Текст книги "Полководцы Петра Великого"

…Победа русского оружия в полевом сражении имела свое продолжение на берегах Днепра. Полководцу Александру Даниловичу Меншикову в истории Северной – «Свейской» войны принадлежит честь принятия у Переволочны капитуляции остатков главной королевской армии, разгромленной под Полтавой. Дело обстояло так.

Петр I первыми отправил в преследование оступавшей к днепровским переправам шведской армии и мазепинцам гвардейские полки, посаженные на лошадей, и драгунские полки под начальством генералов князя М.М. Голицына (старшего) и Р.Ф. Боуэра. На другой день вслед за ними с новыми полками поспешил генерал-поручик светлейший князь Меншиков. Он торопился, чтобы заключительный акт разгрома королевской армии Швеции не прошел без его деятельного участия. И самое главное: он понимал, что короля с Мазепой и многими тысячами уцелевших солдат упускать туда, куда они бегут, нельзя.

Шведы на пути своего бегства только на речке Кобылячке попытались остановить преследователей, но безуспешно. Когда русские драгунские полки и гвардейская пехота 30 июня подоспели к Переволочне, то они опоздали всего на три часа: Мазепа со своими людьми, а затем король Карл XII уже оказались на противоположном берегу Днепра.

Главная королевская армия оказалась перед выбором: или сражаться, имея видимое численное превосходство, или капитулировать (как твердо потребовал от них князь М.М. Голицын), сложив личное оружие и знамена, штандарты перед победителями в баталии под Полтавой. Шведы, брошенные своим монархом, выбрали второе: морально они были уже сломлены на поле битвы под Полтавой.

Капитуляцию остатков главной королевской армии Швеции во главе с генералом Левенгауптом принимал светлейший князь Ижорский Александр Данилович Меншиков. Этой викториальной строкой он вошел в историю Северной войны. Он, как старший по чину, подписал акт о принятии капитуляции.

На берегах Днепра у оставленного жителями селения Переволочна русскому 9-тысячному отряду в плен сдалось, сложив оружие, 15 921 деморализованных неприятельских солдат и офицеров, три генерала во главе с Левенгауптом, которому король доверил армию «свеев», предписав ему уйти берегом Днепра в турецкие пределы, то есть в Крымское ханство.

По данным шведского историка П. Энглунда, в Переволочне капитулировали: 1 (полный) генерал, 2 генерал-майора, 11 полковников, 16 подполковников, 23 майора, 256 ротмистров и капитанов, 304 лейтенанта, 323 корнета и прапорщика, 18 полковых квартирмейстеров, 27 адъютантов, 12 575 унтер-офицеров и рядовых, из которых 9152 кавалериста, 3286 пехотинцев и 137 артиллерстов.

В число пленных, по сведениям П. Энглунда, входят 3402 нестроевых чина и людей штатских, в том числе 1657 женщин и детей (семьи солдат, фицеров и чиновников). То есть шведский историк насчитал сдавшихся в плен на днепровском берегу у Переволочны 16 958 человек, из которых 13 556 являлись строевыми военнослужащими и имели личное оружие.

Общие итоги Полтавского сражения и дела у Переволочны таковы, как об этом сказано в «Журнале Петра Великого», в котором приводятся сведения о потерях двух сравнивающихся армий. Они для военной истории выражаются в следующих цифрах:

«Взято в плен верховных штаб-офицеров 89, обер-офицеров 1102, унтер-офицеров, рядовых и артиллерийских служителей 16 947; а с нестроевыми и королевским двором 18 746. Неприятельских трупов на боевом месте под Полтавою и у редутов собрано 9 234, кроме тех, кто в розни по лесам и полям побиты.

Русских под Полтавою побито 1 345 и ранено 3 290».

То, что случилось у Переволочны на берегах Днепра через три дня после Полтавской баталии, историки Швеции называют «второй неслыханной викторией». При этом упоминается имя русского генерала, поставившего свою подпись под актом о капитуляции. Шведам фамилия Меншикова говорила о многом.

Трофеями победителей под Полтавой и на днепровских берегах стали 28 орудий (большинство из них было брошено по пути бегства), 127 знамен и штандартов (среди них два прапора гетмана Мазепы, которые он при бегстве «забыл» прихватить с собой), а также пять булав и семь перначей запорожцев, тоже брошенных у Переволочны. И к этому перечислению почетных трофеев следует добавить личное оружие целой армии и многие тысячи верховых, артиллерийских и обозных лошадей и различного рода повозок и карет. «Багажа», как говорится, взято «немерено», не ситая брошенного в большом числе по пути к Переволочне.

Русскими трофеями стала и вся походная королевская казна. Ее основу составляли саксонские серебряные монеты, большая часть еще не растраченной контрибуции с родовых владений курфюрста Августа, который в истории имеет два прозвища – Саксонский и даже Сильный. После Полтавской виктории польская королевская корона снова будет достоянием неверного союзника русского царя Августа II Саксонского. Королем Польши он и уйдет из жизни.

Светлейший князь Ижорский Александр Данилович на радостях в первом своем донесении из Переволочны, еще без подробностей капитуляции шведской армии, спешил сообщить государю:

«Бегущего от нас неприятеля здесь мы настигли и только что сам король с изменником Мазепою в малых людях уходом спаслись, а достальных шведов всех живьем на аккорд в полон побрали… Пушки, всю амуницию тоже взял».

За деятельное и «примерное» участие в Полтавской битве и в деле у Переволочны государь «всея России» Петр I удостоил светлейшего князя Ижорского – одного из героев полного «истребления» главной армии Швеции, ведомой королем-полководцем Карлом XII, чина генерал-фельдмаршала. Вне всякого сомнения, Александр Данилович ждал такого царского подарка, вполне заслуженного им в еще не завершенной Великой Северной войне.

Такой чин на тот викториальный день в рядах действующей армии России носил только один не менее заслуженный петровский полководец – зрелый возрастом бывший ближний боярин граф Борис Петрович Шереметев. Он свой фельдмаршальский жезл получил в начале войны.

В «Гистории Свейской войны» о том записано так: «В сей великий праздник после так счастливого изшествия его царское величество благоизволил наградить тех, которые в службе своей означились. А именно: князя Меншикова пожаловали в фельтмаршалы…»

Светлейшего князя Ижорского А.Д. Меншикова ко дню Полтавской виктории уже характеризовали как «энергичного генерала, всюду поспевающего и всюду одерживающего успех». Его место в царском окружении, говоря языком не той эпохи, можно определить как приближенного, фактически исполнявшего при Петре I обязанности начальника его личного штаба. Битва при Полтаве лишний раз подтвердила это.

На этом царские награды не ограничились. Во владения титулованного А.Д. Меншикова были переданы города Почеп и Ямполь, что увеличило число меншиковских крепостных душ на 43 тысячи человек. Тогда царь раздал многое из того, что принадлежало изменнику гетману Ивану Мазепе. Теперь светлейший князь стал вторым после царствующего Романова душевладельцем России, ее богатейшим «крепостником».

В дни торжественного «полтавского» въезда государя в первопрестольную Москву новоиспеченный генерал-фельдмаршал находился по правую руку царя: «…в Москву вошли с великим триумфом». Этим подчеркивалась исключительность его личных заслуг в «истреблении» королевской армии Швеции. Петр I ехал на той же лошади, в том же преображенском мундире, в котором он был в Полтавской битве, имея на голове простреленную шляпу, а в руке обнаженную шпагу. По сторонам самодержца находились светлейший князь А.Д. Меншиков и князь В.В. Долгорукий, тоже с обнаженными шпагами.

После исторической Полтавы петровский фаворит в ранге титулованного полководца Александр Данилович Меншиков до 1713 года постоянно был «у военных дел»: командовал русскими войсками, освобождавшими от шведских войск Польшу, Курляндию, Померанию, герцогство Голштейн, то есть почти все южное (ныне польское и германское) побережье Балтийского моря, владение Шведского королевства.

Сперва новоиспеченный генерал-фельдмаршал по царскому указу с полками двинулся в Польшу, чтобы сразиться там с корпусом генерала Крассау. Но тот не принял сражения и заблаговременно, почти без урона, отвел свои войска в Померанию, затворившись там в «крепких» крепостях от союзников по Северному союзу.

Польский король Станислав I Лещинский, лишившийся поддержки шведов, бежал из страны во Францию, а его сторонники из числа магнатов и шляхты при появлении русских полков прекратили активное замирение, хотя до полного спокойствия в Речи Посполитой было еще далеко. Август II с триумфом возвратился в Варшаву: столица Речи Посполитой ему рукоплескала.

Из Польши светлейший князь А.Д. Меншиков писал в донесении царю Петру I об оставлении шведскими войсками польской территории: «Понеже пишет к вам господин отьютант Ушаков, что неприятель ушел к Померании, настичь его невозможно, того ради мы поход свой оставили».

17 декабря 1709 года генерал-фельдмаршал А.Д. Меншиков прибыл в первопрестольную Москву. Вместе с государем и военачальниками русской армии, участвовал в больших торжествах по случаю виктории под Полтавой. На следующий день после приезда в столицу Александр Данилович на торжествах докладывал шутейному князю-кесарю Федору Юрьевичу Ромодановскому:

«Божией милостию и Вашего кесарского величества счастием взял и в плен ушедших с Полтавского сражения под Переволочну генерала и рижского губернатора графа Левенгаупта… и 16 275 человек».

Северная война продолжалась, но уже теперь без участия короля Карла XII и его главной армии, которая «канула в историю» как таковая. В Прибалтике затягивалась осада города-крепости Риги. В апреле 1710 года царь послал туда деятельного Меншикова, чтобы ускорить взятие Риги войсками медлительного генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева. Там, под Ригой, эпидемия унесла из состава осадного корпуса тысячи и тысячи человеческих жизней.

Светлейший князь занялся там устройством батарей в устье Западной Двины, чтобы окончательно отрезать шведский гарнизон от моря, где продолжал господствовать королевский флот. Но подготовленный штурм отложили, на чем Меншиков настаивать не стал по веской причине: эпидемия чумы ополовинила осадный корпус, равно как и осажденный крепостной гарнизон и горожан. Петр I же требовал овладеть Ригой без лишнего пролития крови: он требовал беречь солдатские жизни, которые были для него дороги.

Меншиков вернулся в Санкт-Петербург. Рига же вскоре капитулировала сама на милость победителей во многом благодаря тому, что русский царь пообещал городу сохранить все его прежние привилегии, а местному баронству (немецкому дворянству) возвращение поместий, реквизированных у него во время шведского правления.

За настойчивую осаду города-крепости Риги генерал-фельдмаршал светлейший князь А.Д. Меншиков получил в награду от датского короля Фридриха IV, ставшего после Полтавской битвы вновь союзником Петра I, высшую орденскую награду Дании – орден Слона, существующий и в наши дни. Собственно говоря, заслуги царского фаворита в падении Риги в действительности были не столь велики и значимы, как писалось о том в наградном формуляре.

Отправляясь на войну с Турцией в 1711 году, царь поручил охрану балтийского побережья и бережение столичного Санкт-Петербурга своему фавориту А.Д. Меншикову. Потому тот в неудачном для Петра I Прутском походе не участвовал и ответственности перед отечественной военной историей нести не может.

В 1712 году генерал-фельдмаршал с титулом светлости назначается главнокомандующим русскими войсками в Померании. Царь наделил его большими полномочиями и свободой в действиях. Перед союзниками по Северному союзу стояла задача полного изгнания шведских войск с южных берегов Балтийского моря и взятия там всех неприятельских крепостей. Русская армия вновь выступила в поход «в Европу».

По пути Меншикову пришлось заботиться об устройстве провиантских «магазейнов» для снабжения своих войск, поскольку союзники далеко не всегда и не полностью выполняли взятые на себя обязательства по снабжению провиантом и фуражом русских полков. А те приходили к ним на помощь для совместных действий против Швеции. Такие вопросы в условиях идущей войны решались и путем взятия контрибуций с тех городов, которые еще вчера принадлежали Шведскому королевству.

Трудней пришлось Александру Даниловичу с несогласиями и интригами союзников – датчан и саксонцев. Так, из Дании никак не удавалось получить тяжелую артиллерию для войск, осаждавших города-крепости Штеттин и Штральзунд. Если она и доставлялась, то с большим опозданием по срокам. Царь Петр I, приехавший на новый для себя театр войны, сетовал в письме А.Д. Меншикову: «И что делать, когда таких союзников имеем».

Война на южном побережье Балтики вскоре после Полтавы стала складываться не в пользу противников Швеции. Там во главе шведских войск стал способный полководец генерал М. Стенбок. В декабре 1712 года он повел полки в Мекленбург. Его намерения проявились очень скоро: там стояли датские и саксонские войска, которые Стенбок решил разбить и переломить ход Северной войны в отсутствие короля Карла XII, продолжавшего «гостить» во владениях турецкого султана.

Петр I предупреждал союзных монархов, чтобы они не вступали в сражение до прихода войск Меншикова, поскольку понимал, насколько призрачной может быть их победа над шведами. Русские торопились в походном движении, чтобы не опоздать к главным событиям на земле Мекленбурга. Царь советовал светлейшему князю Ижорскому:

«Для Бога, ежели случай доброй есть, хотя я и не успею к Вам прибыть, не теряйте времени, но во имя Господне атакуйте неприятеля».

Но союзники оказались самоуверенными в себе, поскольку их армии были более многочисленными, чем шведские войска, вступившие в Мекленбург. Сражение при Гадебуше закончилось для них сокрушительным поражением, а потери составили, помимо убитых и раненых, более четырех тысяч человек. Датчане потеряли все свои пушки. Меншиков, спешивший на помощь, не успел подойти к месту баталии.

В январе 1713 года петровский полководец начал вести активные действия. Шведские войска, отступая перед русскими, затворились в крепостном Фридрихштадте, занимавшем весьма выгодное положение и хорошо защищенным от природы. Шведы разрушили шлюзы, затопили окрестности города, на двух дамбах, которые вели к крепости, поставили пушечные батареи. На дамбах в нескольких местах зияли свежевырытые рвы. Занятая неприятелем позиция казалась неприступной и требовала больших потерь для атакующих союзников.

Прибывший сюда царь Петр I, обсудив ситуацию с Меншиковым, предложил союзникам вместе атаковать неприятеля, укрепившегося в Фридрихштадте. Но датчане и саксонцы дружно отказались, поскольку были уверены в безнадежности такой затеи. Они согласились только не отводить свои войска из дальних подступов к Фридрихштадту, попросив для своего усиления у царя 4 полка пехоты. Война в Мекленбурге грозила затянуться на долгое время, а Стенбок получить из Швеции сильные подкрепления.

Атаковать полевые укрепления шведов перед Фридрихштадтом пришлось только русским войскам. В «Гистории Свейской войны» о взятии укрепленного города на севере немецких земель 31 января 1713 года рассказывается так:

Русские полки выступили к Фридрихштадту 30-го числа. «И того же вечера з генералами те места, где быть атаке, осмотрел и распорядил оную атаку, как ниже следует, а именно».

По одной из двух дамб атаковали два батальона преображенцев, два батальона семеновцев и один гренадерский батальон с полковыми пушками под командованием майора Глебова. Остальные полки во главе с государем наступали вслед за ними. Атака началась в три часа утра. Шведы два перекопа (рва) на дамбе защищать не стали, отступив от них: «И наши принуждены те перекопы землею наполнивать и за оным далее следовать».

А конница под командою генерал-фельтмарашала князя Меншикова отправлена на правую сторону от другова перекопа другим дамом (дамбой)… Потом приближалася пехота к третьему перекопу, где была пушечная батарея, с которой неприятель жестко стрелял по нашим людям, так голым и толко в 6 или 8 человек в шеренге идущим. Однако ж наши, почитай, отчаянно делали, прибежав к батарее, между пушек став, гранатами в абрасуры (амбразуры) бросали и неприятеля от пушек отбили. Которые неприятель, пометав в воду и зажегши двор, которой у той батареи был, под оным дымом ушел.

А наши следовать за оным скоро не могли, понеже принуждены тот перекоп и батареи розрывать и ров землею наполнять (ибо обойти за водою по обеим сторонам было невозможно). И тем временем неприятель ушел. А конница наша оных отрезать не могла, понеже хотя тот дам и (позади) батарей пришел, которым наша конница шла, однако ж и на оном перекоп был, которой неприятель також держал, потом побежал, и оной перекоп конница наша, пока от батарей пехота их ретировалась, також принуждены зарывать.

И приближились к деревне Коломбитель, где неприятель остановился фрунтом против дама (а нашим за узиною оного разширится было невозможно) и стал ис пушек стрелять. По которому наши, также ис трех пушек стреляв, пошли атаковать. Которой, не дав ручным ружьем бою, побежал, однако ж так густо их побежало, что по даму убратца было невозможно, и для того чрез ров водяной на луг, которой луг не был потоплен водою, уйти некоторые принуждены были, а именно полк Зейблатов, которой, когда наши приближились, став на колени ружье положили.

Дамом же неприятеля догнать было невозможно, понеже такая была вяская грязь, что не только со всех солдат обувь стащило, но и у многих лошадей подковы выдирало…»

Оборонявшие дамбы 4 тысячи шведов во главе с генерал-майором Штакельбергом оставили город и удачно отступили к своим главным силам. Кавалерия их преследовать не могла, поскольку «вышереченная неслыханная вяская грязь не помешала».

«По прогнании неприятеля от Фридрихштадта (русские) вошли в оной город февраля в 1 день». Войска генерала Стенбока укрылись в крепости Тоннинген, изготовившись к ее обороне.

После взятия Фридрихштадта царь Петр I уехал, оставив войска под командованием Меншикова. Тот организовал плотную блокаду Тоннигена с суши и моря (с помощью кораблей датского флота), но осада началась не сразу. После этого светлейший князь Ижорский деятельно участвовал во взятии на северных германских землях сильных крепостей Тоннинген и Штеттин.

В Тоннингене оборонялся почти 16-тысячный шведский гарнизон под командованием генерала Стенбока, которого в военной истории его страны называют «спасителем Швеции». Он сложил оружие перед русскими и датчанами (те опять тянули с доставкой осадных орудий и плели интриги) только тогда, когда флот Дании перекрыл вход в реку Эйдер и захватил 15 неприятельских судов с провиантом, обмундированием и дровами, а повальные болезни за стенами Тоннингена унесли в могилы тысячи человеческих жизней. Поэтому в шведской военной истории на сей счет Стенбоку обвинений не ставится.

Штурм, подготавливаемый Меншиковым, не состоялся. В плен сдалось около 11 тысяч шведских солдат и офицеров во главе с генералом Стенбоком: это было все, что осталось от его корпуса. Все пленные по желанию датской стороны были переданы ей, в том числе и их командующий. Подобному разделению подлежали и взятые в Тоннингене трофеи.

Такие союзные отношения «рассердили» Александра Даниловича, и генерал-фельдмаршал вознамерился увести русские войска с театра войны в российские пределы. Однако царь повелел ему подождать до осени (до сентября). Причина тому была веская: появление русских войск в большом числе в Польше могло спровоцировать турок, заинтересованно следивших за соблюдением условий Прутского договора.

Штеттин (ныне польский Щецин) держался перед 24-тысячным войском светлейшего князя А.Д. Меншикова не менее стойко. Город-крепость защищал 5-тысячный шведский гарнизон и 4 тысячи вооруженных горожан-ополченцев. На большой и богатый балтийский порт Штеттин в войне претендовали два королевства – Датское и Прусское. Другие союзники, Саксония, Польша и Голштиния, отказались от подобных территориальных претензий. Россия на это владение Швеции не претендовала.

У русских не оказалось осадной артиллерии, которую датская сторона так и не подвезла. Тогда русскому командующему на помощь пришли союзники-саксонцы, доставившие к Штеттину 70 пушек, 2 гаубицы и 30 мортир. Теперь Меншиков мог начать подготовку к штурму одной из последних неприятельских крепостей на южном побережье Балтики.

Но штурм Штеттина не состоялся. Начало бомбардировки в первый же день (17 сентября) привело к многочисленным пожарам в городе. На следующий день шведский гарнизон, которому грозило вооруженное возмущение горожан-ополченцев, капитулировал. Потери русских за время осады этой крепости составили 184 человека убитыми и 365 – ранеными.

Прусский король Фридрих-Вильгельм наградил за эти победы петровского генерал-фельдмаршала орденом Черного Орла. Из-за Штеттина тогда разразился нешуточный дипломатический скандал: светлейший князь за «подарок» в 5 тысяч дукатов уступил эту важную на театре войны шведскую крепость в секвестр Прусского королевства. Оно тогда уже находилось на стороне Северного союза и как могло «округляло» свою территорию за счет владений Швеции на южном побережье Балтики. В планы же Петра Великого приобретение Штеттина с округой никак не входило, равно как и осложнение отношений с Данией.

По распоряжению светлейшего князя Ижорского некоторые другие земли, на которые имело виды Датское королевство, отошли к Голштинии. Во всем этом сыграло недовольство союзными отношениями с королем Дании Фредериком IV: «нерасторопность» его командования в доставке обещанной осадной артиллерии и в других делах. Сказались и подношения голштинского министра Герца, и ловкость прусского монарха.

Недовольство союзных датского короля и одновременно короля польского (он же курфюрст Саксонии) заставило царя Петра I потребовать от своего фаворита объяснений. В итоге государь России удовлетворился тем, что ему сообщил светлейший князь, и утвердил передачу города-крепости и порта Штеттина Пруссии. Но при этом Петр I предупредил ее короля Фридриха-Вильгельма и владетеля немецкой Голштинии, чтобы они оставили свои намерения воевать с Данией за померанские земли, принадлежавшие ранее Швеции.

После овладения Штеттином генерал-фельдмаршал А.Д. Меншиков решил победно возвратиться в Россию, в ее северную столицу Санкт-Петербург, который продолжал расстраиваться. Длительная болезнь легких не позволила ему лично участвовать в последующих событиях Северной войны, которая клонилась к своему логическому завершению. Он больше не командовал войсками, если не считать столичного гарнизона.

На обратном пути «из Европы» в российские пределы самовластный полководец А.Д. Меншиков во главе 20 тысяч русских войск взыскал с портового города-крепости Данцига 300 тысяч гульденов военной контрибуции. В Санкт-Петербург он возвратился в феврале 1714 года. С этого времени заканчивается его полководческая карьера и начинается карьера государственного политика-царедворца.

Александр Данилович оставался санкт-петербургским губернатором, ведал городским строительством. Он следил за постройкой кораблей для Балтийского флота, любимого детища Петра Великого, отвечал за комплектование его матросами и офицерами, снабжением всем необходимым.

В 1716 году по царскому указу начал строительство в Ревеле гавани для военных кораблей, откуда они могли выходить прямо в открытую Балтику, а не через Финский залив, который в случае войны можно было блокировать. Уже одно это делало прочной морскую силу России на отвоеванных и завоеванных берегах Балтийского моря.

Светлейший князь Ижорский следил за строительством дворцов, домов горожан разных сословий, пороховых погребов, строительством набережных на Неве, устройством городских дорог и прочего не только в самой столице, но и в Петергофе, Кронштадте. Иначе говоря, он опытной рукой руководил столичной строительной «программой», в чем, скажем прямо, преуспевал. Александр Данилович любил и умел строить все, что было угодно самодержавному государю.

Являлся президентом Военной коллегии, то есть фактическим военным министром. Занимался управлением всеми военными делами. Хорошо знал и армию, и флот. О том, что петровский фаворит А.Д. Меншиков внес весомый вклад в усиление военной мощи государства Российского, спорить историкам и сегодня не приходится.

Отойдя от дел военных и поселившись на берегах Невы, светлейший князь Ижорский с 1716 по 1720 год (а также в 1726 и 1727 годах) вел дневник, известный как «Повседневные записки делам князя А.Д. Меншикова». Это интересный документальный источник той эпохи, позволяющий судить о жизни и трудах первого вельможи петровской России. Записи делались, к примеру, такого рода:

«В 3 день (апреля 1716 года) в 7-м часу пополуночи его светлость, отслушав заутреню, убрався, слушал литургию, куды прибыли его величество государыня царица Параскевия Феодоровна и государыни царевны, его высочество государь царевич, сенатор князь Долгорукой, сенатор граф Апраксин, граф Мусин-Пушкин, сенатор Стрешнев, граф Матвеев и прочие знатные особы. По отпении литургии кушали у его светлости, по кушанье довольно бавясь напитками и прочим, в 3-м часу пополудни изволили купно ехать на заклад нового корабля, которой будет в 90 пушек, и, оной заложа, за здоровье довольно веселясь, для которого с Адмиралтейства стреляли из нескольких пушек, и разъехались. Его светлость, прибыв в дом свой, отшел в свои покои»…

«В 23 день (апреля того же года) изволил продолжатца во отправлении почты к его царскому величеству и прочей заморской, и кушал в своей особе. По кушанье изволил быть в доме царского величества, и в Адмиралтействе, и у прочих работ. И прибыв в свой дом, отшел в свои покои»…

В 14 день (августа того же года)… его светлость в 7-м часу пополуночи встав, и убрався, изволил отправлять ардинальные дела, к тому прибыли господа вице-губернатор Клокочев, генерал-ревизор господин Зотов и другие, нововыезжие ис Франции иноземцы, а имянно архитектор Леблон с товарыщи, и по довольных розговорех оные разошлись…»

…Факт остается фактом. После Полтавы полководческий образ генерал-фельдмаршала А.Д. Меншикова для отечественной истории стал меняться не в самую лучшую сторону. Он превращается в самого знаменитого казнокрада петровского времени. Им стали присваиваться земли литовских и польских вельмож, воевавших против России. Это вызвало огромный поток всевозможных жалоб, и дипломатам России в европейских столицах приходилось работать не в самой лучшей для себя обстановке.

После возвращения из Померании фавор Александра Даниловича у царя пошатнулся, и «весьма изрядно»: были выявлены факты хищений и казнокрадства, носившие большие размеры в денежном исчислении. Но после «жестокого наказания» (возвращения части награбленного в государственную казну и обиженным людям) царская милость в немалой степени была ему возвращена: Петр I известен своей отходчивостью, особенно под влиянием супруги, царицы, а затем императрицы Екатерины I.

После такой опалы светлейший князь Ижорский продолжал выполнять ответственные поручения государя. Так, в 1719 году он занимался усилением морской крепости Кронштадт ввиду ожидавшегося нападения английской эскадры адмирала Норриса на Санкт-Петербург. Тогда обострение отношений России и Англии, поддерживавшей Швецию, грозило перерасти в открытую войну сперва на море, а потом и на завоеванных Россией берегах Балтики. Не исключая, разумеется, и новую столицу.

Когда в 1720 году потребовалось увеличить численность русской армии, генерал-фельдмаршал с большим знанием дела собирал новые кавалерийские полки на Украине. К слову говоря, выполнение всех важнейших решений Военной коллегии, утверждаемых государем, он старался контролировать лично, умело и быстро решая возникающие проблемы.

Время шло. Царь Петр I, а затем всероссийский император Петр Великий стал охладевать к своему любимцу все больше и больше: его жестоко уязвляли и обижали откровенные грабительские деяния человека, которого он поднял «из грязи в князи», да еще с титулом светлейшего князя. Государь знал о злоупотреблениях Меншикова, но предпочитал на многое закрывать глаза. При этом он говорил:

«Он мне и впредь нужен, может еще сугубо заслужить оное…»

Между ними стала утрачиваться прежняя доверчивость и близость. Меншиков лишается должности президента Военной коллегии. Однако смерть самодержавного монарха помешала их полному разрыву стать историческим фактом.

Заслуги А.Д. Меншикова в длительной Северной войне общеизвестны, хотя порой и вызывают у исследователей сомнения. Здесь достойны внимания слова историка-белоэмигранта А.А. Керсновского:

«Из сподвижников Петра первое место должно быть по справедливости отведено Меншикову – творцу и настоящему гроссмейстеру русской кавалерии – кентавров Калиша, Лесной, Полтавы и Переволочны. Ему не раз вверялась армия, и каждый раз он блестяще оправдывал доверие Царя.

Как кавалерийский начальник, предводитель конной армии, этот деятель гораздо крупный, чем Зейдлиц, Мюрат, Стюарт и Шеридан, и смело может быть сравнен с Румянцевым и Врангелем».

По царскому поручению Меншиков заключил две штрафные конвенции с торговыми портовыми городами Гамбургом и Любеком. Они обязывались заплатить российской казне за торговлю со шведами 233 333 серебряных талера.

С 1714 года он вновь занимается генерал-губернаторскими делами в Санкт-Петербурге. Одновременно управлял приобретенными Россией территориями – Прибалтикой и Ижорской землей, ведал сбором государственных доходов. Во время частых отъездов Петра I управлял страной. Дважды был президентом Военной коллегии: в 1718–1724 и 1726–1727 годах. В 1722 году Петр Великий наградил фаворита чином вице-адмирала.

О значении личности светлейшего князя в делах государственных свидетельств и мнений предостаточно. Один из современников петровского фаворита, будущий российский генерал-фельдмаршал граф Б.К.(Х.) Миних, писал о нем следующее:

«Примечательно, что князь Меншиков, не будучи рожден дворянином, не умея даже ни читать, ни писать, пользовался, благодаря своей деятельности, таким доверием своего господина, что мог на протяжении многих лет подряд управлять обширной империей…»

Таково мнение интересного исследователя Петровской эпохи А.А. Керсновского, изложенное в его «Истории русской армии». В объективности оценок неординарной личности старой России сомневаться не приходится. К вышесказанному Керсновским можно добавить следующее.

О полном доверии государя к Меншикову в лучшие для того годы свидетельствует факт привлечения его к следственному делу и суду над царевичем Алексеем Петровичем. Тот 24 июня 1718 года был приговорен светским судом к смерти за государственную измену. Первую подпись под этим документом поставил генерал-фельдмаршал светлейший князь А.Д. Меншиков. Вторая подпись принадлежит генерал-адмиралу графу Ф.М. Апраксину… Всего утверждающих 127 подписей.