Текст книги "Жизнь души"

12. Удар судьбы

– Твой отец! Но как?.. Как такое может быть? Я думал у него нет детей, во всяком случае я о них ничего не слышал… от Манусова. А твоя фамилия?.. Как твоя фамилия? – засыпал я вопросами Соню.

– Моя фамилия Горина, но я его приёмная дочь, – сказала Соня, опустив голову.

– Приёмная дочь… – соображая, как такое может быть, повторил я.

– Да, я не помню своих настоящих родителей, я видела их только на фотографиях, которые папа сохранил у себя после их гибели. Моя мама была родной сестрой профессора Горина, а я соответственно его родная племянница. Это была трагическая случайность, они попали в автомобильную аварию, когда возвращались поздно вечером из гостей. После этого я стала жить с бабушкой, которая мне фактически заменила маму. Я была к ней очень привязана. Последнее время она болела, а я стала все чаще бывать у папы, пока окончательно не переехала к нему после ее смерти. Папа еще больше тогда погрузился в работу, а я хоть и стала жить у него, но была себе полностью предоставлена. Вот тогда он меня и удочерил, чтобы не забрали в детский дом. За то время, как я пропала, мой папа очень сдал, я ни разу не видела его улыбающимся. Он потерял всех, он остался один, понимаешь… – голос Сони начал дрожать. – А когда… когда к нему пришла эта ужасная женщина в моём теле, его парализовало! Это ужасно! Ужасно! – боль в её глазах была почти осязаема. Соня закрыла лицо руками.

– Соня! Сонечка! Ты плачешь? Не расстраивайся, пожалуйста. – Невольно я потянулся к ней. Хотелось утешить, обнять её. – Но ты всё равно рассказывай, рассказывай, не держи в себе. Я должен знать, чтобы помочь тебе выбраться из этой ситуации. – Мне показалось, что моё тело начало мелко дрожать. С досады я стиснул кулаки. – Как случилось то, что ты вышла из тела и его заняла другая? Кто она?

Плечи Сони дрогнули, она всхлипнула.

– Да, да. Сейчас. Для меня это было настоящим ударом судьбы, каким-то неподвластным мне стечением обстоятельств. На минуту, лишь на минуту я задумалась, увлёкшись радостью полёта. И больше не смогла вернуться. Не смогла, потому что моё тело заняла другая. Поначалу я билась, билась в отверстие и не могла понять, почему я не погружаюсь в тело, что происходит. Но потом я увидела, как моё тело просыпается, встаёт с постели, оглядывается и начинает ходить по комнате. Я зависла над ней в изумлении, она заговорила: «Я знаю, что ты здесь! Смотришь на меня, я чувствую. Так слушай! – говорила она. – Ты никогда больше не получишь своё тело обратно! Поняла?! Держись от меня подальше, не приближайся. Как только ты приблизишься ко мне, я сразу пойму, и тогда твоему папаше не поздоровится!» В испуге я отшатнулась от неё. «Уже лучше, – сказала она, злость искажала её лицо. – Дальше, ещё дальше! Уходи совсем!» Она начала буквально метаться по моей комнате, выбрасывая вещи с полок, из шкафа на пол. Потом схватила пакет и стала запихивать в него эти вещи. Я всё смотрела издалека и никак не могла до конца понять весь ужас происходящего. Схватив пакет, она выбежала из комнаты в холл, где столкнулась с моим папой. Она пихнула его! Со злостью! И побежала к выходу. Папа испуганно смотрел ей вслед, пытался что-то спросить. Но она лишь прокричала: «Убирайся с дороги!» – и выскочила из дома. – Соня замолчала.

– Куда пошла она? Ты знаешь? – осторожно спросил я.

– Я не знаю. Она выбежала, а я осталась с ним. Три дня я просидела с папой рядом. Он хмурился, ходил в раздумьях по квартире, звонил друзьям и знакомым, пытаясь выяснить, не видел ли кто меня, не слышал ли, где я могу быть, но никто ему не мог ничего сказать. В ночной тишине он плакал, хоть и беззвучно, но я знаю, что плакал. Он вышел из дома, стал бродить по улицам, пока не выбился из сил и не упал на мостовую. За ним приехала скорая помощь, его увезли в больницу. Врачи поставили диагноз – инсульт. Когда он вернулся из больницы, он был в очень подавленном состоянии. Всё справлялся, не слышал ли кто обо мне. А потом вернулась она! Эта женщина!

– Как вернулась?! Зачем? – удивился я.

– За моими документами. Похоже, в тот момент папа всё понял, он понял, что это не я.

– Как он это понял?

– Наверное, по её виду, – горько усмехнулась Соня. – Меня, точнее ее в моем теле, не так-то просто было узнать. Её одежда была вызывающая, немного потрёпанная, волосы завязаны в тугой пучок на затылке, яркий макияж на лице. Я всегда была скромной, у меня был совершенно другой стиль в одежде.

– Я понял, если называть вещи своими именами, она выглядела вульгарно. Так?

– Так. Вот поэтому, когда папа оглядел её, он сказал: «Это не ты! Соня!» На что она лишь ответила: «Конечно, я не твоя Соня! Я Соня, но теперь совсем другая». Она затребовала у него мои документы, но он, похоже собрав все последние силы, выставил её из квартиры. После этого случая он слёг совсем, он уже не преподаёт, студенты его посещают, конечно, но только для того, чтобы справиться о его здоровье. А я не имею возможности даже этого сделать, не говоря уже о том, чтобы ухаживать за ним.

– А ты не знаешь, кто она? Кто эта женщина? Откуда взялась она?

– Я ничего не знаю, я только знаю, что зовут её Марина Карпова. После её второго появления я проследила за ней, увидела, где она живёт, и услышала, как она рассказывала эту историю какой-то женщине. Оказалось, они живут вместе. В разговоре эта женщина называла её имя. Но потом она тоже каким-то образом ощутила моё присутствие и закричала, чтобы я убиралась. Я опасаюсь за папу и боюсь, что, если начну приближаться к ней, следить, она претворит свои угрозы в жизнь.

– Я понимаю, понимаю, – сказал я Соне, а сам стал уже задумываться о том, как отыскать эту Марину. – Ну ничего, мы её найдём и всё выясним! Что это была за женщина, с которой живёт эта Марина?

– Не знаю. Мне показалась, по обстановке в доме и внешнему виду, что она какая-то гадалка, – досадливо ответила Соня.

– А адрес не помнишь?

– Это в районе Парка культуры. На улице Россолимо. Я покажу тебе. Артур!.. – позвала она.

– А сейчас ничего не говори мне, я прошу тебя, – перебил я её и приложил указательный палец к её губам. – Я подумаю, как нам отыскать эту Марину и узнать всё: кто она и где её собственное тело. У неё же должно быть живое тело, она не сможет находиться в том же пространстве, что и мы, но без тела, или жить на два, это просто невозможно.

– Если она узнает, что кто-то вмешался, она…

– Ничего она не сделает! Не сможет. – Уверил я Соню. – Кроме того, мы будем действовать аккуратно.

Соня замолчала, а я задумался: «Её тонкая, беспомощная душа рядом со мной сияла тихим огоньком. Такую светлую и искреннюю душу не испортило, не надломило то несчастье, которое произошло с ней. Я понял, что она верит в лучшее. Видя боль и предательство вокруг себя, она не стремится решать свои проблемы тем же путём. Та гармония, что наполняет её этим светом, основана на объединении добродетели и озорства, на связи любви к себе и окружающим близким людям. Она умеет ждать! Она восхитительна! Она…» – всё внутри меня горело от досады за несправедливую судьбу этой девушки.

– Артур! – прервала Соня мои мысли. – Ты о чём-то задумался?

– Я… да, я о тебе думал, – признался я.

Соня улыбнулась и протянула мне свою руку ладонью вверх. Я протянул свою, и мы скрестили пальцы, стараясь ощутить физическое присутствие друг друга.

– Знаешь, папа в детстве мне часто говорил, что, если ты хочешь, чтобы человек тебя вспоминал и думал о тебе, ты тоже должен часто задумываться о нём, но думать только хорошее, вспоминать его с позитивом.

– Папа был прав, я думаю, – улыбнулся я детской непосредственности Сони. – Скажи, где живёт профессор Горин?

– Мы жили недалеко отсюда, на Комсомольском проспекте.

– Покажешь? Покажи мне профессора сейчас. – Попросил я Соню.

– Сейчас?! – удивилась она. – Но он болен, Артур. Он в плохом состоянии.

– Я хочу его увидеть, Соня, я прошу тебя. – Повторил я свою просьбу.

– Хорошо, полетели, – задумчиво произнесла она, слегка пожав плечами.

Мы сорвались с места и взлетели ввысь. Москва уже спала глубоким сном: кое-где в окнах домов горел свет и слышался гул пролетающих по проспектам машин. Соня полетела впереди, я следовал за ней. Мы поднялись выше, покинув московское море огней. Под нами чётко вырисовался световой контур Садового кольца и расходящиеся в разные стороны лучи светящихся проспектов. Мы повернули на запад и вскоре оказались над высоким жилым домом светло-желтого цвета, расположенным в сквере между Комсомольским проспектом и набережной Москвы-реки. Соня стала спускаться ближе к земле. В районе пятого этажа она остановилась.

– Здесь живет ученик профессора, Иван. – Соня махнула рукой в сторону темного окна, плотно закрытого шторами. – А нам надо чуть ниже, на пару этажей.

Она стала медленно спускаться, изредка взглядывая на меня. Так, добравшись до уровня третьего этажа здания, мы влетели в одно из окон. Внутри была кромешная темнота.

– Нам сюда, Артур. Это папин кабинет. Последнее время он здесь находится, ему перенесли сюда кровать.

Неожиданно я вздрогнул от пронзительного звука, нарушившего тишину ночи. Лишь через пару секунд, когда звук так и не прекратился, я понял, что это собачий лай.

– Не пугайся, это Глорис. Наша собака, овчарка. Она папин лучший друг и помощник, – пояснила Соня. – Она чувствует, когда я неожиданно приближаюсь. Глорис! Глорис! Успокойся, не шуми, это я, – обратилась Соня к собаке.

На удивление собака чуть двинулась в нашу сторону, стараясь как бы по запаху ощутить чьё-то присутствие. Однако замолчала и начала нюхать воздух и активно вилять хвостом.

Послышался тихий шорох, потом щелчок и зажёгся ночник.

Комнату залил приглушённый, желтоватый свет.

– Что ты растявкалась? Никого ж нет! – прозвучал тихий и хриплый человеческий голос.

Профессор Горин лежал на узкой кровати, со стороны головы вплотную приставленной к окну, со стороны ног – прижатой к массивному книжному шкафу. На столике рядом с кроватью стояли банки с лекарствами и валялись старые потрёпанные книги. Его сухие старческие руки лежали на груди поверх одеяла, седые волосы были взъерошены после сна, а лицо сплошь покрыто морщинами. Под одеялом еле проглядывался человеческий силуэт. Он был очень худ. На фотоснимках, виденных мною ранее, профессор был значительно моложе, живее и плотнее.

– Мне жаль, Соня. Я не ожидал, что всё так… так плохо.

– Ничего, Артур, не говори ничего. Сейчас всё лучше намного, у него появилась хорошая сиделка, она ему помогает во всём, заботливая.

Я посмотрел на Соню, в её глазах смешивались и боль, и надежда, и решимость. Она не думала о неизбежном, она жила тем, что есть сейчас. Я летел сюда с мыслью узнать, где живёт профессор, чтобы прийти и рассказать ему всё, сказать, что я верну ему Соню во что бы то ни стало, дать надежду и заручиться его поддержкой. Но, видя, в каком он состоянии, я понял, что ему сейчас нужен только покой. Великий человек, изобретатель, основатель новой эпохи развития человеческого разума, его учения, возможно, не всегда однозначно верные, имеют огромный практический потенциал. Он… он лежит сейчас на смертном одре. Не было бы его, не было меня тем, кем я являюсь сейчас! Что я могу сделать для него? Что? Очевидно, одно. Спасти Соню, единственного близкого ему человека! Я не сомневаюсь, что он бы мне поверил и об этом же попросил.

Я взглянул на Соню, она с улыбкой и нежностью смотрела на своего папу.

– Пойдём, Артур, – сказала она. – Я скоро вернусь сюда, а тебе незачем здесь долго находиться.

Мы вылетели на улицу и спустились к набережной.

– А теперь покажи мне, где живёт эта женщина, к которой ходила Марина, – попросил я.

Пока мы летели в сторону улицы Россолимо, Соня рассказала мне, как она научилась вылетать из тела.

У профессора Горина были ученики, которые развивали телепортационные способности по его методике. Одним из самых способных был Иван. Он был не только учеником, но и другом профессора. Он часто засиживался у Горина по вечерам. Всеми организационными вопросами по изданию секретных материалов, статей, книг, посвящённых тренингам, занимался именно он. И, безусловно, отрабатывал многое на практике.

Таким образом я узнал, что есть ещё как минимум один человек, способный покидать своё тело, не работающий на разведку.

Соня была ещё совсем ребёнком, двенадцатилетней девочкой, когда начала присутствовать при разговорах, а иногда и спорах профессора с Иваном. За ужином мужчины часто обсуждали процесс выхода из тела и способы его совершенствования, чтобы обеспечить минимальные затраты энергии. Соня поначалу не вникала в эти беседы, но спустя какое-то время втянулась, начала понимать, о чём идёт речь, и незаметно даже для самой себя заинтересовалась вопросом: а сможет ли она освоить этот, казалось бы, несложный способ передвигаться в воздухе без тела. Соня ни разу не видела, как это делал Иван, но в теории овладела чётким представлением, как можно отделить сознание от собственного тела.

Школьную программу Соня проходила чаще на дому. Она была болезненным ребёнком, девочкой, рано потерявшей родителей, поэтому бабушка и приемный папа разрешали ей не ходить в школу, если она себя плохо чувствовала. Естественно, от этого страдала ее успеваемость, поэтому домой приходили репетиторы по разным предметам, помогая ей осваивать программу и выполнять задания.

Однажды вечером, проводив преподавателя по математике, Соня осталась дома одна. И в ожидании профессора, задержавшегося на работе, села за домашнее задание. Она записывала в тетрадь пример за примером, а в голове прокручивала идею выхода из тела. Соня рассказывала, что до того момента она уже бесконечно много раз представляла, как она это осуществит. Именно в тот вечер сомнений, что она это сможет беспрепятственно сделать, не осталось.

Всё произошло быстро и легко. Она встала из-за стола, подошла к кровати, легла и закрыла глаза. Осторожно она старалась почувствовать верхнюю часть головы и сконцентрироваться на темечке в надежде распознать, где же находится то отверстие, через которое она сможет вылезти. Она искала его несколько минут, уже почти потеряв надежду, неожиданно ощутила наименее защищённое место в верхней части головы, как бы небольшое отверстие. Мысленно она прощупала это место и решила попробовать пройти через него. Она пробежалась по всему телу: ноги, руки, туловище, надо собрать всю энергетику и дать телу освободиться. Она начала с ног, медленно продвигаясь к сердцу и дальше, собирала всю свою энергию в единый центр. Подойдя к обнаруженному отверстию, громко выдохнув, она выскочила из тела. Так же, как и я, Соня поначалу с интересом разглядывала себя со стороны, долго не могла оторвать от тела взгляда. Но потом чувство лёгкости и желание полёта постепенно захватили её, она начала летать вокруг, двигаться. В первый же день даже ненадолго выскочила в окно, пронеслась по улице вдоль дома. Она сразу же поняла, что единожды испытав это эйфорическое чувство легкости, отказаться от возможности ощутить его снова практически невозможно. Да и стоило ли отказываться?

После этого дня Соня стала летать с завидной регулярностью, находя моменты, когда оставалась дома одна. Чувство свободы окрыляло её. Про заслон она не знала и никогда не думала, что её жизнь так круто однажды изменится. Она жила мыслью, что должна рассказать обо всём папе, прокручивала несколько раз момент этого объяснения, но всё не решалась. Она понимала, что не всё так просто, что выход из тела может быть чреват какими-то серьёзными последствиями, о которых она могла и не подозревать. Она знала, что профессор будет шокирован её рассказом, и, конечно, боялась, что он ей запретит полёты. Она боялась гневить его и причинять ему неприятности так же, как боялась лишиться того глотка свободы, который так манит любого шестнадцатилетнего подростка возможностью познать неизведанное, в особенности живущего в полной изоляции от внешнего мира. Несколько лет она летала, была счастлива этими полётами, наслаждалась текущим и планировала следующий, и всё не решалась раскрыть свою тайну, пока однажды не произошла ужасное: она не смогла больше вернуться в тело, его заняла другая. Слишком высокую цену заплатила Соня за свою детскую беспечность и нерешительность.

– А Иван? Почему профессор не обратился к нему за помощью? – спросил я Соню, когда она закончила свой рассказ.

– Папа обратился к нему, конечно же, когда начал догадываться, что произошло со мной. Он рассказал ему свои догадки. Иван вышел из тела, и мы с ним встретились, когда он приехал навестить папу. Мы поговорили, я во всём ему призналась, и он обещал мне помочь. Но предупредил, что это будет не быстро. Он попросил меня всегда стараться быть рядом с папой, не покидать родной дом, не улетать далеко, чтобы при необходимости он мог быстро найти меня. Так я практически всё время сижу, и смотрю на то, как угасает папа, и жду Ивана. Я верю в то, что он поможет мне, он обещал.

– И что? Больше он не появился, этот Иван? – спросил я, в глубине души злясь на него за то, что он оставил девушку в такой ситации.

– Нет, почему же. Это был не единственный наш разговор, совсем недавно мы увиделись вновь, он приезжал опять к папе за какими-то книгами. Он говорил, что пытается во всём разобраться, но ему нужно время.

– Хорошо, Сонечка, не переживай, теперь я буду тебе помогать, можешь в этом не сомневаться, я сделаю всё возможное, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Мы на месте? Это оно? – спросил я, когда мы влетели во двор тёмного здания, на первый взгляд напомнившего старую заброшенную фабрику с выбитыми стёклами в покосившихся ставнях окон, обнесённого залатанным железным забором.

– Да, это здесь. Вот их два окна. В одной комнате живёт Марина, там сейчас не горит свет, видимо, её нет, а в другой, смотри, горит, там живет та, другая женщина, – прошептала Соня, как будто боялась, что нас может кто-то услышать. – Давай подлетим ближе, с тобой мне не страшно.

Тусклый свет пробивался через плотно закрытые шторы, в окне первого этажа, туда мы и влетели.

Внутри комнаты слегка приглушённый свет исходил от двух толстых свечей, стоящих посередине большого круглого стола, темная зеркальная поверхность которого отражала их прыгающие огоньки. Я быстро окинул взглядом это небольшое помещение с высокими потолками. Интерьер был несколько необычен, хотя, возможно, стандартен для комнаты, где проводятся магические сеансы: стены, обитые гобеленами в белых рамках, растянутыми до четырёх метров в высоту, упирались в массивные деревянные балки на потолке; деревянный комод с черными резными ручками, стеклянные витрины и два кресла обтянутые кожей с рисунком из иероглифов и маленьких черных человечков, были расставлены по периметру стен, посередине стоял круглый стол из тёмного дерева и четыре стула вокруг. За столом сидели две женщины. Одна была крупных размеров, одета в чёрное платье, с длинными чёрными волосами и строгим выражением лица, держала в одной руке еще одну свечу, а в другой – руку второй женщины, гораздо моложе на вид, которая что-то постоянно говорила.

– Вы мне сказали, что я скоро выйду замуж за военного и у меня будет ребёнок. Но почему вы не называете мне имя моего будущего мужа? Вы его не знаете? – спрашивала молодая женщина звонким энергичным голосом.

– Имя, имя, сейчас подумаю, – сказала крупная женщина, которая и была, по-видимому, той гадалкой, о которой говорила Соня. Она отвернулась от молодой и сделала задумчивое лицо.

– Ну какое? Какое имя? Мне так хочется знать!? Пожалуйста, дорогая Гала, скажите, умоляю.

– У него какое-то древнерусское имя. Хотя погодите, сейчас я призову дух своей бабушки, она скажет мне точно, – гадалка опять сделала задумчивое лицо. Потом внезапно затушила свечу, встала из-за стола и начала медленно водить перед собой руками и опять резко остановилась. – Моя бабушка здесь, с нами.

– Так, хорошо. И что? Что же она говорит? – нетерпеливо затараторила молодая женщина.

– Она говорит, что его будут звать Ярослав, – ответила гадалка, закрыв глаза и приложив ладони к вискам.

– Ярослав, фу-у-у, – обиженно протянула молодая женщина. – Мне не нравится это имя. А можно поменять на другое?

Гадалка пристальным и уставшим взглядом посмотрела на свою собеседницу.

– Нет, моя дорогая, поменять нельзя. И потом… я только могу предположить. Я могу и ошибиться, в конце концов.

– Ладно, ладно, Гала, спасибо. Мне уже нравится это имя. Ярослав. Ярослав. Похоже, что хорошо звучит. Да? – уже радостно воскликнула женщина.

– Да, – сухо ответила Гала, закатив глаза.

– Всё, я побежала. Завтра утром сразу же Ане позвоню, расскажу, что скоро выйду замуж. Пусть позавидует немножко. Правда? – взвизгнула её собеседница.

– Правда, – ответила Гала, явно желая быстрее избавиться от назойливой клиентки.

Молодая женщина играючи, вскочила с места, поцеловала Галу в обе щёки и быстро выскочила за дверь.

Гала устало опустила голову на руки, покачав ею из стороны в сторону, и сказала:

– Бедный парень! Попадётся же такая. Всю жизнь с ней маяться будет.

Мы с Соней переглянулись и подлетели ближе к столу, намереваясь присмотреться к Гале и лететь дальше. Но вдруг она застыла и громко произнесла:

– Кто здесь? Я спрашиваю кто? – грозно повторила она. – Я чувствую, что кто-то здесь есть! Бабушка! Ответь! Кто рядом со мной?

Я увидел темный сгусток информации, стремящийся к Гале откуда-то сбоку и снизу. Словно рядом с ее ногами было черное отверстие откуда и лился этот поток, сопровождаемый тихим хрипловатым голосом. Такие же потоки впитывал и я, общаясь со своим ангелом, только голос, свет и направление информации были совсем другими. В следующую секунду он достиг своей цели, поместившись в голову гадалки.

– Ах вот оно что! – закричала Гала. – Ты опять за своё, девочка?! Зачем ты сюда явилась? Убирайся! Марина тебе уже говорила, что тела своего ты больше не увидишь. Уходи! Уходи отсюда! – Гала сделала два шага по направлению к нам. Её глаза бешено метались из стороны в сторону, она грозно размахивала руками.

Мы невольно отпрянули, развернулись и вылетели обратно в окно, слыша за спиной удаляющееся недовольное ворчание гадалки.

– Она меня учуяла. Что теперь будет? – Соня смотрела на меня детским испуганным взглядом.

– Ничего не будет. Я не позволю им тебе навредить. Соня, мало того что ты не ставила заслон, когда вылетала из тела, так ты ещё и не ставишь защиту, чтобы обезопасить себя при передвижениях в пространстве. Любая мало-мальски умелая гадалка будет чувствовать твоё присутствие, если ты этим не займёшься! – я укоризненно посмотрел на Соню.

– Я готова, только не знаю как, – опустив голову, сказала она.

– Я научу тебя, горе ты моё! Дай мне свою руку.

Соня протянула мне свою ладошку.

Я взял её маленькую руку и приложил к своей щеке. Как же тепло и приятно её ощущать! Я готов был стоять так целую вечность!