Текст книги "Заросшая дорога в рай. Два детектива под одной обложкой"

Глава 4

В зал для торжеств губернаторской резиденции Михаил пришёл загодя. Оглядевшись, он выбрал для себя место в углу комнаты подальше от окна. Окна выложенные разноцветным витражным узором почти не пропускали света. Это было кстати, потому что при чтении завещания погибшего Олега Бурлакова Исайчеву хотелось забраться в уголок потемнее. Сев глубже в кресло, Михаил осмотрел место предстоящего действия.

Необычный, витиевато уложенный из разных оттенков коричневой доски паркетный пол напоминал мелкоребристую поверхность песчаной дюны. Наступать на него было страшновато. Казалось, обязательно оступишься. Стены, затянутые жёлто-золотым гобеленом, излучали солнце. Украшали зал стеллажи из красного полированного дерева с посудой из Гжели. Нарядно смотрелись картины в золотых рамах, подвешенных на широких атласных лентах сочно зелёного цвета. Строгим пятном выделялось массивное зеркало в чёрном кружевном обрамлении. Наперекор классической обстановке зала весело смотрелся овальный стол, покрытый белоснежной шёлковой скатертью. Он отражался в глянцевом молочного цвета потолке. Стол, расцвеченный блюдами с осенними ягодами и графинами с разнообразными морсами, выглядел не к месту весёлым, даже озорным.

В зал шурша обувь по паркету, вплыл официант с подносом, на котором покоилась внушительная горка фруктов. Увидев Михаила, остановился и вопросительно на него воззрился.

– Кто распорядился так накрыть стол? – спросил Исайчев.

– Подполковник Корячок! – по-петушиному выкрикнул официант.

– Ну-у-у…

– Приказал сервировать торжественно. Спиртное не выставлять и пивом мероприятие не опошлять!

– Ну-у-у

– Ну вот… не опошляем

– Продолжайте, – поспешно согласился Исайчев, увидев, как в проёме незакрытой двери появилась фигура Ольги.

Она бегло осмотрела зал и, остановившись на официанте, проследила направление его взгляда, прищурилась. Разглядела в полутёмном углу Михаила, обрадовалась. Уверенно вошла. За ней просочился Роман Васенко. Он дождался, когда официант покинет помещение, осмотрелся, приметив у стены два стула и, подхватил их перенёс ближе к Исайчеву. Поставил по обе стороны от его кресла.

– Если чё, оборону держать будем, – уверенно сообщил Роман. – Экспертиза полезной оказалась или как?

– Более чем… – отозвался Михаил.

– Ты теперь знаешь КТО? – шёпотом спросила Ольга и они с Васенко, как по команде, придвинули лица ближе к голове Исайчева.

В это время в помещение вошёл Алексей Слаповский. Вид у него был странноватый. Напряжённое, изрытое оспинами лицо, тусклый, безразличный взгляд. Несвежие, будто подёрнутые инеем, волосы. Вчерашняя, пятнами на серых щеках, щетина. Он, не обращая внимания на присутствующих, изучил стол и, присев на рядом стоящий стул, пододвинул ближе к себе большую чашку с алыми ягодами боярышника. Пошвыривая их указательным пальцем, принялся выбирать самые крупные, закидывать их в рот, выплёвывая семена в ладонь.

– О, Гамлет! Ешь твою медь… – поняв, что в данный момент не услышит ответа, на заданный Ольгой вопрос и отстраняясь от Михаила, прошептал Васенко. – Самодеятельность… однако. Не догадывается, что мы видели его другим… болезлый наш…

– Не юродствуй, Ромка, – одёрнула Васенко Ольга. – Ему действительно плохо. Жизнь пошла по другому пути. Весь в метаниях…

Слаповский в задумчивости поглощал ягоды боярышника, не обращая внимания на следователей и Ольгу, но изредка с опаской поглядывал на открытую дверь. Встрепенулся, когда в проёме появилась вдова Олега Бурлакова.

Ирина едва кивнула только Михаилу, не удостоив взглядом Романа и Ольгу.

Она медленным шагом прошла к столу, села напротив Слаповского.

Ольга отметила прищур бархатных глаз из-под татуажных бровей, красноватый кончик носа, видимо, плакала, и припудрить не удалось, губы в малиновой помаде. Она пристальнее всмотрелась в лицо вдовы и «ого!» – под нарисованными бровями едва заметно выступали контуры своих, они были чуть ниже и делали глаза зрительно меньше. Та же тёмная полоска проступала над верхней поправленной ботоксом губой. У Ольги появилось ощущение, что на лице Ирины проявляется, вопреки её воли вылезает другое лицо – лицо неизвестной женщины. Слаповский, вероятно, тоже увидел неряшливость в лице красавицы. Он брезгливо скривился, навесив на физиономию ироническую улыбку.

В коридоре послышались шаги. Судя по тяжёлому стуку каблуков, это была Эльза.

«Вот и улитка притащила свой домик», – подумал Михаил, наблюдая, как фрау Леманн чуть боком вошла в дверной проём.

Эльза была одета в тёмно-фиолетовое вечернее платье с открытыми плечами. На согнутой левой руке висело меховое манто из серебристой каракульчи.

Сайрус с тщательно отретушированным синяком под глазом появился вместе с Иваном Усачёвым. Они вошли плотно затворив за собой дверь. Усачев нёс чёрную кожаную папку, которую, как только они приблизились к столу, тут же передал адвокату. Сайрус окинул присутствующих значительным взглядом и значительным тоном произнёс:

– Я уполномочен Олегом Олеговичем довести до вашего сведения, следующие его распоряжения…

– Зачем тратить наше время, – лениво перебил Бриона Слаповский и небрежно бросил в рот очередную ягоду. – Распоряжение утратило силу в связи с уходом из жизни распорядителя. Может быть, лучше эти господа, – Алексей Иванович, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону следователей, – расскажут нам о проделанной работе…

Эльза, соглашаясь, кивнула. Ирина поёжилась, закутываясь в чёрный шерстяной шарф, который ещё больше подчёркивал траурность её тёмно-синего костюма.

– Не торопитесь, господа! – Сайрус встал. – Я не могу не обнародывать документ, поскольку распоряжение по воле Олега Олеговича в случае его смерти превращается в завещание…

– Бросьте, Брион! – выкрикнул Слаповский, вскакивая с места. – Бумага нотариально заверена? Сомневаюсь!

– А ты не сомневайся, – осадил закипающего Алексея Ивановича Усачёв, и, вглядываясь в тёмный угол, обратился к Исайчеву. – Вам, Михаил Юрьевич не кажется, что уже следует пригласить сюда недостающих людей? Чтение сей бумаги касается их напрямую…

– Они должны быть в 18:30, ещё семь минут. – Ответил Михаил, посмотрев на дверь. – Пусть пока присутствующие ознакомятся с подлинностью бумаг. Господин Брион, продемонстрируемте желающим отметки нотариуса…

Адвокат поднял прошитый документ и, повернув его обратной стороной, показал синие штампы и печати нотариуса.

Тишина, повисшая в зале, густела с каждой минутой. Ольге захотелось крикнуть, чтобы разбить её вдребезги, но звук растворяющейся двери опередил её. На пороге стоял молодой человек. Он осмотрел зал и, удовлетворившись увиденным, отступил, пропуская вперёд женщину. Даже Михаил, недавно расставшийся с Василисой, не узнал её. Сейчас, перед ними стояла дама, право на равенство с которой, не могло прийти ни в чью в голову.

– Бемби! Чёрт тебя возьми! – воскликнула Эльза, вскочив и привычным движением отшвырнув от себя стул, – как всегда, не к месту! Здесь семейные дела…

– Не тратьте, фрау Леманн, время на пустую болтовню, – одёрнул Эльзу Иван Усачёв, – проходите, Василиса, и вы, Олег Олегович. – Он указал рукой на два свободных стула по другую сторону стола, – вот ваши законные места…

Эльза отбросила накидку, подбоченилась, наклонила упрямо голову и вышла навстречу Василисе, цедя сквозь зубы:

– Я… сказала… пшла… отсюда… – но, не дойдя двух шагов, упёрлась в грудь сопровождавшего Василису молодого человека.

– Прочь, придурок! – Эльза резко подняла голову и наткнулась взглядом на ледяные глаза парня, охнула, – Алька, ты?

– Ведите себя прилично, мадам, – бросил он, рукой отодвигая Эльзу в сторону. Другую руку юноша протянул Василисе. Она, чуть улыбнувшись, вложила кисть в его ладонь, и они пошли к столу. Когда Василиса села, Олег встал за её спиной, оглядев присутствующих, произнёс:

– Я Олег Олегович Бурлаков. Мою маму думаю представлять не нужно. Мы здесь по приглашению Олега Олеговича Бурлакова – моего отца. Вопросы есть?

– Садись, сынок, не торопись, – отозвался Усачёв, – какие к тебе вопросы?

Эльза, покачивая тяжёлыми бёдрами, подплыла к стулу, на котором сидел Иван Усачев и, вперив взгляд в незнакомого ей молодого человека, произнесла:

– За меня не решай, Ванюшка. Поясни, чей ты сынок? Этой сторожевой овчарки, – Эльза положила руку на плечо Ивана Васильевича, которую тот, дёрнувшись, грубо скинул, – или моего братца?

Олег извлёк из нагрудного кармана джинсовой куртки листок бумаги и, разгладив его на поверхности стола ребром ладони, пододвинул указательным пальцем ближе к Эльзе:

– Это, мадам, письмо отца, в нём он приглашает меня приехать в Россию. Вы знакомы с его почерком?

Эльза пробежала глазами текст и, в ярости сжимая кулаки, вскрикнула:

– Подайте мне водки! Подайте, подайте…

Усачёв, неожиданно для всех вынул из-под стола руку с зажатой в ней армейской флягой в виде миниатюрной канистры, протянул её Эльзе. Фрау Леманн схватила флягу, судорожно отвинтила крышку и, клокоча горлом, сделала несколько больших глотков. Плюхнулась на стул, откинулась на его спинку, растеклась телом, хитро подмигивая Ивану Васильевичу, изрекла:

– Да ты, дружок, никакая не сторожевая собака. Ты у нас, оказывается, Царевна-лебедь. Из одного рукава вытряхнул сыночка с мамашкой, из другого фляжечку с коньячком. Коньячок хорош! Ирка, допей! Тебе тоже нужно… – и Эльза толкнула по шёлковой скатерти стола фляжку в сторону вдовы. – Давай Брион, читай, какие ещё сур-рпры-ызы приготовил нам мой братец.

Брион присел и с торжественным лицом голосом телевизионного диктора на параде произнёс:

– Дело, которому я посвятил жизнь, в полном объёме передаю…

* * *

Ольга, всё это время наблюдавшая за Эльзой, никак не могла понять, что с ней произошло. Она вдруг резко изменилась: вроде те же опущенные в брезгливой улыбке уголки потрескавшихся губ, чуть взлохмаченные, выбившиеся из куцего хвостика, рыжеватые волосы, не способный выразить ни одной эмоции накаченный ботексом глянцевый лоб, всё то же, что и было… может быть… может быть выражение глаз?

– Да… – будто прочитав мысли жены, тихонько подсказал Михаил, – у неё как-то странно выцвели глаза… я раньше не замечал, а сейчас они…

– Она боится, что заросла её дорога в рай… – выдохнула Ольга.

– Поэтично, Олечка! – заметил Роман. – Только я грубый материалист и циник. Вы что не слушали завещание? Он же фрау ничего не оставил. Сыну бизнес, дочерям хоромы за бугром, жене питерскую квартиру и содержание, а ей ничего. Даже не вспомнил! Вот тебе и сурпры-ы-ыз!

– А себе? Что он оставил себе? Бурлаков не собирался умирать, – спросила Ольга, посмотрев на задумавшегося мужа. Михаил был здесь, но судя по выражению его лица вроде и не здесь.

– Себе он оставил подарок Василисы – домик на острове в Керченском проливе, – ответил Роман, вглядываясь в Михаила. – Бурлаков собирался уехать туда с Василисой навсегда. Михал Юрич, ты что? Готовишься к прыжку?

– А? – встрепенулся Исайчев, – Помнишь, Роман, ты сказал: «Эмоция, вышедшая на уровень сознания, контролю не поддаётся».

– Это не Роман сказал, – поправила мужа Ольга, – а академик Наталья Бехтерева.

Михаил махнул рукой:

– Какая разница, кто! Сказано, верно. Научно доказано. Это, главное. У одного из них эмоция вышла на уровень сознания и не подчинилась контролю…

Он встал и твёрдым шагом пошёл к столу, на ходу обращаясь к Бриону:

– Вы закончили?

– В основном да! – закрывая папку, с выражением чувства собственной важности на лице и в голосе ответил Брион.

– Господин Слаповский, – начал Исайчев, – давеча просил меня отчитаться в проделанной работе. Я готов!

Алексей Иванович сидел к следователю вполоборота. Он доедал ягоду боярышника. Кожуры и зёрен было уже так много, что Слаповский перестал сплёвывать их в ладонь, а складывал туда же, в блюдо.

– Знаете, господин следователь, – Слаповский медленно развернулся и теперь смотрел в лицо Исайчеву. Смотрел, нагловато прищуриваясь. – Мне наплевать, чем закончилась ваша работа. Наплевать на вас, на убиенного хозяина, и на всё, что происходит. Зачем я здесь?! Дамы после оглашения документа офигели… А я что? Я не родственник, наследства не ждал… Оставит новый босс работать, останусь. Не оставит, пойду на пенсию. Стану на даче рыбу удить… – Слаповский отправил в рот очередную ягоду и, пожевав её, смачно сплюнул в блюдо с остатками боярышника.

– Алексей, не будь свиньёй! – закипела вдова, – Ты здесь, потому что Олег считал тебя другом. Он, вероятно, перед завершением дел хотел с тобой попрощаться, вероятно…

Видно было, как Слаповский напрягся, решив ответить Ирине, но Исайчев опередил его:

– Не совсем так, госпожа Бурлакова, Олег Олегович решил и эту линию своей жизни завершить. Закончить, можно сказать, дуэль. Я намеренно попросил господина Бриона не всё зачитывать в завещании. Хотел, чтобы вы сосредоточились на его сути, а не нюансах.

Эльза отхлебнула коньяк из вернувшейся к ней фляжки, процедила сквозь зубы:

– Какое ты, Погремуха, имел право дирижировать завещанием хозяина?

Появившийся за спиной фрау Леманн Роман Васенко выдернул из её рук флягу, вернул Усачеву и, наклоняясь к уху Эльзы, пророкотал:

– Если вы, фрау, уйдёте от нас в глубокое алкогольное опьянение, это будет не гут. Вы здесь нужны. Разрешите мне приземлиться рядом с вами?

Брион, дождавшись тишины, пробежал по тексту взглядом и, найдя нужную строчку, прочёл:

– Дочерям моим Инне Бурлаковой и Ульяне Бурлаковой по факту рождения Слаповской завещаю…

– Достаточно, господин Брион! – оборвал Михаил. – Видите, господин Слаповский, Олег Олегович тоже понимал, что у двух людей с карими глазами не может родиться ребёнок с серыми. Вы так и не научились ценить прозорливость своего босса. Ирина Витальевна, – Михаил обратился к застывшей вдове, – вы как рефери можете объявить победителя дуэли?

Ирина закрыла лицо ладонями, всхлипывая, прошептала:

– Я жизнь свою просрала, а вы объявить победителя, жестоко… жестоко…

– Он что? Всё знал? Гад! – надула щёки Эльза, – надо же, никогда даже бровью не повёл, – и, развернувшись к вдове, прошипела, – он тобой брезговал…

Слаповский вскочил, по-петушиному выпятил грудь и также по-петушиному закричал:

– Я победитель! Я! Я! Победитель хотя бы потому что живой!

– Ну-у-у, это да! – пропел Роман Васенко, – преимущество налицо… Ты, поэтому яд ему в кофе сыпанул?

– Я не убивал! – в отчаянии взвыл Слаповский, – не убивал! Ненавидел – да! Но не убивал!

– Вы убивали друг друга с одинаковым отчаянием, – безнадёжно махнул рукой Исайчев, – но в физическом смысле слова ты его не убивал… успокойся.

Усачев, встал из-за стола и, потряхивая флягой у уха, пошёл в направлении шкафа с посудой. Приблизившись, вынул перочинный ножик, поковырялся в замке, открыл дверцу и, секунду вглядываясь внутрь полки, достал пузатую с разноцветными наклейками бутылку. Быстрым движением разорвал и отвинтил крышку. Отхлебнул, почмокал губами и перелил содержимое во фляжку.

– Ой! Ну просто ой! – возликовал Васенко. – Недремлющее око безопасности. Не дремлет нигде и знает всё. Пока ты, Михал Юрич, башку себе изломал – кто кого здесь отправил на небеса. Энтот главное узнал.

Усачев, усмехнувшись, и на ходу отхлёбывая из фляги, пошёл к Исайчеву:

– Что, майор, в детскую считалку «На златом крыльце сидели… кто ты будешь таков?» играть будем? Если есть что сказать – говори! Нет – разбежались! Твои сорок восемь часов закончились…

– Погоди, майор, – Исайчев ладонью отодвинул нависшего над ним Усачёва, – сядь на место и ответь – зачем ты заказал Гуидо такую же термочашку, как и у Бурлакова, при этом просил покупку не афишировать?

Усачев ещё раз отхлебнул из фляги, обошёл стол и, сев рядом с Василисой, заглянул ей в лицо, спросил:

– Ты веришь, что я не сделал Олегу ничего плохого?

Василиса осторожно провела ладонью по щеке Ивана Васильевича:

– Да! Ваня. Зачем ты купил эту чашку?

– Не веришь… Ну хочешь верить?

– Хочу, – едва слышно произнесла Василиса. – И прошу тебя, не пей!

Усачев положил фляжку на стол и отодвинул её от себя:

– Извини, употребляю, чтобы взбодриться, устал… Теперь про чашку… Занятная история… Как-то, сопровождая Олега в Африку на сафари, вышел к завтраку в таких же парусиновых белых штанах, как у него. Олег вида не подал, но вечером позвал к себе в номер и сказал тоном, не терпящим возражения: «Ты никогда не должен делать трёх вещей: первое, носить ту же одежду что и я. Второе – ездить на машине дороже моей. Третье – называть мою женщину „Бемби“. Для тебя она Василиса… Усвоил? Если усвоил, работаем дальше». Я усвоил, поэтому и не хотел, чтобы он знал о покупке. Просто я тоже люблю очень горячий сладкий кофе с молоком – термочашка – идеальный вариант.

Василиса слушала и едва кивала:

– Я знаю, Алька мог… Прости его… Ваня…

Усачев взял руку Василисы, поднёс к губам, поцеловал:

– Давно простил. В его стае по-другому нельзя… – Усачев обернулся к Исайчеву и, глядя ему в глаза, добавил, – ты, Михал Юрич, вроде сообразил, что я люблю её. Не усёк одного – люблю её, а не себя и причинить ей боль не могу. Альку пальцем не трогал…

Михаил кивнул:

– Согласен. Олега Олеговича убил человек, который знал, что в данный момент Василиса находится в резиденции. Он ведь не Бурлакова убивал, он убивал её…

– Ха-ха-ха, – захлопала в ладоши полупьяная Эльза. – И кто же из нас видит сквозь стены, Следопыт?

Исайчев вынул из кармана листок бумаги и в который раз пробежал его глазами, произнёс:

– Вы, фрау Леманн. Вы отравили своего брата.

Эльза выгнула спину, как от удара электрическим током, глубоко вздохнула и беззвучно ловя воздух чёрной дырой рта, захрипела:

– Я-а-а-а?!

– Вы точно знали, значительно раньше господина Усачёва, что Василиса где-то рядом и догадались, о чём вам в этот день сообщит Олег Олегович.

– Чушь! Бездоказательно! – пытаясь унять дрожь, бросила Эльза.

Михаил извлёк из кармана пиджака бант, который накануне из апартаментов Олега Бурлакова, принёс практикант Мамкин. Василиса, увидев его, вскрикнула, Эльза не шелохнулась, только ещё больше побелевший кончик носа выдавал её волнение:

– Эта старая тряпка не может быть доказательством… – сказала она дерзко.

– Правильно, – усмехнулся Михаил, – вы правильно определили возраст этой детали – банта, оторванного когда-то от блузки Василисы. Старая деталь! Ей больше двадцати пяти лет и вы её узнали также быстро, как узнали её, войдя в апартаменты к брату, сразу после завтрака. Вы собирались помочь ему разобрать чемоданы и увидели на подушке кровати Олега знакомый с юности бант. Тогда вы поняли, чья голова будет лежать на ней этой ночью. Никто и никогда не мог бы изменить вашего статуса при брате, кроме неё. – Исайчев посмотрел на Василису. – Быть выкинутой из тёплой, сытой жизни – нестерпимо, и вы решили поправить ситуацию. Тогда казалось в свою пользу… Вы не подозревали о существовании сына Олега? Это так? Это так!

– Бред какой-то! – возмущённо вскинула обе руки Ирина, – домыслы. И на их основании вы обвиняете Эльзу? Что-нибудь более существенное есть?

– Конечно, – как можно ласковее произнёс Михаил, – вот на этом листе результаты экспертизы. Фрау Эльза, испачкала в кофе Олега Олеговича кружева на манжете своей кофточки.

– Боже мой… – язвительно заметил Слаповский, – я ещё на допросе сообщил вам, Эльза первая кинулась к господину Бурлакову, тогда и манжет запачкала. Невелика находка.

– Невелика, – кивнул Исайчев. – Но вот здесь написано, что кофе был со сливками.

– Ну и… – усмехнулся Алексей Иванович.

– …и без цианида, – добавил Михаил. – То есть Эльза Фридриховна макнула свои кружева в отдельно стоящую чашку до того, как насыпала туда яд, а не после. Кофе на манжете фрау Эльзы по содержанию сливок и концентрации самого кофе абсолютно точно совпадает с напитком в чашке Олега Олеговича. В случае если его готовят вручную, без помощи кофейного аппарата оно, как отпечатки пальцев абсолютно индивидуально. И Гуидо подтвердил в беседе с Сайрусом – Эльза была последней, кто заходил к нему на кухню перед подачей напитка.

– То же мне, свидетель – Сайрус! – сосредоточенно заметила Эльза, – я бы не доверяла этому свидетелю. Адвокат, спасая свою шкуру, наговорит то, что ему подскажут.

Роман открыл крышку ноутбука, который заранее принёс из кабинета. Пробежав по клавишам, повернул экран к Эльзе:

– Самому Гуидо вы верите? Послушайте, это синхронный перевод того, что происходит на экране.

Звучит голос Сахно: «Гуидо: «Я купил два таких прибора. Один хозяину другой для «шефа» службы безопасности. Иван просил. И ещё просил хозяину о его покупке не докладывать. Почему? Я тогда не подумал, «почему»? Иван задумал убийство давно. Только он мог подменить чашки незаметно. Усачев ходит очень тихо, я иногда пугаюсь, когда он вдруг оказывается за моей спиной. Я помню всех, кто входил в кухню в то злосчастное утро, всех кроме Ивана. А Усачёв был.. Его видела Эльза. Она столкнулась с ним в проёме двери, когда он выходил с молочником. Эльза была последней, кто в то утро посещал кухню».

Эльза дотянулась до фляшки Усачева и медленно, что-то обдумывая, отвинтила крышку:

– Получается, что Бурлак и здесь наврал. Нас писали. Но видимо, писали не всё. Иначе уже точно кого-нибудь повязали, например, меня. При хорошем адвокате ваша улика – пустой звук. Гуидо мёртв, он не может подтвердить или опровергнуть свои домыслы. Что ещё доказывает мою вину?

– Ирина Витальевна, может подтвердить…

– Я?! Да ни за что! – Ирина сбросила с себя шерстяной шарф, – не знаю ничего…

– Вы не хотите давать показания? – спокойно, даже насмешливо спросил Исайчев. – Рома фиксируй: «вдова Бурлакова скрывает от следствия важные факты». Спрашиваем – зачем?

– Ничего я ещё не скрыла! – возмутилась вдова. – Ничего вы ещё не спросили…

– Спрашиваю: вы, Ирина Витальевна, вышли из кухни вместе с Эльзой Фридриховной или она все же задержалась?

Ирина виновато посмотрела на Эльзу.

– Извини. Я вышла первой, через две минуты появилась Эльза. Я её ждала. Хотелось быстрее присесть, ноги после прогулки устали. Мы отошли от кухни метров на двадцать и только тогда услышали шаги Гуидо. Он нёс поднос с чашками кофе.

– Дура ты, Ирка! – Эльза запрокинула голову, вытрясая из фляжки последние капли. – Какие у меня были кандидатки на роль Алькиной жены – мечта! Я, дура, выбрала тебя. Но смерть Гуидо вы на меня не повесите, его кокнул кто-то другой…

Ирина выскочила из-за стола и, захлёбываясь, закричала:

– Не поняла? Ты что, действительно, убила Олега?!

Эльза небрежно махнула рукой.

– Сядь! Не суетись! Ты свой кусок пирога получила. Это меня братан голой оставил…

– Сука! Сука! – затопала ногами Ирина, – к власти рвалась! А он, вон – фигу под твой фашистский нос. Полы в сельской школе драить будешь…

– Сядь! – зло бросил Слаповский, – не раскисай… Она теперь мыть полы будет совсем в другом месте… И до-о-олго будет мыть…

Василиса закрыла ладонями лицо и, оперевшись локтями на стол, прошептала:

– Нельзя присвоить себе другую душу, нельзя её изменить…

Эльза бросила презрительный взгляд на бывшую одноклассницу, заговорила громко, скоро, будто боялась, что её остановят:

– Разнылась… прекрати… Всё! Вот и всё! Как хорошо дышится, когда его нет. Никому ничего не надо доказывать. Не за кого бороться. Не надо интриговать. Не надо прислушиваться. Подглядывать в щёлку… Почему? Почему я не сделала это раньше? Сейчас уже отсидела бы и вышла. Жила в своё удовольствие.

– Отпустить! Отпустить его, отойти в сторону не пробовали? – не удержался от вопроса Михаил.

– Отойти в сторону? – Эльза засмеялась. – Вы ничего не поняли. Здесь не могло быть компромиссов. Я ненавидела её больше, чем любила его. Никогда бы не отдала ей Альку. Вот сейчас можно чуть меньше ненавидеть, потому, что отомстила… устала ненавидеть… Посмотрите на неё, вытаращилась, ей меня жалко. Я испортила её жизнь, а ей жалко! И так всегда! В детстве мальчишки воевали со мной, колотили, считали вредной, а её охраняли, оберегали. Почему? А чёрт знает почему. Так и не поняла. В юности у Ирки воз ухажёров был, а у этой, – Эльза небрежно кивнула в сторону Василисы, – было полно друзей. Ирку парни просто пользовали, а её уважали и каждый из них мечтал на ней жениться. Представляете, каждый! По Ирке одноразовые слюни пускали, мной пренебрегали, а её обожали… Ладно, я пережила бы, но однажды она переступила порог…

Василиса подняла голову и посмотрела на Эльзу внимательным болезненным взглядом.

– Чего метишь меня телячьими глазами? Забыла, стерва? – выплюнула Эльза. – Сейчас напомню! Моя мама, она работала врачом-фтизиатром в детском санатории, познакомилась с фотографом. Тогда ещё не было понятия: фотохудожник или фотошоп просто фотографы. Этот умел ретушировать портреты своих клиентов так, что приукрашивал их до неузнаваемости. Он делал из них буквально красоток или красавцев, не хуже голливудских. Маме очень хотелось порадовать меня – она заказала портрет. Причём в размерах фотографии себя не ограничила. Я так себе нравилась на этой фотографии! И по глупости, по молодости, каждого нового знакомого или знакомую подводила к портрету и, тыча в него пальцем, сообщала: Вот! Это я! – Эльза вытянула в направлении Василисы палец с длинным нарощенным ногтем. – Этой крале тоже показала. Хотела нос утереть, мол, посмотри: я не хуже тебя… Она взглянула и, переведя на меня взгляд, спросила: «Ты сейчас болеешь?»

– Это от дурости или просто от недомыслия и растерянности, – Василиса подавила тяжёлый вздох. – Алька тебе, что сделал… его-то за что?

– Его? – Эльза открыла крышку золотого портсигара, извлекла длинную сигарету, закурила. – Он любил тебя. Только тебя. Знаешь, как называется наша корпорация – «БмБ». Никто не догадывался почему, только я. Как-то Олег напился и всё время твердил: «Мне не хватает гласных!». Я загоняла наших пиарщиков, тыкала носом и всё талдычила – «шефу» не хватает гласности. Он услышал и одёрнул меня: «Отстань от них. Парни хорошо делают дело. Это мне не хватает гласных…» И здесь я поняла. Наша корпорация называется не «БмБ», для него она – «БемБи». – Эльза с довольным выражением на лице выпустила изо рта душистую струйку дыма. – Теперь ты его не получишь ни-ког-Да-Да-Да-Да! Жаль, что тебя не было на утреннем кофе! Жаль! Вы бы с Алькой уже обнимались на облачке… опоздала на утренний кофе… Припозднилась! Какая же ты после этого королева? Видать, забыла, милочка, точность – вежливость королей, посему не королева… не королева… Ты…

– Где вы достали цианид? – прервал гневную тираду фрау Леманн Михаил.

– Тоже мне проблема! – ухмыльнулась Эльза, – вы же не можете не предполагать, что у некоторых ваших соотечественников в сумочке есть нож или пистолет? Одни носят для самообороны холодное и горячее оружие, я ношу яд. Любого, самого отъявленного бандюгана можно уговорить выпить с собой хорошего коньячка… напоследок…

– Ай, мо-до-дэц-ц-ц! – с грузинским акцентом воскликнул Роман. – Как мы здэсь ещё жи-ивы?

– Я, пожалуй, пойду. – Василиса встала, опираясь ладонями на колени. Олег подскочил к матери и ухватил её за локоть:

– Обопрись, мама…

Прежде чем уйти, Василиса внимательно посмотрела на Алексея Слаповского:

– Как ваша рука? Не тревожит при перемене погоды? Двадцать пять лет тому назад я просила вас назвать своё имя, но вы не соблаговолили. Теперь я знаю его: Алексей Иванович. Извините, тогда в кафе я не дала вам допить ваш кофе.

– Это точно… – буркнул в замешательстве Слаповский.

– Пойдём отсюда, Олежик… – Она благодарно взглянула на сына, и они пошли на выход – старая женщина и её сын.

Эльза смотрела вслед, положив ногу на ногу, и победно покачивала стопой. Как только за ними закрылась дверь, заорала, потрясая кулаком в сторону Слаповского:

– Это ты, сука, оставил нас ни с чем! Зад свой поднять не захотел, – Эльза состроила на лице гримасу и прошипела, передразнивая Слаповского, – она замуж вышла… она за границу уехала… сам видел… Я такие деньжищи тебе отваливала… правильно Ирка говорит, лещ ты, Лешка, плоскожопый…

Роман не вытерпел:

– Перестаньте, фрау, вопить! Поезд ушёл! Отвечайте: мальчика-итальянца за что?

Эльза перевела полный сарказма взгляд на Романа:

– Мальчишка не мой, не мой, не докажите… Я за двоих срок мотать не намерена…

– И мальчишка твой! – Михаил обернулся на резкий голос Ольги. – ты подписала ему приговор там, в коридоре, когда вы встретились, и Гуидо заметил испачканные кружева на манжете, а потом задумался. Ваша встреча есть на плёнке… Именно тогда ты решила, что он тебя сдаст… И Сайрус подтвердил это при вашей встрече у него в апартаментах. Он обронил, что у Гуидо есть версия. Ты поспешила убить его, боясь, что мальчишка укажет на тебя.

– Возможно… возможно… – склонив голову набок, промурлыкала Эльза, – только у вас тётенька нет доказательств… И не тычь, я с тобой свиней не пасла…

Ольга резко встала и, направляясь к столу, бросила на ходу:

– Миша, Акела промахнулся…

Она протянула ему руку, ладонь которой была сложена ковшиком. Исайчев секунду смотрел на протянутую руку Ольги и, отворачиваясь от неё, будто вспоминая, попросил:

– Фрау Эльза, покажите мне вашу правую ладонь…

– Да ни за что! – белое пятно на носу Эльзы начало быстро растекаться по всему лицу. – Рука перебинтована и на ней глубокие раны… Вы не имеете права её тревожить… это издевательство…

Роман, сидевший рядом с Эльзой, сноровисто ухватил её за локоть

– Не беспокойтесь, фрау, я осторожненько посмотрю, не завалялось ли колечко в складочке между пальчиком и ладонью. Какая вы, однако, озорница… специально порезали руку… Ах, Галина Николаевна, Галина Николаевна пожалела она вас. Не расправила ладонь, старалась как можно бережнее забинтовать руку…

Эльза резко выдернула локоть, зашипела:

– Пожалел волк овцу… Бриллиантик всё же нашёлся? Ну и что это доказывает? Мы накануне с итальяшкой в постельке кувыркались… Волосы у него богатые, кудрявые, за колечко зацепились, бриллиантик из каста и выпал, застрял…

Никто не успел среагировать на то, как Сайрус, отделившись от стены, подскочил к Эльзе и, схватив её за жидкий хвостик, резко ткнул лицом в неглубокое блюдо с малиной в сметане:

– Не ври, сука-а-а! Гуидо был мне верен…

Тонкий вибрирующий звук голоса адвоката Бриона перекрыл заливистый смех Алексея Слаповского. Михаил ухватил Сайруса за плечи, грубо отбросил к стене. И выдернув из кармана пиджака носовой платок, швырнул его Эльзе:

– Утритесь, фрау!

– Жаловаться буду… – мычала Эльза, вытирая с лица сметану с кусочками малины.

– Посмотрите на это, фрау, – среди суматохи голос Ольги прозвучал невозмутимо. Она вновь развернула экран ноутбука к Эльзе. На экране Эльза в апартаментах Сайруса Бриона. Голос Сахно за кадром: