Текст книги "Тропа снов"

На некоторое время Мазай умолк, словно раздумывая, стоит ли выкладывать свои догадки постороннему или лучше промолчать, но потом решился:

– Как я и говорил, оно выбралось из кучи угля, но кто знает, как долго оно покоилось в ней? Большая часть угля добывается из пластов карбонового, или, как его иначе называют, каменноугольного периода. Уголь образовался из растительных остатков, которым около трехсот миллионов лет. Ты хоть представляешь себе, кто населял нашу планету в те отдаленные времена?

– Динозавры, небось, – пожал плечами Хватов.

Мазай сухо хохотнул:

– Динозавры, ха-х! Динозавров тогда еще и в проекте не было. Первые амфибии робко осваивали сушу, на которой господствовали членистоногие огромных размеров, к концу карбона появились ранние примитивные рептилии, далекие предки ящеров – но до появления первых динозавров оставалось около ста миллионов лет! Чем дальше в глубь прошлого мы копаем, тем больше загадок возникает у палеонтологов… Ты хоть знаешь, что согласно статистике не более двух процентов останков вымерших животных имеют шанс сохраниться до наших дней? Два процента – не более! Это все, что мы можем узнать о жизни на Земле в те далекие годы. Остальные девяносто восемь процентов – кто они были, эти существа, от кого произошли и оставили ли потомков? Это навеки останется загадкой. Самые невероятные создания могли населять планету в те времена, не оставив по себе никаких следов и не предоставив нам шанса выяснить о них хоть что-нибудь.

Хватов надолго задумался, пытаясь вообразить себе огромные отрезки времени, о которых толковал Мазай, и доисторических существ, о каких не пишут в учебниках. Хмуро цокнул языком, перекинул финку из руки в руку. Его воображение откровенно пасовало перед непосильной задачей. Казалось невероятным, чтобы некая древняя тварь пролежала где-нибудь в залежах угля миллионы лет, чтобы возвратиться к жизни в наши дни и теперь нести смерть всему живому. Странным казалось и то, что оно даже не пыталось сожрать свою добычу – насколько представлял себе Хватов, хищники не должны вести себя подобным образом.

Между тем отряд добрался до помещения, в котором Хватов впопыхах бросил свой рюкзак. Чудовище, видимо, давно покинуло это место, не преминув полюбопытствовать, что находится у рюкзака внутри, поскольку видавший виды предмет инвентаря был растерзан, изорван в лохмотья, как и все его содержимое. Пожитки Хватова были полностью уничтожены. Увидев это, мужчина лишь плотно стиснул зубы. Конечно, ему крупно повезло, что сам он успел ноги унести, однако рюкзака было жаль – этот предмет Хватов пронес с собой через все неурядицы, какие ему щедро подбрасывала судьба.

– Надо бы проверить большой цех, о котором говорил наш гость, – подкинул идею Мазай, и Махмуд, глава отряда, согласно кивнул. Похоже, к старому геологу тут прислушивались – во всяком случае, в вопросах, связанных с чудовищем.

По мановению руки предводителя процессия возобновила свой ход – вся, за исключением Хватова. Тот скорбным изваянием навис над остатками рюкзака, долго шевелил желваками, сопел, сжимал заскорузлые кулаки. Все его небогатое имущество оказалось истерзано, уничтожено. Одежда, инвентарь, пара любимых книг, старые фотографии – все, чем он дорожил, все, что в течение долгих лет повсюду таскал с собой, все сгинуло безвозвратно, без пользы, почем зря. Оскалившись, Хватов крутнулся на каблуках и, по-прежнему сжимая финку в руке, заторопился следом за заводскими, которые уже исчезли из виду в одном из боковых проходов. Ноздри Хватова раздувались от ярости, как у рассерженного быка. И сам он как будто увеличился в росте, выправился, расправил спину и плечи. Быстро догнал людей, шагающих вразброд, нестройной толпой, работая локтями пробился вперед, заняв место плечом к плечу с предводителем отряда. Махмуд, заметив это, лишь усмехнулся щербатым ртом. За спиной зашушукались. Понимали ли они, какие чувства владели сейчас Хватовым, который в один миг лишился всех ниточек, связывавших его с прошлой, нормальной жизнью?

Коридор сузился, превратившись в длинный узкий ход, полутемный, упирающийся противоположным концом в двустворчатую дверь.

– Почти пришли, – шепнул Мазай. Краем глаза Хватов приметил, что под потолком в проход открываются широкие черные лазы, напоминающие вентиляционные трубы, из которых ощутимо тянуло сквозняком. Решетчатый пол лязгал под ногами. Хватов чуть сбавил шаг. Этот сумрачный тесный коридор сразу ему не понравился. В запахе, что ли, было дело? Несмотря на хорошую вентиляцию, в воздухе висела резкая вонь, словно поблизости пролили целый бидон прокисшего молока. Дверь приближалась.

– Твою ж мать! – внезапно выругался Махмуд. – Только гляньте на это!

Хватов внял совету и окинул взглядом дверь – обе ее створки были залеплены черной, радужно переливающейся слизью, которая, как выяснилось, затвердела и приобрела твердость бетона – когда Махмуд поддал дверь сапогом, та даже не шелохнулась.

И тут Хватов все понял. В самом деле, ведь в прошлый раз – в той далекой, нормальной жизни – все было точно так же. Абреки загнали их отряд в узкое ущелье, и завалили выход прямо у них перед носом. Ну а потом… Потом была бойня. Внезапное нападение, кровожадное улюлюканье, пули, кромсающие живую плоть подобно когтям неведомого хищника…

– Это ловушка! – истошно заорал Хватов, но было уже поздно.

Тварь появилась за спинами людей, вынырнув из ближайшей вентиляционной трубы. Рассмотреть ее толком было практически невозможно – она перемещалась с места на место с проворством ртутного шарика. Тело было длинное, темное, с множеством членистым лап, как у гигантской сколопендры – это все, что успел разобрать Хватов. Две передние лапы существа напоминали косы, и по форме, и по воздействию на человеческую плоть. Одна из «кос» мелькнула в воздухе и снесла ближайшему мужику половину черепа. Плоский обрубок, сея мелкой кровяной пылью, отлетел в сторону, как сбитая с головы шапка. Человек повалился на пол, судорожно дернувшись. Тут уж все закричали, завопили смертным воем – истошно, в один голос. Отступать было некуда, чудовище, как опытный стратег, перекрыло единственный путь к бегству. Люди дружно ринулись в противоположную сторону, но запечатанная дверь так и не подалась.

– Сражайтесь, падлы! – орал Махмуд, щедро раздавая струсившим собратьям тумаки.

Сам предводитель бродяг с карданом наперевес кинулся навстречу чудищу, и Хватов без раздумий последовал за ним. Вскоре существо оказалось настолько близко от него, что можно было разглядеть каждую чешуйку на его пепельной, покрытой маслянистыми разводами шкуре. Сердце Хватова налилось холодом, заледенело, ухнуло куда-то вниз, в пустоту. Но он все равно рванулся вперед и полоснул финкой по полупрозрачной суставчатой лапе. Морда чудища повернулась и уставилась прямо на него. Те самые глаза – два бледных фонаря. А под ними – жуткая пасть, сложенная, точно большой зонт, с торчащими наружу изогнутыми крючьями зубов. «Зонт» раскрылся, раззявив поистине бездонную невыносимо смердящую глотку. Перед глазами Хватова встала картина его растерзанного, втоптанного в пыль рюкзака. Вся его жизнь, вся жизнь…

Не моргнув и глазом, Хватов вогнал финку в одно из выпуклых мерцающих бельмищ. Что-то влажно лопнуло, хлюпнуло. Рука погрузилась в холодную студенистую массу. Тут же Махмуд обрушил на череп существа мощный удар карданом, в сердцах присовокупив трехэтажное крепкое слово.

В следующий миг оба они уже были отброшены в сторону и покатились по полу, выронив оружие. Подоспел еще кто-то отважный, пытаясь достать ослепшего на один глаз врага – однако быстрый взмах «косы» стремительно разделал смельчака, как повар разделывает рыбину. Руки отлетели в разные стороны, комок внутренностей со шлепком вывалился из рассеченного живота…

Едва дыша, Хватов приподнялся на локте. В груди ломило, горело огнем. Видать, ребра были сломаны – да и черт бы с ними, лишь бы случайный обломок не пробил легкое, вот тогда действительно дело труба. Мужчина попробовал подняться, но не смог. Отяжелевшее тело тянуло к земле. Мимо, надрывно вопя, промчался прихрамывающий Мазай, нацеливший на врага свое копье.

– Стой, дурак! – хотел было остеречь Хватов, но не смог, только захрипел. Солоно от крови было во рту.

Нанести удар Мазай, конечно, не сумел – куда ему, старику. Чудище стремительным ударом вышибло оружие из его костлявых тощих рук. Копье с лязгом бухнулось прямо под носом у Хватова. Мужчина с ужасом наблюдал, как поднялась для удара жуткая лапа-коса, как начала опускаться, вынося Мазаю смертный приговор… Однако старик явил настоящее чудо проворности и успел отскочить в сторону. Вернее, почти успел. Окровавленное лезвие срезало ему ногу чуть пониже колена. Нога, крутясь, отлетела к стене и замерла. Из глаз Хватова едва слезы не брызнули. Да, да, это он тоже уже видел. В прошлый раз, когда Серега из Ростова, веселый парень, задорно наигрывающий на губной гармошке, наступил на замаскированную мину. Взрыв, красная афганская пыль облаком вздымается в воздух, словно милостиво пытаясь заслонить от глаз сослуживцев ужасное зрелище… Нога, вращаясь в полете, летит по дуге, словно живя собственной жизнью, и исчезает в зарослях саксаула…

Хватов подумал, что для Мазая уже все кончено. Лишиться ноги – все равно что умереть, во всяком случае, здесь и сейчас. Кто остановит кровь в разгар боя, кто промоет рану? Была бы под боком больница – другое дело, а так… Пиши пропало.

Между тем Махмуд успел прийти в себя и снова схватиться за кардан. Чудище, судя по всему, не ожидало подобного сопротивления со стороны мягкотелых визжащих людишек. Новый удар снова пришелся по плоской чешуйчатой голове, на этот раз сопроводившись звонким хрустом. Похоже, Махмуд вложил в этот удар все свои силы, и теперь сам припал на одно колено, едва не выронив оружие. Но чудовище не попыталось его добить. Напротив, само оно кинулось наутек, роняя густые темные капли из выколотого глаза.

Хватов понял, что время выходит – еще немного, и тварь исчезнет в черном зеве вентиляционной шахты, и все принесенные жертвы окажутся напрасными. Взгляд мужчины, все еще затуманенный не к месту брызнувшими слезами, упал на мазаево копье, валяющееся у его ног. Подобрав оружие, качнул его в руке – в меру тяжелое, достаточно острое. Длинное членистое тело монстра уже наполовину скрылось в трубе. Времени на размышления не оставалось – Хватов сделал первое, что пришло ему на ум. Размахнулся и метнул копье во врага. Заточенный кусок трубы просвистел в воздухе, как брошенная богом-громовержцем молния, и с чавканьем вонзился в существо, пробив длинное уплощенное тело насквозь. В этот момент Хватов закричал, но не услышал самого себя. В голове слегка помутилось, жаркий ветер Афганистана дышал ему в лицо… Мужчина ткнулся носом в пол, в широко разлитую лужу чужой крови.

Хватов пришел в себя оттого, что кто-то трепал его за плечо. Как выяснилось, это был Махмуд. Его уродливую, бугорчатую физиономию густо покрывали капли черной слизи.

– Ты как? – коротко осведомился лидер заводских.

– Порядок.

Было тихо. Курились паром разлитые всюду лужи крови, тяжелые багровые капли сползали по стенам, обшитым листами проржавевшей жести. Острый запах потрохов висел в воздухе, кто-то чуть слышно постанывал.

– Видать, крепко застряло, – снова сказал Махмуд, и только теперь Хватов неловко поднялся на ноги и взглянул на чудовище.

Что ни говори, бросок ему действительно удался. Копье пронзило тварь насквозь – после этого она рванулась вперед, желая поскорее исчезнуть в шахте вентиляции, но концы копья застряли поперек горловины трубы, не позволяя существу сдвинуться с места. Задняя его часть по-прежнему свисала в коридор, вяло перебирая многочисленными суставчатыми лапами. Темная мутная сукровица обильно струилась из сквозной раны, образовав на полу целую лужицу.

– Удачно ты его загарпунил! – послышался позади знакомый голос. Не веря ушам, Хватов резко обернулся. Мазай стоял у него за спиной, старательно балансируя на одной ноге – причем из обрубка не хлестала кровь, да и лицо старика не несло никаких следов страдания. Хватов удивленно разинул рот.

– Как?.. Тебе же ногу… Того!

– Ногу мне «того» еще лет десять назад, в автомобильной аварии, – беззаботно отмахнулся Мазай, – с тех пор колдыбаю на протезе, как старый пират. Кстати, будь добр… Подай-ка эту штуку сюда, надеюсь, чудовище ее не сильно повредило…

Хватов замотал головой и вскоре приметил деревянную конечность в сторонке, у стены. Протез был цел. Общими усилиями удалось приладить его обратно к мазаевой культе.

– Держится! – довольно крякнул старик.

Остальные заводские как раз окружили застрявшее чудовище, которое содрогалось всем телом, пытаясь выбраться, но не могло податься ни вперед, ни назад – копье застряло намертво.

– Издохнет али нет? – пугливо поинтересовался один из мужиков.

– Так мы ж ему поможем! – решительно заявил Махмуд, выхватывая из рук ближайшего товарища тяжелый топор-колун. Предводитель бродяг отважно приблизился к чудовищу и замахнулся для удара.

– Стойте! – внезапно прозвучало в повисшей тишине. Махмуд оглянулся. Пробившийся сквозь толпу Мазай вышел вперед и повторил:

– Стойте. Мы не должны его убивать!

– Это еще почему?!

– Вы не понимаете! Ведь это уникальное существо, возможно, единственное в своем роде! Последний пережиток эпохи настолько отдаленной, что от одной мысли о ней дух захватывает! Представляете, какую сенсацию в научном мире вызовет открытие этого создания?

– Ты чего несешь, Мазай? Видать, крепко головой приложился-то, когда упал!

В толпе зазвучал хохот – мужики с усмешкой и состраданием переглядывались друг с другом, косясь на Мазая. Хватов тоже внимательно наблюдал за ним. Что-то в старике изменилось – загорелись, заблестели глаза, до этого тусклые и невыразительные, бороденка встопорщилась, словно в запале жаркого спора. Должно быть, именно таким Мазай когда-то представал перед студентами, вещая с высоты профессорской кафедры. Как бы то ни было, слушать его никто не стал. Махмуд, матерясь, вогнал топор в тело чудовища, что вызвало в толпе взрыв радостного улюлюканья. Осмелели и остальные – каждый, у кого в руках было хоть что-то режущее или колющее, бросился к чудовищу и вонзил свое оружие в дряблую чешуйчатую плоть. Мазай, как мог, пытался их удержать, образумить, но уговоры не действовали. Слишком долго люди ждали этого момента. Темная кровь твари полилась рекой, фонтанами брызжа во все стороны, люди, как обезумевшие, кромсали ненавистного врага, едва ли не зубами выдирая из него куски плоти.

Хватов стоял в сторонке и наблюдал. Впрочем, кровавые брызги долетали и до него, черной росой оседая на старой, засаленной телогрейке…

***

Давешняя снежная буря миновала – высоко в небе, чистом, как переливающийся топаз, сияло солнце, мягко серебря сугробы и наледь на поверхности рельсов и труб. Хватов стоял, облокотившись на металлическое ограждение, и смотрел в даль, куда убегали две параллельные линии железнодорожных путей. В зубах у него дымилась самокрутка, за спиной висел новый рюкзак, подаренный жителями Слободки. Со стороны завода в его сторону как раз торопливо шагал Мазай, с трудом преодолевающий снежные завалы.

– Все бесполезно, – пожаловался он, подойдя, – не позволили сохранить ни кусочка от туши, все сожгли. Даже мертвое чудовище, разрубленное на куски, продолжало их страшить.

Хватов деловито покивал – мол, оно и понятно. Потом приметил, что за спиной Мазая тоже болтается походная сумка. На нос старик нацепил потрескавшееся пенсне.

– Далеко собрался-то?

– В город, – Мазай кивнул в сторону черной зубчатой линии на горизонте, над которой курилось сероватое облако городских дымов.

– Насовсем, или как?

– Насовсем, – Мазай немного помолчал, поправил пенсне, сползающее по крючковатому носу, потом добавил: – У меня ведь там сын остался… Много раз звал меня к себе, да только я после смерти жены совсем того… Опустился, бродяжничал, много пил – стыдно было так, что мочи нет. Потому и сбежал от проблем, сунул голову в песок, как страус, а теперь… Знаешь, оказавшись на волосок от смерти, по-другому начинаешь на вещи смотреть. Понимаешь, чего хочешь от жизни, что успел, а чего еще нет.

Хватов молча кивнул, ноздрями выпуская густое облако едкого дыма.

– Возвращусь в город, восстановлю документы, – продолжал старик, – глядишь, примут хотя бы учителем в какую-нибудь школу… Мне ведь еще и пятидесяти нет, да вот как жизнь помяла. И никакой я не Мазай – Федор Филиппович я, Мазаев. Жаль, конечно, что не удалось сохранить тушу существа, для науки-то, очень жаль. Да и потом… Я когда тело осматривал, пока эти варвары его в домну не затолкали, вскрыл ему желудок – не поверишь, углем оно питалось, вот как. Обычным углем.

– Отчего же людей задирало?

– Кто знает? Может, из страху. Представь, ты один-одинешенек в чужом краю, кругом какие-то непонятные двуногие твари снуют, как тут не испугаться? Да, жаль его, жаль. Оно было одним из нас – такое же забытое, никому не нужное существо, бродяга среди чужаков… Очень жаль…

Потом, пожав друг другу руки, они разошлись – Мазай, хромая, заторопился в сторону города, прямиком в новую жизнь, а Хватов неспеша побрел вдоль рельсов. Навстречу ему уже двигался очередной поезд, постепенно сбавляющий ход.

Тайна Поющей скалы

В полутемном зале постоялого двора мне в рукав вцепился дряхлый старик.

– Я вижу, вы прибыли издалека, – прошамкал он, широко разевая беззубый рот, – а значит, обязательно должны посетить Поющую Скалу!

В каком-то смысле я не был обычным туристом. Три дня назад под гнетом случайного порыва я покинул палубу корабля, направляющегося в Зартан, и побрел по неведомому острову, желая увидеть все, на что стоило бы здесь посмотреть. Я не имел конкретной цели, ибо отправился в путь так давно, что цель путешествия начисто изгладилась из памяти.

– Поющая Скала, говорите, – усмехнулся я. – По правде сказать, я повидал уже достаточно мест с благозвучными названиями, которые в действительности не представляли из себя ничего примечательного…

– Тут вы не правы, – в улыбке оскалился старик. Он усадил меня за ближайший стол, затем жестом распорядился, чтобы подали хорошей выпивки. Я никуда не спешил, и потому готов был провести еще немного времени под этим сумрачным кровом из веток, обмазанных глиной, где воздух был расчерчен наклонными штрихами солнечных лучей.

– Поющая Скала – поистине дивное место! – протянул старик, глядя в пустоту за моей спиной. Его всклокоченная борода, напоминающая китовый ус, размеренно колыхалась в такт кивкам головы. – Вы наверняка полагаете, что повидали уже достаточно чудес – о, вы опытный путешественник, я вижу это. Но и мне довелось потоптать чужие берега, задолго до того дня, как я бросил якорь в здешнем порту. Я видел дальние моря и нехоженые острова. Я видел всевозможных дикарей, чьи нелепые обычаи любого джентльмена вогнали бы в краску или заставили выть от ужаса, подобно голодному псу. Я посещал острова, о которых хочется говорить без конца, и острова, о которых хочется молчать… Но нет на свете места прекрасней, чем Поющая Скала! Так утверждают все, кому довелось ее повидать. Там – крутой скалистый обрыв над морем, бушующим среди бритвенно-острых рифов, и холодные полузатопленные гроты, и камни столь причудливой формы, что невозможно поверить, будто неодушевленная природа выточила их… По вечерам же, едва солнце скроется за линией горизонта, каменные изваяния начинают петь – тревожные, ранящие душу ноты плывут над берегом, и эхом дробятся в неведомых черных гротах… Именно благодаря этому явлению Поющая Скала и получила свое название.

«Если все так, то я должен там побывать», – подумал я, а вслух сказал:

– Есть масса причин, по которым камень может петь. Скорее всего – мельчайшие дыры в скале, сквозь которые проносится ветер, издавая свист.

В ответ старик шутливо погрозил мне скрюченным пальцем. Потрескавшиеся желтые губы раскрылись, выпуская на волю сухой смешок:

– Я вижу, вы образованный человек, хе-хе… Другие твердят, будто в скалах обитают духи, неравнодушные к пению, или что это негодующе воют морские бесы, обращенные в камень солнечным светом. А вас не проведешь.

– Расскажите свои сказки кому-нибудь другому.

– Но вы знаете море. Неужели даже оно своей властью не вселило в вас веру в сверхъестественное?

Я изобразил на лице подобающую улыбку, ясно дающую понять, что я не намерен вступать в дискуссии относительно вещей, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Затем спросил:

– Как мне пройти к этой скале? Я хочу видеть ее перед тем, как покину ваш остров.

Во всех подробностях старик описал кратчайший путь, после чего я попрощался и вышел на улицу. Жара тут же начала лизать мои щеки, воздух дрожал и плыл потоками расплавленного золота. Пальмы стояли без движения, тени их изрезанных листьев были глубоки и темны. Не оглядываясь, я покинул деревню – жалкое сборище лачуг, построенных на сваях – и направился по тропе вдоль берега. Не имея ничего, кроме полупустой походной сумки, шагал я налегке. Откуда-то из глубины острова, из изумрудно-зеленых недр, рвались к небу суматошные вопли обезьян и трели тропических птиц, крупных и ярких, словно экзотические цветы. Все это я уже видел на других островах, и потому мысли мои невольно опережали шаг, стремясь как можно скорее достигнуть сказочной Поющей Скалы. «Если слова старика правдивы хоть в какой-то степени, то эта прогулка не будет напрасной», – размышлял я на ходу. Руководствуясь полученным описанием, я преодолел ветхий висячий мост через теснину, дно которой густо поросло кустарником, и, миновав очередную пальмовую рощу, вышел на берег. В тот же миг стало ясно, что Поющая Скала передо мной.

Это был относительно узкий клин, вдающийся в море на несколько десятков метров. Тут и там виднелись обломки красноватого камня, мягкого и пористого – некоторые куски торчали вертикально, как вышколенные привратники, другие лежали вповалку, громоздкие, словно туши китов. Внизу, метрах в десяти, океанские волны точили камень, вспарывая себе животы о кинжальные лезвия рифов. То и дело над краем обрыва взлетали белые клочья пены, порожденные лопнувшей волной. Не знаю, в чем было дело – возможно, в кособоких линиях вертикально поставленных скал – но перспектива казалась призрачной, размытой и туманной, словно ты – во сне, и видишь перед собой дрожащую панораму неведомой планеты.

Я сделал несколько шагов в сторону обрыва и прислушался: долгий заунывный ропот бродил внизу, как вопли привидений под сводами старинного замка. «Не иначе, шум прибоя заблудился в пещерах, пронизывающих скалу», – решил я, а затем бросил взгляд на небо. Солнце начинало клониться к закату, и камни вот-вот должны были затянуть свою песню. Осмотрев ближайшую скалу, я заметил, что вся она испещрена мельчайшими отверстиями, которые являлись результатом работы многих и многих лет неустанной эрозии. Значит, очередной миф развеян! «Ветер свистит в дырах, вот и все, – удовлетворенно подумал я, – обычный ветер. Как мало нужно, чтобы проросли зерна суеверий в умах невежд!»

Тогда я расположился на одном из поваленных камней в ожидании вечернего представления. Поверхность оказалась на удивление теплой, словно камень старательно вобрал в себя весь солнечный жар, щедро лившийся на него в течение дня. Потом я вытянулся во весь рост и стал смотреть в небо. Его прозрачная голубизна медленно сменялась фиолетовыми красками по мере того, как солнце уползало в свое ночное логово. Когда алый диск окончательно скрылся в волнах, я ощутил дыхание прохладного ветерка, а затем над скалой пронесся звон настолько тонкий, что казалось, будто он скользит между самими атомами воздуха. Стоячие камни действительно пели, и это было красиво – хоть и не являлось чудом.

От моего каменного ложа исходило расслабляющее тепло, мелодичный напев баюкал сознание. Я закрыл глаза и начал запоем думать об отстраненных вещах. Память испуганной серной скакала от одного образа к другому, пересекая пропасти сонного забытья. Мысль воскресила весь путь, проделанный мною через моря и океаны, сквозь леса и раскаленные пустыни, дышавшие прахом тысячелетий. Километры дорог привели меня на этот богом забытый клочок суши, невесть когда поднявшийся из черной пучины. Здесь всегда тепло и солнечно, здесь песчаные пляжи сверкают на солнце, как россыпи золота на дне пиратского сундука. Как здорово было бы остаться здесь навсегда!..

К этой мысли я потянулся всем разумом, погружаясь в сон. Не знаю, что вывело меня из сладкого оцепенения – может, это был звук, или тень звука, или само ощущение происходящего где-то поблизости движения. Как бы то ни было, я успел среагировать, резко перекатившись в сторону. На тот участок камня, где мгновение назад находилась моя голова, с треском опустилась огромная дубина. С трудом приходя в себя, я уставился на неведомого врага.

Им оказался верзила высотой метра в два, с непомерно широкими плечами и вытянутым торсом, что придавало его туловищу почти треугольную форму. Во всем его виде сквозило что-то первобытное. Верхнюю часть тела почти полностью скрывала грязная мешковина, не позволяющая рассмотреть лицо. На мощных кривых ногах поблескивала кольчуга. Я не знал, кто он и откуда пришел, но намерения незваного гостя были очевидны.

Не дольше пары мгновений смотрели мы друг на друга. Затем он сделал выпад, размахивая узловатой дубиной, и мне вновь пришлось увернуться. Револьвер, как на зло, остался в сумке, а сумка стояла с той стороны камня, где находился неизвестный. Выходило так, что последней моей надеждой был походный нож, который я тут же и рванул из-за пояса – лезвие блеснуло розовым, отразив на мгновение последний закатный луч.

Враг – кем бы он ни был – легко перемахнул камень, и начал приближаться с ужасающей медлительностью. Сквозь прорези в мешковине я видел лихорадочный блеск его глаз, в которых ясно читалась жажда убийства. Не было смысла прибегать к словам.

Тяжелая дубина взметнулась к небу и обрушилась, впустую рассекая воздух – по части проворности я превосходил соперника, имевшего надо мною столь же ясное преимущество в силе. Еще какое-то время мы, как хищные звери, кружили по каменистой площадке над морем, затем сцепились и покатились под уклон. Многокилограммовая масса тут же прижала меня к земле, в спину впились острые грани камней. И пока одной рукой я бешено противился железной хватке могучих пальцев, другой мне удалось нанести врагу удар ножом в бок. Да, этот удар был совершен из неудобной позиции, но все же достиг цели – впервые незнакомец нарушил тишину, и взвыл от боли голосом чуть менее диким, чем рев издыхающего льва. Мое горло освободилось от хватки, смятые легкие наполнились воздухом, а на груди я ощутил теплоту льющейся крови. Желая укрепить победу, я нанес еще один удар, который вышел куда менее удачным, ибо всего лишь вспорол неизвестному кожу на руке. В глазах сделалось темно от напряжения. С пугающей отстраненностью подумалось, что сознание может вот-вот покинуть мое изможденное тело – чудовищное перенапряжение сил застлало взгляд темным туманом, пронизанным мерцающими вспышками. К счастью, раненый враг ретировался. Я услышал грузное свистящее дыхание и шаги, тяжело удаляющиеся в сторону обрыва. Это было последнее, что коснулось моих ушей перед обмороком.

По-видимому, я находился без сознания не более нескольких минут. Солнце окончательно село, стихла и песня стоячих камней. Где-то в глубине острова раздался тревожный крик ночной птицы – как стон привидения – затем в зарослях, подступавших к скалистому уступу, хрустнула ветка. Это заставило меня напрячься и подняться на ноги, хотя я был уверен, что мой неведомый враг скрылся в противоположном направлении. Там, где чуть слышно плескалось успокоившееся к ночи море.

В кустах снова зашумело, послышался треск и шорох пальмовых листьев. Кто-то неуклюжий в спешке пытался скрыться, осознав, что выдал свое присутствие. К тому времени часть сил возвратилась в мое тело, и я без особого труда сумел настигнуть этого ночного наблюдателя. К моему удивлению, им оказался старик с постоялого двора. Едва я схватил его за плечо, как он тут же повалился на колени и принялся умолять, чтобы я сохранил ему жизнь. Его речи показались мне неуместными – лишь потом я сообразил, что все еще сжимаю в руке окровавленный нож.

– Признавайся, зачем подглядывал! Не то убью! Ну! – не имея дурных мыслей, я все же не смог сдержаться от угрозы – уж больно комично звучали его мольбы.

– Я должен был убедиться… – сквозь рыдания пролепетал он. – Убедиться, что все прошло как надо… А вы… Вы убили его! Теперь он умрет, потому что ни от кого не принимает помощи.

– Кого я убил? Кто умрет? Да хватит причитать, объясни же по-человечески! Смотри, я убираю нож. Теперь говори.

Сообразив, что ему ничего не угрожает, старик сумел совладать с собой:

– Я называю его Шкипер Джо… Я всегда мечтал, чтобы мой сын стал шкипером, да теперь уж не судьба. Он умрет, вы пробили ему сердце… Бедный, бедный Джо…

– Но он первым на меня напал. По правде сказать, только благодаря чуду я до сих пор жив.

– Да, он не любит чужаков, – скорбно вздохнул старик, – он вообще не любит людей. Но право слово, нам в деревне никогда не было от него хлопот. Иной пьяница или дебошир доставляет куда больше проблем, чем Шкипер Джо, клянусь вам! Однако по временам… В нем просыпается аппетит, доставшийся ему от матери. Тогда я заманиваю чужаков к Поющей Скале, и уж там малыш разделывается с ними по-свойски… Но кто без греха?

Вникнув в смысл сказанного, я едва сдержался, чтобы не отвесить старику хорошего тумака:

– Так ты, старая шельма, нарочно меня сюда заманил?!

Этот упрек он словно пропустил мимо ушей. Старик стоял на коленях, дряхлый и жалкий, и тихо бормотал:

– Зачем вы были с ним так жестоки? Теперь он умрет, Джо умрет, я видел, как из него хлестала кровь… Я всегда хотел, чтобы Джо остался с матерью, но его не приняли. Сколько же лет прошло?.. Теперь он живет в пещере, где старый пират схоронил свои сокровища…

– Значит, это твой сын? – спросил я, силясь уловить хоть какой-то смысл в словах старика. Достав сигарету и спички, чтобы успокоить нервы хорошей затяжкой, я замер в удивлении, едва только сера вспыхнула желтоватым огоньком. Спичка осветила мою грудь, залитую чужой кровью во время драки, и кровь эта блеснула радужными зеленовато-изумрудными переливами.

– Что за черт! – изумленно протянул я, выронив сигарету из раскрывшихся губ.