Текст книги "Жизнь души"

11. Полёт

На следующее утро я проснулся и сразу же почуял запах приготовленной яичницы. Видимо, мама встала раньше и принялась за готовку.

Я оторвал от подушки тяжёлую голову, и в моей памяти сразу же всплыли события прошедшей ночи. «Странное ощущение! Неужели всё произошедшее было реальностью?» – думал я. Мне казалось тогда, что встреча с Соней произошла во сне, была выдумкой моего уставшего сознания. Я посмотрел в окно, припоминая происшедшие события. «Ночью была гроза, а сейчас погода – лучше не придумаешь! За окном светит солнце, небо ясное, ни тучки, ни намёка на произошедшую бурю не осталось! Может, и вправду сон? Нет, нет, ну какой сон! – по-началу взбодрился я, но тут же снова закрыл глаза и подумал: – Вот бы поспать ещё часов пять или шесть! Жаль, что надо на работу собираться!» Переодевшись и умывшись, я вошёл в кухню. Мама наливала чай, напевая какую-то песенку себе под нос.

– Я приготовила завтрак, будешь? – она посмотрела на меня, и улыбка тут же сошла с её лица.

– Да, спасибо, – пробурчал я, отвернувшись от её пристального взгляда.

– Артур! Ну посмотри на себя, у тебя такие жуткие круги под глазами! Ты что, так и не спал? – настойчиво спросила мама.

– Спал, мама, спал, просто уже несколько дней всё никак не удаётся хорошенько выспаться.

Мама тяжело вздохнула. Задумчиво болтая ложкой в кружке с чаем, она сказала:

– Давно хотела тебе сказать… – она медлила.

– Что?

– Ты сильно изматываешься, сынок, нельзя так.

– Мама! – я поднял глаза к потолку, чтобы она поняла насколько тяготит меня эта тема.

– А что? Разве не так? Ты учишься, много работаешь, ещё и эта секретная деятельность отнимает у тебя столько времени. Ты совсем не отдыхаешь! Ты никуда не ходишь! – возмущалась она.

– Ну, когда мне ходить, мам? Если я ещё и ходить куда-то буду, у меня тогда совсем времени на сон не останется.

– Мне вчера вечером звонила Варя, мы долго с ней разговаривали. – Строго начала мама. – Она говорила, что сильно за тебя переживает, последнее время ты не в себе, она не может понять, что с тобой происходит. И я с ней полностью согласна! Она говорит, что ты куда-то пропал, совсем ей не звонишь. Ты бы поговорил с ней!

– Мама, Варя знает, что у меня полно работы. – Уклончиво ответил я.

– Когда работа была поводом, чтобы не звонить девушке? – сказала мама, всплеснув руками.

– Не было времени, – сухо ответил я и отвернулся от нее, давая понять, что я не хочу больше говорить на эту тему.

– Артур, странно все это! Очень странно! Я боюсь, что ты себя загонишь с этой работой.

Я посмотрел на маму усталым взглядом.

– Пусть всё остаётся как есть! Варя не поймет, опять начнет… В общем, не хочу об этом говорить.

Поняв, что дальше говорить на эту тему со мной бесполезно, мама с грустью вздохнула и отступила.

– Ну смотрите сами! Я все что могла, сделала.

Мы помолчали, доедая завтрак. Каждый ушёл в свои мысли. Я вспомнил нашу последнюю встречу наедине с Варей. Мы были вместе у неё дома и сидели за кухонным столом, так же, как сейчас сидим с мамой, я живо рассказывал историю про Марка, она красила ногти. Когда она сказала, что скоро придут с работы её родители, я засобирался домой, несмотря на ее капризы и требования остаться. В тот момент я уже ясно осознавал, что наши отношения стали носить сопернический характер. Мы часто ссорились, выясняя кто прав, кто виноват, каждый отстаивая свое, лишь иногда отдыхая от перепалок во время коротких встреч наедине в отсутствие родителей и совместных походов в качестве пары на сабантуи с друзьями. Ни я, ни Варя не думали как и где мы будем жить, когда закончим Академию. Накопившиеся претензии друг к другу не давали нам заговорить о чувствах, о будущем, не давали открыто строить планы. Это придавало нашему союзу ощущение невысказанности и отсутствия взаимопонимания от невозможности прийти к спокойному конструктивному диалогу. Как бы мы ни убеждали себя и других в обратном, мы все же жили независимо друг от друга, каждый своей жизнью. Я по-прежнему надеялся, что когда-то всё изменится, испытывая чувство одиночества рядом с Варей. Она пыталась раздувать проблемы для затяжных выяснений отношений, видимо, выжимая из меня недостающее ей внимание. От такого подхода я еще больше замыкался в себе, ощущая неимоверное внутреннее напряжение, и не мог дать ей того, чего она так отчаянно хотела. Варя очень часто первая шла на примирение, вытаскивая меня из ракушки и возвращая в отношения. Я этому постоянно дивился, не понимая зачем нужны все эти бесконечные ссоры и примирения, когда можно решить все просто-напросто договорившись. Но мы пока, видимо, недоросли, и каждый раз ходили по кругу. В тот день я развернулся и тихо вышел за дверь без объяснений, зная, что на её глазах застыли слёзы от досады, что я вновь сделал по-своему.

Мне стало не по себе от этих воспоминаний.

Своим родителям про отношения с Варей я старался ничего не говорить, поскольку врать не хотел, а правду сказать не мог. Я не мог рассказать им всего того, что происходило между нами, не мог передать того напряжения, что испытывал рядом с ней, мне казалось, что меня не поймут. Как и большинство наших друзей и знакомых, мои родители видели лишь внешнюю сторону наших отношений. В глазах общественности мы были яркой, молодой, красивой парой с далеко идущими перспективами, а именно это восхищение окружающих, подогревающее наше юношеское тщеславие, и держало нас крепко вместе и заставляло планировать будущее, хотим мы того или нет.

– Я обязательно ей позвоню, – пообещал я, выходя из-за стола. Залпом проглотив полкружки чая, я схватил грязную посуду и быстро переложил её в мойку.

– Я помою, иди, – вздохнув, сказала мама.

Я вошёл в свою комнату, побросал в кожаную сумку какие-то вещи и поспешил в коридор за верхней одеждой. Перед выходом я взглянул на себя в зеркало. «Да, вид у меня удручающий, ничего не скажешь! Тёмные круги под глазами, бледная кожа и спутанные волосы. Пора выходить, а-то опоздаю!» – Я быстро повозил по голове расчёской, кое-как приглаживая всклоченные волосы, и вышел за дверь.

То утро было просто замечательное! Яркие краски осени восхищали: сине-голубое небо, на фоне которого сияла жёлто-красная листва на деревьях, вызывало жгечее желание взлететь. Эта же листа лежала и под ногами, кое-где прикрывая асфальтовые дорожки и ярко-зеленую траву на газонах. Прохладный воздух немного щекотал лицо, благоухая запахом увядающих листьев. На дворе стояла настоящая золотая осень!

Всю дорогу от дома до работы я думал про Соню. В моей голове крутилась куча вопросов, на которые я не знал ответа: «Как она относится ко мне? Чувствует ли то же, что и я? Если нет, что мне тогда делать? Как я смогу ей помочь?»

Думая обо всем этом, я не заметил, как добрался до здания Федеральной Службы Безопасности. Мне предстояло завершить работу по подготовке к конференции в немецком городе Мюнхене, которая должна состояться через неделю. Задача состояла в том, чтобы успеть за первую половину дня подготовить все финальные версии документов и отдать их на подпись Манусову.

Я сконцентрировался, заблокировав все мысли о Соне, и приступил к работе. До полудня время пролетело незаметно. Пока распечатывался последний документ, я быстро перебирал и сортировал остальные. Забрав из принтера бумаги и вложив их в папку, я побежал по коридору к кабинету Манусова, где он меня уже ждал.

– Профессор, здесь все документы по мюнхенской конференции, отдельно записал все, о чем говорил мистер Фелькель, вложил сверху в файл – сказал я, протягивая ему папку, которую он тут же схватил.

– Хорошо, как твой вчерашний вечер прошёл? – спросил он как ни в чём не бывало, не отрывая взгляда от документов, быстро прочитывая один за другим и ставя подписи.

– Мне всё удалось, я осмотрел местность, нашёл его кабинет. – Профессор быстро окинул меня взглядом.

– Всё хорошо? – серьёзно спросил он.

– Да, всё прошло идеально.

– Я имею в виду – с тобой всё хорошо? Ты выглядишь уставшим, – он пристально посмотрел прямо мне в глаза. От этого взгляда мурашки побежали по коже, сколько его знал, а никак привыкнуть не мог, когда его пытливый пронизывающий взгляд скользил по мне, словно сканируя и тело, и душу.

– Я не выспался. Долго не мог заснуть вчера, – уклончиво ответил я. Если бы он узнал, что я уже неделю толком не сплю, запретил бы полёты на время, а этого я допустить не мог. – Профессор, – перевёл я быстро тему, – я думаю, что за Рудковичем мне будет целесообразнее сразу же проследить сегодня днём, хотел бы начать. Как ваше мнение?

Манусов встал с места и заходил по комнате.

– Да. Я тоже так думаю, – он остановился и опять внимательно посмотрел на меня. – Давай, лети туда. У нас есть специальная комната здесь в здании, которую я иногда использую для сотрудников секретной службы, там бы ты смог спокойно отделиться от тела. Но сегодня мы туда не пойдём, ты сейчас поедешь домой, там оставишь тело и проследишь за Рудковичем. Сегодня долго не увлекайся процессом, не более двух часов. А потом… а потом отоспись хорошенько! На работу можешь не возвращаться, я отпускаю тебя!

– Слушаюсь! – я встал и пошёл к выходу.

– И чтобы завтра был как огурчик! – крикнул Манусов, когда я стоял уже в дверях.

Я улыбнулся, но не стал ему ничего отвечать, казалось, что даже на это сил не было.

Спустя сорок минут после того, как я вышел из кабинета начальника, я уже находился в своей комнате, лёг на кровать и попытался сконцентрироваться, чтобы выйти из тела. Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Кто бы это мог быть? Звонить днём нам на домашний телефон никто из наших друзей и знакомых не мог, так как все знали, что в это время дома нас не бывает, звонить нам бесполезно. Нажав на зелёную кнопку телефонной трубки, я поднёс её к уху.

– Алло.

В трубке молчали.

– Говорите, я вас слушаю, – раздражённо произнёс я. Опять молчание, а затем короткие гудки.

Манусов настолько внушил мне, что опасность может поджидать меня где угодно, что у меня и мысли не возникло, что кто-то просто мог ошибиться номером, я знал, что это неспроста. «Странно. Завтра надо будет сообщить ему о звонке! – подумал я. – Мой телефон прослушивается, а это означает, что ему не составит труда выяснить, откуда был этот звонок».

Отбросив телефонную трубку в сторону, я опять лёг на кровать и в следующую секунду вырвался из тела.

В тот день я быстро нашёл Рудковича, поскольку как и предполагалось, он находился на своём рабочем месте. Когда я появился, он общался по служебному телефону с кем-то на повышенных тонах, явно сдерживая себя, чтобы не взорваться и не закричать в трубку. Закончив разговор, он бросил её с такой силой, что она разлетелась на две части, одна из которых с грохотом отлетела в угол кабинета, несколько раз подпрыгнув по деревянному паркету, и спряталась под штору. Бормоча ругательства себе под нос, он набрал кому-то по мобильному и попросил заменить аппарат. Через несколько минут в комнату влетел человек с новым телефоном в руках, и из их разговора я понял, что эта ситуация повторялась с завидной регулярностью.

Когда сотрудник, установив новый аппарат, вышел из комнаты, Рудкович уселся за рабочий стол и, сложив ладони вместе, поднёс указательные пальцы к носу и о чём-то задумался. Потом поднял телефонную трубку и набрал номер. Цифры я запомнил. Он долго говорил с кем-то, обсуждая текст официального запроса предстоящей конференции в Мюнхене с требованием допущения участия в ней румынской делегации, и я уже начал скучать, когда неожиданно вздрогнул от прозвучавшей фразы: «медведь ушел, но нам кажется, что есть кто-то еще». Я ждал продолжения, и оно последовало. В телефонную трубку он сказал кому-то, что их основной доносчик поделился своими небеспочвенными подозрениями, что у «капа» (или «копа», я не разобрал шифра) появился новый тайный агент, обладающий сильными экстрасенсорными способностями, умеющий перемещаться на большие расстояния и находиться вне своего тела долгое время, что он работает там же, и что это, по их мнению, молодой мужчина. Далее, судя по молчанию, он слушал собеседника, изредка с ним соглашаясь.

После чего он снова продолжил обсуждать текст официального документа как ни в чем не бывало и более к этой теме не возвращался ни в этом разговоре, ни в последующих.

За два часа, что я находился в его кабинете, он, не прекращая, разговаривал по телефону. Лишь один раз он сделал перерыв на несколько минут, углубившись в бумаги, лежащие на столе, но его скоро прервали, позвонив по мобильному.

Как я успел заметить, Рудкович был экспрессивным, взрывным, очень подвижным человеком. В его частых и резких движениях прослеживалось что-то звериное, он походил на тигра, передвигающегося взад-вперёд по клетке, вынашивающего план резко кинуться на что-то подходящее. Он был высокого роста, среднего телосложения, с круглым, очень подвижным лицом и большим ртом. Его манера широко улыбаться, открывая ровный ряд белых зубов, делала улыбку похожей на оскал. Разговаривал он всегда громко, было видно, что ему тяжело себя сдерживать в те моменты, когда разговоры становились конфиденциальными и надо было говорить вполголоса.

Я покинул его кабинет, когда он сложил мобильник и уставился в бумаги. Весь путь до дома я повторял полученную информацию, чтобы полностью запомнить её для передачи переводчику.

Подлетая к дому, я решил сделать небольшой крюк и залететь к Варе. Мне было не по себе от нашей ссоры и хотелось удостовериться, что у нее все в порядке. Варя стояла в окне, одетая в розовый домашний костюм, и смотрела на улицу, непринужденно болтая с кем-то по телефону. «Ну и отлично! У нее, похоже, все нормально!» – убедил я себя и полетел домой.

С этими мыслями я вошёл в тело. Мне хотелось побыстрее прийти в себя, но жуткая усталость давала о себе знать. Первые несколько минут я в буквальном смысле не мог шевельнуться. Наверное, около десяти минут я пролежал без движения, медленно ощущая, как моё тело постепенно набирает силу. Наконец, я смог двинуть рукой, потом ногой. Медленно повернулся набок, закрыл глаза, подумав, что так я быстрее сконцентрируюсь, но, спустя мгновение, мысли начали путаться, лица поплыли перед глазами, и я погрузился в сон.

Проснулся я от резкого звука, исходящего от часов, которые я так и не отключил, когда вернулся в тело. Подскочив, я кинулся к двери и на пороге сразу же столкнулся с мамой. Её беспокойный взгляд скользил по моему лицу.

– Артур! Тебя не было восемь часов! Почему так долго? – возмущалась она, почти крича.

– Я был там недолго, я уснул и забыл отключить часы, – я постарался, чтобы мой голос звучал безмятежно.

– Ты меня до инфаркта доведёшь!

– Не надо, мама, не раздувай, – я укоризненно на неё посмотрел и нажал красную кнопку. – Сколько же я проспал? Часов семь-восемь, наверное. Сколько сейчас времени?

– Уже за полночь перевалило, – сказала мама, немного успокоившись, – иди поешь, я ждала тебя ужинать, но ты никак не выходил!

– Хорошо, ты сама-то ела?

– Нет, я уже и не хочу. Пойду прилягу, – она вздохнула, махнув рукой, и пошла в свою комнату.

Мама ушла в спальню, а я бросился на кухню и, схватив кусок пиццы, быстро запихнул его себе в рот. Вкуса даже не почувствовал. «Надо спешить! Соня меня, наверное, уже заждалась!» – думал я. Залпом проглотив стакан воды, я бросил посуду на столе и кинулся в комнату.

В следующую минуту я уже вылетел из окна в черноту ночи и рванул наверх. Вздох облегчения вырвался у меня из груди, когда на другом конце крыши я увидел мерцающий, слегка приглушённый свет. Соня стояла ко мне спиной. Я подошёл ближе и услышал её голос: она тихо напевала какую-то песенку и покачивала головой в такт мелодии. Такая милая и хрупкая!

Бесшумно я приблизился к ней так, что смог ощутить её тепло, не отрывая взгляда от этого нежного светящегося образа.

Неожиданно она застыла и, на мгновение сосредоточившись, поднесла руку к волосам и заправила волну светлой прядки за ухо. Медленно и осторожно она начала поворачивать голову, словно почувствовав чьё-то приближение, опасалась увидеть недоброжелателя. Стараясь не испугать ее, я тихо позвал:

– Соня!

Она мгновенно повернулась, и меня обдало тёплой волной её энергии и показалось, что светлое сияние вокруг нее стало еще ярче, обретая розовые переливающиеся оттенки. Улыбка озарила её лицо, а по мне проскользил ее волнующий заинтересованный взгляд.

– Привет, Артур! – зажурчал ее голосок.

– Здравствуй! Извини, что заставил тебя ждать. Я, я… – я не мог найти слов, моё объяснение, почему я задержался, выглядело столь нелепо, что мне стало не по себе.

– Я видела тебя спящим. Залетела посмотреть, не удержалась. – Не дав мне оправдаться, сказала Соня. – Прошлую ночь так и не выспался, наверное.

Я улыбнулся, мне был приятен её интерес ко мне. В её голосе, звучанием которого я наслаждался, как сладкой мелодией, я услышал заботу.

– Спасибо, что относишься с пониманием, – я продолжал её разглядывать, стараясь запомнить каждую чёрточку её лица, а ее тихий голосок снова полился согревающей сердце мелодией, заполняя все мое нутро.

– Странно ты на меня смотришь, – она улыбнулась и опустила глаза, снова наклонив голову набок.

– Я просто очень рад тебя видеть и поэтому не могу на тебя наглядеться. У меня ощущение, что мы не виделись целую вечность, так долго тянулся этот день! – искренне признался я.

Мы помолчали, смотря друг другу в глаза, окутанные ощущением незримого восторга всем происходящим, а души наши рвались куда-то ввысь. В её взгляде читался какой-то немой вопрос, но было понятно, что она не решится его задать.

– Знаешь, – прервал я затянувшееся молчание, – предлагаю покинуть эту крышу, здесь уже слишком темно. Хочу показать тебе одно очень романтичное место, с него открывается самый великолепный вид. Ты не против?

– Конечно, же нет. Тем более что мне тоже хочется сменить обстановку.

Безусловно, это место и у меня вызывало некоторый дискомфорт, поскольку оно было пропитано эмоциями нашего вчерашнего разговора, было пропитано грустью, и хотелось скорее его покинуть.

Я повис над крышей и махнул рукой, приглашая Соню лететь за собой. С некоторой долей нерешительности она приблизилась ко мне, и в следующий миг мы взметнулись ввысь.

Под нами вспыхнула Москва. В эту тихую осеннюю ночь мерцание огней казалось особенно приветливым и ярким. Я словно завороженный посмотрел на Соню, превозмогая желание прикоснуться к ней, взять её за руку, в то время как она была поглощена разглядыванием города и улыбалась, указывая рукой на сияющие в небе огненные разноцветные искры фейерверков. Где-то бушевал праздник, люди устроили вечер, и в честь какого-то торжества гремел салют. «Если б они только знали, как он красиво смотрится сверху!» – подумал я.

– Красота! Соня, догоняй! – игриво позвал я.

Словно маленькие дети, мы с веселым смехом рванули с места, устремившись на запад. Пролетев не более километра, я резко остановился. Зная, что Соня быстро передвигаться не может, я улетел вперед и резко остановился, ощутив какое-то детское наслаждение, когда она налетела на меня со всего маху, а я еле успел увернуться от столкновения.

– Артур! Что же ты остановился?! – весело прокричала она. – Я чуть в тебя не врезалась, так пыталась угнаться! – она от души рассмеялась заливистым, как у ребёнка, и очень заразительным смехом. Если бы в тот момент можно было знать, что я ещё очень нескоро услышу, как она смеётся, я бы оценил это мгновение куда больше, чем любой диалог с ней.

Мы продолжили путь, рассекая теплый ночной воздух, но уже гораздо медленнее. От близости Сони моё сердце то замирало, то бушевало в груди. Несмотря на то, что я находился далеко от своего тела, я постоянно ощущал своё учащающееся сердцебиение.

Я наслаждался непередаваемой лёгкостью беззаботного парения. Пролетая мимо одного из высотных домов, Соня остановилась, заметив в окне последнего этажа мужчину и женщину. Они стояли, обнявшись, и смотрели на ночной город. Потом женщина повернулась, нежно поцеловала мужчину в щеку и положила голову ему на плечо. Они продолжали так стоять, а мы полетели дальше.

Мы подлетели к одному из домов недалеко от Большого Москворецкого моста и опустились на его крышу. Нашему взгляду открылся прекрасный вид на Московский Кремль. Его многочисленные огни, подсвечивающие красные кирпичные стены, отражались в Москве-реке, образуя переливчатую светящуюся дорожку. Река уходила влево, а на её изгибе окаймленный белым светом величаво расположился Храм Христа Спасителя. Он особенно ярко выделялся на фоне темного неба.

– Здесь и вправду очень красиво! – тихо сказала Соня.

Теперь она не улыбалась, её задумчивый взгляд был обращён на реку.

– Посмотри, какая река ночью становится разноцветная! Какие удивительные блики! Такое впечатление, что она вбирает в себя всё, что светится вдоль неё, – сказала она.

– Да, отличное свойство воды, немного расплывчато всё отражает.

– Она не всё отражает.

Я вопросительно на неё посмотрел.

– Нас с тобой она не отразит. Потому что нас нет. Мы лишь души, – тихо сказала Соня.

– Не согласен с тобой. Если мы невидимы, это не значит, что нас нет. Мы существуем, что и доказываем, общаясь, испытывая эмоции.

– Ох, – грустно вздохнула Соня и опустила голову вниз, закрыв лицо ладонями.

Очень осторожно, боясь сделать неверное движение, напугать её, я протянул руку и дотронулся ладонью до её волос. Физически я не ощутил этого прикосновения. Моя рука как будто упёрлась в какую-то энергетическую оболочку, не давшую ей возможности продвинуться дальше. И тепло… моя ладонь ощутила тепло, исходящее от Сони. Она подняла голову и с грустью посмотрела мне в глаза.

– Соня! Сонечка!.. – только и смог сказать я.

Соня слегка улыбнулась, в её глазах читалась нежность.

– Я уже смирилась, привыкла к существованию вне своего тела. Однако время от времени, особенно в те моменты, когда я смотрю на своих близких, друзей, знакомых, мне становится очень грустно. Я тоскую по земной жизни, что тут скажешь! Извини, Артур, я не хотела об этом… говорить.

– Не извиняйся. Я все понимаю и мы обязательно что-то придумаем. Так это не оставим.

Соня задумчиво посмотрела мне в глаза и протянула руку, слегка дотронувшись кончиками пальцев до моей руки. Я повернул ладонь вверх, она положила сверху свою. И снова я не ощутил этого прикосновения физически, лишь теплоту энергетической оболочки.

– Так странно это ощущение, – сказала Соня.

– Что ты чувствуешь?

– Мне кажется, что я чувствую тепло, – тихо произнесла она.

– А я могу совершенно точно сказать, что ощущаю теплоту твоего прикосновения всем своим существом, а сердцем чувствую, какое оно нежное. Ты такая очаровательная и нежная, Соня!

Она опустила глаза и отняла руку.

– Не убирай! – тихо сказал я. – Я ещё хочу ощущать тебя.

Соня вернула свою ладонь в мою, а я смотрел на неё и не мог оторвать взгляда, мне хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. И лишь сильнейшее желание ощутить ее физическую близость, иметь возможность обнять её, возвращало меня в реальность.

– Соня, милая. Расскажи мне, что приключилось с тобой. Расскажи про себя, своих родственников. И, главное, о том, как ты потеряла возможность вернуться в тело.

– Артур, ты уже знаешь про профессора Горина. В своих разговорах ты часто упоминал его, по его методике ты учился выходить из тела. – Соня помолчала, как будто собираясь с духом. – Так вот, он… он мой отец.