Текст книги "Двое"

Глава 12

Мобилизованных привезли в соседний район, наутро экипировали, разбили по подразделениям. С Дмитрием оставались близки в общении. Матвея определили под начало лейтенанта, заместителем командира взвода танковой батальонно-тактической группы. Штатную воинскую часть доукомплектовали мобилизованными. Задачи предстояло получить позже. Натаскивали, показывая в действии противодействие стандартам НАТО. Для Матвея в преподаваемой науке ничто не показалась чем-то особенным, непонятным по логике обычного приспособления. Стандартное обязательное дублирование товарища – первое дело, плюс обостренное чувство локтя. Его учили этому в общем, без акцента на противостояние, как само собой разумеющееся, к тому – дерзость и нестандартность в работе разведки, предвидение худшего варианта, заготовленное решение на самый крайний случай. В разведке, «кто кого», решает время реакции и чутье, не исключение у противника ответной хитрости и коварства. Месяц заканчивался, а боевое слаживание продолжалось. Его группа дополнилась ребятами со спортивным прошлым, владеющими элементами стендовой стрельбы. Связь с внешним миром ограничилась, телефоны изъялись, выдавались для разговора в присутствии офицера раз в неделю набором общих фраз. Информацию получали из официальных источников, но и из нее складывалось очевидное: их ждут на фронте. Отход из Херсона Матвей воспринял крайне болезненно: «Взятое надо держать». Брать назад огромный город – не избежать больших потерь и разрушений. Молчаливой критики в адрес командования по ходу операции в голове рождалось немало, Матвей, как и всякий солдат, готов был пойти под пули, но не лечь бездарно в результате чьих-то просчетов. Ощущалось по всему: их переигрывают – тактика предвидения командованию не удается, и чехарда в смене командующих служит тому объяснением. Аналитический мозг Матвея строил действия на свой манер, по обстоятельствам в виртуальном исполнении. Со всей очевидностью, операцию следовало проводить масштабно, объявив полноценной войной, включив весь арсенал имеющихся средств, и не искать юридических лазеек. В полемике с отцом они усмотрели политическое торможение, ожидание встречных подвижек. Матвей сопоставил первичное звено с высшим руководством. Если в первичном звене проводят боевое слаживание, возникал вопрос: почему такого слаживания не произошло в высшем звене?! Вспомнил изречения отца: «У нас пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Пока жареный петух не клюнет в одно место – правильных решений не жди». Матвей старался на своем поприще выполнять задачи в полной мере, даже получил на слаживании личную благодарность от командира дивизии за смекалку. Ощущения того, что отправка состоится завтра, у Матвея не появилось по отсутствию ряда близких признаков. Больших смотрин, предвестника готовности, не состоялось, чего он по армейскому опыту ждал. Ребята втихую готовились к встрече Нового года – грелку со спиртным Матвей решил не заметить. За три дня до окончания года рано утром подняли по тревоге, в полной амуниции, с боевым комплектом, начали погрузку на технику. Через час их колонна, разбитая по подразделениям, с промежутком в пятнадцать минут, втягивалась в горную цепь района. Этим же днем, доехав до железнодорожного узла, перегрузили технику на платформы. С небольшим техническим сопровождением танки и бэтээры пошли отдельно – ночью, людской ресурс дивизии покатил на запад. Прибыли в Донецкую область, недалеко от станции Макеевка. Далее – своим ходом, рассредоточившись по разным направлениям. Матвей, глядя на возрастного лейтенанта, на его осунувшееся лицо, понимал его состояние. Матвей не задавал вопросов, предполагая их бесполезность, хотя внутренние стратеги их будущее сами расставили по местам. Осведомленность лейтенанта равнялась уровню их предположений. До места его взвод отправили старичком «Икарусом». По ходу движения слышались приглушенные реплики бойцов об их месте в операции. Телефоны втайне оставались у троих, и Матвей знал об этом. Внутри подразделения имелись свои маленькие тайны. О возможностях противника засекать и прослеживать разговоры бойцы предупреждались постоянно. Этот канал связи оставили вопреки запрету на всякое про всякое, под строжайшим условием не светиться в расквартировании – разговор не более минуты на бытовые темы. Разработали текст: «Петя-Жора… Жив, здоров, привет домашним, скоро буду дома». В кварталах Макеевки автобус остановился, об этом лейтенант получил распоряжение по своему каналу связи. В скоплении домов вышел, а вернулся с комбатом.

– Ну, ребя, как боевой дух? Не застоялись жеребцами? Скоро большие скачки. Предлагают размещение по подвальным этажам зданий – во многих вода. Есть другой вариант – общага ПТУ, она по соседству. В окопах не лучше, но в новогоднюю ночь кантоваться на матиках как-то не в дугу – жаль мне вас. Прошу помнить: до активного фронта 50 км, их «Хаймарсы» доплюнут без усилия и стволами могут достать при шпионской наводке. Прошу все сказанное переварить. Ставлю вопрос на вашу коллегию. Рискнем, не звери же они подлые, в Новый год испачкаться?

Матвей удивился дипломатии батальонного: «Прикажи, и ляжем, где стоим».

– Молчуны, вижу?! Правильно вас готовили: прежде приказ выполни, а затем оспорь, если раздирает изнутри. Решено! Размещаемся в общаге на одну ночь – ваш второй этаж, будут рядом и другие подразделения. Медицина с передка на этаже, на ротации – тоже люди. В случае психологической надобности обращаться к ним. Трогаем, лейтенант, группами по пять человек, пешим порядком. Рассредоточенно! С телефонами и спиртным не дурить! О законах военного времени слышали, небось?! С наступающим, орелики!

Глава 13

Получив бумажку, Василий Никанорович вышел за пределы военкомата. Чин чинарем – печать, подпись. На улице его догнал мужичок, помоложе, но тоже не рекрут.

– Мне в приемной указали на вас. Попутчиком возьмете с собой? У меня вездеход уазик, там дороги – не автострада, лишними друг другу никаким боком не будем. С тем же грузом, от товарищества ветеранов еду. Напарнику моему скрутило спину – одному ехать не фонтан.

Василий Никанорович как раз просчитывал, в какое время отправиться лучше.

– Дорогой ты мой, очень кстати, я на «реношке» – надежная, но машинка паркетная. Дорожную карту имеешь или, как я, на просвет?

Подсчитали и условились встретиться в пять утра на загородной трассе. Дим Димыч, так звали попутчика, оказалось, бывал в тех краях, мало того, сам выходец из Ясиноватой. Эта ходка – вторая его попытка. В первую просили коптеры, тогда в дефиците оказались, не удалось добыть, одну амуницию возил.

На дохленький часик Василию Никаноровичу удалось-таки забыться – к пяти утра глаза открылись сами. Последовавший сигнал будильника разбудил Маргариту Ивановну.

– Ты куда, Вася?

– Не сказал тебе – на рыбалку друг-старпер пригласил. Сделай не в службу, а в дружбу бутербродов на пару-другую деньков. Термос сам наполню…

– Когда в последний раз был на рыбалке? Думала, сгниют снасти.

– Я же вижу, как ты на соседскую вяленую рыбку поглядываешь, вот и решился за добычей для любимой, – отшутился Василий Никанорович.

Ехали не спеша, Василий Никанорович в кильватер за Дим Димычем. В движении многократно себя одергивал, снимал ненужное напряжение, оно-то естественным образом и давало бодрость. В сон не клонило шесть часов пути, не давал знать об отдыхе и Дим Димыч. После остановки и перекуса начало морить обоих – стало очевидно: без отдыха до конца не дотянуть. Дим Димыч перед поездкой тоже особо не поспал, едва прикорнул. В этом они на равных, если не считать разницу возраста в десять лет. Никаноровичу под семьдесят – Димычу под шестьдесят. Внешне Никанорович стройнее и в весе без лишнего, Димыч – куряка со стажем, с окладным животиком. С дыхалкой у него, заметил Василий Никанорович, некоторые проблемы. Стенокардийка на подходе, если еще не подала признаков, да и сам Никанорович с проблемами спины. Бодрили мысли о чрезвычайной важности мероприятия. Опыт длительных поездок имелся у каждого. Для благого дела второе дыхание всегда на подхвате.

Прошли 450 км, всего до места по навигатору – 638 км. Перед небольшим поселком по обочине тянулись две повозки, запряженные ослами. По всему определялось: бедно здесь живет народ, домики без излишеств – не до архитектуры. За поселком увидели кемпинг – контрастное строение современности.

«Так и живет народ в противовесе богатства и нищеты», – подумал с горечью Василий Никанорович.

В кемпинге и заночевали. Оба быстро затихли, но сон пропал, хоть поднимайся и поезжай дальше, но оба понимали: в их положении надобно остепениться, на измывательстве организма далеко не протянуть. Щадить здоровье всего-то и осталось для качества жизни, да еще бы какого-никакого терпения наставить на путь истинный парочку-другую молодых оболтусов. Дим Димыч поднялся: звякнул графин, налил и выпил воды.

– Спишь – не спишь? – спросил он тихо.

– Да не сплю, кто бы убаюкал. Что, дорогой, прибегнем к помощи медицины? Я, случается, потребляю. Шлепни со мной таблеточку, не погнушайся – гарантия пять часов сна. Атаракс – один хороший врач порекомендовал, в последствиях без привыкания.

Не прошло и получаса, оба притомленных сопели в унисон.

В четыре часа стояли на ногах.

– Рекомендую бодрящий напиток из трав, – предложил Никанорыч.

Съели по бутерброду, запивая горячим отваром.

Дим Димыч попросил повтора.

– Извини, свою благоверную потерял два года назад, сижу на консервах, потому и не предлагаю своего. Тебя, вижу, с заботой отправляли! Интересные бутерброды, сборные из всего, а вкусно, чувствую и болгарский перчик, и мясную составляющую с грибочками, – уплетая с аппетитом следующий бутерброд, нахваливал еду Димыч. – Я в основном по-холостяцки: консервяки рыбные да спиртик питьевой – взял с собой, ребяткам для сугрева. На той стороне по наркотикам ударяют, а мы – по проверенной методе, без явного вреда здоровью. Иной раз сам от тоски вдаришь со своими в товариществе, нет-нет, я без злоупотребления, отпил свое – подчихиваю, подкашливаю, в грудях временами подпекает – ушло мое время.

До границы области доехали без остановок, потом началось: гаишники, Росгвардия – копались в багаже, досматривали. Не будь с Никаноровичем Димыча с его пропиской по области, сдать бы ему груз на накопительном пункте далеко на подходе к месту.

Дим Димыч брюзжал по всякому поводу проверки.

– Козелки окаянные, клюнуло в зад, раньше надо было с проверками, до подрыва Крымского моста – такое сооружение позволили испоганить. У нас всегда страдает сторонний дядя Ваня. Поборы на дорогах, сам знаешь, иногда бы в харю сволочную плюнуть, да за погань сядешь. Эт-то у нас могут быстро организовать. С войной наблюдаю, как общество меняется, сытые все по Израилям да по Европам в норах попрятались, купленных «непосильным» трудом, да еще подгавкивают исподтишка. Взашей их отсюда, какие еще сомнительные остались. Патриотов больше, переможем этих поганцев. Не для нашего народа этот капитализм гребаный с его олигархами. Ехали бы на одной машине, не так бы утомительно, поболтали бы – есть отчего пар выпустить.

Глава 14

В военкомате пришлось дойти до военкома – заявление брать у Вовчика отказались.

– Ценим ваш благородный порыв, но ваше время, видимо, пока не пришло, – ответил ему ответственный за мобилизацию лощеный майор.

Военком показался дипломатичней. Сказал о плановом наборе определенного количества. Посетовал, что не сможет помочь. На выходе в спину бросил:

– Грешу, патриотам отказываю, тебя бы отмазчикам экспонатом показывать. Если бьется в груди пламенное сердце, обратись в ЧВК, думаю, не откажут. Они в том же статусе, что и мобилизованные. Только там, братишка, своя дисциплина, двойной устав.

Вовчик притерся к парням на скамейке двора. В течение каких-то минут он уже знал, куда ему обратиться.

Пришел в невидную конторку, показал документы, написал заявление, через час получил банковскую карту с подъемными. Объяснили:

– Можешь при возможности здесь переоблачиться – экипировку и оружие получишь на месте, но не факт, что по прибытии сразу.

В штатском бы и поехал, но дома еще не запылился дембельский камуфляж. Символы поснимал, привел в рабочий вид и уже вечером сидел в автобусе в сторону Донецка – там располагался распределительный штаб ЧВК «Вагнер».

Музыканты, музыканты у всех на слуху, теперь и он какой-нибудь барабанщик. Вспомнил старый фильм – в армейском клубе показывали: гражданская война в Мексике, бесстрашный мальчишка Чунчо-барабанщик, отчаянная мадам Хуана Гальо. Он улыбнулся этим мыслям. Вовчик не искал на стороне жареных фактов – в строительной бригаде обрывал таких чревовещателей, одному чуть в морду не съездил. Вовчик привык верить официальным источникам. Склоки, сплетни, пересуды пресекал, где мог, – где не мог по ряду причин, просто уходил.

Знал о трагедии в Буче, верил в наших ребят, в неспособность русского человека на подобный сволочизм. Он, Вовчик, едет на войну, чтобы доказать всем мерзавцам в открытом бою чистоту русских помыслов, отвратительность спровоцированной ими пакости. Вовчик вырос во дворе, встречал там немало провокаторов: законы подворотни позволяли устранять с пути подленькие закваски силовым методом. Случалось, бился за правоту и с превосходящими силами. Из небольшого житейского опыта: психология этого военного противостояния открывала истинное лицо войны. Высоких материй Вовчик в голове не держал, но любую подлость чувствовал спинным мозгом.

В самом Донецке ужаснулся увиденному: разрушенные здания, расщепленные взрывами деревья, притрушенные гравием воронки на покрытии дороги, скованные в движении мрачные люди. Отныне и он, Вовчик, подвержен той же лотерее: увидеть убитого на стороне или самому быть убитым. Возбуждение от обострившейся жажды мести боролось в нем и сейчас.

– Нормальный мужик с повышенной гражданской ответственностью, – констатировала еще армейский психолог. – В МВД тебе не служить определенно, там особенные запросы.

Вовчик не знал условий зачисления в строй вагнеровцев, но на всякий случай осадил свои эмоции при подходе к указанному адресу.

Искомый дом стоял с забитыми ДСП проемами – сурового вида мужик в камуфляже без различий сунул перед ним условия, пальцем ткнул за спину, в висящую на стене инструкцию.

– Читай, солдат удачи. Оружие, защиту, знаки различия и прочее получишь на месте. – Он сказал громче в соседнюю комнату: – Оксаночка, изготовь ксиву товарищу.

– Вот тебе направление, дескать, был, отмечен. Военник есть, значит, стрелять и думать по обстоятельствам сможешь. Через дорогу ночлежка в подвале – там наших десять человек. Оказия утром, как рассветет. Ни пуха…

Вовчик с прибытием на место думал проситься в передовой штурмовой отряд – его желанию ротный посмеялся.

– Денег хочешь подработать и живым остаться? Не выйдет, пупырчатый еще. И горячность уйми, больше мозги включай, командира с открытым ртом слушай и без переосмысления. Ребята всякие здесь, подлянку вычислят скоро. Да, есть с судимостями – нормальные люди, попавшие – каждый не запрограммирован, однажды впросак. Серийников не держим. С одной соплей демобилизовался? Об этом забыть: старшего солдата подтвердишь в бою. В первую роту, во второй взвод пойдешь, под мое начало. Присматривайся, в первую неделю не кокнут – месяц проживешь, а дальше как Всевышний распорядится. Чуйку включай: ты овчарка, ты четвероногое, ты зверь. Пока будешь на зачистке. Усек? И еще: товарищ рядом с тобой – свят, за него больше, чем за себя. И следующее железное правило: без команды ни шагу назад. Сдохни, а ни шагу, уразумел?! Гранаты получишь и ружжо – не из смазки, извините, позаимствованное у укропа, лучшее добудешь в бою. Ладно, парнишка, расслабься, будешь человеком – вольешься в славный коллектив безболезненно. Наша работа заточена на качество.

Испарина на спине у Вовчика не просохла и после получения положенного по списку.

Приняли в окопе добродушно. Предложили перекусить, показали нору на случай обстрела и прикрепили к группе.

– Колёк, – подал ему руку приблатненный парень. – Ты будешь, – он дождался его ответа, – Вован, держаться меня и вон того, Мотыля.

Он показал на смотрящего в окуляр дальномера приземистого мужичка – Мотыль, совсем молодой, с козлиной бородкой, стоял неподалеку.

– Ты поешь – гречка с тушенкой, теплая еще. У нас перед боем не едят, сам понимаешь, почему. Когда приносят еду, все знают: активных вылазок не жди, но это не правило. Надо – дернут в любое время. Я лично никогда не нажираюсь. Броник из принципа не надеваю – беременной кобылой скорее подшибут. Три года без бабы, таскаю на случай, броник очень даже неплох на сыру землю под украиночку. По любви и не в ущерб пацанам не возбраняется. Ты, я гли-ижу, понятливый?

Глава 15

До Нового года оставался один час. Матвей уснул не сразу, сказывались мысли и напряжение последних часов. Дима лежал на койке в метре от него, накрывшись одеялом. Матвей догадывался: он собирается включить свой обмылок-телефон. С другой стороны от него доносился богатырский храп, следующий сосед тронул его – храп прекратился. До Матвея дошел свистящий шепот… И он уснул – проснулся от грохота, попытался вскочить и не смог. После второго и третьего взрыва – он слышал их – Матвей ощутил физическую боль: железо кровати вдавливалось в грудь.

Мысли, в это мгновение они метались в самосохранении, дыхание ограничилось тяжелым грузом. В полвздоха, ничего не видя и не слыша, он пытался дышать. Матвей помнил себя как бы со стороны, все же понимая: произошло что-то непоправимо страшное: он есть и его нет. Во рту хрустело – мелькнуло: мои зубы. Что с руками, ногами? Пальцы рук и ног с мозгом взаимодействовали. Подвигал ягодицами, бедрами – поля передвижения практически не ощущалось.

«Тело задавлено, но не раздавлено», – лихорадочно билось в сознании.

Подвигал веками – шевелятся. Попытался выпростать правую руку – слегка поддалась, левая пронзилась в плече острой болью. Теперь он знал: произошел взрыв и его привалило грудами обломков.

Наверху люди – его спасут.

Включил логику.

Не бездействовать – надо дать циркуляцию крови к придавленным органам.

Мелькали в памяти лица родителей, бесстрастное лицо подарочной куклы. Представилось свое собственное погребение: скорбные лица родителей, Нелька вся в черном.

«Я что-то не так с ней сделал», – пронзали искры мыслей между конвульсиями в попытках движения…

– …Лежи, миленький, теперь будем жить, – услышал он голос издалека.

Сквозь прищур век увидел тусклый свет и белое пятно халата.

Почувствовал укол в правую руку – левое плечо в окове.

– Где я, что со мной? – не услышал он своего голоса.

– Я поняла, я поняла. Ты спрашиваешь, где ты? В безопасном месте. Ты меня слышишь?

Матвей слышал далекий голос и кивнул.

– Можно громче?

Его головы коснулась прохладная нежная рука.

– Спи пока, узнаешь потом. Органы твои все на месте – будешь любимым и сам сможешь любить. Это главное для мужика, – ощущая чужое дыхание на лице, слышал он далекий голос.

В полудреме просыпался и засыпал, во сне пытался вырваться, куда-то бежать, сбросить оковы, мешающие движению. Просыпаясь, понимал свое положение и вновь засыпал.

В очередной раз проснулся от голоса.

– Матвей, как вы меня слышите?

Приоткрыл глаза – перед ним белые халаты.

– Рефлексы не потеряны, – наставлял голос, – плотно подключить офтальмолога. Слух – дело наживное. У парня обширная контузия. Слышишь, солдат, не таких поднимали. Ничего, через месяц вспомнишь, что ты мужик. В лучшем госпитале страны есть все…

Врач как в воду глядел. Спустя месяц Матвея перевели в региональный госпиталь на полную поправку. Его посещали родители, дважды приезжала Нелька. Они общались с ней в прилегающем сквере. Нелька касалась его руки. Она чего-то ждала, а он не знал, как ответить на ее посыл. Его глаза излучали благодарность, но любви она в них не обнаружила. Больше она к нему не приезжала.

Левая рука висела на перевязи, правая функционировала вполне. И вообще Матвей отделался испугом, в отличие от многих других. Он уже знал последствия обстрела, прослушал и прочитал в многочисленных подачах и остановился на новом понятии: «Мое второе рождение». Матвей увидел на фото кучу строительного хлама на месте того общежития. В какой его части оказался он – не мог представить. На месте взрыва лежала бесформенная груда, не напоминающая прошлых форм здания. Матвей решил забыть все свои прошлые деяния и начать жить если не праведником, то человеком, несущим в мир одну радость.