Текст книги "На окраине Руси. Мифология и язычество балтов"

Жаль, что Киркор не приложил к своей статье этого любопытного рисунка! Видно, и архивы Сапегов в Деречине неполны, когда Нарбутт не мог, с своей стороны, найти в них ничего подобного.

Людвиг из Покевья (Юцевич) говорит (с. 229), что костел Св. Петра построен Михаилом-Казимиром Пацом для ксендзов – каноников латеранских (lateranensis), месте бывшего литовского Пантеона, причем ошибочно ссылается на Нарбутта, который вовсе этого не утверждает.

Но где же именно был литовский Пантеон: на месте ли нынешнего военного госпиталя или где костел Св. Петра?

Стрыйковский, Гржибовский (гл. XI, с. 90), ксендз Карпович в проповеди 29 июня 1788 года (Вильна, академическая типография) и другие польские писатели доказывают, что костел Св. Петра во времена Ольгерда (который, по влиянию своей супруги Марии, княжны тверской, будто бы также принял св. крещение) построил пред 1380 годом Петр Гастольд (Grastowd), воевода виленский, принявший христианство и сам вступивший впоследствии в францисканский орден, на месте прежней языческой святыни, посвященной всем богам, наподобие римского Пантеона, и назвал его своим именем Петра и что Гастольд собственноручно, против дверей костела, посадил липу, которая была в крепком состоянии еще в 1621 году и превышала главы самого костела, почему и называлась Гастольдовою липою. Но М. Балинский категорически отвергает год основания костела, потому что Ольгерд, повелитель обширных языческих земель, не мог уничтожать храмов господствовавшей тогда языческой религии. Он только толерировал христианство; но момент разрушения культа Перкуна был еще далек. Следовательно, Ольгерд не мог допустить замены языческих храмов христианскими церквями, но вернее, построил церковь Св. Петра, в память отца, сын Гастольда, во времена Ягеллы и посадил «липу Гастольда».

Чтоб прийти к окончательному заключению, где именно находился Пантеон всех литовских богов, нужно принять во внимание следующее:

Стрыйковский не указывает места этого храма и говорит глухо – на Антоколе, Гржибовский, Карпович, Балинский, Юцевич и другие писатели категорически утверждают, что эта Валгалла находилась на месте нынешнего костела Св. Петра; только Нарбутт и Киркор переносят ее на место сапежинского дворца, а основанием костелу Св. Петра дают капище Мильды, находившееся в Гедиминовском саду; но Киркор не авторитет, а компилятор и безусловный поклонник Нарбутта; Нарбутт же во всей мифологии своей сказал мало правды.

Грюнау, немецкий монах из Толвемит, Стрыйковский, жмудский каноник, и Ласицкий, протестантский пастор из Лык, в хрониках своих распространили о литовской мифологии заведомо ложные сведения и в продолжение трех веков держали ученый мир в заблуждении. Нарбутта обвиняет новейшая история в том, что он не только не очистил критикою означенный сведения, но подобострастно повторил их и даже поддержал разными (впрочем, весьма неудачными) доводами ту ложь, в которой сами авторы иногда сомневались. Поэтому профессор Мержинский в одном из писем к автору настоящего сочинения говорит, что «как Грюнау для немецких, так Нарбутт для польских молодых писателей были истинным несчастием». Не говоря о Киркоре, Нарбутт погубил и Крашевского. Последний на зыбком основании, т. е. на вере в Нарбутта, построил три прекрасные поэмы: «Витолерауда», «Миндовс» и «Витольдовы битвы», носящие общее название «Анафьелас», гора блаженства, рай. Поэмы эти потому именно, что они прекрасны и написаны звучным поэтическим языком, и принесли неисчислимый вред: они воспевают несуществовавший литовский Олимп. Весь образованный мир, кому доступна поэзия Крашевского, увлекся ими, изучил их и уверовал в существование богов, придуманных досужими писателями. Вера эта, вместе с поэмами, переходит из поколения в поколение и утверждает в умах превратные понятия об истинной стороне дела, критические же разборы древненародных верований, по недоступности и непопулярности их, знакомы не всякому.

Храм или только алтарь богини Мильды, по обыкновению, устраивался в лесной глуши, как был устроен в Ковне, в лесах Алексоты. Следовательно, и на виленском Антоколе могло быть избрано для ее алтаря (едва ли для храма?) то лесистое и уединенное место, которое занял впоследствии князь Сапега. Место же, на котором сооружен костел Св. Петра, как открытое, более близкое к долине Святорога, к храму Перкуна (Ромове) и к замку Гедимина, и тем более ежели правда, что оно находилось в Гедиминовом саду, скорее пригодно было для сооружения Пантеона всем богам.

Из всего сказанного следует, что Пантеон существовал на том месте, где ныне костел Св. Петра, а алтарь Мильды, где в настоящее время военный госпиталь.

Костел этот построен, как сказано выше, Михаилом-Казимиром Пацом по уменьшенному образцу римского храма Св. Петра. На фронте его, под барельефным беломраморным образом Божией Матери Латеранской (Lateranensae), сделана надпись, перефраза фамилии Паца: «Regina pacis funda nos in pace» («Царице мира, утверди нас в мире»). Ежегодно 29 июня в этом костеле бывает храмовой праздник, привлекающей много тысяч народа, который по окончании богослужения гуляет на окрестных горах и с песнями ищет цветков «ключей св. Петра» (primula officinalis). Но обычай этот совсем нехристианской эры, а сохраняется со времен язычества, так как и самая песня обращается не к св. Петру, а к божку Дидису.

Продолжением долины Святорога и ее святынь, по тому же Балинскому (с. 113), служило предместье Лукишки, на котором находился лес, посвященный богам. Оно лежит на берегу реки Вилии, и теперь из священного леса не осталось ни одного дерева. Название свое получило оно от литовских слов: лаукас — поле и «кишас» – смежный, пограничный; сначала эту мутность называли Лаукай-кишас-упис — поля, примыкающие к реке; а с течением времени название преобразилось в Лукишки. Стрыйковский ошибочно производит это название от литовского будто бы слова лаукос — лес. Вероятно, эта часть города получила название Лукишек тогда, когда о священном лесе и помину уже не было. Теперь на Лукишках самая большая торговая площадь и на северной ее стороне находятся костел и госпиталь Св. Якова.

При Ягайле и Ядвиге началось крещение литовского народа; всем крестившимся была раздаваема одежда из белого сукна. Тогда же торжественно погашен вечный огонь, вырублены священные леса, разрушено святилище Перкуна с вечнозеленым его дубом и на том же месте приступлено к сооружению нынешнего кафедрального костела Св. Станислава (Балин., ч. 1, с. 117).

На том месте, где теперь костел Св. Иоанна, заложенный в 1886 году, также была какая-то поганская святыня (Там же, с. 114).

О церкви Св. Параскевы Пятницы, сооруженной на месте капища бога Рагутиса, скажу после.

На Замковой горе был костел Св. Мартина, построенный также на месте какого-то языческого храма, но он был разрушен и заброшен еще в XVII столетии. Упоминает об этом и Стрыйковский во II ч. на с. 479: «Теперь, как видим, обрушился и упал; только следы раскрашенной стены и развалины склепов заметны со стороны Лысой горы» (Крестовая гора). Других церквей и костелов, воздвигнутых не на развалинах языческих храмов, не касаемся здесь, потому что пишем не историю виленских христианских храмов.

О Замковой виленской горе выписываю из Балинского (примеч. к с. 10) еще следующее:

«Полагаем, что Замковая гора первоначально была небольшою возвышенностью в цепи гор, окружающих русло Виленки. Последняя прежде впадала в Вилию по сю сторону горы, но Гедимин, сооружая замок руками пленников, захваченных на Руси, прорыл новое, существующее ныне русло для Виленки, как для того, чтобы землю, отсюда добытую, употребить на поднятие профиля Замковой горы, так и для того, чтобы окружить водою самую гору, потому что в те времена старались окружать водою все замки. На Подлясье доныне сохранилось воспоминание, что в очень отдаленные от нас века народ ходил оттуда в Вильну копать горы. Догадка наша, что Замковая гора в значительной части ее не природная, а искусственная, подтверждается как самым видом и формою горы, так и позднейшею катастрофою с нею, во времена Витольда».

О катастрофе с Замковою горою известно из сохраняющегося в тайном кенигсбергском архиве подлинного донесения динабургского командора (комтура) к Великому магистру Ливонского рыцарского ордена. Донесение адресовано из Ликсны во вторую неделю по Воскресении Христовом в 1396 году. Комтур упоминает об обвале горы как бы вскользь, между прочим, именно:

«Доносят мне также, что гора, на которой лежит верхний замок, осунулась по причине засухи. Осыпалась она на дворец Моннивида и произвела там большое разрушение; его подчаший и экономка засыпаны; засыпала гора и все его драгоценности. Сам также погиб бы, если бы происшествие случилось не днем. Но обвалилась только гора, а каменные стены остались в целости».

В Вильне есть часть города, называемая Бакшта. Нарбутт на с. 232 говорит, что этим именем называлось укрепление или только замок, следы которого остались еще у развалин древней городской стены, видимой на горе; местность эта принадлежит больнице Младенца Иисуса.

Тут речь идет о том первоначальном доисторическом замке, о котором было говорено выше.

«Под всею этою горою, – пишет далее Нарбутт, – идут длинные подземные галереи, выстроенные из кирпича очень прочно, с залами, комнатами, коридорами, которые тянутся различными изгибами и в разных направлениях и конец их не исследован до наетояшего времени. Эти подземелья соединялись с одним небольшим таинственным капищем, находившимся в самой Бакште».

И.Ф. Ривиус находит солидарность между этими подземельями и такими же подземными ходами в г. Троках, отстоящих от Вильны в 26 верстах. Он говорит:

«Троки, один из древнейших городов Литвы, назывался прежде Ghurgani. Город славился своими укреплениями, храмами и превосходнейшими зданиями. В XIII столетии между ними особенно отличалась святыня Амтимба (вероятно, таинственного бога Атлайбоса) с большими сооружениями и подземельями, необходимыми для дивных и неразгаданных обрядов литовского язычества».

Далее Ривиус рассказывает подробно о том, как еще в XI столетии русские, распространяя власть свою в Литве, должны были построить крепость Троки на месте деревни Гургани, потому что тогда крепостей в Литве не было, а Кернов не мог считаться крепостью, но был только укрепленным лагерем; как русские правители собирали с литовцев в пользу киевского князя дань из лесных произведений (веников и лыка); как Гедимин построил Новые Троки, после разрушения Старых Трок, соединенными силами литовских и тевтонских рыцарей (Schwerdt-Herren), под начальством прусского комтура Готфрида (очевидное противоречие Стрыйковскому), и продолжает:

«…Вильна и Троки составляли как бы один город: виленцы в Троках и торочане в Вильне имели дома и родственников, вместе соблюдали праздники и исполняли языческие свои обряды. А как Вильна сделалась столицею Литвы и пользовалась сравнительно лучшими преимуществами, по причине плавности ее рек, то, в ущерб Трокам, увеличило рост своего народонаселения, так что впоследствии Троки, если бы не имели крепости и княжеских замков, могли бы считаться простою деревнею. При таком положении обоих городов и в Вильне сооружен храм Альтамба, празднества которого совершались в Троках 8, а в Вильне 15 сентября ежегодно. Празднества эти совершались с какою-то особенною обстановкою и торжественностью и потому привлекали множество народа из Литвы, Жмуди, Пруссии, Курляндии и Руси, причем происходили ярмарки с меновою торговлею и разные религиозные процессии из одного города в другой».

Нарбутт, подтверждая существование капищ таинтвенного бога Атлайбоса как в Вильне, так и в Троках, с одинаковыми в обоих городах подземными ходами, предоставляет будущим археологам исследовать подземелья под Бакштою и Трокским замком, причем, быть может, откроются и самые капища и узнаются хотя отчасти тайны бога Атлайбоса, или Альтамба (Нарб., I, с. 235).

Киркор в «Материалах для Археологического словаря» (Древности. Вып. 2. М., 1867), с. 28, называет капище этого бога Атламбой (стало быть, не Алытамба и не Атлайбос) и описывает подземелье со слов хроники Ротунда, приводимой будто бы Нарбуттом; но Нарбутт основывается, как видели мы выше, не на хронике Ротунда, а на записках И.Ф. Ривиуса. Между тем ни Ривиус, ни Нарбутт, ни Киркор не умели не только объяснить значение этого божества, но даже и назвать его правильно, а потому выбрали самый легкий исход: причислить его, так же как и несколько других непонятных им богов и даже просто названий, не имеющих смысла, к числу таинственных божеств. Киркор говорит далее, что народное предание и до сих пор приписывает много таинственного этому подземелью, которое простиралось будто бы до Трок. Легенда говорит, что там жили злые духи, увлекавшие непостижимою силою людей в это подземелье, где они и погибали, Иван Сковронский, описывая пожар Вильны 1610 года, рассказывает известную сказку о василиске, который будто бы жил в этом подземелье и взглядом своим убивал людей, входивших туда; но нашелся один смелый человек, который вошел туда, неся пред собою большое зеркало; чудовище, как только увидало себя в нем, было поражено собственным взглядом, отражаемым в зеркале, и издохло. В конце прошлого и в начале нынешнего (соответственно XVIII и XIX. – Ред.) столетий здесь скрывались разбойники, которые нападали на прохожих и грабили их. Подземельем этим еще в 1812 году можно было пройти с полверсты. Вход в подземелье, наглухо заложенный, существует до сих пор.

Нарбутт прав, говоря, что не мешало бы археологическому обществу заняться, для пользы науки, исследованием этого подземелья.

Но и Замковая гора также имеет не исследованные доныне подземелья. Тот же Киркор в «Записках Имп. археол. общ.» (т. VII, СПб., 1856), на с. 104, говорит о замковой горе следующее, и мы не имеем повода ему не доверять:

«Гедимин, одновременно с основанием виленских замков, соорудил на горе и какой-то языческий храм. При Ольгерде одна из благочестивых супруг его устроила там же православную часовню, а Ягайло, приняв католическую веру в Кракове, на развалинах древнего языческого храма воздвиг костел Св. Мартина. Замковая гора имела подземный ход, устроенный вроде лестницы со ступеньками, который вел на восток к речке Виление. Великий князь литовский Явнут (1339), сын Гедимина, после смерти матери своей Евы, когда на него напали братья его Ольгерд и Кейстут и овладели замками, бежал этим потаенным ходом на Антоколь. В это подземелье несколько лет тому назад случайно открылось на самой Замковой горе отверстие. Находившийся при этом один из инженерных офицеров спустил в обвал человека на ремнях, но он не мог выдержать удушливого воздуха, и его тотчас вытащили; то же было и с другим; наконец, третий, пошарив вокруг себя, начал выбрасывать наверх разные вещицы: их было пять. Киркор поименовывает эти вещицы и считает их литовскими идолами; при рассмотрении же этих «идолов» на киевском археологическом съезде Мержинский, Головацкий и др. признали их ручками от дверей, эфесами от шпаг римского изделия.

Отверстие было зарыто, вещи остались у инженера, а по смерти его приобретены мною».

Восточная часть Замковой горы была местом погребения великих князей литовских.

XII. Гедиминова гора в Вильне

О городище Веллоне Нарбутт на с. 56 части 1 «Литовской истории» говорит:

«Богиня Веллона имела известное (?) свое святилище (храм) в городке, доныне называемом Веллоною. Теперь это незначительное местечко и находится на правом берегу р. Немана, в 5 милях от Юрбурга. В древности там была сильная крепость, построенная на горе и разделенная на два городища широким рвом. В этой-то крепости и было капище Веллоны.

В начале XIV столетия меченосцы атаковали крепость и когда взять ее не могли, то возвели против нее два укрепления: Фридбург и Баерн, последнее в честь князя Баварского, принимавшего участие в атаке. Великий князь Гедимин в 1329 году при штурме одного из этих замков был убит выстрелом из какого-то огнестрельного оружия. Тело его было сожжено в Вильне, куда он перенес столицу свою из Трок в 1322 году».

Очевидно, Нарбутт год смерти Гедимина основывает на Стрыйковском, который поспешил убить Гедимина в 1329 году, тогда как он появляется на сцене далеко позднее.

М. Балинский в 1-й части «Истории города Вильны», с. 19, говорит, что Гедимин убит под замком Баербургом, в одной миле от Веллоны, в 1337 году, стало быть, восемью годами позже. Киркор в «Историческом путеводителе по Вильне» (Вильна, 1880. С. 272) говоря о виленской «Гедиминовой могиле», свидетельствует также, что Гедимин убит в битве с меченосцами под Веллоною в 1337 году, и присовокупляет: «Действительно ли тело Гедимина привезено в Вильну и здесь предано погребению, история молчит; но пятивековое предание говорит громче истории; вера же в то, что Гедимин погребен именно в этой могиле, переходит из поколения в поколение».

В другом месте, именно в «Материалах для археологического словаря» (Древности. Труды Моск. археол. общ. Т. I. Вып. 2. М., 1867. С. 35), Киркор говорит: «Гедиминовых гор две: одна в Вильне, а другая под Веллоною. Виленскую гору называют могилою Гедимина и старинные писатели. В одной рукописи XV столетия, под заглавием «De Veteribus Tumilis vulgo kurhani num Kupatis», описано предание об этой могиле. Д. Наборовский в послании к князю Янушу Радзивиллу 18 сентября 1729 года говорит тоже про Гедиминову гору. Стрыйковский, хотя и ошибается относительно года смерти Гедимина, доказывает, однако, что прах этого государя, после смерти в битве при Веллоне, был привезен в г. Вильну и сожжен в долине Свинторога (нынешняя Кафедральная площадь) вместе с тремя взятыми в плен рыцарями и что сыновья заблаговременно приготовили ему место вечного упокоения. В Веллоне же и окрестных местах народное предание оспаривает прах Гедимина, утверждая, что он сожжен на месте убиения, т. е. в Веллоне. Кажется, вопрос легко разрешается, допустив мысль, что на месте убиения великого князя в память его был насыпан курган, сохранивший доселе его имя; что прах его действительно был привезен в основанную им столицу, сожжен на долине, избранной для этой цеди князем Свинторогом за 69 лет пред тем, и что, по современному тогдашнему обычаю, над прахом его насыпан большой курган. На вершине кургана находится доныне небольшая круглая площадка, с заметным посредине углублением».

Крашевский, хотя еще менее могущий считаться авторитетом, нежели Киркор, как раболепно повторяющий Стрыйковского и Нарбутта, также говорит в «Истории Вильны» (ч. 1, с. 32), что с телом Гедимина в Вильне, в долине Свинторога, сожжены живьем три пленных рыцаря, верхом на конях, в полном боевом вооружении.

Стало быть, это шестой автор утверждает факт погребения Гедимина в Вильне.

Но мы еще возвратимся к вопросу, где именно находится могила Гедимина: в Вильне или в Веллоне? Теперь же займемся другим не менее важным вопросом: действительно ли Гедимин погиб в 1337 году от огнестрельного оружия?

Длугош (кн. IX, с. 923) говорит, что Гедимин погиб в 1337 году под замком Баербургом от «огненной стрелы». Но «Оливские анналы» (Annales Oliv., с. 48), на которые указывает Валинский на с. 108 своего сочинения, доказывают, что Гедимина поразил стрелок Маргат пулею из бомбарды, только что изобретенной немцами и Литве еще не известной. Балинский, однако, говорит об этом событии иначе: «К концу осады Гедимином замка Баербурга, продолжавшейся 22 дня, великий магистр Генрих Десенер, с рейнским палатином, во главе огромной силы, пришел для отражения Гедимина, который в мужественной защите пал, пораженный выстрелом начальника стрелков рыцаря Тилемана Зунпаха. Он получил между шеею и лопаткою смертельную рану, от которой вскоре умер, а войско его разбито и рассеяно». В примечании к этому сказанию Валинский присовокупляет: «Известно из истории, что англичане первые начали употреблять огнестрельное оружие 26 августа 1346 года (позднее смерти Гедимина), при Креси, поражая так называемыми бомбардами французскую армию. Это был известный род пушек или орудий, возимых на колесах. Пушки эти, извергая из себя, с огнем и ужасным громом, небольшие железные шарики, служили преимущественно для переполоха лошадей» (см. Giovanni Villani Storia Fiorent. Lib. XII, с. 947 и 948). Английские рыцари, присоединяясь неоднократно к меченосцам для участия в крестовых походах против язычников литовских, могли еще несколько лет раньше передать тевтонцам изобретение означенных бомбард, и потому Гедимин мог от них погибнуть.

Трудно, однако же, с этим согласиться. Коль скоро сами англичане употребили в первый раз в дело бомбарды только в 1346 году, то сомнительно, чтобы они не держали изобретения своего в секрете и 9 годами ранее передали его меченосцам.

Наконец, если верить Густинской летописи, повторявшей всякие нелепости Стрыйковского, она, ссылаясь на свидетельство Кромера и Гваньини, заявляет на с. 851: «В лето 6886 (1348) стрельбу огнистую и дела спижовые (пушки бронзовые, с польского działa spiżowe) немец в Венеции изобрете».

Стало быть, еще позднее смерти Гедимина, 11 годами.

Таким образом, вопрос, от какого оружия погиб Гедимин, остается открытым.

Но возвратимся к могиле Гедимина.

Нарбутт на с. 57 пишет:

«Позднее по Бартенштейнскому миру 17 сентября 1331 года оба замка (Фридбург и Баерн) снесены; но в 1364 году меченосцы сожгли Веллону и крепость разрушили. Князь Кейстут, однако, успел возобновить Веллону и возвести укрепления, причем возобновлена и святыня богини, существовавшая до 1406 года, когда меченосцы вторично овладели Веллоною и капище перестроили в христианский храм. С тех пор на башне его до настоящего времени красуется крест. В 1414 году князь Витольд овладел этим краем и жил в веллонском замке, учредил веллонское хорунжество или уезд и увеличил церковные доходы. В царствование Сигизмунда-Августа настоятель этого костела, некий ксендз Роговский, перешел в протестантство и костел долго принадлежал реформатско-евангелическому исповеданию и только при Сигизмунде III, стараниями иезуитов, возвращен католикам. Этот краткий исторический очерк основан мною на местном исследовании, на свидетельстве людей, знавших тамошние дела, и на церковных документах, сообщенных мне настоятелем веллонского костела в 1805 году. Тогда же я открыл на внутренней стене церкви каменную плиту, на которой, несмотря на уничтоженным временем слова, можно еще было разобрать следующую надпись:

«Д.О. М.

Veritatis. unoq. Vivo. Et. San.0 Hoc. In. Loco, Ubi. Antiqus.8 Cultus. Wellone. Aeternitas.8 Deae. Fuit. Don…. Nihil… О*.. Prim… sac… Ro…

Это был памятник сооружения христианского храма на развалинах капища богини Веллоны».

Но вот что пишет об этом Балинский в «Истории Вильны», ч. I, с. 105:

«Веллона (Wielona) в древности была укрепленным замком, построенным, вероятно, в XIII столетии для обороны жмудской границы от нападений меченосцев и известным постоянными войнами Гедимина с этими рыцарями, ныне местечко на берегу Немана, в 7 милях от Ковны и в полумиле от Юрбурга (Jurborka). Оно делится на две части, верхнее и нижнее; в первом находится большой каменный, готического стиля, костел, которого алтарная половина, т. е. Sanctuarium, носит следы древности и, кажется (?), относится к временам язычества. Первоначальная постройка христианского храма приписывается Витольду (Вотовду), и это первый костел по введении в Литву католицизма».

Значит, Балинский не разделяет мнения Нарбутта о существовании капища богини Веллоны и о самой богине во всем сочинении своем не упоминает ни одним словом.

«Прежний замок, – продолжает Балинский, – был построен над самым Неманом, на двух холмах, соединенных между собою мостом, перекинутым чрез глубокое ущелье. На одном из этих холмов высится упомянутый костел, и за ним лежит нагорная часть местечка; на другом холме находились замковые сады и огороды. Развалины разных построек покрывают весь садовый холм, но от замка не осталось ни малейших следов, хотя он и был каменный. Рядом с замковым холмом, с восточной стороны, воздвигается еще один конический холм, называемый «горою Гедимина»; на вершине этого конуса находится курган, т. е. насыпь, также конической формы, у подошвы которой видна глубокая яма, как будто образовавшаяся от выемки земли для насыпи кургана. Небольшая речка Велионка, окружая с северной стороны замковую и Гедиминову горы, впадает в Неман. Название свое Гедиминова гора получила в древности и сохраняет доныне; курган же на ней, будучи действительно могилою, кажется, несомненно убеждает, что это и есть могила Гедимина, павшего под стенами принадлежавшего меченосцам замка Баербург, недалеко от Веллоны.

Хотя Стрыйковский и уверяет, что тело Гедимина привезено в Вильну и предано торжественно сожжению, однако же местные предания, в связи с существованием упомянутой могилы на Гедиминовой горе, видимой до сих пор, заставляют заключить, что Гедимин скорее погребен в Веллоне, нежели в Вильне».

Странно, что Нарбутт, собирая на месте разные предания о капище Веллоны, не нашел нужным прислушаться к преданиям о могиле Гедимина! Мало того, он как будто ничего не знает и никогда даже не слышал о ней, потому что нигде не говорит о веллонской могиле ни слова. Между тем расследованием этим он мог бы выяснить, где именно погребен Гедимин, в Вильне или в Веллоне.

Известно, что в древности в честь павших героев насыпались огромные холмы или могилы, хотя бы герой и не был погребен в этой могиле. На виленской Гедиминовой горе так же, как и на веллонской, насыпана могила в форме продолговатого вала, тщательно отделанная и сохраняющаяся во всех ее деталях до наших дней. Это самая высокая и живописная гора из всех Антокольских гор, составляющих отроги Понарских. Находится она при самой Вильне, на пути от костела Св. Петра на Заречье, с правой стороны дороги. С нее лучший вид на панораму Вильны.

Вид на Гедиминову гору. Неизвестный художник

Спрашивается: насыпана ли виленская могила только в честь Гедимина, а самый прах его погребен в Веллоне, или наоборот – в Веллоне насыпан холм в память убиения в тех местах героя, а прах его почиет на виленской Гедиминовой горе?

Кажется, в этом случае Балинский не прав, и сказание Стрыйковского и его последователей заслуживает больше вероятия, во-первых, потому, что желание быть погребенным на родине, на месте погребения предков, свойственно каждому человеку и современно человечеству, для чего и доныне тела зажиточных людей перевозятся даже из-за океана, а Вильна была родиною Гедимина, собственными его руками основанною, и во-вторых, потому, что долина Свинторога считалась долиною священною, на которой сжигались тела его славных предков; лишать же великого своего князя и отца чести быть сожженным на той же священной долине едва ли согласились бы и сыновья его, и народ.

Одно может показаться странным: почему о перенесении тела князя из Веллоны в Вильну, вероятно в торжественном шествии, при повсемеетном плаче народа и почестях, воздаваемых великому праху, не упоминает ни один историки? С другой стороны, нет никакого ручательства, чтобы останки Гедимина не были перевезены тайно, из-за каких-нибудь политических соображений, допустим хоть для отклонения, в такое печальное для отечества время, народного уныния и всяких манифестаций по пути следования печального кортежа.

Таким образом, скорее в Веллоне насыпан курган в память убиения там Гедимина, нежели в Вильне; а в последней воздвигнут не памятный курган, а насыпана могила над прахом героя и называется справедливо могилою Гедимина.