Текст книги "Тропа снов"

Помещик Шишигин купил слона

И рассказывать-то не о чем, срам один… Помещик Шишигин купил слона. Черт знает, что на него нашло – взял и купил. Иногда в жизни сереньких, неприметненьких людей такое случается. Внезапный порыв, непредвиденный поступок, и тут уж в результате – либо подвиг, либо преступление. С Шишигиным, правда, ничего такого не произошло, но позора бедолага натерпеться успел. Когда странная мысль закралась в его лысоватую голову, с которой уныло свисали бесцветные остатки былых кудрей, Шишигиным овладел восторг, пьянящая радость, волна дикого разгула, когда и царь не указ. Это уж потом внутренний голос начал нудеть, как мартышка из басни: «К чему оно, такая вещь пустая?» Ну, слон, положим, никакая не вещь, а тварь, сродни корове или собаке, но вот какую с него взять пользу? Шишигин так уж привык – чтобы польза была. Не даром же помещик.

Слона привязали во дворе на веревку. С виду животина напоминала чайник – у него были выпуклые покатые бока и длинный изогнутый нос. Дворовые поначалу пугались, обходили слона стороной. Потом пообвыкли. Демьян, конюх-удалец, оказался смелее прочих, и даже начал озорничать. Подбежит, стало быть, да ткнет слону под хвост зажженной лучиною – все в смех, только знай покатываются. Зверь, правда, грубого крестьянского юмора не оценил. Когда в очередной раз Демьян задумал повторить свою искрометную репризу, снискавшую ему популярность у дворовой челяди, слон подгадал момент и пнул обидчика своей огромной колонноподобной ногой. Конюх оторвался от земли, описал в воздухе живописную дугу, перелетел через дрожки и ткнулся мордою в кучу лошадиного помета. От этого смех на дворе зазвучал только звонче.

Вечером заглянул поручик Лисицский. Осматривая слона, он крутил свой гусарский ус и с восторгом повторял:

– Здоррровый, шельма!

– Пожалуй, что и так, – робко соглашался Шишигин, ощущая что-то вроде гордости за своего питомца. Ведь слон и впрямь был «здоррровый».

Весь вечер Лисицкий буянил, опорожняя бесконечные бутылки вина из шишигинских погребов, бегал за прислугой, спустив портки, и в итоге забылся сном прямо на ломберном столе. Беспокоить его не стали. Наутро посмотреть на слона заглянул поэт Краснов. Его безумные глаза пылали, как два костра, когда он жадно озирал заморское чудище. Потом веско сказал:

– Удивительное дело, как это огромное, серое существо удачно вписывается в панораму нашей огромной, серой страны. У вас поистине декадентский вкус, Шишигин! Не ожидал от вас такой тонкости, такой глубины!

– Да прям уж… – зарделся помещик, отмахиваясь пухлой ладошкой. Он не знал, что такое «декадентский», но из уст поэта странное угловатое слово прозвучало как комплимент.

Вскоре прикатила бричка, доставившая с соседней усадьбы купца Померанцева и его чахоточную жену. С ними же прибыл доктор Шаляев – тоже, стало быть, поглазеть на слона. Госпожа Померанцева долго удивлялась, заламывала руки, пыталась упасть в обморок. Поэт Краснов все еще в экстазе бродил кругами вокруг животного. На крыльце показался проспавшийся Лисицкий с бутылкой в руках.

– Но какое же имя вы дали этой зверюге? – цокая языком, полюбопытствовал Померанцев, поддерживающий супругу.

– Я думал, может Пантелеймоном назвать… – робко ответил Шишигин.

Краснов вскричал:

– Гениально! Гениально! Слон – Пантелеймон, потрясающее сочетание звуков, нектар для ушей! Какая муза нашептала вам это имя, признавайтесь?

Помещик еще сильнее покраснел, круглая его физиономия зарделась, как перезрелый плод. Тут доктор заметил:

– Да зачем же ему имя? Слон и есть слон. Всякое имя дается лишь для того, чтобы выделить сущность из толпы однородных сущностей. Ежели Шишигин позовет слона, вы что думаете, на его зов прибежит какой-то другой, чужой слон? Сколько их, по-вашему, в нашей губернии?

– В самом деле, – безвольно согласился помещик, – слон и есть слон. Он тут один такой, я уточнял…

Внезапно к ним подбежал Лисицкий, на дне мутных глаз которого светилась ярость, и со всей своей солдафонской силищей ткнул Шаляеву кнутом в ухо.

– У-у, каналья! – ревел поручик, остервенело пиная поверженное интеллигентское тельце. – Сегодня он слона называет слоном, а завтра, чего доброго, царя предаст!

Успокоился Лисицкий так же внезапно, как и разбушевался. Слуги увели его и вручили откупоренную бутылку вина; постанывающего доктора погрузили в бричку и повезли в город – стало быть, к другому доктору. Охваченный внезапным приступом вдохновения Краснов выпил на веранде чашку кофе, а потом выпрыгнул в окно и помчался прочь через кусты. Послышался грохот обвалившейся поленницы, гогот гусей. Шишигин, впрочем, давно привык к странностям поэта. Кутаясь в старый махровый халат, он уселся у печки и просидел там до тех пор, пока не нагрянула новая партия гостей. Среди них была Софья Филипповна, дочь купца Полудурова, вместе со своим батенькой. К Софье помещик Шишигин питал романтический интерес, поэтому в ее присутствии не мог вымолвить ни слова. Пошли смотреть слона.

– Что же он у вас такой… Облезлый будто, – разочарованно протянула Софья. Ее слова больно укололи помещика в самое уязвимое его место – в самолюбие. От недавней гордости не осталось и следа. Он взглянул на животину новыми глазами, и действительно убедился, что толстая складчатая шкура была истертой, покрытой пятнами, царапинами, какими-то волдырями, а левый бивень и вовсе обломан. «Ох уж этот балаганщик Удавкин, – посетовал сам себе Шишигин, – подсунул мне какого-то залежалого слона! А платил-то я как за нового!»

В тот вечер помещик сильно пил – впервые за всю свою затворническую жизнь. Благо, под боком оказался такой идеальный собутыльник, как Лисицкий. Пили долго, с надрывом, как в последний раз. Лисицкий травил бесконечные байки о своих разудалых похождениях и спьяну даже стрелял из пистолета в собственного денщика (по счастливой случайности, смертоубийственное орудие дало осечку).

Потом, пошатываясь, помещик добрался до своего кабинета, мешком повалился за стол и принялся писать письмо Удавкину, укоряя его за некачественный товар и понося на все лады. Один раз даже обозвал балаганщика «паскудою», но потом испугался собственной дерзости и вымарал это оскорбительное словечко. Там же и заснул, за столом.

На следующий день пришел Краснов. Лицо у него было расцарапанное, но вдохновенное. Читал свою новую оду – называлась она «К слону». Начиналась ода словами: «О ты, чей вес не счесть в пудах, чьи бивни всем внушают страх, и хобот чей трубит впотьмах…» Шишигин хлопал что было мочи, так что нежная кожа помещичьих ладошек вздулась пузырями. Потом долго размышлял, как бы ему скрасить недостатки старого неприглядного слона – все эти пятна и потертости – и вдруг хлопнул себя по круглому лбу и решил скрасить их в прямом смысле слова. Позвал из города двух маляров.

– Вот что, голубчики, – поучал он вскоре прибывших работников, – распишите-ка мне этого слона под хохлому… Или под палех, ну не мне вас учить… Чтобы цветочки, позолота чтоб… Красота, одним словом.

История умалчивает, ошалели от этой просьбы красильщики или нет. Впрочем, работу свою они выполнили на совесть. Шкура слона заиграла новыми красками, и сам он, расписанный в традициях народного творчества, стал выглядеть более русским, народным, что ли… Сразу теперь было видно, что нашинский это зверь, среднерусский, исконный.

Когда снова приехали Софья Филипповна с батенькой, Шишигин с гордостью повел их смотреть обновленного слона. Сам он улыбался, строил предположения – что-то теперь скажет его ненаглядная? Наверняка, придет в восторг. Не зря же он пять целковых отдал мастерам!

И Софья, и сам Полудуров при взгляде на расписного слона хохотали так, что пришлось рукавами слезы утирать. А тут еще начал накрапывать дождь, и краска ручейками потекла по слоновьим бокам. Это было фиаско, крах полнейший и безысходнейший. Шишигина терзало мучительное ощущение, что смеются над ним самим. В тот вечер – да и всю последующую неделю – он пил в компании Лисицкого и Краснова. Изредка комки мыслей в его голове слипались в нечто связное, и выглядело оно примерно так: «Сдался мне этот слон, ах дурак я, дурак! Зачем слон, почему слон? Кто объяснит? Огромный, гад, топочет по двору, порою среди ночи трубит… А Удавкин там потешается поди, кутит на мои деньги… Нашел же дурака, подлец!»

Как и было сказано, попойка в доме помещика растянулась на целую неделю. Все это время к процессу присоединялись все новые лица, так что в комнатах стало людно и дымно. Снаружи, между тем, похолодало; прошел первый снегопад, залепил стекла мокрым снегом… Слон бродил один по белому заснеженному двору и сам весь был белый, прядал ушами, стряхивая с них неведомую ему холодную массу. В один их вечеров Шишигин по пьяной лавочке продул все наличные деньги купцу Шельмакову, а потом поставил на кон слона, лелея надежду отыграться. Не отыгрался. Слон сменил хозяина. При этом Шишигин вдруг ощутил странное блаженство, небывалую легкость, и понял вдруг, что пора бы ему завязывать с выпивкой – иными словами, помещик снова сделался самим собой, вырвался из того мутного состояния, в которое его погрузило обладание заморским чудищем.

За окном было совсем темно, густо валил снег. Купец Шельмаков, пошатываясь, вышел на двор, чтобы полюбоваться своим новоприобретенным имуществом, однако, как выяснилось, слон оборвал веревку и убежал. Он проломил изгородь своим массивным телом и канул в поля, в темноту, в лиховерть ошалелой холодной метели, негодующе трубя и размахивая ушами, похожими на печные заслонки. Метель скрыла все следы, и никто не знает, куда он делся потом.

Одним словом, глупая история. Ясно же было, ни к чему помещику слон.

Астероид дьявола

Размеренный писк приборов вывел Мортимера из оцепенения – он поднял усталое, покрытое бисеринками пота лицо и обратил взгляд на экран. С экрана на него смотрел дьявол. Мортимер болезненно напрягся. Тугой ком подкатил к горлу, сухие бледные губы раскрылись. Он едва не вскрикнул от ужаса, но тут же расслабился, осознав свою ошибку.

Тесное помещение капитанского мостика освещали лишь ритмичные вспышки разноцветных лампочек, покрывавших собою панели и матовые бока многочисленных приборов. Мортимер провел рукой по лицу, улыбнувшись самыми уголками губ. Конечно, отнюдь не дьявольскую физиономию демонстрировал ему выпуклый монитор – это был всего лишь небольшой астероид, медленно вращающийся на фоне космической черноты. Сходство было мимолетным. Пара клиновидных горных пиков показалась ученому короткими рогами, нависающими над покатым лбом, понижения рельефа, затопленные густой тьмой, напомнили провалы глазниц и узких ноздрей. Была там и кривая расселина, формой напоминающая оскаленную пасть…

Мортимер подумал, что в последние часы стал чересчур впечатлительным. Тем временем небесное тело на экране повернулось другим боком, и тени на его поверхности изменили свою форму. Всяческое сходство с ликом дьявола исчезло. Наблюдая за происходящими изменениями, Мортимер облегченно вздохнул.

Вскоре под потолком ярко вспыхнули шарообразные лампы, разогнавшие сонную полутьму. Потягиваясь, в дверях показалась широкоплечая фигура капитана Волгина.

– Надо же, – подивился он, падая в кресло, – датчики фиксируют на этом булыжнике остатки органической жизни.

Мортимер досадливо сжал зубы и бегло просмотрел показания компьютера. Действительно, ведь именно писк сканеров и вывел его из оцепенения. Это был сигнал, извещающий о наличии жизни – высокая нота, режущая слух подобно ржавой пиле.

– Астероид МХ-12.073, – Волгин задумчиво потер подбородок, откидываясь на спинку кресла, – открыт лет десять назад. Толком еще не исследован. Придется тебе этим заняться, Морт.

Последние слова заставили ученого напрячься, как будто его укололи сосулькой в самое сердце.

– К черту, Сергей, – он выдавил из себя улыбку, – жизнь на подобном куске скалы существовать не может. Наверняка опять ложная тревога, ты же знаешь, как это бывает – несколько миллионов лет назад астероид был частью планеты, на которой существовали какие-нибудь примитивные червяки, и потому в его состав до сих пор входят ископаемые породы с останками древней органики… Право, не стоит нам время тратить на подобную ерунду.

Волгин недоуменно взглянул ему в лицо.

– Предлагаешь нарушить Кодекс? Пункт 7.14 ясно гласит, что любые признаки жизни должны быть исследованы вне зависимости…

– Хорошо, хорошо, – Мортимер отмахнулся и встал с кресла. Он ощутил, как его внутренности медленно охватывает холодный огонь, и понял, что это был страх.

– Это ведь обычное дело, Морт, – Волгин отвернулся, без всякого интереса рассматривая астероид, – рутина. Занудно, я понимаю. Но не можем же мы наплевать на Кодекс! Прогулка в оба конца вряд ли займет у тебя больше часа.

– Уверен, что так, – поддакнул Мортимер, покидая мостик. Действительно, сказал он себе, самая обычная рутина. Прокатиться в одноместном челноке до поверхности красной скалы, взять пробы грунта, зафиксировать показания приборов… Мортимер, опытный космобиолог, совершал подобные вылазки не раз и не два. Так почему же теперь сердце его покрылось колючим инеем ужаса?

***

Лина Стакс, экспедиционный астроном, как раз собиралась разливать кофе по чашкам, когда в кубрике появился Волгин. Дверь с шипением опустилась у него за спиной.

– Я немного волнуюсь за Морта, – проронил он задумчиво.

– Почему?

Усевшись за столик, капитан побарабанил пальцами по металлической поверхности. Лина пододвинула к нему чашку с дымящимся напитком.

– Сложно сказать… В последнее время он какой-то дерганый. Кажется, даже похудел немного. Я взял на себя труд понаблюдать за ним, и заметил, что в библиотеке он часами напролет просиживает, уткнувшись в одну и ту же книгу. Знаешь, как она называется?

– Понятия не имею, – женщина повела тоненькими плечами. – Полагаю, очередная монография по биологии?

– В том-то и дело, что нет. Он читает Библию. Слышала о ней?

– Не уверена… Кажется, нет.

– Оно и не удивительно. В наше время не многие забивают себе голову религиозной чепухой. Однако еще пару столетий назад название этой книги было у всех на устах. По правде сказать, с точки зрения современного человека она ужасна. Повествует о таких вещах, как братоубийство, инцест, ксенофобия, геноцид… Кроме того, в ней содержатся призывы к истреблению всякого, кто не придерживается постулатов этой страшной религии, во имя некоего вымышленного существа, якобы обитающего в верхних слоях земной атмосферы.

– Какой ужас! – Испуг Лины выглядел неподдельным. – Неужели Мортимера занимают столь извращенные вещи?!

– Выходит, что так. Должно быть, это все от безделья – в последнее время работы у него не много. И нет ничего удивительного, что после чтения такой ужасной книги он сделался слегка нервозным.

– Так может, зря ты его на астероид отправил? – женщина бросила взгляд в иллюминатор, и успела заметить проплывающий мимо челнок космобиолога.

– Не думаю. В этой вылазке нет ничего сложного. Уверен, как только Морт займется своими прямыми обязанностями, все мрачные сказки мигом выветрятся из его головы.

***

Охваченный паникой, он наблюдал, как неровный красный овал астероида приближается, увеличиваясь в размерах. Мортимер облачился в скафандр и внимательно проверил его герметичность – все было в порядке. Забегал пальцами по крупным светящимся клавишам, задавая координаты посадки. Ровное плато между двумя скалистыми вершинами идеально подходило для его целей. Содрогнувшись, мужчина почувствовал себя мухой, которая собирается опуститься на лоб к великану.

Посадочные шасси мягко ткнулись в грунт. Гудение тормозных двигателей сошло на нет, однако на протяжении еще нескольких минут Мортимер с тоской вслушивался в размеренное треньканье остывающего металла. Ужас душил его, как будто невидимые холодные пальцы беспрепятственно миновали скафандр и впились в беззащитную шею. Лампочки сканера навязчиво подмигивали, напоминая о наличии органических соединений на этом крошечном куске скалы. Кстати говоря, компьютер известил ученого еще об одном сюрпризе: на астероиде имела место некая гравитационная аномалия, благодаря которой притяжение оказалось неожиданно высоким. Почти три четверти земного. Очень странно.

Палец ткнул в кнопку разгерметизации. Одна из панелей с узким иллюминатором ушла вверх, открывая путь в неведомое. За ней виднелась красноватая плоская поверхность, окаймленная зубчатым нагромождением скал. Чернота неба, казалось, нависала прямо над головой, астероид напоминал крошечную алую песчинку, увязшую в бескрайнем море дегтя. Подхватив ящик с инструментами, Мортимер решительно шагнул наружу.

Нога в тяжелом ботинке по щиколотку ушла в пыль. Отойдя на несколько шагов от челнока, Мортимер обратил взгляд к небесам – высоко над головой он увидел веретенообразный силуэт звездолета, покинутого им минут пятнадцать назад. Возможно, некоторые члены экипажа именно сейчас прильнули к иллюминаторам, наблюдая за действиями Мортимера.

Он внимательно осмотрел поверхность астероида. Это была пористая скальная порода, окраска которой варьировалась от бледно-розового цвета, напоминающего первые закатные краски, до пугающе-темного багрянца пролитой крови. Распахнув металлический ящичек, космобиолог извлек из него бур и привычным движением проделал отверстие в грунте у себя под ногами. Потом нагнулся за спектральным анализатором – и в тот же миг застыл, краем глаза уловив легкое движение между скал. Он поднял голову, замер, всматриваясь в том направлении. Тень, которую отбрасывала высокая выщербленная скала, была непроглядно-черной, как воды Стикса, однако Мортимер мог поклясться, что среди нагроможденных там валунов мелькнул некий неясный силуэт.

Оставив свои инструменты, космобиолог направился к скале, каждым своим шагом вздымая клубящееся облачко пыли. Он миновал уже большую часть равнинной поверхности, освещенной неярким светом ближайшего солнца, когда движение повторилось. Тело, форму которого он не успел определить, шмыгнуло в видневшуюся среди камней узкую расселину. Мортимер шагал, как загипнотизированный. А достигнув расселины, увидел сбегающие вниз древние ступени, вырубленные в камне.

Ужас раскаленными крючьями полоснул по сердцу. Кто мог вырубить ступени на столь крошечном и совершенно непригодном для жизни астероиде? Не иначе, перед ним обычное нагромождение обнажившихся скальных пластов. Он почти сумел убедить себя в этом, но зрелище, открывшееся глазам ученого после того, как он спустился по ступеням вниз, разрушило сию нехитрую догадку.

Стены расселины были покрыты искусно вырезанными барельефами. Космобиолог замер, пораженный внезапным открытием. Проведя ладонью по резным фигурам, он убедился, что глаза его не подводят. Более того, на барельефах были изображены человеческие существа!

Это уже не влезало ни в какие рамки. Человечество давно переросло наивные представления о том, что где-то во вселенной могут существовать иные антропоморфные создания. Жизнь не имела склонности к самоповторам. Те представители звездных рас, с которыми земляне успели познакомиться на данный момент, внешне не имели ничего общего с людьми – будь то летающие полипы из созвездия Скорпиона, или ступенчатые пирамиды живой плоти с Альдебарана. Иначе говоря, если Мортимер действительно видел перед собой изображения людей (в чем у него не было повода усомниться), значит, речь шла именно о землянах. Он судорожно сглотнул – ведь Солнечная система осталась в нескольких парсеках у них за спиной! С точки зрения логики объяснить наличие загадочных барельефов на затерянной в космосе скале было решительно невозможно.

Пораженный самим фактом открывшегося зрелища, Мортимер не сразу обратил внимание, что расположенные цепочкой барельефы повествуют некую связную историю. На первом из них красовался грозный лик, обрамленный длинными вьющимися волосами, вокруг которого вились маленькие крылатые существа. Второй рисунок был покрыт многочисленными сколами, но на его поверхности все же можно было различить фигуры мужчины и женщины, за спинами которых вставали тесные ряды деревьев.

Сделав несколько шагов вдоль стены, Мортимер всмотрелся в третье изображение. Ученый различил на нем дерево, покрытое многочисленными круглыми плодами и окруженное сияющим ореолом. У самых корней ствол тугими кольцами обвивал огромный змей, из пасти которого свешивался длинный раздвоенный язык. В голове Мортимера возникли некие ассоциации, пока еще призрачно-туманные и едва уловимые, но стоило взгляду упасть на следующий барельеф, как все сомнения рассеялись.

Рисунок изображал все то же дерево, рядом с которым теперь стояли уже знакомые ученому мужчина и женщина. Женщина протягивала своему спутнику только что сорванный с ветки плод. Рядом с ней из травы поднималась треугольная змеиная голова.

Все это было Мортимеру уже знакомо, знакомо до боли, ибо запечатленная в камне сцена в точности повторяла один из эпизодов зловещей книги, которую он изучал в последнее время. Библия. Он прочел ее от корки до корки. Поначалу интерес космобиолога был исключительно праздным, но постепенно дикая история полностью захватила его воображение. И теперь здесь, на маленьком астероиде, подобно неприкаянной душе блуждающем в черной густоте вселенной, он видел перед собой все тот же сюжет!

Впервые в жизни Мортимер осознал, что логика бессильна перед лицом открывшейся тайны. Он видел то, чего не могло существовать в природе, то, что бросало вызов самому здравому смыслу, всему человеческому опыту, накопленному за столетия освоения космоса. Религия торжествовала над наукой, безумие над разумом.

Мортимер от всей души пожелал оказаться сейчас где-нибудь на другом конце галактики, лишь бы не видеть перед собой проклятых барельефов. Тем не менее, долг ученого требовал довести исследование до конца. Расселина упиралась в гладко отшлифованную стену все того же красного камня, в котором был прорублен низкий прямоугольный проход. Внутри царила кромешная тьма.

Включив фонарь на шлеме, Мортимер пригнулся и шагнул в тесный коридор, пол которого начинал плавно понижаться в нескольких шагах от входа. Мысль о естественном происхождении коридора можно было сразу отбросить – пол и стены имели идеально ровную поверхность, кое-где сохранив даже следы кирки. Луч фонаря испуганной птицей блуждал от стены к стене, пока Мортимер спускался в недра астероида. Вскоре впереди забрезжил свет, зеленоватый и мутный, как сияние урановых лун.

Тяжело дыша под тяжестью давящего страха, космобиолог вышел в округлую пещеру с куполообразным потолком, и картина, открывшаяся там его взгляду, превзошла самые дикие фантазии.

В центре пещеры Мортимер увидел дерево. Ствол растения был гладким и идеально прямым, длинные тонкие ветви торчали почти вертикально вверх. Их покрывали мелкие ланцетовидные листья, светящиеся фосфорическим огнем. Формой и блеском они напоминали собой мириады кошачьих глаз. Вокруг дерева разливалось дрожащее бледно-зеленое свечение. На ветвях во множестве висели округлые плоды с блестящей, матово мерцающей кожурой.

Рядом с деревом стояла обнаженная женщина. Ее пухлые губы застыли в усмешке, большие темные глаза были полуприкрыты, словно веки с трудом удерживали тяжесть длинных густых ресниц. Черные волосы рассыпались по плечам. Мортимер понял, что именно ее силуэт он видел в тени между скал.

Он почувствовал, как незримые присоски ужаса жадно впиваются в мозг, выкачивая из него здравый смысл. Едва найдя в себе силы, ученый бросил взгляд на наручный компьютер, закрепленный на запястье. Если верить прибору, какая-либо атмосфера в пещере полностью отсутствовала, как того и следовало бы ожидать. Тем не менее, дерево и женщина были здесь. При желании Мортимер мог бы коснуться их рукой. Но такого желания у него не возникло.

Ноги словно окаменели, не позволяя сделать ни шагу с места. Охваченный все возрастающей паникой, Мортимер наблюдал, как женщина вытягивает свою тонкую руку и срывает с ветки один из зеленых, налитых соком плодов. Плод словно пульсирует на ее ладони, изящной и белой, как слоновая кость. Женщина делает шаг в его сторону, улыбается обворожительной улыбкой. Ученый ощущает, что эта улыбка как будто пьянит его, мысли в голове начинают путаться и слипаться в бесформенный ком. Возникает желание принять зловещий плод и попробовать его на вкус. Это необоримое желание напоминает жажду, оно сушит горло и околдовывает разум. Сопротивляться невозможно. Женщина уже рядом, ее грудь бурно вздымается, несмотря на отсутствие атмосферы. Их ладони соприкасаются. И вот уже плод, напоминающий маленькое бьющееся сердце, зажат в кулаке. Чудовищная жажда вытеснила из головы все мысли. Все, кроме одной – пронзить зубами тонкую кожуру, ощутить, как терпкая влага щекочет язык…

Мортимер понимал, что его желание не воплотится в жизнь, пока на нем этот проклятый шлем. Чтобы надкусить плод, нужно приподнять забрало. В каком-то отдаленном уголке сознания едва заметной звездочкой вспыхнула мысль – ты в вакууме, кислород в пещере отсутствует! Снять шлем, приподнять забрало – равносильно смерти! Но ведь эта женщина дышит? Проклятое дерево живет и плодоносит, значит и он сможет дышать! Законы природы не властны в этом волшебном месте. Плод сияет на его ладони, испуская переливчатые зеленые лучи. Плод как будто обжигает его, несмотря на перчатку скафандра – обжигает скорее душу, нежели тело. Сопротивляться невозможно… Да и зачем? Разве эта женщина с чистым одухотворенным лицом может желать ему зла?

Сухие губы Мортимера горели огнем, зрение расфокусировалось, из-за чего пещера поплыла у него перед глазами. Казалось, сумбурные мысли перекатываются в его голове, как чугунные шарики на дне пустой коробки. Пальцы нашли застежку шлема и спешно надавили на нее – в тот же миг забрало поднялось, выпуская во внешнее пространство дрожащий пузырь воздуха…