Текст книги "Взвейтесь соколы орлами!"

«Андрюшечка! Как хорошо, что Вы ещё не спите! Я так и знал! Мне буквально на сутки дали старый журнал «Техника Молодёжи» и там целый разворот об И-15. Подъезжайте. Вам будет очень интересно это прочесть!

Я глянул на будильник – три часа ночи, а в шесть вставать на работу:

– Григорий Ефимович, дорогой мой! Ну никак не могу я сейчас подъехать. Семейные обстоятельства. Давайте в субботу на рыбалке вы мне дадите почитать эту статью!

– В субботу не получится. Завтра я должен обязательно вернуть журнал. Но не огорчайтесь, для вас я сделаю копию!

В Нью-Йорке тогда сделать копию на ксероксе можно было в любой аптеке за 5 центов. А если ты клиент этой аптеки, то даром. Но не таков был дядя Гриша. Он переписал всю статью от руки, а копию схемы самолёта скопировал на кальку. И так продолжалось года три. Я выучил И–15 назубок и знал его гораздо лучше, чем вертолёт, на котором пролетал более 10 лет. Потом Григорий Ефимович переехал в другой штат к родне и наше общение прекратилось. Но знание Курносого он вбил в меня крепко.

И вот я подумал, а ведь И-15 – это кукурузник Ан-2 в миниатюре. А Ще-2 прототип нашего Ан-24. А что если собрать всё в кучу, на верхнюю плоскость И-15 поставить две наших Семёрочки, то по мощности-то он в пять раз превзойдёт Ще-2. Даже эскизики набросал. Получился какой-то монстр. Вот его-то я и хочу показать профессору Делонэ!

– Ну ты, брат, просто огорошил меня обилием цифр и марок самолётов. Но показать эскизы надо обязательно. Вдруг он чего и присоветует.

На следующий день Кондрат уехал в Питер готовиться к походу на Мурман, а мы продолжили полёты со «Звёздочкой». Ещё через неделю приехал профессор Делоне, а с ним в одном поезде ехали и лейтенант Рожков с супругой. В Гамаюн они добирались в одной коляске и познакомились по дороге. В терем они сразу не вошли, а стояли на крылечке и смотрели на полёты. А посмотреть было на что. Сразу двенадцать учлётов на трёх Орлятах летали по кругу попеременно. Я, Волков и Фроловский были на старте. Каждый следил за своим Орлёнком. После посадки каждый из нас подбегал к учлёту. Давал какие-то советы и тут же отбегал, а Орлёнок взмывал в небо. Так продолжалось до обеда. Когда подошли к крыльцу, то застали там дорогих гостей. Зина ещё раньше увела Илону к себе и они обе командовали Дашей и Глашей, как накрывать на стол. Только те не особо-то и слушались и делали всё по своему. За обедом выяснилось, что лейтенант Рожков прибыл только на сутки и завтра уезжает, а вот профессор согласился погостить недельку-другую. Я попросил полковника Волкова продолжить полёты без меня, а сам остался с гостями. После обеда я всё свое время посвятил изложению своих соображений относительно эскадренных миноносцев полуподводного типа. Николай Николаевич лишь только понимающе кивал и не перебивал меня только из вежливости. Всё это он оказывается уже слышал от адмирала Макарова. Тогда я решил пойти дальше, даже не дальше, а глубже. Вспомнил все немецкие фильмы о подлодках и погнал полную отсебятину, а не то, что говорил Кондрат.

– А вот если допустить, что люки плотно задраены, а двигатели вращают не только винты, но и генератор, то можно в полунадводном положении заряжать аккумуляторы. Сотню аккумуляторов. А вот когда понадобится, то можно заглушить двигатели, принять на борт воды и нырнуть под поверхность. Ход такому эсминцу уже обеспечат аккумуляторы, через электродвигатели. И можно незаметно подкрасться к тому месту, где окажется неприятель, провести торпедную атаку и так же незаметно скрыться. Над водой будет только выдвижной бинокль по принципу телескопа. Назовём его перископ!

Эта идея зацепила лейтенанта не на шутку – подводный эсминец:

– А как же потом всплывать?

– Ну, это очень просто – продуйте сжатым воздухом балластные цистерны с водой, он и сам всплывёт! – пояснил я:– Такому эсминцу не обязательно бороздить просторы морей в поисках врага. Достаточно стоять в полуподводном положении вблизи коммуникаций противника, а как только покажется дым из труб, нырять, и наблюдая в перископ, ждать. Потом торпедная атака и уход на изначальную позицию.

– А я охотно помогу Вам в расчетах прочности такого судна! – сказал Делоне.

– Буду очень признателен Вам, профессор! – ответил Николай Николаевич.

Уже утром, расставаясь с четой Рожковых, я напутствовал лейтенанта:

– На днях последует указ Государя о присвоении вам чина капитана второго ранга и назначении вас на должность руководителя проекта малых эскадренных миноносцев. Слово «подводных» нигде фигурировать не будет. Подберите себе команду сами. Двигатель разработает Густав Тринклер. Он сейчас на Адмиралтейских верфях. Прочность – профессор обещал рассчитать. Секретность строжайшая. И помните, ваши адмиральские эполеты уже лежат в столе у государя. Ведь ваша супруга не откажется стать адмиральшей? Не правда, ли Илона?

Будущая адмиральша Рожкова лишь загадочно улыбнулась в ответ.

А мы продолжали полёты. Николай Борисович не торопил меня. Сам пока осматривал ангар, первого Орлёнка с Анзани, беседовал с дядей Лёшей и братьями Зарубиными. Но вот настал и мой час. День был воскресный, все разъехались, кто куда. В тереме остались только мы с Зиной и профессор.

Пока Зина накрывала на веранде стол к чаю, я набрался храбрости и пригласил профессора в гостиную. По такому случаю я снова надел рубаху гимназиста второгодника, коим и был в сравнении с Николаем Борисовичем:

– Уважаемый профессор! Всё, что Вы здесь видели, это плод нашей разыгравшейся фантазии, возведённой в степень мечты о полётах.

– Ну отчего же фантазий? Скажу вам без лести, что я нашёл несколько необычных, но очень грамотных инженерных решений!

– В этом не моя заслуга, а нашего флотского гения дяди Лёши Патрикеева.

Но те летательные аппараты, которые вы видели, это лишь учебные пособия для будущих пилотов. России же потребуются боевые машины для завоевания господства в воздухе. Для этого Конструкторское бюро Главного руководителя проекта моторостроения, господина Луцкого, разработало новый двигатель. Я вчера получил его письмо. Мощность на максимальном режиме уже перевалила за полтысячи лошадиных сил. И это при весе чуть менее полутонны. Теперь мы хотим спроектировать самолет примерно вот такой компоновки! – и я вывесил плакаты с подобием чертежей своего монстрика. Я начертил заранее по памяти самолет Ан-2, но два двигателя перенёс на верхнее крыло. А то место где был изначально один мотор превратил в остеклённую кабину. Фюзеляж сделал узким чуть менее метра на одного пилота, а сзади приляпал двухкилевой хвост. И придал всему этому безобразию размеры И-15. Изобразил всё это я в трёх проекциях. Уж как смог. А душе я молил Бога об одном – только бы профессор не рассмеялся.

А он встал, подошел ближе, рассматривал минуты две-три. А потом достал из кармана красный карандаш и начал чертить прямо по моим наброскам:

– Мы видим здесь обычную трапецию в перевёрнутом виде. Моторы будут расположены по её краям. Вот здесь и здесь надо поставить рёбра жёсткости. Из какого материала Вы будете создавать эту раму-основу?

– Из закалённого сталюмина!

– Знаю о таком! Новое открытие профессора Менделеева. Я готов за неделю рассчитать для Вас всю конструкцию рамы со значительным запасом прочности. Рам будет две – передняя и задняя. Обе будут жёстко связаны между собой. А вот из их оснований пойдут лонжероны вправо и влево для крыльев, и вперёд и назад для кабины пилота и корпуса до хвоста. А уж на них крепите основу хоть для крыльев, хоть для плавников. Вот эти стойки для колёс можно совсем убрать. Пусть основные колёса крепятся к задней трапеции прямо к корпусу самолета. Так и колёса можно сделать побольше и сопротивление воздуха будет намного меньше. Вот на вскидку как-то так!

– Николай Борисович! Я вот где-то слышал, что человек, талантливый в чем-то одном – талантлив во всём. Вы только что это подтвердили! Поверх моих каракулей вы за 10 минут изобразили конструкцию самолета 20го века. Если бы у меня была шляпа, то я бы снял её перед Вами.

– Ну не прибедняйтесь, Андрей Владимирович! Снимите лучше эту рубаху гимназиста. Я уже оценил вашу скромность. Ведь этот будущий самолет изобрели именно вы. А я лишь придал ему правильные геометрические формы для прочности. Так что не будем делиться лаврами!

– Мужчины, пожалуйте к чаю! – позвала нас Зина с веранды: – Зарубинские только что свежих плюшек напекли. Ведь кто-то любит побаловаться плюшками! – и лукаво мне подмигнула. Мы уселись за самоваром.

– А где Даша или Глаша?

– Да тут где-то неподалёку! – и Зина позвала их: – Даша!!! Глаша!!!

– А вот они мы!

– Вот что, девицы-красавицы. Спальню и кабинет князя Кирилла до зеркального блеска. Время пошло! – скомандовал я.

– Николай, Борисович, я хочу вам предложить переселиться из гостевой комнаты на первом этаже в кабинет моего брата на втором. Он всё равно в Питере готовится к походу в Заполярье, а вам там никто мешать не будет. Кульман из ангара морячки сей же час туда перенесут. Любую необходимую литературу доставят с фельдъегерем за пару часов. Если вам необходима полная тишина, то мы готовы на неделю прервать полёты, чтобы не отвлекать вас. Учлеты всё поймут и не обидятся.

– Полёты не прекращайте ни в коем случае. При виде ваших Орлят мне будет думаться лучше. Уж очень они красиво над часовенкой выкрутасы закладывают – сразу понятно какие силы и куда будут направлены. А вся справочная литература у меня в голове. Я ведь все же профессор, а не гимназист! – И от его доброжелательной улыбки засиял даже самовар.

Меньше чем через наделю все чертежи и расчеты были готовы. Более того, был вычерчен сам самолёт. И в трёх проекциях и с видом в три четверти.

Я развесил эти чертежи в большой гостиной и пригласил дядю Лёшу и Зарубиных старших прикинуть объём предстоящих работ. Несколько кубов бальзовых досок и бруса они уже получили и теперь прикидывали как лучше крепить нервюры и какой формы их вырезать. А дядя Лёша всё ходил и смотрел молча. Зинуля поняла это по-своему и накатила ему лафитник водки.

– А я бы по-другому сделал! – выдохнул он после, вместо закуски.

– И как же это? – насторожился профессор.

– А просто-таки. У тебя здесь самая главная рама с моторами. На ей всё и держится. А зачем же фюзеляж сделан с ней заедино? Надо бы поставить салазки сверху и снизу. И что бы фюзеляж был съёмный и крепился бы болтами. Нужен тебе бомбовоз – вот тебе самолет одноместный. Бомбы или торпеда снаружи. Нужен тебе, к примеру, для груза – вынай энтот за хвост и вставляй грузовой вариант – поширше. Нужен пассажирский – третий вариант. Но уже с дверями и с окошками. Моторама с крыльями остаются такими же, а вот сам самолёт становится разный. Ну как-то так! – и махнул вторую стопку водки. Закусывать не стал – держал флотский фасон.

Николай Борисович долго молчал, что-то прикидывал в уме, а потом выдал:

– Да с таким талантливым народом, мы не то, что в небо, мы в космос первыми полетим. Господин Патрикеев, вы же нам только что подарили многоцелевой самолёт. Щедра земля русская на самородные таланты!

– Скажете тоже, самолёт подарил. Да мы для графини Зинаиды Павловны, не то, что самолёт – карусель построить могём. И даже с музыкой. Вот!

Профессор взялся переделывать все чертежи. Даже ночью хотел работать.

Пришлось его немного остудить, он же всё-таки наш гость.

– Николай Борисович! Ну нельзя же так себя не щадить. Тем более двигатели серии «Семёрочка» будут готовы не раньше осени. Сейчас идёт лишь обкатка опытных моделей. А в серию запустим, дай Бог, только к зиме. Так что не надо бежать впереди паровоза. А у нас гостите сколько захотите. И семью сюда перевозите на всё лето. У нас тут благодать.

Копии чертежей отослали на Москву к Жуковскому, с просьбой рассчитать примерную площадь всех крыльев. Сопроводительное письмо получилось длиннющее. Ну да он поймёт. Как никак родоначальник аэродинамики.

Я себе уже ясно представлял, где и какие детали будем заказывать. Из-за границы ничего и не надо было. Только алюминиевые трубы и разные профили. Лишь мысль о колёсах не давала мне покоя. Ведь они должны были быть и мягкими, и лёгкими и прочными. Тут как раз почта подкатила. Я глянул на тяжелую повозку, обитую железом. А передние-то колёса со спицами и на резиновом ходу. Я спустился с крыльца и подбросил кучеру целковый:

– А скажи-ка, любезный, где такие славные колёса делают на резиновом ходу?

– Вестимо где, барин. К городе Ковно! Лучше ихних нигде колёс не сыскать!

Значит надо ехать в Литву. Где там папенькин салон-вагон?

В Литву отправились вчетвером. Я с Зинулей и есаул с Жанной.

Плаксин поехал для охраны, а баронесса Жанна просто так, за компанию.

Я уже заранее знал, что предводителем дворянства в Ковно был Пётр Аркадьевич Столыпин. Ещё в той жизни я дважды просмотрел сериал «Невыученные уроки», и теперь с нетерпением ждал встречи с этим воистину выдающимся человеком. Прямо с вокзала я отправился к нему, а остальные в гостиницу. День был воскресный и потому я надеялся застать Столыпина дома. Мне навстречу вышел уже хорошо мне знакомый и по фильму, и по фоткам в интернете молодой мужчина. Вот только глаза у него были с покраснением и немного припухшие. Я представился, мы поздоровались, но Пётр Аркадьевич стал извиняться, что не может принять меня. У него тяжело заболела старшая дочь Мария.

– А что с ней?

– Что-то с головой. Она перестала узнавать нас. Доктора разводят руками. Пульс ровный, дыхание чистое, температуры нет. Но она даже имени своего не помнит. Говорит, что она – Надя Шагумова!

Вот тут будто бы кто-то меня поленом по темечку приласкал. Надежда Шагумова. Мой лечащий врач, который меня уже лет 15 вытягивает за уши с того света. Но как такое может быть? Я ведь здесь, а она там.

– А сколько лет Марии Петровне?

– Да скоро уж 14. По осени хотели её в Смольный институт благородных девиц определить, да теперь уж какое там. Сами не знаем, что делать.

– Пётр Аркадьевич, кажется я эту болезнь знаю – сам ею когда-то переболел. Если мои подозрения подтвердятся, то уже к вечеру Ваша дочь будет здорова. А сейчас я просто должен её увидеть и немножко поговорить с ней.

– Андрей Владимирович! Вы вселяете в наши сердца надежду. Неужели можно вот так, просто одними словами, без лекарств и курса лечения исцелить человека?

– Исцелял словом только Господь Бог наш Иисус Христос. Но вы же сами произнесли слово «надежда», а она ведь последняя осталась в ящике Пандоры. Вот и давайте уповать на милость Господа!

– А как хоть эта болезнь называется?

Тут я напряг свою память и стал вспоминать все киношки про шпионов.

– Частичная, временная амнезия! – выдал я весь запас своих познаний.

– Мне это ни о чем не говорит. Но пройдите, пожалуйста, в спальню к дочери.

На постели под одеялом лежала девочка. Темные кудряшки разметались по подушке. Правильные черты лица уже сейчас говорили о том, что с годами она превратится в красавицу, о которой будут говорить: Ангел чистой красоты. Я подсел к ней поближе и шепотом сказал:

– Ну здравствуйте, доктор Надежда! – и приложил палец к губам.

– Здравствуйте! А откуда вы меня знаете? Разве мы знакомы? Кто вы?

– Кто я, сообщу вам чуть позже. И я о вас очень мало знаю. Но вот вы меня знаете преотлично. И мои рентгеновские снимки видели, и результаты всяких анализов, и кардиограммки мои изучали, и печень мою многогрешную своими золотыми ручками мяли. А уж сколько раз я получал от вас по загривку за то, что курю – так даже и не упомнить. Я вам обязательно представлюсь и всё расскажу. А сейчас пойдёмте гулять, а то и в спальне бывают уши! За вас здесь все очень волнуются и нашу беседу могут неверно истолковать. И ничему не удивляйтесь. Скоро вы всё поймёте.

У дверей спальни меня ожидали взволнованные Пётр Аркадьевич и Ольга Борисовна. В их глазах были слёзы и немой вопрос: – Как она?

– Успокойтесь, господа. Я надеюсь, что все будет хорошо. А сейчас распорядитесь, что бы Марии Петровне подали одеваться. Мы идём гулять по парку. А Вы, Ольга Борисовна, голубушка, распорядитесь, пожалуйста, что бы на лужайке перед домом поставили чайный стол на две персоны. И никакой прислуги.

Когда мы чуть углубились в парк по тенистой липовой аллее, я спросил:

– Надежда Викторовна! Расскажите мне, пожалуйста, о том дне, который предшествовал тому моменту, когда вы проснулись в этой спальне.

– Я была в госпитале. У меня было много бумажной работы, а в ординаторской было довольно шумно от коллег, и я не могла сосредоточиться. Тогда кто-то из врачей-анестезиологов предложил мне пройти в их кабинет, благо там было пусто. Я воспользовалась их приглашением. Они даже заперли меня на ключ, что бы никто посторонний не мешал. Помню только, что у них витал неуловимый запах усыпляющего газа. Я углубилась в прочтение документов и, наверное, задремала. А проснулась я уже здесь и пока ничего не могу понять. Поначалу несколько кружилась голова. Меня осматривали, видимо, мои коллеги и даже выписали какие-то успокоительные микстуры, хотя я была абсолютно спокойна. Я их понимаю – должен же доктор хоть что-то выписать, чтобы оправдать свой гонорар за визит к больному.

– Ну вот видите, доктор Надежда, пазлы-то и сложились. У них где-то была утечка усыпляющего газа. Коллеги про вас просто забыли в суматохе дня. А вы просто уснули насовсем. Ваше сознание или душа, называйте это как вам удобнее, покинула бренное тело. И куда этой душе было податься, если она была взбаламучена, как прибрежная вода на пляже Аркадии в воскресенье? Конечно ваше законное место в Раю, но даже сам Господь не смог бы оценить всех ваших благих дел – душа-то или сознание помутились. Вот он вас и оставил пока на грешной земле. И подселил ваше сознание в тело дочери Петра Аркадьевича Столыпина аж в самый конец 19-го века. Сейчас лето 1899 года. Я много читал о людях, которые попадали в подобные ситуации. Потому их и называют «попаданцами». Так что мы с вами не так уж и плохо попали. Могло ведь быть и хуже. Нас с братом рабами, прикованными к вёслам на галерах, а вас – рабыней на хлопковые плантации где-нибудь в Южной Каролине. Хотели в Америку, так получите по полной программе. Меня вот с братом проститутки отравили клофелином.

– Вы обещали мне представится!

– Да, да, конечно. Только не удивляйтесь. Я – ваш непутёвый пациент по той жизни, если помните, Андрей Сиваков.

– Конечно, помню и вас и супругу вашу Зинаиду. Но что означает ваш внешний вид? Вы совсем не походите на того пожилого толстяка, которым я вас знала. Цвет лица здоровый. Покажите язык! Вот и печень, видимо, ещё не отравлена алкоголем.

– Ну в том, что у меня цветущий вид, есть и ваша заслуга – в этой жизни я не курю, хотя и выпиваю иногда лишку. И мне сейчас 20 лет. В сегодняшней России ещё нет закона о том, что детям до 21 года пить нельзя. А попали мы с братом в тела Великих князей Андрея и Кирилла Владимировичей, двоюродных братцев самого императора Николая Второго. И неплохо устроились. Пройдемте к чайному столу, что-то пить захотелось.

В начале аллеи нас поджидал слуга и доложил, что стол накрыт в беседке.

– Вот что, любезный! А тебя давно на конюшне не пороли?

– Как же можно-с? У нас и в помине такого не было. Даже при крепостном праве у Столыпиных никого не пороли-с.

– А зря. Надо бы было.

– Так за что же, барин?

– Тебе где было велено стол поставить?

– Вестимо – на лужайке. Но я подумал, а ну как дождь, и поставил в беседке.

– Так тебе что было велено – ставить или думать? Что бы сию минуту стол стоял посередь лужайки, а твоего духу и рядом не было. Время пошло!

– Строго Вы с ним, Андрей. Могли бы и в беседке чаю попить.

– Попить бы могли, а вот поговорить, это вряд ли. Подслушай кто наши разговоры, обоих бы упекли в Кащенко. И ладно бы ещё в одну палату, а то ведь в разные! – при этих словах я еле увернулся от щелчка веером по носу.

– И как мне теперь жить? – спросила доктор Надежда.

– Да просто жить. Вы ещё маленькая девочка, барышня и вам 14 лет. Вы – старшая дочь одного из самых богатых, влиятельных и просвещенных людей России. В недалёком будущем ваш папенька станет премьер-министром и министром внутренних дел Российской Империи. Про него я дважды кино смотрел и в Гугле читал. Про вас только мельком, что вы стали красавицей и что-то там про два месяца. Так что подрастайте, учитесь для виду. Думаю, что вас увлечет медицина. С вашим-то объёмом знаний и опытом все эти Мечниковы, Пироговы, Бурденки, Боткин, который желтуху изобрёл – все эти парни смогли бы стать неплохими студентами на вашей кафедре в медицинском универе. Но пока всех своих способностей не проявляйте. Для начала сделайте мазь Вишневского. Мне про неё тесть много рассказывал. Он в войну ранен был. А какая тогда была прифронтовая медицина? Если ранение в ногу или в руку, то осколок извлекали, зашивали и хирург обводил химическим карандашом по кромке покраснения. И давал больному три дня. Увеличится покраснение – ногу или руку оттяпают. Свежий чистый бинт накладывали только в первый раз, после операции. Дальше сам стирай бинты и перевязывайся. Американского то пенициллина не было. Его только генералам кололи от гонореи. А в дверях госпиталя стоял бочонок с мазью. А в нем палка с намотанной на конце тряпочкой. Тесть её квачеком называл. И вот этим квачеком каждый ходячий сам себе раны мазал. Имя Вишневского мало кто тогда знал, а называли раненые эту мазь Надежда. И поделом. Ибо только она вселяла надежду, что руки или ноги уцелеют. Я ещё потом на Гугле смотрел её состав. Так там был дёготь берёсты, касторка и какая-то химия. Название похоже то ли на ксерокс, то ли на хлороформ, не помню!

– Ксероформ! – уверенно сказала доктор Шагумова.

– Во! Точно! А Вы возьмите да и замените касторовое масло на облепиховое. Пользы-то побольше будет. И назовите мазь – Надежда – очень символично. А помните, по русскому радио всё как то рекламировали капли Авиценны? Хотя вы-то русское радио и не слушали, при вашей-то занятости. Так вот там чего только не намешали: и имбирь, и лимон, и боярышник, и валерьянку, хмель, мята, эвкалипт. Да я всего-то и не упомню. А вкупе получились сердечные капли. Вот вы их тоже изобретите. И назовите капли своим именем. И будет у нас и мазь Надежда и капли Надежда. И не ради денег. Денег у вас и так хватает. Но скольким людям вы этим жизнь продлите. Ну а главная сверхзадача – это, конечно, антибиотик. Всё, что я о нём знаю это то, что его выделили из хлебной плесени и называлась эта плесень – Пеницилла. Вот и откройте его лет на 20 раньше Флеминга. И будет вам счастье. Да и Нобелевка впридачу. Этим вы всё человечество осчастливите. А пока обживайтесь в новом теле. Воссоединение двух сознаний в одном организме занимает примерно неделю. По себе знаю.

– Ой, Андрей, Вы мне столько всего понаговорили, что трудно даже поверить. Я сначала к Вашим словам насторожённо отнеслась, пока Вы не произнесли слово «ГУГЛ». Только тогда я поверила, что это не бред психа.

– Так у Вас-то и выбора нет – живите и радуйтесь. Не захотите заняться медициной, так вас никто и не принуждает. Выйдите замуж за какого-нибудь помещика. Поселитесь в папенькином имении, нарожаете детишек и будете им лечить носики-поносики. Хотя для вашей-то натуры это скучновато. И давайте договоримся, Надежда Викторовна. Ведь для всех Вы Мария Петровна. Но если кто-то придёт к вам от меня или от брата и назовёт вас Надеждой, значит это наш человек и ему можно доверять.

– Мне надо всё хорошенько обдумать. А то такой шквал информации. У кого угодно крыша поедет.

– Давайте возвращаться в дом, а то дело-то к обеду. И постарайтесь быть веселы. Ваши названные папенька с маменькой очень за вас переживают. Пусть видят, что вы окончательно выздоровели. А то я как увидел заплаканные глаза Петра Аркадьевича, то своим не поверил. Он же кремень-мужчина, и вдруг слёзы. Сегодня мы расстанемся, но в Питере, в Смольном мы с братом будем вас часто навещать. Да там с вами будет вместе учиться и младшая сестра моей Зинули – графиня Оленька Теплякова. Думаю, вы подружитесь. Она хорошая девочка. А пока ваши сознания сливаются, вам лучше побольше находиться одной. Чтобы вопросами не донимали. Чуть свободное время – книжку в руки и в парк. А ежели няньки чего спросят, так можете и цикнуть на них, и ножкой топнуть. Вы же барыня, а они прислуга.

– А Зина-то Ваша откуда здесь взялась?

– Это не совсем та Зина, которую вы знали ещё в той жизни. Вернее та, но уже из этой. Весьма запутанная история. Я вам потом расскажу. Но сейчас она снова со мной и я счастлив.

За обедом царило общее оживление. Все были рады внезапному выздоровлению Марии Петровны. Ольга Борисовна уж и не знала чем меня и потчевать. А когда я сказал Петру Аркадьевичу, что цель моего приезда была закупка небольших колёс на резиновом ходу, то он пообещал, что колёса будут в любом количестве и наивысшего качества. А иначе он весь город Ковно поставит… в позу, в которой Глаша и Даша полы моют.

При расставании я отвёл Столыпиных в сторонку и попросил:

– Вы Марию Петровну никакими вопросами не донимайте. Она сейчас в таком состоянии, что может даже заговорить на латыни, которую никогда не учила, но при этом не помнить, где стоит ночная ваза. Уж простите меня, Ольга Борисовна за моветон!

А при расставании с доктором Надеждой Викторовной Шагумовой я шепнул:

– Вспомнил я все же, что читал про Вас на Гугле. Помните я упоминал про два месяца? Так вот, Мария Петровна Столыпина не доживёт всего двух месяцев, двух месяцев до своего столетия. Ведь НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ.