Текст книги "Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу"

17

Долг правителя не в том, чтобы быть любимым, а в том, чтобы стать настолько могущественным, чтобы ему повиновались.

Диссертации Первого императора

Династия Цзинь, Срединное царство

Цикл 1

С тех пор как Цзэнь проглотил Семя Ясности, он не использовал силу Черной Черепахи. Тем не менее в утреннем свете за пределами дворца, построенного на крови простых людей, он поразился тому, как легко призвал ци Бога-Демона. Впервые с момента заключения сделки его собственное ядро трещало от силы, и он сам был у руля.

Он окинул взглядом открывшуюся перед ним сцену: облаченный в красное одеяние мужчина, чье ядро, как он чувствовал, было наполнено силой и жизнестойкостью… Силой и жизнестойкостью, которые он украл у сотен, тысяч или даже больше душ.

– Чжао ХунИ, – тихо произнес Цзэнь, пробуя это имя на вкус.

Алый Феникс расправил крылья колоссальных размеров. Цзэнь прищурился, и языки пламени изменились: стали золотыми вымпелами с эмблемой императорской армии на фоне ярко-голубого неба. Запах крови и крики ужаса сотрясали воздух.

Да, имя императорского наследника действительно ощущалось на губах Цзэня вкусом древней ярости, укоренившейся глубоко в костях.

– Ах, – протянул ХунИ. Он говорил как рожденный среди силы и достатка, который получал все, что только мог предложить этот мир. – Рискну предположить, Ксан Тэмурэцзэнь? Наследник давно исчезнувшего Мансорианского клана. – Рот принца искривился в усмешке, когда его взгляд метнулся к Черной Черепахе, нависшей над Цзэнем, словно тень в ночи. – Какая честь.

Гнев был глубокой, зияющей пропастью внутри Цзэня. Если он упадет, то уже не выберется обратно. Он почти слышал голос Дэцзы:

– Успокой бурю эмоций. Нельзя плыть по беспокойному океану.

– Нет, – медленно ответил Цзэнь. – Это честь для меня. Честь положить конец тебе и кровавой тропе, которую ты и твоя семейка проложили на этой земле.

– На твоем месте я бы не стал так легко рассуждать о «кровавой тропе», – вскинул бровь ХунИ. – Правнук Ночного Убийцы.

Гнев Цзэня разгорелся сильнее. Он перевел взгляд с самодовольной ухмылки императорского наследника на книгу, которую тот держал в руках. Обычный том в кожаном переплете, со знакомой печатью на обложке.

Вторая часть «Классики Богов и Демонов».

После применения Семени Ясности Цзэнь отследил местоположение Алого Феникса по звездной карте, которую Лань показала Эрасциусу той ночью, на вершине Светлой горы Ошангма. Ему пришлось нелегко: Пограничная печать, которую ХунИ и Феникс наложили на Шаклахиру, скрывала любую находившуюся здесь ци. Именно поэтому это место оставалось в секрете последние двенадцать циклов.

Именно лотосы в источнике подсказали Цзэню, что он пришел в нужное место. Если верить Безымянному мастеру, члены императорской семьи постоянно употребляли Семена Ясности. Теперь же Цзэнь осознал, что они нашли способ и выращивать их. Один только вид золотых семян вызывал у него приступ тошноты. Он подумал о душах, которые были необходимы, чтобы создать столько семян.

Императорская семья выживала на крови тех, кого обязана была защищать.

Демон в Источнике Полумесяца отвлекся, когда Цзэнь неожиданно проскользнул внутрь. Находясь под водой, он наложил на чудовище печать, позволяющую контролировать его. Он видел, как ХунИ создал ключ, чтобы распечатать вторую половину «Классики Богов и Демонов».

После этого принц начал чертить печать, которая привязала бы к нему чужую волю и силу… Печать, которую Ксан Толюйжигин использовал на своих Всадниках. То был ключ ко всему, что Цзэнь искал: к армии демонических практиков, к возможности побороть элантийцев и вернуть царство.

Теперь все это находилось в руках наследника семьи, которая уничтожила его клан.

Цзэнь обнажил Ночной огонь. Пока он черпал энергию Черной Черепахи, воздух пустыни потрескивал от мороза. Тени позади него разверзлись, становясь шире и темнее.

– Сун Лянь. – Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать – она сидела у него за спиной, наблюдая за происходящим. – Отойди подальше.

– Нет, – послышался ее голос, такой же мелодичный, как звон колокольчиков. Однако смех, который когда-то сопровождал его, угас. Он услышал ее приближающиеся шаги. – Не тебе говорить мне, что делать. У этого мерзавца есть нужная мне вещица.

Краем глаза Цзэнь увидел, как она поравнялась с ним. Одну руку она положила на правое бедро, где, как он знал, покоился Тот, Что Рассекает Звезды; левую же руку Лань, готовая защищаться, держала перед собой. Цзэнь догадывался, что в ней она сжимала окарину.

Хотя ни то, ни другое не поможет им победить их общего противника.

ХунИ стоял спиной к своему дворцу, под Фениксом, словно в самом сердце пламени. Его пао трепетало алыми лентами на ветру проносящихся по пескам энергий, длинные волосы развевались, а на лбу виднелся нарисованный киноварью глаз.

Цзэнь зарылся пятками в песок, принимая боевую позу.

– Сун Лянь, – повторил он тихо. – Если кому-то из нас придется прибегнуть к силе Бога-Демона, чтобы побороть принца, пусть это буду я.

Он, Ксан Тэмурэцзэнь, наследник клана, запятнанного трагическим падением Ночного Убийцы, который когда-то продал свою душу, чтобы пойти по пути демонического практика.

Лань не ответила, но он почувствовал на спине ее взгляд, такой же острый, как стрела.

Напротив них Алый Феникс издал боевой клич.

Цзэнь позволил силе Черной Черепахи циркулировать по его телу. Мир одновременно сжался и расширился, стал ограниченным и бесконечным. Он мог рассмотреть каждую звездочку в небе, каждую песчинку, преломляющую тот же свет и ту же энергию. И все же в этот раз все было по-другому. В этот раз он все контролировал сам.

Прилив силы был опьяняющим.

Голос Черной Черепахи прогрохотал по открывшейся между ними связи.

– Мастерство династии императоров, которые так долго удерживали контроль над этой землей, заключается в Искусстве Разума. Будь осторожен, Ксан Тэмурэцзэнь, поскольку я не контролирую твой разум, а значит – не смогу его защитить.

Цзэнь бросился в атаку. Взрыв срикошетил по небу, когда ци Феникса поднялась навстречу ци Черепахи, потрескивая о края Пограничной печати, что скрывала Шаклахиру от остального мира. На мгновение печать дрогнула, и все вокруг замерцало. Цзэнь мельком увидел истинное состояние Шаклахиры: выцветший и постаревший от непогоды дворец, наполовину погребенный в бесплодной пустыне. Он моргнул, и печати Алого Феникса восстановились, вернув на место роскошную яркую иллюзию.

На лбу у Цзэня выступил пот. Улыбка ХунИ, напротив, стала только шире. У него в запасе имелось двенадцать циклов, чтобы практиковаться в использовании силы Алого Феникса… и, судя по лотосам в источнике, бесчисленное множество Семян Ясности, чтобы укрепить свое собственное ядро.

Цзэнь уже чувствовал, как его силы убывают, местами его хватка начинала ослабевать, а разум затуманивали клочья знакомой тьмы и воли Бога-Демона. Если сражение сводилось к испытанию на выносливость, ему было не победить.

Лань бросилась к берегу источника, где без сознания лежал Чо Тай. Какую бы печать ни наложил на него наследник императора, та исчезла, поскольку ХунИ вложил каждую унцию своей энергии в разворачивающееся сражение. Когда небо сотряслось от нового взрыва, Лань создала щит, чтобы прикрыть их.

На пороге дворца показались люди: придворные Шаклахиры, среди которых были охранники, слуги, повара и горничные. Они сбились в кучу, молнии и огонь освещали страх на их лицах.

Из собравшихся выступила знакомая, облаченная в доспехи фигура. Пустой красный рукав развевался у нее за спиной. Ешин Норо Дилая, матриарх клана Джошеновой Стали, подняла изогнутый меч и острым, как лезвие, ци начала чертить Защитную печать между ними и битвой, которая велась у источника.

Цзэнь снова сосредоточился на сражении.

– ХунИ, – позвал он. – Если продолжим в том же духе, то разрушим Шаклахиру, а вместе с ней погубим людей. Как только печать над Шаклахирой будет разрушена, сила Богов-Демонов затронет города, расположенные поблизости. Отдай мне «Классику Богов и Демонов», и я пойду своей дорогой. Город, доставшийся тебе от предков, уцелеет.

ХунИ вскинул голову.

– В этом и заключается разница между тобой и мной, Ксан Тэмурэцзэнь, – произнес он со злобой. – Твоя сила сродни огню, и ты боишься подойти слишком близко, чтобы не обжечься. Но я… – взревел он, и крылья Феникса разгорелись еще ярче и жарче. – Я иду на пламя. Становлюсь им. Если этому миру суждено сгореть, я стану самым ярким огнем из всех.

Настоящее безумие… В то же время именно благодаря этому императорской семье удалось продержаться у власти так долго. За время существования Последнего царства и в предыдущие эры всегда находились желающие завладеть этими землями, но все они пали перед императорскими наследниками. Поскольку конечной целью императорской семьи было не правление этим царством, а сила, ради которой они были готовы сжечь это царство дотла.

– Тем не менее я согласен, – продолжил ХунИ. – Это действительно пора заканчивать. На моих условиях.

Багровый Феникс издал еще один боевой клич и поднялся выше. Кончики его крыльев коснулись земли, оставляя за собой след из расплавленного песка.

Целая гора энергии полоснула по Цзэню. У него едва хватило времени, чтобы наложить Защитную печать – из песка, воздуха, тепла и всех нитей, которые он смог вытянуть из окружающего мира. Целые энергетические слои просто рассыпались в прах перед ци Алого Феникса.

Тревога пронзила его связь с Черной Черепахой. Он услышал шипение Бога-Демона, увидел, как небо сдвинулось, когда огромная тень повернулась, чтобы склониться над ним… Невыносимая боль пронзила голову, прожигая ее насквозь до тех пор, пока не осталась только темнота.

ХунИ улыбнулся, и каким-то образом Цзэнь понял, что оказался в собственном разуме.

Воспоминания, потоки звуков и образов – белые юрты на зеленой траве, окрашенной в красный, едкий запах дыма и крови в воздухе, отдаленные крики скота и людей – замелькали перед ним.

– Нет, – выдохнул Цзэнь.

Дэцзы, его осунувшееся лицо, пустые глаза, остатки ци, исчезающие в небытие по мере того, как из него вытекала жизненная сила…

– Нет…

Ксан Толюйжигин, закованный в цепи и стоящий на коленях у ног императора, со слезами умоляющий пощадить его народ.

Когда реальность смешалась с воспоминаниями, когда наследник убийцы его клана проник в его разум, рыдающий Цзэнь рухнул на землю.

18

Небеса высоко, а император далеко. Нас бросили на произвол судьбы.

Неизвестный, письма из небесной столицы

Последнее царство

Цикл 1424

Лань уловила момент, когда ХунИ использовал Искусство Разума. Она увидела, как Цзэнь отшатнулся, а его ци погасло. Он резко закрыл глаза, выражение его лица стало напряженным из-за того ужасающего воспоминания, которое принц вызвал в его сознании.

Она крепче обняла неподвижного Тая, который лежал в ее руках. Его кожа была липкой и холодной, лицо бледным, но грудь поднималась и опускалась от неглубоких вдохов.

Пока Лань наблюдала за сражением ХунИ и Цзэня, ей в голову пришла идея. Несмотря на явную беззаботность императорского наследника, иногда улыбка сползала с его лица, а губы некрасиво кривились. В этом противостоянии он тратил больше усилий, чем хотел показать… а еще он был так сосредоточен на том, чтобы одолеть Цзэня, что, возможно, не был защищен от атак со стороны.

Возможно, это был ее шанс.

Лань прикрыла глаза и направила чувства за пределы Защитной печати, что нависала над ними. Она прошла по потоку ци на поле боя. Найти энергию разума ХунИ, его мысли и эмоции было так же непросто, как отделить одну конкретную нить в целом гобелене. Она пробилась сквозь приливные волны холодной, темной, демонической энергии Черной Черепахи и почувствовала, как та сменилась жаром и ослепительным светом силы Алого Феникса.

И тут… наконец, Лань наткнулась на нить извращенного восторга и триумфа ХунИ от того, что он влез в разум Цзэня и теперь наслаждался его самыми ужасными и темными воспоминаниями.

Принц был так увлечен, что даже не заметил, как Лань проникла в его голову.

Сцена сменилась. Поле битвы исчезло, когда мимо пронеслись потоки мыслей ХунИ, его похожие на осколки разбитого зеркала воспоминания: облаченный в золото мужчина склонился над кроваткой, в которой плакал младенец; тень огненных крыльев, освещающих комнату; малыш, оплакивающий уход матери и дергающий тяжелые двери; ребенок, сидящий на высоком стуле, а перед ним – целый коридор слуг, стоящих на коленях…

И вот оно – воспоминание о дверях из розового дерева с изображенным на них Алым Фениксом.

Лань направила свою ци навстречу этому образу и окунулась в него. Двери беззвучно открылись.

Она оказалась в большом, великолепном зале императорского дворца: потолки были расписаны золотом, киноварью и лазуритом, стены инкрустированы нефритом и другими драгоценными камнями. В центре всего этого стоял мальчик.

Теперь ХунИ был старше, чем в предыдущих воспоминаниях. На пороге отрочества – возможно, одиннадцать или двенадцать циклов. Он был одет в ханфу из бледно-зеленого шелка – цвета принцев и наследников императора. ХунИ стоял, склонившись над чем-то, и только когда он отстранился, сотрясаясь в рыданиях, Лань осознала, на что он смотрел.

Она видела Светящегося Дракона Шо Луна, последнего императора Последнего царства, только на картинах. Он всегда изображался как человек, которому было предназначено властвовать и жить в богатстве, перед которым весь мир лежал как на ладони. Его волосы были черными, как чернила, а кожа неестественно гладкой, как белый нефрит. Скорее бог, а не человек.

Лежащий же на кровати мужчина в золоте и тканях, расшитых изображениями четырех Богов-Демонов, походил больше на труп. Он был ужасно бледен, кожа обтягивала кости, так что казалось, будто смерть уже вонзила в него свои когти. Только в глазах, выступавших над впалыми щеками, теплилась жизнь, пока он смотрел на сына.

Глаза эти были красными, горящими и кровоточащими.

– Фу Ван? Король-отец? – Лань была поражена, как молодо и уязвимо звучал голос ХунИ. Мальчик потряс отца за плечо. – Пожалуйста, вставай, Фу Ван! Наша столица под ударом!

– Я не твой Фу Ван. – Голос, говоривший устами императора, принадлежал чему-то более древнему, чем само время, тому, кто владел тысячей, десятью тысячами голосов. Каждое слово отдавалось мощью, ужасающим гулом ци, которая грозила разрушить стены. – Я – существо, стоящее за троном. Я – тот, к чьей силе он присосался, как жалкая речная пиявка.

Ужас прошелся по телу Лань. Как она и подозревала, Алый Феникс контролировал – хотя бы частично – императоров Последнего царства.

ХунИ побледнел, его зрачки расширились от страха.

– Алый Феникс, – прошептал он, а затем потянулся за знакомой фарфоровой баночкой, стоявшей у постели отца. – Фу Ван, – выдохнул он, протягивая сосуд, в котором хранилось Семя Ясности. – Ты не принял лекарство… – Он умолк.

Бог-Демон расхохотался губами императора. То был искаженный шипящий звук, который прервался бульканьем крови.

– Твои грязные маленькие семена больше ему не помогут, – заявил Феникс. – Разум твоего отца почти угас. Его конец близок. Он больше не в состоянии подавлять мою силу, даже с золотистыми семенами.

Мгновение ХунИ, потерявший дар речи, неотрывно смотрел на существо, которое больше не было его отцом. И выражение лица принца изменилось.

– Ты – часть наследия моей семьи! Ты служишь нам, нашему царству. Я приказываю тебе разобраться с иноземцами! – его голос подрагивал, но Лань узнала стальной взгляд человека, которому никогда не отказывали, кто не был знаком с поражением и не пробовал бессилие на вкус.

– Моя сила заключена в этом физическом теле, в его больном разуме и душе, что сгорели дотла, подобно фитилю свечи. Я действительно являюсь частью наследства твоей семьи… но, возможно, пришло время передать меня следующему в поколении. – На лице императора промелькнуло выражение голода, когда он посмотрел на ХунИ. – Привяжи меня к себе. Вместе мы сможем достичь небывалых высот. В тебе я ощущаю силу куда большую, чем в твоих предках. Свяжи нас, и вместе мы покорим небеса, этот мир и следующий.

ХунИ из воспоминания оглянулся, отвлеченный чем-то, чего Лань не могла видеть. Возможно, приближением элантийцев. Затем он повернулся к Богу-Демону, запертому в теле его отца. Неприкрытый страх в глазах принца сменился алчностью.

– Не могу, – ответил ХунИ. – Нельзя заключить новую сделку, когда ты уже привязан к кому-то.

Император, точнее демон, контролирующий его, медленно моргнул. Его глаза вспыхнули, когда он сказал:

– Можно.

Одно короткое слово раскололо мир Лань на части.

– Сделка может быть прервана, а душа привязавшего освобождена, – продолжил Алый Феникс. – … по взаимному согласию.

Находившаяся в чужом воспоминании Лань почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Время замерло. Она думала, что демонические сделки необратимы: только смерть могла разделить демона и практика, однажды связавшего себя с ним. Тогда душа практика вместо того, чтобы пересечь реку Забвения или рассеяться в окружающем мире, поглощалась темным существом.

«Но ведь я изменила сделку, которую мама заключила с Серебряным Драконом, – подумала она. – Предложила изменить условия, и он согласился».

ХунИ продолжил разговор.

– Тогда ты заберешь душу Фу Вана, – заметила, нахмурившись, более молодая версия принца.

– Я освобожу ее, в обмен на твою. За время нашей сделки Шо Лун скормил мне тысячи душ, поэтому я могу обойтись без его ослабевшей душонки. Она не насытит меня так, как твоя. – Потрескавшиеся губы императора скривились в хитрой усмешке, когда Бог-Демон заметил нерешительность ХунИ. – Твой отец умирает. Учитывая войну, что стоит на пороге, он бы согласился передать свою силу единственному сыну. Будущему его рода.

ХунИ приоткрыл рот, неуверенность в его взгляде переросла в жадность.

Улыбка Бога-Демона на лице императора стала шире.

– Так ты, Чжао ХунИ – коронованный принц Последнего царства, – согласен заключить со мной сделку? – мягко спросил он. – Обладать моей силой, а взамен отдать мне все, из чего ты состоишь: твое тело, разум, а затем и душу?

– Да, – прохрипел ХунИ. – Я согласен.

Лань оказалась прикованной к месту: без возможности пошевелиться, закричать, сделать хоть что-то кроме того, чтобы наблюдать разворачивающиеся перед ней события. Когда Последнее царство пало перед завоевателями, она всегда представляла доблестного императора, что выступил против нападающих и сражался до последнего вздоха.

Но царство было разрушено руками коронованного принца. Принца, что украл принадлежащую его семье силу и сбежал, чтобы жить в роскоши, пока его подданные страдали. Принца, который отбирал души простых людей, чтобы укрепить свою собственную.

Кожа императора начала светиться, как будто внутри него загорелся огонь. Пламя ци перекинулось на ХунИ, окутывая его тело. Рот мальчика открылся, голова запрокинулась в крике, который эхом разнесся по мирам, сливаясь со смехом существа более древнего, чем само время.

В предсмертных муках черные глаза императора Шо Луна распахнулись – на этот раз они были ясными и слезящимися. Несомненно, принадлежащими человеку, принадлежащими ему.

Умирающий император Последнего царства посмотрел на сына и с удивительной силой сжал его лицо в своих ладонях. Он прижал пальцы ко лбу ХунИ и на последнем издыхании произнес только одно:

– Убийца Богов.

Комната горела: черные столбы едкого дыма поднимались ввысь, пока огонь лизал позолоченные стены, расплавлял нефрит и лазурит, покрывал полы из розового дерева сажей.

Глаз, нарисованный киноварью на лбу императора, засветился. Из него расцвела ци, разливающаяся серией неразборчивых штрихов внутри круга. Начало соединилось с концом. Внутри Лань чувствовала движение тысяч, десятков тысяч энергетических слоев, будто в каждом штрихе заключался целый мир, множество жизней.

Печать.

Убийца Богов не был мечом, стрелой или кинжалом… он был печатью. И в отличие от всего остального вокруг от нее исходила ци, потому что эта печать была реальной, воссозданной в памяти принца. Императоры хранили Убийцу Богов в своих умах, передавая этот секрет из поколения в поколение и гарантируя, что тот никогда не будет раскрыт теми, кто не обладал Искусством Разума.

Лань потянулась, чтобы дотронуться до печати.

Ощущение было такое, словно она нырнула в реку времени. Она падала и падала сквозь звездную ночь, переворачивалась сквозь пространство и время, тонула в ци. Вокруг нее кружились звезды. Она наблюдала, как первые практики Девяноста девяти кланов возносили руки к небу, молясь богам… видела очертания огромной Черепахи, двигающейся между облаками… лунный свет, который превратился в Серебряного Дракона… Лазурного Тигра, что расцвел из звезд, падающих, как пепел… и огненный свет солнца, расправляющий крылья и летящий, как Феникс… Она видела бушующие пожары, наводнения и землетрясения, слышала крики умирающих и ужас живых… видела, как руки и тела сотни практиков сплетались в танце… видела, как четыре Бога-Демона склонили головы перед шаманом, слышала, как они громко и раскатисто вздохнули с облегчением, когда их формы начали распадаться…

Ослепительная вспышка света, и изображение, как и воспоминание ХунИ, рассеялось.

На Лань хлынула волна огня и тьмы – только на этот раз все было по-настоящему: пламя опаляло ее лицо, землю, сжигало само небо. Посреди всего этого на коленях стоял Цзэнь, подвергающийся безжалостному Искусству Разума. Оставшаяся без его приказов Черная Черепаха отступила к маленькой полоске тьмы, что виднелась на западе.

Кто-то позвал Лань по имени. Перед ней возникла фигура: сверкающий изогнутый меч и развевающийся в воинственном танце красный рукав. Кончиком Соколиного когтя Ешин Норо Дилая начертила Защитные печати, чтобы оградить Лань и Тая от невыносимой демонической ци и пламени, исходящего от ХунИ и Алого Феникса, которые надвигались на Цзэня.

– Сун, чтоб тебе пусто было, Лянь! – прорычала Дилая. – Вставай!

Лань заставила себя подняться на ноги. Жар был удушающим, она сжала окарину и заглянула в ядро Алого Феникса.

Она видела Убийцу Богов. Но это еще не означало, что она могла его воссоздать. Эта печать, без сомнения, была самой сложной из всех, с которыми она сталкивалась за то короткое время, что обучалась практике. У Лань создалось впечатление, что Убийца Богов, возможно, был даже не печатью, а чем-то живым – ядром энергий более древних, чем этот мир, и более обширных, чем само небо. Каким-то образом в потоках ее ци было поймано время, история целых столетий и династий.

Я должна попробовать.

Стоявшая перед ней Дилая вскрикнула, когда стена пламени прорвалась сквозь ее защиту. Со слезящимися глазами и потом, струившимся по лицу, она отшатнулась.

Чуть дальше Цзэнь неподвижно стоял на коленях, прижав ладони к вискам. Пламя Алого Феникса почти полностью поглотило темноту Черной Черепахи.

Лань вспомнились слова, которые Старший мастер – ее отец – произнес перед смертью, пока его веки трепетали, а по щекам, покрытым кровью, стекал дождь.

Богами-Демонами нельзя управлять, не ограничивая при этом их силу.

– Дилая! – крикнула Лань. – Дай мне еще немного времени!

Дилая сжала челюсть, но кивнула.

Сун Лянь стиснула зубы и поднесла окарину к губам. Убедившись, что Серебряный Дракон все еще спит, она мысленно погрузилась в историю, которую показал ей Убийца Богов, и начала превращать ее в песню.

Время, казалось, замедлилось, мир окрасился в багровый и серебряный – цвета крови и стали, огня и песни. С неба дождем посыпались угли, и свет упал на лицо ХунИ, когда он, уловив мелодию печати, перевел взгляд на Лань. На его лице отразились ужас и неприкрытое удивление. Реакция того, кто считал себя непобедимым. За пределами власти, законов, вне ограничений этого мира.

С Искусством Песни, что передавалось в ее роду, Лань создавала печать по наитию. В такие моменты она как будто впадала в транс. Неважно, пела ли она в чайном домике «Роза» или играла на окарине. Это было сродни медитации, которую так поощряли мастера в Школе Белых Сосен: состояние взаимодействия с миром, выходящее за рамки физического. Как если бы она покинула свое тело и открыла песне разум.

Теперь, в попытке воссоздать Убийцу Богов, Лань пыталась достичь того же состояния, услышать ци в штрихах печати и с помощью своего инструмента превратить их в песню. Однако на этот раз она планировала сделать нечто, находящееся за пределами ее понимания. Ноты звучали неуклюже, невпопад, печать формировалась медленно и неуверенно.

Алый Феникс яростно взвизгнул, когда Убийца Богов начал обвиваться вокруг него, вгрызаясь в демоническую энергию. Когда ци потекла из него, как кровь из раны, сияние Бога-Демона потускнело.

– Что ты делаешь?

Лань сбилась: стоило ей отвлечься, как ци в начале печати задрожала.

Перед ней стоял ХунИ. Его некогда красивое лицо теперь исказилось от ярости и стало едва ли не уродливым.

Принц набросился на Лань без предупреждения.

Он швырнул ее на песок с такой силой, что она лязгнула зубами и не сумела удержать окарину у губ. Над ними висела наполовину законченная печать, точно жидкая луна, закованная в серебряную ци.

На глаза Лань навернулись слезы, и не только от боли. Перед ней предстала половина того, что искала ее мать, за что отдали жизни ее отец и мастера Школы Белых Сосен. Не говоря уже о том, что народам этой покинутой земли нужно было разорвать порочный круг войны, смертей и разрушений, которому они подверглись из-за жажды власти.

Я так близко.

Над ней склонился Чжао ХунИ. Его волосы растрепались, лицо покраснело, а в глазах горела ярость.

– Как ты смеешь, – выплюнул он. – Это наследие моей семьи, право, что я получил при рождении. Мой Бог-Демон, источник моей силы. Я не позволю тебе его забрать!

Лань поползла по песку, потянулась к окарине, но наследный принц наступил на ее запястье, пригвоздив к месту. Стиснув зубы, она встретилась с ним взглядом.

– Все это время, – сказала Лань, – я верила, что это Алый Феникс развращал сердца и умы императоров этих земель, заставлял их ставить власть выше благополучия народа. Но я видела, что ты сделал с собственным отцом. Видела, как ты предпочел сбежать вместо того, чтобы защищать свое царство. Как лишал жизни своих людей, лишь бы поддержать свою собственную. Все это время виной всему был ты.

– Глупая девчонка, – огрызнулся ХунИ. – Как мог Алый Феникс принудить моих предков к сделке с ним? С самого начала и до самого конца это выбор каждого. Нам, может, и приходится приносить что-то в жертву, но… тебя учили лишь азам практики. – Он скривил губы в усмешке и продекламировал: – Идущий по Пути участвует в равном обмене, ибо нельзя брать без того, чтобы отдавать. Заимствованная сила должна быть возвращена хозяину, а сама власть требует оплаты. Мы сами выбирали это, Сун Лянь, так что рады заплатить.

Лань оцепенела, как будто внутри нее кровь превратилась в лед, замораживая сердце и кости.

– Почему?

Принц ухмыльнулся, обнажив красные от крови зубы, и воздел руки к небу.

– Потому что я лучше сожгу небеса, чем проживу в этом мире, не оставив после себя и следа. – Его взгляд стал пугающе неподвижным. – Без силы мы ничто. А я отказываюсь быть пустым местом.

Лань не замечала кинжал в его руках, пока не стало слишком поздно. Лезвие описало дугу, блеснув в свете пламени над их головами, когда принц направил его прямо в ее сердце.

Кинжал просвистел в воздухе. И с резким звоном упал на песок. Наследник императора поднял глаза. Его лицо скривилось, вспышкой ци он бросился наутек, обратно к безопасности, которую обеспечивал ему Бог-Демон.

Ци окутала Лань, принеся с собой ощущение бархатной полуночи и бескрайних, покрытых снегом равнин. В мгновение ока он был рядом, коснувшись ее прохладными пальцами. Еще мгновение, и мир – песок, небо и Цзэнь – снова стал отчетливым. Плотно сжав бледные как пепел губы, он помог ей сесть. Из его носа текла красная струйка крови.

Цзэнь протянул ей окарину.

– Продолжай, – произнес он одними губами.

Лань посмотрела на Цзэня. Он выбрал другой путь, потому что не хотел использовать Убийцу Богов для уничтожения Богов-Демонов. С помощью их силы он собирался бороться за это царство. Но теперь сам вручил ей в руки ключ к тому, против чего так настойчиво выступал.

Она сжала окарину и посмотрела на ХунИ, стоящего в сиянии Алого Феникса. Огненная птица корчилась в объятиях наполовину законченной печати.

Еще один шанс. Возможно, последний.

Лань снова поднесла окарину к губам. Она закрыла глаза и сосредоточилась на воспоминании об Убийце Богов, который теперь был выжжен в ее сознании. Под ее пальцами начали разлетаться ноты. Оставшаяся часть печати из черной ци обвилась вокруг сияющей белой, которая появилась ранее.

Инь, ян, мимолетом подумала Лань, а затем последняя нота сорвалась с ее потрескавшихся губ.

Цзэнь едва ли не с благоговением смотрел на печать, разделенную светом и тьмой, что изливались из нее. Вместе они проследили за тем, как последняя круговая черта привела печать в действие. Начало соединилось с концом.

И в тот момент, когда круг замкнулся, мир треснул.

ХунИ закричал, и воздух вокруг них наполнился вторящим, в десять тысяч раз более сильным ревом Бога-Демона, который вновь появился за спиной принца. Черно-белая ци Убийцы Богов обернулась вокруг Алого Феникса, разрывая его на части.

Внизу под всем этим Сун Лянь и Ксан Тэмурэцзэнь крепко держались друг за друга.

Но что-то было не так. Ленты ци, которыми был обмотан Феникс, начали рваться. Их кусочки со скрученными краями разлетались, как горящий пергамент.

– Печать, – сказал Цзэнь. – Она недостаточно сильная.

Воздух огласился торжествующим воплем. Мощная волна демонической энергии потрясла мир, когда Алый Феникс расправил крылья, освобождаясь от пут. Убийца Богов задрожал, Лань следила за тем, как его последние обрывки обратились в дым.

– Нет, – прошептала она. – Нет…

Убийца Богов испарился… но ему удалось нанести урон Алому Фениксу. Свет, исходящий от Бога-Демона, потускнел, с крыльев сыпался пепел.

По мере того как впервые за столетия сила Феникса ослабела, ослабели и печати, которые он наложил на Шаклахиру. Искусственные цветы в садах обратились в песок. Дворец уже не выглядел таким ярким. Пограничная печать замерцала, а печать Врат, наложенная на Источник Полумесяца, сдвинулась, обнажив сломанный каменный мост.

С последним криком Алый Феникс исчез, оставив после себя только ясное небо и вибрирующий воздух. Пески успокоились. Пламя погасло. Мир затих.

Стоящий рядом с Лань Цзэнь вытащил из ножен Ночной огонь. По прерывистым всплескам ци и поту, выступившему у него на лбу, Лань поняла, что он сам был измотан и теперь расходовал силу собственного Бога-Демона.