Текст книги "Двое"

Пролетел новый вихорок, и вода заиграла искрами восходящего солнца. И Василий Никанорович, и Матвей, внезапно вернувшиеся в материальность, одновременно вытянули удилища – каждому достался приятный финал. На крючках сидело по ершистому сазанчику.

До сих пор они молчали, боясь нарушить в таинстве сложившийся баланс.

– Ты, Матвей, пережил нечто – мне обо всем рассказал твой папа. Ты спасен самым высоким повелением. Не игнорируй расположения к себе Бога. Всесильные инопланетные технологии – это все Бог. Мне выпала возможность прямого контакта с неизведанным, тебе – возможность услышать об этом от меня. Посвяти свою жизнь облегчению участи несчастных.

Часть 8
Один останется итог…

Глава 1

Молодой организм Вовчика боролся за свое место в сообществе молодых, полноценных, жизнерадостных парней – он медленно выкарабкивался после ранения, но боль и трагедии госпиталя оставляли тяжелый след в сознании, взрослили не по годам. Вовчик лишился части легкого и вначале был угнетен состоянием здоровья и, конечно, будущим в статусе инвалида, а когда встал с кровати, начал помогать подобным себе. Он не мог дать себе основание разозлиться за «слюни». Вовчик не желал быть обузой для бабушки – представлял их встречу, ее рухнувшие надежды на него и уж совсем не хотел явиться неполноценным форматом Ларисе. Раненые прибывали – многие с оторванными ногами, руками, увечьями лица, но практически все боролись за жизнь, верили в выздоровление, в свое будущее. Он мог, и не раз, позвонить домой, всего одно действие – и вот он, родной голос… но не делал этого. В одной с ним палате лежал артиллерист, старший орудийного расчета. Снаряд прилетел в близкое с расчетом размещение боезапаса. Чудовищный взрыв уничтожил весь расчет – из пятерых остался он один. Человек лишился руки и ноги, получил ожог тела, полостное ранение с удалением внутреннего органа, потерял глаз, но никогда не скулил, как он. Едва ли старше Вовчика, практически его ровесник. Женился за месяц перед отправкой на фронт. За ним ухаживала жена, она целыми днями проводила с ним рядом. Это был тот случай, когда молодую женщину не испугало будущее с калекой. Месяц они вместе боролись за жизнь. Жена артиллериста, ее звали Валерия, находила время и для Вовчика, не разделяя с мужем, пока он не смог стать самостоятельным. К мужу она обращалась, как к нему бабушка, – Вовчик. В один из солнечных дней, когда и угнетенный Вовчик почувствовал вкус возвращающейся жизни, между их кроватями расположили ширму. По всем признакам он понял: «И в прекрасный день кому-то делается очень скверно». Произошло то, что часто случается в этом несправедливом мире: Владимир умер. Шло время, Вовчика перевели в реабилитационный центр, он стал больше ходить, обещанное здоровье медленно возвращалось. Бабуле отправлял почтой короткие весточки, не вдаваясь в глубокие подробности. Ларисе принял решение явиться оздоровленным, причем настолько, чтобы суметь взбежать к ней на пятый этаж, не задохнувшись. В центре заболел ковидом, и все началось сначала. Ослабленный организм плохо справлялся с болезнью. Обширное поражение легких вернуло одышку и его нежелание бороться дальше. Вовчик попросил обслуживающую зал санитарочку купить ему снотворного, имея в голове решение уйти в лучший мир навсегда. Благосклонная к нему санитарочка сдала его – вместо таблеток к нему пришел психиатр, эдакий сухонький, невидный военный в белом халате. Постукал молоточком по коленкам, по рукам, и, поразительно, этот физически слабый человек помог ему словом. Он говорил и о физиологии, и, странно, о божественном, спрашивал о доме, рисовал радужные картины, в которые Вовчик поверил. С одной его фразой он прожил всю свою жизнь.

«Вся наша полноценность в нашей голове. Можно быть физически крепким, гнуть подковы, но не дать ни себе, ни окружающим тебя людям того толчка и удовлетворения, что может дать хрустальный мальчик, овощ в общепринятом понимании, своей жаждой жизни».

Вовчик выкарабкался и на этот раз – был переведен в стационар на долечивание. А однажды к нему в палату вошла Валерия. Его сердце тревожно застучало в груди. Вовчик увидел в ее появлении темный магический смысл, вначале отвергал молчанием, но постепенно, незаметно для себя, стал нуждаться в общении с ней. Она приходила, говорила о Боге, о своей вере в него, о чудесных свойствах организма. Вместе с улучшением состояния Вовчик стал воспринимать Валерию как посланника небес. Он читал принесенные ей святые книги, боролся с прошлым мышлением, и болезнь отступала. Из стационара его отправили в санаторий. Валерия находила возможность приезжать к нему и туда, за 50 км от места жительства. Раз в неделю они обязательно виделись, подолгу гуляли в парке. Ее покорность, воля, вера и великое терпение покорили Вовчика. Он стал обращать внимание на детали ее лица, как она одета, как скроена – в нем просыпался здоровый мужик. Он вдруг обнаружил Валерию красивой. Они нашли место в самой отдаленной части лесопарка, под крепеньким молодым дубком. На лавочке под этим символом основательности и крепости Вовчик сделал попытку прикоснуться к ней – она не отклонилась, лишь тихо заплакала. Вовчик поцеловал ее мокрое от слез лицо, а Валерия в ответ прильнула к нему, обняла за шею и тихо прошептала:

– Вовчик, милый, ты снова со мной…

Глава 2

Лариса старалась выбраться как можно раньше, но пресловутая незаменимость открыла такую возможность только через десять дней. Дорога на автобусе занимала около суток. Пришлось настраивать Сергеевну отсебятиной, говорила о полном восстановлении Вовчика и скором возвращении домой. Неугомонная Сергеевна отвергла все отговорки, наготовила любимых его пирожков с абрикосовым повидлом, напекла хвороста с обсыпкой сахарной пудрой. Не удовлетворившись полнотой пакета, добавила пару банок сгущенки с какао, умудрилась туда же втиснуть пачку яблочного мармелада.

Лариса не противилась, понимая, как приятно Сергеевне вспоминать предпочтения внука. От себя она добавила пачку зефира и баночку зернистой икры. В ожидании такси они присели на дорожку.

– Какая же я недотепа, память совсем покидает меня. Вспомнила сию минуту: он же у меня любит маслины, не афганские, не зеленые, а те, что черные, жирные – греческие. Купи, милая, таксист подождет. В нашем магазине они есть.

Лариса выполнила и эту ее просьбу.

От автовокзала до места добиралась на маршрутке. Санаторий расположился – не ближний свет, далеко от городской черты, в лесопарковой зоне. Неуправляемое волнение охватило Ларису. Она убеждала себя, что выполняет просьбу пожилой женщины и не более того, но тайники памяти хранили его признание. Она не питала иллюзий по поводу своих чувств к нему – их как таковых не зародилось. В преддверии встречи она так и не выбрала своей позиции на этот счет. В сознании завис вопрос, принимая этот вариант как практический подход, как реальную возможность не остаться с ребенком одной. Лариса расчувствовалась до тошноты, присела с видом на главный корпус, не решаясь двинуться дальше, – сидела долго, не в состоянии сделать последние шаги. Проходили мимо гуляющие люди. Рядом присоседился, тяжело сев на скамью, молодой человек, Лариса профессионально определила наличие у него протеза.

– Вам чем-то помочь? – спросил он вежливо, оставаясь при своем недостатке джентльменом.

Лариса ему улыбнулась и спросила о Вовчике.

– Как же, как же, знаю такого, – он призадумался и показал на аллею, где его можно найти. – Оставляйте пере-дачку, я присмотрю. Он помобильнее меня, поможет вам сам. Во-он туда, левее держите, за кустиками дерево, дубок, под ним и есть та лавочка. Часто вижу их там.

Лариса поблагодарила, оставив ношу, двинулась в указанном направлении. Уходящая зигзагом в лес длинная, ответвленная от главной аллеи, присыпанная гравием тропа скоро заканчивала свою протяженность. Дальше обычной тропкой терялась в частоколе деревьев. Лариса окинула взглядом заросли, хотела уже вернуться, но на одном из ответвлений увидела раскидистый дубок, он стоял в обособлении от декоративного кустарника. Из-за поворота Ларисе открылась одинокая лавочка – на ней сидели парень и девушка. Парень самозабвенно целовал ее лицо, потом девушка обвила его шею руками – до Ларисы донеслись обрывки ее признания. Парочка замерла в одном страстном объятии. В повороте головы парня Лариса узнала Вовчика. При увиденной картине к ней вдруг пришло удивительное облегчение: пропало довлевшее всю дорогу сюда ощущение скованности, освободилась грудь, и она смогла вдохнуть всю нужную порцию воздуха. Не раскрытая ими Лариса нырнула под укрытие растительности и, стараясь двигаться неслышно, повернула назад. Парень сидел на прежнем месте, исправно охраняя ее пакеты. Он покачал головой и развел руками в сочувственном жесте. Лариса достала свою часть передачи и угостила парня, попросив передать Вовчику устное послание от бабушки с пожеланием скорого возвращения домой, – остальное отнесла в регистратуру. По дороге назад, одухотворенная светлыми мыслями о ребенке, рассматривала мелькающий за окнами автобуса пейзаж, что по дороге сюда пролетел в каком-то полусне.

Часть 9
Ирочка

Услышанным словам, услышанным вестям

С увиденным тобой – не может быть сравненья.

Глава 1

За годы безвылазной жизни среди застывших в сознании интерьеров и пустой растительности, при непременном условии, что ты находишься в здравом уме, – скудеешь душой. Матвей окончил экстерном политех – начал работать в строительной конторе еще во время учебы, после получения диплома ему предложили должность управляющего филиалом турецкой строительной компании. Турок, владелец компании, заменил Матвеем своего непутевого сына. Свои ассоциации понятия «турок есть турок» Матвей изменил при организации работы их филиала. Коллектив выхолостился от русских полумер в работе на хозяина – в составе остались лишь те, у кого сохранилось понятие совести, кому она позволяла получать повышенные ставки за реальную отдачу, кто был честен и по-хорошему одержим. Хозяин настроил всех к дружескому общению, к себе просил обращаться просто – Айдын. В начале притирки хозяин приезжал раз в месяц, задерживался на неделю. С выросшим доверием к Матвею ограничился приездом один раз в три месяца с обязательным бухгалтерским отчетом онлайн помесячно. Фирма процветала, и к этому Матвей имел непосредственное отношение. Айдын узнал об окончании им учебы и сам предложил месячный отпуск. В работе Матвей забывался, а сейчас задумался о своих годах, остановился на ближайшей перспективе и отчетливо представил свое будущее: оно не предвещало чего-то яркого, впечатляющего. Семьи нет и не предвидится – на его пути не попадалось сколько-нибудь интересной личности.

«Жениться интересно только по любви. Жениться же на девушке только потому, что она симпатичная, – это все равно что купить себе ненужную вещь только потому, что она красивая», – рассуждал Матвей в противопоставление настойчивости родителей.

Обыватель изворотлив, он нашел себе отдушину. Отпуск и разновидность его: отдых на солнечной сковороде, из года в год в одной последовательности – это не что иное, как очередной бездумный шаг в сторону пока далекой и вместе с тем такой близкой финишной черты, за которой известная пустота. Слава богу, существует категория людей, озаренных поиском, идеей, жаждой знаний. Мы не о тех, что одержимы зрительным коллекционированием, что несутся избитыми туристическими маршрутами во имя свеженького экспоната в копилку реликвий. Мы о других, кто шаг за шагом с въедливостью плодожорки внедряется в лакомый плод, познавая глубину его вкуса. Мы о тех, кто добрался до оболочки семени, кто у заветного устья оценил открывшийся простор и влился в безбрежный океан, отдавая ему не груду послештормового мусора, а крошечную, но свою энергию во имя процветания другой, совершенной, будущности.

Приверженец этой категории, увлеченный поиском и жаждой знаний, Матвей не поехал в предложенную ему Турцию, а решил побывать в русской глубинке. И теперь двигался незнакомым маршрутом, впитывая как губка своими легкими и всеми порами кожи знакомый по описаниям классиков русский пейзаж. Он ехал в никуда, с точки зрения праздного обывателя, а для себя – в любой другой русский мир.

В этот год уже в середине ноября застывшая в воздухе холодная мгла встала воинственным щитом на пути несмелых солнечных лучей. Изморозь держалась на запунцовевших гроздьях рябины до полудня – на час-другой отпускало.

Что может дать захолустный русский городишко познавшему крайности человечества, куда хуже – войну?! Но стоило присесть на лавочку в малолюдном тихом скверике – мгновенно ушло мелькнувшее сомнение, а душу охватила приятная истома. Открылась главная, загадочная до сих пор истина: почему шальная оккупация западных устоев так и не коснулась этих краев. Многим не удивить эту видавшую виды многострадальную землю. Многие страсти откипели здесь за многовековую историю, оставив неброскую память в виде обелисков, застывших в тишине скверов, частью слившихся с ландшафтом, поросших травой курганов, создавая атмосферу тихой печали. Те же чувства испытываешь, когда спустя много лет видишь дом, где прошло твое детство. Все родное и противоречивое, все милое и бескомпромиссное можно увидеть и вдохнуть только здесь, где в каждом дворике, в каждом деревце родной сердцу дух.

Побродив вдоволь по ухоженным улочкам, всматриваясь в лица участливых и понятных людей, зашел поесть в чистенький ресторанчик, расположенный в парковой полосе, в отрыве от строений, в почетном обрамлении березовой рощи. Девушка в кокошнике, сама похожая на березку, легким реверансом оставила на столике меню, а в воздухе – ощущение не загаженного инородным подражательством русского начала. Посетителей немного: за соседним столиком в мрачном оцепенении застыла фигура мужчины средних лет с интеллигентным лицом, гипнотизирующим чашечку ароматного кофе. Пустой графинчик и полная рюмка «беленькой» выдавали его пристрастие. На поворот головы Матвея «кокошник» неслышно застыл сбоку, подкупающей улыбкой ожидая его решения. Кому не известна реакция разбитных официанток на предложение встречи вне заведения. И тут до щемящего желания захотелось увидеть реакцию на подобное этого непорочного по внешним признакам существа. Такая девушка, скорее, молодая женщина, далеко не юная, но совершенно не тронутая тлением жеманства, стояла перед ним. Матвей загадал возраст: двадцать пять – двадцать восемь. Почти болезненная психологическая приверженность появилась в нем – он встретил среди месива подражательств и хорошего копирования, что сложилось символом текущего времени, ископаемый самобытный персонаж.

Русский в обозримых коленах, но впитавший в себя влияние кавказских народов, на землях которых формировался его личностный портрет с рождения, остался русским в своей сути. Иначе не объяснишь внутреннее противоречие с чужой культурой, которую принимал, оставаясь зависимым, ибо соглашался с качеством их общения при повышенном почитании старших.

Сосед по столику оживился, распрямил улитку спины, выпил кофе, перевернул чашечку на блюдечке кверху дном и обратился в сторону Матвея:

– Знаете, очень правильно распознает состояние души.

– Мне такое знакомо, – занимаясь своими мыслями, бросил Матвей в его сторону, подвигая ближе к себе красивую, вкусно пахнущую солянку.

Запавший в сознание мужчины определенный идеал женщины, похоже, довлел над мыслями у обоих с очередным приходом «кокошника». Подвыпивший сосед мешал сосредоточиться, было очевидно: он имеет здесь расширенный, в рамках не только посетителя, интерес – реплика предназначалась не одному Матвею. Официантка мило суетилась, внешне не замечая к себе внимания. Когда отдаляется женщина, возбуждающая твой интерес, нет силы на земле, которая заставила бы здорового мужчину не посмотреть оценивающе вслед. Матвей не был исключением – он откровенно проводил ее взглядом. На ней не красовался изощренный наряд жрицы любви, но в каждом движении тела улавливалась подкупающая женственность. Сосед хмыкнул и, глядя в глаза Матвею, протянул загадочно:

– Ви-ижу, нра-авится. Да-а, редкое сочетание души и тела. Вы дотошный психолог, вижу по глазам. Со мной не выпьете? Угощаю…

– Здесь у меня другая миссия, – ответил Матвей, заканчивая солянку, совсем не желая затевать с ним полемику.

– А не тоскливо жить по стандартам, без отклонений от выбранной нормы? Ирочка, можно повторить?! – обратился он к подошедшему к Матвею «кокошнику». Не дожидаясь его ответа, она мягко посоветовала ему.

– Поешь что-нибудь!

– Пища тормозит рефлексы, а у меня как раз тонус, – ответил тот небрежно.

– Вам ваш сосед не мешает? – тихо спросила у Матвея «кокошник».

Он слушал ее, а сам думал, как же по-иному он смог бы назвать официантку: «Люся, Элеонора, Евгения. Нет, нет, не Ира и не Ирина. Ирочка – это ее самое неотъемлемое».

– Отнюдь, он придает загадочности вашему образу, – запустил Матвей первый посыл.

– Этот завсегдатай?! Он бывает у нас каждый день, напивается до беспамятства. Будьте спокойны: он никогда не буянит – интеллигентности пока не растерял.

– Ирочка, извините, не представился – Матвей. Вы не задумывались над тем, почему пьют люди? Почему напивается он?

– Слава богу, с вами мы сделаем первый шаг от рутины. Я за тридцать лет не знаю, зачем до сих пор жила. За все время не смогла доискаться сути этой простой, казалось бы, истины. Касательно этой личности уверена: пьет, чтобы уйти от самого себя!

Глава 2

Миролюбивое, покорное лицо Ирочки в какие-то секунды преобразилось: русский национальный наряд поблек, как поблекла бы березка, обвешанная экзотическими ветвями тропической пальмы, щеки окрасились пунцовым румянцем. Матвей был не рад, что затронул больную для нее тему.

– Ирочка, можно «беленькой»? – настойчиво повторялось от соседнего столика.

– Вот так изо дня в день – уже месяц, – плаксивым тоном обратилась Ирочка к Матвею и ушла в подсобную комнату.

Матвей принялся за увесистую, без халтуры отбивную, пытаясь увязать напивающегося до чертиков интеллигента с милой официанткой.

Фирменный напиток на третье оказался соком березы. Матвей живо представил, как нежное дерево через болезненный надрез отдает свою кровную суть. В противопоставление названию в меню – «Напиток сладострастия» – назвал его за кристально чистое содержимое «Девичьей слезой».

«Слеза» оказалась слащавой на вкус, начисто лишенной соленого смысла.

Сосед ловил подбородок ладонью – лишь на мгновение ему это удавалось. Его голова моталась в беспорядке из стороны в сторону. Мелькнув в направлении Матвея мутным взглядом, он неуклюже погрозил пальцем и тут же в бессилии упал головой на стол. Графин с рюмкой звякнули разбитым стеклом. На звон показалась из подсобки Ирочка и исчезла. Через минуту две рослые женщины в поварских нарядах потащили несчастного к двери, на что тот усердно сопротивлялся, пьяно бормоча:

– Скаж-жите ей, дур-ре, одну ее люблю… Л-любимая, прости, что нашел тебя так п-поздно.

– Отлюбил ты свое сегодня, а завтра расскажешь, куда ты скатился, – незлобно отчитывала его одна из поварих с добрым лицом матери.

Задумавшись, Матвей не заметил, как подошла Ирочка с сильно потускневшим лицом.

– Вас рассчитать или что-нибудь еще?

По вымученной улыбке Матвей почти наверняка понимал ее душевное состояние. Она нуждалась в его участии. Он был почти уверен: прикоснись сейчас с жалостью к ее голове – она тут же разрыдается. Он попросил еще стакан напитка, желая как-то продлить развязку. Лицо Ирочки просветлело – она с решительным подъемом устремилась в подсобку, жалко при этом улыбнувшись. Зал ресторана пустовал множеством столиков, это позволяло Ирочке быть достаточно свободной.

– Прошу прощения, – обратилась она к Матвею, вернувшись с полным стаканом. – Вы приезжий – это очевидно. Где вы остановились? У нас сложности с проживанием: в единственной гостинице живут погорельцы. Родственникам, приезжающим отдать долг памяти, на почте предлагают адреса частного сектора. Иногда помогаем мы.

Она замолчала в ожидании встречной реплики. И тут как будто встрепенулась:

– У вас на нашей земле погиб кто-то из близких вам людей?

Чистой непосредственностью она раскрыла перед Матвеем все свои карты. И он подумал:

«Почему бы и нет?! Почему не утешить теряющую светлую надежду, приятную ему женщину?!»

Матвей на паузу не рассчитывал – он хотел прямо и без обиняков сказать правду, но пауза случилась спонтанно. Он пристально смотрел ей в лицо и не находил двойного смысла – она глаз не отвела. Хотелось в этом общении избежать малейшего намека на пошлость. У нее был взгляд совсем не той раскованной женщины, что мы привыкли видеть в подобных заведениях. Возможно, для кого-то другого случай показался бы иной аналогией, Матвею Ирочка увиделась похожей на несчастную обезьянку, смирившуюся со своей участью за прутьями сковывающей ее волю клетки.

Скомканным сумбуром пронеслись в голове мысли о прошлых встречах. Ответ затянулся на какие-то секунды, но эти мгновения давали ему возможность упорядочить вспыхнувшее возбуждение. Оно все равно выдавало его.

– Я приехал сюда действительно почтить память героических предков, отдавших жизнь за нашу Родину. Но они не кровные родственники – мои сражались на Кавказе. Главная причина приезда – заразиться русским духом, чем был в полной мере обделен с рождения. Я хочу стать в России русским! Жилья пока не искал и был бы очень рад заполучить хозяйку в вашем лице, – дрогнувшим голосом закончил Матвей.

Лицо Ирочки стало приобретать первоначальный образ: глаза озорно блеснули, казалось, и сам кокошник стал озорнее.

– Есть возможность – можно остановиться и у меня.

Матвей вслух произнес то, о чем подумал:

– Назову вас подарком судьбы, как хотите, можно и счастливой случайностью. Я прогуляюсь, возьму багаж в камере на вокзале, а к закрытию зайду за вами?

Возбуждение передалось и ей; глубоко вздохнув, Ирочка согласно кивнула.