Текст книги "Вторая жизнь"

Медленно отпускает. Мне интересно: я же сам зашел, сел! Капитан уже один стоит, смотрит на меня. Худой, комбез висит как на вешалке. Чернявый, не могучего телосложения, одного роста со мной, но сухой с резко выраженными венами на руках и шее! При росте 177 он килограмм на пять легче, но физически, наверняка, очень силен!

Сейчас его шлемофон в задней кабине висит на ручке управления, капитан стаскивает с головы подшлемник: голова вся в черных кудрях, густых и немного слипшихся от пота. Полноватые губы и ровные крепкие зубы. Через минуту прихожу в себя, пробую убрать руку с крыла; стою нормально, подхожу.

– Товарищ капитан! Разрешите получить замечания!

Смотрит в упор серьезно, а я как молодой и заносчивый вижу: передо мной стоит серьезный мужик, в возрасте примерно двадцати семи лет – почти ровесник! У меня зависть: каким надо быть выносливым и по-настоящему летчиком с такой невзрачной внешностью.

Позже мы, курсанты, поделились впечатлением, кто летал на проверку с капитаном Морозовым, и я понял, что я отделался достаточно легко! Я как летчик его понял: он хотел нам показать, не на что он способен, а показал, как надо уметь и как надо к этому стремиться!

Взял молча мою летную книжку, отошел, положил на крыло, листает. Читает записи моего инструктора, выводы командиров – пишет и пишет долго! Обычно в таких случаях пара фраз и подпись, а он пишет! Ставит подпись, поворачивается ко мне. Я на всю жизнь, до сих пор, помню эту улыбку, еле заметную – скромную и добрую!

Я без трудностей усваивал программу, летать хотел и летать мне очень нравилось. Был уверен в себе и, конечно, по складу характера и молодости был заносчив и не всегда замечал это, но мои командиры все видели. И когда человек стремится и учится с желанием, в летной среде это приветствуется.

Меня часто брали с собой вне программы старшие командиры, когда была необходимость полетать «на себя» или при облете матчасти, на разведку погоды. Я был любимчиком и видел это и в то же время пытался вести себя скромно, но это не всегда удавалось!

Более того: командиры были ненамного старше нас и совсем недавно сами жили в курсантской казарме. И естественно, это заметил и мой проверяющий. Но книжку подает мне в руки, не как обычно это делают – пускают ее по скользкому гладкому крылу, как стакан виски в баре, чтобы подчеркнуть свой статус старшего, а в руки!

– Молодец! Ставлю вам «отлично», а все остальное примерно как на Су-9!

Посмотрел на меня и, ничего не сказав, повернулся и отошел к группе летчиков. Его последнюю фразу я понял позже. Все новые истребители того времени уже пилотировались на перегрузках, как правило, на много больших 6G и были более продолжительными по времени, и полеты выполнялись в ППК: противоперегрузочных костюмах.

Потом я выполнял два зачетных полета по кругу уже на семнадцатом, но выполнить удалось только один: отказали тормоза перед вторым полетом, и меня затащили на стоянку тягачом. Первый раз за всю программу! Моей вины здесь не было, и мне опять повезло. Закончил я всю программу на отлично. Дома у меня хранится несколько летных книжек – за все время летной работы.

И в эту первую летную книжку я внес и сейчас продолжаю вносить весь налет на Ан-24 и 26, на А-27 и «Бекасе», на СП-30, и «Ястребе», и Ан-2. За всю мою летную жизнь было много проверок и записей, но те записи проверок, допусков и оценок моих командиров тех лет для меня самые дорогие! Те крылья, на которых я летал тогда, для меня самые родные, и помню я этот свой любимый самолет лучше всех остальных!

Потом я еще на нем полетал в армии, уже на Кавказе, и там тоже много было интересных событий.

Никакой другой не оставил в памяти таких ярких и острых впечатлений, как семнадцатый. Немного проявлялась «валежка», иногда «раскачка» на прямой, но практически – это был самолет без ограничений!

Конструктор Артем Микоян писал, как американский летчик-испытатель при встрече с ним поделился о полетах на трофейном МиГе – и то, что он ему рассказал, его даже, конструктора этого прекрасного исключительного самолета, удивило, на что способен его МиГ!

Много сейчас нашей авиационной техники за рубежом: в США, в других странах. И когда на шоу выполняются полеты на наших самолетах и особенно с участием нашего МиГа – меня охватывает гордость за него! Как красив наш МиГ! И даже его ровесник F-86 «Сейбр» по сравнению с ним – «гадкий утенок». И когда выступают на нашем МиГе иноземные летчики – мне становится обидно за мою Родину.

Ричард Бах о «Сейбре», на котором он летал: «На редкость красивая и изящная машина»! Я с ним полностью согласен. Авиация – это искусство, это элегантность и красота!

«Сейбр» прекрасный самолет того времени, но наш МиГ – ЛУЧШЕ! И это не потому, что мне посчастливилось на нем летать, – это мнение многих, не одно мое мнение. В нем что-то РУССКОЕ, но об этом может быть еще напишу!

 
                                       * * *
 

Позвонил Андрей.

– Я закончил. Перелетаю на базу, завтра в плане на 8:00. Встретить сможешь?

– Да. Встречу. Перед вылетом позвони, мне утром в гараж, взять машину.

До аэродрома полчаса езды. По звонку успею встать, выпить кофе и дойти до гаража, пока он будет в воздухе.

Утром: хорошая погода, машина устойчиво держится на дороге – ехать приятно! Подъезжаю; самолет уже на стоянке. Все наши самолеты здесь, все закончили, перелетели, не хватает моего и Сереги – они в Добринке.

Пришвартованный Ан-2, первый раз его вижу.

– Шел напрямую, по Волге?

По моим расчетам: он не мог прилететь так рано.

– Да, в два раза короче!

– Горячая голова ты, Андрей! А это чей? – показываю на Ан-2. – Откуда ты, дружище?

– Говорят, аэрофотосъемщик, чей не знаю.

Красиво все смотрится, особенно Ан-2; давно уже раритет, ему с начала серийного выпуска – 70 с лишним лет! Все-таки какие в этом мире есть хорошие вещи, пример тому наш Ан-2! Дальность почти 1500 км, загрузка максимальная – полторы тонны. В армии до сих пор на вооружении и считается незаменимым. За рубежом много, все покупали во время нашей «перестройки»; о нашей авиационной техники за бугром все очень высокого мнения.

Сколько там наших МиГ-21, Ан-2! И, конечно же, неповторимый С-47! Их много в авиации всех стран – в Антарктиде до сих пор работают. Сам видел по телевидению: показывают станцию и на стоянке два, уже с новыми турбовинтовыми двигателями, но самолет тот же! Сколько у нас было изготовлено Ли-2 по лицензии, и когда видишь красивый «Боинг 737», в котором по внешнему виду угадывается этот самолет, невольно приходишь к тому, какое это все-таки красивое чудо – самолет, созданное талантливейшими людьми того, прошлого, века! И как хочется смотреть и любоваться этой красотой, тем более летать на таких самолетах – для меня это большая удача в жизни!

Кто-то посмеется над этим, но уверяю вас, тех, которые со мной не согласны: вы не можете этого понять (не хочу обидеть…), как многие не понимают музыку и не видят картины великих мастеров.

Аэродром летного училища, зимние сумерки. Мы, первые владельцы частных самолетов, вместе с летчиками – инструкторами летного училища, переучиваемся на М-101Т – практические занятия. Рядом на стоянках Як-42 и Ан-26. Я подошел к старому другу Ан-26: облупившаяся краска и забоины на обшивке от кусков льда с винтов – самолет побывал в сильном обледенении. Знакомые номера бортов: 26503, 26513, 26544, 26608 – списаны и сейчас ждут разборки. У одного из них приставная лесенка. Я поднялся в фюзеляж, зашел в открытую кабину экипажа. Сел в пилотское кресло – молчат стрелки на приборах. Тихо. Когда-то мне именно на этих машинах пришлось летать по всей стране, и позже они были переданы из Салехарда сюда, в летное училище.

Отполированные ладонями пилотов штурвалы. Через лобовое стекло впереди видно стоянки М-101Т «Гжель». Снег, розовый закат на горизонте. Я опустил правую руку на РУДы, двинул их вперед. Щелкнули защелки «упоров», и мне кажется, я услышал, как самолет откликнулся…

У летчика, уже достаточно полетавшего, всегда появляется желание постоять, полюбоваться, погладить по крылу (конечно, человек пытается скрыть эти чувства от постороннего), посидеть в пилотском кресле. Посмотреть на приборы, потрогать штурвал и РУДы! Ногами почувствовать педали, посмотреть через лобовое стекло из пилотской кабины! И даже в то время, когда мы не имели самолетов в личном пользовании, фамильярное отношение постороннего к тому, что я так люблю, у меня вызывало, по крайней мере, недовольство. Высокомерный взгляд на крыльевые расчалки, небрежное похлопывание и барабанная дробь пальцами по перкалевой обшивке – коробило.

Всегда летчик самолет мысленно сравнивает и ставит рядом с женщиной – и то и другое прекрасно! И никто и никогда не разделит со мной этого чувства, и никакая женщина этого до конца не поймет. И я зря приглашаю и хочу, чтобы женщина увидела аэродром, самолет и была от этого счастлива. Необходимо давно понять, что летное поле только мое и ни с кем его не разделишь и никого не порадуешь!

Женщина всегда будет ревновать, хотя сама даже может не подозревать, что ей мешает любить мужчину. Когда приходится наблюдать семейные драмы, необходимо еще понимать, что на отношения оказывает влияние не только усталость, которая накапливается у женщины за то время, которое муж проводит вне ее общества – мужчина много любви отдает своей работе. Он мечтал, он этого добивался – это часть его жизни, и женщина должна это знать!

Как я завидую тебе, Ричард, что ты все-таки научил любить небо и полеты свою Лесли. Если, конечно, так же, как и я, не нафантазировал все это у себя в голове! Но даже если это и так, я рад, что знаком с тобой и ты поделился со мной мыслями и всем увиденным в своих книгах.

Ан-2 стоит отдельно – это довольно большой самолет, он выделяется, он из того прошлого. Красивый! Даже раскраска у него того времени: серо-голубые крылья и фюзеляж, окрашенный в цвет тусклой охры. Ан-2 всегда выделялся своим внешним видом. Красота, которая была безукоризненным инженерным решением, – специалисту сразу бросается в глаза. Большинство летчиков прошли через Ан-2, и все мы полюбили его, и когда я смотрю на него – рад, что он до сих пор не ушел и все-таки РОДНОЙ и живет в памяти!

Я отчетливо понимаю, что со мной происходит. Я боюсь в этом признаться самому себе: я хочу еще хоть немного удержаться за прошлое, побыть здесь, в такой живой и полной интересными событиями жизни.

Не хочу быть обыкновенным «дедом», играть во дворе в домино. И поэтому, наверное, у меня не появляется особенного желания съездить в какую-нибудь Испанию или Италию и что-то там посмотреть. Конечно, это хорошо, но мне ближе мое, родное, все то, что мне дорого, хотя отлично понимаю, что это неизбежно – это у каждого. Когда-то и я подойду к краю, как после тяжелого рейса, где пришлось пройти через грозы и обледенение, и увижу, что осталось за спиной.

Но это будет потом, не хочу об этом думать, а сейчас мы с Андреем решаем выбрать время, приехать сюда и полетать: посмотреть на город сверху, на знакомые уже давно места, ставшие почти родными в этой жизни. Жизнь летит, всех заедает быт, и поэтому мы с удовольствием после окончания работ собираемся и занимаемся этим «хулиганством», которое не все понимают.

Люблю слушать Вадима Захарова: летчика, прожившего примерно то же самое в транспортной авиации, но позже меня на 15 лет. Его песни берут за душу и даже не летчиков, и это как раз то, что так можно увидеть, написать и спеть! Много встречается таких, которые не могут сказать – это все! Потому что «это все» – это уже другая жизнь, в которой не всем находится место.

И ощутить полет и увидеть пейзаж бескрайней равнины облаков со своего пилотского кресла, из кабины, еще раз почувствовать штурвал – думаю не слабость, а желание быть и любить и как можно дольше!

 
                                       * * *
 

«Летчики – они как дети, ей-богу! Окрыленные на всю жизнь и на всю голову.

Мне довелось наблюдать за летчиками с очень близкого расстояния – из квартиры, напротив. У соседки Кати был муж-пилот Саша. У Саши была зарплата 30 тысяч рублей (на момент, который я описываю, он учился управлять Airbus A 300/330, поэтому ему платили как НЕДОУЧКЕ).

В совместном владении Кати и Саши находился сын Сережа и ожидалось скорое пополнение семейства дочкой. Пока Саша водил небесный автобус, Катя демонстрировала фигуры высшего пилотажа. Оплатив жилье и коммуналку, покупала пять хлебов, две рыбы и месяц кормила мужа, сына, собаку и старенький Ford».

Это пишет отзыв на новую книгу Ричарда Баха женщина-психолог (?). Книга издается миллионными тиражами. Отзывы пишут в основном женщины – мужчины по своей сути более сдержаны и практически в сетях этим не увлекаются. Отзывы все очень эмоциональны, и иногда их читать интересней самой книги, но этот отзыв меня как летчика озадачил.

Написано много и непоследовательно, с откровенной неприязнью к профессии, и на голову Саши свалено все, что только можно вылить негативного и оскорбительного.

Я увидел этот отзыв случайно и небольшую часть привожу его здесь, потому что в моей жизни имела место примерно такая же ситуация. После рождения дочери мне было предложено уйти с летной работы и начать новую жизнь на каком-нибудь заводе. Рабочие специальности у меня были (по вечерам учась в аэроклубе, я приобрел некоторые навыки на заводе и заработал удостоверения слесаря и электрика), но оставить свою работу, которая далась мне с таким трудом, не смог, и семейные неурядицы сопровождали потом всю жизнь.

– Ричард Бах, Наталья, когда заработал свой первый миллион на книгах и не знал, как можно потратить такие деньги. Но в виде налогов ему необходимо было заплатить сумму, которой он не имел. И у него был один выход – удрать в Австралию или Новую Зеландию и начать там новую жизнь под чужим именем. Вот так и у меня, Наталья, примерно такая ситуация, но удрать некуда! Я жил, работал, занимался делом, которое любил. В 40 лет ушел с летной работы, работал в НИИ. Там стал ведущим технологом – серьезным увлекся. Приходилось быть в КБ Туполева, Антонова: выступал на совещаниях, докладывал, показывал какие-то цифры. У себя в лаборатории много нового приобрел, перспективным делом занимались, интересная жизнь была – новые технологии! Потом разогнали всех, отечественную авиацию в угол загнали, подержанные «Боинги» на арену вышли, а я машины ремонтировал, детей надо кормить, одевать – жизнь еще интересней стала! – расслабился, высказаться захотелось. – Выросли дети; плюнул на все, к старому ремеслу решил вернуться. Честно свой хлеб зарабатываю, и вдруг покупка, не для себя, Наталья, мне только деньги заплатить – я так считал. А здесь я оказался крайний, как глава семьи. Вспомнили! У нотариуса пришлось не раз побывать, от жены выслушать все о моем нежелании, незнании и нехотении. Женщины почему-то считают: мужчина обязан, и свои права выставляют, и требования предъявляют. Уйду в запой, Наталья, развеюсь. Вы мне компанию составите?

Удивленный взгляд красивых глаз. Смотрю на нее, и какая-то легкая приятная мелодия где-то в груди! Как не хочется сейчас уходить. Встала из-за стола.

– Посидите здесь, Анатолий! Я сейчас.

Вышла куда-то с бумагами. Дурацкое положение: что здесь делаю? И в то же время ни одного намека: «Идите отсюда, Анатолий». Все бегом, порхает, влетела в кабинет: опять за стол, опять бумаги. Мне уже неудобно человеку надоедать.

– Наталья! Я мешаю вам. До свидания!

Встал, повернулся к двери. Подняла глаза, оторвалась от бумаг, на меня смотрит с какой-то обидой. Как-то непривычно видеть ее такой: что-то пытается вспомнить, улыбнулась своей красивой улыбкой, а у меня заныло что-то внутри.

– Я уже закончила.

Но все равно уходить надо, как-то попрощаться.

– Наталья, в Анталию в этом году собираетесь?

– Не знаю, не решила еще, – на меня смотрит вопросительно. Спросил просто:

– Летать боитесь? Хотите подскажу, как не бояться!

Удивление на лице, молчит, мне интересно за ней наблюдать.

– Молиться, Анатолий?

– Я атеист, но иногда, про себя, можно попросить у Бога удачи!

В упор смотрит, для нее это что-то новое, слишком уверенная, самостоятельная, но все-таки – это женщина!

Чувство, вызванное полетом, скорее всего связано с высотой. Панический страх преследует человека, потому что он не умеет летать как птица. Это инстинкт самосохранения, и он развит у людей по-разному. Стоя у открытого проема с парашютом, одной ногой опираясь на обрез двери, ты видишь эту высоту не через остекление фонаря и испытываешь неприятное чувство незащищенности – это природное. И одни умеют подавлять это чувство и в напряжении ждут команду «Пошел». Другие, опытные парашютисты и экстремалы, – этим наслаждаются!

За штурвалом сидят люди, знающие свое дело, обученные, и большинство путешествующих верят этому и ведут себя вполне спокойно. Некоторые не переносят даже небольших вздрагиваний в неспокойном воздухе, другие же могут спокойно спать при сильной грозе и даже наслаждаться увиденным! С удивлением приходилось слышать: «Подумаешь, колеса в клочья, бывает – авиация!» Или наоборот: мы на предварительном, на прямой Ту-134. Сильный боковой, самолет идет с поправкой на снос и точно по курсу, но наши пассажиры видят через иллюминаторы направленный на нас нос «Туполя»: «Да он нас чуть не убил?!» Но в основном уже давно перелеты никого не удивляют и никого не пугают, а у меня появилось желание «поговорить» с женщиной.

– Когда, Наталья, по громкой связи вам расскажут: куда вы летите, с какой высоты и какая температура будет за бортом, вспомните, что у вас есть хороший друг Анатолий. И я нахожусь на борту, где-то впереди, в левом кресле командира – ваш ангел-хранитель! И вам сразу станет легко и полет для вас будет тихим и спокойным! А я в этот «бархатный сезон» буду работать и думать о вас, Наталья. Вы тоже для меня ангел-хранитель! – я разговорился; смотрю на ее безразличное выражение и в то же время немного растерянное лицо и мне весело, захотелось пошутить и поиздеваться над женщиной. – Да, Наталья, вот так однажды неожиданно переходишь от детского инфантилизма в старческий маразм… – не выдержала, рассмеялась, посмотрела как-то откровенно хорошо: сноп искр, на меня волна какая-то теплая – хороший момент, можно нормально попрощаться. – До свидания, Наталья!

– Заходите, Анатолий!

Посмотрел в упор, прямо в глаза – чувствую поежилась, мне неловко стало, взгляд отвел, за ручку двери. Этого я, Наталья, не ожидал! Не нужно ничего в голове выстраивать, спокойней жить надо – посмотрим, жизнь сама должна все по местам расставить! Нельзя быть таким эмоциональным, тем более показывать это женщине. А расставаться с ней так не хочется. Знаю, уверен: она такая же как все. И тоже, наверное, тарелкой может запустить и свой телефон растоптать, но почему-то вижу ее другой. Интересно, забыл спросить: какое ей нравится имя, кроме своего?

Завтра – мальчишник! У моего бывшего техника по А-27, Димки – день рожденья!

Пассажиры до Урая

Дмитрий приехал, принял поздравления, побыл полчаса и уехал к себе домой на день рождения! Шашлыки мы готовили без него. Беседа – гитары не было. Двое парней из Волга-Днепра, два Андрея и я. Андрей, бывший дельтапланерист, сейчас владелец СП-30 – потомственный летчик. Комиссию в училище не прошел, окончил Харьковский авиационный, в наш коллектив пришел пять лет назад. Пилотское свидетельство получал в Казанском АУЦ, развивался и достигал всего сам. Сам заработал денег на подержанный аэроплан, сам с ним всю зиму в ангаре – подготовка к сезону.

В ангаре кроме своего аэроплана идут работы по проектированию и постройке еще одного «шедевра» авиационного направления; упорству и работоспособности можно позавидовать. Возраст за пятьдесят!

Все лето в поле; готов выполнять любую работу от самых южных окраин в районе Красного Кута и до самых северных районов Татарстана. Знакомы давно. Человек живой, грамотный и общительный.

– Анатолий, ты же инженер, присоединяйся к конструкторской деятельности!

Грамотный, но наивный изобретатель! Не раз бывал у него в ангаре, видел кое-что уже в металле, конечно, есть рациональное зерно, но эстетики мало – прагматик: все вертикально и горизонтально, все вдоль и поперек, а я люблю все красивое.

– Андрей, готовых разработок много, уже зарекомендовавших себя годами и десятилетиями. Простые рациональные конструкции, просчитанные и испытанные.

Хочет свое решить, у него лучше будет!

– Анатолий, новое нужно, перспективное, – пытается меня убедить, – а ты предлагаешь в тридцатые вернуться!

Удивительный Берт Рутан! Спорить с ним не хочется, все-таки инженер он неплохой, что ни говори: у него уже что-то есть и довольно грамотное, но все равно порешать кое-что можно.

Конечно, сделать свое это интересно, но потом сколько времени уйдет на доводку: из года в год переделывать, и улучшать, и исправлять ошибки. Все великие на это жизнь потратили, у нас времени нет: надо готовое брать. Пытаюсь его переубедить, но знаю, с его упорством это бесплодное занятие – сподвижником с ним быть бесперспективно. Ему просто нужен помощник, технарь. Он знает, что я имею хорошие навыки в рабочих специальностях, а он толковый инженер, но без критики. Появляется желание привести интересные примеры.

– Андрей, подтверждение тому американский КЭБ, Питтс, наши Яки, зачем изобретать? Зачем Су-26 делать? В свое время над этой новинкой целый коллектив работал.

Бесполезные разговоры, но все равно общаться с ним очень приятно! Постепенно перешли на прошлое. Мой бывший «курсант», ныне самостоятельный, уже чему-то научившийся, а в конечном счете, пятидесятисемилетний опытный летчик, полетавший «везде» и на «всем», рассказывает, как пришлось по миру помотаться. Конечно, это прошлая интересная жизнь и Андрей смотрит на своего тезку с завистью! Я вижу это и, хотя тоже немного завидую, пытаюсь донести свою мысль в шутливом тоне.

– Полет – это время, проведенное в воздухе. И чем больше скорость полета, тем больше расстояние. Тебе из южной части Саратовской области куда-нибудь в Кургузу под Казань – перелет, ему из «Раменского» в какой-нибудь Кандагар – то же самое! – стараюсь внести поправку в общий разговор. – Представь, космонавты сутками мотаются на орбите.

Все смеемся – пример неудачный. Я и сам вижу, что под действием горячительного загнул лишнего. Андрею пример тоже не понравился.

– Ну, давай не будем обсуждать, кому было сложней, – с усмешкой заявляет Андрей, – нашему экипажу Ту-95 при патрулировании в нейтральных водах или Чкалову на АНТ-25?

Сейчас и ему пришел в голову не «тот случай».

– В Великую Отечественную Пе-8, Ил-4 и Ли-2, Андрей, выполняли одну и ту же работу в дальней авиации. Согласись, Пе-8 и Ли-2 машины разного класса, но полеты одни и те же, и летчики там были одного уровня, – и я хочу рассказать случай из своей летной практики. – Я сейчас опишу более реальную картину из своего далекого прошлого: интересный полет на Ан-26!

Всем присутствующим уже надоели бесплодные разговоры, Андрей тоже хочет сменить тему, и мой Андрей, когда-то немного заставший Ан-26 в своей жизни, также смотрит с интересом.

– Рассказывай, Анатолий! Смени тему.

Далее постепенно все прониклись рассказом и с удовольствием вставляли реплики, что превратило всю историю в интересный и неправдоподобный авиационный анекдот – хотя все это чистая правда!

 
                                       * * *
 

Тюмень, аэропорт «Рощино»: «Экипажу 26608 готовиться на Новый Уренгой». До Н Уренгоя 1300 км, даю команду штурману: «Готовимся на Новый Уренгой, погода хорошая, запасной Надым. Топлива в Новом Уренгое нет, поэтому в Надым на дозаправку».

Второй пилот рассчитывает максимальную предельную загрузку.

Осень, возим пассажиров – аэровокзал забит людьми. Сидят, лежат прямо на полу, по несколько суток, с узлами, мешками, детьми. Нигде и никогда я такого не видел, ни в одном аэропорту, даже в самых загруженных – в Тюмени это нормальное явление. Летят в Надым, Нижневартовск, Сургут, Уренгой; все после летнего отпуска, на работу. И мы на Ан-26 возим пассажиров!

Новый Уренгой – аэропорт «Ягельное»: три часа лету. Какой может быть комфорт на Ан-26: измученный перелетами народ падает в фюзеляже на свои баулы; наконец вырвались из Тюмени, наконец домой – в Новый Уренгой!

По громкой связи новая команда: «26608 готовиться на Урай». До Урая 330 км. Иду в АДП, к диспетчеру разбираться.

– 26608! Так куда нам готовиться? Новый Уренгой или Урай?

– Минуту! – диспетчер нажимает тангенту, – ПДСП, 26608 куда готовим?

Слышу: Урай! Диспетчер видит, что я понял, молча смотрит на меня, ему тоже как-то не по себе – экипаж дергает. Я переношу все спокойно, смотрю на него с жалостью: у него работа такая. Прихожу в штурманскую, довожу последние указания до экипажа.

– Готовимся на Урай.

Второй пилот, прибывший недавно из училища, только начинает трудовую деятельность в роли второго пилота и его задача перед вылетом подготовить все расчеты по загрузке.

– Командир, самолет уже заправлен на «Ягельное».

Дело в том, «Ягельный» – это аэропорт города Новый Уренгой и до него лету – три часа, а до Урая – пятьдесят минут! И самолет заправлен топливом на три часа, до Урая необходимо намного меньше, а загрузка зависит от массы топлива на борту.

– Неважно, на борту будут пассажиры, количество одинаковое и предельная загрузка – та же!

У дежурного штурмана подписали штурманский бортжурнал, прошли консультацию у синоптиков: погода везде еще летняя – ясно по всей Тюменской губернии. Из штурманской в АДП, подаю «Задание на полет» диспетчеру, принимаю «Решение на вылет». Диспетчер подписал «Задание», нажимает тангенту:

– 26608 подписал на Урай 4500! – какая-то неразбериха, переговоры со службами, поднимает на меня глаза. – У вас, оказывается, Новый Уренгой – загрузка полная!

У нас штурманский расчет во все концы, здесь же все переигрывается, «Задание» подписывается на Новый Уренгой: заправка полная и нам все равно куда лететь, как тем пассажирам, которые вырвались, наконец, из Тюменского аэровокзала!

Пришли на стоянку, идет посадка пассажиров. Они удивляются, на таком аэроплане еще не летали. Мужчины затаскивают свою кладь, женщины тащат измученных детей по рампе в этот «лайнер», никаких возмущений – наконец летим!

Витя доложил о готовности, заправке. Техник сливает отстой – экипаж на работе. Второй пилот и бортоператор понятия не имеют, как вести себя с пассажирами. Поднимаюсь по рампе, непонятливым объясняю, как рассаживаться, куда девать ручную кладь. Устраиваются как десант: у каждого перед ногами куча багажа. Все то же самое, что и в аэровокзале – кто-то хочет пить. Загрузили кассету с бутылками минеральной воды – посуды нет, бортпитание передают только на экипаж (самолет грузовой) – это, конечно, полный сервис! И я говорю на ухо бортоператору:

– Не догадайся в полете устроить обед экипажу – потерпим (в Ан-26 нет отдельного буфета: все в грузовом отсеке).

Серега все понял, закрывает рампу; у пассажиров на лицах и недоумение, и растерянность, и усмешки – мышеловка захлопнулась! И у нас никакой гордости, что мы выполняем работу Ту-154, и мне кажется там пассажирам было бы комфортней!

Представляете удобства для измученных длительной дорогой людей, которые рассчитывали через один час быть где-то у себя, может быть, дома. И вместо надежды, что скоро конец мучениям длительного путешествия, им пришлось спать в неудобной позе, на десантных скамьях при ужасном шуме винтов – три часа! Погода была хорошая, через сорок минут полета слева у нас на траверзе остался Урай, и в районе 17 часов наш лайнер коснулся колесами бетона в аэропорту «Ягельное» города Новый Уренгой.

Я очень старался на рулении делать все плавно и спокойно, чтобы не испортить впечатление о компании «Аэрофлот». После выключения двигателей мы столкнулись с недоумением наших пассажиров, и по объяснению перепуганного бортоператора я понял, что мы попали не в то место! Народ хотел быть в Урае, а оказался в Новом Уренгое, где, видимо, он никогда не был. Я срочно бросился назад, в кабину, включил радиостанцию и доложил диспетчеру ПДСП, что у нас ошибочно все пассажиры до Урая, он отреагировал длительным молчанием. Через пять минут к нам подкатил автомобиль начальника службы ПДСП и я увидел своего давнего знакомого.

Мы узнали друг друга! Когда-то при сложной погоде, после посадки в аэропорту «Напалково», в АДП меня встретил начальник аэропорта и с грозным видом попросил у меня «Задание на полет». Посадка была произведена при фактической погоде ниже минимума, и я ожидал «серьезного разговора», хотя переданная по метеоканалу погода соответствовала установленному минимуму. Но оказалось все проще: он молча записал что-то в «задании» и вернул его. Я так же молча у диспетчера АДП, демонстративно делая вид, что это меня абсолютно не беспокоит, принял разрешение на вылет и диспетчер подтвердил разрешение своей подписью. Позже я разобрал его каракули и понял, что он мне указал на нарушение в моей форме одежды: ему не понравилась моя фуражка-охламонка (это фуражка мятой формы – очень удобная при ветре). Сам же он очень красиво смотрелся в форменной фуражке с высокой тульей: «аэродром», такие обычно украшают седые головы флотского командования.

И вот здесь мы опять вместе, его перевели сюда из захолустья в продвинутый, почти столичный аэропорт!

Я сделал спокойный, уверенный вид, объяснил ситуацию и предложил службе движения срочно дать «заявку» на перелет в Урай и заправить; времени на перелет в Надым на заправку не было, поскольку Урай порт «дневной» и работает до 20:00. Заодно попросил сообщить, чтобы нас там ожидали, не хватало еще при опоздании с прибытием увезти наших пассажиров на запасной аэродром в Тюмень. В таком случае это уже был не просто «конец», а полный «КОНЕЦ»!

– Сами понимаете, скандал не только на все Тюменское управление ГА – смеху будет на весь «Аэрофлот».

Все это спокойным командирским тоном, демонстрируя свою ответственность за порученное мне дело! Удивительно, я ожидал полного разноса, по уставу я должен подчиняться начальнику аэропорта в лице моего бывшего «оппонента», но оказалось – это нормальный мужик и отнесся к такой, выходящей из всех рамок ситуации с полным пониманием.

– Заявку на полет уже дали, ТЗ сейчас подойдет – заправим вас из резервного запаса!

Я решаю, что еще необходимо сделать, чтобы как-то сгладить создавшееся положение.

– Пассажиров надо в аэровокзал, в буфет, в туалет. О людях как-то необходимо побеспокоиться!

Мой непосредственный начальник, сделавшись еще серьезней, по рации вызывает автобус, а я подхожу к пассажирам: они стоят у рампы под хвостом, некоторые не вышли, спят в фюзеляже.