Текст книги "100 знаменитых символов советской эпохи"

Кремлевский дворец съездов

До начала 60-х годов съезды КПСС и другие подобные мероприятия проходили в двух местах: зале заседаний Верховного Совета СССР в Большом Кремлевском дворце или в Колонном зале Дома союзов, бывшем Дворянском собрании. При Сталине в особо торжественных случаях партийная и советская элита собиралась в Большом театре. Так продолжалось до тех пор, пока Никита Сергеевич Хрущев не решил, что для съездов партии нужно построить отдельное здание, – негоже, мол, коммунистам для своих собраний «снимать чужие углы».

Итак, в 1959 году вопрос был решен однозначно – новому дворцу съездов быть. Но где строить? На территории Кремля? На этом настаивал Хрущев, поскольку там, как он говорил, находится центр государства, а значит, на этом месте и должны проводиться съезды партии. Против этого пытались возражать (насколько это было возможно) архитекторы, историки, люди из ближайшего окружения генсека. Даже неспециалисты понимали – новое современное здание не впишется в архитектурный ансамбль Кремля, а его постройка, так или иначе, потребует сноса исторических объектов. Было предложение поставить Кремлевский дворец на месте взорванного храма Христа Спасителя. Но Хрущев решение принял фактически единолично. Позже это припоминали Никите Сергеевичу как одно из проявлений того самого «волюнтаристского стиля руководства».

Официально ход проектирования и строительства Кремлевского дворца съездов курировал Алексей Николаевич Косыгин, тогда заместитель председателя Совета министров СССР и председатель Госплана СССР. Но все понимали – «стройка века» находится под непосредственным контролем самого Хрущева. Естественно, что для проектирования Кремлевского дворца были привлечены лучшие архитектурные силы страны. Прежде всего, необходимо было определить предварительные размеры здания. И здесь требования главного заказчика росли с потрясающей быстротой. Вначале планировалось построить что-то достаточно скромное и небольшое. Однако затем проект разрастался как снежный ком, ведь кроме собственно зала заседания дворец должен был иметь большое количество служебных помещений, комнат отдыха, гардеробов, буфетов и ресторанов, туалетов и т. п. Немало места занимали и системы обеспечения – отдельная электрическая подстанция, система кондиционирования, лифтовое хозяйство. Кроме того, проектировщики получили еще одно задание – дворец будет использоваться не только для заседаний, но и как сооружение для театральных и балетных постановок. Следовательно, необходимо было предусмотреть место для сцены и сценического оборудования, артистических гримерных, помещений для декораций. В результате скромное здание превратилось в огромный многофункциональный комплекс.

На этапе проектирования по личному распоряжению Косыгина несколько групп архитекторов и проектировщиков были направлены в Европу, Соединенные Штаты и Китай. Говорят, что идея строительства дворца возникла у Хрущева после поездок за границу и посещения зданий такого типа. Особенно впечатлило генсека построенное в 1959 году к 10-летию китайской революции здание Всекитайского собрания народных представителей с огромным залом заседаний на 10 тысяч мест.

Как вспоминали проектировщики, споры вокруг проекта Кремлевского дворца съездов были достаточно бурными. Свои предложения на утверждение подали несколько групп архитекторов. Состоялся конкурс, и в итоге распоряжением Московского городского совета был утвержден проект коллектива из четырех человек – Михаила Посохина, Анюта Мндоянца, Евгения Стамо и Павла Штеллера. Надо сказать, что Михаил Васильевич Посохин был назначен главным архитектором Кремлевского дворца отнюдь не случайно – это был личный выбор Хрущева. Хрущев и Посохин были хорошо знакомы, Михаил Васильевич строил правительственные дачи, в том числе и для генсека. В разгар строительства дворца Михаил Посохин был назначен главным архитектором столицы.

Площадка для строительства была выбрана рядом с Троицкими воротами Кремля, напротив этих ворот располагался главный вход во дворец. Первыми на строительной площадке появились археологи. Надо сказать, что проектировщики старались как можно осторожнее вмешиваться в историческую застройку Кремля, и поэтому на месте будущего котлована были проведены серьезные археологические раскопки. Вывод археологов был однозначным – на месте строительства Кремлевского дворца особо ценных в историческом плане объектов нет. Правда, как ныне утверждают некоторые специалисты, тогда археологи «не заметили» подземные части так называемых «палат Натальи Кирилловны», матери Петра Великого, существовавшие до середины XVIII века. При рытье котлована Дворца съездов подвалы палат были раскопаны и уничтожены. Да и на поверхности без потерь обойтись не удалось: при сооружении Кремлевского дворца строители снесли старое здание Оружейной палаты и несколько служебных помещений XVIII – XIX веков, в том числе Кавалерские (свитские) корпуса императорского дворца.

16 месяцев от начала проектирования до сдачи объекта в эксплуатацию – такой короткий срок был дан проектировщикам и строителям на возведение Кремлевского дворца съездов. Весной 1961 года должен был состояться XXI съезд партии, который планировали провести уже в новом дворце. Гигантские объемы работ и рекордно короткие сроки строительства требовали бесперебойного финансирования и обеспечения необходимыми материалами и оборудованием. С самого начала возведения Кремлевского дворца на стройплощадке регулярно появлялся Хрущев. Естественно, что при таком покровителе и таком контроле проблем с финансовым и материальным обеспечением у исполнителей никогда не было.

Строители изо всех сил старались завершить возведение Кремлевского дворца к весне 1961 года, к открытию XXI съезда партии. Работы шли едва ли не круглосуточно, естественно, что авральные темпы не могли не сказаться на качестве строительства – недостатков было очень много. В случае если бы объект был не сдан вовремя или Госкомиссия не приняла бы его из-за многочисленных недоделок – своих постов лишились бы очень многие. Но строителям повезло – времени до сдачи оставалось совсем чуть-чуть, когда открытие XXI съезда перенесли на осень. Это был просто подарок – у строителей появилась передышка, неожиданная возможность довести объект до ума. К августу 1961 года Кремлевский дворец съездов был готов к сдаче Государственной комиссии. Серьезных претензий у членов комиссии не было. Особенно впечатляюще выглядели испытания крыши здания на снеговую нагрузку, а также перекрытий на случай большого скопления людей. В конце лета снега не найти даже для главного партийного дворца, и потому было решено провести испытания с помощью солдат (ранее таким же способом проверялась надежность крыши спортивного комплекса в Лужниках). По расчетам проектировщиков, чтобы провести полные испытания, необходимо было привлечь 30 тысяч человек, или примерно 10 армейских дивизий! Это было слишком даже для самого главного партийного дворца. Потребовалось бы много времени, чтобы пропустить такую огромную массу людей через ворота Кремля, к тому же необходимо было надолго перекрывать движение в центре Москвы. В конце концов количество «испытателей» Кремлевского дворца решили сократить вдвое. На крыше «роль» выпавшего снега играли две тысячи солдат, восемь тысяч разместили в банкетном зале, остальные пять – внутри зала и на многочисленных балконах. Командиры скомандовали «Направо! Шагом марш!», и в едином порыве затопали тысячи ног, одетых в тяжелые кирзовые сапоги. Строители с замиранием сердца следили за происходящим. Но все обошлось благополучно, и актом госкомиссии Кремлевский дворец съездов был принят в эксплуатацию.

С тех пор Кремлевский дворец стал главной идеологической трибуной Советского Союза. В его стенах проходили все партийные съезды, заседания и мероприятия, посвященные различным торжественным датам, международные конференции (зал заседаний был оборудован акустической аппаратурой, дававшей возможность переводить выступления на 12 языков). На сцене Кремлевского дворца выступали известные музыканты, артисты театра и балета. А для младшего поколения Дворец съездов ассоциировался со знаменитой кремлевской новогодней елкой, билет на которую, наряду с путевкой в Артек, считался самой желанной наградой для каждого советского школьника.

Не хлебом единым

«Правда» и «Известия»

«Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». Большевики прекрасно понимали важность информации, необходимость донесения своих идей до широких масс. А донести эти самые идеи в начале XX века можно было только одним способом – радио только-только делало первые шаги, о телевидении вообще еще никто не знал, оставалось только печатное слово. Так что известная формула, высказанная Лениным, была не просто красивой фразой, а суровой реальностью, одним из важных элементов революционной борьбы.

Первой была «Искра», причем отнюдь не исключительно «ленинская», как было принято говорить в советское время. Задачей новой газеты было объединение разрозненных российских и заграничных марксистских кружков, и потому у истоков «Искры» стояли, помимо Ленина, известные деятели революционного движения: Г.В. Плеханов, Л. Мартов, П.Б. Аксельрод, В.И. Засулич, А.Н. Потресов. Редакция газеты первоначально располагалась в Мюнхене (в апреле 1902 года редакция переехала в Лондон, через год – в Женеву), а первый номер «Искры» был набран и сверстан в Лейпциге к 11 (24) декабря 1900 года. В среднем «Искра» выходила тиражом около 8 тысяч экземпляров. С середины 1901 года газета издавалась раз в месяц, а с 1902 года – каждые две недели. В Россию газета доставлялась и распространялась нелегально. Для того чтобы увеличить тираж «Искры», в России были организованы несколько подпольных типографий, перепечатывавших как отдельные статьи, так и целые номера газеты.

Из-за раскола между Лениным и Плехановым в октябре 1905 года «Искра» прекратила свое существование. Большевики издавали газеты «Вперед», «Пролетарий», в октябре 1905 года в Петербурге выходила первая легальная газета «Новая жизнь». А в 1912 году главным печатным органом большевиков стала «Правда».

В январе 1912 года в Праге состоялась 6-я Всероссийская конференция РСДРП, на которой было решено издавать ежедневную газету для рабочих. Первый номер «Правды» вышел в Петербурге 22 апреля (5 мая) 1912 года (с 1922 года 5 мая отмечался как День печати). Стоила газета 2 копейки, в номере описывались Ленские события (расстрел рабочих на якутских приисках), освещалось рабочее движение в России и мире, были опубликованы телеграммы и письма с мест.

Центральным органом РСДРП с 1908 по 1917 год была газета «Социал-демократ», издававшаяся за границей и распространявшаяся в России нелегально. Но фактически главной газетой большевиков была «Правда». Газета издавалась легально, хотя в период с 1912 года до начала Первой мировой войны правительство 8 раз закрывало издание. Однако газета продолжала выходить, только под другим названиями: в 1913 году – «Рабочая правда», «Северная правда», «Правда труда», «За правду», в 1914-м – «Пролетарская правда», «Путь правды», «Рабочий», «Трудовая правда».

После Февральской революции 1917 года с 5 (18) марта 1917 года «Правда» стала издаваться как орган ЦК и Петербургского комитета РСДРП (б). А несколькими днями ранее представители различных социалистических партий, рабочие, члены социал-демократической (меньшевистской) и трудовой фракций Государственной думы учредили Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. 27 февраля (13 марта) 1917 года впервые вышел печатный номер совета. С названием особо не мудрствовали: на первой странице ровными прямыми буквами, без всяких изысков было отпечатано: «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов». Хотя большевики и входили в состав Петросовета, но главенствующую роль в нем играли эсеры и меньшевики, так что и «Известия» до поры до времени оставались меньшевистской газетой.

После прихода к власти большевики попытались полностью подчинить себе прессу. 27 октября 1917 года по распоряжению Временного революционного комитета (ВРК) были закрыты 10 крупнейших российских газет, а их полиграфическая база (оборудование и запасы бумаги) были конфискованы, в результате чего большевистские газеты, в том числе «Правда» и «Известия», получили в свое распоряжение лучшее на тот момент полиграфическое оборудование. В «Декрете о печати», вышедшем в тот же день, указывалось на необходимость подобных мероприятий против «контрреволюционных» газет. Однако в том же Декрете говорилось, что «как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону». Да и в резолюции I Всероссийского съезда советских журналистов, состоявшемся в ноябре 1918 года, подчеркивалась недопустимость политической цензуры, отстаивалось право печати на свободную критику деятельности как местных, так и центральных органов власти. Однако эти «золотые» слова, к сожалению, так и остались словами. Партийно-советская печать постепенно становилась неотъемлемой частью новой политической системы, а она, как известно, инакомыслие не слишком приветствовала. К концу 1918 года на территории Советской России практически не осталось оппозиционных газет и журналов.

Зато тиражи советских газет росли с каждым годом: если в начале 1918 года тираж «Правды» составлял 85 тысяч, то через год – уже более 150 тысяч экзепляров. Тираж «Известий ВЦИК» (после Октябрьской революции газета стала печатным органом новой власти) в 1919 году превысил 400 тысяч экземпляров. В это же время обозначилось некое соперничество между двумя главными газетами страны. И надо сказать, до начала 30-х годов в этом негласном споре верх одерживали «Известия», именно эта газета считалась главной газетой страны. В «Известиях» печатались все декреты Совнаркома и прочих органов центральной власти. Во времена относительной свободы в пользу «Известий» играла их ориентация на широкий круг читателей, «Известия» были газетой для всех, тогда как «Правда» выполняла свою политическую функцию, оставаясь рупором правящей партии. Главный редактор «Известий» Николай Бухарин, с именем которого неразрывно связана история не только этой газеты, но и всей отечественной журналистики 20 – 30-х годов, старался привлекать к работе профессиональных журналистов, известных писателей и публицистов. «Правда» же делала ставку на рабкоров-общественников, которые в свободное от основной работы время писали материалы для газеты. Естественно, что и качество текстов было разным, и потому-то советский читатель в те годы, когда он еще мог выбирать, какую газету ему покупать, делал свой выбор в пользу «Известий». Но с середины 30-х годов, когда страну захлестнула волна массовых репрессий, все газеты стали «на одно лицо». «В "Известиях" нет правды, а в "Правде" – известий» – такой печальный каламбур родился в те времена. В советской журналистике настал период полного ее подчинения власти, эпоха полного контроля над прессой. Единственным светлым пятном стала, как ни странно, Великая Отечественная война, когда журналисты, как и весь народ, печатным словом работали на Победу. Со страниц «Правды», «Известий» и других газет к бойцам Советской Армии и тем, кто оставался в тылу, обращались А.Н. Толстой, М.А. Шолохов, К.М. Симонов, А.Т. Твардовский, С.Я. Маршак, И.Г. Эренбург. В самые тяжелые годы войны их слово вселяло веру в то, что враг рано или поздно будет повержен.

Начавшаяся после прихода к власти Никиты Хрущева оттепель, эпохальный XX съезд КПСС, на котором был развенчан культ личности Сталина, не могли не сказаться на отечественной журналистике. И вновь, как и в 20-е годы, ярко проявилась разница между двумя главными газетами страны. Летом 1959 года главным редактором «Известий» был назначен Алексей Иванович Аджубей – талантливый журналист и великолепный организатор газетного дела. До этого он возглавлял «Комсомольскую правду» и сумел за несколько лет поднять ее тираж до невиданных высот. К тому же Алексей Аджубей занимал, если можно так сказать, еще одну «должность» – он был зятем Никиты Хрущева, а такая приближенность к первому лицу государству значила очень много. С таким главным редактором «Известия» были просто обречены на успех. Газета стремительно меняла свой облик, становилась изданием, для которого главными были интересы читателя, а не обслуживание идеологических запросов власти. Избавить газету от чрезмерной идеологизированности и заштампованности, сделать ее близкой читателю – этой цели стремился добиться Аджубей. Однажды он составил перечень запрещенных к употреблению в газете штампов, вроде «огромный интерес общественности», «немеркнущая дружба народов», «горячий прием» и прочее. И только когда корреспонденты буквально взмолились, прося главного редактора отменить это решение (без привычных штампов их работа резко замедлилась), Аджубей отменил запрет.

Естественно, что такая редакционная политика сразу же нашла отклик у народа. В отличие от «Правды», которую выписывали по принуждению (подписаться на главный орган партии обязан был каждый член КПСС), «Известия» выписывали «для себя». Уже через год после прихода в редакцию Аджубея «Известия» получили более 600 тысяч писем от читателей. С 1959 по 1964 год тираж «Известий» возрос почти в четыре раза: с 1,6 миллиона до 6 миллионов экземпляров.

В конце 1964 года Алексей Аджубей должен был занять должность министра иностранных дел СССР, указ о его назначении уже был подготовлен. Но в октябре 1964-го Никита Хрущев был снят с поста Генерального секретаря. Алексей Аджубей не только не стал министром, но и был уволен с должности главного редактора «Известий» и отправлен в «ссылку» в журнал «Советский Союз».

Затем были годы «застоя», когда газеты «застаивались» вместе со всей страной, и перестроечный всплеск, во время которого народ жадно впитывал информацию, возле киосков «Союзпечати» выстраивались длинные очереди, а тиражи газет и журналов били все рекорды. А 22 августа 1991 года вышел указ Бориса Ельцина о приостановке издания газет КПСС, в том числе и «Правды». Советский Союз просуществовал еще четыре месяца, но эпоха советской печати на этом закончилась…

Фестиваль молодежи и студентов

«Сейчас даже бесполезно пытаться объяснять людям новых поколений, что крылось тогда за словом „иностранец“. Постоянная пропаганда, направленная на воспитание ненависти ко всему зарубежному, привела к тому, что само это слово вызывало у советского гражданина смешанное чувство страха и восхищения. Ни туристы, ни бизнесмены в страну еще не приезжали, дипломаты и редкие журналисты просто так на улицах не появлялись. Поэтому, когда мы вдруг увидели на улицах Москвы тысячи иностранцев, с которыми можно было общаться, нас охватило что-то вроде эйфории», – вспоминал известный джазмен и композитор Алексей Козлов в своей книге «Козел на саксе». И он был не одинок в своем мнении. Нынешней молодежи трудно себе представить, что чувствовали их бабушки и дедушки во время Фестиваля. Это был шок – культурный, информационный, идеологический. Уже прошел XX съезд, страна постепенно отходила от «сталинской зимы», но как же сильны были страхи, въевшиеся в души людей за десятилетия тотального террора! Иностранец?! Нет, это что-то опасное, чужое. К ним лучше не подходить, с ними лучше не общаться. А то вдруг… Мало ли что вдруг? Но вот они здесь, рядом, они выходят из поездов и самолетов, к ним можно подойти, с ними можно поговорить. Москва в одночасье оказалась заполненной тысячами людей со всех концов света, всех оттенков кожи, одетых в самые невероятные и невиданные советским человеком виды одежды – японские кимоно, индийские сари, длинные африканские одеяния, латиноамериканские сомбреро и азиатские шапочки и даже (даже!) в шотландские юбки, которые носили гордые сыновья Шотландии. Это было нечто невиданное.

 
В Москву, в Москву! Скорее в Москву!
Готов руками крутить колеса.
А в мыслях одно – посмотреть наяву
На негров, на девушек из Лаоса…
 

Первый Всемирный фестиваль молодежи состоялся в июле-августе 1947 года в Праге. Этот фестиваль, как и последующие, проходил под лозунгом «За мир и дружбу!» (с 1968 года – под лозунгом «За солидарность, мир и дружбу!»). Идея оказалась удачной – под эгидой Всемирной федерации демократической молодежи и Международного союза студентов было решено проводить подобные мероприятия раз в два года. В основном в фестивалях участвовала молодежь из социалистических и развивающихся стран, а также члены левых партий и молодежных организаций из стран Запада. Постепенно ширилась география и росло число участников фестивалей. Если в Прагу в 1947 году приехали 17 тысяч молодых людей из 71 страны, то в V фестивале, проходившем в 1955 году в Варшаве, приняли участие 30 тысяч человек из 111 стран мира. Там же, в Варшаве, было объявлено, что следующий Всемирный фестиваль молодежи и студентов состоится в Москве. И сразу же в Советском Союзе началась кропотливая подготовка к событию, которое должно было потрясти весь мир.

Идею проведения фестиваля в СССР поддержали не только просоветски настроенные страны и их руководители. Королева Бельгии Елизавета, лидеры Греции, Италии, Финляндии, Франции и некоторых других государств, до того не питавших особых симпатий к Советскому Союзу, высказывались примерно в том духе, что предстоящий фестиваль должен стать отправной точкой в урегулировании взаимоотношений между СССР и остальным миром. Так что в стране Советов просто не могли ударить в грязь лицом. На подготовку фестиваля были затрачены колоссальные силы и средства. Стадион в Лужниках, парк «Дружба» в Химках, гостиничный комплекс «Турист», сотни других объектов появились благодаря фестивалю. В Венгрии были закуплены первые «Икарусы», которые затем возили людей по всему Советскому Союзу, Горьковский автозавод специально к предстоящему мероприятию выпустил новую модель – легендарную «двадцать первую» «Волгу». А самый экзотичный факт, символизировавший грандиозность происходящего события, – это 34 тысячи голубей, которых собрали и выпустили на церемонии открытия.

К фестивалю готовилась вся страна. В регионах перед главным действом в Москве проводились свои фестивали. Говоря спортивным языком, в областях и краях проходили многочисленные «отборочные соревнования», на которых разыгрывалось право поездки на «главный чемпионат». Делегации из регионов, которые должны были участвовать в фестивале, формировались по трем направлениям: спортивное, художественное и политическое. Спортивные и художественные коллективы боролись за право стать лауреатами фестиваля, а политические делегации формировались по указаниям сверху, но обычно в них обязательно входили комсомольцы, студенты и молодые рабочие.

Что же такое фестиваль молодежи и студентов? Официальная часть подобных мероприятий – встречи делегаций, семинары и конференции, митинги, манифестации, концерты, художественные выступления и спортивные соревнования. Конечно, этого всего было хоть отбавляй. Но не этим прославился VI фестиваль молодежи и студентов. Потрясающее неформальное общение – вот что запомнилось всем. Да, до самого вечера члены делегаций были заняты на официальных мероприятиях. А поздним вечером и ночью народ собирался в центре Москвы – улица Горького, площадь у Моссовета и Пушкинская площадь, проспект Маркса заполнялись шумной гомонящей толпой отстаивающих в жарких спорах свою точку зрения людей. Споры шли по любому поводу – о литературе и поэзии, писателях и художниках, об одежде и увлечениях, в общем обо всем. Пожалуй, меньше всего, как вспоминали участники этих споров, спорили о политике. Политика и идеологические разногласия ушли на второй план.

Власть пыталась ограничить неконтролируемое общение. Но надо сказать, без особого усердия. Да и сам режим проявлял доселе не виданные, даже по меркам оттепельных 1950-х, признаки демократизма. Например, Кремль, ранее днем и ночью охранявшийся как от своих, так и от чужих, был открыт для посетителей, а в Грановитой палате проходили молодежные балы. Правда, была одна очень тонкая сфера жизни, где советским гражданам (в особенности, гражданкам) было ясно показано: «дозволено многое, но не все»…

Фестиваль спровоцировал, пожалуй, первую в СССР сексуальную революцию. Атмосфера фестиваля была буквально пропитана духом свободной любви. «События развивались с максимально возможной скоростью, – писал Алексей Козлов в своей книге. – Никаких ухаживаний, никакого ложного кокетства. Только что образовавшиеся парочки удалялись в темноту, в поля, в кусты, точно зная, чем они немедленно займутся. Особенно далеко они не отходили, поэтому пространство вокруг было заполнено довольно плотно, но в темноте это не имело значения. Образ загадочной, стеснительной и целомудренной русской девушки-комсомолки не то чтобы рухнул, а скорее обогатился какой-то новой, неожиданной чертой – безрассудным, отчаянным распутством».

Как только процесс вышел из-под контроля, из комсомольских активистов и дружинников были сформированы отряды «полиции нравов», которые устроили настоящую охоту на влюбленные парочки. Вооружением этих отрядов были фонарики, ножницы и парикмахерские машинки. Иностранцев всегда отпускали, а вот «нравственно неустойчивым» советским девушкам без всяких объяснений и разбирательств выстригали часть волос. Девушке с такой отметиной приходилось бриться наголо и прикрывать свой «позор» платком. А через девять месяцев на свет появились мальчики и девочки, не похожие на мам ни цветом кожи, ни разрезом глаз. Их отцы уже давно уехали к себе на родину и не подозревали, что в далекой Москве у них есть дети. Дети фестиваля…

В 1985 году в Москве состоялся еще один фестиваль молодежи и студентов, 12-й по счету. В СССР к власти пришел новый молодой Генеральный секретарь, с высоких трибун была объявлена политика открытости миру. Но этот фестиваль повторением фестиваля 57-го года не стал, хотя советское руководство и пыталось с его помощью сломать сложившийся в мире образ Советского Союза как зловещей «империи зла». Прежде всего, преодолеть сложившиеся стереотипы не смогла сама власть. Фестиваль 1985 года был в чем-то похож на Олимпиаду-80 – из Москвы за «101-й километр» выслали всех нежелательных элементов, город сиял чистотой, без командировочного удостоверения, выдававшегося только в очень редких случаях, в столицу попасть было невозможно. Однако, в отличие от 80-го года, на полках магазинов не было изобилия импортных продуктов, не было того трехнедельного «продуктового рая», который так поразил москвичей пять лет назад. И уж тем более отсутствовал тот неповторимый дух единения, свободы и открытости, который был главной чертой VI фестиваля. Фестиваль стал обычным комсомольским мероприятием, пусть масштабным и дорогостоящим, но не ставшим народным. В 1957-м все слилось в единый праздник, праздник открытости и простого человеческого общения. В 1985-м все было иначе. Москвичи со своими повседневными заботами и проблемами – сами по себе, иностранные гости, хоть и окруженные «опекой и заботой» со стороны многочисленных комсомольских работников, – сами по себе, а фестиваль – сам по себе. Это было грандиозное по размаху мероприятие, но оно так и не стало событием, как это было двадцать восемь лет назад…