Текст книги "Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу"

7

И бессмертные танцевали в цветущем саду на облаках, под нефритовым дворцом среди звезд.

Их тени падали на землю только тогда, когда луна светила ярче всего.

«Бессмертные», сборник народных сказок хинской деревни

С помощью окарины Лань создала маленькую печать, которая сгустила вокруг нее энергию теней, позволив слиться с темнотой безмолвных улиц. Она скользила по переулкам, мимо пивнушек, таверн и сонных зданий, пока дорога не оборвалась, а дома не исчезли, оставив ее у подножия Светлой горы Ошангма.

Горы по эту сторону Последнего царства отличались от пышных, покрытых туманом собратьев центральных регионов. Здесь скалы выглядели острыми и неумолимыми. Светлая гора Ошангма поднималась под невероятно крутым углом; все тропинки, которые могли бы по ней виться, затеняли высокие можжевельники, чередующиеся с камнями до тех пор, пока не исчезали в облаках.

Сердце колотилось о грудную клетку. Каким-то чудом сказка трактирщика оказалась правдой – прямо здесь у нее появился шанс получить ответы, которые она так искала. Шанс найти путь в Шаклахиру.

Лань вытянула шею. Гора была пугающе крутой, так что она не видела другого способа взобраться на нее, кроме как использовать Искусства Света.

Однако звенящий звук изменился, и Лань поняла, что ци предстала перед ней в виде музыки, льющейся с вершины горы и вьющейся среди елей и сосен. Мелодия была мягкой, приглушенной, и сливалась с шумом ветра. Лань знала, – за мотивом скрывается печать, вопрос, ожидающий ответа. Круг, ожидающий того, чтобы его завершили.

Кто ты?

Лань поднесла окарину к губам, прикрыла глаза и заиграла в ответ, вставляя свои ноты в промежутки между призрачными, встречая каждую из них так, как будто очерчивала круг, делая луну полной.

Я Сун Лянь, единственная выжившая из клана Сун, наследница ордена Десяти Тысяч Цветов. Я разорву порочный круг власти, войн и кровопролития, который установили на этой земле четыре Бога-Демона.

Ее песня изменилась, превращаясь в ключ от замка. Поверхность горы покрылась рябью. Камень стал полупрозрачным, словно эссенция, которая только уловила мерцание лунного света.

Забытая Пограничная печать.

Лань шагнула вперед. Каждая печать такого вида отличалась от другой, в зависимости от намерения наложившего его практика, а также типа ци, которую он использовал. Пограничная печать, которая защищала Школу Белых Сосен, оценивала ци души человека, желающего пройти через нее, дабы удостовериться, что тот пришел с благими намерениями. Эта же печать казалась немного другой. Стоило Лань пройти сквозь нее, как ее обдало холодными порывами ци, будто шепотом нескольких человек, стоявших неподалеку.

Девушка увидела что-то вроде пещеры. Несколько каменных ступенек вели наверх, исчезая где-то на склоне горы. Здесь было не так темно: лунный свет лился внутрь, придавая фрескам на стенах серебристый оттенок.

На картинах изображались скользящие по облакам люди в подпоясанных шелковых одеждах. Среди них виднелись мифические существа: Боги-Демоны, девятихвостая лиса, волк с черепом вместо головы и четырехглазая птица. Хинам удалось сохранить легенды о бессмертных, и все же, изучая фигуры, скользящие среди кружащихся звезд и облаков, Лань в равной степени испытывала и удивление, и печаль. Сколько же красоты было уничтожено на этих землях.

Переходя от одной фрески к другой, Лань восхищалась, насколько детально они были прописаны. Однажды в школьной библиотеке она прочитала, что ЮйЭ создали зачарованные фрески, способные двигаться, перетекать из одной формы в другую – как ожившие картины. Найденные же ею оставались неподвижными, высеченными на камне. Потерянными во времени.

Достигнув конца пещеры, она начала подниматься по ступеням, ведущим в неизвестность. Смех вырвался у нее из груди. Легких путей не существует.

Она собрала ци, направляя ее к своим ступням. Затем взлетела, продвигаясь вверх прыжок за прыжком. Таким образом подъем проходил довольно быстро, ветер свистел в ушах. Вскоре земля пошла под уклон, можжевельники и лиственницы поредели, а каменистая земля сменилась снежным покровом. Между деревьями клубился туман, приглушающий все вокруг. Здесь, наверху, воздух был холодным; дыхание вырывалось клубами пара.

Лань замедлилась на запорошенных снегом ступеньках. Туман стал настолько густым, что она почувствовала, как влага пропитывает одежду – должно быть, она забралась так высоко, что теперь стояла среди облаков. Вокруг царила оглушающая тишина, и Лань показалось, что попала в другой мир. Ци тоже воспринималась иначе… но она не могла понять, что не так.

И тут посреди тумана кто-то запел. Никогда еще Лань не слышала подобных песен, монотонных и ритмичных. Она пошла на звук.

Перед ней опять появились ступени, которых, девушка готова была поклясться, не было раньше. Темно-синяя надпись «ЮйЭ» поблескивала на них как лазурит.

В момент, когда Лань преодолела последнюю ступень, все изменилось. Туман вокруг рассеялся, как будто кто-то раздвинул шелковые занавески и открыл ставни, ведущие в другой мир. Луна сияла ярко, как серебряная монета, яркий свет, словно расплавленный мед, лился на великолепный дворец, сооруженный из нефрита и белого камня. Цветы персика, орхидеи и магнолии покачивались на легком ветру, наполняя ароматами воздух. Дворец, казалось, был пуст.

За то короткое время, что Лань провела в Школе Белых Сосен, она успела узнать, что порой Пограничные печати не просто вели в другое место, а действительно меняли реальность. Она еще никогда не сталкивалась с подобным волшебством. Когда Лань направилась к дверям, в тишине раздался звон колокольчика. Поднялся ветер, который разогнал облака и обнажил две каменные колонны по обе стороны от входа. Каждая была украшена вырезанными из драгоценностей – лазуритов, нефритов и рубинов – фигурами танцующих людей, что красовались и на фресках в пещере. Над входом висела потускневшая золотая вывеска, на которой теми же камнями было выложено «ЮйЭ». Лань переступила порог, проходя мимо фигур, изображенных в натуральную величину. Был ли тому виной туман или ее воображение, но девушке показалось, будто их сверкающие глаза следили за ней.

Лань оказалась в длинном коридоре, мерцающем, словно во сне. По мере того как она шла вперед, окружающая ее обстановка приобретала все более реальную форму. Алебастровые стены, очерченные колоннами, потолки с изображенными на них фигурами в облаках, вышитый золотыми нитями ковер, что разворачивался при каждом ее шаге.

Внутри все еще клубящегося вокруг нее тумана начали двигаться тени. Воздух наполнился шепотом держащихся за руки и приклонивших колени фигур в шелковых одеяниях. Но всякий раз, как Лань пыталась рассмотреть их, они растворялись.

Перед ней появилась женщина, одетая в темно-лазурное ханфу, золотая вышивка на котором сверкала, как осколки солнечного света на свежей речной воде. За ее спиной от шепота ветра колыхались несколько поясов. Волосы незнакомки были собраны в замысловатый пучок, а золотые заколки сверкали сапфирами, нефритами и рубинами. Но больше всего поражали ее глаза: белые, как звездный свет.

Бессмертная, подумала Лань. Или призрак, если верить рассказам трактирщика. Кем бы она ни была – иллюзией, плодом воображения или отголоском истории – стало очевидно, что бессмертные клана ЮйЭ не исчезли бесследно.

Лань склонила голову и в знак приветствия приложила сжатый кулак к раскрытой ладони.

– Достопочтенный мастер, – вежливо обратилась она.

– Нашему роду не оказывают почтения, да и мастерами мы не являемся, – послышался ответ, нежно отразившийся эхом в коридоре. Женщина не шевелила губами, а только безмятежно смотрела на Лань, словно ничто в этом мире не могло ее потревожить. – Расправь плечи, дитя.

Лань повиновалась. Она огляделась по сторонам: неземной шепот, вздымающиеся облака, колышущиеся на странном ветру знамена.

– Где я?

– В каком-то смысле ты перешла границу, – последовал ответ после недолгого молчания. – Пограничную печать, сотканную из ци душ, в которой хранится все, из чего когда-то состояло наше королевство.

– Ци душ?

Лань знала, что у душ есть ци, потому что Тай мог разглядеть оставленные ими отпечатки. Она сама встречала скитающихся по этому миру призраков, а однажды даже заглянула в прошлое. Тем не менее она никогда не слышала о печати, сотканной из ци душ.

– Ци душ или призраков – всех тех, кто должен был переплыть через реку Забвения. Это древняя, забытая со времен нашего исчезновения практика. И все же для тех, кто когда-то ходил по этому миру, есть способ в него вернуться, чтобы разгадать оставшиеся секреты. Души бессмертных остаются даже после смерти физического тела, дабы охранять истины твоего мира и того, что последует за ним. Когда инь луны сильнее всего, королевство прошлого, что сохранилось благодаря печати, появляется в твоем мире.

Истины твоего мира, подумала Лань, а после спросила:

– Так это Храм Истин?

– Когда-то был. – Бессмертная молча наблюдала за Лань, пока та не склонила голову.

– Тогда прошу вас, помогите мне найти путь в Шаклахиру.

Бессмертная не ответила. Будто бы ждала, что девушка скажет что-то еще.

Лань сглотнула.

– Я ищу Убийцу Богов, чтобы покончить с Богами-Демонами.

– Покончить с ними? – Бессмертная прикрыла глаза и произнесла свои слова, медленно прищелкнув языком, словно пробуя на вкус воспоминания о пепле и войне. – Но зачем?

Лань подумала обо всем, что слышала о Богах-Демонах. Об ордене Десяти Тысяч Цветов, о своих родителях, которые рисковали всем ради этого дела, а перед смертью передали этот долг ей. Гнев вспыхнул в Лань.

– Боги-Демоны – причина всех войн, смертей и разрушений в моем царстве, – ответила она. – С тех пор как первые практики привязали их к себе, за право обладать их силой разгорелось бесчисленное количество сражений. Так много крови было пролито по их прихоти. Так много невинных жизней загублено. – Центральная элантийская крепость, пустой, сломленный взгляд Цзэня. – Они опасны. Пусть привязываем их мы, практики, но… на самом деле именно Боги-Демоны находятся у власти.

Бессмертная наблюдала за ней без каких-либо эмоций на лице.

– Они стали причиной войн и кровопролитий в этом мире?

– Они поработили императорскую семью. Довели Ночного Убийцу… Ксана Толюйжигина до сумасшествия и заставили его вырезать целые города. Конечно, в них вся проблема.

Бессмертная долго молчала, а когда заговорила снова, в голосе ее звучало смирение.

– Двигайся на северо-запад, к Источнику Полумесяца. Когда зажгутся звезды, ты увидишь тропинку, высеченную в его водах.

Тропинка к Шаклахире.

Где-то зазвонил колокол.

Храм наполнил глухой звук, напоминающий журчание воды. Ковер и мраморные полы под ногами Лань охватило мерцающее серебристое свечение. Куполообразные потолки исчезли, а украшенные драгоценными камнями летающие фигуры, которые несколько мгновений назад виднелись повсюду, растворились в тумане. Ветер всколыхнул одеяния Бессмертной так, что пояса перекинулись через ее руки. Ее взгляд было невозможно понять, когда она произнесла:

– Убийца Богов тебе не поможет, пока ты не познаешь истину… целиком.

– Истину? – повторила Лань. – Что вы имеете в виду?

– Чтобы овладеть любым инструментом ци, следует сначала понять стоящее за ним намерение. Как печать не может быть сотворена без сильной воли и полного понимания того, зачем она используется, так и Убийца Богов не может быть применен без осознания его истинного предназначения.

Лань слышала истории о монахах и практиках, которые всю жизнь взращивали свои силы, лишь бы открыть один-единственный магический артефакт или создать какую-то определенную печать. Они посвящали свое время чтению философских трактатов и размышлению о том, как устроен мир.

Инструмент ци, подумала Лань. Она-то полагала, что Убийца Богов окажется мечом, кинжалом или другой формой оружия, но слова Бессмертной ставили все под сомнение.

– А что именно называют Убийцей Богов и где я могу познать его истину? – спросила девушка, но ее вопрос потонул в порыве ци, который пронесся по храму. Очертания Бессмертной замерцали, и она начала рассеиваться, как облако на солнечном свету.

– Истина. Как две стороны одной монеты. Инь и ян этого мира. Двойственность реальности. Истина, дитя, в истории о богах и демонах, о демонах и богах.

– Подождите, – воскликнула Лань, но дворец уже опустел. Остались только развевающиеся шелковые знамена и проникающий повсюду туман. Храм был сметен: алебастровые стены и колонны, увитые лазуритом, стекали подобно водопадам, собирающимся в ревущую реку света.

Реку ци.

Лань было повернулась, чтобы броситься бежать, но фасад дворца тоже исчез. Наступила ночь, луна сияла пугающе ярко. Река света оказалась настолько сильной, что подхватила ее, утягивая назад. Когда остальная часть храма обрушилась, колокольный звон достиг апофеоза, а потоки ци стали ослепительно белыми.

И все испарилось.

Лань лежала на вершине Светлой горы Ошангма. Луна скрылась за облаками, из-за чего вокруг стало темно. Ветер со свистом проносился над бесплодным, покрытым снегом ландшафтом. И ночь наполнилась зловонием металлической ци.

Лань попыталась пошевелиться, но что-то холодное сжало горло, запястья и щиколотки.

Металл.

Она оказалась пригвожденной к горе неестественными металлическими лентами, которые, выступая из скалы, впивались в кожу.

Над ней нависло бледное лицо. Эту белозубую улыбку она узнала мгновенно.

Эрасциус.

Лань попыталась закричать, но рот зажал металлический кляп.

– Ну здравствуй, певичка, – протянул королевский маг на элантийском. Опустившись на колени, он склонился над ней с той ужасной ухмылкой, что преследовала ее в кошмарах. – Жаль, что не могу послушать твою прекрасную музыку. – Он протянул руку и провел холодным пальцем по ее горлу.

Ужас вспыхнул в груди, такой всепоглощающий, что у Лань потемнело в глазах. Мгновение она видела только руку Зимнего мага, в которой было зажато красное, бьющееся сердце ее матери.

– Я могу отпустить тебя, – заверил Эрасциус. – Только кое о чем спрошу. – Его взгляд стал безразличным, а голос – резким и практичным. – Мне нужны звездные карты, ведущие к двум непривязанным Богам-Демонам. Давай начнем с Лазурного Тигра.

Глубоко внутри зашевелилась сила, притаившаяся в ее сердце. Ледяной глаз с белым, как иней, зрачком, открылся, когда Серебряный Дракон почувствовал ее страх перед надвигающейся опасностью. Снежная чешуя замерцала в ее сознании, и Бог-Демон начал пробуждаться.

«Нет, – подумала Лань. – Я тебе запрещаю». Согласно заключенной между ними сделке, Бог-Демон был обязан защищать только ее жизнь. Она не могла позволить его силе вырваться на волю, когда у подножия горы расположился целый город.

Лань постаралась выровнять дыхание. Паника отступила, а разум снова пришел в действие.

Когда Эрасциус взял ее и Цзэня в плен, а потом привез их в Центральную элантийскую крепость, он заставил Лань показать звездные карты, чтобы позже выследить четырех Богов-Демонов и привязать их к себе. Когда же элантийцы подступили к Краю Небес, мастера приняли решение освободить Лазурного Тигра, которого до этого держали в ловушке в самой сердцевине горы.

Сдвинулся ли Алый Феникс с места с тех пор, как она в последний раз видела звездные карты, или же Эрасциус просто так и не смог его найти? Что бы ни произошло, он рисковал собственной жизнью, чтобы найти Лань и выяснить, где именно находятся Лазурный Тигр и Алый Феникс.

Но… где же его армия? Лань потянулась к потокам ци вокруг, чтобы отыскать следы металла.

– Мои солдаты сняли броню, если, конечно, ты это ищешь, – заметил Зимний маг, который наблюдал за ней с едва ли не клиническим интересом. – Насколько я понял, хинские практики способны почувствовать два типа энергии, из которой состоят элементы этого мира. Ци, верно? – Его пальцы замерли на металлическом ремешке, который закрывал ее рот. От легкого прикосновения тот начал перемещаться по коже Лань, пока не скользнул вверх по запястью Эрасциуса, чтобы исчезнуть в одном из металлических браслетов, что он носил.

– Почему ты здесь? – спросила Лань. Ее элантийский стал неуверенным. Из-за долгого отсутствия практики язык неловко перекатывал слоги. – Я могла бы убить тебя. У меня же есть сила Серебряного Дракона.

– Ну так используй ее.

Лань замерла.

– Нет? – улыбнулся Эрасциус. – Так я и думал. Ты прямо как тот мальчишка. Вы, хины, обладаете таким источником силы, но предпочитаете от него отвернуться. – Он поднял запястье, на котором в тусклом лунном свете поблескивали браслеты. Королевский маг указал на красный, почти коричневый. Лань заметила на нем гравировку: элантийские буквы шли слева направо, четко по горизонтали – то, к чему она так и не привыкла, даже после двенадцати циклов завоевания.

– Если отбросить в сторону все отступления и умозаключения, я пришел подготовленным. Браслет сделан из металла, который мы зовем медью. Он отличается высокой проводимостью энергии, что циркулирует по человеческому телу, пока мы живы. Своего рода ци. – Эрасциус замолчал и взглянул на Лань, чтобы убедиться, что она понимает. – Гравировка же – заклинание, которое я наложил. Оно связывает браслет с медными пластинами, что носят мои солдаты. Умри я, заклинание потеряет силу, а моя армия узнает, что меня больше нет. И тогда эти солдаты, а также другие маги, которые за прошедший день расселились по всему Наккару, уничтожат каждого в городе. И не остановятся. Они сожгут эту землю до самых корней, пока не останется только пустое место.

От его слов Лань пробил озноб.

– Ты монстр, – прошептала она.

– Полагаю, все те, у кого силы нет, думают так о тех, у кого она есть, – задумчиво произнес Эрасциус. – Мирные жители, погубленные тем, кого ваш народ называет Ночным убийцей. Ваши кланы, которые вырезал ваш собственный император. Ваша императорская армия, когда мы одолели ее. Так устроен этот мир, Сун Лянь.

Она презирала то, как он произносил ее имя – почти правильно, от чего ей хотелось вырвать ему язык. Она презирала то, как Королевский маг рассуждал, – будто у всего, что он и его люди сделали с ней и ее близкими, имелась какая-то причина. Больше всего она презирала то, что в его словах имелась доля правды.

Глаза Эрасциуса блеснули, когда он наклонился к ней.

– Ну так что, моя певичка? Сыграешь для меня?

8

Тот, кто принимает решения, руководствуясь эмоциями, проигрывает войну.

Генерал Гаджи Улу Керцын из клана Джошеновой Стали, «Классика войны»

Запах лилий еще долго оставался с ним после ее ухода. Он легко мог наложить печать на грудь, чтобы заживить порез. Нацелившись на грудную клетку, Лань ослабила его связь с Черной Черепахой кинжалом, который, как было уже известно, разрезал демоническую ци. Лезвие соприкоснулось с его энергией, но не вошло достаточно глубоко, чтобы окончательно разрушить ее. Цзэнь помнил, как учил Лань пользоваться этим самым кинжалом, как касался ее пальцев и как поднес кончик к своей груди и приказал не промахиваться.

Только ей одной не нужно было оружие, чтобы пронзить его сердце.

Он скорчился у стены дома, жадно глотая холодный ночной воздух, обхватил голову руками.

Она ненавидела его. Конечно, ненавидела. Он видел это в ее глазах – боль, ярость и нежелание прощать. Цзэнь не хотел видеть, как она плачет, а уж тем более становиться причиной ее слез. И он никогда не хотел ранить ее.

Цзэнь выдохнул через крепко сжатые зубы. Он думал, что ради высшего блага оставил все позади, обрубил нити к прошлому и сопровождающим его эмоциям… но, боги, что тогда это было? Увидеть Лань было равносильно ране, которая раз за разом начинала кровоточить. Ее поцелуй напоминал глоток свежего воздуха для тонувшего. А теперь воды сомкнулись над его головой, и он не мог выплыть.

Ему не следовало приходить. Чего он ждал, когда разыскивал ее, чтобы спросить об Алом Фениксе? Он предал ее, пусть и случайно, но это он привел врага к дому, который она так любила.

Убил отца, которого она едва успела найти.

Внимание Цзэня привлек сдвиг ци, но речь шла не о тошнотворном давлении металла, который появлялся вместе с элантийцами. Нет, то был призыв. Кто-то звал его с вершины Светлой горы Ошангма.

Цзэнь поднялся на ноги, Он слышал зов, такой же призрачный, как свист ветра – голос, произносящий его имя.

Тэмурэцзэнь… Тэмурэцзэнь…

Кожа покрылась мурашками.

«Отец, – подумал Цзэнь. – Мама».

То были голоса его родителей. Они скатывались вниз со слабым лунным светом, пробивавшимся сквозь облака.

Притягиваемый какой-то неведомой нитью, он пошел на звук. За какие-то полперезвона улицы опустели. Элантийских патрульных нигде не было видно, как если бы по чьей-то неведомой команде они растворились в ночи. В течение пути, по которому он следовал, была вплетена еще одна нить ци, подобно утку[5]5
  Нить, идущая от кромки к кромке, и именно способ ее закладки определяет тип плетения, фактуру и блеск ткани.


[Закрыть] в гобелене. Эта энергия была ему слишком знакома, она въелась в его память смехом, как перезвон серебряного колокольчика, блеском черного шелка волос и изгибом ярких глаз.

Цзэнь понял, что что-то не так, только когда миновал заросли елей и наткнулся на мерцающие остатки Пограничной печати. Куски ци были разбросаны по камням как паутина. Пограничную печать не открыла ключом аккуратная рука практика, ее скорее взломали, причем неуклюже, яростно разорвав на части там, где она не поддалась.

Вдобавок к этому Цзэнь обнаружил еще один поток ци, разрушающий гармонию ночи.

Металл.

Стоило ему определить ее, как энергия взорвалась, низвергаясь с вершины горы подобно лавине. Цзэню показалось, что в жуткой тишине, что царила теперь в Наккаре, он услышал чей-то крик.

Лань.

Он сорвался с места: пока он несся по горным ступеням, ветер свистел в ушах, а звезды над головой расплывались. Он чувствовал, как ци достигла своего пика в знакомой песне, которая навевала воспоминания. О деревне под дождем. О девушке, играющей на окарине, и о звездах, отражающихся в ее глазах.

Цзэнь взобрался на вершину. От увиденного он едва не рухнул на колени.

Лань была на самом краю. Металлические кандалы змеились по ее прикованным к скале лодыжкам и запястьям. Она играла на окарине, и свечение звездных карт смягчало ужас и слезы на ее лице.

На мгновение, всего лишь на мгновение, Цзэнь посмотрел на парившие над ними карты, ведущие к четырем Богам-Демонам. На сияющий алым квадрант, что мерцал, как языки пламени, отпечатавшись в небе. На взмах огромных крыльев и хвост, что принадлежали Алому Фениксу.

Цзэнь также заметил, что звезды над головой сливались с теми, что изображались на карте.

В тот момент, когда карты погасли, позади Лань шевельнулась тень. Цзэнь отвел взгляд от неба, но карта, ведущая к Алому Фениксу, сохранилась в его сознании.

Эрасциус, чьи зубы сверкнули так же, как отблеск лунного света на его клинке, посмотрел на Цзэня.

– Ах, – мягко начал он. – Вот мы и встретились вновь. Что же случится на этот раз? Используешь ли ты силу своего Бога-Демона в полной мере, лишь бы убить меня, Ксан Тэмурэцзэнь?

Цзэнь провел циклы за изучением элантийского, чтобы использовать его, отправляясь на задания, которые давал ему Дэцзы. Этот язык всегда будоражил его кровь, вызывал воспоминания о подземелье, об острых скальпелях и бледных руках в темноте.

Он потянулся к своей ци. Он все еще был практиком Школы Белых Сосен, так что мог сражаться и без помощи Черной Черепахи.

– Цзэнь, не смей.

Когда он повернулся к Лань, ничто другое не имело значения. Эрасциус притянул ее к себе; металлические кандалы, словно змеи, сползли с ее конечностей и исчезли в браслетах, что Зимний маг носил на запястьях. Он сжимал Лань как какую-то куклу, приз, а кончик его меча впивался в изгиб ее шеи.

Сердце Цзэня сжалось, ярость полыхнула в венах.

– Лань…

– Он приказал солдатам окружить Наккар. – Она говорила отстраненно, будто то, что они обсуждали, совсем не угрожало ее жизни. Как если бы один из завоевателей не поднес клинок к ее горлу. – Речь не только о Наккаре, но и о других городах. Если ударим в ответ, погибнут невинные.

– Ну так позволь им умереть, – прошептал слабый голос в темном и затуманенном сознании Цзэня. – У войны своя цена. Зачем нужна сила, если не для того, чтобы защитить тех, кого любишь?

От того, как Бог-Демон перевернул произнесенные Лань слова, у Цзэня свело желудок. Нет, он не станет таким, как Ксан Толюйжигин. Не станет бездумно использовать силу, приносить никому не нужные жертвы.

– Вы, хины, – вздохнул Эрасциус. – Всегда такие благородные. Силы не получить без жертв. Победы без смертей не бывает.

С этими словами он ударил Лань в висок рукоятью своего клинка и столкнул ее с обрыва.

Цзэнь не думал. Даже не моргнул.

Ветер ударил в лицо, когда он прыгнул вслед за Лань, размытым пятном теней и очертаний, ветвей деревьев и выступающих скал. Она падала прямо перед ним, а ее бледное одеяние трепетало в лунном свете. Он чувствовал, как внутри нее просыпается демоническая энергия: от ее кожи, как и вокруг нее, исходило серебряное свечение, словно кокон ее окутали очертания огромного змеевидного существа.

Цзэнь знал, что Бог-Демон спасет Лань, но когда дело касалось этой девушки, он просто не мог мыслить логически. Не мог стоять и смотреть, как любимая падает с обрыва.

В любой жизни, следующей или через тысячу других, Цзэнь прыгнул бы следом.

Он направил ци к ногам, падая все быстрее и быстрее… Он чувствовал энергию приближающейся твердой земли и деревьев. Такими темпами Лань могла упасть раньше, чем он успел бы ее догнать.

Сжав зубы, он снова подтолкнул себя вперед и протянул руки. Ветер завывал в ушах. Земля все приближалась. Кончиками пальцев Цзэнь задел сначала ткань рукава Лань… а затем поймал ее за запястье и притянул к себе.

Земля разверзлась перед ними. Цзэнь знал, что не умрет, ведь Бог-Демон внутри него был обязан защищать его жизнь. Но у него не осталось ни пространства, ни времени, прежде чем Черная Черепаха вырвалась на волю.

В ожидании силы Бога-Демона он резко повернулся, чтобы выбросить максимум ци и создать печать.

Но этого не произошло.

С треском Цзэнь врезался в землю и за мгновение до того, как его мир погрузился во тьму, почувствовал острую боль от того, что каждая косточка в теле разлетелась на куски.