Текст книги "Галинословие"

Расхождения Галиных слов с её собственными письменными обвинениями судью не волнуют. Для фрау Кун наша история и подавно новость – она слышит её впервые. Она не читала дела, и сидит как мешок с картошкой. Даже не бесполезный, а вредный, потому что мешок изображает из себя адвоката. Фрау Кун вредит мне своей неосведомлённостью. На вопрос судьи, какой срок запрета на контакты был установлен прошлой осенью, фрау Кун бросается листать папку и рапортует о том, что запрет на контакты длится до конца января следующего года.

– Нет. Как же? – удивляется судья: – Срок был установлен до пятого мая этого года.

– Да-да! – поправляется фрау Кун.

И этот бесполезный мешок с картошкой уверял меня, что мы победим! Я всё ещё жду, когда фрау Кун начнёт свою триумфальную речь, я всё ещё жду выступления, которое переломит ход дела, пока же все мои позиции сданы, и я проигрываю. Заходит речь о бутылках:

– Этот господин отправил мне сто восемь бутылок морской почты. В этом он признался моей маме. Шесть из них я уже получила.

– Они приходят на ваш адрес?

– Они приходят в школу, откуда мне звонят и просят забрать их.

– Сто восемь бутылок?

– Да. Я уже устала их получать и прошу уничтожать их на месте. Мне звонят не только из школы, а и из других мест. Даже незнакомые люди.

Не перестаю удивляться. Незнакомые люди звонить Гале по поводу морской почты не могут. Её утверждения намекают на то, что в письмах есть её прямые контакты, иначе звонки от незнакомых людей не объяснить. Такое враньё необходимо пресечь, но мой адвокат не способен на это – фрау Кун отмашкой руки даёт понять, что у нас нет замечаний, и судья продолжает опрос пострадавшей.

Я вспоминаю о Насте. Бедная девушка одна в коридоре. Там ещё и Виктория, но вряд ли она составит ей компанию. Нужно поскорей дать ей выступить, чтобы она могла потом остаться в зале. Заходит речь о веб-странице:

– Этот господин, – жалуется Галя, – создал в интернете страницу для меня. Адрес её состоит из моего имени. Достаточно в поисковике набрать моё имя, чтобы найти эту страницу. На странице он выкладывает протоколы судебных процессов, и я со своим адвокатом уже возбудила новое дело против него.

Галя недоговаривает. Она умалчивает, что страница не содержит ни контактов, ни фамилий, ни адресов, что она по сути своей анонимна. Да и публикация сама по себе не является нарушением закона. Человек в праве опубликовывать документы и переписку, которые касаются его лично. Если Гале стыдно за суды, то незачем начинать судебные дела.

– Страницу он сделал с целью показывать её концертным агентствам, с которыми я работаю. Он пытается меня шантажировать.

– Возмутительно! – вставляет прокурор.

Это веское обвинение. Нужно будет его опровергнуть. Фрау Кун понимающе кивает головой.

– Каким агентствам он это послал? – интересуется судья.

Отличный вопрос – иногда, оказывается, блондинка на моей стороне!

– Не знаю, куда он их посылал. У меня столько агентств, что мне некогда следить за этим.

У Гали нет доказательств собственных слов, и, тем не менее, ей разрешается обвинять меня, делать необоснованные предположения. Галя подзывает переводчицу и просит вслух процитировать моё высказывание.

– Посмотрите, как он относится к койскому суду. Он называет его карнавальным. Посмотрите на эту картинку с драконом. Так он изображает койский суд. Смотрите, что он пишет.

Настал звёздный час переводчицы. Галя хватает её, ведёт к кафедре судьи, за ними подтягивается прокурор, а за прокурором к судье торопится и фрау Кун. Дружная компания внимательно слушает счастливую женщину:

– Никогда не обращайтесь в суд. Это нечеловеческая машина, которую точно описал в своём романе Франц Кафка. Человек попадает в бездушный механизм и не знает, за что его судят. Никто не знает: ни он, ни прокурор, ни судья, ни сама Галя. Когда-то я наделил любимую властью надо собой, и это была ошибка. Не отдавайте власть любимым – пусть власть всегда остаётся у Бога. И не читайте Кафку, иначе с вами произойдёт то же самое.

– Это на его странице написано? – переспрашивает судья.

– Да! – отвечает Галя.

Она произносит это так твёрдо, словно ставит в приговоре точку, словно эти слова являются главным моим преступлением, словно меня теперь уж точно казнят. Мне льстит цитирование. Я словно в добром мультике, где всё понарошку. Всё это один смешной спектакль – не посадят же меня за эти слова, за это не судят. Снова вспоминаю про Настю:

– Можно моей свидетельнице войти? Ей шестнадцать лет, и она уже целый час одна. Я отвечаю за неё перед её мамой.

– И моей сестре можно войти?

– Свидетелям нельзя находится в зале до слушания! – объясняет судья: – Вы хотите опросить вашего свидетеля?

– Да! – заявляю я.

– Нет! – заявляет фрау Кун.

Её противостояние моей воле вызывает недоумение. Она в открытую перечит мне.

– Госпожа судья, дайте нам две минуты паузы. Я должна поговорить с подзащитным! – торопится адвокат.

С одобрения облачённой в чёрную мантию блондинки фрау Кун тянет меня в коридор. В нём я вижу порознь стоящих девушек и готовлюсь к разговору о Насте, но адвокат просит меня совсем о другом – фрау Кун просит меня сдаться.

– Что? Почему? Галя врёт, вы разве не видите? У меня накопилось десять аргументированных протестов, а вы мне мешаете.

– Не сейчас. Заседание затянулось, и, начни мы протестовать, оно продлится ещё часа четыре.

– Ну и что? Пусть длится.

– Мы так до вечера просидим.

– Ну и что?

– У меня есть и другие дела. Я вам потом это дело выиграю.

– Когда?

– Потом! На апелляции! Мы подадим ходатайство, и в феврале я выиграю это дело.

– А сейчас? Мне надо сейчас!

– Лучше потом. А теперь вы извинитесь перед потерпевшей и сделаете, что я скажу.

– Я не извинюсь. О чём вы вообще? Обвинение сплошное враньё.

Ни о чём не договорившись, мы возвращаемся в зал. Слушание Гали закончилось, и ей разрешают позвать сестру. Наступает мой час. Я заглядываю в листок, чтобы ничего не пропустить. Судья официально обращается ко мне:

– Вызывать вашу свидетельницу?

– Да!

– Нет! – вмешивается фрау Кун: – В ней нет необходимости. И так всё ясно. Она может занять место в зале!

Не успеваю опомнится, как звучит следующий вопрос:

– У обвиняемого есть вопросы к потерпевшей?

– Нет, у нас нет вопросов! – опережает меня фрау Кун.

– Есть! У меня есть протесты! – возмущаюсь я.

Фрау Кун одёргивает меня:

– Нет протестов. Обвиняемый просит прощения у потерпевшей.

– Не прошу я прощения. Галя, прости, конечно, но в обвинении много вранья.

Судья перебивает меня:

– У обвиняемого нет вопросов! Слово прокурору.

– У меня есть вопросы!

– Вы будете выведены из зала, и суд пройдёт без вашего участия. Так будет при ещё одном нарушении с вашей стороны.

Галя, кажется, победила. Она сидит рядом с сестрой, Настя сидит от них поодаль, и всё происходящее видится мне теперь в каком-то облаке. Мне можно только присутствовать, но не говорить. Моя защита откладывалась, откладывалась, пока на неё не осталось времени. Время я не учёл. Женщины меня обманули во времени. Я думал, оно у меня есть, а они его у меня отобрали. И в первую очередь время у меня отбирала фрау Кун. С её подачи судья отдавала украденное у меня время Гале. Галя выступала более часа, а я? Я всё ещё надеюсь выступить и слушаю речь прокурора. Старик скромный, порядочный и нравится мне куда больше чем предыдущий прокурор. Я не злюсь на него, даже когда он несёт чепуху.

– Обвиняемый расчётлив и умён. Он всё просчитал, он окружил потерпевшую со всех сторон, и она чувствует себя как в осаждённом городе! – делает выводы прокурор: – Он действует через школу, церковь, родителей, коллег. Ей просто некуда деться – куда не пойди, везде он. Я требую применить для обвиняемого жёсткие меры – девять месяцев лишения свободы.

В облаке мало что понятно, поэтому я просто смотрю на Галю. Её сестра радуется, сияет, а она нет. Не обращаю внимание на требование прокурора – только в плохом сне можно услышать такую глупость. Он грозит тюрьмой только для запугивания, и только потому что судьи устали от наших бесконечных процессов. Судья даёт мне последнее слово. После отклонения всех моих протестов я даже не рассчитывал на выступление. Какой смысл теперь что-то ещё объяснять? Надеюсь, что судья обязательно отклонит наказание.

– Галя всё врёт. Мы дружили, а потом она уехала, не попрощавшись.

Больше ничего объяснять не хотелось. Сейчас судья заменит лишение свободы на более мягкое наказание. Она же изучала материалы дела, не дура же она. После небольшой паузы женщина в мантии зачитала приговор:

– Именем народа обвиняемый наказывается лишением свободы на девять месяцев условно. С тремя годами испытательного срока.

Она сделала паузу и прокомментировала своё решение:

– Перед заседанием мы склонялись обойтись денежным штрафом, но то, что мы услышали, требует более жёстких мер пресечения.

Теперь в зале начинается движение. Виктория громко благодарит прокурора и судью за спасение сестры от маньяка, фрау Кун просит меня не двигаться, пока потерпевшая не покинет зал. Даже после её ухода нужно оставаться какое-то время в зале, чтобы дать возможность потерпевшей спокойно покинуть здание суда. Оказывается, я больше Галю не увижу. Настя с потухшим взглядом совсем растеряна – я ей обещал красивый, лёгкий процесс с хорошим финалом. Фрау Кун бормочет что-то про апелляцию, а я даже не знаю, что это такое. Она говорит, что подаст её уже сегодня, но слова её звучат далёким эхом. Галя ушла. Ушла быстро, неожиданно. Я думал, что у нас с ней впереди ещё целый день, а наша встреча закончилась вместе с судом. Финита ля комедия.

– Не могу в это поверить! – сказала Настя.

– Получается, ты с преступником приехала.

Мы неторопливо спускаемся по лестнице. Внизу нас догоняет судья. От бега у неё выступил румянец.

– Вот, вы забыли! – протягивает она мне телефонную трубку.

Ещё через минуту мы выходим на улицу. Впереди на ступеньках стоят сёстры. Галя спиной к суду. У неё опущена голова. Мы поравнялись, и я обхожу её спереди. Хочу посмотреть на прощание в глаза, но она их прячет.

– Счастливо, Галя. Я всё равно тебя люблю.

Дожидаться ответа нет смысла. Видно, что Гале не по себе. Мы с Настей идём на остановку трамвая, а сёстры поворачивают в другую сторону. Настя всю дорогу молчит, под ноги падают листья. Это же не преступление – так вот по листьям пройтись вместе с Галей. А мне говорят – преступление. Через пять минут мы садимся в трамвай. Галя с Викой едут в том же вагоне. Подойти к ним никак нельзя. Они проедут ещё только одну остановку и выйдут – выйдут гораздо раньше своей остановки. Пока трамвай ждёт зелёный свет, сёстры переходят дорогу и сворачивают за угол. С чемоданами. Перед тем как исчезнуть Галя оглядывается – хочет убедиться, что я не иду следом.

Я не иду – я с Настей. Она что-то спрашивает про обувные магазины, про кафе. Ей важно сфоткаться у Койского собора, потому что она здесь впервые. А дальше обед в азиатском бистро, поезд, соседка по купе. Почему Галя вышла раньше? Она переехала? Искать её теперь гораздо сложнее. За три года жизнь девушки может измениться кардинально: три года – это целая жизнь. А судьи фашисты – валят всё с больной головы на здоровую.

Через пару дней я написал комиссару Эверту:

«Я не приду на допрос. Мне всё равно, какие претензии предъявляет ко мне Сусанна Л. Она мне не дочь, и судебный процесс, который она устроила, лучшее тому свидетельство. Меня может судить только Галина. Жаль, что в сорок пятом мы освободили только половину Европы. Надо было всю!»

Галинословие

Найден сонет Джордано Бруно, датированный кануном его казни.

 
Как Галя не была б ко мне жестока,
Как не гневлива в адрес мой она
Была б, в её близи дыханье бога
Слышней всего, как будто рождена
Наутро в май она от громовержца
И Терпсихорой тайно отдана
На воспитанье людям. Прямо в сердце
Нежнейшим взглядом может бить она.
В её власах играет тихо ветер,
В груди течёт божественный нектар,
Желанней девы нет на белом свете —
Она отрада, бедствие и дар
В одном лице, румяном и пригожем.
В одном флаконе кротость, пыл и месть
За только шаг, попытку стать прохожим,
Попытку рядом встать и рядом сесть.
За поцелуй костёр, за дружбу плаха.
Касанье – срок, а попадёшься вновь,
Вся в клочья будет порвана рубаха.
Одно распятье – Галина любовь.
 

Галя – это самая красивая тайна. Расплата за возможность видеть её велика. Девять месяцев условно, три года испытательного срока. Но это лучше, чем никогда не знать её. Галя опасна, при этом нельзя назвать её роковой женщиной. Это самая обычная девушка. Самая обычная и ни на кого непохожая. От неё невозможно оторвать взгляд. Хочется находиться рядом, слушать как она говорит, смотреть как улыбается. Счастье быть с Галей наказуемо.

Галя отрицает всякие отношения. Она стыдится самого намёка на них, рвёт всякую связь и порою так громко, что невольно притягивает внимание окружающих. Именно отрицание её нашего общения и заставило меня взяться за перо. В её мире нет места для меня. Но чем усерднее она удаляет меня из мира, тем больше места я в нём занимаю. Это происходит в силу какого-то парадокса. Ищу этому парадоксу объяснение. У меня не толстая кожа, но мне не больно. Галя пытается напустить ненависть, которой у неё нет. Происходящее с нами можно объяснить связью из далёкого прошлого. Во времена Иоанна Грозного я пообещал ей, но не вернулся с Ливонской войны, и Галя не может простить мне нарушенного слова. В этой жизни я тоже успел нарушить десяток данных ей невыполнимых обещаний. Обещания разрушают отношения, и спасёт их только новая заповедь – не обязуй!

Галя учит находить выходы из любой ситуации. Для этого она заводит тебя в тупик, и ты упираешься в стену. Находясь в ловушке, ты в первый момент теряешься, падаешь в отчаяние, но, пройдя это испытание, приходишь к осознанию бессмертия – тебе открывается закон, гласящий, что жизнь убить нельзя. Обретаешь состояние, в котором клокочущей в тебе жизни гораздо больше, чем окружающего пространства. Тут и там появляются просветы, и они куда больше прежнего пространства, куда ярче и интенсивней того, где ты недавно пребывал. Я рождаюсь. Раз за разом я рождаюсь из утробы Гали. Галя – живородица.

Подозреваю, что все настоящие люди проходят что-то подобное. Рождения – это открытия. И Фёдор Михайлович, и Шуман, и Раскин живут этими открытиями. Галя ведёт меня дорогой в настоящее житие, а я ропщу и на каждом шагу жду её поощрения, улыбки, поддержки, но любое одобрение останавливает человека на достигнутом. Галя гораздо дальше и выше того, где я сейчас. Книги пишутся от отчаяния.

На островах Кирибати живут люди, в языке которых нет времён. Там нет ни прошлого, ни будущего, и всегда царит настоящее. Если это так, то и надежды у кирибатийцев нет. Надежда связана с будущим. Она – уход от отчаяния, отодвигание его на потом. Откладывание на потом обременяет, становится грузом. Выбор, опыт, накопленные знания – это не что иное, как груз. Знания – это размен молодости на старость, размен лёгкости на воспоминания о ней.

То, что мы с Галей ссоримся, не беда. Конфликт – это те же отношения, только в интенсивной своей фазе, это переход на новую их ступень. Когда всё хорошо, ты топчешься на месте, отдыхаешь, тратишь как в отпуске всё накопленное. Фаза отпуска рано или поздно сменится фазой развития, а развитие это и есть в той или иной мере конфликт.

У нас с Галей вертикальные отношения. Мы летим вверх, не касаясь ступеней. Она отрицает отношения и называет меня персоной. «Мы с этой персоной никогда не дружили!» – объясняет она суду. В ответ я пишу её летопись и прохожу в качестве обвиняемого. С первого дня нашего знакомства я пытаюсь убедить Галю, что жизнь – это комедия, и мне приходится доказывать это на деле, улыбаясь в лицо гестапо.

Декабря 7527

 
Галя вновь проходит мимо
Всех салонов красоты.
Что ей стиль – она любима
Не за чёлки и хвосты.
Пусть на клавиши спадают
В такт сонатам вольные
Прядей русых тучи, стаи,
Грозы, розы, молнии.
То приливы, то отливы,
То Скарлатти, то Шопен,
За концерт неторопливо
Попадаешь в Галин плен.
Нет, не в номер общежитья —
Ей такое не к лицу.
Галя любит пленных бить и
Выставлять на улицу.
Галя шаг шагнёт как птица,
Проплывёт как лодочка,
И годами будет сниться
Та её походочка.
Даже если в платье длинном
Галя спотыкается,
На Земле её любимей
Не найти красавицы.
 

Седьмого декабря за несколько часов до моего вылета в Москву пришёл письменный приговор, и настроение моё было подорвано. Задним числом это не кажется драматичным, но тогда поездка в Москву показалась мне освобождением из концлагеря.

«Суд города Койска номер дела: 524 Ds 351/19

Приговор именем народа

В уголовном деле из-за преследования против Андрея Ч, рождённого в Москве и проживающего в Северной Гавани по адресу Терновый путь 23.

Суд на основании заседания от 07.11.7527 при участии судьи Пинкпанк, прокурора Руста, защитницы Кун, нотариус Гона постановил приговорить обвиняемого к лишению свободы на 9 месяцев. Исполнение приговора сделать условным.

Обвиняемый несёт судебные расходы. Применённые статьи: § 238 пункты 1, 4 УК.

Обоснования:

1. Обвиняемый родился в Москве. С 7493 живёт в Северной Гавани. С 7500 работает в ИТ-отрасли. Разведён, имеет дочь, которая учится в Ольбурге. Часть дохода ежемесячно переводит своей матери и дочери.

Проблем с наркотиками и алкоголем не имеет. Серьёзных заболеваний физического или психического характера нет. К уголовной ответственности не привлекался.

На главном заседании суд сделал выводы по факту обвинений: обвиняемый преследует потерпевшую.

Постоянные нежелательные попытки контакта ограничили жизнь потерпевшей настолько, что в 7524 году для продолжения учёбы она покинула Северную Гавань и переехала в Койск. Надежда на новую жизнь без преследований со стороны обвиняемого не оправдалась. Обвиняемый искал потерпевшую в различных музыкальных вузах до тех пор, пока не нашёл.

Предметом данного разбирательства являются контакты обвиняемого и пострадавшей в период с 28.04.7526 по 18.10.7526. В это время он регулярно останавливался возле её колледжа и возле её дома, ждал там по несколько часов, пока не встречал пострадавшую. Затем он весь день следовал за ней. Так среди прочего было 22.07.7526. Пострадавшая могла избежать его близости только путём баррикадирования в своей квартире до тех пор, пока подсудимый не уезжал. Иногда это длилось часами. Чаще всего он привозил подарки и письма, которые оставлял для неё в почтовом ящике. Даже когда его не было в Койске, потерпевшая получала по нескольку писем или посылок ежедневно. При этом на всех конвертах была специально изготовленная обвиняемым почтовая марка с изображением потерпевшей. Так 19.08.7526 подсудимый отправил потерпевшей посылку с зубным кремом и парфюмерией. Обувь, одежда и продукты регулярно находились в посылках. 13.10.7526 он прислал ей пакет с платьем и любовное письмо.

Кроме того, обвиняемый регулярно отправлял письма и посылки матери потерпевшей, проживающей на Украине. Кроме подарков и продуктов в них обычно находились деньги. Мать потерпевшей не хотела получать посылки, но он продолжал отправлять их снова и снова. Содержанием писем были его любовь к пострадавшей, уверения в том, что его любовь будет длиться вечно, и обещания, что ничто – ни полиция, ни суды – не сможет остановить его. Он собирается жениться на ней и иметь с ней детей.

Кроме того, обвиняемый несколько раз связывался с сестрой потерпевшей, её отцом и её друзьями с целью привлечь их внимание.

Кроме того, обвиняемый опубликовал в России книгу о потерпевшей и, по собственному признанию, работает над ещё одной книгой о ней. Так 24.07.7526 он послал ей отрывок из написанной им книги, в котором он заверял её в своей любви.

Пострадавшая в настоящее время продолжает учёбу в музыкальном колледже Койска, является успешной пианисткой и путешествует с выступлениями по всей Тюлерандии. На каждом концерте рассматриваемого периода обвиняемый сидел как можно ближе к пострадавшей. Обычно у него были с собой цветы, которые он пытался вручить ей в ходе мероприятия.

На концерт в Северной Гавани в 28.04.7526, где потерпевшая выступала в качестве пианистки, подсудимый явился в обществе двух детей и с цветами. Они были переданы пострадавшей ребёнком.

Рядом с местом её проживания, музыкальным колледжем и местами выступления потерпевшей подсудимый белой водостойкой краской рисовал на стенах и улицах фразы на русском языке такие как «позвони мне», «услышь меня». Так было и 07.10.7526 на месте проживания потерпевшей.

В день рождения потерпевшей подсудимый звонил ей из телефонной будки, чтобы поздравить её. Узнав, кто звонит, пострадавшая заканчивала разговор.

Обвиняемый регулярно отправлял пострадавшей электронные письма. Так в период с 05.09.7526 по 18.10.7526 она получила 16 писем. В них обвиняемый признавался ей в любви.

Помимо этого в 7526 году обвиняемым брошено в реку 108 бутылок морской почты. Нашедшему морскую почту предписывалось переправить выловленное письмо в койскую музыкальную школу, а той переслать содержимое на адрес потерпевшей. С тех пор пострадавшая регулярно связывается с колледжем, чтобы забирать постоянно поступающие для неё письма.

Кроме того, подсудимый разработал под именем потерпевшей вебстраницу, на которой публикует её фотографии, объясняется в любви и выкладывает протоколы судебных разбирательств.

Действия обвиняемого серьёзно влияют на жизнь потерпевшей. Она лишена нормального образа жизни из-за того, что за ней наблюдают, преследуют и нарушают её покой. Она не находит уединения, не может сосредоточиться на карьере и учёбе. Она хочет, чтобы обвиняемый навсегда исчез из её жизни. Только тогда она сможет планировать следующие шаги в своей профессиональной и личной жизни. Из-за этой ситуации она постоянно страдает, находясь в страхе преследования и стрессе.

Потерпевшая уже дважды добивалась судебных постановлений, в которых на обвиняемого возлагались запреты на контакты.

Первые ограничительные меры были приняты в 07.08.7527 сроком на 6 месяцев (номер дела 304 F 186/17). Вторые ограничительные меры были приняты в 05.11.7526 сроком на 6 месяцев (номер дела 304 F 247/18). Ещё одни меры были наложены 23.05.7527 сроком на 12 месяцев (номер дела 304 F 121/19).

В течение всего срока и до сих пор ответчик практически полностью придерживается содержащихся в ограничительных мерах требований.

Первое уголовное дело (525 Ds 960/17) по факту преследования в период с 13.03.7525 по 23.05.7525 было прекращено 19.03.7526.

Подсудимый трактует содеянное следующим образом:

Правда то, что он звонил пострадавшей в день её рождения. В прошлом он посещал многие её концерты и всегда сидел в первых рядах. Кроме того, он финансово поддерживает её родителей. Это не против их воли, так как он никогда не получал денег обратно. Правильно и то, что он регулярно слал письма и посылки пострадавшей. Почтовую марку он разработал сам.

Важно подчеркнуть, что он никогда не угрожал потерпевшей и не подвергал её насилию. Он её поклонник. На основании этого он написал книгу, которую можно найти в России. Он намерен опубликовать её также на немецком и французском языках.

Он хочет вернуть дружеские отношения, которые у них были изначально.

Верно и то, что он был на концерте в Северной Гавани. Цветы потерпевшей дарил не он, а одна из сопровождающих его девочек. Никаких иных контактов в тот вечер же произошло.

Правильно и то, что он бросил в реку 108 бутылок.

Он свободный человек и может посещать концерты и другие места, когда захочет. Также он вправе отправлять почту и электронные письма любому адресату. Он всегда придерживался судебных запретов на контакты. Затем ему снова разрешалось связаться с пострадавшей. Он желает возродить дружбу. С этого момента он будет учитывать желание потерпевшей больше не искать с ней контакта. Но он будет продолжать писать о ней книги, и посещать её концерты. Никто не может ему этого запретить.

По результатам расследования суд установил полное соответствие действий подсудимого тому, как это изложено в обвинении. Это подтверждается отдельными признаниями самого обвиняемого, а также протоколом заседания, услышанными свидетельствами и прочитанными документами, письмами и посылками, принесёнными потерпевшей.

Потерпевшая описала произошедшее так, как оно изложено в сделанных выводах. Она делала своё заявление спокойно, деловито и без напряжения. Показания пострадавшей и сама она были убедительны. Суд не видит повода усомниться в правдивости показаний потерпевший. Не было очевидным, что потерпевшая могла ошибочно обвинить обвиняемого в совершении преступления.

После сделанных выводов обвиняемый оказался виновным в преследовании в соответствии с § 238 пунктами 1, 4 УК.

По мнению суда, все деяния вопреки обвинительному заключению являются одним, а не несколькими деяниями.

Не было никаких подтверждений того, что при совершении преступления обвиняемый был ограничен в своей способности к самоконтролю.

В рамках наказания суд руководствовался следующими соображениями:

Рамки § 238 пункта 1 допускают до 3 лет лишения свободы или штраф.

В пользу ответчика следует учесть, что он признаётся в содеянном и до сих пор не по уголовным делам не привлекался.

Отягчающим обстоятельством является то, что обвиняемый очень долго и интенсивно преследовал пострадавшую, а также не выразил никакого раскаяния в своих поступках в рамках основного судебного разбирательства.

Учитывая эти обстоятельства и требования из § 46 уголовного кодекса, суд считает целесообразным лишение свободы на 9 месяцев. Наложение денежного штрафа в связи с интенсивными действиями обвиняемого и продолжительностью преследования не рассматривалось.

Наказание лишением свободы в соответствии с § 56 пунктом 1 УК изменяется на условное. Обвиняемый обладает достаточными социальными связями, и в отношении него лишением свободы применяется впервые».

На фоне бесполой Тюлерандии Москва кажется морем интереснейших лиц. В библиотеке имени Ленина уйма стройных девушек с умными глазами, от которых веет скорой весной и свежестью. Встречаются и совсем незнакомые формы совершенства. Обилие живых созданий поражает, и все эти изящные фламинго говорят по-русски. В книжном на Кузнецком Мосту одна девушка со спины напоминает мне Галю. Изгибом шеи, наклоном головы, осанкой – точно не определить, в чём заключается их схожесть. У Гали стать цапли, готовой тебя клюнуть. Схожесть девушки с Галей пронзает острой болью, и в этой боли всего понемногу: страх ошибиться, страх быть отвергнутым, страх огорчить её своим появлением. Обхожу девушку, чтобы заглянуть ей в глаза и успокоиться. Интересно, на сколько таких встреч сердце рассчитано. Такую же боль можно испытать от простого дуновения ветра. Ветер бывает пропитан необъяснимой пронзительной свежестью, которая сулит полное обновление, и в такой свежести таится сила, будоражащая кровь, толкающая тотчас быть рядом с Галей. Желание увидеть её в тот момент остро как нож, и лучше бы отказаться от такого переживания. Ещё лучше не испытывать подобных переживаний перед концертом. Двенадцатого мая волнительное предвкушение встречи длилось не секунды, а бесконечный час. Тогда я чувствовал, как рвутся фасции и ткани сердца. Оно непослушно обливалось кровью, а мучительное ожидание концерта довело меня до предобморочного состояния. Ожидание момента, когда Галя выйдет, и мы встретимся глазами, невыносимо своей напряжённой неопределённостью. В глазах темно, стыд, слабость. Подбадривания пенсионеров только усугубляет моё двусмысленное положение. Какой я счастливый, раз знаю эту красавицу? Да знаете ли вы, что такое счастье граничит с безумием? Так продолжается до Галиного выхода. Я вижу, как медленно улыбка исчезает с Галиного лица, вижу как Галя поворачивается в поисках помощи, и, не найдя её, снова натягивает на лицо улыбку. Напряжённая атмосфера сохраняется во время паузы и разряжается только с прибытием полиции. Не скорая помощь, а полиция спасает меня от инфаркта. Девушка на Кузнецком Мосту совсем не Галя, но от мимолётного сходства я долго прихожу в себя.

В этот приезд я остановился не как обычно у мамы, а в соседнем Лефортово. Одноклассники нашли мне пустующую квартиру недалеко от церкви на Солдатской, в которой меня ребёнком крестили, и так как там полно казарм и марширующих по улицам курсантов, то весь отпуск меня преследовала тема Семёновского полка, а началось всё с рекурсивного гипноза.

Погружение оказалось неглубоким. Кучерявая психологиня убаюкивающим голосом ввела меня в полусонное состояние, подтолкнула к широкой лестнице и включила обратный отсчёт. Мраморные ступени вели в длинный светлый коридор наподобие того, в котором Галя однажды пыталась прогнать меня со своего концерта. Вдоль коридора располагались массивные двери. Номера на дверях обозначали года жизни, и в некоторые из них Ольга просила заглядывать. За дверью под номером семь я оказался первоклассником – первое сентября, белые фартуки девочек и гладиолусы. Размытые лица друзей прорисовывались не сразу. Ольга задавала наводящие вопросы, и только после этого видения обрастали деталями. Одежда и голоса становились более отчётливыми, но совсем не трогали меня. Эта страница жизни по мнению психологини была завершена, цель путешествия лежала не здесь, я без сожаления возвращался в коридор, а ещё через пару шагов закончился и он. За дверью в торце оказалась библиотека. Тихая просьба психологини:

– Опишите её.

– Просторная, высокая. С широкими стеллажами.

– Это она!

Тут бы я поспорил, но у меня была другая задача. Следуя рекомендациям Ольги, я достал с полки книгу по душе, подробно описал её размеры, переплёт, вес. Не знаю, откуда бралась информация – я просто долго фокусировался и начинал видеть, а без наводящих вопросов картинка исчезала, поэтому все силы уходили на концентрацию внимания. Настал черёд выбрать человека, которого мне хотелось увидеть. Галя ассоциировалась у меня с оранжевым цветом, и без труда в книге нашлись оранжевые страницы. Они оказались ближе к её концу. Раскрыв книгу на нужном месте, я долго не мог ничего разглядеть. Один сплошной туман. После тщетных попыток Ольга предложила мне найти себя, и это оказалось гораздо проще. Туман рассеялся, я стоял в военном мундире возле водяного рва, а вдали виднелась широкая усадьба из красного кирпича.

– Что вы там делаете?

– Несу службу. В младшем офицерском чине.

– А Галя?

– А Гали нет.

– Ищите место, где вы впервые увидели Галю.

Перемещаюсь уже в своё имение, Галю привозят туда на лошадях. Мне пятнадцать лет, а ей восемь. Она приехала к нам, потому что лишилась родителей. Она сирота. Она такая же замкнутая, как и сейчас, – другой мне её трудно представить. В нашем доме она чувствует себя бесправной, особенно по отношению ко мне. На протяжении следующих лет я к ней пристаю и получаю отпор, но потом она всё же выходит за меня замуж. Счастлива ли она? Нет. Может, потому, что у нас нет рояля – после свадьбы мы живём в Москве на втором этаже двухэтажного дома, квартира наша бесцветна, а платья на Гале серые. Она смирилась с неяркой участью моей жены. Я перешёл с военной службы на гражданскую, это годы царствования Екатерины, а наш сын отдан в военное училище.