Текст книги "Жизнь души"

15. Мюнхен

Смотря из окна заднего сидения служебной машины, мчавшей меня в аэропорт, на быстро меняющуюся картинку городского пейзажа, я не сразу заметил, как снова впал в состояние нервного напряжения из-за усталости и неотпускавших мыслей о Соне. Дорога располагала к раздумьям и я перемалывал в голове всю имеющуюся информацию о ней: о ее возможном местонахождении, занятиях, задавался вопросом смотрит ли на меня. Тоска сдавливала грудь при мысли о том, что я больше не смогу с ней поговорить и увидеть её. Утирая слёзы, невольно текшие по щекам, я пытался сглотнуть комок, так сильно сдавивший горло.

Невероятным усилием воли я заставил себя больше о ней не думать и как только увидел, что мы стали приближаться к аэропорту, мысленно переключился на предстоящую встречу с Манусовым, предполагая, что он не сможет не обратить внимания на мой обескураженный вид. «Профессор знал, что вчера я был на вечеринке, поэтому прикрытие покрасневших от слёз глаз у меня железное» – думал я.

Когда я вошёл в зал ожидания Федеральной Службы Безопасности аэропорта, Манусова ещё не было. Он появился за несколько минут до предполагаемого времени взлёта, и мы сразу пошли на борт. После взлёта, чувствуя уверенность и безопасность, веявшие от профессора, спокойная фигура которого не оставила ни единого шанса неравному напряжению, я сразу же расслабился и уснул. Звонкий женский голос в динамике, сообщающий о необходимости пристегнуть ремни при заходе на посадку, разбудил меня. Но глаза я открыл, когда мы уже почти соприкоснулись с землей в аэропорту города Мюнхен. На смену расслабленности пришла бодрость и собранность.

В потемневшем от сумерек окне иллюминатора я увидел быстро приближающиеся огни взлётно-посадочной полосы. Манусов сидел без движения, ровно в кресле, с закрытыми глазами, но чувствовалось, что сильно напряжён. Я вспомнил, что он боялся моментов посадки самолёта, он говорил однажды, что это его небольшая фобия, оставшаяся от пары опасных приземлений. Как только самолёт затормозил, он улыбнулся, выдохнул и открыл глаза.

– Ну, всё. Прилетели, – с облегчением произнёс он. – Ты как?

– Поспал немного, – ответил я немного хриплым ото сна, но бодрым голосом.

– Весь полёт проспал. Совсем не выспался этой ночью? – спросил он и пристально посмотрел мне в лицо. – Глаза хоть уже не такие красные!

– Почему же. Мы, конечно, поздно легли, но я поспал, – произнёс я, ещё не понимая, к чему клонил Манусов.

– Кто «мы»? Ты у кого-то ночевал? – неожиданно спросил он и снова пристально посмотрел на меня своим сканирующим взглядом, под которым невозможно было сказать неправду.

– Да, – признался я и тихо добавил, – я ночевал у Вари.

– Ты узнал у нее зачем она звонила тебе тогда днём домой? – спросил он спокойно, как ни в чем не бывало.

– Да, сказала, что просто хотела меня услышать, – тихо произнёс я и отвернулся, уставившись в окно иллюминатора. Мне не хотелось обсуждать с ним Варю.

– Девушка в общем-то она хорошая. Я навёл справки. – Сказал Манусов спокойно. – Но не знаю, интересно тебе с ней? Семья совсем простая, отец хоть и работящий.

– Анатолий Федорович! – возмущённо произнёс я, не желая отвечать на такие вопросы.

– Что? Артур, я за тебя несу ответственность. А ты бываешь скрытным, поэтому мне приходится выяснять всё самому! – он, улыбнувшись, посмотрел на меня.

– Иногда чувствую себя как в клетке, – буркнул я. Мне было крайне неприятно, что он вмешивается в мою личную жизнь. «Если он решил всё выяснять таким путём, а не спрашивать у меня, то пусть выясняет сколько хочет и дальше. Запретить я ему этого не могу. А я откровенничать с ним не буду!» – категорично решил я.

В аэропорт за нами приехал служебный автомобиль, который отвёз нас в гостиницу «Хилтон», расположенную около большого мюнхенского парка Энглишер-Гартен. В приотельном ресторане мы сразу же поужинали и разошлись по номерам отдыхать.

Мне предоставили комнату на четвёртом этаже. Это был хорошо убранный, стандартный, но просторный номер, в нём спокойно помещалась большая двуспальная кровать, раскладной диван, два кресла и журнальный столик. Напротив кровати, вдоль стены, стоял стол с телевизором. Звенящая тишина навивала тоску, поэтому я сразу нажал на пульт и, пока готовился ко сну, краем уха слушал диктора международного новостного канала.

Когда я лёг в кровать, мысль о возможности покинуть тело начала меня одолевать, не давая заснуть. Но как только я решительно убедил себя, что таким опрометчивым поступком могу сильно навредить себе в поисках Сони, зная, что у Манусова везде есть уши, откинув шальные мысли, я все же заснул.

Рано утром меня разбудил резкий звонок телефона и голос Манусова в трубке:

– Просыпайся, Артур, и спускайся в холл отеля. Мы ждём тебя.

– Хорошо, Анатолий Федорович. Дайте мне пятнадцать минут.

Встряхнув головой, я отбросил остатки сонливости, решительно встал с постели, растянулся, умылся, оделся в строгий тёмно-синий костюм, белую в тонкую голубую полоску рубашку и, громко захлопнув дверь номера, сам не зная кому, но словно давая понять, что я вышел, спустился в холл отеля. Он представлял собой огромную, ярко освещённую дневным светом залу. Парадные окна с крупными витражными стёклами по периметру помещения доставляли большое количество дневного света. На противоположной стороне от входной стеклянной вращающейся двери размещалась длинная массивная стойка ресепшен, за которой всегда находилось не меньше трёх человек, принимающих и обслуживающих гостей отеля, а по центру холла – около тридцати мягких белых кожаных кресел с деревянными ручками и такими же двухместными диванами, расставленными полукругами. По правую сторону от стойки ресепшен было организовано небольшое кафе, отгороженное от общего пространства высокими мраморными колоннами, сквозь просвет между которыми за одним из столиков я заметил Манусова и Фелькеля, о чём-то неторопливо беседовавших. Я направился к ним.

На этой конференции, хотя не только на этой, но и во время организации и проведения многих других международных мероприятий в Германии, мистер Фелькель являлся ключевой фигурой, отвечающей за безопасность их проведения. Он знал всех своих агентов, охранников, связистов, переводчиков в лицо и по имени. Ни один зарубежный агент не мог присутствовать на такого рода мероприятии без официального разрешения на то мистера Фелькеля.

Фелькель сидел ко мне лицом, скрестив на груди руки, и, видимо, заметил меня раньше, чем я успел осмотреть холл. Он пристально наблюдал за мной, когда я обратил на них внимание, и пока шёл навстречу, с нескрываемым интересом меня разглядывал.

– Доброе утро, Артур, – поздоровался он, как только я подошел.

– Доброе утро, – ответил я, улыбнувшись, пожимая ему руку. – Доброе утро, Анатолий Федорович, – поздоровался я с Манусовым.

Профессор указал мне на пустой стул.

– Кофе будешь, Артур? – спросил он.

– Да, если можно, чашечку выпью.

Манусов позвал официанта, заказал два кофе и чай для Фелькеля, и сэндвич для меня.

– Артур, – обратился ко мне мистер Фелькель, когда ушёл официант, – вы тоже будете присутствовать на конференции?

Я открыл рот, но сказать не успел ничего, за меня ответил Манусов.

– Да, Артур будет присутствовать на первой сессии в основном зале, будет сидеть с прессой. Потом я планирую перевести его на работу по СМИ. Пусть побудет с командой, которая СМИ контролирует. Для него это хороший опыт, мне кажется. Если ты не против, конечно, Йохан, – он вопросительно посмотрел на Фелькеля.

Манусов много лет знал Фелькеля. Они были даже чем-то похожи друг на друга, но в диалоге держались подчёркнуто официально. В разговорах между ними не было случайно брошенных фраз, не было даже намёка на фамильярность и юмор, взаимоотношения были деловые, однако, с нескрываемой благожелательностью с обеих сторон. Казалось, они вполне комфортно чувствовали себя в обществе друг друга. Я сразу проникся этой обстановкой официальной дружбы и был даже благодарен Манусову, что он начал отвечать за меня.

– Я не против. Сообщи мне потом подробнее, где будет Артур, я должен знать, если ты решишь изменить свои планы относительно него. Он ещё молодой сотрудник, энергичный, я смотрю, – Фелькель улыбнулся в мою сторону, – не хотелось, чтобы он болтался без дела.

– Без дела он болтаться уж точно не будет, не переживай, Йохан. Работы много, делать её некому, поэтому будет загружен все дни.

Профессор замолчал, поскольку официант принёс наш заказ и чинно раскладывал его на нашем столике. Дождавшись, пока он уйдет, Манусов продолжил:

– Меня больше беспокоит Рудкович, Йохан. Ты же знаешь наше отношение к румынской разведке. Не уверен, что он заявил всех своих агентов. Я разговаривал вчера вечером с Дрейзером, он сказал, что представители политической верхушки Румынии конференцию не посетят в этом году. Однако по моим данным, сам Рудкович со своей командой приехал, он все-таки добился этой возможности. – Манусов с напускным удивлением приподнял одну бровь.

Фелькель сощурил глаза и слегка кивнул, давая понять, что он прекрасно осведомлён о том, кто и в каком составе прибыл на конференцию.

– Если ты беспокоишься по поводу того, что румынская разведка может каким-то неведомым нам способом проникнуть на конференцию, то за это можешь не переживать. Здесь у нас всё под контролем, мы знаем каждый их шаг, – он серьёзно и уверенно кивнул. – Но мы не можем запретить им присутствовать здесь.

– Я понимаю. Но всё же у меня не так много агентов, чтобы уследить за всем. Ты знаешь, что наших политиков здесь много, и мы прежде всего отвечаем за их безопасность. Я взял ровно столько человек, сколько мы с тобой согласовали.

– Хорошо, я усилю работу с румынами, можешь не волноваться, – сказал Фелькель и жестом позвал официанта. – Принесите счет, пожалуйста, – попросил он подошедшего молодого человека.

– Спасибо, Йохан, – ответил Манусов. – Как поедем?

– Как всегда, по отдельности, – улыбнулся Фелькель.

Манусов встал из-за стола, я за ним, последним встал Фелькель. Мы обменялись с ним рукопожатиями и быстро пошли через холл к выходу.

Пройдя сквозь стеклянные вращающиеся парадные двери гостиницы, мы оказались на улице, и к нам в ту же секунду подъехал наш вчерашний водитель, ожидавший чуть поодаль от входа.

Отель, где ежегодно проходит конференция по безопасности, находится в центре Мюнхена, в двадцати минутах езды от «Хилтона». Пока автомобиль плавно и бесшумно перемещался по тихим улочкам, из окна я успел немного оглядеть столицу баварской земли.

Несмотря на то что Мюнхен является самым крупным городом на юге Германии, он не показался мне большим и густонаселённым. Прожив долгое время в Москве, понимаешь, что редкий город может сравниться с масштабами российской столицы.

Улицы были почти пустынны, лишь в старой части города, куда мы въехали со стороны Людвигштрассе, было многолюдно. Мне нравилось рассматривать фасады бережно отреставрированных домов, мощёные улочки, маленькие придорожные кафешки и торговые лавочки. В центре я смотрел на глазеющих по сторонам туристов и местных жителей, неторопливо расхаживающих от дома к дому. Манусов, заметив мой заинтересованный взгляд, словно ненавязчивый гид начал тихо рассказывать о городе.

– Впервые я побывал здесь в восемьдесят втором году. – Бормотал Манусов. – Прошло уже больше двадцати лет. Это была первая наша с Леной заграничная поездка, – последнюю фразу он сказал еще тише, как всегда делал, когда говорил о личном, – и, надо сказать, Мюнхен совсем не изменился. Это одно из тех редких мест, которое перемены только красят. Всё от людей зависит. Понимаешь? Здесь умеют ухаживать за памятниками и домами, – говорил он, смотря в окно. – Тебе нравится вид из окна, Артур? – обратился он ко мне.

– Да, Анатолий Федорович. Видно, что Мюнхен красив, хотя и несколько педантичен. На первый взгляд похож на многие другие европейские города, но какой-то величественный дух все же присутствует.

– Согласен с тобой. Именно вот это сочетание педантичности и королевского размаха делает город уникальным. Можешь представить себе, что во время Второй мировой войны Мюнхен был практически разрушен смертоносными бомбардировками. Но его восстановили, возродив планировку улиц и фасады зданий. Именно поэтому, сохранив исторический вид, он выглядит, как новый, – профессор сделал паузу. – Сейчас здесь живёт около полутора миллиона человек, после войны было всего полмиллиона. – Манусов несколько рассеянно посмотрел на меня, как будто проверяя, слушаю я его или нет.

– Я читал об этом, – участливо закивал я. – А вот там, в двадцать третьем году, в пивной произошёл знаменитый Пивной путч, – сказал я, указав на часть фасада видневшегося в отдалении известного здания.

– Да, в Баварии всё, так или иначе, связано с пивом, – Манусов улыбнулся и с удовольствием продолжил. – Пиво здесь, надо сказать, отменное. Городские власти ежегодно немало вкладывают в организацию пивного Октоберфеста. Только мюнхенские пивоварни допускаются к участию в этом фестивале, – Манусов сделал паузу, – почти приехали, – проговорил он, смотря в окно, однако, продолжил говорить про Мюнхен: – было бы у нас побольше времени, сходили бы в Немецкий музей. Это большой музей техники, находится на острове, на речке Изар, очень впечатлил меня, когда я впервые посетил его. Экспозиция, я думаю, значительно увеличилась с того времени. Он не для специалистов, так посмотреть, для общего развития, – Манусов улыбнулся многозначительно, давая понять, что мне будет полезно сходить туда. А я был удивлен, что он так легко говорит об обыденных вещах в период такой важной командировки.

– Я могу побывать в нём, когда… – я не успел договорить, Манусов сильно сжал мою руку. Порылся в кармане, достал небольшой сенсорный планшет, защищённый от любых считываний, который он всегда носил с собой, и начал быстро что-то в нём писать.

Через десять секунд профессор протянул мне планшет с напечатанным текстом. Я прочитал следующее: «Не следует сейчас говорить об этом, нас могут слушать.»

Я невольно взглянул на водителя. Он сидел прямо передо мной, слушая радио, и, казалось, нисколько не интересовался нашим разговором. В тот момент я понял почему Манусов вел эту отстраненную неспешную беседу про Мюнхен всю дорогу.

«Когда войдём в здание гостиницы, я покажу тебе тот номер, где ты сможешь покинуть тело. До этого момента – ни слова об этом. Ты понял?»

Я посмотрел на профессора, он незаметно кивнул, призывая меня написать ответ.

«Я всё понял», – написал я быстро и передал ему планшет.

Он стёр всё написанное и последующие несколько минут, пока водитель неторопливо подъезжал к входу отеля, мы провели в полной тишине.

Как только мы вошли в большой ярко освещённый большими люстрами холл гостиницы, первым делом Манусов обратился к портье, встречавшему с благожелательной улыбкой гостей у входа. Профессор что-то тихо сказал ему, и улыбка на его лице тут же спала, а взгляд на мгновение стал сосредоточенным и очень острым. Я услышал, как он спросил Манусова, кивнув в мою сторону:

– Вы только вдвоём?

– Пока да, – ответил тот.

– Пройдёмте, я вам покажу, как пройти в зал, – и, повернувшись к нам спиной, он быстрым шагом пересёк холл и остановился у лифтов. – Я думаю, вы знаете, мистер Манусов, но я вам всё равно напомню, зал заседаний, в котором будет проходить завтрашняя конференция, находится на пятом этаже. Прошу вас, заходите, – он указал рукой в открывшийся лифт.

– Спасибо, Альберт. Дальше мы сами справимся, – поблагодарил его Манусов, вошёл в лифт и нажал на кнопку пятого этажа. Но, когда закрылись двери, он нажал отмену и вызвал третий этаж.

В лифте мы поднимались в полном молчании, так же, как шли потом по коридору до номера, заранее подготовленного агентами Манусова.

Он достал из кармана электронный ключ, и мы вошли в небольшой, но чистый гостиничный номер, на первый взгляд ничем не отличающийся от любого стандартного гостиничного номера с двуспальной кроватью, комодом, телевизором, двумя прикроватными тумбочками с торшерами на них и небольшой ванной комнатой, расположенной справа сразу же при входе в номер. Слева при входе стоял большой шкаф-купе с раздвижными зеркальными дверями.

Когда мы закрыли за собой входную дверь, Манусов сразу же распахнул шкаф и продемонстрировал мне прослушивающее и блокирующее прохождение любых сигналов оборудование, потом показал установленные по периметру комнаты скрытые камеры, блокаторы сигналов и усиленную спутниковую антенну, подключённую к телевизору. Ванная комната также была оборудована камерами и другими блокирующими и прослушивающими устройствами, в связи с чем он настоятельно посоветовал мне не посещать в этом номере туалет и не принимать душ.

– Теперь это твоё основное рабочее место, Артур. Когда ты будешь здесь, по этому телевизору сможешь наблюдать за ходом конференции, – он указал одной рукой на телевизор, другой нажал кнопку пульта.

На экране тут же появился конференц-зал, в котором на следующий день должна состояться конференция. Съёмка велась в он-лайн режиме. В тот момент в зале находился обслуживающий персонал: кто-то поправлял расстановку столов, кто-то возился с проводами, кто-то устанавливал микрофоны и транслирующее оборудование.

Порывшись в кармане, Манусов достал свой телефон и набрал номер:

– Рома, здравствуй. Ты в отеле? Хорошо… Спустись к нам, мы здесь, в номере. Да в нашем. Ждём, – он отключил вызов. – Сейчас придёт Рома, покажет тебе, как телевизором этим управлять.

– Хорошо, – ответил я усаживаясь на кровать, – мне только не совсем понятно, Анатолий Федорович, когда я смогу выходить из тела? Фелькель ведь должен всё время видеть меня среди прессы.

Уже одна только мысль о скором покидании тела меня воодушевляла. Огонек, загоревшийся в моих глазах, Манусов заметил сразу и не упустил возможности мне ещё раз напомнить о большой опасности, связанной с моей деятельностью:

– Давай дождемся Рому, и после его ухода я расскажу тебе твоё расписание. А пока хочу предупредить, чтобы ты всегда, слышишь меня, всегда помнил о той опасности, которую несёт за собой каждый твой выход из тела, тем более в таком месте, как это. Здесь полно агентов, в том числе и экстрасенсы, покидающие тело, могут быть. На недолгие полеты в ощутимой близости от тела, сегодня уже способно немало агентов по всему миру. Конечно, твои способности уникальны и ты можешь отлететь значительно дальше, настолько дальше и с такой скоростью, что тебя никто и не заметит, но мы не знаем всего до конца. Ты понимаешь, о чём я? Я очень опасаюсь, что ты в силу отсутствия жизненного опыта не сможешь быстро…

Стук в дверь прервал его монотонное бормотание, и я вздохнул с облегчением.

– Открой, это Рома. Запомни, как он стучит, это его стук, – сказал Манусов уверенно, но напряженно.

– Не беспокойтесь ни о чём, Анатолий Федорович, я со всем справлюсь, – сказал я и пошёл открывать дверь, отметив настороженный взгляд Манусова.

За дверью действительно стоял Роман, я тут же впустил его в комнату. Оказалось, что в Мюнхене он находился уже несколько дней, выполняя различные поручения профессора.

– Приветствую, господа, – поздоровался Рома, еле шевеля губами, и протянул нам руку.

– Здравствуй ещё раз, – деловито произнёс Манусов и перешёл сразу к делу, – расскажи Артуру, как работает телевизор, ты лучше меня сможешь объяснить.

Рома через полуспущенные веки посмотрел на меня и произнёс:

– По-началу всё просто. Нажимаешь на кнопку включения. – Он с небольшим усилием нажал красную кнопку пульта. – На экране появляется вид зала конференции с центральной камеры. Вот он. Когда нажимаешь вот эту кнопку, – он показал зелёную кнопку на пульте, – включаются другие камеры, боковые и задние. Переключается изображение с камер всё той же кнопкой. Это с официальных камер. Чтобы наши камеры посмотреть, надо нажать сюда, – он снова указал на пульт. – Также их переключать можно. Чтоб усилить звук, услышать даже шёпот можно, надо вот эти две использовать: плюс и минус. Если хочешь включить спутник, жми сюда, если новости и другие каналы, сюда. Запомнил хоть? – закончил свой гнусавый монолог Рома.

– Я всё запомнил, спасибо, – сказал я, беря из рук Ромы пульт.

– Хорошо. Я приду сюда завтра утром, перед началом, ещё раз всё проверю, – сказал Рома и посмотрел на Манусова, слегка приподняв левую бровь, словно спрашивая одобрения.

– Да, приходи. Артур будет уже здесь ждать тебя, – сухо ответил Манусов, дав понять, что Рома может быть свободен.

Рома тихо вышел за дверь, и мы с Манусовым опять остались одни. Я щёлкал пультом телевизора, проверяя работу камер, Манусов встал у окна, и немного отодвинув тяжелую и светонепроницаемую портьеру, начал внимательно, водя головой из стороны в сторону, разглядывать улицу.

– Значит, так! – начальственным тоном начал профессор, не отрывая взгляда от окна, и, судя по сосредоточенной интонации, я понял, что сейчас он перейдёт к главному. – Давай обсудим твой распорядок дня. Задач у тебя на этой конференции будет предостаточно. Ты должен будешь безукоризненно выполнять свою официальную работу, постоянно присутствуя в поле видимости Фелькеля и его людей, наблюдать за ходом конференции из зала прессы, следить за работой СМИ, фиксировать и предупреждать любую неадекватную ситуацию. Каждый день будешь составлять отчёт по проделанной работе и высылать мне. Понятно, что эта задача будет выполняться не только тобой, у меня там будут другие агенты, некоторых ты знаешь. Увидишь кого-то, вида не подавай, – он многозначительно замолчал, отвернулся от окна и в упор посмотрел на меня.

– Я понял, всё сделаю. За мной закреплено какое-то конкретное место?

– Место сам выберешь. Ты будешь представителем крупного российского издательства. Завтра утром Рома передаст тебе бейдж, пропуск и всё остальное, что там нужно для представителя прессы.

– Во сколько завтра я должен быть здесь? – спросил я.

– В семь утра будь на месте, в этом номере, – быстро ответил он. – Теперь переходим ко второму пункту. Рома придёт к тебе в восемь. С семи до восьми у тебя будет час на то, чтобы выйти из тела. Это самая важная часть твоей работы, которую ты должен будешь здесь выполнять.

– Я готов выполнить любое задание! – решительно сказал я и ощутил прилив бодрости и согревающей душу надежды от представляющейся возможности увидеть Соню, хотя я и не представлял себе, как я смогу это сделать.

– Я знаю. И предупреждаю тебя – будь внимателен к любой мелочи. Здесь я требую от тебя максимальной сосредоточенности, – медленно, выговаривая каждое слово, произнёс он.

– Несомненно, я буду максимально бдителен, – чуть громче обычного ответил я и, поняв это, немного осёкся.

Но в тот раз Манусов не стал акцентировать внимание на моём излишнем рвении.

– Проверишь завтра всё пространство, оставаясь максимально незамеченным. Понятно, что почти у всех есть такие агенты, которые могут покидать тела, и ты можешь кого-то встретить. Если это случится, ты должен немедленно удалиться на безопасное расстояние или вернуться в тело, во всяком случае, сделать всё для того, чтобы тебя не смогли разглядеть, но сам постарайся узнать или запомнить, кого увидишь. Это также важно. Твоё дело понять, кто и как готовится к конференции, особенно кто из агентов румынской разведки присутствует здесь. Потом доложишь. Понятно?

– Я понял, – коротко ответил я.

– Да, и главное. Повторюсь. Меня интересуют румыны: в каком составе они приехали, где остановились, кто их агенты. Мне также необходимо знать, кого приставили следить за тобой. Постарайся разобраться в этом.

– Вы думаете, что румынская разведка всё-таки причастна к смерти Марка? – спросил я участливо.

Но он не любил прямых вопросов и всегда отвечал на них уклончиво.

– Я не могу говорить однозначно. Но я не исключаю, что они могут что-то знать, – ответил он. И продолжил давать указания: – Выходить из тела будешь утром, а также в обеденный перерыв и вечером, сразу после окончания официальной части. Каждый твой «выход» будет регламентирован строго по часам, я буду присылать тебе время «выхода» за час на твой планшет. Вот так, – и он достал свой планшет и отправил мне сообщение. У себя я прочитал: «07.00—08.00». – Это время твоего завтрашнего ближайшего «выхода» – пояснил он. – Пока ты будешь находиться вне тела, за номером будет усилено наблюдение, чтобы предупредить любую попытку вторжения, я об этом позаботился. Завтра утром, после того как ты войдёшь в тело и получишь все необходимые вещи от Ромы, ты поднимешься в конференц-зал, я буду ждать тебя у главных гверей. Как только увидишь меня, с помощью планшета кратко отчитаешься мне о том, что успел заметить. Вечером обсудим подробнее. Если будет что-то экстренное, напиши сразу, как вернёшься в тело, я приду сюда, в номер. – Манусов остановился и в упор уставился на меня, сканирую все ли я уразумел.

– Хорошо, Анатолий Федорович. Я всё понял. Буду исполнять поручения, – снова коротко ответил я, чтобы не выдавать своё возбуждение.

– Отдыха у тебя здесь будет мало, Артур. Поэтому сегодня ложись пораньше спать, – предупредил Манусов.

– Не беспокойтесь за меня. Я крепкий, бессонные ночи для меня – не проблема, – с улыбкой ответил я.

– Ладно, – Манусов дружелюбно похлопал меня по плечу. – Не буду сейчас читать тебе нравоучения, времени нет. Пойдём в зал, осмотрим всё там.

Мы вышли из номера и поднялись на лифте на верхний этаж к залу конференции.

Когда мы вошли, было сложно поверить, что уже на следующий день здесь состоится крупнейшая международная конференция – организованное на высшем уровне мероприятие с участием первых лиц государств. Казалось, что в тот момент в помещении царил хаос, реальные масштабы которого через экран телевизора понять было нельзя: аппаратура была расставлена по подиуму в хаотичном порядке, кругом были растянуты провода, кое-где стояли стулья, некоторые из них лежали на боку, везде суетились технические специалисты, работающие с оборудованием. Но было видно, что это был просторный и красивый зал, с высоким потолком, с которого свисали крупные прожектора, большие профессиональные камеры, направленные в основном в сторону главного подиума. По периметру зала размещались два этажа балконов для приглашённых на конференцию, над подиумом и по бокам от него висели большие чёрные мониторы, предназначенные для трансляции выступлений участников.

Мы обошли зал. Манусов ходил и внимательно осматривал обстановку, а вскоре нашёл Рому, который подробно рассказал и показал ему, что к чему. Пока они общались, я стоял чуть в стороне, недалеко от подиума, и смотрел, как рабочий подключает провода к огромным колонкам, а сам думал о Соне.

Манусов громко позвал меня, чем отвлёк от этих мыслей. Я вздрогнул.

– Артур, задумался о чём-то? – спросил он.

– Да, Анатолий Федорович. Думал про завтрашний день, – уклончиво ответил я, подойдя к нему.

– Завтра день тяжёлый, поэтому на сегодня всё, я тебя отпускаю. Погуляй по городу, посмотри Мюнхен, пройдись по парку рядом с нашим отелем. – Сказал он, немного притянул меня к себе за руку и тихо добавил: – в общем, будь на виду побольше, сейчас это важно.

– Хорошо, – ответил я и направился к выходу, поняв, что от прогулки по городу мне не отвертеться, поскольку это тоже часть плана.

В отеле я взял путеводитель по Мюнхену и на первой же странице вычитал: «С двух сторон тоненькой речки Изар расположился этот символ баварской земли, город-педант, разгульник и пьяница, город великих свершений и побед, прочно увязший в трясине обыденной жизни, сегодня привлекает большое количество туристов. Сюда, удивляясь красоте культурных и исторических памятников, желая насладиться весельем фестивалей и праздников, ежегодно приезжают толпы со всего мира. Здесь в спокойствии и сосредоточении проходят политические и бизнес-встречи, крупнейшие саммиты, конференции, бизнес-семинары и многие другие мероприятия. Мюнхен стал излюбленным местом встреч крупных бизнесменов и политиков. Именно сюда студенты со всего мира приезжают получать знания в лучших высших учебных заведениях. В городе неизменно присутствует благородный дух успешных начинаний, здоровья, молодости и силы». Да уж! Я подумал, что количество местных уроженцев по сравнению с ежедневно приезжающими в этом городе было, видимо, незначительным.

На улице было прохладно, но безветренно. А погода стояла ясная, солнечные блики задорно играли на деревьях и дорожках, отражались в окнах домов и редких лужицах, заражая беззаботной веселостью. Я вдохнул полной грудью сладкий прозрачный воздух и зашагал в сторону центра по мощёным улочкам Мюнхена, разглядывая окружавшие строения, остановки общественного транспорта, кафе, рестораны, магазины и людей, в лица которых я периодически всматривался, если ловил на себе чей-либо взгляд. «Да-а-а! Этот город, хоть и похожий на многие другие европейские города, действительно обладал своим особым очарованием!» – подумалось мне.

Так, по просьбе Манусова, стараясь быть какое-то время на виду, я дошёл до центральной площади Мариенплатц, где осмотрел старую ратушу, реконструированную в готическом стиле после удара молнией, и новую ратушу, где размещался городской совет, затем прошёлся по старой части города, осмотрев несколько церквей. Периодически я оглядывался, делая это непринуждённо, как будто смотрел по сторонам, но не замечал никого, кто бы мог следить за мной. Так прошло часа два или три.

С виду я беззаботно бродил, но мысли мои были только о Соне.

В глубокой задумчивости я шёл по городу, пока не добрёл до центрального парка, где в тишине под сенью деревьев смог присесть на скамейку и немного передохнуть. Я продолжал размышлять о Соне, сто раз прокручивая в голове наш возможный будущий диалог.

Я отчетливо помню, как потом в моем возбужденном сознании блуждала такая мысль: «мне, как наверное каждому влюблённому мужчине, его избранница кажется верхом совершенства, тем идеалом женщины, которая только и может сделать его счастливым. Я много читал о том, как поэты воспевают своих возлюбленных, восхваляя созданный воображением образ, а потом, когда сталкиваются с реальным человеком, вся эйфория куда-то исчезает, влюбленный начинает испытывать глубокую депрессию от чувства утраченного восхищения недосягаемого идеала. Но это не мой случай! Не мой! Соня для меня именно та самая девушка, с которой я, безусловно, мечтал быть вместе, которую я хотел ежедневно видеть, оберегать и познавать. Я совершенно чётко осознаю, что влюблён и что ощущаю сильнейшую душевную близость с ней, которая обещала перерасти во что-то большее. Схожий образ мысли, понимание с полуслова, интерес друг к другу – всё это давало чувство наполненности, настоящего единения. Я наконец-то нашёл свою вторую половинку! Когда она рядом, я ощущаю себя настоящим мужчиной! Я чувствую, что тоже ей интересен, поэтому должен сделать всё от меня зависящее, чтобы вернуть её в тело!