Текст книги "Тропа снов"

Тропа снов
Андрей Плотник

© Андрей Плотник, 2017

ISBN 978-5-4490-0539-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Лет десять назад я, посещая небольшой литературный кружок при смоленском Институте культуры, повел речь о творчестве Г. Ф. Лавкрафта, и был поражен тем, что имя его никому из присутствующих ровным счетом ничего не говорит. Смущенный, я промямлил, что Лавкрафт – чрезвычайно известный в определенных кругах писатель. «Вот видите, – самодовольно произнесла тогда одна дама, – только в определенных кругах!» Сейчас круги эти, кажется, расширили свою орбиту, вобрав в себя едва ли не каждого человека, имеющего хоть какое-то представление о массовой культуре.

В течение многих лет Лавкрафт оставался для меня главным ориентиром в литературном творчестве. Однако первый свой короткий рассказик я сочинил еще в далеком детстве под влиянием романа «Затерянный мир» – книги, которую я знал практически наизусть. Мне было, кажется, что-то около семи лет. Рассказ был посвящен отважному охотнику, который заблудился в глухом тропическом лесу, где нос к носу столкнулся с птеродактилем. Жалею, что тот помятый клочок бумаги, вырванный из школьной тетради и испещренный кривыми печатными буквами, не сохранился до наших дней. Я непременно включил бы его в этот сборник на правах забавного реликта. Уже тогда, насколько помню, я пытался воссоздать атмосферу гнетущего страха и затаившейся угрозы, хотя сама канва сюжета соответствовала скорее приключенческой литературе.

Большая часть произведений, собранных здесь под одной обложкой, принадлежит к литературе ужасов – однако с ней соседствуют фэнтези, фантастика и сатирические зарисовки, а также рассказы, жанровая принадлежность которых сложноопределима. Термин weird fiction, постепенно возвращающийся из забвения, подходит тут как нельзя более кстати. Именно из «странной литературы» первой трети XX века выросли современные направления фантастики. Образно выражаясь, вирд-фикшн – это сказочный трехглавый дракон, а хоррор, фэнтези и научная фантастика – его в меру самостоятельные, но все же неразрывно связанные головы на длинных шеях.

В книге преобладают ранние рассказы, написанные в разное время – в основном в студенческие годы, когда я и несколько моих друзей составляли собой «Закрытое Литературное Общество», или сокращенно просто «ЗЛО». Каждый из этих рассказов я улучшил настолько, насколько было возможно, стараясь все же не вносить слишком серьезных изменений. Несмотря на жанровую чехарду, которая может вызвать раздражение у некоторых читателей, большинство собранных здесь историй подведено под общую черту – все они являются попыткой воссоздать момент прикосновения к чему-то зыбкому, потустороннему, несущему затаенную угрозу.

В итоге получился сумрачный калейдоскоп из тридцати одной истории – без излишнего морализаторства, без натужных попыток казаться чем-то большим, нежели они есть. Надеюсь, эти рассказы сумеют вас развлечь.

Развлекать, в конце концов, вполне благородная цель.

Агент Сатаны

Их было четверо, и один из них был агентом Сатаны – Святому не приходилось в этом сомневаться. За стенами монастыря, в котором они нашли последнее убежище, бушевало встающее до небес адское пламя, а орды нечисти из разверзшейся преисподней старательно перекраивали мир на свой лад. Возможно, они – четверо изгнанников – остались последними представителями рода людского на всей Земле. Увы, один из них был предателем.

Святой уже несколько часов кряду сидел один, в полумраке тесной кельи, сквозь зарешеченное окно которой проникали отблески адских огней. На столе перед ним были разложены древние реликвии, рядом с которыми, подобно затаившемуся хищнику, покоился револьвер. Крест блаженного Кириака пульсировал приглушенным сиянием, сигнализируя о близости предателя, засушенная голова преподобного Антония едва заметно размыкала губы, силясь выговорить единственное слово – Periculum, а мумифицированная кисть святого Амвросия складывалась в тревожный жест. Именно поэтому Святой не сомневался, что предатель находится в стенах монастыря, подобно волку, облеченному в овечью шкуру. Но кто он, этот неведомый злодей? Кого Властитель Ада направил в ряды выживших, чтобы привести их к погибели?

Пожалуй, Профессор являл собой наилучшую кандидатуру на роль приспешника Сатаны. Профессор был упрям, заносчив, и отрицал существование бога. Горячо отстаивая идею эволюции, Профессор, безусловно, давным-давно вступил на тропу, ведущую прямиком в Ад. Он уверенно заявлял, что человек в ходе естественного развития произошел от обезьяны. Он насмехался над шестью днями творения, в запале утверждая, что история Земли и жизни на ней насчитывает миллиарды лет. Он утверждал, что Иисус – не более чем мифологическая фигура, чье жизнеописание, подобно пазлу, составлено из обрывков биографий прочих ближневосточных божеств. Разумеется, душа Профессора была обречена на посмертные муки в адском пламени, однако мысль признать его посланником дьявола показалась Святому слишком уж поспешной. Святой знал, что Отец лжи предпочитает действовать более тонкими методами, а пути обмана – неявные пути.

Так может быть, предательницей была Актриса? Это предположение также походило на правду. Суть ее профессии заключалась в обмане, притворстве, и игре на публику – а не это ли есть любимые занятия Князя Тьмы? Святой никогда не интересовался шоу-бизнесом, однако сплетни об Актрисе и ее личной жизни достигли его ушей задолго до конца света. Эта женщина – Святой знал наверняка – безнадежно погрязла в топком болоте разврата, а пристрастие к алкоголю, табаку и наркотикам не оставляло ей ни малейших шансов на место в Раю. Безусловно, роль агента Сатаны подошла бы Актрисе не хуже, чем множество других ролей, сыгранных ею на протяжении всей карьеры.

Губы засушенной головы Антония раскрылись чуть шире, продемонстрировав густую черноту беззубого, безъязыкого рта, не способного вымолвить ни слова за исключением призрачного предупреждения об опасности. Веки Антония были плотно смежены и вдавлены внутрь, в полость глазниц, давно лишившихся глазных яблок, вместилищем которых когда-то служили.

Святой решительно положил ладонь на рукоять револьвера. Сердце мужчины учащенно билось, а капли пота густо усеяли большой выпуклый лоб. Святой ощущал, что вплотную приблизился к разгадке тайны, однако тут же поймал себя на мысли, что недооценивает коварство Отца лжи.

Дьявол, конечно, был настолько хитер, что непременно выбрал бы себе в помощники человека, на которого подозрение пало бы в последнюю очередь. А значит, предателем был Мальчик, и никто иной. Мальчику было девять, его родители погибли прямо у него на глазах в первые же минуты адского вторжения, и тот факт, что сам он каким-то чудом уцелел в вихрях бушующего пламени, сам по себе должен был навести на подозрения. Мальчик постоянно молчал, никогда не плакал, и лишь прижимал к груди игрушечного динозавра, во многих местах опаленного пламенем преисподней.

Сжав рукоять револьвера, Святой решительно поднялся и приготовился действовать. Мальчик мог быть предателем, как оно, вероятно, и обстояло в действительности, однако паршивыми овцами могли также оказаться Профессор и Актриса. В мозгу Святого промелькнула мысль, что для верности следовало бы пристрелить всех троих. Кто знает, какую миссию выполняет посланник зла на земле? Быть может, если его своевременно остановить, у нашей планеты еще останется шанс на спасение? А значит, рисковать нельзя. Убить, убить всех троих – вот единственный выход из создавшегося положения.

Между лопаток Святого струился холодный пот, однако он решительно шагнул к двери, сжимая револьвер в дрожащей руке. И тогда еще одна мысль быстрой молнией мелькнула в измученном мозгу. Мысль показалась ему неожиданной, однако Святой тут же отметил, что она была совершенно неизбежна на том пути, по которому он пробирался в течение последних часов. Нельзя недооценивать коварство Властителя тьмы. Ставки слишком высоки. Сделав последний шаг к разгадке, Святой усмехнулся и понял, что идеальным агентом Сатаны был бы человек, который и сам не догадывается о том, что является посланцем зла. Святой понял, что он и есть предатель. На мгновение он ужаснулся тому поступку, который вот-вот готов был совершить, а затем приложил дуло револьвера к виску.

У мира появился шанс на спасение. Возможно, последний.

Забытые

Состав порожняком катил по обледенелым рельсам. Снаружи гудела, бушевала пурга, гневливо разбрасывая над путями пригоршни снега. Хватов, как мог, кутался в свою засаленную телогрейку. Латаные-перелатаные рукавицы уже не спасали руки от болезненных уколов холода. Мужчина сидел в углу вагона и сквозь полуоткрытую дверь созерцал проплывающий мимо пейзаж. Любоваться особо было нечем – сплошное молоко, густая снежная кутерьма… В паре шагов от путей уже ничего нельзя было разобрать, лишь изредка в белесом киселе мелькали голые ветви кустов да путевые столбы.

Скулы Хватова сводило от холода, ног он почти не чувствовал. В мозгу, скованном оцепенением, как снежинки в вихре хаотично мельтешили строчки детской песенки:

 
«Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон…
Каждому, каждому
В лучшее верится,
Катится, катится голубой вагон…»
 

И впрямь, вагон, в который Хватов лихо запрыгнул на безымянном полустанке, был выкрашен в синюю краску. Должно быть, именно поэтому мужчина его и выбрал – в надежде на то, что этот дребезжащий стальной ящик на колесах наконец отвезет его в новую лучшую жизнь.

«Н-да, – хмуро повторял замерзающий Хватов, – лучшее, конечно, впереди».

Впереди, где ж еще ему быть? Уж ясно, что не за спиной – ни в Афгане, ни на зоне под Магаданом Хватов со своим счастьем так и не пересекся. Оно, счастье, вряд ли вообще посещало подобные места. Теперь у мужчины в распоряжении была только дорога да старый рюкзак, в котором он, подобно улитке, влачил на себе весь свой жалкий скарб. Ну и, конечно, еще у него была свобода.

Между тем мороз продолжал крепчать, и порывы леденящего ветра все бесцеремонней врывались в тесное пространство, которое худо-бедно успел обжить Хватов. Теперь он отчетливо сознавал, что до конечной станции, скорее всего, доедет только его окоченелый труп. Словно в ответ на невеселые мысли поезд начал постепенно сбавлять ход, и Хватов без колебаний принял решение сходить. Сквозь мутную завесу пурги теперь виднелись темные очертания каких-то построек – быть может, там он сумел бы отогреться и даже найти приют на ночь. Сидеть на месте – равносильно смерти. Размяв затекшие, скованные холодом конечности, мужчина высунулся наружу и тут же получил пригоршню колючего снега в лицо – словно наждачкой дирануло по щеке. Поезд все замедлял и замедлял ход. Не дожидаясь полной остановки, Хватов спрыгнул с подножки и по колено ушел в снег.

Прямо напротив мужчина приметил густое переплетение обледенелых труб, за которыми вставали очертания заводских построек с лепившимися друг на друга будками. Похоже, перед ним раскинулась какая-то промзона. Ни перрона, ни вокзала поблизости не наблюдалось. Поезд, между тем, так и не решился остановиться – после короткой заминки он снова начал набирать ход, и вскоре уже голубой вагон скрылся из глаз.

Мороз и ветер не располагали к тому, чтобы стоять на месте и глазеть по сторонам. Тяжко переставляя коченеющие ноги, тяжелые, будто дубовые колоды, Хватов зашагал вдоль трубопровода в сторону построек. Пурга ходила над ним мучнисто-белыми волнами. То и дело ноги проваливались в ямы или спотыкались об арматуру, невидимую под снегом. Через какое-то время Хватов уперся в серую стену и зашагал вдоль нее налево, подставляя метели широкую свою спину. Завидев дверь, он радостно заторопился вперед, но вскоре разочарованно замер – на двери висел большой, тяжелый замок, похожий на ржавую гирю. Пришлось продолжить обход. Слева от него потянулось проволочное ограждение, за которым виднелись заснеженные трансформаторы, во все стороны распустившие побеги проводов.

Волны метели упрямо толкали его в спину. Вскоре Хватов вышел в просторный двор, противоположного конца которого было не разглядеть за пеленой пурги. Повсюду громоздились какие-то бочки, ржавел заметенный снегом безколесый «КамАЗ». А еще Хватов приметил дверь – большую и распахнутую настежь. Может быть, то была дверь гаража, или вход в какой-то цех – ему было все равно. Спотыкаясь на ходу, мужчина устремился к зияющему проему, надеясь обнаружить там надежное укрытие от холода.

С опаской проскользнув внутрь, Хватов стянул задубелые рукавицы и заозирался по сторонам. В просторном и полутемном помещении не было ни души. Мужчина понимал, что хоть завод этот и не выглядит как охраняемая территория, однако местные могут оказаться не рады внезапному визиту бродяги. Определить, какое предназначение выполняло это помещение, Хватов не мог – судя по всему, здесь находилась зона отгрузки или что-то в этом роде. Под потолком тянулись толстые кабели, вдоль стен прихотливо извивались ржавые трубы, трубки и трубочки, усеянные многочисленными вентилями, как экзотические растения – цветками. Через распахнутые двери намело порядочно снегу. Под осторожными шагами Хватова чуть слышно ухали, прогибаясь, листы металла, которыми был выстлан пол. Царила немая, сгущенная тишина – лишь снаружи бесприютным псом подвывала метель.

Хватов пересек помещение и выглянул в коридор, длинный и узкий, как кишка. Стены коридора покрывали чешуи темно-зеленой краски, похожей на слезающую кожу змеи. Создавалось впечатление, что место это давно заброшено и необитаемо. «Хорошо, коли так», – подумал Хватов, не желающий общества людей. Ему нужен был лишь относительно теплый угол, чтобы скоротать долгую зимнюю ночь. В рюкзаке у него, пожалуй, нашлось бы чем закусить – ну а завтра утром он снова двинулся бы в путь, с новыми силами, как неугомонное перекати-поле.

Коридор, подобно узкой протоке, влился в просторный цех, где стройными рядами замерли неведомые механизмы, похожие на приготовившихся к битве воинов. Хватов не знал, для чего они нужны – должно быть, то были какие-то станки, более сложного устройства, нежели обычные фрезерные, с которыми мужчина прекрасно умел обращаться. Все они были покрыты толстым слоем ржавчины и пыли – трухой минувших годов. Подобно лианам, с потолка свешивались тяжелые цепи лебедок с тупоносыми крюками на концах.

Под высокими сводами чуть слышно гудело эхо далекого бурана. Ни одна лампа не горела, подтверждая предположение о заброшенности этого места – свет проникал лишь сквозь мутные грязные окошечки, расположенные высоко под потолком. Через них с трудом пробивались робкие лучи зимнего солнца, едва способные разогнать полумрак.

Минуя один ряд станков за другим, Хватов пересек цех и добрался до выхода – широкой двустворчатой двери, которая и не думала подаваться под его толчками. Чуть в стороне высунутым языком проникала в зал лента давно заглохшего конвейера. Очевидно, его черная глотка вела в соседнее помещение – других выходов из цеха не наблюдалось. Покряхтев немного, Хватов вскарабкался на конвейер и, встав на четвереньки, сунулся в тесный лаз, уводивший в слепую темноту. Лаз был узкий, хорошо если в полметра шириной, поэтому рюкзак приходилось толкать впереди себя.

Теснота, запах пыли и чего-то затхлого быстро начали душить Хватова, выдавливая слезы из глаз. Казалось, он ползет уже целую вечность, подобно некоему паразиту в кишках огромного неведомого зверя, давным-давно издохшего и охваченного разложением.

За спиной Хватова что-то чуть слышно ухнуло. Мужчина вздрогнул и замер. Казалось, звук раздался там, откуда сам он начал свой путь некоторое время назад. На миг Хватовым овладела паника – он попытался оглянуться, но теснота окружающего пространства этого не позволяла. К тому же, со всех сторон его окружал густой, словно липнущий к глазам мрак, делавший зрение совершенно бесполезным чувством. Оставалось уповать лишь на обострившийся слух – что Хватов и сделал, изо всех сил напрягая уши. Казалось, ничто больше не нарушало воцарившуюся тишину. Ни шороха, ни стука, ни шелеста – только гул в ушах да тяжелое биение собственного пульса.

Впрочем, некое чутье, определить которое Хватов никак не мог, подсказывало ему, что кто-то медленно и осторожно движется по узкому лазу вслед за ним. Этот кто-то никак не проявлял себя, но все же был рядом. Новая волна паники накрыла мужчину, заставив с удвоенной скоростью устремиться вперед, сквозь темноту, толкая перед собой проклятый рюкзак, который, как ему теперь представлялось, весил целую тонну. Должен же этот конвейер когда-нибудь кончиться!

Казалось, тьма тянется к нему со всех сторон мириадами черных рук, желая не то заключить в объятия, не то задушить. И тут цепи пространства и времени распались. Хватов вспомнил, что все это когда-то уже было. Точно также он в панике полз на четвереньках, стирая колени в кровь, обливаясь потом, задыхаясь от ужаса. Обстоятельства, правда, были иными – в тот раз он змеей пластался среди прокаленных солнцем афганских камней, а над головой свистели пули абреков, высекая искры из розоватых валунов. Тогда ему удалось выжить, превозмочь, доползти. Многие его сослуживцы после той засады в роковом ущелье отправились домой мертвым грузом в чреве «черных тюльпанов» – но не он. И вот теперь все повторялось.

Хватов понимал, что овладевший им страх имеет иррациональную природу и основан на тяжких воспоминаниях об ужасе, который ему однажды довелось пережить. Но легче от этого не становилось. Он полз и полз по брезентовой ленте конвейера, совсем потеряв счет времени. Инстинкт гнал его вперед, не позволяя замедлить ход ни на миг. Вскоре Хватову начало казаться, что впереди мутнеет какое-то белесое пятно. Оно все приближалось и приближалось, не оставляя сомнений, что мужчина уже почти достиг выхода. Хватов сделал последний рывок – вытолкнул рюкзак наружу, а за ним вывалился и сам, словно во второй раз рождаясь на свет. Пот градом катился по его лицу. Помещение, в котором он оказался, Хватов толком не рассмотрел – оно тонуло в полумраке и, кажется, было намного теснее предыдущего цеха. Жадно хватая воздух ртом, мужчина оглянулся и вперил взгляд в черную пасть конвейерного тоннеля. Задержал дыхание, всмотрелся, не решаясь моргнуть… Из лаза не доносилось ни звука, однако вдруг что-то мутно блеснуло в его беспросветной черноте, и тогда Хватов закричал и бросился бежать, не жалея ног. О рюкзаке он даже и не вспомнил. Мужчина не мог быть уверен, что во мраке тоннеля действительно различил жадный блеск чьих-то глаз, но другого объяснения найти не сумел. Кто-то смотрел на него из глубины, кто-то, неотступно преследующий его по пятам.

Из полутемного зала он выскочил в длинный проход, спустился по дребезжащей металлической лестнице и теперь мчался по коридору, заваленному кучами сора, кусками арматуры и ржавыми кренделями старых труб. Хватов петлял как заяц, ныряя из коридора в коридор, из одной пустынной комнатенки в другую. Завод был огромен – двигался ли мужчина в сторону выхода, или все глубже погружался в хитросплетения стального лабиринта, этого он не знал. Немые, покинутые цеха стояли, как заброшенные некрополи, а жуткие проржавевшие аппараты, станки и прочие индустриальные конструкции напоминали причудливые надгробия, под которыми было погребено само время.

То и дело Хватов оглядывался, но погони не замечал. Возможно, ему удалось оторваться, запутать следы. Конечно, сам он при этом тоже запутался, и ни за что не сумел бы отыскать обратную дорогу – но возвращаться назад тем же путем он и не собирался.

Внезапно где-то над головой хлестко лязгнуло, и нечто тяжелое обрушилось на Хватова сверху, погребая его под собой. Мужчина распластался на решетчатом полу, ни жив, ни мертв от страха. Поначалу он решил, что таинственный преследователь выследил и настиг его, и теперь готовится растерзать беспомощную жертву. Однако после лязга, более всего напоминающего звон цепей, снова воцарилась глухая тишина. Потом зазвучали шаги – обычные, человеческие. Хватов приподнял голову и широко распахнул глаза, ранее зажмуренные от страха. Тут же он обнаружил, что его накрыла тяжелая толстая сеть, сплетенная из цепей, изъеденных ржавчиной. Потом напротив себя он приметил человека. То был кривоватый мужичок, на котором неловко, как на пугале, сидела засаленная телогрейка, а лицо наполовину скрывали густые клочья спутанной бороды. В узловатой руке мужик сжимал длинную трубу, заостренную с конца на манер копья.

Некоторое время Хватов и бородач недоуменно рассматривали друг друга, а потом из ближайшего коридора послышались звуки голосов и топот ног.

– Попался, шельмец! – пробасил кто-то, и хор голосов поддержал его дружным улюлюканьем.

Вскоре в комнату с шумом хлынула группа вооруженных людей, тут же окруживших Хватова со всех сторон. Лица их, в основном безобразные и покрытые копотью, были искажены яростью, однако едва они хорошенько разглядели, какая добыча угодила в их ловушку, как ярость сменилась разочарованием. Дубинки, копья, самодельные кистени и куски арматуры, еще мгновение назад готовые обрушиться на Хватова и размять его тело в кровавую кашицу, медленно опустились. Повисло долгое молчание.

– Это не оно, – констатировал мужчина, первым попавшийся Хватову на глаза. «Не оно, не оно…» – подхватили в толпе.

Вперед вышел рослый, крепкий парень с бритым черепом, покрытым уродливыми шишками и вмятинами. Губа его была рассечена, левый глаз сильно косил. Парень слегка пнул Хватова кирзовым сапогом и гнусаво поинтересовался:

– Ты кто такой?

– Хватов, – сипло отозвался тот, косясь на оружие и начиная понимать, что убивать его прямо сейчас никто вроде бы не спешит.

Детина долго, с подозрением разглядывал его, деловито сунув руки в карманы кожаной куртки.

– Откуда ты взялся, Хватов?

– Приехал на поезде. Искал укрытие от метели. Увидел завод – подумал, отогреюсь, переночую, а наутро снова в дорогу… Ничего не трогал, чужого не брал.

Бородач с копьем робко приблизился, припал перед Хватовым на одно колено и произнес:

– Вы видели… это?

Хватов кивнул – резко, нервно. Он и сам не был уверен, что он видел, а чего нет, и не примерещились ли ему эти пылающие бельмища в темноте лаза. Однако понял, что спрашивают его именно о том существе, которое преследовало его по пятам и едва не настигло. Стало ясно, что как раз на ту тварь и была устроена засада, в которую он по невнимательности угодил.

– Освободите его, – вынес свой вердикт косой.

Несколько человек приподняли тяжелую сеть, и Хватов на четвереньках выпростался из плена цепей. В толпе вдруг кто-то заголосил:

– Братцы, а вдруг это… оно и есть? Перекинулось, как оборотень!

Заскорузлые рожи вновь уставились на Хватова с подозрением. Он попятился и сунул руку за пазуху. Неведомая тварь, может быть, и перепугала его до чертиков, но уж этому отребью он просто так не сдастся! Там, во внутреннем кармане была у него припрятана финка – собственноручно выточенная, любовно отполированная, с наборной рукоятью из разноцветного оргстекла. Оскалившись, Хватов явил ее на свет божий, поводя лезвием из стороны в сторону. Пусть не думают, что сумеют порешить его малой кровью!

Как ни странно, его агрессивный жест вовсе не разъярил, а успокоил толпу – ведь он продемонстрировал естественное желание оборонять себя, вполне человеческое, да еще и свидетельствующее об изрядной храбрости. Толпа быстро пришла к выводу, что вряд ли чудовище, будь оно хоть трижды оборотнем, стало бы прятать в кармане самодельный нож. После этого Хватов, все еще стоя в сторонке и внимательно следя за каждым движением этих людей, оказался свидетелем небольшого совещания, возглавляемого косым. На работников завода эти несчастные не были похожи – скорее, на таких же бродяг, как и сам Хватов. Обсуждался важный вопрос – стоит ли расставить новую ловушку на чудовище, или же лучше попробовать отыскать его самим и, по возможности, прикончить общими усилиями. Большинство, похоже, склонялось ко второму варианту – как и их предводитель с косящим глазом. Когда решение было принято, вожак повернулся к Хватову и спросил:

– Можешь показать, где видел его в последний раз?

Хватов задумался, потом отрицательно мотнул головой:

– Нет. Я бежал, куда глаза глядят. Нырял из коридора в коридор… Обратной дороги не найду.

– Ну, а хотя бы описать то место, где встретился с ним?

За этим дело не стало – Хватов во всех подробностях рассказал, с какой стороны проник на завод, описал огромный цех с множеством станков, ленту конвейера, по которой полз в кромешной темноте. В итоге, кажется, местные опознали это место. Было решено прямо сейчас отправиться туда кратчайшим путем.

– С нами пойдешь, или как? – снова обратился к Хватову косой. Тот кивнул: в толпе он чувствовал себя более защищенным, встречаться с неведомым существом один на один ему больше не хотелось.

Вытянувшись цепочкой, люди крадучись зашагали по узким переходам, в которых гуляли пронзительные сквозняки, перебрасывающие друг другу эхо людских шагов. Шли в молчании – тишина, царившая на просторах давно заглохшего завода, приучила его обитателей и самих себя вести тихо. Судя по лицам, многие участники похода были испуганы, однако в их чертах читалась усталая решимость, отчаянное желание раз и навсегда расправиться с безжалостным врагом, попортившим им немало крови. Хватов плелся в хвосте колонны, сжимая в кулаке рукоять верной финки. Первый испуг и давящий ужас, владевшие им во время панического бегства, успели окончательно выветриться. На своем веку Хватов успел повидать всякого – бывало, и под пули лез, и выходил один на один с самым кровожадным беспредельщиком зоны… Зубами рвал врага – и не раз. Теперь он не испытывал особого страха, но все равно держался за спинами новообретенных товарищей. Этих людей он пока не знал, и потому не собирался за них умирать. Вскоре рядом с Хватовым пристроился тот старик с косматой бородой, первый его знакомец в этом жутком месте.

– Меня Мазаем кличут, – как бы невзначай обронил он, – тот, что шагает впереди всех, с карданом наперевес – это Махмуд. Он наш вожак. Промеж собою кличем его Косым, но ты не вздумай ляпнуть такое ему в лицо. В миг посадит на перо.

Хватов понимающе кивнул, потом задал вопрос, который давно уже не давал ему покоя:

– Что это за место такое вообще?

– Бог весть, – повел худыми плечами Мазай. – Старый, давно заброшенный завод. Уж лет тридцать простаивает, никак не меньше.

– А вы что тут делаете?

– Существуем.

– Получается, бродяги, как и я?

Мазай раздраженно мотнул головой – мол, ну и глупость же ты сморозил, брат.

– Бродяги – те, у кого дома нет. Завод – наш дом, стало быть, мы не бродяги.

– Ясно, – Хватов чуть усмехнулся в усы, – роскошный домишко-то у вас, выходит, за неделю не объедешь.

– Я провел в его стенах уже шесть лет, – с гордостью, с какой-то даже комичной торжественностью провозгласил Мазай, – и до сих пор ни разу не пересек завод из конца в конец. Более того – ни один местный не может похвастаться тем, что посетил каждую его комнату, каждый цех, каждое отделение. Вот насколько огромен наш дом…

Они двигались по коридорам, которые мерно перетекали друг в друга – путаное хитросплетение переходов, с петлями кабелей, удавами свисающих с потолка, с рядами тяжелых стальных дверей, с высокими зарешеченными окнами. В одном месте стекло было высажено, и снаружи намело целый сугроб белого пушистого снега. В снегу Хватов обнаружил отпечаток собственного сапога – выходит, этим же путем он и спасался от настигающего ужаса. Между тем Мазай продолжал свой неспешный рассказ:

– Сами мы обитаем в Слободке – так называется поселение в большом цеху, где мы из подручных материалов возвели себе дома. Слободка находится в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где ты попался в сеть. Туда чудовище пока не добралось…

– Можешь рассказать о нем подробней? Что оно такое, откуда взялось?

– Все началось поздней осенью, полтора месяца назад. Как и ты, оно прибыло с проходящим поездом – но что это был за поезд и куда он направлялся, никто не знает. Просто однажды утром мы обнаружили одинокий вагон на старой, заброшенной ветке путей. К слову сказать, он стоит там до сих пор. Осмотрев его, мы нашли внутри лишь разворошенную кучу угля, покрытую тягучей слизью, издающей невыносимое зловоние. Ну и смердела же она, я тебе скажу! Впоследствии мы поняли, что там, в угольной куче пряталось нечто, которое потом выбралось наружу – но мысль эта пришла лишь некоторое время спустя, когда начался сущий кошмар. Первым пропал старик Максимыч, который возвращался из города, куда Косой отправил его за продуктами (мы сдаем всякий хлам в пункт приема металлолома, и на вырученные деньги покупаем еду, плюс к тому – в летнее время кое-что выращиваем в теплицах). До города – час ходьбы, час на покупку, и еще час на обратный путь. Максимыч не вернулся ни через три, ни даже через пять часов. Несколько человек отправились на его поиски – мало ли что могло приключиться в дороге со старым инвалидом? Далеко идти не пришлось. Растерзанное тело старика нашли у самых входных ворот, рядом же валялась и сумка с продуктами. Тело было изорвано буквально в лохмотья, в лоскуты, крови натекло столько, что по лужицам кораблики можно было запускать! Мы поначалу решили, что поблизости завелся какой-то маньяк, навроде Чикатило, тем более что через пару дней обнаружили очередной труп – парня, который собирал металлолом в одном отдаленном цеху. Дальше уж кромешный ад начался, едва ли не каждую неделю мы кого-нибудь недосчитывались.

– Их, стало быть, сожрало это существо? – спросил внимательно слушающий Хватов.

– Нет, нет. Оно никого не жрало – просто убивало, когтями резало, выворачивало потроха… Следов укусов на телах мы не находили ни разу, все части тела были на месте… Разве что отдельно от туловища, хех. Кстати говоря, из сумки с продуктами, которую тащил на горбу Максимыч, тоже ничего не пропало – разворошило оно ее, но ничего не слопало, ни единой крошки.

– Сами вы видели это существо?

– Видели, и не раз – но мельком, издалека.

– На что оно похоже?

– Трудно сказать… Это нечто совершенно чуждое, иное, неописуемое…

Хватов умолк, раздумывая над услышанным. Потом пробормотал себе под нос:

– Откуда же оно взялось на нашу голову? Не из космоса ли часом?..

– Знаешь, кем я был до того, как прижился здесь, в этом месте? – спросил вдруг Мазай, трогая Хватова за рукав.

– Кем же?

– Геологом. В университете преподавал, между прочим. Пока жизнь не закрутила, пока не вытолкнула из человечьего общества, из семьи… Есть у меня кое-какие мысли насчет этой твари.