Текст книги "Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу"

21

Все окончания находятся в начале.

Хинская пословица

Прогуливаясь по песку, они вели беседу. Воспоминания о предательстве Цзэня все еще были слишком свежими, поэтому поначалу Лань молчала, не решаясь рассказать о своем путешествии. Так что впервые со дня их знакомства Цзэнь оказался более разговорчивым.

Он говорил о своем детстве в степях, о том, как его двоюродные братья крали друг у друга кобылье молоко, как по ночам они выбирались из юрт, чтобы читать созвездия. Лань слушала ровный, низкий тембр его голоса, время от времени бросая на него мимолетные взгляды. Когда Цзэнь говорил о родине, его профиль освещал лунный свет, а в глазах, казалось, танцевали звезды.

– Я никогда не учила созвездия, – сказала Лань. – Но учила стихи и сонеты… а еще арифметику. – Она скорчила гримасу.

Цзэнь взглянул на нее и ответил:

– В звездах так много историй. Давай я покажу. – К ее удивлению, он плюхнулся там же, где и стоял, устроившись на мягком белом песке. А потом улыбнулся. – Ложись.

Он все еще держал в руках «Классику Богов и Демонов», и та напоминала о неизбежности, которую они откладывали на потом. Все так и было: небольшой промежуток времени, взятый взаймы.

Она прилегла рядом с Цзэнем, чувствуя, как песок забивается в волосы и щекочет шею. Они находились близко, но не касались друг друга. Краем глаза Лань видела, как от дыхания поднимается и опадает его грудь. Когда Цзэнь заговорил, его голос будто звучал из-под земли, обволакивая ее. Он указывал на звезды и рассказывал истории – о сироте и медведе, о золотой стреле, об охотнике и жеребце – и Лань осознала, что то были предания Мансорианского клана. От нее не укрылся тот факт, что Цзэнь был единственным, кто знал их.

– Мама говорила, что звезды хранят свет наших душ после перерождения, – сказала Лань.

Мгновение Цзэнь молчал, пока наконец не ответил:

– Мне хотелось бы в это верить.

– Мне тоже. – В сердце Лань зародилась боль, так что она продолжила: – Чем, думаешь, мы занимались в других жизнях?

Над ними мерцали звезды, бесчисленные, наполненные бесконечными возможностями.

– Хмм. Ты бы все еще разбивала чайные чашки об мое лицо…

– Это была самооборона! – воскликнула Лань.

– …и купалась в источниках Священных Лунных Вод…

Она повернулась, чтобы игриво толкнуть его.

– Как я должна была понять? Они же не поставили табличку «Священные воды из слез луны. Пить и купаться запрещено».

– …и красть пирожки со свининой из кухни, – как ни в чем не бывало продолжил Цзэнь с блеском в глазах и нарастающим весельем в голосе. – Танцевать на снегу и насмехаться над моим пением, говорить мне, что я слишком серьезный и мне нужно хоть иногда улыбаться…

Цзэнь замолк и повернул голову так, что они оказались лицом к лицу.

Они находились так близко, что Лань могла сосчитать его ресницы, рассмотреть песчинки, которые застряли в его волосах и теперь сверкали как жемчужная пыль. И внезапно, глядя ему в глаза, Лань почувствовала, что падает, что мир перевернулся, а они, подхваченные звездами, взмыли в небо.

Она не посмела отвести взгляд.

Цзэнь тоже этого не сделал.

– Будь у нас другая жизнь, – мягко произнес он, – чего бы тебе хотелось?

Эти слова казались такими интимными, что по ее телу пробежала дрожь. Ответ, такой же четкий, как полет стрелы, засел глубоко внутри. Лань прикрыла глаза.

– Я хотела бы, чтобы мой отец вместо того, чтобы прятаться, остался со мной и мамой, – пробормотала она. – Я хотела бы, чтобы мои родные были счастливы. Есть лунные пряники на каждое осеннее солнцестояние и праздновать смену цикла, украшая дом красными фонариками. Я хотела бы увидеть мир без войны.

И мне бы очень хотелось любить тебя без необходимости выбирать другой путь.

Но, конечно, она не могла этого сказать, так что просто закончила свой монолог вопросом «А ты?» и открыла глаза.

Цзэнь все еще смотрел на нее. В его черных зрачках Лань могла видеть себя, девушку в белом, освещенном луной наряде. В них же она, кажется, увидела часть ответа на свой вопрос.

– Мне бы хотелось того же, – вздохнул Цзэнь.

Его сердце колотилось так быстро, словно в любой момент готово было выпрыгнуть из груди.

– Уже поздно, – прошептала Лань. – А нам еще читать древний трактат.

– Такое ощущение, будто мы вернулись в Школу Белых Сосен и ты, как всегда, должна прочитать что-то в последний момент, – протянул Цзэнь с задумчивой улыбкой. От нее не ускользнула скрытая в его словах тоска.

Они сели и принялись вытряхивать песок с волос. Ночь окончательно опустилась на город, и бумажные окна Шаклахиры стали темными.

Цзэнь положил между ними «Классику Богов и Демонов». Она безобидно лежала на песке, а ее заголовок, казалось, светился. Цзэнь взглянул на Лань, положив руку на обложку.

– Вместе? – спросил он.

Она наклонилась и положила свою руку поверх его.

– Вместе.

Книга изменилась. Цзэнь уставился на первую страницу, уверенный, что глаза его обманывают. Вместо статей о силе и Мансорианских печатей для демонических практик, которые он так кропотливо переводил, на первой странице теперь расположились название и картинка, как если бы он взял в руки сборник сказок.

Цзэнь вернулся к обложке и выдохнул. Он открыл трактат с белой стороны, на той половине, что украл ХунИ.

Он уже хотел было перевернуть книгу, когда Лань остановила его.

– Подожди, – сказала она. Ее легкие, холодные пальцы коснулись его запястья, и Цзэнь позволил ей передвинуть его руку обратно, чтобы снова открыть трактат.

Присмотревшись внимательнее, он осознал, что рядом с каждой колонкой мансорианского текста появился хинский перевод. ХунИ или тот член императорской семьи, кто украл трактат, перевел «Классику Богов и Демонов».

«Зачем императорам тратить время на перевод какой-то сказки?» – подумал Цзэнь.

Тем не менее Лань с широко открытыми глазами смотрела на текст.

– Начало и Конец, – прочитала она вслух. Когда Лань наклонилась, чтобы рассмотреть картинку, волосы упали ей на лицо, и у Цзэня вдруг возникло ощущение, что они сидели в одной из комнат Края Небес и готовились к занятиям. Он поспешил опустить взгляд на страницы.

На первом рисунке тушью был изображен одетый в пао шаман. Он стоял на холме и смотрел в ночное небо. Картина была разделена на четыре части, символизирующие четыре времени года: весеннее цветение и летние травы, сменяющиеся осенними листьями, а после – зимней белизной. Шаман стоял ровно посередине, наблюдая, как меняются земли, наступают приливы и отливы течений этого мира.

– Наша земля – земля войн и возрождений, – прочитала Лань, водя пальцами по строкам. Она перелистнула страницу: на следующей иллюстрации были изображены заполонившие луга армии. Цзэнь почти слышал, как дрожит земля под копытами лошадей, как звенит сталь и как кричат идущие друг против друга кланы.

– Земля жизни и смерти, – продолжил он читать. – Земля инь и ян, власти и стремления к жизни, сменяющихся со взлетом и падением цивилизаций. И в центре всего этого ци.

Так начиналось священное писание. Они перелистывали страницы, читая по очереди. Их голоса, иллюстрации и сам текст слились воедино, возвращая древнее предание к жизни.

– Луч солнца упал, как жидкие угли, – с удивлением прошептала Лань. – Осколок луны, подобный белому нефриту, капля звезд, подобная слезам, и водоворот ночи, будто чернила. – Она изумленно подняла глаза. – Цзэнь, это же точь-в-точь «Баллада о Последнем царстве», помнишь? Певички из чайного домика пели ее тем вечером, когда мы впервые встретились.

«Как я мог забыть?» – хотелось сказать ему, но он только кивнул. Помнила ли Лань каждую мелочь о том вечере, как помнил он? Было ли их знакомство выгравировано в ее сердце, как и в его… момент, когда все, казалось, пришло в движение, дало всему старт?

«Начало и конец», – вспомнилось ему название сказки, и в груди стало тесно. Так что он продолжил читать:

– Шаман протянул руку, и сила богов впиталась в его вены. В тот же миг, когда связь была установлена, налетел ветер и вспенился расположенный неподалеку океан; взметнулось пламя, земля разверзлась у шамана под ногами. Боги благословили смертных, дали им ци, силу мира и энергий, из которых состояли сами. Передав частичку себя первым шаманам, они показали, как взращивать ци. И все же этого оказалось недостаточно.

На следующей странице черный дым клубился над равнинами, пока вымпелы кланов развевались на ветру, готовые быть забрызганными кровью. Тела горели, дети кричали, а вдовы рыдали – и за всем этим со своих концов небес наблюдали Боги-Демоны.

Лань продолжила:

– Так первые практики-шаманы достигли небес и предложили свои души Богам… – Лань, которая все еще держала Цзэня за запястье, судорожно вздохнула, и он почувствовал, как напряглись ее пальцы. – …и так демонические практики создали Богов-Демонов.

Цзэнь перевернул ладонь так, чтобы их пальцы переплелись. С сердцем, колотящимся где-то в горле, он крепко сжал руку Лань. Они разбирались с этим вместе, так было с самого начала. Наконец-то перед ними лежала та часть истории, которой постоянно не хватало.

Когда-то Боги-Демоны были просто богами.

Они спустились с небес, чтобы связать себя со смертными, которые так жаждали силы.

«Мы сами создали Богов-Демонов», – подумал Цзэнь, пораженный простотой открывшейся перед ними правды.

На странице чернилами были изображены четыре появившиеся из космоса фигуры, слишком хорошо знакомые Цзэню: Алый Феникс, взлетающий из пламени солнца. Серебряный Дракон, материализовавшийся из лунного света. Лазурный Тигр, созданный из звездопада. А затем, когда не осталось ничего, кроме ночи, из тени выползла Черная Черепаха.

Под ними танцевали практики, переплетающиеся с Богами-Демонами. Разразились междоусобицы, пролилась кровь, и четыре Бога-Демона ожесточились, нахлынули на армии, поглощая погрязшие в войне души, энергии инь, которые пришли с горем, гневом и смертью.

– Время, проведенное в мире смертных, развратило Богов-демонов, – продолжалась история. – Скованные жадностью тех, к кому они были привязаны, и подвергшиеся гневу войн, в которых те участвовали, своей силой Боги-Демоны стали нести лишь разрушение.

Пожары опустошили землю, оползни похоронили деревни, а Боги-Демоны, теперь сеявшие хаос в мире смертных, увеличивались в размерах.

На вершине заснеженной горы снова появился один из самых первых практиков. Он воздел руки к небесам, и те начали светиться от его ци.

Лань ахнула.

– Дао Цзы, – прошептала она, и Цзэнь ощутил, как от этого имени его сердце забилось быстрее. Автор «Книги Пути», философ, разработавший многие принципы практики, один из первых известных шаманов на этой земле.

Написал ли Дао Цзы первый принцип практики, который гласил, что сила не создается, а заимствуется… из-за опасной истории, что приключилась с Богами-Демонами?

– Цзэнь, – позвала Лань, и что-то в ее тоне привлекло его внимание. Она перевернула страницу, и теперь он понял, почему она так крепко сжимала его руку.

На полностью черном листе ярко, как луна в ночном небе, висела печать.

– Убийца Богов, – выдохнул Цзэнь. Он узнал в нем ту печать, которую пыталась создать Лань.

– Сила всегда заимствуется, – продолжалось священное писание, – до тех пор, пока не наступает момент вернуть ее. Силу можно использовать до тех пор, пока не придет пора ее уничтожить.

Под Убийцей Богов корчились четыре Бога-Демона. Их головы были наклонены к свету, исходящему от печати. И когда Лань и Цзэнь снова перелистнули страницу, им показалось, что сказка развернулась в обратном направлении. Алый Феникс снова превратился в каплю солнца, а Серебряный Дракон – в полумесяц; Лазурный Тигр растворился в звездах, а Черная Черепаха – в ночи.

И на последней странице была изображена такая же иллюстрация, как и на первой: шаман, облаченный в пао, стоял на утесе и всматривался в ночное небо. В созвездиях проглядывались фигуры четырех богов.

«Конец и начало» – такими словами заканчивалась сказка.

Цзэнь моргнул, будто бы очнувшись от долгого сна. Окружающие их дюны были такими же безмолвными, а когда он поднял глаза, то почти ожидал увидеть в небе четыре отдаленные фигуры.

– Боги, – выдохнула Лань. Дыхание вырвалось из ее рта бледной струйкой. Она тоже возвела глаза к небу.

Какое-то время они молчали, ведь слов было недостаточно, чтобы выразить тяжесть того, что они только что узнали.

Как обычно, первой заговорила Лань.

– Мы сами виноваты, – прошептала она. – Инь человеческих душ, разрушение от войн, ведущихся в нашем мире, опустошило и развратило их ядра. Мы превратили богов в… демонов.

Цзэнь тяжело дышал. Лань была права: все это время ответ лежал на поверхности. Демоны были существами, образованными из избытка инь, к которым относились гнев, разрушение и невыполненная при жизни воля. Все эти эмоции были свойственны людям.

– Нужно было применить Убийцу Богов и вернуть их в круговорот энергий этого мира, – сказал он. – Тогда инь, накопленная в их ядрах, освободится, и некому будет удерживать ее.

– Но императорская семья спрятала Убийцу Богов, – продолжила Лань. – Вот почему порядок был нарушен, и сила Богов-Демонов вышла из-под контроля, стала разрушительной. Вот почему они оставались в нашем мире так долго, а кровопролитие и насилие бесконечных войн развращало их. Их ядра впитывали все это. В течение нескольких тысяч циклов.

– Этого не должно было произойти, – добавил Цзэнь. – Сам Дао Цзы написал об этом. Как в этом трактате, так и в «Книге Пути». Сила может быть создана, только если позже ее уничтожат. Мы нарушили порядок.

Он заметил, что Лань все еще держала его за руку. Она, казалось, обо всем позабыла и, нахмурившись, смотрела на последнюю страницу трактата.

Лань осторожно прикоснулась пальцами к последней иллюстрации, изображающей шамана, глядящего в тихие небеса, и четырех богов, смотрящих сверху на мир.

– Теперь я понимаю, – произнесла она. – Истина, о которой говорила Бессмертная. Истинное предназначение Убийцы Богов. – Когда она повернулась к Цзэню, ее глаза были полны печали. – Это люди привязали к себе богов, превратили их в демонов. А Убийца Богов… Эта печать предназначена не для того, чтобы уничтожить их, а чтобы освободить.

22

Судьба – это незаконченная история двух душ, связанных красной нитью.

Она тянется через жизни, времена и миры в поисках своего вечного конца.

Неизвестные ученые из клана ЮйЭ, «Теории о реинкарнации», глава 1

Двери в комнату Лань оставались открытыми, шелковые занавески колыхались так, что помещение казалось слишком печальным. Когда она и Цзэнь закрыли раздвижные двери, подошвы их ботинок заскрежетали по песку, который занесло внутрь.

Изменилось одновременно все и ничего.

Лань оглядела комнату, которая выглядела вполне обычно: мягкие подушки и одеяла, накинутые на кровать, изысканная мебель из розового дерева, украшенная замысловатой резьбой. Раздвижные двери с другой стороны вели в коридоры Шаклахиры, которые теперь погрузились в сон. Лань представила себе Дилаю, растянувшуюся на кушетке, все еще в ботинках и в обнимку с Соколиным когтем, как ребенок, который не мог расстаться со своей куклой. Она подумала о Чо Тае, который имел привычку бормотать во сне, возможно, отвечая призракам. Не будь в мире войн, стали бы их сновидения ярче?

Она задалась вопросом, какой была бы ее жизнь с Цзэнем в мире, свободном от междоусобиц. Если бы у них было больше времени.

Она вспомнила, какими твердыми и теплыми казались его пальцы, переплетенные с ее… Каким правильным было это ощущение.

У нее разболелась голова; откровение из «Классики Богов и Демонов» внезапно стало невыносимым.

Лань подошла к сундуку в изножье кровати и достала из него кувшин сливового вина.

– Что это? – последовал неизбежный вопрос от Цзэня, который, в изнеможении опустив плечи, сидел в другом конце комнаты. Он выпрямился, а когда она развязала шнурок, удерживавший матерчатую крышку на кувшине, с недоверием уточнил: – Ты что, пьешь?

– Если ты еще не понял, у меня осталось не так много времени, чтобы насладиться сливовым вином, – бросила в ответ Лань и поднесла горлышко к губам. Сладкая и слегка обжигающая жидкость потекла по горлу, наполняя ее приятным теплом. Она подняла глаза и увидела, что Цзэнь смотрит на нее, сдвинув брови.

Лань фыркнула.

– Если собираешься отчитать меня, господин практик…

– Даже не собирался, – с легкостью ответил он.

Лань, прокручивая в голове открытия, которые они только что сделали, прикрыла глаза.

«Богами-Демонами нельзя управлять, не ограничивая при этом их силу», – сказал ей Дэцзы. Она ухватилась за первую часть этой фразы, но никогда не задумывалась об обратном: если у силы Богов-Демонов имелся предел, предназначалась ли она для общего блага?

Страх потерять контроль, наряду с тем, что ей все время твердили, будто демонические практики – это табу, привели к непоколебимой уверенности в том, что Боги-Демоны должны быть уничтожены, а их силу никогда не следует использовать. Путь, противоположный тому, что выбрал Цзэнь.

Однако Дэцзы учил ее находить во всем баланс.

Две стороны одной медали, ЛяньЭр, и где-то в центре всего этого лежит власть.

– Что ты теперь планируешь делать?

При звуке голоса Цзэня она распахнула глаза. Он говорил так, словно слышал ее мысли. Лань покрутила кувшин со сливовым вином.

– Тренироваться в создании Убийцы Богов, а после отправиться на поиски Алого Феникса и Лазурного Тигра. А потом… – Она замолчала, невысказанные слова о конце их собственных жизней повисли в воздухе. Почему-то это казалось таким далеким. Нереальным.

– А ты что будешь делать? – спросила Лань.

– Еще при встрече в Наккаре я рассказал тебе о могущественной армии моего прадеда, которая сохранилась благодаря древней магии. Часть печати, способной пробудить ее, была спрятана в той половине трактата, что украли предки ХунИ. – Взгляд Цзэня остановился на книге, которую он положил на комод из розового дерева. Он взял ее и открыл на странице, которую, казалось, знал наизусть. После этого протянул священное писание Лань.

Знак доверия. Намек, что в этот раз между ними не будет тайн.

Лань подошла ближе. Каждый ее шаг приравнивался к удару сердца. Поставив кувшин на комод, она взяла книгу из рук Цзэня.

Лань не могла прочитать письмо, которое изящными изгибами и петлями вертикально скользило по пергаменту вниз, поэтому просто пролистала потрепанные страницы. Она чувствовала подобный горящему пламени взгляд Цзэня, который следил за тем, как она изучает искусство его клана, его народа.

Лань закрыла книгу и провела пальцем по заголовку, вышитому золотыми нитями, переплетенными с перьями японского журавля.

– Цзэнь, – тихо сказала она. – Почему, чтобы пробудить эту армию, нужна печать из «Классики Богов и Демонов?»

– Потому что эта армия состоит из демонических практиков, – ответил Цзэнь. – И чтобы повелевать ими, я должен привязать их души к моей.

Охвативший Лань ужас вскоре сменился гневом. Она впилась ногтями в трактат и повторила, делая ударения на каждом слоге:

– Демонические практики.

Он неотрывно смотрел на нее тем стальным взглядом, который означал, что его решение не изменить.

– Это опасно, – продолжила Лань низким голосом. – Ты и сам знаешь. Не только быть привязанным к Богу-Демону, но и использовать давно умерших демонических практиков – настоящее безумие.

– Нет, если я смогу их контролировать. А когда ядро Бога-Демона будет освобождено, Всадники Смерти тоже перестанут существовать.

– А что, если ты потеряешь над ними контроль?

– Тогда ты положишь этому конец, – ответил он, как если бы это было само собой разумеющимся.

– Ты говоришь так, словно воссоздать Убийцу Богов – плевое дело. – Ее голос дрогнул. Как будто мне будет легко лишить тебя жизни. – Я на такое не согласна.

– Я сделаю это с тобой или без тебя. Я не могу совершить ту же ошибку, что и на Краю Небес. Теперь, когда у нас есть Убийца Богов, я сделаю все, чтобы мои старания оправдались, чтобы в этот раз все точно получилось. Я уничтожу элантийских завоевателей так, что у них не останется возможности вернуться. И если для этого мне придется вызвать армию демонических практиков, то так тому и быть. – Цзэнь помолчал в ожидании ответа, но когда Лань ничего не сказала, продолжил: – Я предпочел бы сражаться вместе с тобой, но не могу ждать, пока ты изменишь свои взгляды. С каждым днем Черная Черепаха контролирует меня все больше и больше. У меня нет времени.

Лань раздраженно взглянула на него. Она дышала так тяжело, как если бы до этого бежала.

– Ты не оставляешь мне выбора.

– Да, – пристально посмотрел на нее в ответ Цзэнь.

Она снова взяла кувшин со сливовым вином и сделала глоток, жалея, что не может вместо этого разбить сосуд об голову Цзэня. Он нахмурился из-за резкости ее движений, но продолжил:

– Я отправлюсь в Тяньцзин. – Он использовал хинское название Небесной столицы, которая была переименована элантийцами как «Город короля Алессандра». – Именно там заседают элантийские лидеры и высокопоставленные королевские маги. Только благодаря им наши завоеватели настолько сильны. Только из-за них двенадцать циклов назад хины проиграли. Избавившись от большинства королевских магов, мы сможем вынудить верховного губернатора сдаться, а элантийцев отступить.

Лань одарила его насмешливым взглядом:

– Отрезав голову змее…

– …расправишься с телом, – закончил Цзэнь. То был афоризм из «Классики войны». – Ты еще не все забыла.

– Я же говорила, что быстро учусь.

Улыбка Цзэня погасла.

– Я помогу тебе выследить Тигра и Феникса. Сначала уничтожим их, а потом направимся в Небесную Столицу, чтобы избавиться от элантийцев и их режима. – Он помолчал, а потом произнес уже тише: – Пожалуйста, согласись с моим планом. Одному мне с этим не справиться. Пока я буду сражаться с королевскими магами и их армией, ты проберешься в Небесный дворец, где восседает верховный губернатор, и обсудишь с ним условия капитуляции. После этого… Я склонен полагать, что после такой битвы сил в моем ядре не останется, поэтому, когда я потеряю контроль, ты прикончишь меня.

Острая боль сковала грудь Лань. Она вернула «Классику Богов и Демонов» Цзэню, а сама сделала еще один глоток из кувшина. Комната подернулась дымкой, но ей это даже нравилось. Все лучше, чем растерянность, которую она испытывала от того факта, что сила демонов и Богов-Демонов, которую ее учили ненавидеть, теперь могла стать единственным шансом на освобождение их народа.

– Лань, – начал Цзэнь, но она прервала его.

– Почему ты не рассказал о своем великолепном плане Дилае? Уверена, она была бы в восторге сражаться с тобой, Черной Черепахой и твоей армией демонических практиков.

– Лань, – повторил Цзэнь, и что-то в его тоне вынудило ее взглянуть на него. – Не рассказывай им. Дилая и Чо Тай… они никогда не примут меня, как и идею сражаться бок о бок с вернувшимися с того света демоническими практиками.

– Но я тоже. Я не прощу тебе этого, Ксан Тэмурэцзэнь. Ведь ты связываешь мне руки.

Он внимательно смотрел на нее поблескивающими в тусклом свете глазами.

– Но если у нас все получится, царство, как и его народ, будет освобождено, а Боги-Демоны вернутся туда, где им и место. Разве не этого ты хотела, Сун Лянь?

Лань сократила оставшееся между ними расстояние, занесла руку и дала Цзэню пощечину. Хлопок отдался эхом в тишине.

Цзэнь прижал руку к щеке. Он остался сидеть на стуле, но поднял ей навстречу лицо.

– Можешь спустить на меня всех собак, если от этого тебе станет легче, – сказал Цзэнь. – Я это в любом случае заслужил.

– Ненавижу тебя, – прошептала Лань. Глаза покалывало, и она не могла контролировать вдохи, теперь ставшие более короткими и резкими.

Поколебавшись, Цзэнь опустил руку.

– Знаю.

Она сердито смахнула предательские слезы, покатившиеся по щекам. Он отстаивал все то, против чего она выступала. Цзэнь нарушил все заветы Пути, убил и забрал чужую душу во благо своей, привязал к себе Бога-Демона, а теперь предлагал прибегнуть к помощи демонических практиков.

Но все это… возможно, было единственным способом спасти их царство.

Когда-то она сказала ему, что они вынуждены выбирать меньшее из двух зол. Извлечь из них максимум пользы. Может, другого пути действительно не было.

Что бы сказала ее мать? Что бы сказал Дэцзы? Лань прикрыла глаза. В данный момент она отдала бы все, лишь бы услышать их наставление, лишь бы они сказали, правильное ли она принимает решение.

Но мамы, как и Дэцзы, больше не было.

– Я тоже не хотел бы, чтобы все так сложилось, – тихо произнес Цзэнь. Он склонил голову так, что она могла видеть только темные полумесяцы, очерченные ресницами на его щеках. – Если бы у меня был выбор, то я не пошел бы по этому пути. – На его лице мелькнула невеселая улыбка, а когда он продолжил, то говорил скорее с самим собой, чем с ней. – В самые темные моменты, особенно по ночам, когда воздействие Черной Черепахи становилось невыносимым, знаешь, что мне помогает? Мысли о жизни, которая у меня могла бы быть, без войны, завоеваний или Богов-Демонов. Я думаю о жизни, которую выбрал бы, если бы мог начать все сначала. Это была бы хорошая жизнь. Жизнь, в которой я придерживался бы Пути, как мастер школы практик. И каждый раз, представляя это, я видел тебя рядом со мной, Сун Лянь.

Она знала, что они думают об одном и том же: о парне и девушке в туманной, спрятанной под дождем горной деревушке, лежащих вместе в пустой комнате.

– Не говори этого, – прошептала она надломленным голосом. – У тебя нет права говорить подобное.

Они соприкасались коленями, Лань все еще не опустила руку, которой ударила Цзэня. Слабый лунный свет, пробивавшийся сквозь бумажные ставни, покрывал его волосы жемчужной пылью.

Лань наклонилась и поцеловала Цзэня. Поначалу, застыв от удивления, он издал гортанный звук, но после пришел в себя и обхватил руками ее лицо. Его губы были солеными, ее язык – сладким от сливового вина. Он поцеловал ее в ответ с едва сдерживаемым голодом, так непохожим на вежливого, отстраненного Цзэня, которого она всегда знала.

Лань любила его. Когда-то она влюбилась в него, потом возненавидела. Однако этой ночью, когда они лежали под звездами и Цзэнь с душераздирающей тоской рассказывал о своей родине и семье, которую он потерял, ее чувства вспыхнули вновь.

Возможно, именно это заставило Лань отстраниться и озвучить мысль, которая уже сформировалась в ее голове, но была настолько эгоистичной, что девушка не хотела признаваться в этом даже самой себе.

– Я кое-что не рассказала тебе о Богах-Демонах.

Цзэнь моргнул. В какой-то момент во время поцелуя его руки опустились на ее талию.

– Я слушаю.

– Думаю, существует способ разорвать сделку. – И Лань поделилась воспоминанием, которое видела в голове принца. – Феникс сказал, что по взаимному согласию сделка может быть расторгнута, а душа связавшего себя с Богом-Демоном освобождена. Если кто-то еще захочет… если Бог-Демон согласится… – Она сглотнула.

Цзэнь посмотрел ей в глаза, и его лицо смягчилось от понимания. Положив одну руку на поясницу Лань, он придвинул ее к себе. Другой же потянулся к ее лицу, погладил по волосам.

– Мы могли бы разорвать наши сделки, позволить кому-то еще занять наши места, а потом использовать Убийцу Богов? – мягко спросил он. – Если такое и правда возможно, ты смогла бы спокойно жить, зная, какой выбор мы сделали?

У Лань защипало глаза, фигура Цзэня стала размытой. Она уже знала ответ.

Она почувствовала, как он провел большим пальцем по ее щеке, чтобы вытереть слезы. Затем его дыхание коснулось ее волос, когда он прижался губами к ее коже, стирая поцелуями мокрые дорожки. Точно так же, как делал когда-то в горной деревушке, спрятанной под дождем и туманом.

Теперь Лань уже не сдерживала рыданий. Ее эмоции говорили о том, что все это было реальным: парень, которого она полюбила, был все еще здесь. И от этого становилось только больнее.

– Пожалуйста, не плачь, – прошептал Цзэнь. – Даже если мне суждено провести с тобой только эту ночь, Сун Лянь, она все равно будет лучше целой жизни без тебя.

Их губы встретились, и Лань запустила пальцы в его волосы. Мир слегка покачнулся, когда она, чтобы не упасть, уперлась ногой в стул между ног Цзэня, а он схватил ее за плечи, чтобы поддержать. Затем он скользнул руками вниз, к бедрам Лань, и она опустилась к нему на колени.

Лань почувствовала, как Цзэнь резко втянул воздух. Они и раньше находились так близко, но не до такой степени провокационно. Тем не менее, поймав губы Цзэня, наслаждаясь его вкусом, Лань обнаружила, что совсем не переживает из-за этого. Они потеряли столько времени, которого у них не было, полагая, что находятся по разные стороны баррикад, когда на самом деле всегда шли к одной цели. Они сами являлись двумя сторонами одной медали.

Цзэнь застонал, а затем схватил Лань за руки и отстранился.

– Лань, – прерывисто произнес он. – Не испытывай мою целомудренность.

Проведя пальцами по его рукаву, она подняла амулет на красном шнурке. Цзэнь моргнул: он даже не заметил, как она взяла его.

– Если хочешь провести со мной жизнь, Ксан Тэмурэцзэнь, – начала она, – тогда поклянись этой ночью, что найдешь меня в следующем перерождении.

Его глаза казались темными лунами, когда он сжал руку Лань, накрыв кулон, который когда-то ей подарил. Единственная оставшаяся от его клана вещь предназначалась для того, с кем он хотел провести всю жизнь. Красный шнурок символизировал нити судьбы, которые связывали две души через миры и жизни. Будучи соединенными, они могли вновь отыскать друг друга. И неважно, сколько времени на это потребовалось бы.

Цзэнь забрал у Лань кулон и обмотал шнурок вокруг ее запястья. Затем он просунул пальцы между нитями так, что они смогли соединить ладони, связанные красной нитью. Приблизив свое лицо к ее, он произнес:

– Сун Лянь, я люблю тебя. Я желаю последовать за тобой и в следующую жизнь, и в десять тысяч тех, что будут после нее.

Лань посмотрела на их руки, на красную нить кулона, свисающую между их сцепленными ладонями. У них не было ни семей, ни мастеров, ни старших, у которых можно было бы попросить благословения… никого, кроме них самих, но этого оказалось достаточно.

Свободной рукой она потянула за шнурок, обматывая их ладони так, чтобы они были неразрывно связаны.

– В этой жизни и в следующей, как и в тысячах других, я выберу тебя, – прошептала Лань и произнесла его имя, его полное имя. – Ксан Тэмурэцзэнь.

Она нежно убрала прядь волос, упавшую ему на глаза, и погладила большим пальцем линию его скулы. Попыталась представить, как в другое время, в другом мире вежливый молодой человек, которого она встретила в Хаак Гуне, облаченный в черные элегантные одежды, стучится в двери усадьбы, чтобы навестить ее. Они обсуждали бы философию, историю и музыку за чашкой дымящегося чая с хризантемами, чашкой, которую она не разбила бы об его голову.