Текст книги "Ловушка для повесы"

Коннор предоставлял выбор ей. Она не должна была бы обрадоваться этому жесту и растрогаться им… но почувствовала то и другое. Не могла не почувствовать. Даже считая, что он, вероятнее всего, предложил это из самых эгоистических побуждений, она вновь понадеялась, что какая-то частица обаяния кроется в душе мужчины, за которого собралась выйти замуж.

– Я всегда жила только в Бэнфрисе, – тихо откликнулась она. – И никогда не хотела жить где-то еще.

– Никогда?

Она, не глядя на него, покачала головой.

– Тогда пусть это будет Бэнфрис.

– Однако я хотела бы попутешествовать, – проговорила она, вдруг осознав, что легче признаться в своих мечтах, если называешь их громко. – Мне хотелось бы посетить места, о которых мы говорили раньше. Но еще я хочу иметь постоянный дом. И я всегда хотела бы возвращаться сюда.

Он постучал по стене.

– Именно сюда?

– Посмотрим, – чопорно ответила она. – Эшбери-Холл… весьма респектабельное владение.

– В его пользу говорит не только размер дома. Оглядитесь вокруг. Походите и посмотрите.

Почему бы нет? Ведь это поместье должно было вскоре стать ее домом.

– Пожалуй, я так и сделаю.

Аделаида принялась не спеша бродить по коридорам, из комнаты в комнату. А было тех и других бессчетное количество. Вдоль стен аккуратно лежали кучки инструментов, тут и там виднелись результаты продолжавшегося ремонта… в одном месте требовалось восстановить кусок лепнины, в другом – лежала снятая с петель дверь, в третьем – еще не были сняты с окон доски, которыми они были заколочены. Впрочем, большая часть ремонта подходила к концу.

Аделаида должна была признаться, что Коннор совершил истинный подвиг, не только купив поместье, но и приведя его в порядок за такое короткое время.

Некоторые комнаты были уже обставлены, и большая часть меблировки явно была новой… И выглядела дорого.

Поднимаясь на второй этаж, Аделаида провела кончиками пальцев по перилам и стенным панелям. Дерево было шелковистым на ощупь, роскошного коричневого цвета.

Маленькой Аделаида много фантазировала по поводу Эшбери-Холла. Это был зачарованный замок или логово опасного чудовища… в зависимости от настроения. Но рассматривая его теперь, в сверкании хрусталя светильников и полировки дерева, она воспринимала его не как сказочный дворец, а как роскошный дом.

Аделаида остановилась на пороге бильярдной, великолепно обставленной, с тремя столами. Господи!.. Она никогда не мечтала о таком изобилии, никогда не представляла себе, что будет жить в доме таких огромных размеров.

Но теперь, прости ее небеса, от одной мысли, что она станет его владелицей, у нее начинала кружиться голова. Не требовалось особого воображения, чтобы мысленно нарисовать картину, как читает она в этой библиотеке у жарко пылающего камина. Джордж в это время играет рядом на ковре, а воздух звенит веселым смехом Изабеллы. Гораздо больше усилий требовалось, чтобы представить себе Вольфганга в его комнатах с рюмкой бренди в руке… Нет, лучше с чашкой чая и довольной улыбкой на лице. Она постаралась пофантазировать, и это вышло прекрасно.

– Вы улыбаетесь.

При звуке голоса Коннора Аделаида подскочила на месте и круто обернулась. Он стоял меньше чем в шести футах от нее.

– Умеете вы незаметно подкрасться. Я думала, вы ждете меня внизу.

– Я ждал, а потом перестал ждать. Не пытайтесь сменить тему. Вы действительно улыбались.

– Возможно.

– Потому что вам нравится этот дом.

Он ей нравился. Еще как. Ей вдруг пришло в голову, что Изабелла абсолютно не права. Она вовсе не была мученицей.

Она была авантюристкой… любительницей приключений.

– Вы были на волосок от смеха. – Коннор сделал шаг вперед. – Признайтесь: вам этого хотелось?

Аделаида прикусила губу, чтобы не вырвался смешок.

– Возможно.

Он приблизился еще на шаг.

– Скажите одно слово, и он ваш. Скажите «да», и я дам вам все, чего хотите. Все, что нужно вашей семье. Постоянный дом. Красивые платья вам и Изабелле, достойное образование вашему племяннику. – Он приблизился еще больше. – Вы сможете увидеть, как ваш брат окажется на свободе.

«Все, что вы хотите. Все, что нужно вашей семье…»

Для нее это было одно и то же. И Коннор прекрасно это знал. В этот момент Аделаида поняла, зачем он привез ее в Эшбери-Холл. Не похвастаться и не произвести на нее впечатление.

– Это приманка, – произнесла она и слегка попятилась.

– Прошу прощения?

– Этот дом. Вы сделали из него наживку. Это символ того, что я смогу иметь.

– Если захотите, – проговорил он после короткой паузы. – Все, что от вас требуется, – это протянуть руку и взять.

– И как только я это сделаю, вы спикируете на меня, точно ястреб.

От улыбки в уголках его глаз проявились мелкие морщинки.

– Ястребам не нужны наживки. По-моему, вы путаете метафоры.

Тем не менее он был именно ястребом. А Аделаида в своем штопаном платье и стоптанных туфлях ощущала себя взъерошенной маленькой птичкой, которой он назвал ее той ночью на маскараде.

Простая малиновка в гнезде хищника. Очень даже подходящий образ… и совершенно неприемлемый. Она не станет добычей, схваченной его когтями. Разумеется, если приманка… наживка не будет очень привлекательной…

– У вас такое выразительное лицо, – пробормотал Коннор. – О чем вы думаете, любовь моя?

Кровь быстрее побежала у нее по жилам при таком ласковом обращении. Аделаида вздернула подбородок.

– Я стараюсь сообразить, сколько вы готовы пожертвовать, чтобы отомстить.

– Чего вы хотите? Назовите свою цену.

Аделаида покусала губку, обдумывая ответ. В нынешних обстоятельствах фраза «назовите свою цену» звучала неприятно и унизительно. Но она не чувствовала себя особенно униженной. Какого бы жениха она ни выбрала, ее резоны для женитьбы оставались неизменными. Однако лишь с Коннором она могла обсуждать эти резоны вслух. Ей не приходилось притворяться, изображая симпатию. Ей не нужно было прикусывать язык, дабы не сорваться в спор или глотать сомнения в надежде на лучшее.

Так что, как бы неприятно ни звучал нынешний разговор, честность аргументов давала ей некоторое облегчение и даже некоторую власть. Если она позволит заманить себя в ловушку, купить, как кусок говядины на рынке, она, черт побери, выскажет кое-что относительно цены… этой приманки. Черт, она опять путает метафоры.

– Я хочу согласовать условия брака заранее, – объявила она.

Коннор склонил голову в знак согласия, но не сказал ни слова.

– Ладно, – проговорила она после краткого молчания. – Делайте ваше предложение.

– Как я сказал, назовите вашу цену.

Аделаида прикусила губу и переступила с ноги на ногу.

– Я не могу.

– Почему нет?

Она вскинула руки вверх.

– Я не знаю, что у вас есть.

– Как я вижу, у вас деловая хватка, как у вашего братца, – протянул он, прежде чем сжалиться над ней. – Хорошо. Десять тысяч фунтов в год. Как вам это?

– У вас имеется десять тысяч фунтов в год?

Боже, это было в два раза больше годового дохода сэра Роберта.

– У вас будет десять тысяч в год.

Аделаида слегка улыбнулась, представив таким свой собственный доход. Сэр Роберт никогда не делал такого жеста. Впрочем, у него была лишь половина такого годового дохода. Однако десять тысяч фунтов, будучи весьма солидной суммой, казались гораздо меньше нужной, чтобы содержать несколько владений, подобных тому, где они сейчас находились. Ему понадобилось бы…

Внезапно подчеркнутое Коннором слово «ваш» доход приобрело особое значение. Но оно тут же показалось ей таким нереальным… невозможным… что она даже не могла осознать подобную возможность.

– Когда вы сказали, что у меня будет десять тысяч фунтов, – медленно начала она, – вы имели в виду… что-то вроде совместного доступа?

– Я имел в виду деньги вам «на содержание»… или, как говорится, на булавки.

– Святые небеса!..

Десять тысяч фунтов!.. Это было… Это уж точно было не на булавки.

Сердце ее забилось часто-часто, когда она представила себе, что сможет сделать с таким состоянием. Изабелле пойдут лучшие красивейшие наряды. Джорджу не придется… никогда не придется хотеть чего-то и не получить этого. Их дом можно будет привести в порядок и заново обставить. Вольфганг избавится от своих долгов. Она сможет купить себе пианино и даже путешествовать… А основную массу денег отложит на хранение, но так, чтобы можно было иногда себя побаловать.

– Аделаида?

– Вы всегда сможете забрать эти деньги, – быстро проговорила она, сама удивляясь себе, что смогла выхватить это тревожное сомнение из сумятицы чувств и мыслей, охватившей ее. – Будучи моим мужем, вы всегда сможете лишить меня…

– Мы составим официальный контракт.

– Контракты можно разорвать.

– Можно. Однако это надежнее, чем то, что предложит вам сэр Роберт.

С этим она не могла поспорить. А может, смогла бы, но голова была заполнена мыслями о десяти тысячах фунтов.

Это было гораздо больше того, на что она могла когда-нибудь надеяться, больше, чем многие люди видят за всю жизнь. И она могла винить только потрясение от этого денежного водопада за те слова, которые тут же слетели с ее языка:

– Я хочу двадцать.

Мгновенно ей захотелось проглотить язык. Она явно перешла все границы.

– Одиннадцать, – ухмыльнулся Коннор.

– Девятнадцать, – торопливо откликнулась она, одновременно желая, чтобы ее язык онемел.

– Давайте сэкономим время и остановимся на пятнадцати?

Аделаида едва могла поверить своим ушам. Как не могла поверить тому, как торговалась.

– Пятнадцать приемлемо, но первый взнос будет полностью оплачен в день свадьбы. – Она положит деньги на имя сестры или племянника. А что будет потом… даже если она больше не получит ни одного из обещанных пенни… в семье останутся надежные пятнадцать тысяч фунтов.

– Согласен. Что-нибудь еще?

Наверное, было множество требований, которые она, подумав, могла бы предъявить, и бессчетное число условий, которые ей следовало оговорить заранее. К несчастью, Аделаида понятия не имела, какие они могли бы быть. Она никогда раньше не обсуждала пункты брачного контракта… договора.

И вообще трудно сосредоточиться, когда тебе, фигурально выражаясь, застят глаза пятнадцать тысяч фунтов!

Она отошла в сторону, потом вернулась. Трудно или нет сосредоточиться, но ей придется обдумать все тщательно и глубоко. Никто не сделает этого за нее. Не может же она попросить лордов Энгсли и Гидеона заняться подобной торговлей. Ее знание брачных контрактов, естественно, было весьма ограничено, но она почти не сомневалась, что обычно невеста не может требовать, чтобы в день свадьбы ей передали солидную сумму денег.

И Аделаида была уверена, что в последующее условие, пришедшее ей в голову, ей вовсе не хочется посвящать ни лорда Энгсли, ни его брата.

Она взглянула на Коннора и увидела, что он смотрит на нее с веселым терпением. Она откашлялась.

– А что… касается…

Он выгнул бровь и склонился к ней, выжидая.

– Рассчитываете ли вы?.. – Господи, как же это неловко… И нелепо. Если она, не моргнув глазом, смогла потребовать плату за себя, то и брачную постель должна была обсудить, не запинаясь от стыда.

Она коротко выдохнула и снова попыталась начать:

– Брак не считается законным, пока… То есть потребуете ли вы… – Аделаида тряхнула головой и повела рукой.

– Куда-то… отправиться?

– Нет… – Чувствуя себя все глупее, она еще выразительнее повела рукой. – Чтобы брак считался законным?

– А-а, – до него наконец дошло. – Да.

Все верно. Этого и следовало ожидать, не так ли?

– Я понимаю, что брак должен быть… осуществлен… и я готова сделать то, что следует делать.

– Речь великомученицы.

– Я не мученица. Просто хочу прояснить все детали нашего контракта. – По его лицу скользнуло раздражение, но она это проигнорировала. – Я согласна делить с вами постель раз в год.

– Нет.

Теперь она была раздосадована.

– «Нет» не звучит как встречное предложение, мистер Брайс.

– Коннор. И мое «нет» означает, что ваше предложение слишком оскорбительно, чтобы вызвать иной ответ.

Разве? Впрочем, откуда ей знать? Аделаида шмыгнула носом, поскольку больше ей нечего было ответить.

– Что ж, оно остается, пока вы не предложите свой вариант.

– Отлично. Десять раз в день.

Совершенно потрясенная, она буквально вылупилась на него.

– Наверняка нет. В сутках всего одна ночь.

– Я знаю.

Аделаида на миг впала в жуткую панику. При обсуждении этого пункта она была в крайне невыгодном положении: она абсолютно ничего не знала об интимных отношениях мужа и жены. Мать умерла давно, а знакомство с Лилли и Уиннифред было слишком коротким, чтобы выяснять у них такие деликатные вопросы. То есть ей не к кому было обратиться по этому вопросу… кроме Коннора.

– Скажите, а десять раз в день – это… – Жаркий румянец стыда и раздражения залил ей щеки. Сама того не сознавая, Аделаида слегка наклонилась вперед и понизила голос: – Это нормально?

Коннор растерянно моргнул. Несколько долгих мгновений он больше никак не проявлял своего внимания… стоял неподвижный и немой, как статуя. Его лицо не выражало ни гнева, ни юмора. Вообще ничего. Не лицо, а застывшая маска, на которой она ничего не могла прочесть.

Господи Боже, она, кажется, лишила его дара речи.

Аделаида выпрямилась, губы ее слегка искривились.

– Этот вопрос вряд ли заслуживает такого… такой…

– Мы обсудим это позднее, – внезапно заключил он, приходя в себя.

Этот пункт был первоочередным. Она непреклонно помотала головой:

– Нет. Не позднее. Сейчас. – И подумала, что произносит это, как Джордж, когда требует сухарик, но ей было все равно. Ни при каких обстоятельствах не станет она повторять эту позорную сцену.

Коннор шагнул вперед, взял ее за локоть и повел по коридору.

– Далеко не все следует решать сегодня.

Услышать это от человека, который сделал ей предложение замужества на другой день знакомства!..

– Но…

– На этой неделе мне нужно уладить одно дело в Эдинбурге. Используйте это время на то, чтобы все обдумать. – Коннор остановился, повернулся и привлек ее в объятия. – И когда будете думать, примите во внимание еще и это…

Его губы скользнули по ее губам, теплые, нежные, как весеннее солнце. Его поцелуй был неторопливым, нетребовательным, в нем чувствовалось терпеливое приглашение, переданное с потрясающим умением. Аделаида приняла его бездумно, пойманная в ловушку его сладостью, и, прежде чем опомнилась, ее рот ответно задвигался под его ртом, а сама она склонилась к нему, вцепившись обеими руками в его сюртук.

Коннор слегка отпрянул.

– Хочешь еще?

Она кивнула. Помотала головой…

– Не знаю. Ты мне не нравишься.

– Знаю. – Коннор поднял руку и костяшками пальцев провел по ее щеке, подбородку. Лицо его было так близко, что она различала все оттенки в зелени его глаз. – Я хочу тебя, – севшим голосом произнес он. – Я захотел тебя в первый же раз, когда увидел. Даже до того, как узнал, кто ты.

Прежде чем он узнал о ее знакомстве с сэром Робертом и возможных с ним взаимоотношениях? Аделаида отступила на шаг и посмотрела ему в глаза. Тепло его поцелуя таяло, оставляя холод трезвости.

– Ты и вправду ждешь, что я этому поверю?

– Нет… – Губы его насмешливо дернулись, но она не поняла, смеется он над ней или над собой. – Поэтому я не собирался говорить тебе об этом.

– И все же только что сказал. – Она покачала головой. – Знаешь, ты очень похож на своего брата.

Коннор поморщился.

– Я снова разозлил тебя, или ты мстишь мне за прошлые обиды?

– Я верю, что ты скажешь что угодно, лишь бы добыть то, чего хочешь. Вы оба такие.

«И вообще все вы такие», – мысленно повторила она, думая о своем брате.

– На тебе было голубое пальто, – тихо проговорил он. – У него оторвалась подпушка. Оно было слишком тонким для такой погоды. Я видел твои покрасневшие от холода щеки и нос, и еще это… – Он поднял руку и подхватил локон ее волос. – Я видел, как он выбился из-под шляпки. Пересекая двор, ты наклонилась и поцеловала своего племянника в лобик.

– Ты не мог знать, что он мой племянник.

– Я и не знал. Я решил, что он твой сын и ты привела его повидаться с отцом, твоим мужем… что не заставило меня перестать любоваться тобой каждую субботу… на протяжении шести месяцев. Когда я увидел тебя в следующий раз, подшивка была починена.

– Это ничего не доказывает. Ты мог… – Она замолчала, потому что одна его фраза внезапно приобрела новый смысл. – Шесть месяцев? Только что прошедшей зимой?

Коннор кивнул:

– И сколько обид довелось мне перетерпеть за это от моих сокамерников.

У нее заныло внутри.

– Все знали о вашем интересе?

– В тюрьме не бывает личного… нет уединения, невозможно хранить секреты. – Коннор, нахмурясь, вглядывался в ее лицо. – Я вас этим оскорбил? Вы сердитесь, что я наблюдал за вами?

– Нет. Немножко. Я… – Аделаида сжала губы и помотала головой. Она гневалась не на это. А на всю эту ложь… тайны и ловушки… Коннора, Вольфганга, сэра Роберта. В их спектакле она была марионеткой и каждый раз, когда считала, что наконец обрела свободу, обнаруживала еще одну гадкую скрытую веревочку.

В ней копилась и бурлила злость. Она застилала ей глаза и была слишком жесткой, чтобы безболезненно ее проглотить. И Аделаида не стала даже пытаться делать ни то ни другое. Если Коннор захотел дожидаться ее ответа, пусть ждет. И Вольфганг может подождать своего освобождения.

И сэр Роберт может ждать… пока ад замерзнет!

– Я хочу вернуться домой.

Глава 13

Коннор знал, что есть моменты, когда нужно нажать и когда нужно дать эмоциям и событиям успокоиться. Он предоставил Аделаиде возможность прийти в себя и всю обратную дорогу не нарушал воцарившегося между ними молчания.

Ему это далось с трудом. Он не мог не заметить, что Аделаиду что-то встревожило, что сразу после его признания ее настроение и поведение переменились. Конечно, хотелось бы думать, что ее вдруг осенило, какая удача ей привалила, но даже ему не хватало высокомерия так считать.

Ему хотелось потребовать у нее объяснений такой перемене или спровоцировать ее на вспышку, чтобы морщинка между ее бровями исчезла. Но он не стал делать это. Коннор терпел, пока они не остановились у дверей ее дома, да и тогда всего лишь помог ей спуститься на землю и пробормотал несколько формальных слов прощания.

Она в ответ промямлила невнятное «счастливого пути» и направилась в дом.

Сдержав просившееся на язык проклятие, Коннор снова забрался в фаэтон и пустил коней рысью. Не одной Аделаиде требовалось время, чтобы успокоиться.

«Я хочу тебя. Я захотел тебя с первого раза, как увидел. Даже до того, как узнал, кто ты такая…»

Он понятия не имел, почему признался в этом, почему передал в руки Аделаиде то, что могло стать опасным оружием против него.

Он только знал, что целую минуту наслаждался их перепалкой, этой забавной торговлей, был очарован неописуемой смесью неколебимой целеустремленности и застенчивой невинности. А в следующую минуту чувствовал себя пресыщенным тираном. Чувство ему знакомое, но на этот раз какое-то иное.

Перед его глазами до сих пор стояло ее лицо, с которого вдруг сбежала краска, а потом вернулась вспышкой взволнованного румянца.

– Разве это нормально? – спросила она.

Ад и все его дьяволы!

Этим наивным вопросом она просто лишила его мужественности. Она вдруг перестала выглядеть милой, храброй и очаровательной, превратившись в испуганную, загнанную в угол и очень-очень одинокую. Как заблудившееся в лесу дитя.

Коннора больно кольнуло то, что он торговался с ней… что его это забавляло. Его вдруг раздосадовало, что в одном разговоре они обсуждали контракты и спальню.

Он не покупал ее, как домашний скот… как девицу легкого поведения.

Кроме того, Коннор не принадлежал к тем людям, которые находят удовольствие, наблюдая, как мечется женщина, пытаясь найти выход из невыносимой ситуации. Коннор никогда не пинал невинных.

И категорически не хотел быть таким человеком.

В этой сумятице тревоги, сомнений и чувства вины и крылась причина того, что он разоткровенничался. Он хотел перед ней извиниться. И что-то дать ей взамен. Дать ей что-то…

Однако все получилось нелепо. Он ведь и так давал ей что-то. Пятнадцать тысяч фунтов, если быть точным. Не было у него никаких причин ощущать, что он получает большую выгоду от их сделки. И не было никаких поводов в дальнейшем мучиться воспоминаниями.

Успокоив себя этими разумными рассуждениями, пусть и не до конца, Коннор решительно отбросил мысли об этом. Его внимания требовали более неотложные дела.

Немного отъехав от дома Аделаиды, он придержал коней и осторожно направил их на ровную обочину, поросшую высокой травой и окаймленную вечнозелеными кустами. Там он остановил свой экипаж, спрыгнул наземь и, прислонившись к переднему колесу, стал дожидаться.

Прошло немного времени, и до его слуха донесся хруст опавших листьев под чьими-то ногами. Вскоре из-за деревьев показался молодой человек с внешностью простолюдина. Коннор знал, что Грэму Сефтону двадцать четыре года, что рост его без малого шесть футов и что в настоящее время он самая полезная ему личность. Грэм уже три месяца служил на побегушках у сэра Роберта и шесть месяцев у Коннора.

Каких только любопытных личностей не встретишь в тюрьме!

Коннор приветствовал его кивком.

– Что расскажешь своему хозяину?

Грэм остановился около него и почесал нос, явно не раз сломанный. По непонятным Коннору причинам женщины в деревне находили и этот нос, и самого Грэма неотразимым.

– Это будет зависеть… – проговорил Грэм голосом, носившим все признаки его низкого происхождения, впрочем, смягченного позднейшим образованием. – Хотите ли вы, чтобы он трепыхался, как рыбка на крючке, или извивался, как наживка?

– А есть разница?

– Есть! – ухмыльнулся Грэм, прищурив карие глаза, сверкавшие на смуглом лице. – Дайте мне монету на пинту пива, и я все объясню.

Коннор вытащил монету, но отвел руку в сторону.

– Сначала объясни, а потом посмотрим.

Грэм на миг задумался, потом пожал плечами:

– Наживка понимает, что все кончено, едва ее проколет крючок. И ее беспорядочное движение – это всего лишь предсмертные судороги. А вот рыбка не сразу и не всегда понимает, что ее поймали и это конец. Она думает, что ее прыжки на леске дадут ей свободу. В конце концов, что такое кусочек металла, проколовший губу? Так что изображать?

Представить себе, как дергается и извивается сэр Роберт, было очень заманчиво. Однако Коннор понимал, что рисковать не стоит. Сэр Роберт был непредсказуем, и возможность того, что он выместит свою досаду на Аделаиде, была вполне реальна.

– Я хочу, чтобы он был в себе уверен. Расскажи ему, что видел, как мы спорили.

– И по какому поводу вы спорили?

– Ты находился слишком далеко, чтобы услышать. Скажи, что это выглядело так, словно я попытался поухаживать за ней, а леди дала мне отпор.

– Это просто, – кивнул Грэм, протягивая руку и шевеля пальцами. – Так получу я монету?

– Ты жалкий предатель, – промолвил Коннор, швыряя ему монету.

– Угу, – согласился Грэм, – но верный.

Аделаида не сразу вошла в дом. Как только Коннор уехал, она повернулась прочь от входной двери и направилась в относительное уединение прилегающего сада. Она шагала по каменной дорожке, почти исчезнувшей под натиском грязи и сорняков.

Ее внимание привлекла пышно расцветшая яркая гортензия, и Аделаида приостановилась полюбоваться ею. Она посадила ее еще до смерти родителей, и теперь из года в год та росла и цвела, несмотря на малый уход. Отважное и счастливое растение не сдавалось в негостеприимном мире, куда его так небрежно забросили.

Ей вдруг захотелось растоптать его, хоть однажды стать причиной разрушения, а не жертвой. Однако она поспешно отвернулась и пошла прочь прежде, чем нелепое желание восторжествовало.

Если она и вправду жаждала разрушения, ей лучше нанести визит сэру Роберту.

Какой же дурочкой она была!

Аделаида прекрасно помнила тот день, когда встретила барона. Было утро, и она направлялась в город за хлебом, когда по дороге поравнялась с ним. Его лошадь захромала, – это он сказал ей после того, как представился и предложил сопровождать в город.

Она знала, кто он. Их маленький уголок Шотландии не был переполнен баронами настолько, чтобы она не знала того, кто жил в нескольких милях от ее дома. Но они вращались в разных кругах, разных мирах и никогда не разговаривали до того дня.

Позднее он назвал тот день замечательным подарком судьбы, прекрасной случайностью. Аделаиде эти слова показались очень милыми. Она даже почувствовала себя виноватой, что не смогла откликнуться на них с тем же энтузиазмом.

«Какой счастливый случай, какая удача», – говорил он. Замечательный дар судьбы. Чудо провидения.

Какая куча лжи! Сэр Роберт ее подкараулил.

Аделаида не совсем поверила истории Коннора о том, что он ее хотел. Она вообще не склонна была верить никаким его россказням. Однако он явно не врал насчет того, что заинтересовался ею, будучи в заключении, и что его этим дразнили. Это было слишком легко проверить… или опровергнуть.

Стоило задать всего несколько вопросов в тюрьме. А сэру Роберту и ходить в тюрьму не требовалось: купленные им тюремщики наверняка сами доставили ему эти сведения. И на это им не понадобились никакие месяцы.

Судя по всему, у сэра Роберта ушел месяц или два на то, чтобы использовать интерес Коннора к своей выгоде, но ведь он был идиот. Мерзкий лживый трусливый идиот.

Все они были такими. Аделаида злилась на всех них. На сэра Роберта из-за его лжи. На собственного брата из-за его лжи. На Коннора из-за его лжи… И его правды.

Да, да. На это она злилась тоже. Это было неразумно, несправедливо и попросту неправильно, однако в тот момент ей было все равно. Она с радостью пристрелила бы вестника. Она готова была на все, лишь бы как-то смягчить эту унизительную мучительную правду… Она стала предметом не одного, а двух фальшивых ухаживаний.

Господи Боже! У нее что, нет ни капли соображения?! Неужели в ее окружении нет ни одного мужчины, о ком бы она судила верно?

– Идиот, – прошептала она, не слишком сознавая в эту минуту, кому адресует ругательство. Впрочем, это не имело никакого значения. Оно подходило к ним ко всем!

Аделаида потерла лицо ладонями, пытаясь успокоиться и прояснить мысли. «По шажку, по шажку! – напомнила она себе. – Делать один выбор в минуту».

Только у нее не осталось никакого выбора. Все ее шаги были уже предопределены.

«Пусть так и будет», – мрачно подумала Аделаида, направляя шаги к дому. Больше никаких отсрочек. Никаких извинений. Она сегодня же отправит письмо сэру Роберту. Прямо сейчас. А когда Коннор вернется из Эдинбурга, она даст ему именно тот ответ, которого он хочет.

Она выйдет за него замуж и превратит его жизнь в сущий ад.

Отворив входную дверь, Аделаида заглянула в гостиную и увидела там Изабеллу, спавшую на старом бабушкином диване. Ее рука была подложена под голову и почти скрывалась под пышной гривой белокурых кудрей. На лице было написано невинное удовлетворение. Она являла собой картину покоя и гармонии, и это ужасно раздосадовало Аделаиду. Никто из взрослых членов семейства Уорд не имел права наслаждаться подобным мирным покоем.

– Мы разбогатеем! – прокричала Аделаида и хлопнула дверью.

Изабелла так резко вскочила, проснувшись, что чуть не свалилась с дивана.

– Что? Что такое? – повторяла она спросонья.

Слегка умиротворенная таким быстрым откликом, Аделаида рывком развязала ленты своей шляпки.

– Пятнадцать тысяч фунтов в год. Таким будет мое содержание.

– Пятнадцать тысяч… Что ты говоришь?..

– А жить мы будем в Эшбери-Холле.

– Эшбери-Холле?

– Ты что, попугай?

Остатки сна исчезли с лица Изабеллы. Она встала на ноги, не сводя настороженных глаз с сестры.

– У тебя какое-то странное настроение.

Настроение у Аделаиды было ужасным.

– Ну, ведь не каждый день леди приходится пренебрегать ухаживаниями труса ради огромного состояния негодяя.

«Притворными ухаживаниями», – мысленно поправила она себя.

– Понимаю, – отозвалась Изабелла, поощряя ее улыбкой. – Значит, ты выбрала мистера Брайса. Не так ли? Должна сказать, я рада тому, что ты решила отвергнуть дракона…

– Я не хотела ничего решать! – Аделаида швырнула шляпу на столик в прихожей. – Скажи, Изабелла, почему решения всегда обязана принимать я? Почему все жертвы тоже должна приносить я? – Она не хотела то и дело выбирать. Она не хотела все время оправдывать ожидания. – Я не принцесса этого королевства. Я здесь мальчик для битья. Это нелепое жалкое занятие…

– Нет! Нет! Нет!

Сердитый вопль Джорджа прервал речь Аделаиды на полуслове. Она с ужасом посмотрела на площадку лестницы второго этажа, откуда сквозь перила на нее уставились два больших голубых глаза, сверкавших гневом и растерянностью. Чувство вины стиснуло ей сердце.

– О, Джорджи! Мне так жаль! – Перепрыгивая через ступеньку, она взбежала на второй этаж. – Мне так жаль. Ты абсолютно прав. Больше никаких криков.

– Я только-только уложила его отдохнуть, – сказала Изабелла. – Я думала, он уже заснул.

Аделаида подхватила Джорджа на руки и усадила к себе на бедро. Он был таким теплым и мягким, таким уютным привычным грузом.

– Дорогой, я тебя испугала? Я не хотела этого. Тетя Аделаида очень плохая… и очень сожалеет об этом.

Она откинула его темные кудри со лба и поцеловала в носик. Этого вполне хватило, чтобы малыш успокоился. Глаза его прояснились, он ответил ей небрежным поцелуем и тут же забился в ее объятиях.

– Вниз! Хочу вниз!

Аделаида вздохнула и задумалась. Вообще-то его следовало бы вернуть в постель. Всем известно, что если он не поспит днем, вечером он будет невыносимым. Но ей хотелось потискать его подольше.

– Ладно, я отнесу тебя вниз, но только…

– Вниз!

– Ты не будешь слезать сам по лестнице, Джорджи. Пока ты не…

Он сильнее забился в ее руках, явно выражая свое несогласие, а затем разразился резким, громким и совершенно притворным плачем.

Аделаида, с трудом подавив улыбку, отнесла его вниз и поставила на ноги. Плач мгновенно прекратился, и он рванулся к ступенькам. Она поймала его и закружила, чтобы вызвать смех, а потом опустила на пол и ничуть не удивилась, когда он снова поспешил к лестнице. Джордж был настойчивым ребенком.

Она решила превратить его порывы в игру и позволила ему раз за разом бежать к лестнице. Она гонялась за ним, хватала в последний момент и подбрасывала его в воздух. Просто удивительно, как поднималось у нее настроение, когда он радостно взвизгивал и закатывался утробным смехом.

На десятый раз руки у нее совсем разболелись, но она не стала обращать на них внимание, твердо настроенная не терять ни одной минуты этого беззаботного удовольствия.

Однако следующие слова Изабеллы врезались в это веселье, как горячий нож в масло:

– Сэр Роберт явился.

Аделаида подхватила смеющегося Джорджа на руки и понесла к Изабелле, стоявшей у окна гостиной. Действительно, со стороны старой конюшни к дому направлялся сэр Роберт. От одного его вида у Аделаиды закипела в жилах кровь. Пожалуй, она зря пообещала Джорджу вести себя сдержанно. Возможно, придется еще покричать.