Текст книги "Заросшая дорога в рай. Два детектива под одной обложкой"

Глава 3

Пообедав, Исайчев не сразу пошёл в гостевой домик, а остался сидеть в аллее на лавочке. Он ждал, когда из парадной двери выйдет Ольга.

Осень тихонько заглянула в усадьбу к местному губернатору, кое-где пожелтила листья деревьев, усилила влагой цвет растений на клумбах, зачернила землю, убрала серую пыль. В воздухе едва уловимо появился запах шашлыка с отдалённых дач. В небе возникли штришки улетающих птиц.

«Как хорошо-о-о, – подумал Исайчев, растягивая слова и мысли – свежо, чисто. Взять бы сейчас своих девчонок и закатиться к друзьям на дачу, предварительно замочив шашлычок». Исайчев прикрыл глаза и почти задремал. Дрём прервал стук затворившийся двери. Ольга вышла из резиденции. Она помахала Михаилу рукой и, не дожидаясь, когда тот приблизится к ней, направилась к гостевому дому.

* * *

Василиса сидела в том же кресле с закрытыми глазами, казалось, дремала. Но как только Михаил и Ольга приблизились, она распахнула веки.

– Ой, извините, Василиса Владимировна, мы не вовремя? – спохватилась Ольга.

– Проходите. Надо закончить… там дожидаются… – она кивнула в сторону губернаторской резиденции и, обращаясь к Исайчеву, спросила, – скажите, мой рассказ, что-нибудь прояснил? Вам нужны эти воспоминания?

– Да, – подтвердил Исайчев, – многое стало понятно… продолжайте…

– Хорошо, – согласно кивнула Василиса. – Мы остановились на том, что Олег уехал. С того дня прошло три года. Я окончила университет и получила диплом переводчика с английского и французского языков. Устроилась на работу референтом директора местной табачной фабрики. Её к тому времени приобрела американская компания. Она потрудилась и из почти развалившегося производства, сделала одно из лучших и современных отраслевых предприятий с миллионными оборотами. Естественно, директором заокеанские хозяева поставили своего парня Фьёдора Осовика, некогда русского, вернее, его родители эмигрировали из старой России. Фьёдор гордился своими корнями, но язык знал плохо и поэтому всюду таскал меня с собой. Был он молод, хорош, с изысканными манерами. В работе жёсток, принципиален. Русское «авось» действовало на него, как красная тряпка на быка. Фьёдор попробовал за мной ухаживать, но быстро понял, что черту начальник – подчинённый я не переступлю. Осознал и зауважал. Он обращался ко мне не иначе как «Василь и Са», потому как выговорить моё имя и отчество ему никак не позволял его малоподвижный американский язык.

Однажды мы поехали на международную торговую площадку в Прагу. Там после рабочего дня я бродила по волшебному городу. Накупила разных милых безделушек, нарядов, среди которых было васильковое платье в пол. Впервые увидев его в витрине, я полчаса стояла разинув рот. Его цвет напомнил море и наш с Алькой первый поцелуй на Керченской косе. Со дня расставания я гнала от себя воспоминания, запрещала думать о нём и вроде успокоилась. И вдруг! Сердце моё заскрипело, заворчало и разбухло, готовясь выпрыгнуть вон! Уговорить его вернуться в привычный ритм, можно было, только купив платье. Немедленно! Немедленно! Я боялась, что не будет моего размера! Но, задыхаясь от быстрого шага и нетерпения, поднимаясь на второй этаж магазина, твёрдо решила: будет больше – ушью, меньше – разошью. Куплю обязательно! К счастью, размер нашёлся, и вечером на прощальный фуршет по случаю окончания работы торговой площадки я вошла в нём в парадный зал Нового пражского Королевского дворца. Ввинчиваясь в толпу гостей, я шла к официанту, на подносе, который он держал искрилось и смеялось в фужерах шампанское. Очень хотелось обмыть свою покупку, пусть даже таким странным способом, в таком странном для этого месте. Я потянулась за бокалом, но меня опередил и взял облюбованный мной фужер мужчина. Мы оказались с ним рядом спина к спине. Он развернулся, чтобы взять шампанское для женщины, с которой вёл разговор. Это был Алька!

– Бемби?! – он выдохнул и замер не в силах вздохнуть.

Я тогда сильно испугалась, отшатнулась и чуть не опрокинула официанта. Алька удержал меня за руку.

В тот вечер и последующие семь вечеров мы были вместе. Тулились друг к другу, боялись расцепить руки. Я умирала от ужаса, что могу потерять его снова. Алька выходил из номера заказать обед, а я металась, ждала, думала, что он не вернётся. Без него ко мне приходила паника и трясла меня, трясла… Она, дрянь, накидывалась даже тогда, когда Алька уходил в ванную комнату. Понимала – расстаться придётся. Мы и так больше чем нужно задержались в Праге. Не задумывалась, как буду жить дальше. Алька рядом, и этого больше чем достаточно. Значительно больше… Перед тем как посадить меня в самолёт, он сказал: «Сейчас я ничего не могу изменить. Я должен построить своё дело. Но знай – я для тебя есть… всегда… Даже тогда, когда меня не будет рядом. Всё изменится, обещаю…». Я услышала его слова и перестала бояться.

– Я для тебя есть всегда…, – одними губами повторила Ольга, слова, недавно слышанные от Михаила, а теперь от Василисы и благодарно посмотрела на мужа. Михаил не среагировал, он весь превратился в слух.

– За день до нашего возвращения я позвонила домой в Сартов, узнала, что уволена. – продолжала Василиса. – Фьёдор не смог простить моего исчезновения. Он сам сообщил эту новость грустным, но железным голосом: «Ах, Василь и Са, Василь и Са, я не могу переступить через свои принципы. Жаль. У вас не может быть оправдания, вы нарушили наш союз. Ваш звонок мне в Праге разрубил его топором». Тогда мне было всё равно… Пусть уволена! Пусть без работы! Пусть! Приехала в Сартов и целую неделю порхала, как беззаботный мотылёк. А когда желудок от голода начал урчать, поняла – есть нечего и денег нет, чтобы купить.

– Извините, Василиса, – перебила Ольга, – что же Олег Олегович не подумал об этом? Ведь это так очевидно…

– Он открыл для меня счёт. Положил большую сумму, – Василиса посмотрела на Ольгу огромными с пеленой слёз глазами, спросила, – Почему говорят, что по умершим нельзя плакать?

Михаил поймал растерянный взгляд Ольги и поспешил ответить:

– Так мы жалеем себя. И этим вредим им. Им там плохо, когда мы плачем

Василиса кивнула соглашаясь:

– Я не взяла с этого счёта ни рубля, не хотела быть содержанкой. Только однажды, когда умерла мама, пришла в банк и попросила выписку. Оказалось, Алька переводил деньги ежемесячно, но и в тот день я не решилась – обошлась. Казалось, если возьму хоть рубль, что-то нарушится. Исчезнет равновесие. – Василиса неожиданно усмехнулась, – Он не знал и был очень удивлён, когда в последнюю нашу встречу я пригласила его в домик на рыбачьем острове в Азовском море. Я купила его на имя Олега. Остров примыкает к косе Чушке в Керченском проливе, и там можно искупаться сразу в двух морях. С одной стороны острова – в море Чёрном, с другой – в море Азовском. Алька даже не удивился. Он просто обронил: «В бой с тобой не пойду, всё норовишь, первой броситься на амбразуру».

Василиса согнула в коленях вытянутые ноги, убрала плед и, опираясь обеими руками на подлокотники кресла, попыталась встать:

– Засиделась, ослабла. Всегда ноги такие крепкие были. Километров десять могла идти с рюкзаком без привала. А тут вдруг… Можно я похожу?

Олег ловко спрыгнул с подоконника, но увидев, что мать справилась, водрузился обратно.

Исайчев до этого наблюдавший только за Василисой, сейчас с особым вниманием вгляделся в её сына:

«Какой мощный парень! – подумал он, – лицо чистое, открытое, с чуть меньше чем у матери глазами, русыми волнистыми волосами и ямочкой на подбородке. У моей дочки тоже ямочки, но на щеках. У Зоси они маленькие, ладненькие, придают её лицу особый шарм. Этому молодцу они добавляют мужественности. Однажды Ольга заметила: «считают, что если Купидон целует малыша при рождении, то у него на месте поцелуев появляются ямочки. Наверное, поэтому верят, ямочки – знак удачи и любви. Такие люди стремятся к независимости, очень активны и дружелюбны». Оля права: парень производит отличное впечатление, с ним хочется общаться.

Василиса пошла короткими быстрыми шагами по комнате, Михаил тоже переместился. Он занял удобную позицию, откуда были видны все участники беседы. Василиса прошла молча несколько кругов по ковру, головы не поднимала, смотрела под ноги. Все затихли в ожидании продолжения рассказа.

– Так вот, – тихо сказала она, вспоминая, – помыкалась я, помыкалась и поняла – достойной работы нет. Начало девяностых… в стране раздербай… Переводчики не нужны. Репетиторы в середине учебного года тоже. Тогда в голову пришла шальная мысль – обратиться за помощью к Фьёдору Осовику, бывшему директору просто на авось. И, представьте, это сработало. Он предложил работу, как частному лицу. Заключили контракт, по которому я занималась переводами документации фабрики. Оказалось, что в зарплате почти не потеряла, зато свободного времени стало больше. Начала чаще ездить на дачу, увлеклась литературными переводами. Не хотелось терять навыки в языках. Перевела книгу известного в Америке автора. Отнесла её в местное издательство. Перевод им понравился. Книга имела успех, и моими текстами заинтересовались в одном из крупнейших издательских домов в Питере. Они завалили меня работой. В общем, не бедствовала… Второй раз мы встретились с Алькой уже дома, где-то через полгода. И опять, после его отъезда я пребывала в полной радостной безмятежности, пока однажды не обнаружила рядом с собой мужчину. Его лицо показалось мне знакомым. Поздоровалась и приветливо помахала рукой. А он, к моему удивлению, сделал вид, что не заметил меня. Потом лицо этого человека стало мелькать всё чаще и чаще. Он старался не попадаться на глаза, прятался. Но я научилась чувствовать его и даже наловчилась выхватывать фигуру из самой густой толпы. За мной следят! – эта мысль тревожила и одновременно смешила. Как-то в кафе заметила его в дальнем углу зала. Он тоже пил кофе. Обнаглела, подошла, села за его столик. Нарисовала на лице ироническую улыбку, предложила: «Давайте знакомиться! Хотя вы-то наверняка знаете, как меня зовут. Как зовут вас?» Он пожал плечами, приподнял бровь – в общем, изобразил недоумение и, щёлкнув пальцами, подозвал официанта. Небрежно бросил на стол купюру, так же небрежно процедил сквозь зубы: «Вы не в моём вкусе, мадам! Обычно, таких как вы, вызываю по телефону, естественно, по надобности…». Ударил фразой точно, наотмашь… Вскочила, как ошпаренная, думала, убью его тогда…, а он, выставив вперёд открытые ладони, осторожно обошёл меня и мой стул, направился к выходу. Не знаю почему, до сих пор не могу себе объяснить почему, крикнула ему вслед: «Передайте привет Эльзе!». Услышав, он споткнулся, обернулся, но спохватившись, быстро пошёл восвояси. Поняла: попала в точку. Вероятно, Эльза почувствовала перемену в Альке после поездки в Прагу и затем в Сартов, помозговав, на всякий случай пустила за мной слежку. После моей выходки в кафе мужчина принялся следить в открытую, не прячась. Прилипал сразу, как только я выходила из дома и отлипал, когда возвращалась. Это стало действовать на нервы. Месяца через четыре мне позвонил «безопасник» и друг Олега – Иван Усачёв. Он предупредил о намерении Альки появиться в городе. Потом так и повелось: Олег приезжал не чаще одного раза в полгода и всегда оповещал об этом заранее. Мне пришлось рассказать Ивану о навязчивом провожатом и подозрениях насчёт Эльзы. Усачёв много не говорил, он сказал одно слово «Понял!».

Мой преследователь исчез на время, но после отъезда Альки вновь появился с загипсованной рукой. Ваня обронил тогда странную фразу: «Ещё рука и две ноги. Не убивать же его. Надо что-то придумать». Придумывать надо было срочно, не дело калечить человека. И он придумал. Попросил их общего с Олегом друга ежедневно посещать мой дом с букетом. Друг к тому времени развёлся с женой и с большим удовольствием приходил к нам с мамой на чай, оставался на ужин. Через месяц мы, нагруженные чемоданами и коробками сели в поезд Сартов – Берлин. В Смоленске я, уже одна, пересела на самолёт в Питер. Меня встретил Иван. Он к моему приезду снял квартиру. Работа там для меня была давно, она просто стала ближе. Мои работодатели предложили заключить долгосрочный контракт и оплачивать квартиру. Всё складывалось хорошо. Альке с Иваном договорились ничего не говорить. Он, с его характером, не стерпел бы и когда-нибудь выразил Эльзе своё негодование, причём уверена, в выражениях не стеснялся бы. На что способна Эльза, мы хорошо знали. Опасались? Конечно, опасались! И всё же нам удалось обмануть Эльзу. У меня и Ивана появилась первая общая тайна.

– Были и другие? – уточнил Исайчев.

– Были, – Василиса начала задыхаться, вернулась в кресло и теперь оказалась спиной к Михаилу.

– Недели через три, – продолжила она, – позвонила мама. Сообщила, как и предполагал Иван, что мною интересовался человек, рука которого лежала на поддерживающей повязке. Спросил, когда я вернусь в Сартов. Мама сообщила ему, что я вышла замуж и теперь живу за границей. Она ещё несколько раз видела этого мужчину у нашего дома, но где-то месяца через три визиты прекратились.

Я ведь так и не призналась Альке, что жила все эти годы рядом. Не хотелось его смущать. Делать зависимым от своего присутствия. Я уже сказала, что он звонил перед встречами, и я спешила в Сартов. Там все эти годы оставалась мамина квартира. В городе мы не задерживались более чем на три-четыре часа. Он хватал меня, мой упакованный заранее чемодан, и мы уезжали далеко в моря, пещеры или горы, туда, где редко были удобства. Алька любил такой отдых, а я любила его. Мне было хорошо везде, лишь бы с ним. Возвращались порознь – он в Питер, а мы с Иваном, которому было поручено беречь каждый волос на моей голове тоже в Питер, только другим рейсом. Это была наша вторая с Усачёвым тайна. Третья появилась, когда я родила Олежку, Иван встречал нас с сыном из роддома. Вот когда было трудно молчать, значительно труднее, чем говорить.

– Вы что, скрывали от Олега Олеговича свою беременность? Как же вам это удалось? – удивлённо спросила Ольга.

– 10 августа 1994 года на съезде чеченского народа в Грозном Джохар Дудаев призвал к сплочению нации перед угрозой «российской агрессии». В этот день родился Олежка. В этот день все фармацевтические заводы Олега начали работать на войну. Алька метался по стране и было не до нас. О сыне узнал только через год, тогда и увидел. Маленькому Олежке было всё равно, где находиться. Перелёты из Питера в Сартов сынишка просто не замечал. Есть любимые игрушки, значит, здесь дом. Олежка засыпал в самолёте и просыпался в своей кроватке в Сартове, мне и придумывать ничего не надо было. Сыну Алька радовался так, что даже мне было завидно. Он дал ему ласковое прозвище «Бурлачок!». Когда Олежке исполнилось девять лет, Алька отдал его в школу-полупансион в Шотландии, и я переселилась туда же. Олежке необходимо было моё присутствие. Только через шесть лет я вернулась в Питер. Сын окончил школу и сразу же пошёл учиться в Университет Стратклайд в Глазго, там же в Шотландии. Сейчас он готовый экономист с кучей собственных проектов. Работать хочет только в России. Алька собирался ему помочь. Вот и вся моя история…

Михаил вынул из кармана телефон и набрал номер Васенко:

– Роман, закажи на кухне кофейку на пять персон. Взбодриться надо. Неси всё в гостевой домик.

– Ах, так вот вы где! – обрадовался Васенко. – Я вас потерял. В гостевом домике нет видеонаблюдения.

– Извини, так надо было. Не хотелось сбивать тебя с толку и показывать людей, которые к смерти Бурлакова не имеют никакого отношения. Сейчас пришла пора вас познакомить. Выдвигайся в гостевой домик. И ещё… – Исайчев немного поразмышлял. – Предупреди фигурантов о важной беседе в 18:00. Сбор в зале для торжеств. Прямо сейчас забери у Бриона бумаги Олега Олеговича, запри их в сейф. К ящику приставь охрану – практиканта Мамкина. Пусть не спит. Ну иди. Я и Ольга тебя ждём.

– «Возьми бумаги у Бриона?» Легко сказать, а если он не отдаст? – В голосе Романа звучала неуверенность.

– Запри его вместе с бумагами в сейф, мне ли тебя учить… – хмыкнул Михаил. И нажав на кнопку «Отбой», обратился к Василисе:

– Вы в начале нашего разговора обронили фразу: «Убить мог любой». И Усачев тоже?

– В первый раз я заболела через год после приезда, простыла. Питер – сырой город. Для меня, коренной волжанки, не подходящий. Болела тяжело, с высокой температурой. Вызвала врача, он диагностировал острый бронхит. Иван узнал, взял отпуск за свой счёт и сидел со мной целую неделю. И это притом, что он давно женат, и мы в детстве не играли с ним в одной песочнице. Как вы думаете почему?

– Потому что любит, – тихо произнесла Ольга, – он говорил вам об этом?

– Разве нужно говорить? – Василиса отвернулась к окну, не желая показывать текущие по её щекам слёзы.

– Это он убил?!

– Нет, Бемби! – торопливо бросил Исайчев и тут же поправился, – я думаю, нет!

– Правда?! – Василиса ладонями вытерла лицо, – Правда?!

В дверь постучали, и Олег, спрыгнув с подоконника, поспешил её открыть. Вместе с подносом в проём вплыл Роман Васенко. Он осторожно поставил нагруженный чашками и плошками со сладостями поднос на журнальный столик и, окинув присутствующих вопрошающим взглядом, произнёс:

– Пятая чашка кофе, вероятно, для меня, это я понял. Но это всё, что я понял. Михал Юрич?

– Присаживайся, Роман, позже всё объясню.

Олег закрыл дверь, но не вернулся на своё место, а присел рядом с матерью, взяв с подноса бутерброд с творожным сыром, вложил его в руку Василисы:

– Мамуль, поешь. Ты совсем обессилишь. Так нельзя…

– Да, – присоединился к младшему Бурлакову Исайчев, – вам надо подкрепиться. Впереди тяжёлое испытание. В 18:00 Сайрус будет зачитывать распоряжение Олега Олеговича.

Василиса отчаянно замахала свободной рукой:

– Нет! Не хочу там присутствовать! Нет… Нет… не хочу знать…

– Мама! – воскликнул Олег, – это последняя воля отца. Ты должна!

– Вот теперь кое-что выступает из тумана, – прошептал Роман, присаживаясь рядом с Ольгой. – Фигуранты знают о появлении на их горизонте сына?

– Думаю, нет. – Также тихо отозвалась Ольга.

– О-ё-ё-ё, – пропел Роман. – Надо приготовить носовые платки…

– Будут плакать?

– Мы будем утираться от их соплей и плевков, – язвительно ухмыльнулся Васенко.

– Думаешь? – спросила Ольга.

– Уверен! – впечатал Роман.

Василиса с видимым усилием съела бутерброд и выпила

кофе. Остальные чашки так и остались нетронутыми. Каждый, получив паузу, думал о своём.

– Вы хотели спросить ещё что-то? – обращаясь к Исайчеву, прервала молчание Василиса.

– Да. – С готовностью подтвердил Михаил. – С Эльзой, Ириной и Усачёвым все приблизительно ясно. А Сайруса Бриона вы тоже не вычёркиваете из списка подозреваемых?

– Сайрус мог… Вы же знаете о его пристрастиях…

– Да, но у него уже была любовь – Гуидо Скварчалупи! – недоумевая, спросил Роман.

Василиса согласно кивнула:

– Да, да… у них была большая привязанность. Только однажды Алька обронил, что Сайрус как-то не по-дружески на него смотрит. А однажды даже вымыл руки после пожатия с Брионом. Сказал, что у адвоката вспотели ладони. Сайрус, конечно, обожал Гуидо, а перед Алькой благоговел. Может быть, из документа, который он составлял для Олега, Сайрус узнал то, чего не смог перенести?

– Он знал о вас? – спросила Ольга

– Нет. Обо мне знал только Иван.

– Тогда понятно, что именно не смог перенести адвокат – ревность… – Ольга взглянула на мужа, который стоял, выстроив брови домиком, с обескураженным лицом. – Ревность, Миша, ревность. Он так же, как и другие, не знал о существовании Василисы, а когда узнал…

– Слетел с катушек, – закончил мысль Ольги Роман.

– Бурлаков давал ему повод? – Обратился к Василисе Исайчев.

– Что вы! – отмахнулась от неприятного вопроса Василиса, – Алька был во всех отношениях мужик. И непросто мужик, а брутальный мужик – каменюка, с твёрдым характером, стойкий и настырный. Что творилось в голове Сайруса можно только догадываться. Олег был уверен – адвокат ему предан. Он ценил его за жёсткий профессионализм. О других чертах характера Сайруса он, вообще, не думал. Олега раздражало только то, что Брион всё время тёрся рядом с ним по поводу и без повода. Альке иногда его было много.

– Смотри, какой любвеобильный адвокат, – хмыкнул Роман. – Одного любит, другой на ум пошёл. Хотя… я в голубых делах совсем не копенгаген…

– Так, хорошо-о-о, – в задумчивости вышагивая по комнате, произнёс Исайчев не обращая внимания на реплики сослуживца. – Василиса, сейчас вы высказались почти обо всех фигурантах дела, кроме Слаповского. Его фамилию я называл несколько раз, вы не могли не заметить этого.

Василиса кивнула соглашаясь.

– Однако, – продолжил Михаил, – вы о нём ничего не сказали, но и не выбросили из списка подозреваемых, объясните почему?

– Самого Слаповского я ни разу не видела. В глубокой юности, когда Алька учился в военном училище, он называл мне эту фамилию как фамилию своего основного соперника в учёбе и на борцовском ковре. Алька часто ему проигрывал, и это его злило. Очень злило.

– Простите, – вставила реплику Ольга, – Олег Олегович разве не знакомил вас со своими однокурсниками?

– Что вы! – отмахнулась Василиса, – он мне даже приближаться к училищу не разрешал. Однажды я попросилась к ним на дискотеку, так его едва не разорвало от злости. Он ревновал! И потом, когда окончил училище, Алька не любил вспоминать о курсантских годах и товарищах. Я видела только фотографии их группы в училище. Однажды, двадцать лет назад, Олег обронил: «Сегодня в моей семье родилась дочь Лешки Слаповского», сказал и испугался сказанного, попросил: «Бемби, сделай вид, что ты этого не слышала. Эта история тебя не касается, пусть так будет всегда». Я видела, ему было горько. Захотелось его пожалеть, а он вскинулся: «Это ещё что такое?! Я счастливейший человек. У меня есть дело, от которого я кайфую, и ты с Бурлачком. Ни что другое меня не волнует. Они все живут на другой планете».

– Жёстко! – бросил реплику Васенко.

– Жёстко! – согласилась Василиса. – Услышав это, я решила его поучить, спросила: «А Инга?! Она твоя дочь, так нельзя Алька…» Он не дал договорить: «Инга-дочь Ирины. Моего там очень мало просто бросил семя. Но я воспитываю её и даю им всё». Я возмутилась: «Как ты их воспитываешь?!» Лучше бы не спрашивала, Олег стегнул ответом, будто кнутом: «Как директор интерната». Я отшатнулась, воскликнула: «Алька!». Он прижал меня к себе: «Ты думаешь это просто? Отнюдь! Успокойся, родная, им без меня хорошо». Конечно, тогда я промолчала, но запомнила: отношения Слаповского и Олега не были искренними. Вы думаете иначе?

Михаил не мог не согласиться, он всегда придерживался правила: «слушай – задавай вопросы – слушай», но сейчас не стал развивать тему дальше. Он и так понял о друге Бурлакова Алексее Слаповском ВСЁ. Только сам Слаповский этого ещё не знал. Телефон в кармане Исайчева ожил и потребовал к себе внимания;

– Да. – Нажав зелёную кнопку, сказал Михаил. – Слушаю тебя, практикант Мамкин. Что? Отлично, главное, вовремя… Сейчас придём, – и, сунув телефон в карман, обратился к Василисе:

– На этом мы закончим. Ждём вас в 18:30 в зале для торжеств губернаторской резиденции. Присутствие ваше и Олега обязательно. Осталось два часа. Приготовьтесь. Вам будет трудно.

– Погодите секунду, – поспешила сказать Василиса. – Три дня назад, когда Алька звонил чтобы пригласить на встречу он сказал: «Не забудь задать вопрос – люблю ли я тебя больше жизни? Хорошо?» Я тогда посмеялась, сказала, что давно смирилась и знаю – своё дело он любит больше меня и всего остального… А Алька настаивал: «Всё-таки спроси». Не успела… жаль, хотя и так знаю ответ.

– Думаю, вы ошибаетесь, – тихонько сказала Ольга, но заметив взгляд Михаила, осеклась.

Выйдя из гостевого домика, следователи с Ольгой направились в уже обжитый ими кабинет.

– Долженко прислала экспертное заключение. – Пояснил на ходу Исайчев.

– Ты ждёшь сюрпризов? – едва успевая за размашистым шагом мужа, спросила Ольга.

– Я жду подтверждения своей версии…