Текст книги "Полководцы Петра Великого"

На берегах Финляндии, Эстляндии и Лифляндии в удобных (возвышенных) местах размещались наблюдательные посты, отрабатывалась система сигнализации. Берег патрулировался конными дозорами из драгун и казаков. Усиливалась корабельная дозорная служба, которую несли в море быстроходные парусники, чаще бригантины.

Для защиты Ревельской гавани было установлено на батарейных позициях 300 орудий, имевших надлежащий запас боезарядов. Для защиты Кронштадтской гавани на острове Котлин было дополнительно устроено две «сильные» батареи из ста и восьмидесяти 18—24-фунтовых пушек.

Для скорострельности орудий были приготовлены пергаментные (пороховые) кортузы, благодаря которым после выстрела пушечный ствол не надо было банить, и со складов отпущены в войска скорострельные трубки. Было предписано стрелять ядрами и картечью и вернее целиться, «дабы действительно были выстрелы, а не гром один». Проводились соответствующие учения как в полевой артиллерии, так и на кораблях.

Апраксин много сил отдал подготовке своего гребного флота к зимовке и к отражению возможного нападения на места ее стоянки. Скампавеи и островные лодки стояли в готовности с целью отражения неприятеля, если он высадит десант на шлюпках или мелких судах в обход фарватера. Одновременно шла подготовка к предстоящей военной кампании.

С наступлением весны и по вскрытии льда генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину было предписано подготовить парусный флот и морские базы к возобновлению военных действий. В марте 1720 года Апраксин дал инструкцию капитан-командору В. фон Гофту провести поиск у берегов Швеции с целью определения мест стоянок для русского гребного флота. В инструкции было указано не входить в конфликт с иностранными торговыми судами, но с особой строгостью отнестись к осмотру шведских торговых судов.

Апраксин предписал капитан-командору внимательно отслеживать приход в Балтику английских военных кораблей, даже отдельных. С этой целью из ревельской эскадры выделялся один корабль для крейсерства в районе Дагерорта. С появлением англичан эскадре Гофта было велено идти к Наргену (остров перед Ревелем. – А.Ш.) и послать сообщение об английском флоте в Ревель.

14 апреля 1720 года эскадра В. фон Гофта в составе 7 линейных кораблей и одного фрегата вышла на поиск к берегам Швеции. Фрегат «Ландздоу» (экипаж 50 матросов и 100 солдат) под командой капитана (капитан-поручика) П. Бенса был направлен из Ревеля с целью перехвата 11 торговых судов, на которых шведы намеревались из Голландии перевезти медные пушки. Фрегат Бенса, не обнаружив судов, прибыл в Копенгаген и оставался в датской столице в распоряжении русского посла князя В. Долгорукого до сентября 1720 года.

4 марта был утвержден план кампании, в основе которого лежали действия пртив территории Швеции. Им предписывалось треть гребного флота послать к городе Васе, перейти там Ботнический залив и открыть военные действия в районе города Умео. Но это был отвлекающий удар. Раньше задумывалось послать для этой цели по льду казачьи партии, но теплая зима и слабый ледовый покров не позволили осуществить задуманное.

Главным силам гребного флота предстояло идти проливами Аландского архипелага к шведскому побережью в район города Гевле, «чтоб какой возможно убыток неприятеля учинить, дабы тем обнадеживание английское опровергнуть», но в «азарт себя не допускать, дабы ежели проиграем… более неприятелей самим на себя не подвигнуть».

Ревельской эскадре капитан-командора В. фон Гофта надлежало с началом кампании «прикрыть флот галерный» и иметь надежную связь (через посыльные суда) с командующим русским флотом на Балтике генерал-адмиралом Ф.М. Апраксиным. Местом его нахождения, то есть штаб-квартирой, с началом военных действий являлся Ревель. Сюда должна была доставляться вся событийная информация даже из самых отдаленных уголков Балтийского моря.

В конце апреля, когда ледовая обстановка опасностей уже не вызывала, русский гребной флот из 105 скампавей (из них 19 «конных»), 110 островных лодок, 8 (парусно-гребных) бригантин с десантом численностью в 24 199 человек вышел из Або. Он направлялся к западным островам Аландского архипелага.

Русские послы из Гааги и Копенгагена сообщали, что и шведы готовят ответную десантную экспедицию, но Стокгольму было трудно набрать большое число войск из-за «малолюдства». Судов же для перевозки десанта, предполагаемого в 24 тысячи человек, в королевстве находилось вполне достаточно. К этим сведениям добавлялась информация о том, что английский флот (21 линейный корабль и 10 фрегатов) под флагом адмирала Джона Норриса взял «не поспешая» курс к берегам Швеции.

Петр I решил действовать на опережение назревающих событий: 11 апреля он дал указание генерал-адмиралу Апраксину о подготовке десантов к боевым действиям. Царь писал Федору Матвеевичу:

«Приход Норрисов не так чается быть скор, как разглашали, и для того писали мы к господину кн. Голицыну, ежели возможно до его (адмирала Норриса) прибытия делать, чтоб не опуская времени делали осмотр по тамошним случаям».

Во исполнение царского предписания 24 апреля к шведскому побережью из Або вышел гребной отряд под командованием бригадира Ивана фон Менгдена. Отряд состоял из 35 скампавей (из них 9 «конных») с 6282 солдатами и офицерами (в том числе 162 казака). Пройдя шхерами до Васы, отряд пересек Ботнический залив и приблизился к побережью Швеции в районе городов Старый и Новый Умео.

Конные казаки были высажены на берег и произвели дальнюю разведку побережья. Десант, сошедший с скампавей, углубился на неприятельскую территорию более чем на 30 километров. Так далеко на земле собственно Швеции русские войска еще не заходили. Разорялись магазины (склады), захватывались торговые суда. Шведы всюду не принимали боя. 8 мая отряд бригадира Менгдена благополучно возвратился в Васу.

Английский флот только 12 мая прибыл в Швецию. Соединившись с флотом шведским, стоявшим в Карлскроне, адмирал Джон Норрис двинулся к берегам России. Англичане тогда еще не знали, что русские десанты «хозяйничают» за их спиной на шведском побережье. Результаты же экспедиции бригадира Менгдена были оценены следующим образом:

«Хотя сей поиск над неприятелем не может в велико почтен быть, ежели бы то в иной случай было учинено; но при сем случае, когда английский флот обещал их оборонить, пред которых очьми то учинено, за знатное дело почтен быть может».

Беззащитность шведских берегов заставила Стокгольм не распылять войска для действий против портов России. В стране утвердилось понимание, что новоявленные союзники-англичане не могут избавить Швецию от действий десантов с русского гребного флота. Дело же обстояло именно так.

Апраксин, будучи в Ревеле, сумел достаточно хорошо подготовиться к встрече неприятеля. Когда в конце мая англо-шведский флот появился у Ревеля, там все было готово к его защите. Береговые батареи изготовились к открытию огня. Помимо гарнизона, в строй встали городские ополченцы, получившие от губернатора Эстляндии (им являлся по петровскому указу Ф.М. Апраксин) ружья, имея еще и собственное, личное оружие. Вскоре союзная корабельная армада приблизилась к городу и стала на якорь в трех милях от него.

Подошедший к Ревелю английский флот насчитывал в своем составе 18 линейных кораблей (от 50 до 90 пушек на каждом), 3 фрегата, 2 бомбардирских корабля и один брандер. Шведский флот состоял из 7 линейных кораблей (от 64 до 70 пушек на каждом), пинка, бомбардирского корабля и 2 брандеров. Такого по силе флота портовый город Ревель перед собой еще не видел.

Командующий русским флотом Балтийского моря граф Ф.М. Апраксин немедленно отправил адмиралу Джону Норрису официальный запрос, с какой целью прибыл английский флот к берегам России. В запросе указывалось следующее:

«…Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако как за явной знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в надлежащей осторожности того себя содержать».

Адмирал Норрис написал ответ на царское имя Петра I, но Апраксин, не имея полномочий непосредственно принимать письма своему государю, не взял послание англичанина. Так Норрис был вынужден объясняться с русским генерал-адмиралом.

Между ними завязалась «служебная» переписка. В письме Федору Матвеевичу адмирал Норрис писал, что приход английского флота на Балтику совершен исключительно с целью посредничества в переговорах России и Швеции о догожданном мире.

Апраксин в своем ответе напомнил Норрису о дипломатических правилах и указал, что если английский король желает что-либо предложить русскому царю, то он может прислать официального посланника или самого адмирала Норриса с полномочной грамотой, как это принято между государствами. Получая такие письма от Апраксина, флотоводец английской короны каждый раз попадал в затруднительное положение с ответом на письма такого содержания.

Пока шла такая переписка между королевским адмиралом и царским генерал-адмиралом, посланные с кораблей союзного флота команды на шлюпках занялись промерами глубин между Наргеном и Вульфом. Цель была ясна: выяснялась возможность высадки десанта на берег у Ревеля или даже в городской черте.

Предпринимались и другие враждебные действия. Высадившись на острове Нарген, англичане и шведы сожгли «избу да баню, которые сделаны были для работных людей». Совершив на суше такой «подвиг», союзники не знали, что делать дальше. Реалии не позволяли им помышлять о десантах близ Ревеля.

Адмирал Джон Норрис, как опытный военный человек, убедился, что нападение на хорошо укрепленный город-порт невозможен без достаточного числа десантных войск. Положение англо-шведского флота осложнялось в действиях близ берега еще и тем, что он довольно слабо знал акваторию тех мест, где устроил себе якорную стоянку, уже не говоря о подходах к Ревельской гавани.

О том, что союзная экспедиция к Ревелю была подготовлена из рук вон плохо, свидетельствует такой факт. Советником английского флотоводца был хорошо известный Ф.М. Апраксину еще несколько лет назад француз барон Сент-Илер, бывший директор Морской академии в Санкт-Петербурге, уволенный с русской службы по несостоятельности. Член Правительствующего сената известный отечественный дипломат граф А.А. Матвеев, президент Юстиц-коллегии в декабре 1716 года писал о знаниях французского барона следующее:

«С. Илер, во время своего пребывания в академии, ни одного кадета в дальнейшую науку не произвел, и успехов в самой меньшей науке свидетельствовать не может, не только не превосходит профессоров, но и навигаторской науки не знает…»

Борон старался прослыть в России деятельным и знающим специалистом по морским делам. В свое время один из проектов Сент-Илера заслужил от царя Петра I следующую резолюцию: «По сему мочно знать, что не много ума, понеже всех глупее себя ставить».

Англичане и сами дивились разрекламированными знаниями советника адмирала Норриса с баронским титулом. «Знаток России» на карте Ревельского рейда, составленной им лично, указал речку Бригитовку (Пириту), якобы протекающую через гавань. Такова была глубина профессиональных знаний бывщего директора российской Морской академии, нанявшегося на русскую службу за большие деньги.

Англо-шведский флот стоял в бездействии под Ревелем три дня. 3 июня адмирал Норрис получил из Стокгольма неожиданное известие о нападении русского десанта (отряда Менгдена) на побережье королевства. Союзный флот вынужден был спешно сниматься с якоря и идти к Стокгольму на его защиту. Джон Норрис даже не стал дожидаться в тот день ответа царского генерал-адмирала на свое второе письмо.

Так закончился бесплодно и без единого выстрела поход англо-шведского флота к российским берегам, на Ревель. Переписка же генерал-адмирала Ф.М. Апраксина с адмиралом Джоном Норрисом стала достоянием истории.

Кампания 1720 года как начиналась на море, так и закончилась на водах Балтики, среди островов Аландского архипелага. 27 июля состоялось Гренгамское морское сражение, в котором разгрому подверглась эскадра вице-адмирала К. Шёблада (и часть эскадры Вахмейстера): в плену оказались 4 шведских фрегата, остальные корабли спасались бегством от острова Гренгам.

Победителем в этой славной для отечественной истории морской баталии стал князь М.М. Голицын, который командовал гребной флотилией в составе 61 скампавеи и 29 островных лодок с десантов в 10 941 человек. Для генерал-адмирала Апраксина это было весьма радостное известие: яркую победу одержал «его» гребной флот Балтийского моря, в который он вложил много сил, знаний и энергии. И который во всей его силе водил к берегам неприятельской Швеции, добывая там окончательную победу Отечества в Северной войне.

После Гренгамского морского сражения русский корабельный флот возвратился на стоянку в Ревель и Котлинскую гавань. Гребной флот разошелся в порты Финляндии на зимовку, чтобы обеспечивать безопасность финского побережья. Так завершилась кампания 1720 года. Генерал-адмирал граф Ф.М. Апраксин с чувством исполненного долга отбыл из Ревеля в Санкт-Петербург, чтобы там вернуться к обязанностям президента Адмиралтейств-коллегии. Россия продолжала строить корабли в большом числе, пополняя ими Балтийский флот.

К слову говоря, президент Адмиралтейств-коллегии занимался не только «чистым» кораблестроением, но и обеспечением его рядом сопутствующих производств. Так, «к примеру», кораблестроение «тянуло за собой» бочарное дело. Бочки – 60-, 35– и 20-ведерные – требовались для флота в «тысячных размерах». К примеру, на линейном корабле только на питьевую воду имелось 320 дубовых и сосновых бочек, которые хранились в водяном трюме. Этой питьевой воды экипажу хватало на три-четыре месяца.

Кроме этого числа бочек для питьевой воды, к примеру, на 52-пушечном линейном корабле типа «Архангел Рафаил» имелось еще почти 400 бочек для хранения различного провианта: ржаных сухарей (180 бочек), крупы, гороха, солонины и трески сушеной (по 45 бочек), масла коровьево, уксуса, соли, вина…

В 1721 году мирные переговоры в финском городе Ништадт шли трудно и нервозно. Чтобы ускорить переговорный процесс, к берегам Швеции был послан отряд гребного флота под командованием генерал-майора П.П. Ласси в составе 30 скампавей, 9 островных лодок, 33 шлюпок и одного бота. На борту их находилось десанта 5 тысяч человек пехоты и около 400 казаков. Отряд действовал в районе городов Евле и Умео в мае, июне и июле, когда он возвратился в город Васу.

В последнем году Северной войны Федор Матвеевич отметился на адмиралтейском поприще. Чтобы показать несговорчивому Стокгольму мощь русского флота, в феврале – марте на воду в зимних условиях были спущены еще три корабля. Для этого во льду сделали огромные проруби, котрые заполнили мелкими кусками льда. Спуск огромных парусников прошел благополучно. Для иностранных дипломатов в Санкт-Петербурге это стало большим сюрпризом.

На начало 1721 года русский Балтийский корабельный флот состоял из 29 линейных кораблей, 6 фрегатов, вооруженных 2128 орудиями. Экипаж флота насчитывал 16 121 человека. Строительство кораблей на российских верфях продолжалось в большом числе: на столичном Адмиралтействе работало свыше 10 тысяч человек. Об этом знали и в Стокгольме, и в Лондоне. Такое «знание» прямо влияло на ход переговоров в Ништадте.

Ништадтский мир был подписан 30 августа 1721 года. Этот праздничный день стал памятным в биографии петровского флотоводца Федора Матвеевича Апраксина.

…История свидетельствует: победный финиш России в Великой Северной войне 1700–1721 годов прошел под славным Андреевским флагом. Война заканчивалась усилиями детища Петра Великого – Балтийского флота. И не сколько корабельного, парусного, а гребного с армейским десантом на борту. Гребным (галерным) флотом командовал генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин. С его именем связаны десантные операции на побережье Шведского королевства.

Решительные и удачные действия морских сил России на водах Балтики и у берегов Шведского королевства, прежде всего в Ботническом заливе, на самом финише Северной войны во многом способствовали заключению выгодного для России Ништадтского мирного договора. Русское царство стало Российской империей. И в этом была личная заслуга петровского флотоводца, который воевал не только на балтийских водах.

В те последние годы Северной войны генерал-адмирал с графским титулом руководил укреплением Кронштадта, главной базы Балтийского флота, крупнейшей тогда морской крепости России. Во многом благодаря Федору Матвеевичу морская крепость на острове Котлин стала одной из сильнейших из всех ей подобных в истории старой России. Сравниться с Кронштадтом могли только Севастополь на Черном море и Порт-Артур на море Желтом.

Одновременно с непосредственным участием в войне на водах Балтики Апраксин с 1717 по 1728 год (то есть до конца жизни) являлся президентом Адмиралтейств-коллегии. Эта должность сравнима с должностью министра военно-морского флота (морского министра). Одновременно граф Федор Апраксин являлся сенатором, членом Правительствующего сената.

Как генерал-адмирал и главный адмиралтеец, Ф.М. Апраксин продолжал заниматься строительством кораблей для Балтийского флота, способствуя этому важному государственному делу. Тот огромный опыт кораблестроения, который он получил в Воронеже, немало пригодился на севере. Другой его заботой стало продолжение возведения Ревельской гавани. Работы по ее обустройству затянулись на многие годы.

О том, как было поставлено кораблестроительное дело в последние годы Северной войны, свидетельствует английский посланник в Санкт-Петербурге Дж. Джефферис. Собирая сведения о русском флоте, он постоянно извещал о том официальный Лондон. Он настойчиво просил правительство Англии отозвать своих корабельных мастеров из России с целью нарушения кораблестроения на русских верфях.

«Если же не принять этой… меры, – предостерегал Джефферис, – против развития царского флота, нам придется раскаяться… Недавно царь открыто высказал в обществе, что его флот и флот Великобритании – два лучших в мире; если он сейчас ставит свой флот выше флотов Франции и Голландии, отчего же не предположить, что лет через несколько он признает свой флот равный нашему или даже лучше, чем наш? Короче – корабли строят здесь так же хорошо, как и где либо в Европе…»

Английского дипломата пугало и то, что царь Петр I принимает всевозможные меры с целью изучить морскую науку и сделать из своих подданных настоящих моряков. Пугало Джеффериса и то, что у России, только-только вернувшей себе берега былого Варяжского моря, появились победные адмиралы. Такие как, к примеру, граф и андреевский кавалер Ф.М. Апраксин.

Царь, а затем всероссийский император Петр Великий продолжал давать своему верному единомышленнику самые различные поручения. Причем тому порой приходилось выполнять то, что касалось имени государя. Так, в 1718 году граф Ф.М. Апраксин был включен в комиссию, которая вела следствие по делу царевича Алексея Петровича, и участвовал в его допросах. На смертном приговоре царевичу вторая подпись (после подписи А.Д. Меншикова) принадлежит генерал-адмиралу.

20 мая 1719 года следует назначение генерал-адмирала графа Ф.М. Апраксина губернатором Эстляндии, и он стал чаще бывать в Ревеле, который являлся одной из двух главных баз Балтийского флота.

Победное завершение Северной войны Ништадтским миром ознаменовалось для российского флотоводца редким высочайшим пожалованием. Петр Великий в знак уважения его заслуг перед государством Российским дал Федору Матвеевичу Апраксину право поднимать на мачтах любых кораблей, где он находится, личный кайзер-флаг. В ту эпоху это была высшая морская награда для людей военных.

…Во время Персидского (Низового или Каспийского) похода Петра Великого в 1722–1723 годах генерал-адмирал Ф.М. Апраксин, как ближайший единомышленник государя, «многотрудно» командовал Каспийской военной флотилией, базировавшейся на портовый город Астрахань. До похода здесь базировалась небольшая военная флотилия, поскольку Персия на Каспии военного флота не имела, хотя обладала возможностью использовать для этой цели многочисленные купеческие суда.

Адмиралтеец Федор Матвеевич принял самое деятельное участие в подготовке похода, вернее – его морской части. По императорскому указу Каспийская флотилия начала расширяться… на Верхней Волге. Там в Ярославле, Казани и Угличе, Твери и Волочке построили 200 островных лодок и 45 ластовых (грузовых) судов. Каждая островная лодка брала на борт до 50 человек с их личным оружием и снаряжением. Эту мореходную лодочную армаду вполне можно было сравнить с Балтийским гребным флотом с той лишь разницей, что волжские островные лодки не несли на себе пушек малого калибра.

Новопостроенные для похода суда несколькими большими караванами спустились вниз по Волге к Астрахани. Там они поступали под начальство генерал-адмирала Ф.М. Апраксина. Город-крепость Астрахань стала базой сбора экспедиционных сил. К этому тоже был причастен командующий Каспийской военной флотилией.

Император Петр I прибыл в Астрахань летом 1722 года, в торжественной обстановке заложив здесь морской порт. На месте пришлось доделывать многие пришедшие по Волге суда, большей частью построенные в немалой спешке: указ государя во времени был строг. Для хранения в походных условиях питьевой воды дополнительно изготовили тысячу бочек. С лесом же на Нижней Волге было «скудно».

Генерал-адмирал Апраксин еще в начале доделочных работ доложил государю, что на ремонтные корабельные «труды» ему не хватает много людей, даже не мастеровых, а простых работников. Тогда Петр I приказал «пересмотреть» всех колодников, содержавшихся в немалом числе в астраханском остроге:

«Колодников, которые содержаться в смертных убийствах, оставить в остроге, а остальным составить списки и определить в адмиралтейские работы».

Каспийский военный флот достраивался при прямом участии императора Петра I, правой рукой которого в этом государственном деле являлся генерал-адмирал Ф.М. Апраксин. Но надо зметить, что корабельная армада, сосредоточенная в Астрахани, в отличие от Балтийского или Азовского флотов, какой-то стройности в классификации не имела. Связано это было отчасти с тем, что на Каспии противника не было. Один из исследователей отечественного флота Петровской эпохи Б.Г. Островский по этому поводу замечал следующее:

«Большое количество судов петровского флота не должно вводить нас в заблуждение. Суда того времени, все эти двухдонные, трехдонные фрегаты, гекботы, шнявы, корабли бомбардирские, бригантины, галеры, яхты, галиоты, боты, флейты и так далее, отнюдь не отличались боевыми и мореходными качествами. Они имели массу дефектов, с современной точки зрения совершенно недопустимых и приводивших тотчас к немалым бедствиям во время плаваний и сражений.

Суда обычно были малого водоизмещения, осадка не соответствовала расчетам, рангоут был слаб, множество всяких ненужных надстроек мешали управлению парусами и артиллерией. При лавировке суда требовали большого искусства от моряков, и потому заслужить звание опытного капитана было в то время делом не легким».

Персидский поход Петра I начался 15 июля 1723 года. В тот день суда Каспийской флотилии один за другим стали выходить из Астрахани, держа курс к волжскому устью. Оттуда путь их лежал к кавказским берегам. В море суда сбивались в корабельные эскадры.

Поход начинался одновременно и на море, и на суше. Суда флотилии несли на себе пехоту, артиллерию и тылы, всякого рода припасы. Конница, как иррегулярная, так и регулярная драгунская, двигалась вдоль берега моря, таким образом, войдя в дагестанские земли. На борту кораблей Каспийской военной флотилии находилось 22 тысячи войск, в том числе гвардия. По берегу, параллельно ей и отставая, шло 9 тысяч драгун, не считая казачьей и другой иррегулярной (калмыцкой) конницы.

Первую высадку на берег Петр I сделал в Астраханском заливе, где он осмотрел город-крепость Тарки. С судов были свезены пехота, артиллерия и часть припасов. Здесь состоялось объединение с отставшей по пути конницей. Войска, соединившись, дальше на юг двинулись общей колонной. Флотилия шла вдоль берега.

Корабли Каспийской флотилии ходили вдоль побережья Кавказа с войсками на борту до Дербента и Баку. В состав флотилии входило большое число провиантских судов, многие из которых штормовой Каспий погубил. Осенью 1723 года император Петр Великий возвратился неспокойным морем в Астрахань. Подняться вверх по Волге на галере до Царицына не удалось, и дальнейший путь в первопрестольную Москву первого всероссийского императора лежал по суше от Ступина Яра. Апраксин остался с флотилией у кавказских берегов, обеспечивая войска на суше, прежде всего, провиантом, подвозимым из Астрахани. На море сражаться было не с кем.

После начала строительства в Дагестане на реке Сулак крепости Святой Крест 15 октября 1723 года «с последним эшелоном (флотилии) явился (в Астрахань) генерал-адмирал граф Апраксин». Так закончилось его участие в военных действиях (вернее – их обеспечение) на берегах Каспия.

Персидский поход и утверждение России на персидских берегах Каспийского моря завершали другие, в том числе и флотские люди. Каспийская военная флотилия с каждым годом «умалялась» числом вымпелов. В ее историю, связанную с Российской империей, Федор Матвеевич Апраксин вошел особенной строкой, заглавной строкой.

После возвращения в Санкт-Петербург, которое триумфальным назвать нельзя, генерал-адмирал Ф.М. Апраксин снова стал командовать Балтийским флотом. Ему регулярно приходилось бывать то в Кронштадте, то в Ревеле. Флотоводца постоянно лицезрели на капитанском мостике то линейного корабля, то фрегата, то скампавеи.

Апраксин, как верный соратник, тяжело перенес кончину Петра Великого, продолжая снова служить России и династии Романовых. В том же году Федор Матвеевич Апраксин как старейший член Правительствующего сената провозгласил вдову любимого государя Екатерину Алексеевну «императрицею Всероссийскою с той же властию, какую имел государь, супруг ее».

Благодарная новоиспеченная императрица наградила генерал-адмирала орденом Святого Александра Невского. Граф Апраксин остался одним из близких к трону людей, как то было при Петре Великом.

По 1726 год, в царствование Екатерины I, командовал Балтийским флотом, основой морской силы Российской империи той эпохи. Последней его службой стал поход корабельной эскадры в Ревель, где он должен был охранять город-порт и его гавань вторично от английского флота. Однако на сей раз второго адмирала Джона Норриса у англичан не нашлось.

Сделал лично много, чтобы боеспособность флота Балтийского моря не упала, равно как и отечественное кораблестроение. Но новые лица на императорском престоле флотом уже не интересовались, как его венценосный создатель. Флот России стал приходить в упадок. Так продолжалось до начала царствования Екатерины II Великой.

Последние два года жизни граф Федор Матвеевич Апраксин, президент Адмиралтейств-коллегии с 1725 года, являлся членом Верховного тайного совета, высшего органа государственной власти тогдашней России. От государственных дел он отошел за год до смерти, в 1727 году.

Верный и талантливый соратник Петра Великого, который доверил ему флот и морское дело, ушел из жизни в Москве, в своем родном городе, в возрасте 67 лет 10 ноября 1728 года. Был похоронен в московском Златоустовском монастыре, под Благовещенской церковью, рядом с отцом и братьями. В 30-е годы храм XX века был разрушен, и от могилы первого российского генерал-адмирала, человека прославленного в отечественной истории, не осталось и следов.

…Царствование Петра Великого дало отечественной истории много великих людей. В их числе и Ф.М. Апраксин, один из ближайших сотрудников, сподвижников государя-реформатора. Об их близости свидетельствуют личная переписка того и другого, документы самого разного характера, сообщения современников. Считается, что Апраксин не был человеком выдающихся способностей, но он верно и хорошо исполнял то, что ему поручалось самодержцем, в чем тот убеждался почти всегда.

Федор Матвеевич слыл человеком добросердечным, он сумел до последних дней жизни Петра I сохранить с ним доверительные отношения, равно как и хорошие отношения с царским окружением, с императрицей Екатериной I. Истории известен такой показательный пример из биографии Петра Великого.

Однажды царь, проезжая по Северной столице, увидел такую сцену: на Мойке забивают сваи дворянские недоросли! Петр I тут же наказал их за то, что они на службу не идут, уклоняются от нее. И вдруг он заметил рядом с недорослями работающего генерал-адмирала. Тот снял свой адмиральский сюртук и повесил его на стоящее неподалеку дерево. Так вельможа Апраксин молча выразил своего рода протест против царского распоряжения, и государь тут же его отменил, оценив поступок своего соратника.

Известно, что Апраксина несколько раз привлекали к следствию по его морскому ведомству. Однако в отличие от царского фаворита светлейшего князя А.Д. Меншикова, известного казнокрада, современники считали графа Федора Матвеевича человеком порядочным, к тому же добрым и хлебосольным. Но все же разного рода комиссии какой-то непорядок в Адмиралтействе сыскивали и тогда его главу царским словом призывали к ответу.

Однажды, а это случилось после победы при Гангуте, его приговорили к уплате денежного штрафа. И он заплатил. Пораженный таким шагом генерал-адмирала Петр I тут же пожаловал ему все поместья, оставшиеся после смерти родной сестры братьев Апраксиных – царицы Марфы Матвеевны. Тогда ее брат Федор и стал действительно лично богатым человеком.

Флотоводец и государственник Федор Матвеевич Апраксин был избалован высочайшими пожалованиями. И орден Святого апостола Андрея Первозванного, и золотая шпага, «осыпанная» бриллиантами, давались ему не за близость к особе царя-самодержца, а за действительно большие ратные заслуги в ходе Великой Северной войны.

Как говорится, генерал-адмирал граф Ф.М. Апраксин «звезд с неба не хватал» и они на него не сыпались как из рога изобилия. В этом он был очень похож на другого соратника Петра Великого генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, тоже одаренного графским титулом и Андреевским орденом.

День Гангутского морского сражения в современной Российской Федерации объявлен викториальным днем – Днем воинской славы. Наряду с Полтавской битой и Бородинским сражением. Эта победа в отечественной истории связана с именами двух великих славой людей России – самодержца Петра I Великого и генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина. За то им честь и слава в отечественной истории.