у него был страшный: блуждающий, бешеный… А, самое главное, в правой руке Коля этот, биолог-эколог-зоолог топор держал. Спросил он у нас про папу: «Девчонки, а отец – дома?!» и голос у Коли, как и взгляд, каким-то больным, нездоровым нам с Проней почудился – надрывным таким, натуженным, как при сильной простуде бывает! «Нет папы, дядя Коля!» – отвечаем мы ему с Проней. – На охоту он уехал в дальний Бор!“ „А когда вернется?!“ – спрашивает. „Дня через два вернется!“ – отвечаем мы с Проней и смотрим внимательно на дядю Колю, на топор в его правой руке и кажется нам, что что-то не так. А и оказалось не так, потому что Коля этот и говорит: „Нет – я два дня ждать не могу! Поздно будет через два дня – совсем поздно!“. „А что поздно то будет, дядя Коля?!“ – спрашиваем мы с Проней, а сами пятимся и пятимся назад к крыльцу – пугать нас начал откровенно своим видом ненормальным этот Коля. А он нам и отвечает: „За Лучиком вашим, за жеребенком я пришел! Отдайте мне его!“ „А зачем он вам нужен, дядя Коля?!“ – удивились мы с Проней и испугались за нашего Лучика. – Это же наш жеребенок и мы его никому не отдадим!“ А Коля и говорит нам с Проней: „А это никакой и не жеребенок, этот Лучик ваш!“ „А кто же он тогда, если не жеребенок?!“ – еще сильнее мы с Проней удивились и испугались. „Он – „вудрик-падла“ – лошадь-кровосос, типа большого комара, но в лошадином обличье!“ – заявил нам дядя Коля, и топор в правой руке подкинул, и, так, примеряюще или прицельно, как в тире, на Лучика на нашего посмотрел! Но, как бы мне страшно ни было, я загородила собой Проню и сказала этому, ебан… му на всю голову, дяде Коле: „Без папы мы Лучика вам не отдадим, дядя Коля! Даже и не просите! Папу лучше дождитесь с охоты, если неприятностей себе больших не хотите! „… – автобус в этот, наиболее драматический момент рассказа Натальи, не раньше и не позже, как будто специально, попал в глубокую колдобину и ностальгическое повествование Натальино естественным образом прервалось, потому как пассажиры, сидевшие в задней части автобуса, против своей воли, подпрыгнули на сиденьях, головами достав едва ли не до самого потолка автобусного салона, и рухнули обратно, непроизвольно, от души от самой, как говорится, высказавшись по адресу неосторожного водителя, качества дороги и… ну, короче: кто, во что горазд высказался! Ирина Сергеевна, например, в очередной раз, расхохоталась, невольно заразив своим смехом и Костю. Грузная возрастная Наталья Паворознюк, напротив, не расхохоталась, так как ей сделалось совсем не до смеха, после обратного, не очень удачного падения из под самого потолка на старое, продырявленное во многих местах, кожаное сиденье – она больно ударилась копчиком об обнажившуюся из под съехавшего несколько в сторону, собственно, самого сиденья, металлическую каркасину. Взвыла, что там греха таить, в полный голос Наталья и все, что хотела рассказать Боровому про себя с Проней, очкастого ненормального зоолога-эколога, дядю Колю и жеребенка Лучика, вылетело у ней из головы прямиком через ушибленную задницу, и она тихо горестно застонала, согнувшись в «три погибели», а Костя сокрушенно подумал: «Ну не везет, так, значит, и не везет!»

Василий Иванович, как и его жена, тоже пострадал после короткого непроизвольного полета под потолок – он, вообще, упал мимо сиденья, изрядно отбив, крупные от природы, гениталии о входную ступеньку. Но, в отличие, от своей жены Натальи, он быстро пришел в себя и стоически, как «настоящий мужчина», пересилив специфическую сильнейшую боль, хорошо известную каждому «настоящему мужчине», хоть раз в жизни, со «всего маху», ударявшемуся гениталиями о твердый металлический предмет, молча морщась от боли, надсадно кряхтя и неразборчиво матерясь, все же сумел взгромоздиться обратно на то место, которое и занимал до того несчастливого момента, когда старый автобус угодил в глубокую дорожную колдобину. Мрачно посмотрел на, согнувшуюся в три погибели, тихо постанывающую Наталью и неожиданно участливым голосом спросил:

– Сильно зашиблась, Ната?! – и приобнял слегка жену за плечи. – Ладно-ладно, будет тебе – бывало и хуже в нашей жизни! Главное – не расслабляйся, не время!

Костя твердо решил для себя, что дальнейшего продолжения рассказа не последует по досадным «техническим причинам», но, против ожидания, Наталья прекратила стонать и с силой вытолкнула, буквально, из себя короткую «финальную» информацию:

– Дядя Коля подошел к Лучику, чтобы зарубить нашего любимчика у нас на глазах, а Лучик встал на дыбы и двумя передними копытами лягнул дядю Колю прямо ему по яйцам!!! Видели бы вы, что с дядей Колей сделалось!!! А Лучик наш убежал в лес и больше мы его никогда не видели-и! – и Наталья вновь умолкла, не в силах больше сдерживать, рвавшиеся из нее, против воли, охающие стенания, порождаемые не проходящей сильной болью в области крестца и внизу живота, родившейся там, во время злосчастного падения из под потолка автобуса.

Костя терпеливо принялся ждать продолжения рассказа через какое-то время, когда Наталье непременно должно было бы полегчать, но тут на помощь нежданно пришел Василий Иванович, лаконично закончивший за свою жену:

– У этого Николая Олухова после удара копытами Лучика вскоре началась гангрена обоих яиц! Перекрутились у него там «гордиевым узлом», как после хирург объяснял, и не раскрутились больше семяпроводящие канальцы, полопались вены и капилляры, в общем – полный п…ц!!! Но сам он виноват, этот дядя Коля. Но дело не в его яйцах, а в том, что ровно через год в Жабомоевском Бору впервые появились вот эти самые пресловутые «лошади-убийцы», о которых раньше никто и никогда из Жабомоевских старожилов и «слыхом не слыхивал»!!!…

– Вы что же этим хотите сказать, что вот этот вот самый жеребенок Лучик и стал, так сказать, главой Клана Лошадей-Убийц?! – после долгой естественной паузы не мог не спросить у Паворознюка Костя: – Или вы что-то другое имели ввиду, уважаемый Василий Иванович?! Где, по вашему, следует искать, в каком колене гены Лошадей-Убийц?! Вы, может быть, что-то знаете про того жеребца, который и стал отцом этого самого пресловутого Лучика?!

– Да не знает он ничего, говорила же я вам уже об этом! – через силу прохрипела Наталья, в очередной раз вклинившись без спроса в мужской разговор. – Жеребец тут ни при чем никакой! Дело в матери Лучика…

– В этой самой кобыле, Мурене?! – теперь уже Костя перебил Наталью.

– Мать Лучика не была кобылой, она была женщиной! … – с огромным трудом прохрипела Наталья и, кажется, потеряла сознание…

…А старый «пара-ПАЗ-ик» внезапно начал резкое торможение…