Текст книги "Вторая жизнь"

Ан-26

Аэропорт «Рощино». Объявление по громкоговорящей связи.

– Командир 26025, зайдите в АДП.

Иду в АДП – такая информация в период подготовки к полету говорит о том, что что-то не по плану, что-то не так, какие-то изменения. Ничего хорошего. Захожу в АДП, докладываю. Диспетчеры в АДП в основном женщины. У них нет полного специального образования, но они отлично справляются со своей работой. Они, как правило, хорошо подготовлены и пользуются уважением. Сейчас диспетчер АДП знакомая молодая женщина.

– Вас просит подняться к себе начальник смены.

– По причине?

– Засветки в районе Верхней Тавды.

АДП на втором этаже, управление на третьем. Большое помещение с рабочими местами диспетчеров «Круга», «Подхода» и «Контроля» – это святая святых центра управления, и вход посторонним сюда закрыт!

Ночь! И такие приглашения обычно связаны с погодой.

Поднимаюсь на третий этаж к диспетчеру круга, здороваюсь. Притемненная обстановка в просторной комнате, у индикаторов локаторов диспетчеры. Начальник смены показывает мне на большом зеленоватом экране светлые пятна засветок.

– После взлета, вы на Верхнюю Тавду! Со стороны Свердловска к трассе приближается холодный фронт, – авторучкой, как указкой, показывает грозовые очаги. Они появляются и исчезают при движении развертки. – Через двадцать минут будут на трассе.

Смотрю на индикатор локатора, вижу масштаб: да, действительно при средней скорости фронта через 15—20 минут трасса будет перекрыта. Все летчики, особенно командиры кораблей, в этом хорошо разбираются. И начальник смены, и командир разговаривают на равных: оба отлично понимают обстановку и у обоих хватает знаний и опыта оценить ситуацию. Но в данном случае решение принимает летчик.

– Нижний край подсказать можете? – интересуюсь, понимая, что ночью, под облаками… Но все-таки, на всякий случай.

– Только в общих чертах…

Я был у синоптиков на консультации и метеокарты просматривал. В данном случае летчик и диспетчер подготовлены одинаково, а наука эта недостаточно точная.

– Хорошо! Синоптики говорят, что он уже сходит на нет, – замечаю, зная, что ночью может активизироваться. – С каким курсом работаете?

– С северным, – подсказывает начальник смены.

Это взлет с новой полосы и прямо по курсу на Тавду.

– Мы на рулении подготовим бортовой локатор и перед взлетом на полосе посмотрим, насколько это возможно, – предлагаю, – и в течение одной-двух минут и примем решение. В крайнем случае зарулим на стоянку.

Запуск нам разрешили. Это говорит о том, что наша предполетная подготовка и консультация на диспетчерском пункте остается в силе и окончательное решение принимает командир корабля.

На магистральной РД, она длинная и тянется вдоль полосы в дальний конец летного поля, включили локатор, и перед стартом он уже был в рабочем состоянии. Перед взлетом, как и решали предварительно, штурман по моей команде антенну вверх-вниз – опасных засветок не определили. Смотрю на второго пилота, киваю – он понял. Запрашивает разрешения на взлет:

– 26025, к взлету готов!

– Тюмень-Старт, 26025 взлет разрешаю!

– 025 взлетаю.

– 26025, взлет в 21:05!

Все стало понятно после взлета. В воздухе стало видно все, что нельзя было увидеть с земли. Начался обход засветок. Влево, вправо. Смена масштаба: антенна вверх-вниз.

– Ну, и что это такое, штурман? – на что мне Славик, как всегда спокойный, отвечает ровным голосом:

– А это мешок, командир!

 
                                       * * *
 

Когда-то, при подготовке к весенне-летней навигации, начальник метеослужбы, мужчина (у нас как раз был мужчина), уверенно довел до всех экипажей: «Если у вас при засветках на индикаторе локатора появляются провалы, то это как раз говорит о затухании процесса. И направляться нужно именно туда. Там уже будет все спокойно!» Конечно, это было сказано с оговоркой. Рекомендовать то, что идет полностью вразрез с официальными рекомендациями, он не имел права. Но, как специалист, он был прав!

Выключаем вторую радиостанцию, второй АРК и локатор – он уже бесполезен и смотреть там нечего. По первому радиокомпасу, по поведению стрелки, можно как-то судить о мощи грозовой деятельности.

Перед входом в облачность включили ПОС (противообледенительные средства), включили в кабине свет, чтобы не слепили грозовые разряды. Я направил свой фонарь на лобовое стекло. На дворниках хорошо видно интенсивность обледенения. Они покрываются льдом в первую очередь. Загорается желтая лампа: наличие обледенения, включен обогрев крыла, оперения и ВНА. По очереди замигали зеленые лампочки обогрева винтов.

Тишина, связь прекратилась, а самолет висит, не шелохнется. На стеклах фонаря появились сине-зеленые, желто-красные зайчики. Засверкали, забегали по стеклам кабины, как новогодний фейерверк! Одна-две минуты – и кабина вся объята пламенем.

Смотрю на винт: он сияет красивой, яркой изумрудной окантовкой, и в средней части этого круга вспыхивают на мгновение и гаснут ослепительно-яркие белые звезды – до рези в глазах! И когда невольно закрываешь глаза, на некоторое время остаются в памяти красной вспышкой, как дуга при работе электросварки.

С токоснимателей на конце крыла стекает такой сноп огня, что его еще видно где-то в районе стабилизатора. И вот это все в абсолютно спокойной атмосфере: ни толчков, ни вздрагиваний – никаких явлений, что могло бы быть предвестником сильной болтанки в таких условиях.

Все это красиво наблюдать, и даже Славик, всегда невозмутимый, не выдерживает и начинает комментировать по СПУ все происходящее. Мы сидим затянутые ремнями в этом факеле из красок и огня в кабине Ан-26, как за пазухой у Бога, переглядываемся и ждем. Я еще такой яркой картины при грозе не встречал, а Славик подсказывает курс и что и по каким приборам он там что-то видит. А перед глазами у нас, перед лобовым стеклом, яркими снопами проносятся электрические разряды слева направо и сверху вниз. И настолько ослепительные и мощные, что приходится невольно жмуриться.

В таких случаях болтанка бывает только при выходе из грозовой зоны, и мы сидим и ждем этого момента. И все это длится уже пятнадцать минут!

И вдруг! Звезды, ясное небо и огни под нами! И все хорошо видно, как с края пропасти. Мы неожиданно повисли на краю обрыва, и удивительно хорошая видимость. Позади нас стена бело-синих облаков: от земли и вверх до звезд. И в этих облаках, как в клубах дыма, белые и розовые вспышки. Что-то там взрывается и непрерывно горит. Даже невозможно представить, что в этом вулкане нас ни разу не подбросило и не качнуло! Нас очень бережно пронесло через это пекло, боясь побеспокоить и потревожить. И сразу, как ни в чем не бывало появилась связь, и диспетчер четким голосом попросил:

– 26025, позовите борт 26544.

Это наш командир АЭ. Он вылетал раньше нас на двадцать минут. После трех попыток Славик докладывает:

– Тюмень-Подход, 26544 не отвечает.

Мы на границе выхода из зоны «Подхода».

– 26025, понял, работайте с «Контролем». Конец!

Переключили частоту.

– Тюмень-Контроль, 26025 Верхняя Тавда 4200, выход из зоны в…

– 26025, занимайте… Выход доложить.

Славик решил здесь, на этой частоте, поискать наш борт.

– 26544, 025, вас Тюмень зовет.

Тишина! Через пару минут диспетчер нам подсказывает:

– 26544 работает со Свердловском.

Ого! Это что он делает в Свердловской зоне?

– Славик, это на сколько он влево ушел, что работает со Свердловском?

А ушел он далеко! Как можно обойти фронт? Его можно только пересечь. И пересекать его здесь или за 200 км, какая разница? Конечно, где-то можно найти какую-нибудь дыру, а пересечь его сверху – это не для нас. Отдельные шапки до 12000 – это под силу только «Туполям» и то не всегда!

Из Уральска в Гурьев пассажирский рейс через грозовой фронт. Нам пришлось лавировать между очагами в облаках, а Ан-26, ребята военные, взлетевший за нами, произвел посадку в Гурьеве раньше нас. Я тогда спросил командира:

– Это как на Ан-26 вы нас обошли?

Ан-24 скоростней Ан-26. Все ребята молодые, мои ровесники, 25—27 лет.

– Локатор выключили и прямо – теплый фронт, очаги размытые.

Все правильно, но у нас на борту пассажиры.

После посадки в Салехарде просим служебный автобус, а диспетчер ПДСП по внутренней связи доводит информацию:

– Подождите, 26544 на подходе.

Это сколько же он болтался в воздухе, обходя грозовой фронт, практически на час больше нас! На связи мы его не слышали, постоянно были в разных зонах. И посадку он будет производить на минимальном остатке топлива, и куда он пойдет на запасной при таком остатке? Погода в этих краях меняется каждые полчаса. Поэтому сказать, кто поступил правильно, сложно, но то, что мне всегда везло, это точно!

Произвел посадку борт 26544. В штурманской, пытаясь скрыть смущение, ко мне обратился Борщ:

– Как это тебе удалось пройти напрямую?

И я вспомнил, как размышлял о неустроенности нашей жизни, возвращаясь в Тюмень в багажнике волгоградского Ту-134. Какие чувства терзали меня после двухдневного отпуска, любезно предоставленном мне Владилен Петровичем. И как непросто быть в подчинении такого начальника. В голове пронеслось: «Иу-ду-шка!» Салтыкова-Щедрина. И я выпалил:

– А у нас практически ничего не было, Владилен Петрович! – и добавил, глядя на его растерянный вид. – Все спокойно, ни разу не тряхнуло.

Я слукавил, так уж хотелось его уколоть – не смог удержать язык за зубами.

 
                                       * * *
 

Наконец в гостинице. После душа, на чистой постели, работает кондиционер, прохладно. Шевелиться не хочется, даже если усну, потом поужинаю, среди ночи, при желании. Завтра, на свежую голову, позвонить очень хорошей знакомой. У нее обязательно на примете что-то есть – нужна квартира на две недели. Гостиница хорошо, но в квартире свободней себя чувствуешь, все-таки домом пахнет; тепла, уюта хочется. В свое время прозевал жену, не уберег, недолюбил, сам отпустил. Забыть бы все, да не получается, не один я виноват в этом.

Точно знаю, отосплюсь, отдохну физически и потянет опять к Наталье. Не могу уйти, забыть не получается. Месяц отпуска, может, и не успеет тоска загрызть, опять на работу. Осень очень напряженная: объем большой, и всем необходимо примерно в одно время, а светлого времени все меньше и меньше. Просьбы, требования, а осенью погода капризная. Потом зима – лыжи. Здоровье восстанавливать, живот в норму привести, подтянуться. К внукам съездить. И опять лета ждать, на работу. Когда-то Наталью спросил:

– Наталья! Больше всего чего хотите?

– В Питер, Анатолий!

Конечно, город-памятник!

– А вы считаете, что каждый день будете культурными местами любоваться, по Дворцовой площади гулять, в Петергоф ездить, по Невскому бродить?

– Да нет, Анатолий, просто почему-то хочется! Культурный центр! Как-то тщеславие утолить, в центре жизни побыть!

– А не думаете вы, что жить будете в районе «Гражданского» метро и на работу ездить в другой конец города два часа в транспорте ежедневно. В Питер хорошо ездить на экскурсии!

Вижу, не согласна она со мной. Правильно, человек счастливым хочет быть. А я что могу? Просто работяга средней квалификации и спасаюсь только тем, что люблю свою работу. И на свои заработанные я не могу купить любимой женщине квартиру в Питере.

От безделья, наверное, любви так хочется. Вот так и остается только летать и втайне, даже от самого себя, любить. Так и уйдешь в мир иной, постепенно одряхлев, всем ненавистный и никому не нужный.

Это, наверное, от того, что один. К внукам надо: на речку с ними сходить, змея позапускать, на велосипедах по лесной тропинке прокатиться. Полеты в сентябре, а сейчас чем заняться? Сейчас гитару бы сюда, любимые мелодии вспомнить! Погрустить. Вот-вот, сам на себя грусть нагоняешь. Внешне со стороны это, думаю, очень заметно, поэтому и сторонятся меня женщины. Им жизнь нужна интересная, а здесь грусть сплошная и как развлечение – работа! А танцы, а музыка, а пляжи, а настроение хорошее, а позитив, который так хочет женщина? Где это? Значит, очень я уже состарился, а почему же я в кругу своих на равных и никто меня занудой не считает? В чем дело? Наверное, в бескорыстной любви – эгоист я, и это женщина видит!

Жена говорит, что другой бы на моем месте радовался, что у его жены так хорошо все складывается. Вот так! Только я что-то в этом не понимаю и что-то никакой радости от этого не испытываю. Какая-то нерешаемая задача: в условии, видимо, ошибка! Недавно прочел книгу: психолог разбирает женское поведение, учит, как правильно знакомиться с мужчинами и как правильно с ними общаться. Запомнилась одна фраза: «Дорогие женщины! Мужчины вам изменяют с такими же женщинами и поэтому берегите своих мужчин!»

Когда-то мне жена выказалась, что я вычитываю то, что меня оправдывает. Думаю, она права!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Второй день в гостинице, мало времени нужно, чтобы отдохнуть. Уже начинаю скучать по работе, уже хочется куда-нибудь улететь. Все-таки хочется слетать на родину, именно слетать. Полетать там по родным местам, хотя точно знаю, никакого удовлетворения не получу кроме тоски и даже полного равнодушия. Это давно проверено жизнью. И только в фильмах можно показать какие-то радостные моменты воспоминаний или ностальгические чувства, будоражащие душу. На самом деле, по опыту знаю, никаких особенных душевных чувств, тех ощущений, что чувствуешь на могиле родителей, не будет. Все в жизни происходит более прозаично, нежели в мыслях, воспоминаниях и мечтах. Поэтому жить надо здесь и сейчас. И в этом я тоже убеждался не раз. И настоящие чувства бывают тоже только сейчас, и их нужно ценить, радоваться жизни и не впадать в депрессию при душераздирающей тоске

от неудавшегося прошлого.

С возрастом остро начинаешь чувствовать, что такое любовь. Но что это такое и какая это любовь, когда тебя не просто предают, это еще можно понять, а вот продать, променять человека на какие-то материальные ценности – это уже полное бездушие, можно сказать проституция. Но застрелиться в белых перчатках, театрально разыгрывая из себя несчастного влюбленного в какую-то глупую девчонку, которых миллионы, по мнению Экзюпери, неоправданная глупость. Для некоторых это мелкая неприятность, которая может залиться водкой и матом, для меня трагедия в жизни.

Понедельник, рабочий день. Набрал на телефоне знакомой: «Здравствуйте, Вера! Нужна помощь, когда можно позвонить?»

Вчера, в воскресенье, не хотелось беспокоить, да еще она замужем, как-то неэтично по личным вопросам в выходной день человека беспокоить. Ответ пришел через пять минут: «Завтра буду на работе. С ночи пришла». Вот так! Оказывается, вчера она была на работе. Приятно, что человек к тебе с вниманием и за пару месяцев тебя не забыла и номер твой не удалила!

Вообще она с юридическим образованием, человек очень обязательный. Позвоню завтра.

А пока наслаждаюсь бездельем. Вечером товарищ зашел. Коллега! Посидели, пообщались, выпили крымского вина. Андрей, я его за собой по полям два года таскал, поделился впечатлениями о самостоятельной работе. Молодой, 57 лет, относительно, конечно. В легкой авиации уже более пяти лет, но с АХР знаком третий год. После Ту-154 и Ан-124 к полетам на легких аэропланах отношение было как к игре, но, поработав, понял, серьезней стал относиться к «Бекасу». Немного вспомнили прошлое, но в основном о работе. Я рассказал, как еще будучи молодым, на мое замечание в разговоре, что мы как-то медленно летаем, что вот там летчики, а мы здесь на Ан-2… мой первый командир в «Аэрофлоте» Саша Быков сказал: «Тулеген! Посади того летчика сюда, и он будет делать то же самое. У нас у всех работа одинаковая».

Это я уяснил на всю жизнь и на летной работе убеждался не раз. В свое время я прочел книгу о «Безногом асе», и в той же книге было сказано о гражданском летчике без одного легкого, героически сражавшемся в составе «Королевских ВВС» на «Спитфайре». Очень много таких случаев в авиации. И я понял, что, действительно, работа пилота везде одинакова и зависит в основном не от типа самолета, а от личных качеств летчика, человека!

О летной работе очень много сказано всеми великими, и я здесь ничего не могу добавить, кроме того, как попросту согласиться. И, конечно, люди неординарные, умные, занимающиеся серьезным бизнесом, наукой, политикой, достойны уважения, но мне больше по душе мои коллеги, пилоты, – люди с душой и сердцем, с определенным отношением к жизни. И мне очень близки эти люди – люди, которые больше всех знают, что такое жизнь, каким бы ни был человек по своему убеждению.

Сейчас мне немного жаль тех лет, которые я провел вне этой жизни, работая в НИИ, занимаясь «тряпочным» бизнесом, ремонтом автомобилей и станками. И я с уверенностью говорю сейчас: счастлив, что мне так повезло в этой «второй» жизни, куда возврат практически невозможен.

Утро. Начался рабочий день, звоню Вере.

– Здравствуйте, Вера Александровна! Анатолий. Вы меня помните?

– Да, Анатолий, конечно, помню! – приятно слышать знакомый голос.

– Я прилетел с работы, полтора месяца мотался по городам и весям, сейчас в гостинице. Мне нужна квартира на время карантина, где-то в нашем районе. Я подумал, вы многих знаете, у вас, может быть, что-то на примете.

– Хорошо, во второй половине дня буду в офисе, а в течение дня я вам чего-нибудь напишу.

– Заранее благодарен, буду ждать!

Однокомнатная квартира, все необходимое есть, наконец отдыхаю, музыку слушаю, на кухне приходится время проводить. В интернете все есть, любое блюдо. Готовить никогда не любил, но сейчас как-то интересно. Даже мысли приходят: не поменять ли образ жизни, не сменить ли специальность?

Лето, байдарка, красивые берега. Медведица, Линево, Жирновск! Курортный район, но далеко от магистральных дорог, проехать в Саратов или Волгоград, в музеях побыть, исторические места посмотреть, по разбитым дорогам несколько часов в пути. Детей сюда летом тянет на родину, внуков – в «Африку». На летной работе личное время в отпуске спланировать сложно было. Конечно, детей не хотелось оставлять родителям, им без этого доставалось. Овощи, фрукты, ягоды – всего в избытке. Отдохнуть от работы, забот – только сюда!

Приходилось в этих районах летать. В хорошую погоду с трассы просматривается на удалении около 40 км в дымке затерянный уголок – оазис с лесным массивом между Боровой и Синей горой!

 
                                       * * *
 

Вечером в памяти все всплывает. Времени хватает в прошлом побывать: в Саратове летом, при высокой температуре; две полосы, тяжелые условия на взлете – все хорошо помнится, как будто вчера это было! Телевизор работает. Что-то там на экране, какие-то события, а я разговор вспомнил с Люсей Дымниковой в АДП Саратова!

Поздоровались, узнали, как живем. Общего мало: она у себя дома, а я скитаюсь в этой транспортной авиации.

– Люся! Мне для взлета нужна длинная полоса.

Аэродром – самая высокая точка города: две полосы, но город расстроился и стало тесно. Первый разворот над Волгой – противоположный берег уже город.

Мне часто приходилось сюда летать и на Ан-2, и на Ан-24. Аэродром хорошо знаком: для Ан-24 длины полосы вполне хватает, а для Ан-26 – это очень мало!

У нас на борту четыре тонны оборудования на Новый Уренгой. Температура высокая и вылет запланирован ночью. С Люсей встречаюсь здесь не первый раз; она отлетала необходимое для пенсии на Ан-24 и работает диспетчером.

– У нас на схеме Ан-24 по короткой ходит, перед запуском «старт» запросишь!

После Тамбова мы с ней встречались в Уральске. Она тогда на Ан-2 летала, и один раз позже, уже когда я на Ан-24 летал.

– Хорошо! Может, к тому времени они тренировку закончат.

Коротко о старых друзьях: «Как там Рудольф? Таня Буйракова? Что там у них?»

– Я там практически не бываю, сведения редко приходят, Таня в Саратове тоже не часто бывает.

Вот так и теряются все в этой жизни. Времени на все не хватает.

Подписала Люся мне бланк «Задание на полет», принял решение на вылет, расписался в журнале, попрощались.

Тихо на перроне, прохладой немного тянет, ночь! Слышно, как Ан-24 на схеме летает – пилоты тренируются! Рядом с нами рейсовый Ан-24, пассажиры рассаживаются, готовится к вылету. Витя с техником отстой сливают, впечатлениями жизни делятся – последние штрихи перед вылетом. Ан-24 запускается. У нас все готово, груз на месте, закреплен.

– Иркут-Старт, 26608 запуск!

Ан-24 вырулил на исполнительный старт. С моей стороны все хорошо видно. Диспетчер «Старта» дает команду на запуск двигателей.

– 26608! Иркут-Старт, запуск разрешаю.

Ан-24 взлетает. У нас правый раскручивается, я взглядом сопровождаю: поднял носовое колесо, оторвался – довольно легко ушел, полполосы хватило, а загрузка у него полная! Нам тоже хватит, нечего заморачиваться. Решил не запрашивать, выруливаю на ту же полосу, зарулил в самый конец, чтобы на взлете все метры использовать.

– Иркут-Старт, 608 к взлету готов, – команда механику. – Винты на упор! Загрузить винты.

– 26608, взлетайте.

– 608 взлетаю! – а внутри какая-то тревога. – Режим взлетный!

Витя полностью переводит три РУДа вперед. Режим взлетный установлен. Держу на тормозах, смотрю на указатели ИКМ, жду, когда винты полностью загрузятся, Витя докладывает:

– Винты на упоре. Режим взлетный, ИКМ в норме! – вижу по указателям ИКМ: давление на максимальной величине.

– Экипаж, взлетаем!

Отпускаю тормоза, начинается разбег. Что-то такое ощущение, что самолет еле-еле едет, никак не хочет набирать скорость. Диспетчер фиксирует время взлета.

– Взлет в 00:15!

А полоса немного с уклоном вверх, и самолет по ней медленно покатился, как утюг. Понимаю, конечно, ощущение субъективное, так бывает, когда намеренно идешь на нарушение, но все-таки полоса короткая и мы по ней ползем. Скоро середина, а штурман молчит. Наконец, Славик начал отсчет.

– Сто пятьдесят!

Я чуть штурвал на себя взял, носовую стойку рано поднимать нельзя, нельзя угол атаки увеличить, дополнительное сопротивление, но все-таки немного разгрузить необходимо.

А Славик с задержкой опять по СПУ:

– Сто шестьдесят! – а это уже середина полосы.

Правильно все номограммы для расчета длины разбега и взлетной массы трактуют: Ан-24 и Ан-26 – самолеты разные! В армии Ан-24 почти нет, и военные его не знают, поэтому к Ан-26 относятся просто и летают они почти пустые. Для них это связной самолет. А на гражданке прибыль нужна, а весь летный состав с Ан-24, и сравнение всегда с ним, и допускают при этом опасные ошибки.

– Скорость сто семьдесят!

Еще штурвал на себя. Чуть-чуть поднял носовую стойку, оторвал от бетонки; все, больше нельзя, уже вижу конец полосы. Что-то она уж слишком короткая!

– Сто восемьдесят пять! – скорость принятия решения, а полосы уже впереди почти не остается.

– Взлетаем! – довожу до экипажа обязательную команду. (На критической скорости в процессе разбега взлет либо продолжается, либо немедленно прекращается и в зависимости от обстоятельств дается команда экипажу: «Продолжаем взлет!» или коротко: «Взлетаем!» – летчики это знают!)

Конечно, а что еще делать? Полоса кончается, впереди плит почти нет.

– Отрыв! – штурман фиксирует взлет.

Еще штурвал на себя – повисли в воздухе, практически с последней плиты оторвались.

– Высота пять метров, скорость двести пять!

Вообще скорость маловата, но шасси убрать необходимо срочно, чтобы как-то уменьшить сопротивление, спрятать все лишнее в гондолы.

– Шасси убрать!

Краем глаза вижу: Витя переключатель перевел на уборку. Зеленые лампы погасли. Пошли шасси, а впереди антенна курсового радиомаяка, как сеть под носом скрывается. Так медленно! Сейчас я ее основными стойками подцеплю.

Прошли! Нет, рано еще – это кажется… Как время тянется! Вот сейчас удар будет.

– Шасси убраны, красные горят!

Штурвал больше на себя не возьмешь, еле-еле летим, скорость не растет, а впереди, перед самым носом, еще препятствие – лесопосадка. Еще чуть на себя – так же медленно она под нами проходит. Здесь уже проще, если только верхушки пострижем! Такое впечатление, что не летим, практически висим в воздухе и лесопосадку сейчас брюхом пригладим.

Да нет, нормально все! Обрыв, под нами Волга внизу. Бросил взгляд на РВ, высота прыгнула до двухсот метров: высота первого разворота по схеме, а у нас по прибору – 50 метров. Скорость набрать для уборки закрылков, хотя бы минимальную.

– Убрать закрылки!

Уже разворот пора выполнять, а все так тянется – так медленно кадры меняются.

– Закрылки убраны.

Разворот на заданный курс, смотрю на второго пилота Сашу Белогорцева, он и так розовощекий, а здесь, да еще при красном свете в кабине, вообще пунцовый, с открытым ртом! Ему сейчас не до диспетчера. Нажимаю кнопку радио, докладываю:

– Иркут-Круг 26608, взлет, левым на…

– 26608, занимайте 1500.

– 608, занимаю 1500! – запоздалый холодок по всему телу. Глянул на механика.

– Витя! Автопилот?

– Готов!

Бросил на мгновение взгляд вниз на пульт автопилота: горит желтая лампа.

– Максимальный режим!

Нажимаю кнопку включения автопилота. Наконец, все! Откинулся на спинку кресла…

С Сашей Белогорцевым курсантами были вместе, только в разных эскадрильях, а сейчас он так и сидит с открытым ртом, не может в себя прийти. А чего сложного было, после запуска запросить длинную полосу?

Вот так бывает по молодости. А было нам с Сашей по 33, не такие уж молодые! Очень я был везучий – это точно!

А сейчас я лежу, ленью наслаждаюсь. Телевизор работает: какую-то чушь показывают, какие-то программы бестолковые, каких-то девочек и мальчиков. Выключить – скучно становиться. Кроме Мясникова смотреть ничего не хочется.