Текст книги "Ловушка для повесы"

Глава 20

Когда ей исполнилось тринадцать лет, Аделаида была влюблена в юного Пола Монтгомери, сына местного фермера. Долгих три недели она преследовала мать, требуя от нее подробностей ее свадьбы с отцом. Были ли у них музыка и цветы? Чувствовала ли она себя принцессой, вся в шелке и кружевах?

Мать отвечала ей терпеливо и с юмором. Она вспоминала возбуждение, тревогу и бурную активность. Остальные подробности скрылись в тумане.

Аделаида ожидала таких же переживаний в день своей собственной свадьбы. Только никакой особенной активности не наблюдалось. Самым бурным оказалось поведение Джорджа, отчаянно сопротивлявшегося внеочередному купанию и необходимости надеть воскресный костюм в пятницу. Свое недовольство он выразил, выскочив из ванны и промчавшись по дому мыльным, розовым, отчаянно визжащим поросенком.

Потребовалось не меньше получаса, чтобы его отловить, сполоснуть от мыла и втиснуть в одежду.

После этого все происходило тихо и мирно. В отличие от матери Аделаида не была влюблена в своего жениха. В лучшем случае испытывала к нему осторожную симпатию.

Она полагала, что чувствует некоторое волнение, но трудно было определить истинную причину быстрого пульса и дрожащих рук. Возможно, это были просто нервы. Не в силах разобраться в этом, Аделаида не стала размышлять о причинах, а сосредоточилась на происходящем.

Практические дела!.. Именно ими оказался заполнен день ее бракосочетания.

Она приняла ванну, сменила наряд, послала записку о свадьбе Вольфгангу в таверну. На ответ никто не рассчитывал.

Коннор отправился в Эшбери и спустя несколько часов вернулся в экипаж, чтобы отвезти их всех в маленькую часовню, в которой Аделаида посещала службы. Она знала каждый дюйм ее витражного окна. Викарий крестил ее младенцем и гладил по головке, успокаивая, когда ее девочкой-подростком стошнило на его сына.

Теперь она стояла перед ним у алтаря, и он говорил о верности и святости священного обряда. А еще он бормотал что-то о женах и покорности мужу. Аделаида притворилась глухой.

«Еще один шаг», – напомнила она себе, борясь с кружением мира. Все это всего лишь еще один шаг на жизненном пути… и это ее выбор.

Она произнесла свои клятвы, Коннор произнес свои. Когда викарий объявил их мужем и женой, Изабелла захлопала. Джордж боднул головой спинку скамейки и взвыл от боли. Майкл Берч и Грегори О’Малли расписались как свидетели.

И вот она замужем. Очень просто? Теперь у нее есть муж и новая жизнь.

Дело сделано.

– Вот и хорошо, – услышала она собственный растерянный шепот. – Вот и ладно.

Большая ладонь Коннора легла ей на спину, и его тихий рокочущий смех прозвучал над ее головой.

– Готова ты ехать?

Аделаиде хотелось обидеться на его шутливый тон, но голос и прикосновение успокоили, как якорь, остановивший плывущий вокруг мир. Муж вывел ее на свежий воздух, и под последними лучами вечернего солнца голова ее начала проясняться. Она почти внятно поблагодарила Майкла и Грегори за участие в церемонии, а затем забралась в экипаж вместе со своим семейством и Коннором. К тому времени, как они выехали на дорогу, она почувствовала себя… самой собой.

Она едва расслышала слова Коннора у алтаря, но теперь достаточно ясно поняла, что он говорил Изабелле. Сегодня они должны упаковать свои вещи, потому что он пришлет за ними завтра утром. Это показалось ей вполне разумным. Кивнув, она поднялась, когда они подъехали к их старому дому, намереваясь вылезти. Мысли ее были заняты тем, стоит ли брать с собой старенькое муслиновое платье цвета слоновой кости, или… Изабелла быстро соскочила на землю и, подхватив Джорджа, зашагала к двери.

Однако прежде чем Аделаида успела двинуться за сестрой, сильная рука обвила ее талию.

Коннор, рассмеявшись, притянул ее на сиденье рядом с собой.

– Куда это ты собралась, любовь моя?

Она ошеломленно уставилась на него.

– Я… Ты сказал, что пришлешь за нами завтра. После того как мы упакуем… Ты сказал это две минуты назад.

– Я сказал, что заберу завтра семью Уордов. – Перегнувшись через нее, Коннор закрыл дверцу. – Миссис Брайс…

Только тогда Аделаида поняла, что соображает совсем не так ясно, как ей казалось. Конечно, он не думал, что она вернется с Изабеллой и Джорджем. Потому что теперь она его жена. Потому что сегодня день их свадьбы. Потому что – о Господи! – так не положено!..

Тревога пронзила ее. Запоздалое понимание, что быть женой – это нечто большее, чем произнести слова перед алтарем в часовне. Придется… делать еще кое-что. Какие-то тайные порочные действия… о которых она имела только самые смутные представления.

– Я… – Глаза Аделаиды метнулись к двери, и если бы экипаж не начал снова двигаться, она, пожалуй, сделала бы вторую попытку сбежать.

Очевидно, эта мысль отразилась у нее на лице, потому что Коннор, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и усадил себе на колени. Ее тревога переросла почти в панику. Неужели он собрался проделать с ней ЭТО прямо в экипаже?

Но эта тревога долго не продержалась. Коннор не выказывал никакого намерения преждевременно воспользоваться своими супружескими правами. Он прижал ее щеку к своей груди и легонько обвил руками ее талию. Аделаида почувствовала, как его подбородок коснулся ее макушки.

– Ты не пожалеешь о сегодняшнем дне, – мягко произнес он, нежно поглаживая ее спину.

Коннор явно хотел ее успокоить, и ей очень хотелось, чтобы ему это удалось. Она боялась, что их обоих ждет разочарование.

Его запах окружал ее, прижатое к его груди ухо слышало мерные удары его сердца, тело ощущало силу, скрытую в его мускулах. Он был крупнее ее, сильнее… и, несомненно, гораздо больше ее знал о том, что происходит между мужьями и женами.

Аделаида не могла ни о чем думать, кроме как о нем, о том, что он станет делать, и о том, какая же она была дурочка: расспрашивала мать о дне свадьбы, когда надо было расспрашивать о брачной ночи.

Ей вдруг подумалось, что, может быть, стоит спросить об этом Коннора, но тут же сообразила, что вряд ли это необходимо. Она не представляла себе все детали того, что произойдет, но сама суть факта была ей известна. То есть теоретическое базовое представление о механизме предстоящего действия у нее имелось… только нечеткое.

Наверное, ей следовало поговорить об этом с какими-то деревенскими женщинами… или с Изабеллой, ненасытное любопытство которой, вероятно, позволило ей приобрести книжку об этом. А вообще существуют книжки, где это описывается? Господи, ей давно следовало расспросить об этом кого-нибудь!

Губы Коннора легко прошлись по ее волосам.

– Не раздумывай так усиленно, любовь моя.

– Я и не раздумываю.

Веселый смех пророкотал над ее головой, отдаваясь в его широкой груди. Большой палец скользнул в сгиб ее локтя, поглаживая нежную кожу.

– Закрой глаза, синичка. Расслабься.

Аделаида медленно втянула в себя воздух, сосредотачиваясь на нежности его прикосновения и на том, как бережно, почти баюкая, он ее держал. Это немного помогло. Когда они подъехали к Эшбери-Холлу, она не то чтобы расслабилась, но уже не испытывала желания срочно сбежать назад домой.

Еще ей помогло то, что слуги не ждали их, выстроившись в две шеренги у входа для официального приветствия. По ее мнению, подобная процедура вызвала бы излишнюю неловкость и могла бы сейчас привести ее в полную растерянность.

«Благодарю вас за искреннее и теплое приветствие. Все мы прекрасно знаем, что первое мое действие в роли хозяйки дома будет отправиться в постель с вашим хозяином. Извините нас…»

Святые небеса!

Миссис Маккарнин и одна служанка были единственными, кто ждал их в холле.

– Могу я принять ваши перчатки, мэм?

– Что? Нет! – Аделаида поморщилась, когда глаза домоправительницы широко открылись. – Прошу прощения, миссис Маккарнин, я хотела сказать, что благодарю за предложение, но хочу пока не снимать перчатки. – Она не собиралась снимать ни одного предмета одежды, пока это не станет абсолютно необходимым. Тот факт, что это выглядело нелепо, она предпочла игнорировать.

Выражение лица миссис Маккарнин понимающе смягчилось.

– Как пожелаете, мэм. Могу я что-либо сделать для вас?

– Да. Могу ли я… – «попросить нечто совсем неподобающее», – получить маленький бокал вина?

Коннор встал рядом с ней.

– Я сам позабочусь об этом, миссис Маккарнин. Благодарю вас.

Он положил теплую руку ей на спину и слегка подтолкнул вперед. Аделаиде ничего не оставалось, кроме как послушно идти туда, куда он ее направлял: через весь большой холл, вверх по лестнице и по коридору семейного крыла. К ее удивлению, Коннор повел ее не в хозяйские покои, а в соседствующую с ними гостиную. Она оказалась сравнительно небольшой по размерам и не такой роскошной, как остальные комнаты дома. Отделана она была в голубых и зеленых тонах более мягкого оттенка. Дерево мебели имело приятный золотисто-коричневый цвет, поблескивавший в мерцании свечей.

Аделаида смотрела, как Коннор пересек комнату по направлению к буфету, чтобы налить бокал мадеры из графина, и думала, не ориентировался ли он на ее вкус, выбирая цвета обстановки. Потом ей в голову пришло предложить ему в обмен на решение не касаться ее нынче ночью устроить эту гостиную на свой лад.

«О, ради всего святого!» – подумала она. Ее страх переходил границы разумного, делая ее полной трусихой. С глубоким успокоительным вдохом она разжала пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в юбки, и мысленно крепко выругала себя.

Она ведет себя как дурочка. Женщины становятся женами каждый Божий день. И вроде бы никто от этого не умер. Так чего же ей, в сущности, бояться? Нескольких минут неловкости и неудобства? Всего-навсего. Разве Коннор не выторговал у нее десять раз в день? Это должно происходить очень быстро, если можно проделывать это по десять раз на день…

Возможно, это делается, как у птиц, которых она не раз наблюдала в саду: похлопают крыльями и улетают.

– Насколько плохо это может оказаться?

Коннор с небольшим бокалом в руке повернулся к ней.

– Прошу прощения?

– Ничего, – пролепетала она, заставляя свое лицо принять безмятежное выражение.

Коннор с нежным видом приблизился к ней.

– Аделаида, я не хочу, чтобы ты боялась.

– Я не боюсь.

Не говоря больше ни слова, он передал ей бокал. Было очевидно, что он считает ее лгуньей.

– Хорошо, – призналась она. – Наверное, я немножко нервничаю. Как я понимаю, это все равно что вытащить занозу из пальца. Ожидание страшней самого действия. Стиснуть зубы, быстрый рывок – и все кончено в один миг.

– Все кончено в один миг, – тихо повторил он.

– Да! – решительно кивнула Аделаида, потом передумала и сморщилась. – Я уверена, что все будет чудесно. – Нет, уверена она точно не была. – Но прежде чем мы доберемся до завершения этого дела… до того… вы должны знать… – Она выпила вино одним глотком. – Я не стану делать это десять раз в день.

– Десять раз… – Коннор растерянно моргнул, потом закрыл глаза. – Черт побери…

«Черт побери» было вовсе не тем откликом, которого она ждала.

– Я готова обсудить, сколько…

Коннор открыл глаза, забрал у нее бокал и, не говоря ни слова, отставил его в сторону. Затем, взяв ее за руку, он заговорил терпеливо, сочувственно, с сожалением:

– Аделаида, любовь моя…

– О Боже!

Ей захотелось вырвать у него руку и прикрыть ею рот. От такого тона ничего хорошего ждать не приходилось. Таким тоном сообщают печальные новости: о болезнях… и смерти… и…

– Я шутил насчет десяти раз.

– О! – Что ж, это уже не так страшно. Ей не слишком нравилось быть объектом шутки, но по крайней мере она испытала облегчение, услышав, что не придется…

– И это не то, что вытащить занозу, – объяснил Коннор.

Всякое облегчение мигом улетучилось. Она знала, что не стоит слишком надеяться на то, что все будет безболезненно.

– Это делается не быстро? Так?

Губы его изогнулись.

– Нет, если делать это хорошо.

– Тогда давайте сделаем это плохо, – поспешно предложила она.

– Тебе не понравится, если делать плохо.

Аделаида боялась, что ей не понравится, как бы это ни делалось.

– Но разве мы не можем попытаться?..

– Теперь ты испугалась, – вздохнул Коннор.

– Ну-у, я не боялась, когда думала, что все это делается по-быстрому, – пробормотала она.

– Будет и по-быстрому.

– Я не понимаю…

– Не важно. – Он откинул волосы с ее лица. – Аделаида, ты мне веришь?

О Господи, снова этот вопрос!

– Если вы спрашиваете меня, верю ли я в то, что вы все сделаете хорошо… – Аделаида махнула рукой в сторону спален, – то… полагаю, у меня нет выбора.

После недолгой паузы он сказал:

– Вы заставляете меня чувствовать себя тираном.

– Вы предпочитаете, чтобы я была с вами нечестной?

– Давайте начнем этот разговор с начала, – предложил Коннор и спустя одно биение сердца положил руку ей на затылок и завладел ее ртом.

Аделаида инстинктивно просунула руки между ними. Они нерешительно затрепетали, а когда его губы прижались к ее губам нежным завлекающим давлением, легли на лацканы его сюртука. На какой-то миг это напомнило Аделаиде их первый поцелуй в саду, когда он соблазнял, заманивал ее в добровольное подчинение. Но понадобилось еще всего одно скользящее прикосновение его губ, осторожное касание его языка, чтобы это сравнение растаяло, как туман. Этот нынешний поцелуй не был похож ни на какой, испытанный ею ранее. Он не был требовательным, манипулирующим, не было в нем намеренного терпения, а была только нежность, беспредельная и бесконечная.

Под кожей у нее разлилось тяжелое тепло. Аделаида позволила себе прильнуть к нему, и его рука обвила ее талию, притягивая ближе, чтобы он мог принять на себя вес ее тела. Его рот оставил ее губы и легчайшими поцелуями заскользил по ее щеке. Коннор прижался губами к ее виску, попробовал на вкус чувствительную кожу под подбородком…

Когда он добрался до мочки ее ушка, Аделаида затрепетала… и ахнула, когда он слегка прикусил ее.

Не отрываясь от ее кожи, Коннор прошептал:

– Эта часть тебе нравится?

– Да.

Теперь он играл с ней, находил на ее шейке места, от прикосновения к которым она начала дрожать и задыхаться.

– Остальное тоже будет вроде этого… Но еще лучше… Только позволь мне…

Аделаида невольно кивнула, и тогда одним плавным движением Коннор подхватил ее на руки.

Как в тумане она сознавала, что ее несут в спальню, где тускло мерцают свечи и потрескивает в камине огонь. Ее мир исчез, распался на цепочку медлительных ощущений… ноги ее скользнули на пол, его рот ласкал ее шею, шелк его волос струился между ее пальцев… Тепло перешло в жар, телом овладело беспокойство… оно жаждало дальнейших прикосновений, дальнейшего рождающего трепет наслаждения. Но Коннор оставался беспощадно… безжалостно медлительным в этом своем совращении. Он раздевал ее, не торопясь, останавливаясь, чтобы поцеловать и потрогать каждый обнажаемый его руками дюйм ее тела. Когда же Аделаида попыталась помочь ему, попыталась заставить его поторопиться, он бережно отвел ее руки в сторону.

– Не так, – прошептал он, глотая своим ртом ее нетерпеливые возражения. – Все будет по-моему.

Несмотря на то что в комнате было тепло, Аделаида на миг похолодела, когда он стянул с нее через голову сорочку. Коннор уложил ее на постель и прогнал холод жаром своего тела. Его запах, ощущение его кожи на ее теле окутали ее. Слабый аромат сандала, мягкое щекочущее прикосновение волос на его груди, жар его рук, скользящих по ее телу…

Он погладил ее бедро и нащупал жаркую влажность между ее ногами. Она забилась под ним, разрываясь между желанием и смущением.

– Коннор…

– Ш-ш-ш, любовь моя… позволь мне.

Аделаида перестала биться и ахнула, когда его пальцы плавно скользнули в потаенную глубину. Он умело гладил и дразнил, пока удовольствие не перешло в чарующую муку, а мука в отчаянную потребность. Она стонала и выгибалась под ним, хватала его за плечи, за волосы, за все, до чего могла дотянуться. Коннор нагнул голову и втянул в рот ее сосок, и потребность вдруг снова преобразилась в наслаждение… Бурная мощная волна его напрягла каждый мускул ее тела и разбилась над ней, и закружила, и оставила ее задыхающейся и бессильной.

Со вздохом, сотрясшим все ее тело, Аделаида подняла веки и обнаружила, что смотрит прямо в полуприкрытые зеленые глаза Коннора. Они потемнели от страсти, сверкали торжеством и полнились нежностью.

Его ладони скользнули ей под коленки.

– Обними меня ногами… вот так.

Он чуть передвинулся и стал медленно вжиматься в нее. Пришла боль, но очень несильная. Она ничем не уменьшила необычайное удовольствие от прикосновения надвинувшегося на нее тела Коннора, от ее безумного желания прочувствовать новое наслаждение, ощутить очередную волну удовольствия. Это состояние продлилось до тех пор, пока он, пробормотав что-то неясное, не втиснулся в нее мощным решительным натиском своих бедер.

В один миг очарование момента потускнело.

Впившись ногтями в его плечи, она вскрикнула: «Ой! Ох!»

Коннор замер, только грудь его продолжала тяжко вздыматься.

– Прости, дорогая. Мне очень жаль. Это должно было быть сделано.

«Сделано!» То есть уже в прошлом. Аделаида была рада услышать, что с этим покончено. Она попыталась отпихнуть его. Он не шевельнулся.

– Коннор!..

– Лежи тихо, любовь моя. – Нагнув голову, он провел губами по ее рту. – Подожди, не двигайся. Тебе станет лучше. Обещаю.

Он снова поцеловал ее, медленно, крепко, и боль перешла в легкое неудобство. Его ладони заскользили по ее коже, вновь зажигая полупотухший огонь. Сначала пробудились мелкие искорки, потом язычки пламени, которые лизали и дразнили ее, и, наконец, вспыхнули сильно и жарко. Аделаида осторожно пробежала пальцами по твердым мускулам, перевившим его руки, потом по гладкой поверхности спины, услышала, как у него перехватило дыхание, как затем он испустил глубокий вздох, и ощутила ладонями бешеный ритм его сердца.

Он прошелся цепочкой поцелуев по ее шейке, по подбородку.

– Лучше?

– Да. – Ощущение неудобства почти совсем исчезло, сменившись необъяснимой потребностью двигаться. – Я думаю… Я хочу…

– Знаю. – Он осторожно немножко вышел из нее, потом снова вошел.

– Ох!

Его губы изогнулись в задорной усмешке.

– Лучше?

У нее не было сил ответить. Коннор вновь начал двигаться в мерном ритме нежных вторжений и отступлений, которые полностью лишили ее дара речи. Боль, неясная потребность снова вернулись, только теперь совсем иными. Аделаида осторожно выгнулась ему навстречу и была вознаграждена глубинным мужским стоном. Коннор уронил лицо ей в волосы. Движения его стали мощнее, напористее, но все же не были достаточно быстрыми… или достаточно медленными… или какими-то еще… Словом, ей чего-то не хватало!

– Мне нужно… Коннор, мне нужно…

– Шшш. Я знаю.

Он протянул вниз руку и стал гладить ее между их телами, там, где они соединялись. Удовольствие, наслаждение разливались по ней волна за волной. И как раз в тот момент, когда она готова была вынырнуть на поверхность, Коннор крепко прижал ее к себе, сделал глубокий выпад… и содрогнулся в ее объятиях.

Глава 21

Аделаида открыла глаза и прищурилась от утреннего света, пробивавшегося вдоль края гардин. Еще не совсем проснувшись, она перекатилась на спину, чтобы свет не бил в лицо, и с удовольствием потянулась. Мышцы ног болели. Гладкость нового полотна ласкала обнаженное тело. Она чуть не замурлыкала от удовольствия… Но тут же вспомнила, почему лежит голой в постели с мягчайшим бельем, а не путается в старом колючем одеяле и древней ночной рубашке.

Она была замужем. Она стала женой.

Аделаида повернула голову на подушке и увидела спящего рядом Коннора.

Господи Боже! У нее теперь есть муж!

Веселый пузырек смеха зародился глубоко в ее горле. Такое случается, когда колеблешься между внезапным восторгом и полной паникой. Она подавила и восторг, и панику. Восторг, потому что не хотела будить Коннора, а панику, потому что понимала, как это бессмысленно и неразумно. Сейчас ей было необходимо подумать о том, что делать теперь.

Но, попытавшись сосредоточиться на этом, она осознала, как это трудно. Гораздо интереснее было обдумать то, что произошло прошлой ночью.

Ее брачная ночь оказалась водоворотом открытий. Что делали они!.. Что делала она! Свое поведение она могла назвать только распутным. Возможно, ей следовало теперь сгорать от стыда. Или по крайней мере испытывать неловкость. Но ничего подобного она не ощущала. Она чувствовала себя чудесно озорной и невероятно довольной собой… а еще она испытывала невероятное любопытство по поводу мужчины, спавшего рядом с ней.

Коннор был ее мужем. Она вышла за него замуж и разделила с ним постель. И при этом она очень мало знала о нем.

Ее взгляд прошелся по его неподвижной фигуре, рассматривая детали. Он спал на животе, руки были засунуты под подушку, ноги – раскинуты. Она обратила внимание на то, что он занимал больше половины кровати. Темно-русые ресницы, густые и достаточно длинные, чтобы пробудить в ней зависть, полукругами лежали на коже, бледной от природы, но слегка позолоченной солнцем. У него был маленький шрам у линии волос. Еще один – большой, начинавшийся у левой ключицы и толстым зигзагом уходивший вниз по спине под простыню. Она, хмурясь, рассматривала его, размышляя о том, следствием какой ужасной раны он был и как она должна была болеть. Это являлось суровым напоминанием ей о том, что не всегда он спал на мягких простынях, что были в его жизни суровые времена.

Мрачные картины возникли в ее воображении. Существовало бесчисленное количество случаев, при которых он мог получить такое ранение. Он был почти мальчишкой, когда его захватили вербовщики и сдали в матросы. И хотя ее знания о жизни на флоте были весьма ограничены, она слышала две или три ужасных истории о том, что творится на кораблях.

Этот шрам он мог получить от кнута капитана или от ножа кого-то из команды.

Коннор мог быть ранен в бою или…

– Сторожишь мой сон, милая?

Голос Коннора был хриплым со сна и сразу прогнал тревожные мысли. Ее взгляд метнулся к его лицу, и Аделаида увидела, что полуприкрытые зеленые глаза изучают ее так же пристально, как она изучала его.

Внезапно смутившись, она откашлялась и, уставясь на пятно на стене, пробурчала:

– Разумеется, нет.

– Счастлив слышать это, потому что сторожить тебя – моя забота. – Коннор перекатился на спину и рассеянно провел рукой по волосам, а потом закинул руки за голову. – О чем ты только что размышляла? Я почти слышал, как у тебя в голове вертятся мыслительные колесики.

– Я задумалась о том, как ты был ранен, – ответила она, не считая нужным лгать. Как еще ей узнать о нем больше, если не задавать вопросов? Так что она пожала плечами, когда его брови поднялись вверх. – У тебя шрам на спине.

– А-а. Падение с лошади в далекой юности. Я упал на скалистый склон.

– О-о… – Она вообразила совсем другое.

Коннор рассмеялся и, протянув руку, привлек ее к себе.

– Ты ожидала другую историю?

– Я подумала… – Она извернулась, чтобы не упереться ему локтем в ребра. – Тебя же насильно забрали на корабль.

– Верно. – Коннор пристроил ее к своему боку и приобнял за плечи. – У меня ранений было больше, чем одно.

И значит, больше одного шрама. Она слегка поерзала, стараясь устроиться так, чтобы видеть его лицо, но это нельзя было сделать, не обняв его или не свернув себе шею. Бросив эти попытки, Аделаида прилегла щекой ему на грудь.

Ей хотелось расспросить его обо всех его шрамах, но она подумала, что, пожалуй, лучше отложить расспросы до другого раза. Возможно, до той поры, когда они лучше узнают друг друга.

– Как тебе удалось от положения пленного матроса дойти до нынешнего состояния? – спросила она вместо этого.

Его руки крепче притянули ее к нему.

– Что ж, я увидел, решил, что заполучу, скомпрометировал – и вот…

– Я не это имела в виду, – рассмеялась Аделаида и обвела рукой комнату. – Я имела в виду все это.

– Да, я знаю. – Она ощутила пожатие его плеч. – У меня талант к судоходству и судовождению.

– Но как ты перешел из злосчастного матроса в судовладельцы?

– Везение, тяжкий труд и целеустремленность. Главным образом везение.

Аделаида подавила вздох, разочарованная его уклончивостью. Коннор не относился к тем людям, на которых можно надавить. Что было довольно печально, так как она-то как раз относилась к тем женщинам, которые не могли удержаться от того, чтобы не нажать.

– А более подробно рассказать ты не можешь?

– В другой раз. – Уверенным быстрым движением он перекатил ее на спину и навис над ней. Пронзительные зеленые глаза остро уставились ей в лицо. – Как ты себя чувствуешь нынче утром?

– О… Вполне хорошо. – Аделаиде нравилось ощущать, как он вдавливает ее в матрас, как сплетаются с ее ногами его ноги, как оперлись его руки с обоих боков ее тела, словно окружая ее защитными барьерами. Она вдруг почувствовала себя не просто хорошо, а замечательно. Ей было… интересно. С робкой улыбкой Аделаида обняла его, позволила своим пальцам пройтись по его теплой коже и твердым мускулам его спины.

Коннор издал низкий горловой звук удовольствия. Она завороженно наблюдала, как потемнели его глаза от желания. Нагнув голову, он овладел ее ртом в долгом страстном поцелуе.

Наслаждение пробудилось в ней, просочилось в ее кровь… Но едва оно стало нарастать, как Коннор отпрянул от нее.

– Достаточно, – произнес он севшим голосом. – Пока достаточно, милая.

Ее руки замерли.

– Почему?

– Потому что… – Полузакрытые глаза остановились на ее губах. Грудь тяжко вздымалась и опадала. – Потому что… А-а, проклятие, еще разок!..

Коннор снова завладел ее ртом, еще сильнее, еще глубже, чем раньше, словно пытаясь вытянуть из нее душу. Стараясь помочь, она заерзала на постели и ощутила жаркую тяжесть его возбуждения, коснувшегося ее живота.

Со стоном Коннор отклонился назад.

– Боже святый! Достаточно… Это слишком рано.

– Слишком рано? – эхом повторила она и посмотрела на окно. – Ты хочешь сказать, потому что сейчас утро? Так… так не положено делать?

Коннор заморгал и поспешно отвернул от нее лицо, но не раньше, чем она успела заметить его улыбку.

– Ты надо мной смеешься? – притворно возмутилась она.

Его плечи затряслись.

– Смеешься?!

– Да, прости. – Он снова повернулся к ней. Как он был красив с этим выражением веселья, возбуждения и нежности на лице. – Слишком рано после твоего первого раза, любовь моя. Я только это имел в виду.

– А-а… – Аделаида покраснела и постаралась скрыть разочарование. – Ты… ты вполне уверен?..

– Поскольку сам я никогда не был девицей… Нет, не уверен. – Он прикоснулся быстрым поцелуем к ее губами и со стоном разочарования вырвался из ее объятий. – Но рисковать не будем.

Скатившись с кровати, Коннор с полным отсутствием стеснительности прошлепал в гардеробную. Аделаида не могла им не залюбоваться: золотистой кожей, мощными ногами, упругими ягодицами. Пристальнее всего она разглядывала его ягодицы. По непонятной причине она находила эту часть его тела просто завораживающей и даже несколько расстроилась, когда он, накинув халат, скрыл свою наготу от ее глаз.

– А я не могу решить, хочу ли рисковать или нет? – задумчиво поинтересовалась Аделаида, закутываясь в простыню.

– Безусловно, – легко согласился Коннор. – И хотя я мнения своего не переменю, вовсе не возражаю выслушать, как красивая женщина умоляет о…

– Не важно, – протянула она и закатила глаза к небу, когда он расхохотался.

Крепко придерживая простыню, Аделаида соскользнула с кровати и подобрала с пола оставленную там накануне сорочку. Она чувствовала себя очень глупо, таща за собой полотняный хвост, как королевский шлейф, но это было таким чудесно озорным… и кроме того, она не бродила по комнате совсем голой. На ее взгляд, разница была весьма существенной.

Потребовались большие усилия, чтобы надеть через голову сорочку, не отбрасывая простыню. Когда она высвободилась из-под этого облака ткани, оказалось, что Коннор смотрит на нее с веселым изумлением.

– Неужели это было необходимо?

– Да. – Отказываясь считать себя глупой из-за естественного проявления скромности, Аделаида уронила наконец простыню и поправила рукава сорочки.

– Ты могла бы попросить меня отвернуться, – подсказал он. – Или чтобы я подал тебе халат.

– Что ж, если хочешь быть полезным, можешь помочь мне надеть платье.

Он поспешил исполнить ее просьбу и с ловкостью горничной застегнул пуговки у нее на спине. Аделаида решила, что ей не стоит выяснять, каким образом он приобрел такую сноровку.

Она потерла ладонью платье на талии. Это был тот же наряд, в котором она венчалась, и тот же, в котором она первый раз увидела Коннора при свете дня. Было странным надеть его снова сегодня.

– Коннор…

Он перебросил ее распущенные волосы со спины на грудь и нежно поцеловал в затылок. Приятная теплая щекотка прокатилась по ее коже.

– Что?

– Почему ты на мне женился?

Его губы замерли у нее на шее.

– Ты знаешь почему.

– Ты сказал мне – ради мщения. И еще говорил, что хотел меня.

– Так и было. – Его теплое влажное дыхание ласкало ее кожу. – Так и есть.

– Или то, или другое… – Она облизнула губы, соображая, что именно заставляет их сохнуть: то ли ощущения, которые он в ней пробуждает, то ли ее собственные нервы. – И то и другое могло…

– Могло быть одновременно, – закончил он ее фразу. Его рот оторвался от ее шеи, которая без его поцелуев сразу похолодела.

– Да. Сэру Роберту было так же огорчительно, если б ты сделал меня своей любовницей.

Бережно взяв ее за плечо, он повернул ее к себе лицом. Глаза его оставались непроницаемыми.

– А ты согласилась бы стать моей любовницей?

«Первоначально нет», – подумала она. Но после того, как узнала истинное лицо сэра Роберта… И если бы это был единственный способ спасти семью… Она не знала…

– Нет, – просто ответила она, так как решила, что он ждет именно этого.

Он кивнул с непроницаемым видом.

– Вот поэтому.

Она не была уверена в том, что надеялась услышать. Но явно нечто иное. В груди возник большой болезненный комок. Холод с шеи распространился по всему телу.

Выжав из себя улыбку, она отодвинулась от него и сказала бодрым тоном:

– В этом есть смысл, не так ли?

– Аделаида…

– Знаешь, я, пожалуй, отправлюсь на утреннюю прогулку в сад. Такая хорошая погода долго не простоит, так что жаль не воспользоваться…

Коннор схватил ее за руку прежде, чем она дошла до двери.

– Мы что, поссорились с тобой?

Аделаида со вздохом закрыла глаза. Ей не хотелось спорить. В ней накопилось достаточно гнева и горечи, чтобы заполнить целую жизнь. Он ведь не лгал ей о причинах, побудивших его к женитьбе, так что теперь не было поводов упрекать его в этом.

– Нет, – отозвалась она, поворачиваясь и глядя ему в глаза. – Нам не о чем ссориться. Я просто хочу пройтись. Вот и все.

Коннор нахмурился, но кивнул и уронил руку.

Аделаида заставила себя улыбнуться еще раз и покинула комнату.