Текст книги "Полководцы Петра Великого"

В старой России день 18 октября праздновался как день национальной виктории, наряду с победами русского оружия, последовавшими в Северной войне позднее, – Лесной, Полтавой, Гангутом. Правда, значение Калишской победы в Северной войне не стало поворотным – виной тому явилась союзническая измена Августа II Саксонского и общее обострение обстановки на театре войны.

Сражение при Калише имело свое продолжение. Карл XII вознамерился главными силами своей испытанной походами армии, хорошо отдохнувшей и пополненной наемниками в Саксонии, окружить под Калишем стоявшие там русские войска. Но эта операция оказалась красиво задуманной, но крайне плохо исполненной.

Меншиков переиграл тогда венценосного полководца, как говорится, по всем статьям. Он совершил свой знаменитый в истории Северной войны маневр, выведя вверенные ему войска из-под удара главной королевской армии. После этого светлейший князь Ижорский соединился с петровской армией, сумев сохранить драгунские полки и не растеряв полковой артиллерии и обозов.

В Киеве, куда Александр Данилович привел русские войска от Калиша, он отпраздновал свадьбу с Дарьей Михайловной Арсеньевой, с которой он познакомился еще в юные годы. Она была дочерью якутского воеводы, «служила в комнатах» у царевны Натальи Алексеевны, сестры венценосца. В 1709 году у них родился сын Александр. Царь Петр I как крестный отец подарил наследнику титула светлейшего князя Ижорского деревню в 100 крестьянских дворов. После в семье Меншиковых появились на свет три дочери.

…Победитель в Калишском сражении стал участником военного совета в Жолкве (Жолкиеве). Меншиков поддержал тогда план продолжения войны, предложенный главнокомандующим русской армией генерал-фельдмаршалом Б.П. Шереметевым. В соответствии с принятым планом действий предстояло отходить к государственной границе России, имея перед собой наступающую шведскую армию. По пути предстояла борьба с ее отдельными отрядами, которые могли оказаться на опасном для них удалении от главных сил. То есть речь шла об «истреблении» по частям главной королевской армии, оторвавшейся от своих тылов и резервов. Отчасти план удалось выполнить.

Меншиковские драгуны, легкие на подъем, вместе с местными жителями приняли участие в «оголаживании» той местности, которая в ближайшие дни переходила под контроль шведских войск. Население, как правило, уходило в окрестные леса, угоняя с собой скот. Драгунские разъезды отслеживали передвижение неприятельских войск, брали «языков». Поэтому командующий кавалерией русской армии имел достаточно полное представление о расстановке вражеских сил, о чем незамедительно слались донесения на царское имя.

В том, 1708 году светлейший князь Ижорский со своей кавалерией достаточно надежно прикрывал отход русской армии на восточном направлении, а затем повернувшей, как и армия Карла XII, на юго-восток. Драгуны полками и отрядами полков удачно действовали против авангарда шведской армии, совершали нападения на ее отдельные части, уничтожали или забирали запасы продовольствия и фуража.

Но все было гладко. Когда шведская армия подошла к реке Березина, то Меншиков на ошибочных данных о ее движении решил, что король будет переправляться через водную преграду ниже города Борисова. Здесь и встал заслон драгунских полков и полковой артиллерии. Но Карл XII ловко обманул соперника, перейдя реку в другом месте, у местечка Березино, не позволив русским войскам здесь себя упредить и воспрепятствовать переправе. В той ситуации Меншиков уже не мог исправить допущенный им просчет.

Ситуация позволила Меншикову вскоре «исправить» допущенную оплошность. Переправа шведов через Березину позволила ему реально оценить значимость этого движения королевской армии. Военный историк А.К. Баиов отмечал в своей «Истории русского военного искусства»:

«Своевременно заметив этот маневр шведов, Меншиков вполне правильно понял его значение и по первым признакам движения шведов на Москву начал изменять направление всей армии для прикрытия Смоленска, действуя, однако, крайне осторожно.

«Соображаясь с неприятельскими обращениями», князь Меншиков постепенно стягивал войска по направлению к Могилеву.

Сначала войска группируются в окрестностях м. Череи, а 21-го июня уже вся армия была на марше к Могилеву, но, не занимая последнего, сосредоточилась на головчинскую позицию за р. Бабич, к которой 3-го июля подошел Карл…»

В ходе проигранного русскими сражения у Головчино кавалерия Меншикова и пехота генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева занимали правый фланг русской позиции. Они оказались отрезанными болотами и лесным бездорожьем от дивизии генерала от пехоты князя А.И. Репнина, на которую пришелся атакующий удар шведской армии. Потому и не смогли оказать ей поддержку, хотя такие попытки делали. Полки Меншикова (кавалерия) и Шереметева (пехота) организованно отошли за Днепр, в полной готовности к бою.

Историк А.К. Баиов назвал дело у Головчино «слабым успехом» короля Карла XII, который заставил шведского монарха сомневаться в правильности решения идти на Москву. И в скором времени он изменит план кампании, решив из Могилева идти не на Москву, а «в Украину, где он мог рассчитывать на гостеприимство Мазепы»». 4 августа шведы начали переправу у Могилева, что сразу же было замечено меншиковскими драгунами, которые сильными разъездами стерегли неприятеля. Однако у извещенного о том царя Петра I опасения за смоленское направление «не исчезли совершенно»: его венценосный соперник был и тактиком, и стратегом.

Вскоре после Головчино драгунам светлейшего князя Ижорского удалось отличиться в бою при селе Добром, где главным творцом победы и подлинным героем стал князь М.М. Голицын с его гвардейскими и пехотными батальонами. Вкладом драгунских полков в общую победу стали решительные действия на одном из флангов: и там шведы уступили рвавшемуся в бой противнику.

Героем сражения Александр Данилович стал через месяц в деле у безвестной тогда деревни Лесной, стоявшей в лесах у не самой проезжей дороги. Отличился же светлейший князь в тот осенний день для отечественной военной истории вместе с царем Петром I. Сражение при Лесной прославило и венценосца, и его фаворита. И русскую армию в большой победе над шведами.

В крайне ожесточенной баталии при Лесной 28 сентября 1708 года генерал-поручик А.Д. Меншиков начальствовал русской кавалерией (10 драгунских полков, 7 тысяч человек). Она входила в состав корволанта – легкого подвижного корпуса. По своему предназначению он самостоятельно действовал в отрыве от главных армейских сил. «Корволант сиречь легкий корпус» отделялся от армии и при этом «не токмо от кавалерии, но при том употребляема бывает и инфантерия с легкими пушками, смотря случая и места положения».

Корволантом командовал сам царь Петр I, еще раз показавший свое несомненное полководческое дарование. Его правой рукой в деле при Лесной мог быть только тот военачальник, который отличался способностью действовать вполне самостоятельно. Таким генералом и был Меншиков с его уже не раз испытанной в боях драгунской кавалерией.

У деревни Лесной русские войска атаковали шведский корпус рижского генерал-губернатора (губернатора Лифляндии, Земгалии и Курляндии) генерала графа Адама-Людвига Левенгаупта. Он считался одним из выдающихся военачальников Карла XII. Военную службу начал в Баварии, девять лет служил под голландскими знаменами. В шведской армии полковником – с начала Северной войны, дослужившись до чина генерал-лейтенанта. Умер в плену в России. Король возлагал большие надежды на соединение с Лифляндским корпусом с его громадным обозом.

Левенгаупт спешил на соединение с королем Карлом XII, ведя к нему огромный, с большим трудом собранный, обоз с провиантом и боеприпасами. В случае их соединения менялся ход Северной войны: шведская армия, заметно усилившись, обеспечив себя на долгий срок боеприпасами и провиантом, могла продолжить свой неудачно начавшийся Московский поход.

Атака Лифляндского корпуса велась двумя колоннами войск корволанта по сходящимся у Лесной дорогам, проходящих в лесах. Правой колонной командовал сам царь Петр I. Левой колонной – Меншиков, имевший под своим начальством 7 драгунских полков (Невский, Сибирский, Тверской, Вятский, Смоленский, Ростовский и меншиковский лейб-регимент) и Ингерманландский пехотный полк. Драгуны с самого начала столкновения бой вели спешенными, как стрелки.

Царский фаворит, возмужавший как военачальник, первый завязал бой у речной переправы. В завязке боя шведы, имея заметное превосходство числом, потеснили русских, но Ингерманландский пехотный и Невский драгунский полки, шедшие во главе колонны, неся большие потери, стойко сдерживали противника, прикрывая выдвижение колонны. В той фазе сражения батальоны Меншикова выручила обходным ударом петровская гвардия, которая вовремя «продралась» через лес.

Затем при выходе из перелеска русские полки построились в боевой порядок и атаковали главные силы генерала Левенгаупта на линии вагенбурга у деревни Лесной. Бой, носивший больше огневой характер, сразу же принял упорный и ожесточенный характер.

Увидев неприятеля, «в параде стоящего впереди Лесной», царь Петр I выстроил боевой порядок согласно отданному им раньше «ордер де батайль» и «около 1-го часа пополудни атаковал шведов на главной их позиции». Полки меншиковской колонны, вышедшей из леса на поляну, продолжали действовать на своем крыле. Ингерманландцы и спешенные драгуны вели огневой бой, об ожесточенности которого писали и очевидцы, и историки, в том числе шведские.

В сражении у Лесной хорошо показала себя полевая артиллерия корволанта – 19 трехфунтовых полевых орудий. Начальствовал над ней исполнявший обязанности генерал-фельдцейхмейстера Я.В. Брюс. Составив батарею на лесной опушке, орудийные расчеты повели беглый огонь по шведской пехоте, занимавшей позицию перед вагенбургом, составленным из тяжелых обозных повозок, которые не разгружались. В тот день последний пушечный выстрел раздался около 10 часов вечера, когда на поле сражения уже легла ночная темень.

Шведы, имевшие 16 полевых пушек, приняли было предложенную им противником артиллерийскую дуэль. Но мастерство их пушкарей оказалось ниже выучки русских орудийных расчетов, и состязание в меткости и эффективности пушечного огня они проиграли. Шведов от ядер и картечи плохо защищал даже огромный вагенбург, устроенный перед Лесной из тысяч тяжелых обозных повозок с поклажей на них.

В итоге сражения при Лесной наголову разгромленные шведы потеряли 8,5 тысячи человек убитыми и ранеными, свыше 700 королевских солдат и офицеров попало в плен.

Трофеями русских стали вся вражеская артиллерия и около трех тысяч тяжело груженных обозных повозок. Часть их содержания шведы при отступлении ночью, больше похожем на бегство, как могли испортили. Порох, к примеру, рассыпался по земле или бросался в воду.

Царь Петр I назвал битву при безвестной доселе белорусской деревне Лесной «матерью Полтавской победы». Эти слова навечно вписались в историю Северной войны и Русской императорской армии, стали как бы словесным символом сражения при Лесной.

«Преславная победа под Лесной» отмечалась в православных храмах как большая виктория. В войсках «чинили троекратную стрельбу из пушек и мелкого ружья». Победный гром русских пушек, как писал английский капитан Д. Джеффрис, с тревогой слушали и в армии шведского короля.

Победители же на поле той брани не задерживались, спеша на Северщину, куда вышла королевская армия. Первыми ушли из белорусских лесов на Гетманщину драгунские полки. Их командир светлейший князь Ижорский отправился туда уже через два дня после победы по лесным дорогам через «жестокие переправы».

Сражение при Лесной благодаря ее звучанию в отечественной истории, точнее в истории царской России, вызывало и вызывает в наши дни немалое внимание литераторов, заставляя их раз за разом браться за перо. Разумеется, битва описывается по-разному, причем это не всегда связано со знанием источников и собственной позицией. Отношение к ней диктовалось амосферой тех эпох, в которых творили пишущие люди.

Примером может служить советский писатель В.К. Шильдекрет. В первой половине 30-х годов прошлого столетия из-под его пера вышла трилогия «Подъяремная Русь». Третья ее часть называется «Кубок орла». Сражение в романе описано так:

«Двадцать седьмого сентября 1708 года русские войска встретились с Левенгауптом под деревней Лесной.

На другой день земля задрожала и небо взвыло от жестокого грохота пушек. Деревня запылала. Полыхнул пожаром и лес. Воздух пропитался страшным запахом человеческого мяса. Отчаяние, безнадежность и ужас порождали доблесть, геройство. Люди набрасывались на людей, разбивали друг другу головы, вгрызались зубами в горло.

Царь с горсточкой гренадеров носился на своем коне по неприятельским нестройным рядам и крушил все, что попадалось ему на пути. Он был страшен, этот бледнолицый витязь с тонкими и длинными ногами, с трясущейся головой и пылающими глазами.

– Вперед! – истошно кричал он – Сыны мои! За веру! За царя своего!

К исходу ночи все было кончено. Левенгаупт позорно бежал, оставив русским весь свой богатый обоз.

В Москву и Санкт-Петербург поскакали гонцы.

«Объявляю вам, что мы вчерашнего числа неприятеля дошли…»

…Измену украинского гетмана И.С. Мазепы и царь Петр I, и Меншиков переживали тяжело: к врагу перекинулся человек, которому они оба доверяли. Светлейший князь перед этим искренне писал, озабоченный состоянием прикинувшегося тяжелобольным и умирающим гетмана:

«И сия об нем ведомость, зело меня опечалила; первое, – тем, что не получил его видеть, которой зело мне был здесь нужен; другое, – такова доброго человека, ежели от болезни ево Бог не облехчит».

Сердобольный светлейший князь собирался в Борзну, к «больному» Мазепе, чтобы проститься с «умирающим». Старый интриган, которого в народе прозвали «ляхом», узнав о том от своего племянника Андрея Войнаровского, принял окончательное решение. Он, сразу выздоровев, сел на коня, прихватил казну, что была при нем, нагрузил возы добром, и окруженный ближними людьми (еще не знавшими о том, что гетман задумал измену царю), с охраной, отправился в стан королевской армии. Он спешил, зная насколько сметлив и догадлив петровский фаворит.

Меншиков, прибывший в Борзну, там узнал об измене гетмана Мазепы, в чем сомневаться уже не приходилось. Потрясенный, сбитый с толку, он извещал Петра I: «И тако об нем ниако разсуждать не извольте, только что совершенно изменил».

Не менее потрясенный случившимся, царь тут же дал ответ: «Письмо Ваше о нечаянном никогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением…»

Так был установлен факт измены Ивана Мазепы, украинского гетмана, столько лет пользовавшегося доверием Москвы. Петр I ответно действовал быстро: гетман публично был низложен и предан Православной церковью анафеме. Она звучала в те дни в городских храмах и сельских церквях.

Новым главой Гетманщины был единодушно избран стародубовский полковник Иван Ильич Скоропадский. Большая часть казаков, уведенных Мазепой с собой и не знавших об измене, в ближайшие дни днем и ночью покинула клятвопреступника. Бежало от Мазепы из шведского лагеря и много казацкой старшины. Все они получили царское прощение.

Исторический факт остается и сегодня фактом: украинский народ, народ Малой России отвернулся от Мазепы и его приспешников из числа казацкой старшины. По словам дипломата (посла в Англии), офицера лейб-гвардии Семеновского полка, князя Бориса Ивановича Куракина, которого царь послал в Глухов для выбора нового гетмана вместо бежавшего в шведский лагерь Мазепы, на Гетманщине в те дни было тревожно:

«Во всех местах малороссийских и селах были бунты и бургомистров и других старшин (сторонников и ставленников гетмана Мазепы. – А.Ш.) побивали…»

Отношение украинского казачества к изменнику отчасти было связано с Манифестом царя Петра I к населению Малороссии (Указ ко всем жителям Малой России), в котором говорилось:

«Гетман Мазепа, забыв страх божий и свое крестное к нам, великому государю, целованье, изменил и переехал к неприятелю нашему, королю швецкому, по договору с ним и Лещинским от шведа выбранным на королевство Польское, дабы со общего согласия с ним Малороссийскую землю поработить по-прежнему под владение Польское и церкви божии и святые монастыри отдать во унию».

В те тревожные дни петровский полководец А.Д. Меншиков прославился тем, что захватил и «истребил» резиденцию изменника – украинского гетмана Ивана Мазепы – крепостной городок (замок) Батурин, владелец которого 28 октября 1708 года с небольшим числом своих приверженцев перебежал на сторону Карла XII. На следующий день он был уже в шведском стане. И тайное стало явью. События развивались быстро.

Вскоре к шведам перешел большой отряд запорожцев атамана Кости (Константина) Гордиенко, который являлся единомышленником Мазепы. Тот и другой жизнь кончили плохо. Запорожцы участвовали в осаде крепости Полтава и в Полтавской битве на стороне шведов, о чем и сегодня не часто пишут.

Царь Петр I, неприятно пораженный изменой Мазепы, который много раз клялся ему в своей верности, приказал учредить по такому случаю уникальную в мировой истории награду – орден Иуды, изготовленный из чугуна и в единственном экземпляре. Им государь «всея России» собирался наградить клятвопреступника при его поимке.

Царь в то время находился в селе Погребки, временной главной квартире русской армии. 30 октября он созвал там военный совет, на котором было принято решение о скорейшем разрушении гетманской ставки крепостного Батурина. Причины на то виделись вескими, а приведение в действие решения – быстрым и безотлагательным.

Гетман-изменник оставил в своей ставке, Батуринском замке, за старшего доверенное лицо – полковника сердюков (пеших гетманцев) Дмитрия Чечеля (Чечелу). Мазепа имел в Батурине до своего бегства семь наемных полков – 3 компанейских (конных) и 4 сердюцких (пехотных). Всего от 3 до 3,5 тысячи человек. То есть крепостной гарнизон был немалый, хорошо подкрепленный артиллерей.

Что касается Батуринского замка как крепости, то здесь все обстояло неважно: «…А особливо Батурин двадцать лет стоит без починки и того ради валы около него всюду осунулись и обвалились, так что и одного дня неприятельской осады выдержать невозможно». Сам Мазепа называл Батурин «обветшавшей» «фортецей». Боевых запасов и провианта (в гетманских складах) в нем было немерено.

В ранее хорошо укрепленном Батурине гетман И.С. Мазепа собрал немалые запасы продовольствия, фуража и боевых припасов, около 70 орудий разных калибров. Все это было крайне необходимо армии Карла XII, выступившей в Московский поход и в силу веских обстоятельств по приглашению Мазепы повернувшей на Гетманщину, чтобы там встать в спокойной обстановке на зимние квартиры. И на следующий год, хорошо отдохнувши, вновь двинуться в поход на первопрестольную столицу России.

Про Батуринскую резиденцию, где они комфортно перезимуют и получат то, в чем нуждались их армия, шведы знали заранее. Они рассчитывали именно здесь, как выразился Петр I, «избрать себе место на гнездо». Один из участников сражения при Лесной совершенно не случайно писал: «Я думаю, мы расположимся на зимние квартиры у Батурина».

И именно поэтому с получением известия об измене гетмана самодержец «всея России» собрал консилию (военный совет) из генералов русской армии. Тогда и был решен вопрос об «истреблении» запасов в гетманской ставке, прежде всего провианта, пороха и артиллерийских боеприпасов. Для кого они усиленно собирались, сомнений в том уже не оставалось.

Военный совет долго не заседал. Он постановил не отдавать резиденцию Мазепы в руки шведскому королю и «добывать» ее либо переговорами, либо оружием (это виделось крайней мерой). На следующий день А.Д. Меншиков с драгунскими полками отправился к Батурину. Считается, что ему добавили три полка инфантерии (около 3 тысяч пехоты). Царь торопил светлейшего князя Ижорского, предупреждая о возможности неприятельского удара:

«Сей день и будущая ночь вам еще возможно трудитца там, а далее завтрашнего утра (ежели чего не зделано), бавитца вам там опасно».

Царь торопил еще по той причине, что русская армия отходила на восток к Глухову, удаляясь от Батурина. Петр I не зря приказал уничтожить гетманскую ставку – «гнездо измены» расторопному и решительному Меншикову. Тот стоял с драгунскими полками у села Новый Мглин и мог выступить в поход в неблизкий Батурин в считанный час.

Действительно, расторопный и понимавший всю опасность ситуации, Александр Данилович уже через сутки был на месте. С ним прибыли семь драгунских полков: Троицкий, Вятский, Нижегородский, Тверской, Смоленский, Ростовский и Сибирский. В этих полках на то время насчитывалось в строю не более 5470 человек здоровыми (не больными и не ранеными). Предположительно, численность прибывших к Батурину русских войск (включая пехоту и небольшое количество калмыков) могла максимально составлять около 9 тысяч человек. Но большинство авторов из числа современников называют цифру в 5–6 тысяч человек. Пушки были полковыми.

«Гетманская столица» была небольшим населенным пунктом. Его построили как крепость поляки в 1618 году. Площадь окруженная деревянными стенами на валу (до 4 метров высоты) и рвом, доходившим до берега Сейма, была в размер стадиона. Глухих наугольных башен было шесть и еще две башни были над воротами (их было три). Археологи определяют размеры Батурина 600 на 440 метров. Там стоял приметный мазепинский дворец размером 26 на 20 метров и могло находиться двести или немного больше небольших дворов. Численность жителей составляла примерно от одной до полутора тысяч человек.

В Батуринской крепости русских явно не ждали. Более того, перед ними затворили ворота города-крепости, на стены которого «высыпали» сердюки. Все трое напольных ворот (Новомлынские, Киевские и Конотопские) мазепинцы завалили изнутри землей. События под Батурином развивались следующим образом.

Меншиков со своими драгунскими полками появился перед резиденцией Мазепы после полудня 31 октября. Когда подошли к берегу Сейма, на противоположной стороне которого находился Батуринский замок, то оказалось, что мосты повреждены, их настилы разобраны. Это не смутило светлейшего князя, и он приказал конным солдатам переправляться в городское предместье.

Из выходящих на реку и еще не засыпанных городских ворот начальник мазепинской артиллерии саксонец Кенигсек выкатил 6 пушек, навел их на драгун, решив «их взять на испуг». В ответ Меншиков послал полки вниз по Сейму и выстроил свои войска на берегу, что произвело на батуринский гарнизон нужное впечатление. Полковник Чечель выслал из крепости пять человек для «общения» с русскими через реку.

Меншиков для начала решил вступить в переговоры с командованием батуринского гарнизона. Это были полковник Дмитрий Чечель и наемный саксонец «есаул артиллерии» Фридрих фон Кенигсек. Те имели «изустный» приказ гетмана продержаться до подхода королевских войск (или, что более вероятно, всей армии Карла XII). Однако шведы с Мазепой запаздывали показаться на виду Батурина.

Переговорный процесс не получился. Посланцы Чечеля стали кричать, чтобы драгуны через реку не переправлялись, иначе по ним будут стрелять. На предложение Меншикова прислать людей для переговоров с противоположного берега ответили бранью. После этого полсотни гренадер переправились через Сейм на двух малых лодках, «обозначив» угрозу обхода. Стоявшие с пушками у мостов мазепинцы, так и не открыв стрельбу, «тотчас с великою тревогою в город побежали и нам мосты очистили».

Мосты были восстановлены по приказу Меншикова уже в дневное время, и драгуны беспрепятственно перешли на противоположный берег Сейма. Чечель заранее сжечь весь посад не распорядился, и уцелевшие постройки помогли драгунам при последующем штурме подобраться под стены замка. Снова была сделана попытка завязать переговоры, о чем свидетельства разнятся. Переговоры начались с того, что около полуночи 31 октября Меншиков получил из крепости письмо. В нем, среди прочего, говорилось о верности сердюков царю.

Посланный в замок парламентер сотник Андрей Маркевич был убит, так и не сумев уговорить сердюков отворить ворота. После этого «озабоченные случившимся» мазепинцы запросили три дня на размышление до 3 ноября, но уловка им не удалась. В посланном из крепости на сей счет письме в донесении Меншикова царю говорилось следующее:

«…Нас в гарнизон пустить хотят, только б их свободно совсем выпустить, и на то б дать им на три дня сроку».

Стало ясно, что ожидается скорый подход шведских войск. Действительно, Мазепа уже спешил к своей ставке с королевскими полками: он не знал о решении царя незамедлительно «истребить» Батурин. Посланный от гетмана лазутчик в ту ночь принес весть о близком «вызволении» и о том, что вся шведская армия уже чуть ли не на подходе. Вероятно, что сердюцкий полковник Чечель распорядился зачитать мазепинское письмо гарнизону для поднятия духа. Но прибытие помощи к Батурину не состоялось: русские драгунские полки намного опередили излишне самоуверенных неприятелей.

Светлейший князь А.Д. Меншиков простоял под Батурином почти три дня, ведя переговоры с сердюками, склоняя их впустить в крепость русский гарнизон и одуматься. Однако и полковник Чечель, демонстрировавший твердость, и старшины сердюков отказывались отворить городские ворота и откровенно тянули время.

В переговорах участвовал даже специально приехавший киевский воевода (губернатор) князь Д.М. Голицын (брат генерала М.М. Голицына). Он прибыл по именному царскому указу и ситуацией вполне владел. Переговоры его с «волнующимися» сердюками успеха не имели, и, когда князь переправлялся через реку Сейм, из Батуринского замка по нему раздалось несколько ружейных выстрелов.

Известно, что Меншиков не пытался подкупом «привлечь без оружия и успокоить» батуринских сердюков. Пример тому в тех событиях был: в ноябре 1708 года киевский воевода князь Д.М. Голицын дал на «успокоение» восьмисотенного полка Бурлая в Белой Церкви 2 тысячи рублей, и «дух» Мазепы из тех его приверженцев исчез.

Обстановка вокруг мазепинской резиденции накалялась. Чечель, выйдя из себя, грозил содрать кожу с живого Меншикова. Утром 1 и днем 2 октября со стен замка по русским стали стрелять из пушек. Ядра летели даже через Сейм. Сердюки интенсивным пушечным огнем начали жечь дома батуринского посада, как это было принято, когда город начал осаждать неприятель. Предместье «вокруг города» почти повсеместно выгорело. Меншиков писал царю Петру I о том:

«…Начали стрелять по нам из пушек, не видя никакова от нас действия, и посад кругом города зажгли».

Тогда Меншиков приказал занять предместье и установить там (вероятно у Конотопских ворот) пушки для обстрела стен замка: «Однако ж мы своих людей в предместье, хотя с трудом, ввели и некоторые пожары затишили и близ города в домах засесть приказали». В деревянной стене ядрами был пробит узкий пролом.

Драгунские полки не могли осадить весь Батурин в силу своей малочисленности. Выход из него в большей части крепостной ограды оказался свободен. Когда Меншиков начал штурм гетманской ставки, часть драгун проникла в город через потайной ход (калитку), открытый сотником наказного прилуцкого полковника И.Я. Носа Соломахой. Часть сердюков была перебита, большинство горожан вместе с полковником Чечелем бежали из Батурина.

Сам Чечель, не получивший ни одного ранения и ускакавший на коне из крепости (как сейчас пишут «жестоко осажденной»), был пойман в одном из близлежащих селений (Поповке) в доме у своего родственника, где он заснул на печке. Мазепинца выдали местные казаки, и он был публично казнен в Глухове.

В записанных воспоминаниях А.Д. Меншикова о штурме рассказывается так: «По двучасовом огню оную фартецию взяли, в которой воров многих побили, а достальных живьем побрали, между которыми и старшин – войсковой подобозный Фридрик Кенексек и сотник також, и атаман(ы) батуринские, и иные знатные и(з) старшин».

Русские войска взяли Батурин штурмом 2 ноября 1708 года, который начался затемно в шесть часов дня. Штурм (при нежелании части казаков драться) длился всего два часа. Сопротивление оказалось слабым. Потери атакующих оказались крайне малы. Всех раненых русские вывезли с собой: в конюшнях Мазепы, находившихся вне «фортеции», было захвачено 2 тысячи лошадей. Подробностей приступа известно мало.

Светлейший князь Ижорский со своими драгунскими полками простоял в Батурине недолго: уже утром следующего дня он был Конотопе, в 27 километрах от Батурина. То есть «разорение» гетманской ставки могло идти только день и часть ночи. В ней нашлось действительно «зело много изменничего богатства».

По приказу Меншикова без промедления уничтожили все находившиеся в крепости запасы (вывезти смогли только их часть), обратив в пепел и гетманский дворец. Огонь уничтожил и сам деревянный Батуринский замок, который перестал быть крепостью. Среди трофеев было взято, не считая мортир, 40 пушек. Легкие пушки были взяты с собой как трофеи, тяжелые – уничтожены (взорваны). Был вывезен архив (канцелярия) Мазепы. Набеговая операция на гетманскую ставку в исполнении А.Д. Меншикова во многом повлияла на последующие события в войне.

Сожжение Батурина (точнее – Батуринского замка) сегодня стало предметом споров историков. И о том в наше время написано немало. О ликвидации гетманской ставки в «Гистории Свейской войны» современниками этого эпизода Северной войны сказано так:

«…И получили от князя Меншикова ведомость, что город Батурин (где Мазепа изменник имел свою резиденцию) достали не со многим уроном людей и первых воров, полковника Чечеля и генерального есаула Кенигсека, с некоторыми их единомышленниками взяли, а протчих всех побили. И тот город совсем сожгли и разрили до основания, где много зело изменника Мазепы богатства взяли. Тут же был заготовлен им, Мазепою, для войск швецких великой магазейн, которой також сожгли».

С «разорением» Батурина светлейшего князя Ижорского царь Петр I поздравил сразу же после удачного набега, лишившего шведскую армию многого, в чем она сильно нуждалась и чего теперь не могла получить, далеко оторвавшись от своих тылов:

«Сего моменту получил я Ваше зело радостное писание, за которое Вам зело благодарны, паче же Бог мздовоздаятель будет Вам».

Свою словесную благодарность государь дополнил иной, более весомой – подарил фавориту большое село Ивановское с окрестными деревнями, до этого принадлежавшее гетману-изменнику. Мазепа был лишен царем всех огромных земельных владений и прочей недвижимости богатейшего на Гетманщине человека.