Текст книги "Один триллион долларов"

– У Бенито был инсульт, – рассказал Кристофоро Вакки по дороге. – Не такой тяжелый, но водить машину он уже не может. Он живет неподалеку, в одной семье, которая о нем заботится. Как только встал на ноги, он приходит каждый день и полирует Эмму – ну, ту фигурку на радиаторе…

Урсула кивнула. Патрон похудел с тех пор, как они виделись, и казался почти прозрачным. Уход Джона Фонтанелли, должно быть, глубоко ранил его.

– Синьор Вакки, мне очень жаль, что я так долго не…

– Я знал, что в один прекрасный день вы вернетесь, – перебил он с мягкой улыбкой. – Это был только вопрос повода.

Урсула глотнула воздуха.

– Не знаю, понравится ли вам повод.

Она ошиблась, определенно. Просто катастрофически просчиталась. Вакки поднимут ее на смех – в лучшем случае. А в худшем – отругают. Завтра она снова уедет домой, сожжет все свои лекции и конспекты и наймется на подсобную кухонную работу в Paraplui Bleue. Она еще раз набрала воздуха и рассказала, что привлекло ее внимание в счетоводческих книгах Джакомо Фонтанелли, и при этом чувствовала себя так, будто заказала прощальный обед перед казнью.

Но Кристофоро Вакки, когда он закончила, только сказал:

– Да, эта старая загадка… – и некоторое время задумчиво кивал.

Глаза Урсулы расширились.

– Так вы об этом знали?

Патрон улыбнулся:

– О, да! Моя семья издавна ломала над этим голову. И мы ни малейшего понятия не имеем, откуда на самом деле взялись первоначальные деньги.

31

– То, что вы пережили в Вашингтоне, называется инерцией, – объяснил Маккейн. – Сила, которая поддерживает жизнь во всех тех процессах, против которых мы боремся. Каждому хочется, чтобы все оставалось так, как ему нравится. – Он сжал кулаки. – Теперь вы видите, что это была иллюзия – рассчитывать на что-то вроде понимания, на добровольный отказ? Это не свойственно человеческой природе. Принуждение – единственное действенное средство.

Джон мрачно кивнул:

– Значит, придется бороться дальше.

– Это как пить дать. – Маккейн взял со стола хрустящую полосу факсовой бумаги: – Новости от Коллинза. Разработка продвигается по плану. Его люди день и ночь только и знают, что распаковывать новые процессоры, подключать их к сети, инсталлировать в них программу симуляции и запускать ее. Это значит, что результаты лягут перед нами в срок.

– Хорошо, – сказал Джон. – А мы что будем делать до того времени?

Маккейн посмотрел на него странным взглядом, встал и принялся ходить вдоль окон. Этого он не делал уже давно. Город сиял за стеклом в ярком августовском солнце, как будто кто-то перенес его на Средиземное море.

– Вы бы мне очень помогли, – неожиданно сказал Маккейн и остановился, устремив на Джона напряженный взгляд. – Моя просьба, может быть, покажется вам безумной, может, даже беззастенчивой, я знаю, но вы мне действительно очень помогли бы этим.

– Если вы хотели вызвать мое любопытство, вам это удалось.

– Нам предстоит борьба. Наши противники по всем фронтам трубят тревогу к бою, и это будет резня, вне сомнений. Может быть, нам придется сделать несколько шахматных ходов, которые не предусмотрены правилами игры, если вы понимаете, что я хочу этим сказать. Короче говоря, это ситуация, в которой ничто не пригодилось бы нам так, – сказал Маккейн и мрачно улыбнулся, – как отвлекающий маневр.

– Отвлекающий маневр?

Маккейн посмотрел на него исподлобья лукавым взглядом а-ля Джек Николсон.

– Я не хочу, чтобы все, что я сделаю или, наоборот, не сделаю, немедленно смаковалось в газетах, понимаете? Поэтому было бы хорошо, если бы газеты были заняты чем-то другим.

– Ага, – понял Джон. – Но в чем же проблема? Ведь нам принадлежит половина газет…

– Проблема – в другой половине. В газетах, которые нам не принадлежат.

Джон посмотрел на Маккейна, сощурившись.

– Хм-м, да. Ясно. Только боюсь, я не понимаю мою роль во всем этом.

Маккейн вернулся назад к своему письменному столу, достал из ящика газету, в которой даже издали легко опознавался бульварный листок, и бросил его перед Джоном:

– Взгляните на это.

Газета была двухнедельной давности, и заголовок гласил: «Красивейшая женщина, богатейший мужчина – это любовь?» Под ним был напечатан снимок, на котором Джон узнал фотомодель из Гея-рекламы, Патрисию де-Бирс, она шла по улице за руку с мужчиной, доверительно шепча ему что-то на ушко.

И этот мужчина, с безграничным удивлением увидел Джон, был он сам!

– Что это? – ужаснулся он.

– Фотомонтаж, – объяснил Маккейн. – Очень искусный, кстати. Но эта газетенка славится такими вещами: они то и дело дают снимки летающих тарелок, детей с двумя головами и тому подобное, и никто потом про это не вспоминает, но вот что интересно: со времени публикации этого снимка телефоны нашего отдела по связям с общественностью не умолкают. Весь мир хочет знать, что стоит за этими слухами.

– Ничего, разумеется. Я никогда не ходил с этой женщиной гулять, тем более за ручку.

– Вот об этом я и хотел вас просить, – мягко сказал Маккейн, – сделать это.

Джон воззрился на него:

– Что-то я, видимо, прослушал или ослышался. Простите, что я должен сделать?

– Да, я огорошил вас, теперь я вижу. – Маккейн взял газету, тщательно сложил ее и поднял вверх, словно вещественное доказательство перед судом. – Обычно никто не верит в то, о чем пишет эта газетка. Раз в полтора месяца появляется воскресший Элвис Пресли или чудовище озера Лох-Несс, и никто, за исключением клинических сумасшедших, не принимает это за чистую монету. Поэтому реакция людей на это сообщение и заставила меня задуматься. Мир хочет, чтобы эти слухи были правдой. Общественность мечтает о романе между богатейшим мужчиной и красивейшей женщиной. Тогда бы исполнились все грезы, подтвердились все предначертания. Душа тоскует по такому.

– Вполне может быть, но у меня с этой женщиной ничего нет. Во время съемок мы, может, и обменялись четырьмя словами, а еще я старался не смотреть на ее грудь, вот и все. – Джон замолчал, и ему вдруг стало тошно.

Маккейн задумчиво кивнул:

– Но это был бы превосходный отвлекающий маневр! Вы и Патрисия де-Бирс, и снова фотограф, которому повезет сделать моментальные снимки, как вы идете, держась за ручку… Средства массовой информации на недели забудут про все остальное.

– Вы что-то задумали, – Джон изучал подчеркнуто непроницаемое лицо Маккейна. – Скажите, что это не то, о чем я начал догадываться.

Маккейн свернул газету в трубочку и стал ее выкручивать.

– Я позволил себе распорядиться вашей яхтой и отправил ее в Гонконг. Ей так или иначе нужно проходить там инспекцию радарной системы. Сегодня или завтра она причалит в Маниле. И я нанял мисс де-Бирс на продолжительный срок, чтобы…

– Как вы сказали? Нанял?

– Я настоял, чтобы в договор было вписано условие конфиденциальности, и потом так долго торговался с агентством за более низкий гонорар, что они потом уже сами просили меня сохранять в тайне столь низкую сумму вознаграждения. Было интересно.

– Наняли? Но для чего?

– Вы с нею будете изображать влюбленную пару, хотя бы в глазах общественности, а уж чем вы будете заниматься в четырех стенах, дело ваше. Просто немного покатаетесь с ней на яхте по райским островам Филиппин, подпустите к себе репортеров на расстояние снимка, иногда будете сходить на сушу для шопинга – пожалуйста, рука об руку, для прессы…

– Вы что, серьезно?

– Раз уж весь мир смотрит на Филиппины, то пусть он видит там не биржевой курс и ставку рефинансирования, а вас двоих. Вот все, что мне необходимо.

– Значит, вы это серьезно. – Джон приложил ладонь ко лбу, будто проверяя, нет ли у него жара. – Вы хотите разыграть пошлую комедию.

– Да бросьте вы, Джон. – Маккейн швырнул в корзину для бумаг то, что осталось от газеты. – Будто нет ничего ужаснее, как отправиться на пару недель в круиз с одной из красивейших женщин планеты. Как знать, вдруг вы понравитесь друг другу…

– Нет. Довольно об этом.

– …и иллюзия станет реальностью? – Маккейн ухмыльнулся, будто рассказал скабрезный анекдот. – Хорошо, я умолкаю. Дело ваше. Я только хочу напомнить, что вам пора подумать об основании династии…

– Ну уж только не с наемной фотомоделью, – сердито парировал Джон. У него это в голове не укладывалось. Нет, это было слишком. Он не может пойти на такое. Он скажет «нет»…

Маккейн снова посерьезнел:

– Нам предстоит очень трудное дело. Мы должны поставить на колени полдюжины правительств, да еще наднациональную организацию. И это при том, что конкуренты подстерегают малейший наш промах…Это бы нам действительно очень помогло.

Джон побежденно закрыл глаза. Горестно вздохнул:

– Ну, хорошо. Когда я должен выезжать?

– Как только сможете. Мисс де-Бирс уже в пути. Она будет ждать вас в Маниле на яхте.

– О. Я весь нетерпение. – Он встал, чувствуя себя бесконечно усталым. – Пойду собираться.

Маккейн двусмысленно улыбнулся. Если подумать, он в последнее время все чаще ухмылялся двусмысленно.

– Счастливого пути, – сказал он. – Расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.

– О, большое спасибо. – Выходя, Джон посмотрел на себя в зеркало у двери и пробормотал, ни к кому не обращаясь: – Мне это надо?

* * *

Урсула блаженствовала. Она приняла душ и чувствовала приятную усталость после долгой дороги. Она сидела в нижней столовой со старшими Вакки – Эдуардо отсутствовал – за чудесно накрытым столом, благоухающим майораном и орегано.

Что бы Джованна ни подавала, на благородной посуде все приобретало восхитительный вид.

Они обсуждали то, что она обнаружила и что семейству Вакки было уже давно известно.

– Если вы ясно представите себе, что состояние семейства Медичи – самого могущественного семейства своего времени – даже в момент расцвета не превышало сумму в четыреста тысяч флоринов, – сказал Кристофоро Вакки, неторопливо промокая губы пухлой салфеткой, – то вы поймете, что триста флоринов тогда были очень хорошие деньги. Правда, не такие хорошие, если ты был их кому-то должен.

– Джакомо Фонтанелли был кандидатом в долговую яму, – заявил Альберто Вакки, увлеченно орудуя ножом и вилкой.

Патрон взял свой бокал вина и отхлебнул.

– Или просто находился в бедственном положении.

– А не могло быть так, – предложила Урсула, – что он за эти годы образовал запасы, которые не отражены в счетоводных книгах? Тогда последняя страница просто сводила вместе все его долги. Я думаю, он не ушел бы в монастырь, не уладив все свои мирские дела.

– В принципе да, – сказал Грегорио Вакки, неодобрительно поджав губы. – Но только из его счетоводных книг не видно, каким образом он мог бы образовать такие запасы. Другими словами, дела его шли плохо.

Урсула отложила вилку и посмотрела по очереди на троих мужчин.

– И это вас никогда не озадачивало? Ни разу не дало повод усомниться в вашей миссии? То, что вы не знаете происхождения денег, на которых все основано?

Они переглянулись, и Кристофоро Вакки тоже отложил свои приборы.

– Чтобы понять это, – сказал он, – вы должны знать, что счетоводные книги Джакомо Фонтанелли попали к нам не так давно. Я тогда был еще ребенком, это было в преддверии Второй мировой войны, и тогда ни у кого не было времени заняться этим подробно. Признаться честно, мы сами лишь лет двадцать назад обратили внимание на то, что обнаружили и вы.

– Лет двадцать назад? – удивленно повторила Урсула. Но по дороге с вокзала это звучало так, будто семейство Вакки ломало над этим голову веками. – И почему так получилось? То есть где эти книги хранились раньше?

– В монастыре святого Стефана.

– В монастыре Фонтанелли?

– Да. Это был крошечный монастырь в горах, в Апеннинах; если ехать от Флоренции в сторону Форли, можно увидеть его развалины. Он перестал действовать в 1890 году и пустовал, пока Муссолини не превратил его в оружейный склад, который к концу войны взлетел в воздух. Говорят, из-за авиабомбежки.

– А книги?

– Их, насколько я знаю, вывезли в Рим с остальным архивом, когда монастырь закрылся. Там они пролежали несколько десятилетий, пока кому-то не пришло в голову передать их нашей семье.

– И кто же это был?

Кристофоро Вакки устало поднял плечи:

– Не знаю. Жаль, но я тогда был еще ребенком.

– Хм-м. Вы сказали, что существовал и другой архив…

– Мне говорил об этом мой отец. Он сам не знал, что это за архив и где он находится.

– Но это было бы интересно узнать, а? – сказала Урсула Фален, чувствуя выброс адреналина.

* * *

Он проснулся оттого, что солнце падало ему прямо в лицо и щекотало нос. Облака под самолетом простирались сияющей равниной, а чистый купол неба внушал благоговение. Он глянул на часы. Оставалось недолго. За спиной он слышал приглушенные разговоры охранников, слов под равномерный рев турбин было не разобрать.

Он и в страшном сне не мог представить, что частью его пути во исполнение прорицания станет то, что ожидало его в ближайшее время: разгуливать на людях с арендованной красавицей, изображая из себя плейбоя. Как смешно. И как постыдно, если правда откроется.

В аэропорту они, как обычно, получили надежную стоянку, и там, как всегда, дожидался лимузин, на сей раз белый, похожий на «Кадиллак», но не «Кадиллак». Ну какая разница! В последние два года Джон так много летал, что уже можно было беспокоиться насчет дозы облучения. И даже неплохо будет несколько недель отдохнуть, расслабиться, и к черту всех этих репортеров!

Из машины он почти не смотрел. Кондиционер работал на полную мощность, и с заднего сиденья роскошного автомобиля Манила была похожа на все большие города: высотные дома, широкие улицы, толпы прохожих, яркие рекламные щиты, как и в Лос-Анджелесе. Строительные площадки. Мужчины, в жарком мареве августовского дня укладывающие горячий асфальт или работающие отбойными молотками.

– Порт, – сказал Марко, когда они свернули с главной улицы на широкую, не столь оживленную дорогу с выбоинами.

Против ожидания, Джон пришел в восторг при виде своей яхты. Она стояла у причала, гордая и великолепная, белая роскошная мечта. Два года он не поднимался на борт, только засылал ее куда-нибудь время от времени, чтобы она оставалась на ходу, а команда в движении, а сам целыми днями торчал в своем офисе, делая вид, что смыслит в бизнесе. Дурацкая трата времени!

Капитан Броссар стоял у поручней мостика и махал сверху рукой. В тот момент, когда Джон уже занес ногу над палубой, навстречу ему метнулось что-то яркое, искрящееся, и не успел он опомниться, как его уже обнимала и страстно целовала стройная женщина в воздушном наряде.

Она повисла на нем и не отпускала. Джон, сначала напрягшийся для защиты, расслабился и почувствовал, что ему это приятно. Он тоже обнял ее, ощутил мягкую, прогретую кожу под душистой тканью, вдохнул аромат ее волос и почувствовал однозначную реакцию своего тела…

Патрисия де-Бирс отпустила его и отступила на шаг назад, как бы для того, чтобы лучше разглядеть его после долгой разлуки. Сама она выглядела превосходно, гораздо лучше, чем в его воспоминаниях. Совершенное сложение, гармоничное лицо, воплощение женской красоты, и тропическое солнце только подчеркнуло все это. Поездка обещала быть приятнее, чем он думал.

Она схватила его за руку, сказала: «Идем!» и повлекла за собой на кормовую палубу, хохоча, как свежевлюбленная школьница, а оттуда – через стеклянную дверь в салон.

Внутри она отпустила его, закрыла дверь и остановилась на дистанции в три шага, скрестив на груди руки:

– Это была работа, как я ее поняла. Вы довольны?

Джон растерялся. Что-то в ее голосе будто окатило его ледяной водой.

– О, да. Еще бы. Абсолютно убедительно сыграно.

Все только шоу, ну, ясно. Как договорились. Может, даже есть написанный сценарий на ближайшие недели.

– Ну и прекрасно. Я люблю, когда клиенты довольны. – Но по ее тону и виду это не походило на правду. Она стояла с искаженным лицом, ощетинившись и дрожа всем телом.

Джон сделал жест рукой, давая понять, что готов сделать все, лишь бы успокоить ее.

– Грандиозно, – осторожно сказал он.

Она отвернулась, глядя в окно, на сияющее море, на фаланги парусных мачт и походила на ожившее фото с календаря.

– Знаете, кем я себе кажусь, мистер Фонтанелли? – наконец спросила она, вкладывая в обращение все свое презрение. – Вы можете представить себя на моем месте?

Это из-за того способа, каким ее наняли. Он и сам догадался об этом.

– Послушайте…

– Нет уж, это вы послушайте меня. Вы богатейший человек на божьем свете, ну и прекрасно. Но это не дает вам права обращаться со мной как с дерьмом. Я была моделью, представлявшей вашу Гея-премию, хорошо, это моя профессия – быть моделью и представлять то одно, то другое. Но это не делает меня шлюхой, вы понимаете? Вы можете арендовать мое время, вы можете купить мое изображение для использования в ваших целях – это сделка. Вы ее заключили, и я свою роль сыграю. Я профи. Но вы не можете купить мою симпатию, мистер Джон Фонтанелли, мистер Триллион Долларов. Я модель, но в первую очередь я женщина, вы понимаете? Человек!

– Да, я вижу… Извините, я хотел сказать… Это была не моя…

Она часто моргала, будто борясь со слезами.

– И вам не пришло в голову ничего другого, кроме денег?

– Нет, понимаете…

– Ведь вы же могли меня просто спросить. Просто спросить, как один человек спрашивает у другого. Мужчина может спросить у женщины, не хочет ли она быть с ним вместе, пусть даже на ограниченное время, на отпуск, на несколько недель. Она может и отказаться, ясно, тут приходится идти на риск. Но если она согласится, то это больше ничего не стоит, понимаете?

Джон бессильно смотрел на нее. Ну и кашу заварил Маккейн, а ему теперь расхлебывай.

– Да, – сказал он. – Это я понимаю.

Она тряхнула головой так, что волосы взлетели.

– Нет. Вы ничего не понимаете. Вы просто наняли меня. Вы оплачиваете ангажемент. Поэтому то, что я согласилась, ничего не стоит. Ничего. – С этими словами она ушла, скрылась в темноте коридора, не зажигая света, и Джон вскоре услышал, как хлопнула дверь ее каюты. Он вздохнул.

Откуда-то появился стюард с телефоном:

– Просят вас, – сказал он.

Это был Маккейн.

– Капитан сказал мне, что вы прибыли, – пробасил он. – Первое представление уже состоялось, и среди зрителей было как минимум десять фотографов. Прислать вам потом газеты?

– Спасибо, не надо, – прохрипел Джон и опустился в ближайшее кресло. Эта поездка обещала быть еще хуже, чем он думал.

– Хорошо. Еще несколько деталей о плане поездки. Вы выйдете в море, как только ваш багаж доставят на борт, а на ночь встанете на якорь в бухте южнее, перед маленьким портом. Завтра на борт прибудет представитель правительства Филиппин, который будет вас сопровождать, переводить, если нужно, и покажет вам лучшие места среди тысяч островов.

– Где репортеры не смогут выйти на наш след, так?

– Не беспокойтесь, выйдут. Мы должны усложнить задачу, чтобы оставаться интересными. – Маккейн умолк. – Вы чем-то подавлены или мне показалось?

Джон запрокинул голову на мягкую спинку кресла и смотрел на потолок, обшитый драгоценной древесиной. В узорах структуры можно было разглядеть головы чудовищ.

– С чего вы взяли? Все хорошо.

* * *

На следующее утро завтрак накрыли на палубе – в соответствии с программой, чтобы что-то досталось и фотографам. «Прорицание» стояло на якоре неподалеку от гавани, и Джон на верхней палубе сидел за столом как на блюде. Синий тент защищал от прямых солнечных лучей, но не от влажной жары, которая уже набирала силу.

– Всего девятнадцать, мистер Фонтанелли, сэр, – сказал не двигая губами стюард, подавая кофе и свежие, горячие круассаны.

– Девятнадцать – чего? – озадаченно спросил Джон.

– Трое вон там, на причале, в серой машине, видите? У мужчины на заднем сиденье такой огромный телеобъектив, каких я еще не видел. – Он наливал кофе со всей обстоятельностью. Без сомнения, он пересмотрел слишком много фильмов про Джеймса Бонда. – У нас на мостике прекрасная подзорная труба, оттуда можно незаметно рассмотреть всю местность. Видите большую яхту у третьего причала, с голубым корпусом? Там на палубе сидит один. А еще двое на…

– Довольно, – перебил Джон и взял чашку у него из рук. – Спасибо. Избавьте меня от подробностей.

Стюард казался обиженным. Он продолжал сервировать молча, пока появление Патрисии де-Бирс не переключило его на другие мысли. До такой степени другие, что он пролил кофе мимо ее чашки.

– Что такое? – напустилась она на беззащитного человека.

– Извините, мисс де-Бирс, извините меня, – согнулся он в поклоне. – Я сейчас же принесу свежую чаш…

– Да уж надеюсь. И, пожалуйста, еще сегодня, если удастся.

– Еще сегодня, конечно, мисс де-Бирс. – Он убежал.

Джон потрясенно разглядывал ее поверх своей чашки. Профи, как она вчера выразилась. Она явилась в душистом утреннем халате, непричесанная, и все равно выглядела сногсшибательно – любому наблюдателю было очевидно, что она провела чудесную ночь любви. Ведь ее резкого тона на берегу не было слышно.

– Ну? Что будем делать сегодня? – спросила она с обворожительной улыбкой и взяла круассан.

Джон отставил свою чашку. Ему приходилось напрягаться, чтобы не испортить общее впечатление.

– Скоро должен появиться человек от правительства, который будет нас сопровождать.

– О, как эксклюзивно!

Неужто она теперь неделями будет язвить? Это становилось уже весело.

– Сегодня ночью я, – начала она, но сделала паузу, жуя, улыбнулась, давая своим словам прозвучать как следует, – читала путеводитель по Филиппинам. Из бортовой библиотеки, представьте себе. Тут есть просто невероятные аттракционы. На острове Палаван можно прокатиться на лодке с веслами по подземной реке, по гигантским сталактитовым пещерам, которые пока даже не исследованы. Разве это не увлекательно?

– М-м, – задумался Джон. – Заманчиво.

Заглянуть в путеводитель – такая мысль ему даже в голову не пришла. Временами ему казалось, что, несмотря на все безумное богатство, он пропустил собственную жизнь. Как сейчас, например.

– Или серные источники у подножия потухшего вулкана, Монт-Макилинг, что ли. Это недалеко отсюда, миль пятнадцать. Скажите честно, – она понизила голос до сокровенного воркования, – разве вам не хочется… в горячих серных источниках, со мной… искупаться?

Джон уставился на нее. Он собирался взять круассан, но его рука на полдороге забыла об этом намерении.

– Вы что, серьезно?

Она надула губы и подобрала под себя ноги. Полы ее халатика интригующе раскрылись.

– Дайте же и мне получить какое-то удовольствие, – двусмысленно укорила она. Потом повернула голову в сторону трапа и крикнула: – Так где же моя чашка, черт возьми?

* * *

От подъема на четвертый этаж канцелярии оба запыхались – Урсула потому, что несла свою тяжелую дорожную сумку, а Альберто Вакки потому, что был уже не так молод. Когда он открывал замок, рука у него заметно дрожала.

– Вот, – сказал он, все еще тяжело дыша, – это квартира.

Урсула вошла, огляделась. Ей понравилось. Стены беленые, мебель прошлого века, дополненная холодильником, плитой и цветными покрывалами на кроватях. Воздух застоялся.

– Тут давно никто не был, – сказал адвокат, извиняясь, и распахнул окно. Внутрь хлынул городской шум, затопив чувство вневременности, возникшее у нее, когда они вошли. – Вы уверены, что хотите здесь остаться? А то никаких проблем. Водитель заезжал бы за вами вечером и…

– Нет, – Урсула поставила сумку на скамью. – Каждый день такой длинный путь отнимал бы много времени. Я устроюсь.

Альберто Вакки прошелся вдоль кухонных шкафчиков, заглядывая внутрь.

– Посуда… Запасы консервов. – Он взял одну баночку, посмотрел дату: – И даже непросроченные.

Урсула открыла холодильник. Он был включен, но там не было ничего, кроме бутылки воды.

– Могу порекомендовать вам пару ресторанов, тут поблизости, там вы…

Урсула помотала головой:

– Я сама буду готовить.

Старый адвокат провел пятерней себе по кудрявой гриве.

– Нам следовало позаботиться об этом заранее и завезти продукты. Привезти вам?

– Я сама куплю. Мне нужно не так много. Несколько pani, немного latte, чуть-чуть verdure… е salame… vino rosso…

– Bene, – сказал он. – D'accordo. – Некоторое время он задумчиво разглядывал свои туфли. – Комбинацию замка архивного зала я вам сказал. Они меняют ее каждый месяц, но эта действительна до конца августа, это еще две недели. Ключ я вам дал… Что еще? – Он посмотрел на нее. – Ах, да. Охранника я предупрежу. Он проверяет дом каждый день и будет о вас знать. Если что – тут всюду телефоны… Просто позвоните.

– Так я и сделаю, – кивнула Урсула. Старый человек со щегольским платком в нагрудном кармане был трогательно заботлив.

– И что вы собираетесь делать? – спросил он.

Урсула пожала плечами:

– Искать. Это я умею. Искать, пока не найду что-нибудь.

* * *

Посланник от правительства был молодой, статный филиппинец по имени Бенино Татад, мужчина с торсом олимпийского чемпиона по плаванию. Он вежливо поздоровался с Джоном, донеся до него привет от президента Рамоса, и при всем своем атлетическом облике казался оробевшим, как будто богатство Джона было такой силой, перед которой полагалось опускаться на колени. А когда в поле зрения появилась еще и Патрисия, у него съехала крыша. Он дрожащими руками развернул карту Филиппин и предложил им курс «к сказочным островам и пустым пляжам». Он форменным образом искал спасения бегством и исчез, как только Джон попросил его сообщить курс капитану.

Вскоре «Прорицание» снялось с якоря и двинулось к югу. За день море поменяло все цвета, к закату окрасившись в оранжевые и багряные тона, а к ночи приобретя фиолетовое свечение. Они встали на якорь перед Пуэрто-Галера и на моторной лодке ринулись в яркую ночную жизнь.

Они представляли собой живописную группу. Вместе с телохранителями их было семеро мужчин, окружающих Патрисию со всех сторон, и королева красоты явно наслаждалась своим положением. Она шла, пританцовывая, кокетничала налево и направо и искрилась весельем.

– Нас видят? – спросил Джон у Марко, когда они выходили из первой дискотеки.

Тот невозмутимо кивнул:

– Позади наискосок двое с камерой. И вон тот, впереди, на велосипеде.

Джон наклонился к Патрисии:

– Мы на работе.

– Спорим, вам эта работа нравится, – шутливо сказала она.

Они заглянули еще на несколько дискотек и в довольно грязный бар, после чего, наконец, вернулись вдоль пляжа к лодке. Их делегированный государством провожатый делал хорошую мину при плохой игре, и его улыбка превратилась в маску, но он признался Джону, что ночная Пуэрто-Галера – не совсем тот хай-лайф, который ему поручено было демонстрировать гостям.

* * *

В последующие дни они скользили по морю мимо скалистых берегов, пышных тропических лесов и пальмовых пляжей. То и дело им попадались ярко раскрашенные рыбацкие лодки, под парусами и с трескучими моторами. С лодок им махали руками, но не особенно интересовались огромной яхтой. Они пересекли море Сабаян, прошли вдоль побережья Южного Лазона и наконец увидели вулкан Мэйон, который идеальным конусом поднимался высоко к небу. Над жерлом курился белый дымок – как нескончаемое предупреждение об опасности.

Патрисия предложила побродить по городку Легаспи у подножия вулкана. Бенино Татад отважился на осторожное возражение, что это исключительно безынтересное и скучное место, лишенное всякого очарования.

– Нам надо править в сторону Борасэя, – сказал посланник. – Многие говорят, что пляжи Борасэя – лучшие в мире.

И они продолжили скольжение по воде, прозрачной, как в раю, мимо больших и маленьких островов. Однажды над ними покружил спортивный самолет, но трудно было сказать, то ли в нем сидели репортеры, то ли просто богатые туристы с камерами. Рабочая цель круиза постепенно отходила на задний план; спокойные дни, главными событиями которых были изысканные обеды и ужины, полудремные часы под тентом убаюкивали их мягким покачиванием на волнах и изгоняли все мысли о мире, который существовал где-то по ту сторону рая. С Джона постепенно спадало напряжение последних двух лет, походивших на бесконечный марафон. В иные моменты он боялся растаять от полного расслабления.

Борасэй. Они парили над лазурной глубиной просторной бухты, в которой толклись рыбацкие лодки, дивились на белые песчаные пляжи, обрамленные кокосовыми пальмами. Самый большой пляж Вайт-Бич оказался слишком цивилизованным и полным туристов, но они нашли под руководством Бенино небольшой дикий пляж на южной стороне.

– Здесь чудесные коралловые рифы. Если хотите, можем понырять, – предложил Бенино.

Джона это не воодушевило:

– Я не умею нырять.

– Я вызову преподавателя по дайвингу, он вас научит, нет проблем. Он прибудет вместе со снаряжением.

Патрисии эта мысль очень понравилась. Она настояла на том, чтобы Бенино нырял вместе с ней, и тот согласился со смешанным чувством. На следующий день прибыл тренер по дайвингу, пожилой седой филиппинец, который, за исключением необходимых в дайвинге специальных выражений, говорил по-английски лишь с пятого на десятое и выгрузил из своей лодки снаряжения на полбатальона.

Джон проводил свой досуг на передней палубе, предоставив другим осваивать дыхательные трубки и аппаратуру, а сам наслаждался покоем.

* * *

– Официально я явился, чтобы сообщить вам новые кодовые цифры для замков, – сказал Кристофоро Вакки, опираясь на трость, и тонко улыбнулся. – Но, разумеется, я просто рад случаю повидаться с вами. За столом мы всегда говорим о вас. Не то чтобы слишком беспокоимся о вас, но вспоминаем. А впрочем, что нам еще делать.

Урсула смотрела на патрона, растерянно моргая, удивленная его неожиданным появлением и отвыкшая от людей.

– Неужто уже конец августа? – спросила она.

– Тридцать первое.

– Невероятно. – Она потеряла представление о времени, как всегда, когда рылась в архивах, ни на что больше не отвлекаясь. Ей казалось, что она только вчера приехала, и вместе с тем она бы поверила, если бы ей сказали, что прошли целые годы. Она отложила ручку и встала, с непривычки чувствуя себя оглушенной от необходимости говорить. – Я кое-что нашла, что показалось мне странным. Может, вы бы взглянули?

– С удовольствием.

Она открыла витрину, в которой хранились книги Джакомо Фонтанелли, просмотрела корешки где грубо, а где искусно переплетенных томов, из которых торчали закладки, испещренные пометками.

– Вот. – Она извлекла из ряда тонкий том и раскрыла его на нужном месте. – Эта запись. Как бы вы ее перевели?

Патрон поправил очки и вгляделся в выцветшую корявую запись.

– Хм-м. Не так просто.

– Фонтанелли со временем привык делать заметки на полях, что-то вроде дневника. С кем он говорил, где запахло выгодной сделкой и тому подобное. А это – единственная заметка, которая носит личный характер.

Кристофоро Вакки сел к ее рабочему столу, подвинул лампу ближе и стал читать про себя.