Текст книги "Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу"

– Вы часто им пользуетесь? – девушка поставила чашку, стараясь говорить непринужденно.

ХунИ медленно моргнул.

– Практика невозможна без трех слоев ци, – заявил принц, и Лань отметила, что он уклонился от ответа. – Твоя ци исходит из твоего ядра, твоей души. Ты накладываешь печати силой воли, намерением и эмоциями… которые исходят из твоего разума. Последний слой – само осуществление печати, основанное на физическом мире. Вот почему некоторые монахи и практики тратят целые жизни на совершенствование своего ума и души, изучают сутры различных дисциплин, лишь бы достичь просветления. – Когда принц наклонился, красный свет фонаря отразился от его скул и ресниц. – Я хотел бы, чтобы ты научилась этому, ЛяньЭр, потому что стремлюсь стать твоим союзником. И предпочитаю, чтобы ты была сильной.

Она подумала о том, что он сказал прошлым вечером: что хотел бы помочь им, что хотел бы сражаться, вернуть их королевство и построить лучшее будущее. Некоторых частей все еще не доставало, но Лань планировала найти их шаг за шагом.

Она посмотрела принцу в глаза и сказала:

– Попробуем еще раз.

На лице ХунИ расцвела улыбка, словно он нашел в ней что-то одновременно удивительное и прекрасное. Он потянулся вперед и приблизил к ней свое лицо. В этот раз Лань уловила момент, когда ци принца проникла в ее мысли.

И она все еще не могла это остановить.

Поток звуков и красок унес Лань прочь, пока во всем этом буйстве ее не поймали чьи-то руки. Зрение заволокло красным, и ХунИ появился снова. Он притянул ее к себе, чтобы утонуть вместе в источнике света.

Она стояла на гладком сосновом полу. Легкий ветерок проникал сквозь бамбуковые жалюзи между колоннами из розового дерева, лунный свет лился рекой. Снаружи доносилось пение цикад и плеск водопада.

Зал Водопада Мыслей. Она находилась в Школе Белых Сосен.

По какой-то причине Лань почувствовала прилив невообразимого горя.

– Ты держишь ее слишком крепко.

Возле нее вдруг материализовался молодой человек. Она осознала, что сжимает в руке кисточку из хвоща, а перед ней мерцает баночка с размолотыми чернилами. Пальцы парня сомкнулись на ее руке, и сердце Лань пропустило удар еще до того, как она поняла, что происходит. Они сидели так близко, что она могла рассмотреть веснушки на его коже, почувствовать аромат роз в его дыхании. Роз… и дыма.

Этот запах что-то всколыхнул внутри нее.

– Как ты справилась с моим водяным демоном? – спросил он.

Баночка с чернилами разбухла, и внезапно перед ними возник источник в форме полумесяца с водой цвета сапфира, в которой отражались луна и звезды. Они светились все ярче и ярче, а серебристый свет собирался в длинную змеевидную форму. От исходящей от нее ци поверхность воды покрылась рябью…

Из источника вырвался Серебряный Дракон с чешуей, мерцавшей как снег. Он вздымался, ярче любой луны и звезд, и охватывал ночное небо. Когда вода стекла с его тела, от него волнами начала исходить демоническая ци.

Молодой человек приоткрыл от удивления рот. Он выпустил ее руку, с восторгом глядя на Бога-Демона – величайший секрет Лань.

– Очнись. – Серебряный Дракон перевел взгляд бледно-голубых глаз на Лань. – ОЧНИСЬ.

Слова пронзили ее насквозь. Она посмотрела на молодого человека рядом с собой – на ХунИ, наследника императора, – как раз в тот момент, когда Дракон спикировал на них, прорывая своей ци иллюзию, как клинок бумагу. Застигнутый врасплох, ХунИ отлетел назад, а Лань последовала за ним.

На этот раз она ухватилась за нити ци, которые принц вплел в ее мысли, и швырнула их обратно.

Это было все равно что оказаться по ту сторону зазеркалья. Когда Лань погрузилась в ци разума ХунИ, потоки его сознания закружились вокруг нее. Она увидела объятый пламенем в ночи дворец, заросли пустынных роз, танцующих, но не сгорающих в огне. В едком дыму и обжигающем жаре виднелась тень молодого человека, закутанного в красное пао. Слезящимися глазами Лань сумела разглядеть позади него огромные огненные крылья, раскинутые на фоне ночного неба. Феникс… Алый Феникс, восстающий из пепла, подобно столпу небесного огня. Его ци была настолько мощной, что Лань показалось, будто она горит изнутри. Птица перевела на нее взгляд, но смотреть на этого Бога-Демона было подобно тому, как смотреть прямо на солнце. С оглушительным воем Феникс раскрыл клюв…

… и все закончилось. Лань рухнула на пол и увидела перед собой ножки дорогих желтых стульев из розового дерева. Одежды прилипли к телу. Она с трудом могла дышать.

Лань мельком увидела четвертого и последнего Бога-Демона, Алого Феникса.

А ХунИ – Серебряного Дракона, спрятанного внутри нее.

Принц все еще сидел на своем месте, склонившись над столом и вцепившись в его края с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он тоже тяжело дышал, а когда поднял голову и встретился с Лань взглядом, правда молнией сверкнула между ними.

ХунИ провел рукой по лбу.

– Думаю, я ждал этого момента всю свою жизнь, – мягко сказал он.

Лань, у которой все еще кружилась голова, пристально посмотрела на него. Он солгал почти обо всем. О том, как в ночь, когда умер его отец, был потерян и Алый Феникс – сила императорского двора. Как он, больной и ослабленный, сбежал от элантийского завоевания.

Все это время Алый Феникс был привязан к принцу.

Лань предполагала, что предшественники ХунИ были развращены влиянием Феникса, подобно тому, как Ксан Толюйжигин потерял рассудок из-за Черной Черепахи. Лань всматривалась в лицо принца, во все его темные и светлые черты. Как много из этого принадлежало ему настоящему и как много его души уже было отдано Богу-Демону? С болью в сердце она вспомнила, как Цзэнь сопротивлялся контролю Черной Черепахи. Как в моменты просветления он был самим собой… и отрезки времени, когда она знала, что существо, смотрящее на нее в ответ, не было человеком.

В свете фонаря ХунИ побледнел. Его ци замерцала; за ним слышалось медленное урчание другой, более могущественной силы. Демонической энергии.

Принц, спотыкаясь, подошел к шкафу в задней части кабинета. Чтобы отпереть его, он начертил в воздухе горящую печать. Лань услышала позвякивание фарфора, когда принц открыл маленькую баночку. Она узнала ее: такую же слуга принес во время их ужина.

ХунИ извлек из нее еще одно отливающее золотом семя лотоса. Положил его в рот. Проглотил.

Лань встала, убедившись, что ментальная стена между ней и Серебряным Драконом восстановлена.

Что-то происходило с ХунИ. Он дрожал, и она чувствовала, как его ци бурлит под поверхностью, нарастая так, что, казалось, дрожала вся комната. Когда энергия успокоилась, он вернул фарфоровую баночку обратно в шкаф… но Лань успела заметить, что все полки были заставлены рядами точно таких же сосудов.

Вздохнув, наследник императора снова повернулся к ней. Его лицо приобрело цвет, к коже вернулся божественный золотистый оттенок. Его щеки порозовели, губы стали красными, как сердолик, а глаза лихорадочно заблестели. Он подошел ближе.

– Я так и знал, – прошептал ХунИ. – Знал… подозревал с того момента, когда ты сражалась с моим водяным демоном… А вечером почувствовал твою ци.

Лань, встревоженная неестественной живостью принца, вглядывалась в его лицо. Он скрыл величайшую тайну и источник власти своей семьи, откровенно и так легко солгал ей. Что-то сжалось у нее в груди.

Если в течение двенадцати циклов он удерживал в себе силу Алого Феникса, то ее идея найти Убийцу Богов могла ему не понравиться. Знал ли ХунИ о его существовании или семья оставила его в неведении?

И если он был так долго привязан к Фениксу, насколько сильно это на него повлияло?

Лань хотела стать его союзником, но теперь ситуация изменилась. Теперь все действительно превратилось в игру.

Лань склонила голову набок, добавляя своему голосу искренности.

– Почему вы не спросили меня прямо? – сказала она мягко.

– Я был не уверен, – медленно ответил ХунИ. – Как бы ты отреагировала, спроси незнакомец о твоем Боге-Демоне?

Она выдавила слабую улыбку.

– Не очень хорошо.

– Вот видишь. – Он тяжело дышал. – Так кто же ты на самом деле?

Уловки закончились.

– Меня зовут Сун Лянь, – спокойно сообщила Лань.

Моя мать привязала ко мне Серебряного Дракона, чтобы спрятать его от твоей семьи. И уничтожить его.

Она не произнесла ничего из этого вслух, но задалась вопросом, помнит ли принц ее мать, одну из императорских советниц, которая сбежала из дворца накануне элантийского вторжения. История сделала их семьи врагами, но ход событий можно было изменить. Вопрос оставался только в том, на чью сторону встал бы наследный принц.

– Сун Лянь. – ХунИ попробовал ее имя на вкус, словно пытаясь вспомнить его. – Из клана Сун?

– Да.

Его взгляд потемнел от чего-то, напоминающего желание.

– Ну что ж, Сун Лянь. Теперь мы знаем секреты друг друга. Но мы зашли в тупик.

Они не были в тупике. По крайней мере, до тех пор, пока она не узнала, что именно ему известно об Убийце Богов. Если известно вообще хоть что-то. У нее оставался еще один, последний секрет, который она хранила у самого сердца: что она пришла сюда, чтобы уничтожить Богов-Демонов.

Лань шагнула к ХунИ.

– И что вы предлагаете?

Принц взял ее за руку, его кожа была горячей.

– Я-то думал, ты уже догадалась, – мягко ответил он. – Я хочу то, чего хотят все императоры. И даже больше. Я хочу вернуть мое королевство. Хочу иметь свой дом. И императрицу, что будет сражаться и править со мной, используя свою силу.

У нее перехватило дыхание. И вот опять это слово – сила – исходящее из уст мужчины, который по праву рождения обладал всей силой, что имелась на их землях, но все равно жаждал большего. Но искал ли он силу как средство, способное положить всему конец, или как конец всего?

– А что, если я не в состоянии контролировать эту силу? – уточнила Лань.

Он приподнял ее лицо за подбородок и с нежностью ответил:

– Тогда я научу тебя. Я же сказал, Сун Лянь, что сделаю тебя сильной. – Принц погладил ее по щеке. – Стань моей императрицей.

Она не просто так стала Лань из чайного домика «Роза». Все эти циклы обучения, как угождать своим покровителям и прятаться за сладкими улыбками и развевающимися шелками показали ей, в чем заключались ее сильные стороны. И прямота, и поспешность предложения шокировали ее, но она это скрыла.

Лань опустила ресницы и, мило покраснев, отступила.

– Для меня это большая честь, Ваше высочество.

Он схватил ее за другую руку. Его пальцы обжигали запястья, но она заставила себя не вздрогнуть.

– Прости меня за прямоту, – сказал ХунИ. Он казался таким искренним, что она могла бы снова довериться ему, если бы он не звучал точно так же, как прошлым вечером, когда солгал об Алом Фениксе. – Мы можем начать как союзники, а можем стать нечто большим… Как пожелаешь. Возможно, ты полюбишь меня так же, как мы оба любим это царство.

Лань взглянула ему в глаза. Взглянула и вспомнила желтые двери из розового дерева, которые с треском распахнулись, открывая вид на огненно-красные крылья, которые, казалось, окутывали весь мир. Подумала о тайнах, все еще скрытых внутри.

– Да, – прошептала она. – Сделайте меня своей императрицей.

15

Я прошел под пайфаном, и мир на мгновение замерцал. Когда же я вышел, то понял, что нахожусь не на другой стороне, а в другом мире. Существуют очаги пограничных королевств, удерживаемые непостижимыми правилами, которые я могу оправдать только магией.

«Священное Писание гор и морей», книга пятая, «О других мирах»

Цзэнь стоял на том же утесе под темным, бесцветным небом. На месте высохшей долины появилась река, безмолвные воды которой были прозрачные, словно стекло. Когда он пригляделся, то в глубине ничего не увидел.

Тогда-то Цзэнь осознал, что вода не отражала окружающую обстановку: ни гор, ни утеса, ни его собственного лица не было видно на будто бы стеклянной поверхности.

Тогда куда же все делось? Он не почувствовал никакого намека на печать Врат на пайфане… нет, та печать отличалась от всего, с чем он сталкивался в Школе Белых Сосен. Это место не казалось другим, поскольку рядом были все те же горы и триумфальные ворота.

Больше напоминало… царство, созданное с помощью старой магии, которая привела его во дворец бессмертных. Пограничная печать, сотканная из ци душ из потустороннего мира.

Его школа обучала основам хинской практики, как было велено императорским законом Срединного царства. Очень много секретов этого мира было потеряно со временем и по вине завоевателей. Принципы практики, граничащие с мистикой и волшебством, как, например, мир бессмертных, в который он попал на Светлой горе Ошангма.

Это место являлось одним из таких секретов.

На поверхности реки росли лотосы, мягко покачивающиеся на невидимом ветерке. Их лепестки, белые как снег, изгибались чашечкой вокруг золотистых семян, сияющих, как солнечный свет. От них исходила ян. То были лотосы, изображенные на пайфане.

Цзэнь опустился на колени у берега.

«Река смерти, состоящая исключительно из инь, – сказала душа Бессмертной, – уравновешенная цветами жизни, состоящими исключительно из ян».

Не оставалось сомнений, что Семена Ясности росли на этих лотосах. Но с берега до них было не дотянуться, поэтому Цзэню предстояло отправиться вплавь.

Он снял ботинки и пао, а потом, немного поколебавшись, и Ночной огонь. Мешочек практика он все же предпочел оставить на поясе.

Чувствуя себя уязвимым, Цзэнь вздохнул и вошел в воду, которая оказалась холодной как лед. Он ждал подвоха… еще одного монстра, который выскочит из потока, или, возможно, древней печати. Но пока он продвигался вперед, вода даже не покрылась рябью.

Цзэнь приблизился к первому лотосу и протянул к нему руку.

Именно тогда появились призраки. Они казались силуэтами под поверхностью воды: бледная кожа и волосы, развевающиеся, точно водоросли. Шепот одного перекрывал бормотание другого. Впереди над водой поднялся туман, внутри которого виднелся силуэт, постепенно становившийся все темнее.

– То, что ты видишь, – обман.

Цзэнь отшатнулся. Этот голос… он узнал бы его повсюду. Говорящий материализовался из тумана. На нем, как всегда, было белое пао, а на лице царило умиротворенное выражение с легкой улыбкой. Такие же черные волосы, тронутые сединой.

Дэцзы остановился напротив Цзэня. По тому, как мерцали края его одежды, как она растворялась в воде, становилось ясно, что он был всего лишь иллюзией, плодом воображения. И все же Цзэню захотелось пасть к ногам Старшего мастера и молить его о прощении.

Тем не менее прикованный к месту, он внимательно изучал силуэт Дэцзы.

– Ты не мой мастер, – на последнем слове Цзэнь не смог сдержать дрожь в своем голосе.

– Нет, – согласился дух. – Твое сознание – часть твоего разума – создало меня в такой форме.

Цзэнь видел недочеты в облике Старшего мастера. На его ухе не хватало маленькой родинки, шрам на руке был не совсем правильной формы, а нити, из которых был сплетен воротник и пояс, выглядели скорее грубыми, чем искусными.

Стоило Цзэню подметить эти мелочи, как они исправились сами собой. И все же выражение лица видения и то, как оно двигалось, не соответствовали образу.

– Тогда что ты такое? – спросил Цзэнь.

– Страж этой реки.

Взгляд Цзэня метнулся к поблескивающим золотом семенам, до которых ему было не дотянуться.

– Я ищу Семена Ясности, – сообщил Цзэнь.

Страж внимательно посмотрел на него. Ветер всколыхнулся, и Цзэню показалось, что в его потоках он почувствовал слабый привкус инь.

– Зачем?

– Чтобы усилить ядро моей ци и управлять силой Бога-Демона, который ко мне привязан. – Он с осторожностью следил за стражем, но тот, как и мастер Цзэня, не позволял прочитать свои эмоции. Длинные одежды духа струились подобно водопаду.

– Семена Ясности укрепят твое ядро. Но за это придется заплатить большую цену.

Предупреждение Бессмертной из клана ЮйЭ всплыло в голове Цзэня:

«Семена Ясности не только лекарство, но и отрава… точно такая же палка о двух концах, как и сила, которой ты обладаешь».

– Назови свою цену, – бросил он.

Видение моргнуло.

– Ради чего ты живешь, Ксан Тэмурэцзэнь?

Цзэнь не стал спрашивать, откуда он узнал его имя.

Ради чего он жил?

Ответом стало бы все то, что привязывало его к этому миру. Он подумал о матери и отце на великих равнинах их родины. Стоя под ослепительно голубым небом, они махали ему рукой. Его молодые кузены, которые весь день пасли скот, спешили домой, чтобы в шутку побороться за холодное подслащенное кобылье молоко, приготовленное для них его дядей. Он подумал о воспоминании, что показала ему Черная Черепаха: как его прадед, великий генерал, демонический практик Мансорианского клана Ксан Толюйжигин пал на колени перед императором, умоляя того сохранить жизнь его народа.

Цзэнь жил, чтобы исправить ошибки прошлого. Чтобы вернуть в Последнее царство кланы, сделать его таким, каким оно и должно было быть. Он жил как наследие великого Мансорианского клана и готов был отдать все, чтобы увидеть его возрождение.

Поток его мыслей изменился: он снова оказался в дождливой горной деревушке, где обнимал девушку, которая пахла лилиями. Он прочувствовал каждое мгновение, когда они смотрели через деревянные резные окна на землю, усыпанную пышными соснами и покрытую клубящимся туманом. Они мечтали остаться там. Мечтали не о величии, не о власти, а о мире. Мире, в котором они могли бы сидеть под мерцающим светом фонаря в окружении детей и читать книги… Вместе стареть.

Он сглотнул, борясь с болью, нарастающей в груди. Глаза стоящего перед ним призрака мерцали, будто он был свидетелем каждого воспоминания и каждой мысли, которые мелькали в голове Цзэня.

– И на что ты готов, чтобы достичь желаемого? – спросил страж.

– На все что угодно. – Его голос сорвался. – На все.

– Семена Ясности обходятся дорого. Они заставят твою душу принести жертвы.

Ради своих целей он уже и так отдал душу. Больше его ничего не пугало.

– Назови цену, – повторил Цзэнь.

Глаза призрака загорелись, и он склонил голову.

– Можешь выбрать Семя.

Между ними мягко покачивался лотос. Семена, гладкие и совершенные, продолжали светиться как золотистые жемчужины, словно солнце изливало на них свой свет. Когда Цзэнь протянул руку, лепестки, казалось, раскрылись под его пальцами.

На одно мгновение он заколебался, прежде чем дотронуться до сердцевины лотоса и вытащить одно из золотистых зернышек.

Поднялся ледяной ветер, как если бы царство вдруг громко выдохнуло. Тишина нарушилась, облака закрутились, меняя форму. В реке виднелось движение: призраки зашевелились, кружась вместе с водами и наблюдая за ним незрячими глазами. Они сторонились света, что исходил от семени лотоса, уклонялись от тех мест, где его сияние освещало темные глубины.

Все призраки… Кроме одного.

Он, завороженный сиянием, поплыл вперед. По мере того как он приближался, его черты обретали форму. То был призрак… душа мужчины. Облаченный в рабочую одежду из грубой ткани и бамбуковую шляпу, он обладал мягкими чертами лица. Плетеная корзина с зерном на его спине указывала на то, что он был фермером, а морщины свидетельствовали о тяжелой жизни. Мужчина потянулся к зернышку, и то запульсировало, словно обладало собственным сердцебиением. Цзэнь почувствовал циркуляцию ци между ним и призраком.

Свет семени превратился в яркое пламя. Очертания призрака расплылись, словно вся ци, составляющая его и позволяющее существовать в этой форме, была затянута в Семя. Испустив последний вздох, призрак мужчины испарился.

Река поднялась с оглушительным ревом. Цзэнь успел набрать в легкие воздух, прежде чем серое, бесконечное небо изогнулось и его утянуло под воду.

Мир накренился, и Цзэнь приземлился в пыль под Призрачными вратами.

Он, содрогаясь в ужасных конвульсиях, перевернулся и не смог сдержать тошноту в попытке вытолкнуть воду из легких и снова наполнить их воздухом. Только вот Цзэнь осознал, что воды вокруг больше не было. Его одежда была едва ли влажной от густого тумана и пота. В остальном же он оставался сух. Когда Цзэнь заглянул за край утеса, то увидел только выжженную долину. Никакой реки, никакой воды.

Иллюзия, подумал он, но только кое-что вернулось в физический мир вместе с ним. И он сжимал это в кулаке.

Цзэнь разжал пальцы.

На фоне его кожи тошнотворным золотым светом мерцало Семя.

Цзэнь отбросил его, как будто его обожгло. Теперь он понял. Понял предупреждение Бессмертной, разгадал шараду стража. Семена Ясности требовали большой цены.

Семян не существовало.

Вместо них были души. Души тех, кто в ожидании освобождения оказался в реке.

Тело охватила сильная дрожь.

Ради чего ты живешь, Ксан Тэмурэцзэнь?

Чтобы избавить от несправедливости свою семью и клан, жестоко стертые с этой земли. Вернуть это царство и сделать его таким, каким оно должно было быть. И получить шанс прожить жизнь с Лань.

И на что ты готов ради желаемого?

Мир стал размытым пятном. Тени по краям его зрения вернулись; он чувствовал наблюдающую за ним фигуру Черной Черепахи. Чувствовал, как ее ци смешивается с его собственной, ее сознание цепляется за него, а у него не было сил его стряхивать.

Ксан Толюйжигин отдал этому существу свой разум и убил тысячи невинных хинов. Опустившись на колени на краю обрыва, Цзэнь схватился за живот. Когда его снова стошнило, он наконец кое-что понял. Когда он привязал к себе Черную Черепаху, то выбрал необузданную силу, а необузданная сила шла рука об руку с разрушением. Возможно, он выиграл бы войну, но только уничтожив все вокруг и в первую очередь себя. Свою душу.

Тогда так тому и быть. Он сделал свой выбор, вступил на свой Путь. Поворачивать было уже поздно.

Цзэнь, все еще дрожащий, поднялся на ноги и вытер рот рукавом. Нашел лежащее на земле Семя. От его прикосновения то запульсировало, как если бы имело сердце, как если бы было живым.

Цзэнь поднес его к губам. Руки дрожали так сильно, что он боялся промахнуться.

Проглотил, запрокинув голову.

Семя обожгло пищевод. Начало растекаться по венам, пока Цзэню не показалось, что его кости плавятся от жара. А затем жар превратился в прилив того, что можно было бы описать только как жизненную силу. Порезы и синяки затянулись, оставив вместо себя алебастровою гладкую кожу; шрам от раны, что нанесла Лань, уменьшался, пока на его месте не оказалось ничего, кроме подтянутых мышц. Цзэнь ощутил это и в голове, и в ядре ци – опьяняющее чувство силы, как будто он родился заново.

Зловещее присутствие, которое всегда таилось на задворках его сознания, вспыхнуло. Черная Черепаха остановила на нем взгляд огромного глаза.

– Кажется, я тебя недооценивал, Ксан Тэмурэцзэнь, – сказала она. Золотое сияние разъедало тень Бога-Демона, словно сгорающий по краям кусок пергамента. – Из всех деяний, совершенных теми, к кому я был привязан, это, пожалуй, превосходит все. Вопрос лишь в том, сколько ты так протянешь? Соберешь ли еще больше душ, чем обещал мне, ради спасения собственной жизни?

Раздался низкий раскатистый смех, а затем ядро Цзэня поглотило ядро Бога-Демона своей новообретенной жизненной силой, и тень исчезла.

Цзэнь глубоко вдохнул. Уже давно его разум не был столь светлым, а тело сильным и полностью исцелившимся. Он был наполнен ци до краев.

Он снова стал собой.

И всей своей душой ненавидел это.