Текст книги "Атаман А. И. Дутов"

Как видно, своим преемником на посту командарма Дутов хотел видеть Г.П. Жукова, корпус которого должен был в этом случае принять В.Н. Половников. Непонятно зачем Дутов дал аттестацию А.С. Бакичу, который формально находился на службе в соседней Западной армии. Также неясно, в какой роли атаман видел своего бывшего помощника Генштаба генерал-майора И.Г. Акулинина.

Уже 25 апреля Дутов из-за неотложных дел и по состоянию здоровья сдал командование армией генералу Вагину¹⁹⁶¹. Штаб армии переехал в Орск. Вскоре атаман вновь покинул Троицк и выехал в Омск. В те победоносные для белых дни атаман едва ли мог подумать о том, что, уехав теперь, он больше никогда не вернется в родное войско. Вероятнее всего, очередная поездка в Омск была связана с необходимостью подготовки грядущей реорганизации армии. Не подлежит сомнению и то, что Дутов хотел играть более значительную роль на Востоке России и оказывать непосредственное влияние на политику правительства.

Сохранилось описание отъезда атамана: «Провожала небольшая группа военных – представителей войсковых частей в городе, иностранцев и казаков. Небольшого роста, в форме Генерального Штаба, крепкая фигура, с глазами, которые светятся внутренним огнем… Атаман тихо беседует с провожающими, стоя у своего вагона… Приходит на мысль: будь у него соответствующие силы – давно мы могли быть в Саратове и связать наш фронт с югом России, где, быть может, не было бы последних неудач»¹⁹⁶².

6 мая (23 апреля) 1919 г. с помпой был отпразднован войсковой праздник Оренбургского казачьего войска. На празднование в Троицке были приглашены французские офицеры, принятые в почетные казаки войска: полковник Ю.Л. Пишон, войсковой старшина Л.Л. Гильоми, есаул Ф.Э. Парис и хорунжий Ш. Беллада. Присутствовали члены Войскового правительства, управляющий Оренбургской губернией Генерального штаба генерал-майор В.Н. Шишкин, члены правления 3-го военного округа и т. д.¹⁹⁶³ Для казаков были организованы призовые скачки, джигитовка и рубка. В качестве призов выдавались папиросы и мануфактура¹⁹⁶⁴.

Дутов обратился к казакам с поздравлением: «Войско ОРЕНБУРГСКОЕ! Твое Войсковое выборное Правительство после долгой разрухи наконец имеет возможность день 23-го Апреля, день Войскового Праздника, отпраздновать согласно обычая. Оглядываясь назад, Войсковое Правительство видит, какое напряжение дало войско за эти годы. Вспоминая прошлое, войско Оренбургское не могло забыть седой славы своей и не посрамило земли русской. Казачье синее знамя высоко веяло на берегах Урала, и руки, его державшие, были тверды и крепки. Все кругом рушилось, горело, кровь лилась рекой, стоны и ужас были на войсковой земле. Но не погнулся и не погиб казак – степняк, Оренбуржец. Весь в крови, обожженный и в лохмотьях, но вышел казак из этого ада и только тверже стал духом. Родина Мать – твой сын сделал все, что мог. Благослови же и Ты его в день Войскового Праздника. Мы же, призвав на помощь Святого Великомученика и Победоносца Георгия, опять будем биться за тебя, великая мать Россия. В день нашего праздника все войско Оренбургское вознесет молитвы за павших честно в бою, на живых испросит силы и удачи. Войско ОРЕНБУРГСКОЕ. Крепись, недалек час великого праздника всея Руси, все Кремлевские колокола дадут свободный трезвон и возвестят Миру о целости Руси православной. Великий подвиг твой, Казачество Оренбургское, не будет забыт – он вечно напомнит твоему потомству о славных днях героической борьбы за честь и достоинство Родины нашей. От имени Войскового Правительства приказываю праздновать этот день с великой торжественностью и вспомнить наш обычай – собрать войска, назначить парады, отслужить молебны, устроить казачью потеху – рубку, скачку, джигитовку. Пусть день 23-го Апреля лишний раз напомнит Вам, родные, что живы мы, сильны мы и что удаль казачья еще крепка в нас. С праздником Родное Войско поздравляет Ваше Войсковое Правительство»¹⁹⁶⁵.

Приказ был издан в период, когда еще не выдохлось весеннее наступление белых, и, разумеется, он проникнут большими надеждами на скорую победу.

Поздравительные телеграммы были получены Дутовым и правительством от многих видных военных и политических деятелей. Адмирал Колчак телеграфировал: «В день Войскового праздника славного Оренбургского казачьего войска шлю доблестным казакам Оренбуржцам свой привет в Твердой уверенности, что казачество как исконный оплот Государственности и порядка будет служить впредь ратными трудами и подвигами делу возрождения России»¹⁹⁶⁶. Командующий Западной армией генерал от артиллерии М.В. Ханжин писал из Уфы: «Вас и лихое Оренбургское казачье войско поздравляем с войсковым праздником. Я и вверенная мне армия да поможет Вам Георгий Победоносец в святом деле освобождения родины»¹⁹⁶⁷. Представитель войска в Омске Н.С. Анисимов писал: «Горячо помолясь Богу в день Войскового праздника, приветствуем Тебя, батько Атаман, и все родное казачество, уверены, что скоро враг освободит родные поля и грозные казачьи полки встанут в передних рядах освободителей матушки Москвы и всей России. Да будет единая великая Россия, вечная слава Оренбургскому казачьему войску и его лихому Атаману»¹⁹⁶⁸. В телеграмме временно командовавшего Отдельной Оренбургской армией Генерального штаба генерал-майора А.Н. Вагина из Орска говорилось: «Я и чины штаба армии офицеры и станичники казаки сердечно поздравляем Вас с войсковым праздником молим патрона Нашего войска Св. Георгия Победоносца [о] ниспослании Вам сил на создание объединяющего казачества управления походного Атамана»¹⁹⁶⁹. Свои поздравления прислали и союзники: адмирал Танака и генерал А. Нокс¹⁹⁷⁰.

Дутов решил воспользоваться праздником, чтобы поднять боевой дух войск. В частности, Атаманскому дивизиону было пожаловано старинное знамя Тысячного полка Оренбургского казачьего войска 1756 г., побывавшее вместе с казаками в Германии, Франции и Турции, а также серебряные Георгиевские трубы Оренбургского войска¹⁹⁷¹.

Не исключено, что именно при давлении со стороны Дутова 1 мая 1919 г. омское правительство выпустило Грамоту казачьим войскам, в которой, отметив заслуги казачества перед Россией, подтвердило незыблемость устоев казачьей службы, поземельных отношений, военного и гражданского управления казачьих войск. В этом же документе правительство торжественно объявило своей ближайшей задачей подготовку закона, гарантирующего сохранение войскового самоуправления, автономию казачьих областей и неприкосновенность казачьих земель¹⁹⁷².

6 мая по распоряжению Колчака для полевых работ были уволены со службы казаки Оренбургского войска присяги 1898 г. и старше¹⁹⁷³. Эта мера получила неоднозначную оценку современников и историков, поскольку вела к значительному сокращению состава казачьих частей. В Западной армии было разрешено отпустить домой 10 % казаков на срок в 20 дней. Увольнению подлежали только те, кому к 1 апреля 1919 г. было больше 40 лет¹⁹⁷⁴. Небезынтересно, что случайно или нет, но при передаче этого сообщения телеграфом было приказано уволить казаков присяги 1918 г. и старше, что означало увольнение наиболее боеспособной молодежи¹⁹⁷⁵. Как вскоре выяснилось, это была ошибка. Вообще с телеграфом армии Дутова творилось что-то непонятное. На участке станица Елизаветинская – Орск постоянно происходили повреждения линии, в результате чего армия Дутова получала телеграммы иногда с опозданием в трое суток. По данным на 28 мая, из Уфы в Орск не могло пройти до 300 военных телеграмм¹⁹⁷⁶.

Однако Дутов был уже далек от этих проблем. Секретарь российского консульства в Кульдже (Западный Китай) А.П. Загорский (Воробчук), находившийся в командировке в Омске, вспоминал о своем знакомстве с Дутовым в этот период: «С Александром Ильичом я познакомился лично в мае девятнадцатого года в Омске и встречался там с ним много раз. Последний раз в этом городе я виделся с ним при его отъезде в Читу для примирения атамана Г.М. Семенова с Верховным Правителем. Минут тридцать в его поезде мы беседовали о положении на Уральском фронте, и я видел, как не уверен уже был Александр Ильич в благоприятном для нас исходе борьбы. Второй звонок заставил меня выйти из салон-вагона атамана. На площадке Александр Ильич, прощаясь со мною, как бы шутливо сказал: «До свиданья, надеюсь, мы еще увидимся с Вами в Кульдже»…»¹⁹⁷⁷ Если это свидетельство достоверно, то слова Дутова оказались пророческими, хотя в мае – июне 1919 г. ничто не предвещало скорый и трагический исход войск Дутова в Западный Китай.

Между тем во второй половине мая 1919 г. в Омске разразился скандал. Связан он был с интервью председателя Совета министров Российского правительства в Омске П.В. Вологодского органу сибирских областников, томской газете «Сибирская жизнь», опубликованным 29–30 апреля и 1 мая (№ 84–86), а 15 мая 1919 г. частично перепечатанным омской газетой «Наша заря» (№ 102) – органом демократической государственной мысли. Причиной скандала стали в значительной степени необоснованные выпады Вологодского против командования Отдельной Оренбургской армии. Интервью было дано Вологодским, судя по его дневниковым записям, еще 15–16 апреля своему другу, редактору газеты «Сибирская жизнь» А.В. Адрианову¹⁹⁷⁸. Поскольку на момент выхода статьи оренбургский Войсковой атаман и командующий армией генерал-лейтенант А.И. Дутов находился в Омске, статья была злободневной, и можно предполагать какую-то интригу, осуществлявшуюся самим Вологодским, в прошлом активным деятелем партии социалистов-революционеров. Вместе с тем цель публикации, дискредитировавшей оренбургское командование, была, по словам самого Вологодского, вполне благонамеренной – «предупредить повторение ошибок, дающих в результате такие ужасные последствия (имеется в виду отступление Отдельной Оренбургской армии в январе – феврале 1919 г. – А. Г.)»¹⁹⁷⁹. В статье сообщалось:

«В заключение П.В. Вологодский познакомил нас с интересным материалом, относящимся к оренбургской армии, в которой, как известно, в январе обнаружилось разложение, закончившееся катастрофой – отходом ее от Оренбурга, Орска и Актюбинска, потерей имущества огромной ценности и перспективой окружения ее большевистскими войсками, разделения и уничтожения. Страшный это был момент… Одной из причин постигшей армию катастрофы и разложения ее было совмещение с командованием армией ряда других многосложных обязанностей. Еще в конце сентября прошлого года началось формирование частей этой армии, в состав которой входили казаки и башкиры. С 10 октября, после падения Самары и Бузулука, состав армии усилился частями народной армии на отвоеванном у большевиков фронте. Дело по формированию армии и ее военно-окружных управлений усложнилось, требуя громадного напряжения и работы от командного состава.

Между тем в лице командующего армией генерала Дутова совмещался целый ряд важнейших должностей: начальника округа, войскового атамана Оренбургского казачьего войска, Председателя войскового правительства, главноуполномоченного мин[истерст]ва продовольствия по Оренбургской губернии и Тургайской области, а в звании члена учредительного] собр[ания] ген[ералу] Дутову пришлось еще нести обязанности по гражданскому управлению краем, участвуя в заседаниях оренбургского комитета уполномоченных от всероссийского] учредительного] собрания. По всем этим делам, чаще всего не имевшим ничего общего с делом командования армией, генерала Дутова ежедневно осаждали посетители и просители, ожидавшие своей очереди часто по несколько дней. Естественно, что такая работа, превышавшая физические силы одного человека, фактически не исполнялась. А недосмотр, несвоевременность или отсутствие необходимых распоряжений и мер[,] злоупотребления и т. п. внесли¹⁹⁸⁰ разложение. Наприм[ер], орган уполномоченного по продовольствию, не обслуживая нужд армии, – эвакуированные с бузулукского фронта в большом количестве продовольственные грузы, необходимые армии, как пшеница, сахар, мануфактура и проч., стоимостью свыше ста миллионов рублей, остались без учета и в большей их части достались не армии, а казачьему населению. Здесь было много всякого рода злоупотреблений, раскрывать и исследовать которые было некому. Духовной связи с командованием в армии не замечалось, и это отразилось на духе армии, это погасило порыв ее к победе.

Дальше. С 20 октября была учреждена должность начальника округа, но она была возложена на помощника войскового атамана и в то же время бывшего и начальником снабжения, и это лицо оказалось настолько перегруженным разнородными обязанностями, что у него не оставалось времени для надзора за деятельностью военно-окружных учреждений. Штаб военного округа, совмещая обязанности штаба войскового правительства, лишен был возможности заниматься своим прямым делом, а потому финансовая и другие отрасли сложного хозяйства армии оставались в хаотическом состоянии. Все это сопровождалось появлением самых противоречивых слухов о положении дел на фронте, нервировавших общество, а в то же время часть этого общества беспечно предавалась увеселениям, втягивавшим и военных. Когда под влиянием слухов о продвижении большевиков усиливалась в обществе тревога, его успокаивали уверениями о полной безопасности. Эти уверения распространялись вплоть до того дня, когда защитники Оренбурга, очутившегося в катастрофическом положении, – в большинстве офицеры, юнкера, кадеты и гимназисты – вынуждены были спасаться бегством от входившего в город противника.

Недальновидность командования, затормозившая своевременную эвакуацию, явилась причиной страшной катастрофы: эвакуация, объявленная лишь 16 января, уже с 20 числа этого месяца превратилась в паническое бегство. Часть эшелонов с погруженным ценным военным имуществом осталась на станции и досталась большевикам, потому что не было ни паровозов, ни железнодорожного персонала, который разбежался. Эвакуированные больные и раненые часами оставались на морозе, да и в теплушках было не лучше, ибо они, за отсутствием дров, не отапливались. Многие военнослужащие, даже чины штаба армии, едва успели выехать, побросав имущество. Воспитанники военных гимназий уходили пешком, и многие из них, лишенные теплой одежды, замерзали в пути. Питательные органы на пути эвакуации совсем не были организованы, и потому многие, не располагавшие средствами для удовлетворения придорожных акул, голодали. Солдаты этапных комендантов дня по два – по четыре ничего не ели.

Разложение в частях армии быстро прогрессировало и дошло до того, что под городом Орском все вывезенное сюда артиллерийское, интендантское, автомобильное и друг. имущество досталось большевикам. Казачьи же части, высылавшиеся для задержания противника, захватывали подаваемые под эвакуируемые грузы подводы, чтобы не отстать в бегстве от военных. При такой обстановке слухи о бегстве с фронта офицеров легко воспринимались на веру в станицах, укрепляя в сознании казачества мысль о безнадежности и безуспешности борьбы с большевиками. Но теперь, слава Богу, это несчастье уже изжито, Оренбургская армия вновь возрождается, и нужно, чтобы страшный урок был полностью учтен и использован, а боевыми подвигами за восстановление родного гнезда была заглажена только что набросанная тяжелая в жизни казачества страница»¹⁹⁸¹.

Надо сказать, что в статье были некоторые абсолютно справедливые упреки. В частности, совмещение Дутовым должностей атамана и председателя Войскового правительства, носивших военный и земско-хозяйственный характер, вызывало нарекания уже летом 1918 г.¹⁹⁸², однако ни тогда, ни позднее эта критика услышана не была. Официальные представители Оренбургского казачьего войска отнюдь не считали, что действия Вологодского будут способствовать преодолению ими прошлых ошибок, и сразу после публикации интервью в Омске начали активно протестовать против этого поступка премьера. Уже через день (17 мая) к Вологодскому за объяснениями приехал сам Дутов вместе с официальным представителем Оренбургского казачьего войска в Омске генерал-майором Н.С. Анисимовым. Встреча, очевидно, запомнилась премьеру, т. к. он уделил ей значительное внимание на страницах своего дневника:

«Пятница 16 мая. Утром в мой кабинет при Совете Мин[истр]ов явился атаман Дутов вместе с представителем Уральского казачества ген[ерал]-м[айором] Анисимовым. Дутов выразил мне свое неудовольствие по поводу моего интервью с сотрудником «Сибирской жизни» (результат беседы моей с редактором ее А.В. Адриановым) о положении Оренбургского края. Это интервью было перепечатано в омской газете «Наша Заря» (официальный орган). Он заявил, и его поддержал Анисимов, что сообщения, сделанные мною сотруднику «Сибирской жизни», не соответствуют действительности, и в то же время являются оскорбительными для чести его, Дутова, лично и для Оренбургского войска, и задал мне вопрос, корректировалось ли это сообщение мною. Я ответил, что оно мною не корректировалось, но, насколько я помню, оно отвечает содержанию моей беседы. Материалом же для моей беседы послужили, с одной стороны, совершенно официальные документы, с другой, личные мои беседы с оренбургскими беженцами. (Под официальными документами я разумел сообщение государственного контролера Г.А. Краснова в Совете Министров о положении дел в Оренбургском крае по исследованию полевого контролера Жихарева. Об этом сообщении я говорил как-то в своем дневнике.) Атаман Дутов вел со мной разговор в сдержанном тоне, но кончил так, что заявил, что будет просить Верховного Пр[авите]ля получить от меня удовлетворение в той или иной форме, и доложит об этом на кругу Оренбургского казачьего войска. Дутов ушел от меня, не подав мне руки. Анисимов более горячо реагировал на мой ответ ат[аману] Дутову, также не подал мне руки и заявил, что Уральское войско также станет в этом деле в защиту Оренбургского войска. Надо сказать, что в беседе с Адриановым я обрисовал совершенную неорганизованность эвакуации Оренбургского войска, мучения в дороге Оренбургских кадетов и институток, о предоставлении лучших вагонов «милым дамам», произвол комендантского состава и проч[ее]»¹⁹⁸³.

Дневниковая запись, на мой взгляд, наглядно демонстрирует слабую осведомленность Вологодского в казачьих вопросах. Например, он неоднократно называет Н.С. Анисимова (причем не только в этой записи) представителем Уральского казачьего войска, тогда как тот представлял оренбургское казачество. Тем более удивительно такое утверждение Вологодского после его личной беседы с Анисимовым. Из этого можно сделать вывод о том, что казаки безотносительно их войсковой принадлежности у Вологодского ассоциировались исключительно с «происками правых», о которых в связи с деятельностью атаманов А.И. Дутова и Г.М. Семенова он писал в дневнике (запись от 15 апреля 1919 г.).

В ходе беседы с Дутовым и Анисимовым Вологодский подтвердил сказанное в интервью, после чего протесты оренбуржцев стали адресоваться в Совет министров и непосредственно Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку. В архивах Москвы и Оренбурга мне удалось обнаружить два таких протеста – самого Н.С. Анисимова в Совет министров и Войскового правительства Оренбургского казачьего войска Верховному Правителю. Наиболее резко протестовал Анисимов:

«Я не имею в виду докладывать подробно Совету Министров о том, что в оскорбительных и для командования армией и особенно для войска Оренбургского отзывах главы Российского Правительства кроме неправды, подтасовки фактов и крайнего сгущения красок нет ничего. Опровержение всего этого уже сделано по команде Генералом Дутовым, как командующим армией и Войсковым Атаманом. Своей же задачей перед Советом Министров ставлю следующее положение: предположим, что все изложенное в газете есть правда от начала и до конца, то мог ли и тогда глава Правительства говорить об этом в печати? Допускала ли это военная этика? Допускал ли это, наконец, просто Государственный разум?

Для доказательства того, что этого делать было нельзя, я возьму примеры из прошлого. В начале Германской войны, вследствие несчастно сложившихся обстоятельств, у Сольдау погибла со всем имуществом целая первоочередная, дисциплинированная армия, причем достоверно известно, что почти без боя сдавались в плен лучшие гвардейские части. Заявлял ли в печати тогдашний Министр Председатель о разложении русской армии и о негодности командного состава? Нет, этого не было. И вполне понятно почему. Это – мог сделать только Министр, который определенно стремился бы к подавлению духа в войсках, подрыву авторитета командного состава и, как неизбежное следствие, – гибели Родины.

Дальше. Разгром нашей армии в Галиции, оставление в руках противника интендантского имущества большой ценности, оставление, даже без выстрела, подвозимых новых английских пушек, бегство солдат даже до того, что пришлось с тыла высылать карательные отряды и вешать бегущих на столбах по дороге. Оповещалось ли о такой катастрофе миру бывшим Министром Председателем? Нет не оповещалось. И не могло быть этого сделано, и по причинам мною уже высказанным, и потому еще, что боевая неудача, вносящая всегда беспорядок и разложение даже в образцовые и дисциплинированные войска, далеко еще не обозначает общего разложения. Затем Тарнопольский разгром с оставлением миллиардного имущества, Рига. И тогда, при общем разложении армии, у Керенского, стремившегося убить, как будто даже сознательно, армию и погубить страну, не хватило духа оповестить об этом во всеуслышание. Уже из приведенных трех сопоставлений достаточно ясно видна вся преступность с Государственной точки зрения выпада господина Председателя Совета Министров по отношению войска Оренбургского, имеющего два самостоятельных казачьих корпуса, взявших недавно Актюбинск, Илецкую Защиту и ныне осаждающих Оренбург и, кроме того, до 15-ти полков, дерущихся в составе Западной и Северной Армий.

Это одно положение. Другое – это то, что мы принуждены видеть в выпаде Председателя Совета Министров не только неумную политику, но определенную травлю Оренбургского казачества, двухлетняя эпическая борьба которого у всех на глазах. Были оставлены Казань, Симбирск, Самара с огромным имуществом. Была, наконец, оставлена Уфа и Стерлитамак, поставившие Оренбургскую армию в тяжкое положение и предрешившие участь Оренбурга еще с осени 1918 г. Почему же господин Председатель Совета Министров не нашел в этом ничего достойного внимания общества, а нашел необходимым афишировать только неудачу Оренбургского казачества? Да еще в таком недопустимо оскорбительном для войска освещении? Неужели та кровь, которая пролита и сейчас обильно льется войском, то разорение, те пылающие и уничтожаемые дотла станицы заслуживают со стороны главы Правительства только такого отношения?

Обращаюсь, наконец, к последним дням. Нам известно из официальных источников, что не «возрождающаяся», – как говорит Министр Председатель, – а всегда боеспособная Оренбургская армия, обильно полившая своей кровью обратный путь до Оренбурга, – в настоящее время упорно бьется с успехом под стенами этого города, отдавая ежедневно по 100–150 жизней на благо Родины, а в то же время Западная армия уже откатилась за сотню верст назад, отдав два города. В рядах этой армии есть и разложение. Правый фланг и тыл Оренбургских корпусов снова под большой угрозой. Может быть, господин Министр Председатель на днях в печати будет говорить о позоре разложения частей Западной Армии и о негодности и неспособности командного состава?!

О борьбе казачьей армии под Оренбургом в настоящий момент я считаю нелишним привести выдержки из оперативных донесений, чтобы мое заявление об «упорной борьбе под стенами Оренбурга» не было голословным. «Орск, 16-го мая 19-го года, оперативная, Оренбургский участок. [На] правом боевом участке тремя сотнями 23-го полка 14-го мая занята гора Платова, что на 12 верст северо-восточнее Оренбурга. Пока вследствие чрезмерного переутомления после крайне ожесточенного боя на линии хутора Белова, не имея физической возможности двигаться, части закрепились на линии гора Платова, гора Алебастровая и станица Нежинская. 15-го противник оставил свои окопы на правом фланге участка и отходит за Сакмарский разъезд. В окопах оставлено красными много патрон. Оставленные позиции заняты нашими частями. Потери на этом участке за 13 мая: убито 4 офицера и 72 казака, ранено 2 офицера и 56 казаков, без вести пропало 76 казаков».

Я считаю долгом обратить внимание Совета Министров, что в войне нормальный процент убыли распределяется так: 5–7 процентов убитыми и 93–95 ранеными и контужеными. Приведенные же донесения показывают, что из всего числа выбывших из строя убито гораздо больше, чем ранено. И это явление – постоянная особенность казачьего фронта. Не стыдно ли главе Российского Правительства хотя бы перед трупами!

Другое донесение. «Орск, 18-го мая 19 г., оперативная, Оренбургский участок. Наши части заняли хутор Гребени. Южнее наши части заняли станцию Меновой Двор и южную часть ж. дор. моста через Урал и продолжают наступать для овладения городом Оренбургом. Мост цел. 8-ой казачий полк занимает станицы Павловскую, Никольскую, Городищенскую, Краснохолмскую и Красноярскую (это линия станиц по левому берегу Урала к западу от Оренбурга). Красные обстреливают эти станицы с правого берега реки Урала слабым артиллерийским огнем». Совет Министров изволит видеть, что делает слабая¹⁹⁸⁴ числом казачья Оренбургская армия. А где сейчас Западная армия, передовая линия которой, кстати сказать, тоже заполнена Оренбургскими казаками, я полагаю Совету Министров известно.

Только что прозвучали в газетах яркие, выразительные, отдающие должное войску Оренбургскому, слова ВЕРХОВНОГО ПРАВИТЕЛЯ, Генерала Жанена, Адмирала Танаки, Помощника Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего Генерала Бурлина, справедливо указавшего, что только за спиной многострадального Оренбургского казачества оказалось возможным создать Сибирскую армию, – как резким, оскорбительным для войска и гасящим дух диссонансом прозвучали слова министра Председателя.

Мне известно, что номер 102 газеты «Наша Заря», помимо нашего воздействия и даже без нашего ведома, не допущен на фронт распоряжением особой канцелярии Верховного Главнокомандующего. Значит, слова и мнения главы Правительства, опубликованные в печати, признаны могущими дурно повлиять на дух армии.

Что это? Измена ли делу возрождения России или просто недомыслие?!

И в том и в другом случае войско Оренбургское не может иметь доверия к такому лицу (т. е. к Вологодскому. – А. Г.) и решительно протестует против такого оскорбительного выпада Министра Председателя по его адресу»¹⁹⁸⁵.

Члены Войскового правительства были более дипломатичны и последовательно опровергли все тезисы председателя Совета министров¹⁹⁸⁶. В их ответе отмечалось, что «заявление же это Вологодского указывает на то, что он смотрит на все с обывательской точки зрения, но для того, чтобы правильно судить об этом, надо быть воином или казаком в душе, чтобы понять всю трагедию, совершающуюся в душе воина, оставляющего свою позицию, и казака, отдающего врагу родные станицы… Все высказанное Министром Вологодским об Оренбургском казачьем войске и его армии показывает недоброжелательное отношение к Оренбургскому войску, основанное на непроверенных слухах и отнюдь не укрепляющее фронт и ведущее к благу России, поэтому Войсковое Правительство просит Ваше Высокопревосходительство оградить Оренбургское войско от подобных выпадов по его адресу, с чьей бы то ни было стороны»¹⁹⁸⁷. К сожалению, нет сведений о содержании протеста самого А.И. Дутова, хотя по имеющимся данным такой протест был и даже зачитывался вместе со статьей Вологодского и представлением Анисимова 2 июня 1919 г. на вечернем заседании 3-го очередного Войскового Круга Области Войска Оренбургского¹⁹⁸⁸.

В ГА РФ удалось обнаружить источник, которым пользовался Вологодский, критикуя оренбургское командование. Это докладная записка военно-окружного контролера Оренбургского военного округа на театре военных действий С. Жихарева, подготовленная еще, видимо, в феврале – начале марта 1919 г., как писал ее автор, «во исполнение приказания Вашего, Г. Государственный Контролер, основанного на сделанном Вам г. Председателем Совета Министров предложении иметь от меня сведения о тех впечатлениях, которые создались у меня относительно происходивших в жизни Оренбургской Армии событий – не как у Представителя Государственного Контроля, а как у стороннего очевидца событий»¹⁹⁸⁹. Небезынтересно, что подлинник записки с пометками ее читателей, в том числе, видимо, самого Вологодского, хранится в делах Совета министров вместе с докладом Анисимова по этому вопросу, а копия – в личном архиве Вологодского¹⁹⁹⁰. Судя по всему, на основе записки Жихарева 25 февраля 1919 г. государственным контролером был сделан доклад на вечернем заседании Совета министров¹⁹⁹¹. В майском интервью Вологодский, по сути, своими словами передал содержание этой записки. Однако кое-что добавил от себя и исказил вследствие слабого знакомства с историей антибольшевистского движения и обстановкой на Южном Урале. В итоге статья получилась значительно резче записки и разразился скандал.

Тем не менее основные обвинения оренбуржцев вполне могут быть отнесены не только к интервью, но и к тексту записки Жихарева, в связи с чем уместен вопрос о той роли, которую играл последний в Оренбургском военном округе на театре военных действий. Исходя из текста записки, явно недоброжелательной по отношению к командованию Отдельной Оренбургской армии, ясно, что контролер Жихарев не мог быть человеком Дутова или сторонником оренбуржцев. Жихарев непосредственно подчинялся государственному контролеру омского правительства Г.А. Краснову, а последний, в свою очередь, П.В. Вологодскому. Формально военно-полевой контроль был независим от армейского командования и проверял исключительно хозяйственную деятельность армии¹⁹⁹². Однако в записке Жихарев выступил как информатор Вологодского обо всем происходящем, отчасти выполняя те же функции, что и военные комиссары в РККА.

С государственной точки зрения Вологодскому такое интервью давать и публиковать ни в коем случае не следовало, т. к. оно подрывало авторитет армейского командования, не случайно номер газеты с интервью Вологодского был распоряжением особой канцелярии Верховного главнокомандующего не допущен на фронт независимо от протестов оренбуржцев. Наиболее целесообразно было провести закрытое расследование произошедшего и не дискредитировать армию. Однако Вологодский с его ограниченным кругозором провинциального адвоката посчитал иначе¹⁹⁹³. Словно желая загладить свою вину, редакция «Нашей Зари» уже в № 104 от 17 мая опубликовала статью «Казачка-герой» о героизме оренбургской казачки М. Пастуховой. Вызывает удивление не только сам факт интервью Вологодского, но и крайне низкий уровень его информированности о происходящем на подчиненной его правительству территории. Выдвигая обвинения, премьер руководствовался одним-единственным и притом непроверенным источником (в его личной папке с материалами о Дутове, Семенове и Хорвате других документов о положении на Южном Урале, кроме упомянутой записки и анонимного письма о злоупотреблениях оренбургских почтово-телеграфных служащих, нет), в результате чего сам попал впросак. В то же время глупость это или измена – судить пока рано. Хочется верить, что в дальнейшем этот вопрос прояснится.