Текст книги "Двое"

Глава 21

На новых позициях обустраивались под беспокоящим огнем миномета. Мины прилетали без характерного свиста: легкий шелест при подлете, буквально через две-три секунды разрыв. Два попадания в расположение и два трехсотых, один – тяжело в голову. От ответного прилета спасала быстрая смена позиций: первый шел пристрелочный, второй – в намеченную цель, третий – рядом, следом – промежуток. Очередность иногда нарушалась. Вовчик уловил время смены позиций и в промежутках с ожесточением окапывался, набил себе на рабочем пальце мозоль. Грунт попался тяжелый: на метре залегания пошел вязкий сине-желтый глет, он с трудом отлипал от саперной лопатки, зато хорошо формировался в амбразуру для обзора. Высоко над головой прострекотала «сенокосилка» – поймать глазами ее не удалось.

– Работают на подавление сволочной точки, – услышал возглас соседнего Колька. – Грызем глубже, братан, подтянут орудие – вспомним мамку.

Долетел стрекот очередей.

– Работают по нашему беспилотнику, сейчас закуску получат.

В довершение к его словам раздался разрыв.

– Схлопотал закуску? – возликовал он.

Вовчик и сам предполагал подобный ответ, мог такое представить идеальным вариантом. Мнение же Колька принял за сиюминутное действие. Колёк приблатненный, но с опытом и большей, по его мнению, ценой собственной жизни. По наколкам на теле открывалась последовательность развития его идеологии. От «хочу на Луну» до замысловатых символов Третьего рейха. Откровенных свастик не просматривалось, хотя многозначительный трезубец украшал большое поле на спине. Он не скрывал огромного желания опорожнить весь рожок в ненавистное мурло, покушавшееся ограниченным своим мозгом на его многострадальную жизнь. Пока перед ним, Кольком, а в полном звучании – Николаем Германовичем Самохиным, стояли с оружием, он стрелял без сомнения в промедлении, исключая возможность сделать то же самое противнику. Кое-кто журил его за наколки и за чрезмерную жестокость, но в коллектив он влился органично. Хорошая злость, по большому счету, приветствовалась. Без колебания приняв новый устав, Колёк временами лавировал на грани. По контракту ему оставалось три месяца до полного дембеля. Он железно решил завязать с блатом – прожить упущенное свое «в высоком человеческом формате».

Бахнула сзади гаубица – впереди хлопнул один, за ним другой разрыв… Миномет молчал.

– Доклевался, скотина? Расслабляемся, Вован. Осталось два-три опорника, и зайдем в село. Предстоит работенка с зачисткой. Разумные давно бы оставили позиции, ведь взяты в обхват, чего дергаться. Думаешь, настолько идейные? Да под наркотой связь с реальностью держат.

Колёк глубоко вздохнул, посмотрел в небо.

– Весна грядет в природе – моя весна давно засвербила пониже пупка. Сам не паинька, но с той стороны на передке чистейшие отморозки – еще встретишь. Тероборону смяли бы одним хлопком, сзади их такие отморозки и держат на мушке. Сельцо не очень подпортили, може, кака гарна девица осталась? Мочи нет, баба в извращении снится, сама требует себя поиметь. Нервную систему всю попортил.

Сзади Вовчика окликнули:

– Меняемся, Гриб. К комбату на разбор и на отдых. Сейфуллин в связи с успехами привез очумительную жрачку, говорят, сам Пригожин распорядился.

Вовчик дал своим отмашку следовать в тыл. Их позиции заняли другие.

Комбат долго не задержал.

– Молодцом, пацаны, хорошо отработали, доложили, твой снайпер «моя тайга ходил, шибко белка стрелял» одним выстрелом двоих положил? Якут – бесценный снайпер, береги его как собственные яйца. С самого ранья зачистка села, вам начинать с восточной окраины. Шерстить все без исключения подвалы и чердаки, ищите схроны в огородах. Колёк помнит прошлую зачистку: мразь вдарила, скотиняка, в спину – пятерых вывела из строя. Ошибок не повторять и новых не наживать. Грибочек, это твоя первая самостоятельная работа. Я все сказал! Вопросы есть? Вопросов нет! Садитесь кушать – жрать подано.

После винегрета с куриной грудкой разморило, провалился и тут же проснулся: во сне его звала бабуля. Поплыли мысли о доме – сон пропал. Подумал о Ларисе: тут был спокоен – с ней бабуля не пропадет. Пожурил себя за откровенность в общении с ней. А ведь помнил злосчастную истину: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Незаметно уснул. Проснулся от толчка в ноги:

– Пора, друган. Разоспался – не туз после попойки в ресторане. Я в эротике изошелся, полночи долбил под собой нары. На, чифирька горяченького хлебни, и в путь-дорожку, труба зовет… Про между прочим, у сиделых цветут разные болезни, а вот мочекаменной ни у кого. Чифирек, он славным образом камушки-струвиты на корню растворяет. Давай, не кривись, по проверенному рецепту заделал.

Глава 22

В эту ночь Лариса осталась у Сергеевны. Давление общими усилиями упорядочили. Она объяснила старушке, в какой связи находится ее состояние с внутренним покоем.

– Хотим жить – становимся зомби, без эмоций, без предположений, боремся с проблемами по мере их появления, – объясняла ей Лариса, освежая тем самым в собственной голове прописную истину.

Вспомнила, что накануне поджарила последние два яичка с сосисками, – свой холодильник пуст.

Предложила Сергеевне организовать совместный обед. На что та засуетилась, перебирая свои запасы.

– Серге-евна! Запасы храним на другой раз. Сегодня угощаю я. Вмиг сгоняю на рыночек – будем готовить по моему умению. Возьму говядинки для борща, обязательно грудинку. Давно не ела борщ со свеклой. На второе – покумекаю по ходу. Киви захотелось. Вам какой фрукт взять?

Сергеевна открыла шкатулку.

– Держи денежку. В рот не пойдет, бери. Чтой-та грушек захотелось, даже приснились – желтенькие, как масло, вязкие. Возьми и яблочек, запас закончился – люблю запеченные в духовке. Тут я тебе открою – возможно, забыла: в яблочках много пектина – он холестерин снижает. Кофе давно не пью, пью цикорий, в нем инулин – приятный напиток, и все та же польза: снижает холестерин. Не обижайся: повторение – мать учения.

Лариса целую вечность не обсуждала подобные вопросы – тепло и уют разлились по всему телу. Она отвела ее руку с деньгами.

– Коль вы так щепетильны – согласна. Следующий обед будет полностью вашим.

Она ушла на рынок, и через три часа они сидели с видом на ее собственные окна.

Борщ Сергеевне понравился, она не скупилась на эпитеты.

– Ты же моя умница, ты моя хозяюшка. Раньше смотрела на образ Богородицы, на ее покорный лик – выбрала ее из всех святых в покровители и спрашивала: «Прости меня, заблудшую. Молитв я не знаю, обращаюсь простыми словами из недр души. Почему позволила пойти моему Вовке на эту войну?». И тут же смиряюсь: она послала мне испытания – чай, не праведница, абортами баловалась, сквернословила, желала обидчикам хвори. Ан, видишь, не безнадежная грешница, Богородица тебя мне послала. Прости меня, Пресвятая. Век живи – век учись. Набираюсь мудрости, что за суетой мирской недобрала.

За общением своя беда у Ларисы отодвинулась на задворки памяти, обострение перешло в относительный покой, в мысли о будущем ребенке.

Она не сомневалась в помощи Сергеевны: два одиноких человека порой становятся ближе далекой родни. Она сможет работать, не прибегая к изощрениям, возьмет две ставки – на жизнь хватит. Вовчика она всерьез не рассматривала: примет чужое дитя, а почему бы и не сойтись, а не примет – будь что будет. Вернулся бы живым.

Глава 23

Перед сном, садясь всей семьей на диван, они слушали короткие сводки с фронтов: вначале – своих блогеров, затем разобрали по косточкам сладкую парочку Арестович – Фейгин. Резюмировали, насколько бравурность этой парочки остыла после победных реляций под Киевом и Херсоном. Фронт двигался черепашьими шагами – пусть медленно, но верно. Матвей видел себя там, сознавая абсурдность своих помыслов, но был горд успехами формирования, в которое входил сам.

Мама, зная, как плохо он стал спать, принесла ему на ночь успокоительный «вечерний сбор».

– Выпей, Матюша, в сборе этом много всего, в общем-то старушечий сбор, по отцу знаю – успокаивает.

– Старух, может быть, и успокаивает, этих таблеткой меловой накорми – будут спать. Плацебо только женоподобного мужика возьмешь, – вмешался со смехом отец.

Чтобы не расстраивать маму, Матвей выпил сбор. В голове висела незавершенная контрольная по сопромату. Не все получалось. С утра Матвей решил попытать счастья у своего руководителя – более месяца он работал в конторе под началом бывшего строительного босса, занимался разработкой кадастров для частных лиц. Руководитель – грамотный инженер-строитель, вытянул в городе не одну солидную стройку. С эпюрами касательных сил он наверняка знаком. Наступило ли от внезапной находки облегчение или от позитивных вестей с фронтов, но под действием напитка Матвей уснул быстро.

Утром отец поинтересовался у него о свободном времени на предстоящие выходные – получил положительный ответ.

– Снасти, прочая атрибутика – на нас с мамой. Мне важно твое присутствие.

Матвей благодарно пожал руку отца – ему давно хотелось отдохнуть. Неловкое движение отозвалось болью в плече – в непогоду травмированное место поднывало, постоянно напоминая о случившемся. Отец заметил перемену в его лице и многозначительно перевел разговор в нужное русло.

– Отвлечемся, покушаем ушицы, поболтаем. Природа, сын, – лучший лекарь. Сколько болячек мама наша травками сняла с меня. Эт-т я балагурю по природе своей. Помогает, в отличие от химикалий, не быстро, зато долговременно. Рецепт для тебя готов – все видим, подход к тебе ищет, ты уж подчинись, зарядку лечебную не отвергай. А что поможет, какая разница потом? Ты знаешь, я никогда не состоял в сторонниках одной панацеи от всего. Терпение и труд все перетрут.

Знакомый писатель имеет свои заготовки на рыбалку, обещал приехать в субботу ранним утром и отвезти в божественное место. Там раскрывается его душа, он получает удовлетворение добытчика – прямая речь с его слов.

После разговора Матвей ждал рыбалки, как события. К моменту звонка он проснулся сам. У подъезда их уже ждала машина. За рулем сидел мужчина в годах, рядом – другой.

– Приветствую и хвалю за дисциплину, у моряков, а их бывших не бывает, порядок во всем особенно значим. – Матвей с первой фразы признал говорящего по назидательной в разговоре манере, да и по внешности, старого знакомого попутчика.

Мужчина представился:

– Василь Никанорович, – открывая перед ними багажник. – Мой бесценный друг – Дим Димыч, – тепло обозначил он водителя. – Я ошибиться не могу – никак Матвей? Каких ничего лет прошло, а возмужа-ал…

Он сел рядом с водителем, размеренно потер ладони.

– Что, Дим Димыч, теперь ты главный, я за штурмана. – Затем обернулся к ним назад, обратившись к отцу Матвея:

– Ты такое видывал, чтобы сын был первичней отца? В сравнении, надеюсь, не обижу? С сыном твоим мы знакомы давно, в поезде познакомились, но след он в моем сердце оставил неизгладимый. Не ошибаюсь я в людях – не прими за бахвальство, достойный у тебя продолжатель. Мне не настолько с этим повезло.

Дим Димыч нажал на акселератор, и машина покатила к загородной трассе, в сторону больших лиманов.

Глава 24

Ротный ткнул каждого в плечо для удачи.

– Я с запада со своими зайду, там вероятность контакта больше. Ты, Гриб, свой восточный сектор на карте изучил? Со своими гавриками… повторяться не буду, комбат вчера наставил достаточно? Есть вопросы? Вперед! Один за всех и все за одного!

Группа Вовчика в отрыве от остальных двинулась через подлесок – этот участок он знал хорошо. Вытянувшись цепью, с отстоянием в пятнадцать метров, взяли курс на крайнюю хозпостройку. По ходу стояли полуразрушенные строения победнее – на этих участках отсутствовали подвалы, они всегда выдавали себя раструбами навесов. Вовчик нацелился на сохранившееся подворье, добротное по меркам села. Именно на него он показал группе условным сигналом. Участок взяли в клещи с трех сторон. Якуту указал на слуховое окно дома – он тут же приспособил винтовку в нужном направлении, укрывшись за столбом изгороди. Тревожно бьющееся сердце перехватывало Вовчику дыхание. Он командир – стоит дать команду любому из восьмерых, каждый из них старше его, и она будет выполнена. Командир обязан предвидеть любую неожиданность, на нем вся ответственность за них. У многих есть дети. Колёк занял позицию неподалеку от него. Вовчик подумал и решил вперед отправить именно его, прикрывая нацеленным на дом дулом автомата. Группа рассредоточилась по точкам. Колёк постучался и вошел. Вовчик засек время на командирских часах – подарок бабули перед армией. Открытый дверной проем молчал. Стрелка отстучала пять минут. Еще через две минуты в дверях появился Колёк с автоматом на плече.

– Чисто! – Он махнул Вовчику рукой, приглашая войти.

Его действия укладывались в оговоренные рамки, а вот оружие на плече не вмещалось ни в какие допуски. Вовчик выдвинулся к дому. Его бесило раскованное поведение Колька, но он смолчал. Теперь Вовчик понимал, почему решение командира поставить старшим не выпало на него.

– Распи… – заключил он про себя.

Он вошел – остальные держали усадьбу на прицеле. В сенях в лицо осклабилось чучело бурого медведя, вместо вешалки – оленьи рога. Интерьер дома создавался под урочище охотника. В светелке, у оформленного под пещеру камина, стояла в вышиванке молодая женщина. Коса, на украинский национальный манер, лежала кольцами на голове. Свеженькая, с живым здоровым румянцем, миловидная, без признаков затравленности в нагловатых глазах. На вышиванку надета безрукавка. Мимо взора не ушло ничего. Ладные сапожки плотно охватывали стройные ножки. Женщина походила на участницу национального танцевального ансамбля.

– Знакомьтесь, – предложил Колёк, – Олеся.

Женщина независимо кивнула.

– Экспресс-опрос я провел, глаголет, в их расположении, кроме сынка двенадцати лет да лежачей матери, никого нет. На вопрос о мужчинах отвечает расплывчато: муженек пал за мати ридну Украину, тесть и брат мобилизованы. Матку-правду в глаза режет без страха и упрека.

Колёк подошел к Вовчику вплотную.

– А хороша?! Мечта залетного жигана, – просвистел он шепотом в его ухо – закончил громко, – божится, в доме никого боле. Предлагает себя взамен разграбления. Чуешь, братан, какого о нас низкого понятия?

Вовчик прошел в соседнюю комнату. На кровати увидел изможденную болезнью пожилую женщину. У изголовья кровати стоял напыженный не пацаненок, а готовый к прыжку волчонок.

Уши и глаза работали отдельно, выхватывая в интерьере детали.

– Ваша мама?

– Ни, свекровь.

– Чем болеет?

– Нутро, жалуется, горыть, не принимае пищу недилю как, одну воду хлобыськае.

– Завтра будет возможность показать ее врачу.

– Та вы шо, она ж ослабевшая. Не, не поидэть вона никуды. Ваши ж сынка ее загубили – на погосте холмик ще не осел.

– Добро, постараюсь врача сюда пригласить, – отрезал Вовчик как неоспоримое.

– Так разве ж с вами посперечатися. Як будэ, так и будэ.

Вовчик не все понял – она догадалась.

– Спорить з вами не стану.

Женщина в разговоре комкала на груди безрукавку, та топорщилась манящими возвышенностями не самых последних статей.

Вовчик наблюдал Колька как ненужный придаток. Все его внимание отвлекалось жгучими посылами в ее сторону. Попросили открыть подполье – женщина сдвинула в сторону шкуру. Вовчик предложил действовать дальше. Колёк галантно подскочил, помогая ей в подъеме люка. Подгонка пола не скрадывала стыков, значит, люк делался для прямых хозяйственных нужд – рассуждал Вовчик.

И все же он показал кивком вниз. Женщина спустилась первой, следом – Колёк.

Вовчик, готовый ко всякому, имея немного надежды на Колька, отодвинулся от проема. Затянувшаяся тишина заставила окликнуть их.

– Дык, эта… столько шхер, все ж осматриваю, – донесся снизу возбужденный голос Колька.

Вовчик распорядился осмотреть чердак. Там и в хозпостройках оказалось чисто.

По состоянию Колька Вовчик догадался: внизу между ними что-то происходило.

Следующие подворья прошли сквозняком. На соседней улице перед двором за железными воротами, помеченными пулями, история повторилась: обхват, разбивка на секторы и вход. Ворота рыпнули, открывшись с усилием. Тут Вовчик понял свой прокол: «Калитка могла быть заминирована». Колёк, не успев занести ногу, получил его окрик.

– Стоять, дурила, расслабон поймал при виде смазливой крошки? – Вовчик показал на стелющуюся низом проволоку. – Спешили, плохо замаскировали.

– Братан, век буду в долгу, – резанул Колёк ногтем по зубам, разглядывая взрывное устройство. – Тут бы я не одну мужскую принадлежность потерял, тут пахло полным писцом, – аккуратно сжимая рычаг взведенной гранаты, прогоготал Колёк. – Ишшо поживем.

Следующий домик под сайдингом, весь посеченный осколками, с зияющей в крыше дырой от разрыва снаряда, мог принести им беду, если бы Якут, осматривая задний вход, не обнаружил «лепесток». Проверяя этот двор с пристрастием, нашли еще парочку ловушек. Работали по установке мин в спешке, по складу мышления чувствовалось звериное чутье. Уверенности в полном отсутствии ловушек в других местах двора не было, и Вовчик отметил оба входа как минную опасность.

Свой сектор подходил к завершению. На часах 14:30.

Кроме строений, выведенных в ноль прямым попаданием крупного калибра, оставалось продырявленное пулями одноэтажное строение с вывесками «Пошта» и «Магазин», соседствующими под одной крышей, позади – склад, похожий на сараюшку.

Стекла в окнах ощерились рваными зубьями – проникнуть туда с этой стороны не могли. Железная дверь почты перекрещивалась железной рейкой, в петле замок с кодовым набором. Нарушать двери, из опаски схлопотать «подарочек», не стали – решили проникнуть через оконный проем, очистив от стекла.

Глава 25

Доро́гой Василий Никанорович не докучал вопросами – разговор в плотном потоке машин ограничивался дорожными поправками. Выехав на второстепенную дорогу, минуя разбросанные по ходу ее поселения, Василий Никанорович стал давать сопутствующие справки.

– Дим Димыч, направление мы с тобой обговорили – двигай по наитию. Выпишет мне полковник личную машину, повезу вас на зарыбленные пруды по автостраде. Там чистый кайф – не просто на тарелочку рыба к тебе выпрыгнет, с борьбой. Рыба крупная – кто кого. Домики в приложении имеются – «хорошо посидим» просто не обойти стороной. Эти места посещаю лет двадцать и все не перестаю любоваться ими. Рыбные, несомненно, богатые, за двадцать лет явного сокращения рыбного стада не ощутил. Будешь знать особенности рыбалки в этих местах, всегда приедешь домой с уловом. Я хотел о достатке нашего народа за эти годы – на протяжении дороги они налицо. Наблюдаю от мазанок до нынешних неоправданно богатых дворцов. Обратите внимание: мазанки исчезли совсем – сараи сегодня лучше выглядят. Замечательно, когда видишь рост благосостояния: богатый народ – богатая страна. Слава тебе, Боже, стали понимать в верхах эту очевидную зависимость. Сегодня не живет хорошо тот, у кого обстоятельства со здоровьем, преклонный возраст с отсутствием потомков – этой категории помоги государство. Но больший-то процент бедствующих – лодыри и инертные по своей природе, злоупотребляющие, наконец?! Люди – они как пчелы или муравьи: есть рабочие и есть трутни, хозяйствующие внутри и добытчики. Америку для вас не открываю. Баюкаю я вас? Ты, Дим Димыч, рулюй да ушки в трубочку. Можно уснуть от навязших в мозгу истин.

Матвей позволил себе реплику.

– Вы для меня джинн, могущий изменить время. Глаза прикрыл, и вроде мы с вами в том поезде все еще едем. Убаюкивает, но не расслабляет – в клетках памяти совсем другой опыт.

Василий Никанорович повернул на мгновение в его сторону голову.

– Отца твоего привел в нужную форму. Спит? А спит, потому что легко на душе: дом, семья, хороший сын – впереди отдых. Сейчас плавни пойдут. Первозданную красоту бездумная цивилизация все дальше оттесняет. В этих местах в тупик идет дорога – развития большого не жди, мало перспективы. Для массовой застройки тоже негодны – подавляюще мочаки.

Старею, память сдает, от начальной мысли отошел…

На этой самой дороге необязательно изучать официальную статистику или графики экономического роста. Смотрю на масштабы, на интенсивность и, вычертив кривую на графике с разбивкой по годам, наглядно вижу изъяны в мозгах наших руководителей. Мечемся много: от нового озираемся на старое – двигаемся в прямой зависимости от личности, которая рулит в текущей истории. Внушает доверие красивым словцом о будущем – ждем, надеемся. А в итоге получаем авантюриста с казуистическим набором. Увяз я, извините, увлекаюсь от безысходности. В этом месте отца точно разбудим – грунтовка по пересеченной местности пойдет. Димыч, за бугорком бери правее, там глубокая колея, даже для твоего вездехода сложность предвидится. Пару километров напряжения, и мы на месте. В другое время года комары съедят, а в эту пору – терпимо. Тишина, безлюдье – думай, перекраивай мир на свой манер без опаски попасть в иноагенты.

Под камышики и подруливай, дорогой Димыч. Здесь каждому будет вольготно. И размахнуться удилищем есть куда, и плес в наличии, и на щучку есть заводи, и толстолобика можно умаслить, и разброс мест для уединения – в самый раз.

В течение часа отхватили по нескольку приличных карасей, пару линей – Матвей вытащил килограммового сазанчика.

Василий Никанорович обошел всех, потчуя своим фирменным отваром.

– К заморению червячка дело движется. На рыбалке – близко к воде, значит, уместен морской закон: молодые – на камбуз. К семи зачнем, а пока съешьте по особому бутерброду от Маргариты Ивановны.

Он раздал бутерброды, и воцарилось молчание.

Димыч вдруг напрягся – донку резко сорвало со сторожка.

– Робя, похоже, приличный пацюк подсел на крючок, по ощущениям – сазанюка. Водит, стервятник. Засосал тихохонько, ни поклевочки тебе. Подсак, Никанорыч!

Василий Никанорович уже стоял за спиной на изготовку.

– Иди, миленький, ближе, ближе…

Никанорович вмешался.

– Попускай, Димыч, не рви, выматывай его прыть. Ого-о… Показалась серая спина не рыбы – чудовища.

– Димыч, ты ухватил их царя, кил на десять потянет. – Подошел со спины отец Матвея. – Такую мощь я еще не видывал.

– Так, друзи мои, от спины отвалить. Такой и подсак в хлам разнесет. Придется двойной стратегией: через подсак схватить руками и в броске кидать на пологий берег. Во-он туда его, – он показал на выемку, – господа старперы, в сторону. А ну, Матвейка, как самый молодой, вперед, по своей интуиции действуй.

Матвей дернулся вперед, но осадил, взявшись за больное плечо.

Василий Никанорович смекнул неладное.

– Так, тогда, отец, по возрастающей выдвигайся. Води его, Димыч, родимого. Отпусти слегка, на мелководье помалу выводи по готовности. Не делай рыбе больно. С моей спиной я уплыву вместе с сазаном – Димыч тоже не Аника-воин.

Отец Матвея приблизился вплотную к воде, Никанорович дал ему отмашку, сам с заворотом накрыл сачком рыбину. На берегу уже рыбина ударила хвостом, зафиксированная не одной парой рук.

– Отставить, сказал Суворов, но было поздно – забор поплыл, качаясь на волнах. – Засмеялись дружно сравнению Димыча, удовлетворяясь размерами рыбины.

Нашелся безмен – показал 16 кг.