Текст книги "Спаситель мира"

– Еще? – деловито поинтересовалась Баранова, заметив возле Славы опустевшую тарелку.

– Нет, спасибо. Я вполне наелся, – ответил старший лейтенант.

– Тогда ложитесь. Я ополоснусь и приду, – посемейному просто предупредила женщина.

Слава промолчал, вышел из кухни, обошел квартиру и снова заглянул в дверной глазок. Но необходимости в этом уже не было. Свет, горящий на кухне и в прихожей, был хорошо виден с улицы, засада милиции теряла всякий смысл.

«Представляю, как потешается Конюхов, – поежился старший лейтенант.

– Человека сорвали из отпуска для того, чтобы он наблюдал с улицы ужин вдовы со своим коллегой. Пожалуй, смеха в отделе будет не на один месяц».

– Почему вы не ложитесь? – услышал он из спальни.

– Я на дежурстве и не имею права спать, – крикнул Слава.

– Тогда посидите со мной рядом. Вам же все равно где сидеть, – ответила Маша из постели.

На это возразить старшему лейтенанту было нечего. Он взял из ванной текст романа Каребина и направился в спальню к его жене. В главе, которую Слава стал перечитывать, рассказывалось тоже о ночи, только эта ночь была почти сто лет назад.

* * *

Настенные часы в гостиной глухо пробили два часа. Сверчок, стрекотавший за печкой, затих, подождал, когда глухой звон брегета осядет в сумерках спящего дома, и застрекотал снова.

Стерн лежал с закрытыми глазами, и трудно было понять, спит он или погружен в мысли. Накануне нищий мыслитель принял драгоценности из портфеля Шульца и лег в кровать богачом, А теперь лежал и мучился угрызениями совести.

Как он посмотрит в глаза русским эмигрантам после того, как продался красным?

Только месяц назад Стерн отослал статью в парижскую газету «Белое дело». В ней он называл большевиков варварами и дикарями, убедительно доказывая, что насильственный эксперимент марксистов по сути – низкая жажда власти выскочек из черни и отщепенцев-неудачников. Сколько благодарных откликов пришло из разных стран Европы! Даже Федор Иванович Шаляпин вызвался пожать ему руку при встрече.

Стерн читал письма знакомых по Петербургу вельмож, профессоров, артистов, и глаза его становились влажными. Как же он мог взять золото, на котором кровь их родных и близких! Выходит, всех этих людей он предал?!

Шульц обещал не впутывать его в политику. Но Стерн не ребенок. Зачем им вкладывать капитал в действительного статского советника? Зачем благодетельствовать его превосходительству, к которому у красных плебеев, кроме ненависти, нет никаких чувств? Святослав Альфредович пытался прогнать злые и обидные мысли, но они накатывались, как морские волны.

Алиса Николасвна приподнялась на локтях и беззвучно посмотрела в лицо мужа. Стерну, почувствовавшему ее взгляд, хотелось сказать жене что-нибудь резкое и обидное, но он сдержался, надеясь, что супруге надоест на него пялиться и она уснет. Однако Алиса Николасвна не ложилась, а продолжала пристально вглядываться в черты мужа.

– Почему вы, мой друг, не спите? – не двигаясь и не открывая глаз, поинтересовался Стерн.

– Я смотрю на вас и думаю, что мне посчастливилось быть вашим современником, мало этого, мне дозволено разделить с вами судьбу. Это такое счастье – сопутствовать вам!

Святослав Альфредович открыл глаза и не без удивления оглядел жену.

– Спасибо, мой друг, я ценю ваше отношение и вашу помощь. Без них я не смог бы решиться на предложение гонца из России.

– Милый, возьми меня. Я хочу, чтобы ты почувствовал, как я тебе принадлежу, – с экзальтированным восторгом воскликнула мадам Стерн и, сбросив с себя ночную рубашку в кружавчиках, прижалась к мужу.

– Алиса Николасвна, вы, видимо, не поняли, какой шаг я совершил и какую неподъемную ношу взвалил на плечи. Мне сейчас не до любви, – холодно отверг Святослав Альфредович порыв супруги.

Она спокойно отодвинулась и деловито поинтересовалась:

– Милый, почему вы грустны?! Это же чудесно. Мы богаты! Теперь вы сможете издавать Книгу миллионными тиражами. О вас наконец узнают страждующие.

– Вы хоть подумали, в какую историю мы вляпались? – поморщился Стерн.

– Мы разбогатели, и мой повелитель сможет закончить свой труд и явить его миру, – натягивая на себя ночную рубашку, тем же деловым тоном ответствовала Алиса Николасвна.

– Аленька, милая, я продал душу дьяволу! – закричал Стерн и вскочил с постели. – Я взял деньги Антихриста. Они пахнут кровью. Алинька, это золото русских людей, ограбленных большевиками.

– Успокойтесь, Святослав Альфредович, и возьмите себя в руки. – Голос мадам Стерн обрел металл. – Деньги не пахнут. Вам подан знак, извольте его услышать, а не распускать нюни, как нашкодившая гимназистка. Вы хотели стать Учителем Мира, так вот вам шанс. – Алиса Николасвна тоже встала с постели и, подойдя к мужу, взяла его за руку. – Ложитесь и спите.

– Да, мой друг, вы, как всегда, правы. Я сейчас успокоюсь и лягу, – послушно произнес Святослав Альфредович.

Жена не ответила. Не выпуская его рук, она опустилась на колени и онемела.

Начался ее удивительный припадок, причину которого ни один врач разгадать не сумел. Стерн поднял жену и понес к постели. Женщина не могла разогнуться.

Супруг усадил ее в той же окаменевшей позе на кровать и закутал одеялом.

Внезапно Алиса Николасвна заговорила. Голос ее изменился до неузнаваемости и будил далекие воспоминания. Это был голос Белой Дамы из замка в Хаапсалу, которую он встретил в детстве. Сразу после свадьбы молодая супруга уже обращалась к нему этим журчащим голосом. Стерн ждал, когда она так заговорит снова. Ждал долго и наконец дождался.

– Ты владеешь камнем владыки, – вещала Белая Дама устами жены. – Но у тебя лишь его половина. Чтобы получить власть над миром, достань второй камень.

Владелец камня рядом, протяни руку – и он твой. Если ради этого придется отдать все сбережения – отдай. Если ради этого придется убить – убей. – Алиса Николасвна замолчала и повалилась на постель. Припадок онемения закончился, ее бил озноб.

– Тебе плохо? – Стерн продолжал кутать жену, стараясь ее согреть.

– Мне холодно. Дай мне водки, – попросила Алиса Николасвна.

– У нас нет водки, милая. Мы давно не покупаем алкоголя, чтобы сохранить деньги, – ответил Святослав Альфредович и вдруг понял, что нищета позади.

Теперь он может покупать все, что видят глаза. Экономить больше не надо.

«Какой же я дурень! Что мне за дело, откуда это золото и кто его принес?

Они думают, что купили меня. Примитивные пигмеи! Их коварная возня – лишь возня муравьев у ног великана. Права Аленька! Сто раз права! Это знак свыше. Если даже кремлевское золото полито кровью, значит, так предначертано. За рождение нового учения людишки должны заплатить дорогую цену. Придет время, и племена, населяющие землю, за мое слово правды будут рады отдать не только золото, но и жизнь», – думал Стерн, покрывая поцелуями лицо, руки и грудь жены. Обняв ее, он ощутил желание. – Аленька, я хочу тебя.

– Иди ко мне, мой повелитель. Я чувствую себя Марией, супругой Господа, – проговорила Алиса Николасвна, и, бледная, но счастливая, со слезами на глазах отдалась мужу.

Под утро Святославу Альфредовичу привиделся странный сон. Он в белом чесучовом костюме на борт у красивого парусного судна. Вокруг необъятное море и небо. Только море и небо, и больше ничего. В волнах резвятся дельфины.

Диковинные летающие рыбы выпрыгивают из пучины и, переливаясь на солнце чешуей, пролетают над палубой. Теплый ветерок приятно ласкает Стерна. Где-то из глубины трюмов доносится тихая нежная музыка. Святослав Альфредович вслушивается и узнает мазурку Шопена. Весь организм пропитывает сладкое чувство покоя и безмятежности. Он стоит на носу парусника один и смотрит вдаль. Внезапно по курсу возникает остров. Земля быстро приближается и растет. Вот уже проявились крыши домов и стены крепости. Стерн разглядывает незнакомый город и замечает башни Кремля. Это Москва, понимает он. Но откуда в Москве море? Тем временем парусник неумолимо приближается к причалу. На пристани веют красные знамена и стоит один человек. Этот человек в военном кителе, но без погон. На голове кепка. Стерн всматривается в усатое лицо незнакомца. Оно изрыто оспинами.

Человек похож на кавказца. Это скорее всего армянин или грузин. Он делает знак рукой, и внезапно раздается барабанная дробь. Под звуки барабана на пристань высыпают красноармейцы с винтовками и выстраиваются в цепь. Они поднимают винтовки и целятся в грудь Стерну.

– Здравствуйте, ваше превосходительство, – говорит встречающий с заметным кавказским акцентом и ласково улыбается. – Добро пожаловать на родину.

Стерн вскрикнул и проснулся. На улице давно рассвело. Святослав Альфредович уселся на постели и, отходя от сновидения, замер. Что бы это все могло означать? К снам он относился очень серьезно. Мистик считал, что к спящему человеку является не бред утомленного дневной работой мозга, а поступают знаки из другого параллельного мира.

– Милый, пора завтракать. Мальчики уже за столом, – довольным тоном позвала жена.

Стерн надел халат и не умываясь отправился на кухоньку. Но там никого не обнаружил. Тогда он не без удивления заглянул в гостиную и понял, что семья устроилась за большим парадным столом, заваленным деликатесами. В центре стола уютно попыхивал самовар. Алиса Николасвна в белом платьице с красной розой, приколотой к груди, выглядела празднично. Волосы хозяйки были зачесаны назад и собраны в высокий пучок. Такую прическу Стерн любил у нее больше всего.

Святослав Альфредович застыл на пороге, размышляя, по какому поводу торжество.

– Сегодня мы будем завтракать устрицами в белом вине, – словно отвечая на его немой вопрос, заявила мадам Стерн.

«Мой друг, откуда у нас деньги?» – хотел спросить Святослав Альфредович, но вспомнил Шульца, его портфель с золотом из Кремля, молча уселся на свое место и, строго по очереди оглядев жену и сыновей, значительно произнес:

– Роскошный завтрак – это хорошо. Но запомните, мои дорогие, – роскошь разрушает душу.

– Это цитата из твоей книги? – рассмеялась Алиса Николасвна. – Дорогой Стерн, что вредно ученикам, то полезно учителю. Завтракайте и не утомляйте нас своими догмами.

Мессия не счел нужным вступать в дискуссию, ловко подцепил устрицу и, выжав на нее лимон, аккуратно отправил в рот. Действительный статский советник Святослав Альфредович Стерн начинал новый этап своей большой жизни.

* * *

Совет следственной группы, которую возглавлял старший лейтенант Вячеслав Валерьевич Синицын, состоялся не после обеда, как он предполагал, а утром в самом начале рабочего дня. Это получилось само сабой. Гена Конюхов тоже закончил свою смену и на «уазике» райотдела подобрал Синицына, когда тот миновал Гороховский переулок. Глаза Гены смеялись вовсю, но при водителе он не стал задавать ему никаких вопросов. Зато когда они оказались в своей комнате, где кроме капитана Лебедева никого не было, Конюхова прорвало:

– Ну, блин, Слава, ты даешь!

Лебедев сначала ничего не понял, и старший лейтенант, краснея, поведал ему о своем ночном приключении.

– Ты бы хоть стажера к ней под бочок положил, или ревнуешь? – с трудом проговорил он, держась за живот.

– Маша уже встала и поит студента кофием, – оправдывался Синицын.

– Ты своей невесте Шмелевой о ночном дежурстве расскажи, – посоветовал капитан.

– И расскажу, – мрачно согласился Слава.

– Знаешь анекдот про Царевну-лягушку? – поинтересовался Лебедев.

– Да ну тебя! – отмахнулся Синицын.

– Выкладывай, я не знаю, – потребовал Конюхов.

Капитан уселся на подоконник так, чтобы дым от его сигареты тянуло на улицу, и, как артист перед выходом на сцену, прокашлялся:

– Идет по бульвару молодой, правда женатый, джентльмен по имени Иван с битой исцарапанной рожей и встречает друга. «Что с тобой, Ваня?» – ужасается друг. «И не спрашивай. Все равно не поверишь», – отвечает Иван. «А ты попробуй», – настаивает друг, и Ваня соглашается: «Иду я по улице и слышу снизу из подворотни тонкий голос: «Иванушка! А, Иванушка!» – Я остановился, нагнулся и увидел мерзкую коричневую жабу. «Возьми меня, Иванушка, на руки и отнеси домой». Не мог же я отказать, раз меня так вежливо просят. Вот я и исполнил ее просьбу. Дома жаба потребовала, чтобы я положил ее на кровать, и тут же превратилась в очаровательную девушку. Сексапильную, слов нет, и, конечно, голенькую. «А дальше? – спрашивает друг. – Морда-то у тебя почему расцарапана?»

«Дальше пришла жена, – отвечает Ваня. – Я ей все, как тебе, рассказал, но она не поверила…» – Закончив, Лебедев ткнул Синицына пальцем в живот– Анекдот хоть и с бородой, но к месту.

Друзья ржали, как жеребцы. Синицын долго держался, но тоже прыснул.

– Ладно, закрыли тему, и начальству ни слова. Электрик юмора не поймет, – предупредил капитан Конюхова.

– Ну ты чего, Саша? Мы своих не закладываем, – обиделся Гена.

Незаметно перешли от шуточек к делу. Слава не скрыл о своем неустановленном «хвосте» на Воздвиженке, припомнил мальчишек, забредших за ним в подворотню проходного двора родного квартала, не утаил грабежа в электричке, подробно поведал о посещении дачи в Пушкино и наконец описал внешность мужа Ирины Старовцевой. Лебедев покачал головой:

– Ну, отпечатки пальцев мы у него прихватим. Но не верю я, что приличный человек, ученый, схватится за пистолет, начнет стрелять людям в затылок и разбрасывать «Макаровых» возле трупов. Согласен, из ревности мужик убить может.

Но такое убийство по-другому выглядит. И при чем тут Рачевская? С ней же Ирина, надеюсь, не спала?

– Да, это слабое место в версии Старовцева, – согласился Синицын.

– Мне гораздо меньше нравятся мальчишки в подворотне, – задумался Лебедев.

– Если учесть, что подростки при малом росте часто обладают достаточной подготовкой, чтобы забраться на крышу, тут есть над чем подумать. Да и листки с романом у тебя, скорее всего, сперли они. А шоколадка в издательском доме?!

Помнишь, у твоей толстухи Керн в утро убийства исчезла со стола плитка шоколада? Я уж и не говорю о посещении квартиры Каребина. Туда по балконам тоже пацаны могли забраться. Вот бы где порыть, – потер он руки.

– Я не успел рассказать о сообщении Луизы Чихоненко из Израиля, – вспомнил Синицын и, достав из кармана листок с распечаткой электронного письма, протянул его Саше.

Лебедев внимательно прочитал и передал Конюхову.

– Что думаете об этом? – спросил Слава.

– Бьет по твоей цели. Связь с обществами Святослава Стерна прослеживается, – согласился капитан.

Конюхов еще не вник во все тонкости дела и своих суждений пока не высказывал.

– Вот что. Давайте, друзья, с засадой в Гороховском переулке кончать.

Седой мужик со страшным взглядом туда больше не зашел. Если он встретится на наших путях, Синицын его признает. Слишком сильный образ углядел наш руководитель группы в дверной глазок. Теперь о хозяйке. Маша хочет спать в своей квартире с мужчиной, кто возражает? Только мужчину пускай ищет себе сама.

Милиция этого делать не обязана. А пожелает старший лейтенант Синицын продолжить приятное знакомство – его право. Но после завершения следствия.

– Я бы хоть наружное наблюдение в Гороховском оставил. Погром-то там учинили, – не очень твердо возразил старший лейтенант.

– Согласен, – усмехнулся Лебедев и хотел что-то добавить, но, выразительно поглядев на Славу, промолчал. Наружное наблюдение поручили Конюхову. Синицыну капитан посоветовал продолжать разрабатывать линию Стерна и, как тот и собирался, начать с «Общества любителей».

– В университет сразу переться не надо. Если корни уходят туда, стоит покопать вокруг, чтобы голубчиков не спугнуть, – размышлял Саша вслух.

– Можно к вашему огоньку? – всунул в дверь лысоватую голову криминалист Антюков.

– Заходи, если не шутишь, – ответил Лебедев.

– Да у вас одни шутки и есть. Водки не пьете, один, капитан Лебедев покуривает, а остальные, как девки красные, ни тебе вина, ни тебе табачку, – проворчал криминалист. – Даже радовать вас не хочется.

– А есть чем? – насторожился Синицын.

– Пузырь пригоните в мою лабораторию найдем. Не пригоните – сидите без радости.

– Что, скинемся, ребята, с получки? – Капитан обвел глазами свой коллектив.

– Я пас. После отпуска, сами знаете, – уклонился Конюхов.

– Я за, – поддержал Слава.

– Пригоним, – заверил Лебедев.

– Тогда откройте ушки и внимайте старушке. – Антюков выдвинул стул на середину комнаты и важно на нем развалился. – Так вот, господа сыщики, пальчики на стеклах в квартире писателя и на люке издательского дома идентичны.

– Ура! – раздалось в три голоса.

– Не совсем «ура». В нашей картотеке таких пальчиков нема, – охладил пыл коллег криминалист. – Залетные пальчики. Ловите птичку в поле, а она в лесу.

– Спасибо, Боря, найдем птичку, – заверил Лебедев.

– Водки нет, так хоть бы водички какой вкусненькой поднесли бы, – продолжал канючить криминалист.

Слава заглянул в шкаф, где стояли их кофейные принадлежности, и обнаружил початую пачку сока.

– Везет тебе, Антюков. Стажер сок не допил. Угощайся.

Криминалист с удовольствием высосал пакет и, не прощаясь, уплыл. В дверях оглянулся и напомнил:

– Пузырь прикатить не забудьте. Сочком не отделаетесь.

После его ухода в комнате воцарилось молчание.

– Неужели киллер – малолетка? – нарушил тишину Синицын.

– Сегодня детки ранние, – философски заметил Лебедев.

– Выходит, пацанов надо искать, – подал голос Гена.

– Похоже. У меня идея, – вдруг напружинил-ся Лебедев. – Если они за Славой ходят, возьмем Славика за приманку. Пусть он работает по своему плану, а мы пару деньков сзади потопаем. Прихватим ребятишек, и если пальчики сойдутся – делу венец.

Никто не возражал, и вся компания отправилась обедать. В пельменной по соседству народу всегда было полно, но для милиционеров держали отдельный столик.

– Ты сегодня, Синяя Борода, угощай. А то невесте все выложим, – припугнул Синицына капитан.

Слава расплатился в кассе и уселся за столик. Посетители здесь сами получали еду, а сотрудникам райотдела буфетчица подавала на стол. Слава смотрел в окно на бесконечную вереницу прохожих.

– Роман закончил, дай почитать, – попросил Лебедев.

Слава полез в кейс. Достал пачку листков и протянул капитану. В этот момент лицо его вытянулось, он вскочил и, бросив на ходу: «Подержите кейс, я ненадолго…» – выскочил из пельменной.

– Что-то увидел, – предположил капитан и раскрыл текст. – Да здесь не с начала, – разочарованно протянул он.

– Ее ли книга интересная, ее можно с любого места читать, – со знанием дела поведал Конюхов.

– Пожалуй, ты, оперуполномоченный, прав, – согласился Саша и углубился в текст.

* * *

Тимур, одетый элегантным щеголем, прикрывавший нос пушистым шарфом из ангорского пуха, скорее напоминал молодого богатого британца, нежели беженца из Петрограда. Английское, в мелкую клетку шерстяное пальто, в такую же клетку – кепи, бриджи и высокие шнурованные ботинки сидели на нем так, будто он носил все это с рождения.

Карамжанов прибыл в порт эстонской столицы на рассвете. Сами жители еще не привыкли к новому слову Таллин и называли город по-старому – Ревель. Получив из рук Ленина долгожданную свободу, они завели своего президента и переименовали столицу. В порту пахло рыбой, и над лотками торговцев салакой кружили чайки.

Птиц сдувало в сторону, но они надрывно кричали и упрямо возвращались в квадрат неба над лотошниками. Промозглый ветер метал мокрый снег с дождем и продувал насквозь. Молодой человек поплотнее завернулся в шарф и остановил извозчика.

Тот с удовольствием осадил своего рысака перед солидным клиентом.

– Куда ехать? – спросил возница по-эстонски, но, сообразив, что богатый иностранец не понимает, переспросил по-немецки.

– Ты можешь по-русски или по-китайски? – улыбнулся клиент.

– По-русски, конечно, могу. У нас русских больше, чем эстонцев, – обрадовался извозчик.

– Я бы хотел снять приличное жилье с пансионом, потому что не люблю отелей, – попросил Тимур.

Водитель экипажа на минуту задумался.

– Меня зовут Инвар. Моя тетушка осталась одна и с удовольствием примет такого приятного молодого человека. У нее свой особнячок в Пирита. В этом предместье живут приличные респектабельные люди. Там вам понравится, – заверил возница, не без труда сдерживая коня.

Карамжанов забрался в пролетку, и конь рванул с места. Серый в яблоках орловский рысак бежал резво, и хотя экипаж имел резиновые шины, от тряски по булыжной мостовой это не избавляло. Узкие улочки старого центра с древними постройками гулким эхом отражали цокот кованых копыт. Усевшись на кожаный диванчик крытой пролетки, Тимур крепко ухватился за плетеные ручки и с любопытством стал оглядывать город.

Таллин делился на две части – верхнюю аристократическую и нижнюю плебейскую. Жители верхней и нижней частей особой симпатии друг к другу не питали. Чтобы аристократы не слишком задавались, граждане из нижнего города время от времени перекрывали им воду. Обо всем этом поведал Тимуру возница.

Инвар оказался на редкость для эстонца разговорчивым и прекрасно болтал по-русски, хотя иногда и добавлял непонятные седоку местные словечки. Они выехали из города и покатили по морской набережной. Здесь постройки не укрывали седоков, и ветер свирепствовал вовсю. Но путь оказался не слишком долгим.

Справа от моря начинался богатый пригород, состоящий из отдельных особнячков, утопающих в яблоневых садах.

– Летом тут очень хорошо, – прищелкнул языком кучер.

Тимур поднял воротник и подумал, что сейчас в это поверить трудно. Голые деревья и быстро тающий грязный снег выглядели уныло.

Пролетка остановилась у ажурной чугунной оградки. Карамжанов выпрыгнул на мостовую и через сад зашагал за возницей к двухэтажному приземистому дому с высоким каменным крыльцом.

Возле парадного висел шнурок звонка, и Инвар дернул за него три раза.

Вдову, к которой он привез Тимура, звали Эльзой. Это была высокая, еще совсем не старая, плоская женщина с суровым лицом, но при этом с лучистыми и приветливыми глазами. Она быстро оглядела будущего постояльца сверху донизу и спросила:

– Где ваши вещи?

– Я путешествую налегке и все необходимое приобретаю на месте, – улыбнулся Тимур, расплачиваясь с Инваром. – Можешь приехать за мной в полдень? Я бы хотел побродить по Ревелю и найти одного человека.

– По Таллину, – поправил кучер.

– Извините, я не хотел вас обидеть. Просто по привычке, – смутился приезжий.

– Вы меня не обидели. Мы еще сами не решили, как будем называть нашу столицу. При немцах говорили Ревал, при русском царе Ревель, теперь вот Таллин, – рассмеялся возница.

– Так вы сможете забрать меня в полдень? – напомнил Карамжанов.

– Будет сделано, – успокоил его Инвар и, пожелав клиенту приятного отдыха, быстро покинул тетушку.

Вскоре на улице послышался удаляющийся цокот копыт его рысака.

– Это моя полофина. Зтесь у нас фанная. Тут столофая, а это фаша комната.

Я перу пятьтесят крон ф сутки и претпочитаю плату за нетелю фперет. За эти теньги фы получите зафтрак и ушин, могу кормить опетом, но уше за тополнительную оплату, – сообщала вдова, ведя Карамжанова по дому. Она прекрасно говорила по-русски, лишь немного смягчая согласные.

Тимуру жилье понравилось. Все было чисто, и очень мало лишних вещей.

– Согласен, – заверил он хозяйку, закончив экскурсию.

– Сколько фы сопираетесь прошить?

– Пока не знаю, – ответил новый постоялец и полез в карман за бумажником.

– Вот вам плата за неделю вперед.

Эльза внимательно пересчитала деньги.

– Мошете умыться и получить сафтрак. Я тоше еще не закусыфала, и если не восрашаете, посафтракаем фместе.

– Сочту за честь, – улыбнулся Тимур и пошел в ванную.

– Потоштите, я фытам фам полотенца. – Эльза быстрым и решительным шагом скрылась за дверью своей половины.

Через минуту постоялец получил три полотенца и занялся своим туалетом.

Тетушка Инвара оказалось первоклассной хозяйкой, в чем Тимур убедился за завтраком. Жареная ветчина с горошком и хрустящие гренки таяли во рту.

– Я бы хотел починить одну вещицу. Вы случайно не знаете ювелира по фамилии Рамович? Он должен жить и работать в Ревеле много лет, – поинтересовался Карамжанов, доканчивая вторую чашечку превосходного кофе.

– Фамилию слышала, но сама никогта его услугами не польсофалась. У меня есть горотской спрафосник за тфенадсатый гот. Если фы гофорите, сто фаш мастер рапотает в Рефеле тафно, там толжны пыть его коортинаты. – Хозяйка вышла и вскоре вернулась со старым справочником. Надев очки, она полистала книжицу и быстро обнаружила ювелира Рамовича. – Фот его атресс. Запишите. Улиса Фиру – это в самом сентре, фы легко его найтете.

Тимур записал и, поцеловав Эльзе руку, отправился в свою комнату.

– Фы намерены сеготня опетать тома? – услышал он вслед.

– Если можно, я бы отобедал в городе, – ответил постоялец и, еще раз поблагодарив внимательную хозяйку, удалился.

Инвар появился точно вместе с двенадцатым ударом настенных часов. Если русские научили эстонцев ругаться и закусывать водку солеными огурцами, то немцы вместе с любовью к пиву и копченым колбаскам привили им немецкую пунктуальность.

Добравшись в пролетке до старого города, Карамжанов попросил высадить его в начале улицы Лай и продолжил путешествие пешком.

Лай начиналась казенными зданиями из мрачного темного камня. Пройдя два квартала, наш путник увидел красный флаг, развевающийся над посольством Советской России и на всякий случай перешел на другую сторону. На Ратушной площади старуха кормила голубей и приветливо кивнула богатому иностранцу. Тимур приподнял кепи и чинно поклонился. По узкой улочке, выложенной булыжным камнем, он спустился на Виру и стал рассматривать номера домов.

В этот воскресный день, несмотря на ветреную и сырую погоду, в старом городе было многолюдно. Учреждения и большая часть магазинов в выходной не работали, а центр в основном состоял из дорогих магазинов и контор. Но во второй половине дня тут открывались пивные бары, всевозможные ресторанчики, которых в бывшем Ревеле водилось вдоволь, и народ выходил на улицу. В толпе нарядных пешеходов чумазый трубочист в черном котелке со свернутым тросом на плече да лесенкой под мышкой сразу бросался в глаза. Тимур не знал, что по местным обычаям встреча с трубочистом приносит удачу, но при виде перепачканного сажей, словно выкрашенного в негра эстонца не смог сдержать улыбки. Трубочист, показав два ряда белоснежных зубов, оскалился в ответ.

Наконец отыскав нужный дом, Тимур свернул в арку и оказался в узком, как колодец, дворе. Большая часть этого сумеречного закутка занимала груда прессованного торфа. В Ревеле торфом отапливали дома, и торфяные кирпичики валялись почти в каждом дворе. Тимур огляделся. Единственная обитая войлоком дверь оказалась запертой. Звонка или колокольчика он не обнаружил и постучал кулаком.

Никакой реакции на его стук не последовало. Тогда он постучал еще раз, но уже с большей силой. Снова тишина. Тимур подождал и ударил по войлоку ногой.

Дверь резко распахнулась, и перед ним возник пожилой мужчина в халате. Его сморщенное лицо с пейсами сердито взирало на незваного гостя. Несмотря на грозный взгляд и суровые морщины, мужчина в ночном колпаке, обутый в разные по фасону и цвету домашние шлепанцы, выглядел комично.

– Я бы хотел видеть Мойшу Рамовича, – приветливо начал Тимур.

– Если у вас есть глаза, вы бы должны были бы понять, молодой человек, что Мойша Хамович перед вами, – проворчал мужчина, продолжая стоять на пороге и загораживать собой вход.

– Очень приятно, – улыбнулся Тимур.

– Пока я для себя в вашем визите ничего пхиятного не вижу, – возразил господин Рамович, изрядно картавя.

Но бывший петербуржец уже начал привыкать к богатству акцентов русского языка в этом городе и, быстро поняв, что старый ювелир не все буквы выговаривает, перестал обращать на это внимание.

– Я Тимур Карамжанов, бывший петербуржец, и здесь проездом, – представился молодой человек, но мужчина продолжал взирать на него с подозрением и в дом пускать не собирался.

– Ваша дочь Руть родила сына, – пристально глядя в глаза пожилого человека, промолвил пришелец.

Рамович побледнел и прижал руку к сердцу:

– Девочка моя! Где она? Вы ее видели? – Лицо Мойши мгновенно порозовело, разгладилось от глубоких морщин, и он помолодел лет на двадцать.

– Она в Витебске. Я Руть никогда не видел. Мне поведал о ней отец, – признался молодой человек.

– Где ваш отец? Я хочу говорить с ним о дочери, – закричал Рамович.

– Отца убили чекисты. Я пришел к вам с заказом. Вы единственный ювелир, способный мне помочь, естественно, за приличное вознаграждение.

Пожилой человек снова побледнел и с опаской оглядел двор:

– В городе полно темных людишек. Вы не заметили за собой слежки? Я официально давно не работаю. Тут из-за русских беженцев такой бандитизм! Если пронюхают, что Мойша Рамович немного подрабатывает себе на куриные потрошки, придут искать камни и оторвут мне голову.

– Уверен, что за мной не следили, – успокоил его Тимур.

– Это хорошо. Что же мы здесь стоим? Идите за мной, только осторожно, у меня низкие потолки. – И хозяин махнул рукой, подкрепляя приглашение жестом.

Карамжанов поднялся на один пролет по темной, пахнущей сыростью каменной лестнице и, согнувшись, шагнул в узенькую дверцу. Большая слабо освещенная комната служила Рамовичу и гостиной, и спальней, и мастерской. На подоконнике, врезанном в толстенную каменную стену, в горшке рос чахлый фикус, забирая последний свет, с трудом поступающий в узкое оконце. Длинный рабочий стол ювелир прикрыл рогожей, чтобы случайный посетитель не заметил шлифовального станка.

– Садитесь вот сюда и чувствуйте себя как дома, – освобождая единственное кресло от кучи всевозможного тряпья, предложил конспиратор. – Можете не снимать пальто. Я экономлю тофф и топлю только на ночь.

Тимур не сразу понял, о чем идет речь, но быстро заменив «ф» на «р», сообразил, что хозяин говорит о торфе.

– Спасибо. У вас действительно не жарко. – Он уселся на краешек кресла, осмотрел груды хлама с надеждой куда-нибудь положить свое кепи, не нашел и пристроил головной убор на коленях.

– Так вы из Петрограда? Удрали от красных? – участливо спросил Мойша.

– Удрал, – признался Тимур.

– Как бы я хотел, чтобы и моя родная девочка оказалась рядом. Но ее муж Абрам служит в Красной армии, и она обязана сидеть там, – горестно пожаловался любящий отец.

– Прекрасно понимаю ваше беспокойство, – посочувствовал Тимур. – Но с вашей дочерью, раз она замужем за красноармейцем, все в порядке.

– Хотелось бы вам верить, – покачал головой Рамович.

– В Ревеле много людей из России?

– Здесь сейчас полно беженцев. Аристократы, евреи, купцы и просто люди, которые не хотят существовать коммуной и иметь общих жен.

– Общие жены – это сказки. Бегут от расстрелов. Большевики берут заложников и стреляют их без суда и следствия. – Карамжанову хотелось побыстрее перейти к делу, но торопить пожилого человека он постеснялся.