Текст книги "Жизнь души"

– Профессор, вы мне так и не сказали всего. Иван наш агент? Или на румынов все же работает?

– Наш на сто процентов. Кто ж ему даст работать на румынов или еще там кого? – сказал невозмутимо Манусов.

– Понятно. Значит, он был приставлен к Рудковичу?

– Да. Он был как приманка для заказчиков Марка, мы предполагали, что они на Ивана быстро выйдут. Так Рудкович себя и рассекретил. Твоя роль заключалась в том, чтобы следить за Рудковичем в будни, в рабочее время, когда Иван не мог этого делать. И все было бы хорошо, но Иван устроил мне настоящий скандал, когда узнал, что здесь замешана Соня. Тогда он мне сказал, что собирался жениться на ней, – Манусов уголками глаз проследил за моей реакцией, что я, безусловно, заметил.

Я об этом помнил, поэтому просто кивнул, давая понять, что в курсе.

– Мне его реакция понятна, – только ответил я.

– И мне понятна. Так же как ты тайком искал Соню, Иван начал искать тебя. А увидел случайно, когда сам пришел за Мариной! Как раз, когда ты свой супер-план пытался воплотить! Представь только, сколько агрессии ты у него вызвал, что он так тебя отделал. Не смог остановиться! Сумасшедший ученый! Но талантливый! – проговорил с удовольствием Манусов.

– Я не хотел, – снова коротко ответил я, зная, что профессору лучше не возражать и сильно не оправдываться, он этого не любил.

– Но на самом деле вся эта ваша неразбериха с Соней сыграла нам на руку. Румыны сняли с тебя часть подозрений. Не буду вдаваться в подробности…

– Профессор, а как Соня? Где она сейчас? – перебив Манусова, наконец решился я задать тот вопрос, который интересовал меня больше всего.

– Тебе удалось каким-то образом убедить эту Марину покинуть тело Сони. Ну там еще Иван поднажал, конечно. Поэтому Соня в своем теле! Мы отвезли ее в этот же госпиталь, где и ты сейчас лежишь. Она была очень слаба, ещё с трудом говорила и плохо передвигалась. Сейчас ей уже намного лучше.

– Так она сейчас здесь?! – удивился и обрадовался я одновременно.

– Нет, сейчас уже не здесь. Здесь она побыла несколько дней, ей стало лучше, и врачи её отправили на прохождение реабилитации в санаторий. – Манусов улыбнувшись, сощурил глаза, глядя в мою сторону.

– В санаторий? – повторил я вопросительно, не скрывая довольную улыбку.

– Да, – он немного помолчал и добавил, покосившись на меня: – в Подмосковье.

Мое воображение мгновенно нарисовала столь желанную будущую встречу с Соней на земле. «Я увижу ее в теле!» – кричало от восторга мое сознание. Видимо у меня была такая довольная и возбужденная улыбка, что Манусов решил сразу поставить все точки над «и».

– Я дам тебе возможность к ней съездить. Она еще долго там пробудет, тебя выпишут гораздо быстрее! Тем более что Иван сейчас очень плотно занят с румынами, ему приходится и твою часть работы выполнять! – немного недовольно произнес Манусов. Но в тот момент мне было все равно, какую там работу Иван за меня выполняет, я мечтал лишь об одном – увидеть Соню.

– Спасибо, Анатолий Федорович! Я вам очень благодарен! Мне набрать вам как меня выпишут? – спросил я.

– Набери. Я дам тебе ее адрес. – Вздохнул Манусов.

– Румыны еще в работе? – спохватился я, вернувшись к деловым вопросам. Он был, видимо, разочарован тем, что его лекция, прочитанная им в начале нашей беседы, прошла впустую.

– Да. Иван очень большую работу провел с ними, чтобы отвести от тебя подозрения! Хоть и нелегко ему это далось. – Сказал Манусов, кивая, словно в благодарность Ивану.

– Спасибо ему, конечно. – Выдавил я из себя. – Только я б сюда вряд ли попал, если бы он так не постарался.

– Это да, за это я его отчитал как следует! – согласился Манусов. – Мы там взяли одного румына. – Уклончиво проговорил он. – Точнее, не взяли, а опять закрыли в посольстве. Не знаем до конца как с ним вести переговоры. Клаус Вагнер его зовут. Кричит, чтобы его отправили на родину, что мы не имеем права его держать. И больше он ничего не говорит. Пока ещё думаем, как с ним поступить. Он однозначно знает намного больше, чем Иван, но как от него добиться показаний, не понятно. И выпустить его опасаюсь, так как он вернётся в Румынию с новостями, и они могут снова активизироваться. А когда тебя выпишут? – резко перевел тему Манусов, посмотрев на часы.

– Через пару-тройку дней врач сказал. – Бодро ответил я.

– Понятно. Дам тебе ещё несколько дней на то, чтобы прийти в себя после больницы, а потом всё… решим как дальше будем действовать.

– Хорошо, профессор, – ответил я.

– Давай, набирайся сил, очень скоро они тебе понадобятся, – сказал он и добавил, словно самому себе: – А мы пока этого Клауса подержим ещё у себя. Все мне пора. Засиделся я у тебя, засиделся! Как в старые времена! – Он улыбнулся и погладил меня по руке.

– Да, точно, – улыбнулся я в ответ.

Он попрощался и зашагал к выходу такой же энергичной походкой, как пришёл сюда, в палату. Тут же вошла мама, словно ждала под дверью. Сделав попытку узнать о чем со мной говорил Манусов, она тут же закрыла тему, поняв, что обсуждать я это был не готов. Но все же задала один вопрос:

– Артур, но ответь мне, пожалуйста, к работе он тебя будет привлекать?

– Мама, мы о работе с ним на самом деле мало говорили, он меня больше отчитывал, пожалуйста, не волнуйся. – Улыбнулся я.

– Ох, Артур! – произнесла она вздохнув с ноткой печали в голосе.

Мама успокоилась и затихла, а я погрузился в свои мысли. В моей голове было столько информации, о которой надо было подумать, что мысли мои очень быстро увели меня в забытье. Я не заметил, как отключился от усталости и перевозбуждения.

Когда я проснулся, был уже совсем другой день. Странно, но я проспал всю ночь. Меня разбудил доктор, совершавший утренний обход пациентов во главе команды интернов. Как только он появился у меня в палате, то тут же заговорил про мою выписку, отметив значительное улучшение состояния. По его рекомендации ровно через два дня я оказался дома. Из всех повязок, что у меня были, остался только гипс на правой руке. Правда, временами мою голову сковывали спазматические боли, но я пил таблетки, прописанные доктором, и они сразу же прекращались.

Не стоит и говорить, что я не преставая думал о Соне, представляя в воображении её волнующий взгляд, очаровательную улыбку, тонкую изящную фигуру в белом невесомом, словно облако, платье из тонкой мягкой ткани. Часто вспоминал то захватывающее незабываемое впечатление, которое она произвела на меня в первые дни нашего знакомства, перебирал в памяти то время, что мы проводили вместе, когда беспечно летали над вечерней Москвой и постоянно болтали непонятно даже о чем. Я часто с трепетом в сердце вспоминал времена, когда мы могли спокойно, невидимые никем, беспечно вот так парить над землей! Я безумно жаждал увидеть её, почувствовать ее физическое присутствие, ее запах, частоту дыхания и нежность прикосновения.

Невольно я представлял какая она в теле. Одна только мысль о том, что она на земле, приводила меня в эмоциональное возбуждение, словно электрический разряд пробегал по всему моему телу, придавая сил действовать, срывая с места. Все внутри меня колыхалось и пульсировало от предвкушения того волнительного момента, который непременно наступит, когда я увижу ее впервые.

Довольная улыбка не сходила с моего лица, когда я думал, что смогу наконец-то подарить ей красивые цветы, которые она возьмет в руки. И вообще дарить любые подарки. Я уже столько всего себе продумал, что очень распереживался, не зная состоится ли встреча в реальности, даст ли Манусов такую возможность.

В таком состоянии я не мог удержаться, чтобы сразу, как только вбежал домой, лишь скинув ботинки, набрать Манусову.

– Привет, Артур! – профессор после первого же гудка снял трубку. – Как ты себя чувствуешь? – деловым и быстрым тоном произнес он. И я сразу понял, что он занят, поэтому надо говорить быстрее и сразу по-существу.

– Все хорошо, Анатолий Федорович. Я уже дома, меня сегодня выписали. Я сразу хотел спросить, чтобы не отвлекать вас надолго по поводу того, где находится Соня. Вы мне обещали ее адрес сказать. Я хотел к ней подъехать. – Сразу без доли смущения, переходя к интересующему меня делу, произнес я.

– Записывай, – также быстро ответил он и продиктовал адрес ведомственного санатория в Подмосковье. – Ты можешь к ней ехать. Иван будет все дни занят работой, я сказал ему, что ты отправлен на реабилитацию. И из тела тебе выходить не надо, Соня в теле, работы у тебя нет!

– Спасибо большое, Анатолий Федорович, – поблагодарил я. Возможно надо было поинтересоваться ходом работы по делу Рудковича, но я не стал, поскольку прекрасно понимал, что Манусов тут же поймет неискренность проявленного мною интереса и не будет обсуждать эту тему, тем более, что занят.

– Все, удачи! На служебной только перемещайся! Наберу тебя в конце недели сам. – Я услышал в трубке короткие гудки, профессор отключился.

Как только я получил адрес, все мое возбуждение, словно отхлынувшая огромная волна, оставило меня вместе с жизненной энергией. Я понял, что слишком переволновался, переживая, что наша встреча может не состояться, и чувствовал полную эмоциональную опустошенность.

Я разделся, лег на кровать и от изнеможения погрузился в полудрему, когда резкий звонок телефона меня разбудил. Звонила Варя.

– Алло! – сонным голосом сказал я.

– Артурчик! Привет! Я что тебя разбудила? – звонко спросила она.

– Да, немного прилег, устал с дороги. – Пробубнил я, делая свой голос еще более сонным, чем он был на самом деле.

– Понятно. Ладно, перезвони тогда, как проснешься, – бойко сказала Варя и тут же отключилась.

«Вот сама перезвони!» – раздраженно подумал я, окончательно проснувшись.

Умывшись ото сна, я тут же начал собираться на встречу с Соней. Как я хотел, мечтал и ждал увидеть ее до звонка Манусову, также мне сейчас хотелось почему-то оттянуть момент нашей первой встречи. Уже окончательно осознав, что все закончилось, вот скоро она будет совсем рядом, мне, с одной стороны, хотелось безумно ее увидеть, а с другой – не хотелось терять ту сказку, ту загадочность и подогреваемый ею интерес, которые были в наших отношениях. Но желание ее физического присутствия пересиливало все. Поэтому я сразу вызвал служебный Опель с водителем и отправился к Соне в санаторий.

Целый час по пробкам мы выбирались из города и еще минут сорок мчались по оживленной трассе Новорижского шоссе. При подъезде к кованым резным воротам центрального входа санатория, нас остановил патруль для проверки документов и осмотра автомобиля. Пока водитель отвечал на вопросы и показывал внутренности багажника, а сотрудники охраны слажено и быстро проверяли двери и заглядывали внутрь салона, я рассматривал эти резные ворота и вспоминал как я совсем недавно, лежа в больничной палате, видел их во сне. Я поднял голову вверх и посмотрел на верхушки голубых елей, плотно стоящих друг к другу по ту сторону забора. Их макушки я тоже видел во сне. «Я непременно должен был сегодня здесь оказаться!» – подумал я.

Нас пропустили через величественно открывшиеся с тихим скрипом ворота и мы въехали на ухоженную территорию. Опель тихо проскользил по асфальтовой дорожке, обрамлённой ярко-зеленым газоном, где казалось травинка к травинке идеально подходила по высоте, между белыми малоэтажными корпусами, и припарковался на стоянке перед главным таким же белым корпусом, который был чуть выше остальных, с большими панорамными окнами на первом этаже и светло-коричневой деревянной входной дверью.

Уже вечерело, когда я вышел из машины и остановился, сжимая во вспотевшей руке розы, которые я купил для Сони по дороге. Собравшись с духом и решительно дернув входную дверь на себя, я прошел на ресепшен главного корпуса. За небольшой стойкой, уютно расположенной между стеклянным баром, заставленным бокалами, с одной стороны и мягкими кожаными диванами – с другой стороны, сидела женщина средних лет с коротко остриженными выкрашенными в рыжий цвет волосами и радужно улыбалась мне, словно давнему знакомому.

– Добрый день! – участливо сказала она. – Вы заезжаете?

– Добрый день! – ответил я. – Да, у вас есть места? Я не бронировал. Совсем вылетело из головы!

– Как же так! – дружелюбно воскликнула она. – В санаторий без брони приезжать очень рискованно! Вы сотрудник ФСБ?

– Да, конечно. Вот удостоверение, – я порылся в сумке, висевшей у меня через плечо, и достал документ.

– Спасибо. – Ответила она, посмотрев в него. И тут же сказала: – сейчас что-нибудь обязательно подберем для вас Артур Александрович! Пока я буду оформлять, можете принести ваши вещи.

– У меня все вещи с собою, – коротко ответил я.

Она пожала плечами и уткнулась в компьютер.

Довольно-таки быстро она определилась с номером для меня, предупредив, что придется оформить недельный заезд, так как в санатории путевки выдаются на срок не менее недели, а также завтра в первой половине дня мне необходимо будет пройти обязательное медицинское обследование для назначения недельных процедур, и когда поинтересовалась нужно ли мне что-то еще, я выдавил из себя:

– Да, нужно. Подскажите, Соня Горина в каком номере остановилась? – произнес я и почувствовал как кровь отхлынула от моего лица.

– Сейчас. – Она опять посмотрела в компьютер и просто так, что не вязалось с моим представлением о необычности и торжественности момента ответила: – в двадцать четвертом, в седьмом корпусе.

Спасибо. – Только и мог ответить я.

И, развернувшись чтобы уйти, услышал за спиной ее голос:

– Только если вы ее ищете, то вам лучше пройти сквозь это здание по прямой и выйти с заднего входа, там будет небольшой садик, а после него набережная. Я только что ее видела там.

Я снова развернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на ее добродушное улыбающееся лицо с широко открытыми глазами.

– Спасибо. – Снова выдавил я из себя и пошел в ту сторону, куда она указывала мне рукой по светлому коридору главного корпуса санатория, устланному серой ковровой дорожкой.

Высокая стеклянная дверь, выходящая на задний дворик в котором уютно расположился небольшой садик с клумбами из разноцветных роз, чередующимися с белыми лавочками, была не заперта, и я легко открыл её.

«В этот раз я войду к ней через дверь!» – промелькнула у меня мысль и я невольно ей улыбнулся.

Сделав шаг на террасу, я уже не мог остановиться, быстро я пошел через сад к набережной, ожидая там застать Соню. Через какие-то секунды, пройдя несколько метров, я уже оказался на деревянном неровном помосте набережной, вымощенном вдоль тихой узенькой подмосковной речки.

Те полминуты, в которые я оглядывал каждого из нескольких отдыхающих, которые прогуливались по помосту, показались мне вечностью. Я стоял как вкопанный и выискивал глазами Соню.

Наконец, я заметил тонкую фигурку девушки, сидящей на краю небольшого деревянного пирса, отходящего вглубь реки как раз в том месте, где заканчивалась деревянная набережная и начинался обычный земляной покатый берег. Она сидела полубоком, больше даже спиной, ко мне в джинсовой куртке и подол ее белой тонкой юбки неспешно колыхался на легком ветру, бесшумно выписывая неровные полукруги.

Словно почувствовав, что кто-то смотрит на нее, она уже хорошо знакомым мне движением, слегка наклонив голову вниз, заправила спадающие волосы за ухо, и обернулась, тут же встретившись со мною взглядом.

Видимо, ей понадобилось совсем немного времени, чтобы понять кто перед ней, потому что она через пару секунд вскочила на ноги.

И вот передо мной стоит она! Она! Сонечка! Мне почему-то виделась она в облаке теплого белого света, хоть я и понимал, что света в реальности никакого нет. На ней была одета длинная белая порхающая от каждого движения юбка, светло-серый топ, а сверху на плечи накинута расстёгнутая джинсовая темно-синяя куртка. Свисающие почти до пояса длинные волосы были выкрашены в ярко-белый цвет, оттеняя легкий загар на лице и выделяя крупные серые глаза.

В тот момент я не думал ни о чем только стоял и смотрел на нее. Она в таком же ошеломлении стояла и смотрела на меня. Пересохшими губами вымолвил без звука:

– Привет!

Я первым сделал шаг вперёд и она тут же двинулась в мою сторону. Так мы шли по набережной навстречу друг другу и весь окружающий мир вокруг нас замер, просто на какое-то время перестал существовать, будто все происходило во сне, и лишь скрипящие под ногами доски набережной, возвращали к реальности. Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались, сближаясь.

Часть 2. На земле

1. Встреча

Так мы шли, с виду, казалось, совершенно спокойно, не желая привлекать к себе внимание, пока не остановились в метре друг от друга, не решаясь сделать несколько последних шагов. Я испытывал такой трепет в душе, отзывающийся ощутимым биением сердца, от физической близости Сони, что унимать его было абсолютно бесполезно, поэтому я просто стоял, прислушиваясь к своим ощущениям с единственным желанием понять, что чувствует Соня. А она смотрела на меня своими восхитительно глубокими и невероятно красивыми глазами и смущенно улыбалась. Я сразу узнал ее нисколько не изменившийся умный, живой и притягательный взгляд.

Сколько времени мы так стояли, прежде чем пошевелиться, я не знаю, но неожиданно Соня начала тихонько посматривать по сторонам. В этот момент я вышел из оцепенения и подошел к ней на расстояние вытянутой руки, протягивая букет роз, который она тут же приняла и, опустив голову к цветам, вдохнула свежий аромат. Светло-желтые, с чуть зеленоватыми прожилками бутоны закрыли ее лицо от меня и я, воспользовавшись моментом, подошел еще немного ближе. Я медленно, дрожащей от волнения рукой, погладил Соню по волосам, отчего она немного отстранилась, давая понять, что сейчас не совсем удачный момент это делать, и с нежностью посмотрела мне в глаза. Я опустил руку. Как отчётливо я видел её тогда! Какой же нежной и родной казалась она мне! И как сильно я заскучал по нашим полетам! Однако мне было странно, что в тот момент я впервые за долгое время ощутил, что моё тело нисколько не тяготило меня, находится рядом с Соней физически, было также приятно и уютно, как и без тела.

Это была Соня, без сомнения. Её лицо сильно изменилось по сравнению с тем, когда внутри её тела была Марина, исчезло то бескомпромиссно-напористое и озабоченное выражение, с которым она смотрела на окружающий мир. Она сейчас была очень похожа на себя в небе, только очертания и движения стали четче.

– Спасибо за цветы, – прервала Соня молчание, заговорив первой. Сладко и мелодично зазвучал ее голос, мягко проникая во все мое нутро.

– Ну вот мы и встретились, – проговорил я тихо, – я очень рад тому, что наконец-то могу видеть тебя, Соня…

– Я тоже рада, что вижу тебя, Артур, – ответила она. – Я очень переживала за тебя. Профессор Манусов убедил меня, что с тобой всё хорошо, что ты поправишься… Но что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня?

– Я тоже приехал на реабилитацию. Но на самом деле, я очень хотел тебя увидеть. Манусов дал мне твой адрес и я приехал тебя навестить. – Уже гораздо уверенней произнес я.

– Понятно. Но ты же понимаешь, что это риск? – сказала Соня и вопросительно посмотрела на меня, подняв брови.

– Не волнуйся. Профессор обо всем позаботился. Мы здесь одни и никто нам не помешает. – Ответил я, многозначительно на нее посмотрев. Когда я говорил, про то, что «никто не помешает» я имел в виду Ивана, безусловно, но произносить его имя не хотел, в надежде, что она итак все поняла.

– Артур! Ну так что мы тут стоим, как привязанные? – улыбнувшись, спохватилась Соня, отрываясь от моего взгляда. – Пойдём пройдемся по набережной? Смотри как здесь красиво!

Она повернулась ко мне боком, и подол ее белой юбки, опаздывая за ее движением, описал полукруг и мягко опустился к ногам. Словно пытаясь вывести меня быстрее из ошеломленного состояния, она взяла меня под руку и потянула за собой вдоль набережной. От ее прикосновения дрожь пробежала по всему моему телу и, как заворожённый, не осознавая до конца в какой нахожусь реальности, что я делаю и что надо делать в таких случаях, я просто пошел туда, куда тянула меня Соня.

Наконец, усилием воли я заставил себя обратить внимание на окружающее пространство. На подмосковный санаторий опускался тихий летний вечер. Повсюду включались маленькие фонтанчики, поливающие зеленый загон и клумбы, усиливая легкий запах травы и цветущих роз. Все дышало спокойствием и умиротворением, редкие отдыхающие медленно прогуливались по дорожкам и набережной.

– Как ты себя чувствуешь, в теле? Непривычно тебе? – деликатно поинтересовался я, повернув голову в сторону Сони и вдохнув ее тонкий сладкий и, казалось, такой знакомый аромат. Я еще раз убедился, что ничего особо не поменялось в моих ощущениях комфорта рядом с ней, даже стало еще уютнее, когда я физически ощущал ее присутствие.

– Сейчас хорошо, – ответила улыбаясь Соня. – Я теперь каждое утро думаю о том, какое это счастье быть живым и здоровым, как же это драгоценно! Это настоящее чудо! Я стала очень ценить свою жизнь и просто радоваться ей! А так, да, первое время, конечно, совсем непривычно было. Забыла как шевелить руками и ногами. – И она засмеялась, повертев ладонями перед собой.

– Я представляю. Я хоть и ненадолго вылетаю, но все равно каждый раз мне необходимо какое-то время, чтобы восстановиться. Не так-то это просто, как кажется. А когда приходилось резко вставать, долго потом чувствовал себя не в своей тарелке, покачивало и сознание словно уходило, когда не успевал заземлиться.

– Да, мне это знакомо. У меня до сих пор периодически на долю секунды отключается сознание. Я опять улетаю, но уже в мыслях. – Пожаловалась Соня.

– Заземляйся, и все пройдет. – Посоветовал я ей. – Тебе необходимо прочувствовать свое тело. Наполнить его энергией. Ты же помнишь как это делать?

– Я как раз недавно начала заниматься практиками, здесь есть и курс йоги, и массажа, и соляные, и грязевые ванны. Я стала больше работать руками.

– А что ты делаешь руками?

– А у нас тут есть женский клуб, где мы то рисуем, то вышиваем, то что-то лепим, в общем, занимаемся ручным творчеством. Мне это очень помогает и отвлекает.

– Понятно. Молодцы! Ты сама давно уже здесь?

– Да, меня быстро выписали. Около трех недель получается. Меня уже здесь все знают. – Энергично сказала Соня, пока мы спускались с деревянного помоста в том месте, где он заканчивался, на землю, чтобы продолжить путь вдоль речки. – Вот и по этой траве часто босиком хожу, особенно по утрам мне очень нравится здесь ходить, роса такая приятная, ноги увлажняет и расслабляет.

– Согласен. А меня здесь оформили на неделю. – Сказал я и покосился на Соню, изучая ее реакцию. – Сказали, что меньше, чем на неделю, путевки не выписывают.

– Да, здесь такие правила. – Чуть тише констатировала Соня. А по ее следующей фразе я понял причину ее смущения. – Знаешь, меня Иван навещает. – Сказала она и замолчала.

– Я знаю. – Через паузу ответил я. – Мне профессор Манусов сказал. Но если ты переживаешь за то, что он приедет сюда и, увидев меня, устроит бучу, то можешь не волноваться, ничего не случится, профессор уверил меня, что Иван эту неделю точно будет занят по уши работой. Его не отпустят.

– Как я могу не волноваться. Вон как он тебя. – Она кивнула в сторону моей забинтованной руки. – А потом, ты забыл, что он перемещается вне тела? Если он доберется сюда и увидит, что мы тут находимся вместе, тут же приедет. Я его знаю.

– Ничего не бойся, Манусов и это предусмотрел. Иван не будет в ближайшие дни выходить из тела, он будет очно при румынах. Всего рассказать не могу, но поверь, я знаю, что говорю.

– Ну ладно. – Вздохнув сказала Соня. – Будем надеяться, что все пройдет без эксцессов.

– Все будет хорошо. – Снова я уверил Соню. – Не беспокойся так. Расскажи лучше как ты вернулась в тело. В какой момент? Манусов сказал, что Марина все же покинула его.

– Да, все реально получилось так, как ты придумал. Марина покинула тело еще в здании Академии и я туда сразу пробралась, никакого заслона она не поставила. Я правда немного перестаралась, показывая, что я еще не в теле, что все затекло у меня. Но боялась себя проявить, даже когда оказалась уже дома у Ивана. Позже тихонько начала шевелиться. Иван потом еще долго проверял я это или нет. Он, знаешь, такой перестраховщик. – Произнесла Соня, слегка нахмурив брови, как бы смущаясь того, что говорит со мной про Ивана.

– Я заметил. – С иронией в голосе сказал я, но Соня не подала виду, что поняла эту иронию.

– Давай, может, здесь присядем? – Соня указала рукой на небольшую деревянную скамейку, стоящую под веткой кленового дерева.

– Давай. – Согласился я и, смахнув с деревянного сидения пару кленовых листьев, предложил сначала сесть ей.

Так мы сидели и смотрели на еле заметное течение узенькой речки несколько минут в полном молчании. Каждый думал о своем. Я вспоминал тот вечер, когда мы рассматривали Москву-реку и храм Христа Спасителя с высоты птичьего полета, наслаждаясь великолепием светящихся огней. И в тот момент, сидя бок о бок, мы также наблюдали за течением, которое периодически беззвучно уносило куда-то за поворот то опавшие листья, то кувшинки, то сучки стоявших по другую сторону берез. Эту умиротворяющую тишину нарушали лишь трескотня и щебетание невидимых глазу насекомых и птиц. Соня, положив букет рядом с собой на скамейку, теребила тонкими пальчиками одну из них, иногда поглядывая на цветы. В тот момент я почувствовал, как напряжение, долго копившиеся во мне, от переживания будущей встречи с ней, начало меня отпускать. Я постепенно расслабился, выдохнул все, что терзало меня, и почувствовал неимоверную усталость. Меня опять начало клонить в сон. Видимо, заметив мое состояние, Соня забеспокоилась:

– Артур, ты устал, наверное, с дороги. А мы тут гуляем. Может тебе передохнуть?

– Нет, нет. Это сейчас пройдет. Еще слабость, видимо, сказывается. Иногда просто накатывает.

– Хотя да, до ужина лучше не ложиться. Сходим на ужин и тогда можно. – Улыбнулась Соня. – На самом деле он уже совсем скоро. С семи начинается.

– Ага. Я бы уже перекусил чего-нибудь. – Тоже улыбнулся я и погладил себя по животу.

Соня засмеялась.

– Скоро, скоро. Мой папа говорит, что о еде надо поменьше думать, главное – это ум и его непрерывное развитие. Но как о ней не думать?! Когда так хочется что-то перекусить?!

– Не говори. – Одобрил я ее вывод. – А как там профессор Горин себя чувствует? – Поинтересовался я.

– Все так же, лежит. Очень обрадовался, когда услышал меня по телефону. Его Иван предупредил, что со мной все хорошо. Он переживает за меня. Предостерегал заботиться о себе, своей душе, своём теле и разуме. Говорил, что душа, тело и разум – это единое целое, как только что-то в этом механизме нарушается, по цепочке тянет за собой остальное. Просил никому не отдавать его книги, считает их своим наследием. Он говорит, что их изучение поможет обрести физическое и психологическое здоровье на долгие годы. А еще просил меня быть эгоисткой, – ухмыльнулась Соня, – но в хорошем смысле этого слова. Он поясняет этот «хороший эгоизм» как необходимость заботы о ближнем, поскольку если близкий человек несчастлив, то и я буду несчастлива. Здесь работает то же взаимодействие, что и у души с телом. Для того чтобы стать счастливым самому, человек должен сделать счастливым ближнего. Без этого никто не сможет ощутить всю полноту и радость жизни. Он вообще часто говорил о том, что счастье находится не во вне, а внутри нас самих.

– Знаешь, иногда очень сложно узнать что же находится внутри нас. Для этого знания, мы, возможно, и делаем все эти глупости, с помощью которых становимся сильнее, что-то переживаем, и так растем и развиваемся. Мы несовершенны.

– Мы на самом деле строго и критично к себе относимся. Я поняла, что необходимо делать остановки и просто восхищаться тем, что мы живем, просто живем и все, любить себя уже за это. Возможно же развитие не через конфликты и усилия, а через любовь, радость и знания?!

– Возможно, конечно. Тогда надо научиться отстраняться от горестей, от страданий, от болезней. И просто радоваться?

– Не отстраняться, конечно. Но несмотря на все это…, все равно радоваться жизни. Понимаешь?!

– Проблемы учат нас. Трудности нас закаляют и заставляют двигаться вперед. Нам нужны препятствия для борьбы. Радость должна быть от победы, от достижения чего-либо! Нельзя же радоваться просто так! – категорично сказал я.

– Можно. – Мягко, но настойчиво произнесла Соня. – Поверь, можно. Я это испытала и теперь точно знаю, что надо просто радоваться тому, что ты живешь.

Соня замолчала и, наклонив голову набок, заправила волосы за ухо. Так мы просидели еще какое-то время, непринужденно то споря, то просто болтая о радости, душе, теле, разуме, их взаимодействии, вспоминали мудрые советы профессора Горина, порассуждали над ними. Мы спохватились, что давно уже шел ужин, а точнее, подходил к концу, когда стали пристальнее вглядываться в потемневшую от опустившихся сумерек воду.

Встав со скамейки, мы сразу же направились в общую столовую, которая располагалась на первом этаже главного корпуса и представляла собой огромный светлый зал с круглыми столами, устланными белоснежными скатертями и кремовыми стульями с мягкими сидениями. На стенах по периметру зала висели черно-белые фотографии итальянских живописных городов, создавая современный интерьер.

Соня указала место, на котором она обычно сидела, отметив, что у нее есть соседи по столу, которые через пару дней уезжают и можно попросить, чтобы нас посадили вместе. Но в момент, когда мы вошли, стол был пустой, видимо, они уже отужинали, и мы смогли спокойно сесть рядом.

Как только мы расположились, к нам сразу же подошел официант с меню в руках и предложил выбрать блюда. Получив заказ, он быстро исчез за тяжелой портьерой, отделяющей кухню и основной зал, а мы продолжили неспешную болтовню о моем здоровье, ее состоянии, а также о книгах и фильмах, которые Соня недавно читала и смотрела, занимая вечера.

– Артур! Скажи, а ты не знаешь, Марина, эта женщина, вернулась в свое тело? – неожиданно спросила она.

– Вернулась. – Ответил я и, положив вилку на стол, посмотрел посмотрел ей в глаза. – Я спрашивал у одного нашего сотрудника, он сказал, что ее тело начало подавать признаки жизни, она даже вышла из комы, но очень слаба, не двигается, почти не ест. Кто знает, когда она теперь восстановится?! И восстановится ли полностью? Столько ведь времени прошло!

– Да уж. Не могу себе даже представить, каково это – быть в чужом теле? А если бы я была мужчиной, она бы тоже в меня залезла? – Соня засмеялась.