Текст книги "Три мгновения грешного лета"

Глава 16

Стефанова по-прежнему не было на работе, и никто не знал, когда он вернется. И вернется ли вообще. По крайней мере, Тамара принесла слух, что вроде бы владельцы издательства не довольны им и хотят отрешить его от должности.

Хотя это было не более чем слух, причем, лишь один из нескольких, Светлана почувствовала некоторую тревогу. Она не хочет, чтобы он уходил. Она прочитала некоторые книги, которые он ей дал для ознакомления, и они ей понравились. Надо отдать ему должное, в отличие от многих других издателей он понимает, что такое настоящая литература. И они могли бы начать издавать действительно стоящие произведения. О чем она всегда мечтала. Ей было невероятно противно переводить бесконечные женские романы и боевики, которые они выпускали в бесчисленном количестве при прежнем руководстве. И, кроме того, она теперь почти не сомневалась в том, что если кто и сумеет по достоинству оценить ее творение, то это именно он. Но приходилось набираться терпения и ждать возвращения Стефанова. И надеяться на то, что ничего плохого с ним после этого не случится.

И все же большее место в ее мыслях занимала другая тема; состоявшийся разговор с Клодом и данное ему обещание поговорить с дочерью. Но что ей говорить, она не представляла. До сих пор все ее попытки натыкались на непробиваемую, словно крепостную, стену. А потому особых надежд на то, что на этот раз что-то изменится, не испытывала.

Пора дать себе отчет: она потеряла дочь. Они так же плохо понимают друг друга, как жители разных планет. Так что, вряд ли ей удастся оправдать надежды Клода.

И все же после работы она отправилась к Маше. На этот раз она решила предварительно позвонить ей и предупредить о своем приходе. Дочь не выразила в связи с этим никакой радости, но и протестовать, как это часто случалось, не стала. Светлане показалось, что ее мысли во время их краткого разговора витали где-то далеко.

Ничего в их квартире не изменилось. Царил все такой же беспорядок, толстый слой пыли покрывал мебель. Вот только дочь выглядела немного более рассеянной, чем обычно. Светлане даже показалось, что, открыв ей дверь, она тут же забыла о ее появлении.

Пока она ехала, то обдумывала предстоящий разговор. Но ничего толкового в голову так и не пришло. Скорей крепла уверенность, что она не должна вмешиваться в их отношения и скорей напортит, чем поможет. Она поступила очень опрометчиво, приняв на себя это обязательство. С определенного возраста родители не должны встревать в жизнь своих детей, человек только тогда становится взрослым, когда сам решает свою судьбу. Иногда ей кажется, что она напрасно негодует, осуждает Машу хотя бы потому, что в этом нет ни малейшего смысла. Дочь все равно не сможет жить по-другому, в независимости от того, нравится это матери или нет. И, как бы Светлана этого не хотела, как бы не старалась ее оградить, но придется Маше пройти через те испытания, что выпадут на ее долю. Конечно, как матери, ей жалко дочь, она бы хотела уберечь ее от ошибок. Но не является ли это намерение как раз главной ошибкой?

Маша привычно села на кровать, поджав под себя ноги. Несколько мгновений она о чем-то сосредоточенно думала. Затем подняла голову и посмотрела на мать.

– А зачем ты приехала?

– У меня был Клод, – выпалила Светлана, хотя минуту назад не собиралась с этого начинать разговор. Она вообще не была уверена, нужно ли упоминать его посещение ее квартиры.

– Клод? Зачем он к тебе приходил? – удивленно выгнула в форме лука бровь Маша.

– Его беспокоят ваши отношения. А с тобой он ни о чем не может поговорить.

– Он тебе жаловался?

– Нет, он хочет, чтобы я помогла вам наладить контакт. Так что, я выступаю в качестве посредника.

Маша несколько мгновений смотрела на мать.

– И что он тебе еще говорил?

– Его волнуют твои отношения с Валерой. Он считает, что они стали чересчур близкими. Что у вас с ним происходит?

– Ничего не происходит. Мы просто встречаемся, ходим в рестораны, катаемся по ночной Москве.

– Просто встречаетесь и катаетесь? – недоверчиво переспросила Светлана.

– Ну, еще он предлагает мне выйти за него замуж. При каждой встрече.

– И ты считаешь, что это нормально продолжать с ним встречаться?

– Почему бы и нет? Я тебе уже говорила, это его трудности.

– Не только его, но и твои, если это беспокоит твоего мужа.

Маша пожала плечами.

– Не понимаю, зачем он тебе это рассказал?

– Потому что ты его не слушаешь.

– Я просто не знала, что это его беспокоит. Спасибо тебе, теперь мы поговорим, и я его выслушаю.

Однако ни в голосе Маши, ни во всем ее виде не было и следа благодарности.

– Я не могу понять одного, – сказала Светлана, – что ты намерена делать дальше? Как жить?

– Не волнуйся, не пропаду.

– Но как же мне не волноваться? Если вы с Клодом разойдетесь, что ты будешь делать, на что жить? Ведь ты после окончания института ни дня не работала. Между прочим, ты обещала устроиться на работу.

– Устроюсь.

– Когда? Ведь ты теряешь квалификацию. Еще немного, и твой диплом превратится в фикцию.

Она заметила, что ее слова не понравились дочери. На ее лбу появилась глубокая складка.

– Я сказала: устроюсь. Не летом же идти на работу. Все идут в отпуска, куда-то едут, а я буду сидеть в каком-нибудь душном офисе? Кончится лето, и я что-нибудь себе подберу. У Жана-Поля большие связи, он может пристроить меня в какую-нибудь иностранную фирму. Ты успокоилась? Он даже как-то обещал.

– Да, успокоилась, – безнадежно произнесла Светлана. – Я вижу, у тебя все просто замечательно. И с мужем, и с работой. Мне бы так.

– Кто же тебе мешает?

– А знаешь, никто. Просто не получается. Даже самой иногда странно.

– Тебе надо выйти замуж. Это самое лучшее, что ты можешь сделать. Ты не умеешь жить одна.

В этом она совершенно права, отметила Светлана. Если бы я ей рассказала об Аврине, она бы не слезла с моей спины, пока не заставила принять его предложение. Поэтому я ей не расскажу.

– Не так-то легко найти подходящего мужа. Ты когда-нибудь это тоже поймешь.

Маша по своему обычаю пожала плечами. Как всегда она оставляла ей возможность интерпретировать этот жест по своему желанию.

Светлана встала. Она выполнила обещание, данное Клоду, и сделала все, что могла. Все остальное не в ее силах.

Тем временем прошла неделя, а Стефанов так и не объявился, и почему-то это портило настроение Светлане. Даже отбивало желание чем-то заниматься. Впрочем, она была слишком добросовестной, чтобы ничего не делать на своем рабочем посту. Но при этом она ловила себя на том, что ею завладело какое-то странное состояние духа. Она не испытывала ни к чему интереса. Все, что составляло основное содержание ее жизни в последнее время, как-то поблекло, отодвинулось куда-то в сторону. Ее вновь грызли сомнения, а верно ли она поступила, что все это затеяла. В итоге она пришла к тому, что не знает, что же ей делать. Еще совсем недавно ни один мужчина не выражал желания соединить с ней свою судьбу, а теперь их целых четыре. И, судя по всему, она должны быть очень довольна этим обстоятельством, а вместо этого едва ли не снова мечтает вернуться к прежней ситуации. Тогда ей было плохо, зато царила полная определенность. А теперь ей не намного лучше, зато она мучается от обуревающих ее сомнений и желаний, которые из-за своей несовместимости буквально раздирают ее на части. Как будто бы кто-то то ли смеется над ней, то ли хочет испытать ее, предлагая на выбор самые разные, абсолютно не похожие друг на друга испытания. Для того чтобы разобраться в этой загадке, нужна настоящая мудрость. А вряд ли она может похвастаться ее наличием. Единственное, на что она способна, – это руководствоваться женской интуицией, тем внутренним голосом, который иногда вдруг доходит до ее сознания из каких-то неведомых глубин. Но пока ей никак не удается понять, что же он ей говорит.

Тамара заметила, что ее начальница не в духе и то и дело бросает на нее любопытные взгляды, пытаясь проникнуть в причины плохого настроения. Светлана хорошо представляла, как при ее любви к сплетням, она будет интерпретировать такое ее состояние. Но сейчас ее это абсолютно не трогало; какая, в сущности, разница, что говорят и думают о тебе другие люди. Им-то все равно, что с ней происходит, разве только от скуки хочется позлословить. Вот если бы они могли чувствовать, как ей сейчас трудно, какие глубокие сомнения одолевают ее, то, может быть, отнеслись бы к ней по иному, посочувствовали. Но, увы, людям не дано ощущать, что чувствуют даже самые близкие их родственники. Так уж мы устроены, что каждый представляет из себя, по сути дела отдельны отсек, отделенный от другого такого же отсека непроницаемой перегородкой, сквозь которую не проходят никакие эмоциональные волны. И чтобы бы там не происходило, какие бы ужасные драмы и трагедии не разыгрывались, те, кто находятся совсем рядом, за тонкой стеной, ничего не испытывают, кроме ледяного спокойствия. И очень жаль. Если бы чувства и переживания одних передавались другим с такой же эмоциональной силой, если бы каждый ощущал боль и страдания другого, как свои собственные, то все совсем иначе бы относились друг к другу. И людям стало бы стыдно за свою черствость и безразличие, за свое злорадство и злопыхательство, за те слова, что так бездумно и бессердечно произносятся. Но, увы, так было всегда и, скорее всего, так будет и впредь. Уж больно люди черствы и безразличны, от проникновения чужих эмоций их души, словно церберы, надежно защищают толстые оболочки и требуются огромные усилия, дабы уничтожить эти преграды. Но никто не желает их предпринимать, всем гораздо удобнее сохранять свою убогость, чем денно и нощно трудится над самосовершенствованием, над тем, чтобы стать чутким и тонким к любым колебаниям и вибрациям живущих рядом. Вот взять ту же самую Тамару, ведь она знает, как Светлана несчастна из-за того, что никак не может обустроить свою личную жизнь. Но при этом у нее и мысли не возникает проявить внимание, сочувствие к ней, Светлане, наоборот, любые ее неприятности, даже плохое настроение вызывает у нее только радость. И при этом даже не возникает мысль, как плохо она поступает.

Светлана посмотрела на Тамару. Нет, она не должна быть такой, как она, ни при каких обстоятельствах, как бы ей не приходилось плохо. С такими мыслями она отправилась домой.

Едва она вошла в квартиру, как раздался телефонный звонок. Она узнала голос Потебни.

– Светлана, мне очень нужно вас немедленно увидеть.

– Хорошо, приезжайте, – вздохнула Светлана. – А она так надеялась, что этот вечер проведет в тишине и спокойствии.

– Мне не надо ехать, я разговариваю из автомата рядом с вашим домом.

Еще хуже, у нее даже не будет возможности хоть чуть-чуть отдохнуть и прибраться.

– Хорошо, приходите, я вас жду.

Но почему в тот редкий вечер, когда ей не хочется встречаться с мужчинами, они все равно к ней приходят?

Она посмотрела на себя в зеркало. Надо бы обновить макияж, да нет времени. Придется ему лицезреть ее таком виде. Впрочем, для бескорыстной идеальной любви, которую он проповедует, такая мелочь, как внешний вид женщины, вряд ли имеет существенное значение.

Потебня, смущенный, стоя на пороге и словно бы не решался его переступить.

– Я понимаю, что не вовремя, что вы после работы. Но я не мог больше сдерживать свое желание увидеть вас.

– Но зачем же его сдерживать, Юрий Антонович? Смотрите, сколько хотите, – улыбнулась Светлана.

Эти слова помогли Потебне пересилить свою нерешительность. Он вошел в квартиру.

– Садитесь, – пригласила она. – Вы во время, будем с вами ужинать. Я еще не ела. – Светлана решила, что не будет ничего готовить, а нарежет бутерброды, откроет консервы. Конечно, это не слишком гостеприимно, но у нее сегодня почему-то полностью атрофировалось желание что-то колдовать на кухне.

– С удовольствием, – согласился Потебня, но ей показалось, что его мысли блуждают где-то далеко.

Впрочем, они, кажется, постоянно у него находятся в путешествии.

Через несколько минут стол был накрыт. Потебня взял с тарелки бутерброд, но не донес его до рта, движение руки прервалось где-то на полпути между столом и его ртом.

– Я много думал о вас эти дни, – неожиданно признался он. – О том, как надо строить наши от ношения.

– И как? – спросила заинтригованная Светлана.

Потебня смущенно посмотрел на нее.

– То, что я хочу вам сказать, это очень серьезно. Мы должны как можно быстрей пожениться.

– Вы предлагаете мне руку и сердце?

– Наверное, – ответил он.

– Что значит «наверное»?

– Наверное, я не так выразился…

– Наверное.

Светлана заметила, что смущение ее гостя вошло в еще более сильную фазу.

– Вы даже не представляете, как мне важно, чтобы вы меня бы поняли.

– Я постараюсь вас понять, Юрий Антонович, даже если вы преувеличиваете значение этого обстоятельства.

– Зовите меня Юрием, – смущенно улыбнулся он.

– Хорошо.

– Поверьте, я ничего не преувеличиваю. Это очень серьезно. Мы не можем соединить сразу наши души, ни вы, ни я к этому не подготовлены. Я понял это в результате нашего общения. И едва не совершил большую ошибку, предлагая вам такой вариант отношений, который вам сейчас кажется неприемлемым. Хотя, уверяю вас, пройдет некоторое время и те отношения, к которым стремитесь сейчас вы, вам будут казаться очень грубыми и примитивными.

– Я вполне допускаю, что именно так и может случиться, – осторожно проговорила Светлана, еще не понимая, куда он клонит.

– Да, но это будет потом, а мы живем сейчас.

– Это очень верное замечание, – произнесла Светлана. – Но что из него следует?

– Для людей любовь, что бы они ни говорили о ней, в конечном итоге сводится к одному – к сексу. Вы со мной согласны?

– В целом, да. Хотя я бы не стала так категорично все абсолютизировать.

– Нет, именно так, – настаивал Потебня. – Не надо себя обманывать.

– Ну, хорошо, не будем себя обманывать, – легко согласилась она. У нее вдруг, как у ребенка зубы, прорезалось любопытство. Чем же он, в конце концов, завершит их диалог?

– Людям кажется, что отказаться от секса невероятно тяжело. Но эта иллюзия, хотя крайне устойчивая и прочная иллюзия. Но ее нельзя просто так отмести. Она должна отмирать постепенно, как атавистический орган. И вы не готовы сейчас с ней расстаться.

– Боюсь, что не готова, хотя в целом и согласна с ходом ваших рассуждений.

Потебня кивнул головой и, наконец, донес бутерброд до рта. Несколько последующих мгновений своей жизни он посвятил его пережевыванию.

– Я решил пойти вам навстречу, – сказал он, справившись с пережевыванием бутерброда. – Я пришел с вами заниматься сексом. Мы вместе будем преодолевать с вами эту наркотическую зависимость.

Светлане понадобилось какое-то время, дабы справиться с изумлением. Такой решительной развязки она все же не ожидала, хотя постепенно и стала понимать, куда он клонит.

– Вы намерены прямо сейчас преодолевать эту наркотическую зависимость?

Взгляд Потебни впервые за эту встречу наполнился решительностью.

– Да, прямо сейчас. Зачем откладывать? Мы и так потеряли невероятное количество времени. Я готов приступить тотчас же.

Светлана невольно погрузилась в задумчивость. Что же ей делать в такой ситуации? А почему бы и нет? Что собственно она теряет? У нее вдруг возникло подсознательное ощущение, что сейчас что-то может решиться. В ту или иную сторону.

– Я согласна. В самом деле, зачем что-то откладывать? Все для этого у нас имеется в достатке.

Ею вдруг овладело игривое настроение. Она не совсем ясно представляла его истоки, но все происходящее в данный момент вызывало в ней приступы веселья.

– Вы еще поедите или можем приступать ко второй части нашей сегодняшней программы?

– Ко второй, – как-то странно выдавил из себя Потебня. – Я не голоден.

– Я рада. Когда мужчина сыт, с ним всегда легче иметь дело, – поделилась она своим опытом. – С чего начнем?

Потебня явно испытывал затруднение с ответом на этот вопрос.

– А с чего обычно вы начинаете?

– Я – с принятия душа. Уж извините, но я как-то так привыкла заниматься любовью в чистом виде. Правда, не знаю, насколько это вписывается в вашу концепцию.

Он посмотрел на нее и кивнул головой.

– Да, я тоже думаю, что начать следует с этого, – промямлил Потебня.

– Тогда надо решить принципиальный вопрос: кто пойдет первый? Я предлагаю вам. А я пока, дабы не терять время, постелю кровать. Ведь вы сами сказали, что мы его уже много потеряли. Кстати, можете не беспокоиться, белье чистое.

– Я не беспокоюсь.

– И правильно. Сейчас я вас снабжу всем необходимым, – сказала Светлана. – Из шкафа она достала полотенце и мужской халат. Это был халат мужа, который без дела провисел целый год. – Идите в ванную, а я пока займусь делами тут.

Потебня скрылся в ванной. Светлана села на диван. Что она вытворяет, не понимает и она сама. Все ее поступки лишены всякого смысла. Но и остановиться она уже не может, что она скажет Потебне, когда он выйдет из ванной? Что она передумала? Да и надо же эту странную партию довести до конца.

Она решительно встала и быстро стала стелить постель. Затем сняла с себя всю одежду и завернулась в легкий халат. Пора бы ему выйти, что он там засел, как в засаде? Стесняется что ли? Скорее всего, так и есть. Но ведь это он, а не она все затеял.

Прошло еще несколько минут, а Потебня не выходил. За это время вполне можно вымыться несколько раз, раздраженно думала Светлана. Вот дурацкая ситуация. И зачем она только согласилась на его предложение? Видно, бес попутал.

В комнату внезапно вошел Потебня в халате мужа. Он был слишком велик для него, а потому Потебня выглядел в нем нелепо. Она едва сдержала улыбку. Но затем нахмурилась. Больше всего ей хотелось сейчас все перевести в шутку, заниматься с ним любовью желания у нее не было абсолютно Но она понимала, что он не обманывает, для него это все очень серьезно.

– Ложитесь, а я быстро приму душ и приду, – сказала она.

Когда Светлана вернулась в комнату, то свет в ней не горел. Она хорошо помнила, что его не выключала. Значит, это сделал ее партнер. Сам же он лежал, закрывшись до подбородка одеялом на диване.

Светлана сбросила с себя халат и тоже нырнула под одеяло.

– Вы не волнуйтесь, я все знаю, как и что надо делать, – вдруг обнадежил ее Потебня.

– Я не волнуюсь, – улыбнулась Светлана. – И давай перейдем на ты. Я как-то не привыкла выкать мужчинам, с которыми лежу в постели.

– Я сам хотел это предложить.

Потебня обнял Светлану и нашел ее губы. Она провела ладонью по его груди, спустилась вниз живота и нащупала член. Он был небольшим, зато быстро пошел в рост. Она немного успокоилась, по крайней мере, ее партнер не импотент. И это уже неплохо. А она весьма опасалась этого.

Потебня старался изо всех сил доставить ей удовольствие. Он целовал ее тело во всех местах, которые только находил. Это был какой-то странный, старательный секс, все делалось вроде бы правильно, словно по учебнику, но она почти не ощущала ничего. Только мгновениями вдруг проносились по ней приятные волны, но почти сразу же их амплитуда затухала.

Потебня взгромоздился на нее и попытался ею овладеть. Она всегда невероятно остро переживала этот самый сладостный момент, когда пенис мужчины вторгался во внутреннюю акваторию ее тела и начинал свой победоносный заплыв. Но сейчас это не породило в ней почти никаких эмоций, она лишь подумала, что наконец-то это произошло. А значит, можно надеется, что все скоро и кончится.

Светлана слышала рядом со своим ухом громкое пыхтение Потебни, ветерок его учащенного дыхания бил ее по щеке. Она даже пыталась ему помогать, принимая более удобные для его члена позы. Но она решила, что имитировать оргазм не станет, в этом заключалось нечто унизительное. Если она так поступит, то будет долго со стыдом вспоминать. Партнер кончил и скатился на кровать рядом с ней. Несколько минут оба молчали.

– Тебе это не доставило никакого удовольствия, – вдруг констатировал он.

– Ничего страшного, – отозвалась Светлана, – в первый раз это часто случается. Мы еще не притерлись друг к другу.

– Нет, дело не в этом, я просто не вызываю у тебя сексуального желания. Я все же не слепой.

– У тебя есть другие достоинства, – утешила она его.

– Но сейчас это самое важное.

Светлана мысленно согласилась с ним, без настоящего секса она не мыслит своих отношений с мужчиной. И пусть это сильно принижает ее личность, она ничего не в состоянии сделать с собой, это идет из слишком больших глубин ее натуры. И еще не скоро она сумеет противостоять этим мощным потокам.

– Я знаю, ты хочешь, чтобы я сейчас ушел, – вдруг сказал Потебня.

Светлана промолчала, она почувствовала, что не в силах его обманывать.

Он встал и направился к своей одежде. Светлана тоже встала и накинула на себя халат. Она молча наблюдала за тем, как он одевается.

– И все же я прав, мы созданы друг для друга, – сказал, одевшись, он. – Когда-нибудь вы это поймете, но будет поздно.

Светлана снова ничего не сказала, только отметила, что Потебня снова перешел на вы. Она проводила его до двери и с огромным облегчением захлопнула ее за ним.