Текст книги "Взвейтесь соколы орлами!"

– Андрюш! А сам-то ты чего не танцуешь никогда?

– Да после той памятной скачки на Беломоре я стал плохим танцором!

И мы оба рассмеялись.

* * *

В «Астории» было шумно и весело. Тосты следовали один за другим. Вальсы сменялись мазурками и снова вальсами. Зинуля была в центре внимания и молодые лётчики с любопытством разглядывали диковинный Орден Почетного Легиона на её груди. Последний тост произнёс я:

– Господа Пилоты. Послезавтра Вы вернётесь в Гамаюн, где и продолжите службу, но уже в ином качестве. А вот завтра озаботьтесь приобрести ценные памятные подарки нашим техникам, мотористам и столярам-ремонтникам. Без их незаметного труда никто бы из нас выше головы-то и не прыгнул. Так вот давайте за них и выпьем. За Российскую машинерию и инженерию!

Когда расходились, то баронесса Жанна улучила минутку и спросила меня:

– Как там Марик в Москве?

– А разве он ничего тебе не пишет?

– Пишет, но в своём стиле – туманно и расплывчато.

– Помнишь в Париже с ним была Анна, оперная дива. Так вот, похоже, она скоро станет баронессой.

– Даже так? Я с ней мало общалась. Всё же Париж и всё такое. А она из какого сословия? Кто её родители?

– Её отец – первый меховой магнат в Москве. А сама она поёт так, что соловьи от зависти дохнут.

Заночевать мы решили в родительском дому. Папенька с маменькой были в Царском Селе, а мне назавтра надо было встретиться с адмиралом Макаровым.

* * *

Степан Осипович принял меня в своём кабинете.

– Заехал ещё раз поблагодарить Вас, адмирал, за удачную кандидатуру капитана второго ранга Рожкова. Это тот самый человек на своем месте. Мы с вами уже говорили о материальной части, но совсем забыли о человеческом факторе. А ведь экипаж подводного эсминца должен состоять из четырёх офицеров и 16 старшин и матросов. А где их взять? Особенно мотористов, гальванёров и минёров. Кадры надо готовить уже сейчас, но брать только добровольцев. Вот и озаботьтесь этим вопросом, адмирал, уж будьте так любезны.

– Да я и сам об этом думал уже. Надо открыть курсы для моряков второго года службы. А для приманки объявить, что год службы на эсминцах пойдет, как за два. Многие сами захотят. Ещё и выбирать будем, кого принять. Ну как-то так. А мичманов полно на берегу сидит и ждёт вакансии на суда. С этим проблем не будет!

– Так и сделайте. Тем более что год службы на подводном флоте реально пойдёт за два. И офицерам двойное жалование.

После визита к адмиралу я заехал к Тринклеру.

– Густав Васильевич, ваши ДГТ во флоте прижились и их ждут с нетерпением в Мурманске. А могли бы вы создать небольшой движок силёнок на 30-40? И чтобы был неприхотлив и прост в обслуживании.

– Да я с таких и начинал. Покопаюсь в старых записях. Может, что и отыщу!

– Вы уж отыщите, пожалуйста. Да и сделайте пару дюжин на пробу. Испытайте и обкатайте. А коли что дельное получится, то шлите в Москву Луцкому. Я ему подскажу, куда их можно будет приладить.

* * *

На следующий день весь вчерашний выпуск был в Гамаюне. Молодые подпоручики постоянно поглядывали на свои золотые эполеты. Пилотки уже лихо заламывали набекрень, козырьки и крылышки на них сияли на солнце.

– Вот что, други мои! Рядом с ангаром под брезентом стоят два «Орла». До конца недели можете облазить их от трубки Пито до хвостового костыля. На любые Ваши вопросы по устройству и конструкции, ответы даст дядя Лёша Патрикеев. Старайтесь запоминать. Кто тупой и запомнить не сможет – записывайте. Я вот записываю. На выходные все по домам. А вот в понедельник всем выпуском отправляетесь в Москву. С Вами поедут полковник Волков и майор Сигаев. В Москве перейдёте с Николаевского вокзала на Казанский и отправитесь в городок Раменское. Там находится наш Центральный Аэродром Государевых Испытаний. Сокращенно ЦАГИ. На этом аэродроме Вас будут учить летать на Орлах лётчики-испытатели Благов и Бершадский. Слушаться их, как папу и маму вместе взятых. Когда они сочтут Вас готовыми к перелёту, то перегоните сразу 40 самолетов в Симбирск на Волге. Там Школа Высшей Лётной Подготовки. Сокращенно ШэВээЛПЭ. В этой школе вас уже месяц будут гонять и в хвост и в гриву ваши командиры бригад – комбриги и командиры корпусов – комкоры. А пока прогуляйтесь до ангара. Сувениры для техсостава не забыли? Вот и славно. А что за сувениры?

– Каждому золотые часы на цепочке, а музыка наш марш играет!

– Славно придумали! Чья идея?

– Подпоручик Николай Марковкин предложил. Один из лучших на курсе! – добавил полковник Волков.

Вот так была сформирована первая группа командиров эскадрилий.

Когда через неделю все разъехались, то в Гамаюне стало тихо, но скучно.

Дядя Лёша с Зарубиными сделали таки скелеты и «Орлика» и «Орлана».

– А теперь пронумеруйте всё, разберите и упакуйте в ящики – повезем в ЦАГИ продувать. Но до этого закатите одного «Орла» в ангар и подвесьте на метр над полом. Есть о чем задуматься!

Уже через неделю «Орёл» висел в ангаре. Красиво висел.

– Почему мы летаем только летом? Потому что зимой колёса в снегу увязнут! А если поставить самолёт на лыжи, то и зимой вполне можно и взлетать и садиться на укатанный снег. Вот сидите, смотрите и думайте. Какой длины должны быть лыжи, какой ширины и как их крепить вместо колёс?

Думали долго, долго. Часа два. Потом пошли обедать.

– Получается того, – начал Зарубин старший: – Доски надо брать кленовые, они хорошо гнуться. Не зря же на флоте вёсла только из них делают!

– А эти доски снаружи обшить листовым сталюмином и уж к нему крепления для осей пришпандорить. Всё прост-таки! – подвёл итог дядя Лёша.

– Тогда стругайте и обивайте. А потом всё вместе грузите на паровоз и рысачьте в ЦАГИ. Мы с Зиной туда попозже подлетим на «Орлах».

И уже через неделю я и Зина заходили на посадку в Раменском.

* * *

Число самолётов на стоянке значительно поубавилось. Видать Апостолам понравилось кататься на пароходах по Волге из Симбирска в Казань.

Первого «Орлика» уже продули и готовили к взлёту. Облетать его решил сам полковник Благов. На второе пилотское кресло к нему подсел Бершадский.

Их вывод о новой машине был краток:

– Мощности маловато, но для начального обучения вполне сгодиться!

Совсем другой вывод был по «Орлану». Его они облётывали часа три.

– Если сбавить скорость на треть, то двигатель шуршит, как на средних оборотах. И можно кружить и кружить, пока не устанешь. На средних оборотах и расход топлива мизерный. Для дальней разведки такой самолёт в самый раз.

А начальник Аэродромно-Технической Базы – АТБ, если коротко, полковник Шуранов огласил свой вердикт:

– В изготовлении обоих самолётов сложности не вижу. Все основные детали от «Орла» и «Орлёнка». Но надо простимулировать бригады сборщиков. Любое новшество требует материальной поддержки.

– Так составьте ведомость с суммами премий, а мне огласите только одну цифру – Итого! – попросил я: – Для начала «Орликов» нам потребуется штук 40-50, а «Орланов» только 10. И это к весне следующего года. Но первого «Орлана» я забираю уже сейчас. А ещё пару хорошо бы собрать на этой неделе. Одна просьба – все четыре задних пассажирских кресла сделайте поудобнее и чтобы раскладываться могли, если кому-то спать захочется. Вы в Москве автомобиль «Волга-21» видели? Вот такие сидения сзади в «Орлане» и установите. И «Орликов» хотя бы десяток уже к этой осени понадобится.

* * *

Решили мы с Зинулей проведать и Юру Коновалова, благо Лыткарино было недалёко. Взяли извозчика и поехали. Все же в медленном передвижении есть и свои прелести. Можно любоваться ландшафтом.

На крыльце бывшего Барятинского особняка нас встречал сам хозяин. Он и раньше-то был стройным и поджарым, а теперь напоминал живой скелет. Его аж ветром качало. Провел нас в гостиную. Порядок в доме был идеальный. А на стене висел листок: «График дежурств в опочивальне».

– Стекольную фабрику я сварганил. Стёкла плавим не хуже Цейсовских. На шлифовку собрал всех девок с окрестных деревень. Вот только где их мне было расселять? Пришлось потесниться. Домина-то огромный, а мне одному много ли надо. Спальню и буфет с анисовкой.

– А что это у тебя за график такой висит?

– Я не лезу на рожон, но порядок быть должон – шах персидский, хоть и лысый, а имеет сорок жён. Но я-то не лысый, хотя и не шах!

– Ты себя оберегай, на сметану налегай! И маленько обороты в спальне ты поубавляй!

Про Мячково я и спрашивать не стал – не до того Юрцу сейчас. Когда приехали обратно в ЦАГИ, там царило всеобщее оживление. Вернулись Апостолы из очередной перегонки. Вот только что-то их поубавилось.

– Владимир Александрович! А где остальные то? – спросил я у командира Аверьянова.

– Андрейка! Дело в следующем. Мы когда в Казани с парохода сходили, то на борт грузчики стали заносить большие плоские ящики. Оказалось что это арфы. Целый оркестр одних только арфисток загрузился. Ну и майор Сигаев, как старший по званию, взялся сопроводить их до Нижнего. С собой прихватил лётчиков Павлова, Посохина и Голубцова. Но в Нижнем они сойдут и по чугунке сюда прикатят. Здесь же в ближайшую неделю готовых «Орлов» ещё нет. А Зубов, Маркелов и Ламин с Фроловским в ШВЛП молодых подпоручиков по кругам гоняют. Там дел до осени хватит!

Как всегда Володя Аверьянов отмазал всех. И не поспоришь. На следующий день мы с Зиной кружили на «Орлане». Всё же рулить вдвоём по очереди было очень удобно. Скорость-то едва превышала 240, потому на большой высоте вообще казалось, что стоим на месте.

– Может полетим обратно в Гамаюн? – спросила Зина.

– Можно, но хочу сначала с братом посидеть. Поговорить о делах наших.

Вечером мы с Комрадом засиделись допоздна за рюмкой чая.

– Вот что, братик! Есть у меня задумка ещё один аэроклуб открыть на Ходынке. Как раз напротив Петровского Путевого дворца. В самом дворце мы с Зиной жить будем. Там же и теорию в первый день читать желающим. Теперь, когда есть самолёт с двойным управлением, обучение куда как веселее пойдёт.

– А почему именно там?

– Так где же ещё? Место-то историческое. Можно сказать намоленное. Все первые КБ авиаконструкторов были вдоль Ходынского аэродрома. А в Петровском дворце была Академия ВВС имени Жуковского. Её же наш батя ещё до войны закончил. Я это место хорошо знаю. Дворец большой, всем места хватит. Поедешь со мной?

– Нет, Андрей, я в Питере останусь. Причину сам знаешь. Опять же все флотские вопросы надо там решать. Рожков на Мурмане целый подводный флот строит. А ну как ему наша помощь понадобится, а мы в Москве.

– Резонно. Тогда давай так. Ты оставайся в Гамаюне. А я заберу с собой бригаду Патрикеева и Зарубинских сыновей, которые ещё не женаты и своих домов там не имеют. И будем готовить пополнение. Нам же надо, что бы к середине лета 1903-го все самолёты там были. И пилоты там же. И одних только аэродромов надо будет больше десятка обустроить. Нас двоих на это не хватит – надорвёмся. Потому и хочу ещё и в Москве аэроклуб открыть. Да и от Саши Дорского из Кременчуга нет вестей. А сам писать ему не хочу. А то получится, что вроде как отчёта требую. А это не вежливо.

– А ты пошли ему в ящиках пару «Орликов». Он сам без всякого вызова появится. Тогда всё и прояснится!

– Вот умеешь ты всегда найти выход из тупиковой ситуации. Мне бы так!

– Тогда давай ещё по одной и спать. Завтра я на «Орлане» хочу подольше полетать. Будь здрав, боярин!

* * *

Утром выкатили второго «Орлана». Облетать его взялся Борис Григорьевич Бершадский. А меня на правое кресло посадил для балласта. Но раз уж самолет пошел в серию, то капризов от него можно было и не ожидать.

Забрались очень высоко, аж под самые облака. Тут меня Бершадский и огорошил, как бы между прочим:

– Ты про штопор слыхал что-нибудь?

– Слыхать не слыхал – неоткуда. А вот во сне как-то видел. Страшновато.

– Свалиться в штопор может каждый! А вот теперь смотри, как из него выходить надо!

Уже на земле Зина поднесла мне рюмку водки:

– С прилётом, любимый!

Оказалось, что весь аэродром наблюдал, как мы штопорили. Первые два раза выводил Борис Григорьевич, а на третий доверил вывод мне. В этот день я не только не обедал, но и на ужин не пошел. Все последующие дни прошли в интенсивных учебных полетах. Мы с братом овладели Орланом в совершенстве. Да это было и не трудно. Получился на редкость послушный и устойчивый самолет. Как-то после обеда принесли срочную телеграмму из Симбирской ШВЛП от жандармского ротмистра Желнова: – Пожар и взрыв на складе бензина. Злоумышленник Сиваков Андриан Кондратьевич схвачен!

– Кондрат! Ты что-нибудь понял? – спросил я у брата.

– Да понять-то не трудно. Наш с тобой дед в той жизни был Архип Андрианович, а прадед стало быть Андриан Кондратьевич. Смекаешь в честь кого нас назвали Кондратом и Андреем? Выручать надо прадедушку.

– Да ещё как надо. Этот жандарм Желнов на редкость подлый тип. Для своей карьеры готов кого угодно обвинить в заговоре, как Берия.

– Так чего же мы стоим?

– Дядя Лёша! Запрягай! Срочный взлёт по готовности! Время пошло!

Пока техники дозаправляли и готовили «Орлана» к вылету, мы с братом напрягали память и пытались вспомнить хоть что-то из рассказов отца о его дедушке. Мне батя как-то рассказал, что его дед Андриан был солдатом, отслужил полных 25 лет, После дембеля женился, настрогал 11 детей и семерым из них дал университетское образование. Кондрат же помнил только, опять же со слов отца, как дед поучал нашего родителя:

– Учись, Женька, и будешь тогда есть белый хлеб с маслом!

Прямо скажем запас знаний своей родословной был у нас невелик. Да оно и понятно. Отец закончил Военно-Воздушную академию им. Жуковского в 1939ом году, а в те годы говорить о царских наградах своих предков было рискованно. Лишь однажды помню, когда отец надевал свой парадный мундир со всеми орденами, он вскользь обмолвился: – У деда Андриана иконостас был не меньше!

Я тогда не придал этим словам значения, а вот теперь задумался. Но самолёт уже был готов к вылету и мы с братом отправились в Симбирск. Уже к вечеру сделали несколько кругов над аэродромом. Бензосклад выгорел основательно. Около сотни бочек с бензином взорвалось в огне пожара. Но и особо страшного в этом ничего не было. Таких складов у нас там было шесть. Теперь осталось пять. Ничего – прекращать полёты не придётся.

В штабе приняли рапорт от дежурного:

– Ночью разразилась гроза. Молния ударила в склад бочек с бензином. Склад сгорел. Пострадавших нет.

– А почему тогда арестован некто Сиваков А.К.?

– Фельдфебель Сиваков в ту ночь был начальником караула. Когда началась гроза, то он приказал снять часовых от греха, уж слишком часто молнии сверкали. А жандармы усмотрели в этом злой умысел. Вот и выходит, что он своих людей от верной смерти спас, а себя подставил.

– И где же он сейчас?

– Так его как раз жандармский ротмистр Желнов и допрашивает уже третий час.

– Веди нас к этому жандарму. Да распорядись, чтобы в столовой накрыли плотный ужин на троих. А то мы уж очень проголодались.

В кабинете Желнова был полумрак. Сам он сидел за письменным столом, а напротив него навытяжку стоял рослый мужчина лет 60 в солдатской гимнастёрке с оборванными погонами. Пышные бакенбарды и усы, как у Скобелева выдавали в нем бывалого служаку. Желнов вскочил и хотел было доложить, но Кондрат его опередил окриком:

– Вон отсюда, крапивное семя!

Я взял со стола листы протокола допроса и углубился в чтение. Молчание нарушил наш прадедушка:

– Не знаю как к Вам обращаться по званию, под куртками погон не видно, но вот то, что эта штабная крыса понаписала, так там и единого словечка правды нет. А меня уже который час мурыжит, что бы я эту голимотню подписал.

– Галиматью! – поправил его брат с улыбкой.

– Вот я и говорю – голимотню. А Вы то кто такие будете?

– А нас, дедушка, зови просто. Я – Андрюха, а вот он – брат мой Кирюха.

– Какой я Вам дедушка? У меня только старшенькому сынку Архипушке десятый годочек пошел, а ты меня уже в деды записываешь. Негоже это.

– Видим, что негоже. Ты уж не серчай на нас. А пойдем-ка лучше поужинаем.

– С места не сойду, пока мне этот брандыхлыст награды не вернёт. Ведь с корнем с гимнастёрки выдрал. Не он мне их вручал, не ему и сымать!

Тут дверь распахнулась и в комнату ворвался Желнов:

– Ты кого это брандыхлыстом назвал? – и замахнулся на нашего прадедушку.

От прямого удара в челюсть ротмистр отлетел в дальний угол комнаты, а Кондрат, потирая костяшки на кулаке, спросил меня:

– Может, укол от бешенства мне сделать, а то от этой гниды казематной ещё и столбняк можно заполучить.

– Уколов никаких не надо. Лёгкие ссадины завсегда лучше водкой протирать. Мы на войне только так и спасались, – успокоил нас прадед.

– Эй ты, пёс шелудивый! Где награды господина фельдфебеля?

– Так у меня, в столе-с. Прикажите вернуть?

– Сами вернём, и сгинь с глаз долой!

– Куда прикажите сгинуть?

– До ближайшей осины – вешаться! – гаркнул на него Кондрат.

Я выдвинул ящик стола и обомлел. На дне лежали четыре солдатских Георгиевских креста. Два серебряных и два золотых. Полный Георгиевский бант. Выходит наш прадед был полный Георгиевский кавалер.

– Андриан Кондратьевич, ты уж сам свои награды возьми. Вручать их тебе повторно нам не по чину. Да и пойдем-ка отселева, ссадинки Кирюхе водочкой смажем. Ну и самим с устатку пропустить по чарке не повредит.

Уже за столом я спросил прадеда:

– А в какой же войне ты эти кресты заслужил? Где воевать-то пришлось?

– Так легче сказать где не воевал. За 25 лет беспорочной службы где только не был. А забрили меня в солдаты в 1859 году под осень.

Гренадёрская баллада.

Сам-то я родом из этих мест, с Поволжья. Родитель мой, Кондратий Сиваков был из вольных переселенцев с Дона, крестьянствовал. Жили ни шатко. ни валко. Но даже в засушливые года голода не знали. Было у нас три коровы, овечки, да домашняя птица во дворе. Я сызмальства любил коров пасти. А зимой местный дьячок меня грамоте обучал за то, что летом я и его овечек пас. Уйдёшь с ними в степь и только на дудочке и играешь. Любил я дудочку то. Ну а как 19 годов исполнилось настал мой черед на царёву службу собираться. Ростом-то я в батюшку своего пошел. Вот нас и пригнали в город Самару, построили по росту, вышел к нам офицер и первых пятерых самых высоких забрал с собой. Отправили нас сначала в город Оренбург, а уж оттуда в Казахстан в городок Верный. И года моей службы не прошло, как Кокандское ханство собрало аж 20 тысяч войска, чтобы начисто стереть крепость Верный. А нас-то всего и было что пара тысяч солдат да казаков. Но командовал нами очень храбрый офицер подполковник Колпаковский. Так он взял с собой всего тысячу войска и ударил первым по Коканду. Бой у реки Кора-Костек три дня продолжался, но погнали мы басурман. Взяли тогда крепости Токмак и Пишкек. Вот в том походе я и получил первого Георгия. Воевали-то и пешими и конными. И не пехота и не казаки. Правда потом меня ранили и отправили на излечение в город Ташкент. А как излечился, то там же и остался служить, но уже числился конным гренадером. Вот там-то я и познакомился со штабс-ротмистром Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Он сам меня выбрал за рост и Георгия на груди. По весне 71 года перевели его в Красноводский отряд, что на Каспии. Ну и я с ним. И получил он задание разведать дорогу на Хиву. С собой взял он только меня, ещё пару казаков, да троих туркменов. И прошли мы по Хивинской степи аж до колодца Саракамыш 400 вёрст за 9 дней. Но дорогу на Хиву разведали и он в точности всё записал. Вот за эту разведку и схлопотал я второй солдатский Георгиевский крест и звание сержанта. Михал Дмитриевича потом в Москву отозвали, а меня отправили в Мангышлакский отряд полковника Ломакина. А в 73 годе сподобил меня Господь снова встретиться со Скобелевым. Весной начался Хивинский поход. Верблюдов не хватало для перевозки всего армейского снаряжения, так все конные спешились и шли пёхом. И Михал Дмитрич тож. Но в разведку всегда меня с собой брал. Так бывалоча мне и говаривал:

– Восток дело тонкое, Андрюха!

Как-то в начале мая у колодца Итыбай встретили мы караван казахов, что служили Хивинскому хану. А нас-то всего десятеро было. Но надо знать Скобелева – шашки подвысь и атаковали. Их-то во много раз больше. Вот уж славная была рубка. Только на мне было три лёгких ранения, а на командире аж семь. Но бежали казахи и караван свой бросили. Дальше уж Хивинский поход без нас шел, а мы до конца мая раны залечивали. Но в строй вернулись уже не одни, а с двумя сотнями гренадеров и ракетной командой. Хиву взяли штурмом, но там меня крепко зацепило и был я отправлен на излечение сначала в город Пермь, а оттуда в город Орёл. А как излечился-то и был назначен в Орловский, князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полк. Там и застало меня начало Турецкой компании. Двинули нас на Балканы освобождать Болгарию от османов. Вышли мы к Дунаю. Река красивая, но нам-то с той красоты не радоваться. Командовал нами тогда генерал Драгомиров Михаил Иванович и полковник Клевезаль. А как поступил приказ переправляться, то в первой же лодке со мной оказался генерал Скобелев. Откуда он появился, ума не приложу. Но встретились мы как братья. А уж на том берегу Дуная после боя вызвал он меня в штабную палатку и при всех офицерах вручил мне третьего Георгия ещё за Туркестан и медаль за покорения Коканда. Ну а потом была Шипка. Взяли мы этот перевал и крепостцу сходу, по-скобелевски. Ну а далее наш полк остался Шипку оборонять. А Михал Дмитрича перекинули под Плевну. Михаил Иванович Драгомиров, как прознал про мои заслуги и в Хивинском походе и в Коканде, то присвоил мне чин фельдфебеля. Так и началось наше сидение на Шипке. Июнь и июль проходили в перестрелках. А вот в августе турок попёр на нас всерьёз. 9 августа занял гору Малый Бедек и начал садить по нам оттуда из пушек. А у нас-то и было всего 27 орудий под командованием капитана Теплякова Павла Гавриловича. Тяжковато было, но мы держались. И вот 11 августа османы с раннего утра пошли в наступление и уже к полудню нас почти окружили. Тогда и послал меня полковник Клевезаль на батарею Теплякова с приказом, что бы тот сменил позицию и обстрелял Боковую горку. Когда я прискакал на батарею, то Павел Гаврилович был уже ранен, но из боя не вышел и продолжал вести огонь. Пять орудий у него было уже подбито, а ещё два с поломанными колёсами, но стрелять пока могли. Вот он и отправил 20 орудий в сторону Боковой горки, а сам остался при двух орудиях отражать атаку турок с востока. Трижды османы врывались на нашу батарею и трижды мы штыками сбрасывали их обратно. Вокруг полно было турецких трупов, но и у нас потери были немалыми. А ближе к вечеру они пошли атаковать нас в четвёртый раз. Опять сошлись в штыковую. Налетел на меня здоровенный башибузук с саблей. Видать офицер ихний. Но я его на штык и принял. Да больно грузен турок был – штык возьми да обломись. Поднял я тогда его саблю-ятаган и ею отбиваться стал. Мы с капитаном Тепляковым бились спина к спине, пока его шальной пулей не зацепило. Тут уж и мне от кого-то пркладом в спину прилетело и я рухнул на дно рва. Очнулся, слышу бой-то ещё идёт, держат наши батарею. Гляжу, а рядом со мной убитый турецкий горнист лежит и в руке у него ихняя дудка зажата. Взял я этот струмент, вспомнил как в детстве на дудочке играл и стал что есть сил дудеть турецкий сигнал к отступлению. Турки как горох с нашего редута посыпались, чуть не затоптали меня. А уж позже к нам на подмогу подоспел целый стрелковый батальон генерала Цвецинского. Его солдат казаки на своих лошадях по двое на перевал вымахали. Уже в сумерках отыскал я Павла Гавриловича. Тяжело ранен он был. Голова кровавой тряпкой обвязана, левый глаз заплыл, но живой. А редут наш назывался Орлиное гнездо и оборонял его Орловский полк. После нас из-за больших потерь в тыл отвели, а капитана Теплякова отправили на излечение в Орловскую губернюю. Солдатская-то молва завсегда бежит впереди паровоза. Вот и про нас с Павлом Гавриловичем уже сказку сложили, будто бы мы с ним вдвоём под Орлиным гнездом всю армию Сулейман-Паши опрокинули. Дошло до начальства, вызвали меня в штаб к командующему генералу Столетову Николаю Григорьевичу. Он в ту пору командовал и нами и болгарским ополчением. Порасспросил он меня об обороне Орлиного гнёзда, посмеялся над моей уловкой с сигналом отступления, достал из ларчика серебряный солдатский Георгиевский крестик, а я шинель-то и распахнул. Тут он и увидал, что у меня уже три Георгия – два серебряных и один золотой. Ну деваться некуда – положил он серебряный-то обратно в ларец, а со своей груди отколол офицерский крест и хотел мне его навесить. Но я отказался – негоже мол фельдфебелю офицерский крест носить. А отправьте-ка лучше этот крест капитану Павлу Гавриловичу Теплякову. Под его началом мы редут держали и четырежды турок опрокинули. Тогда генерал Столетов опять в ларец полез и достал оттуда уже золотой, четвертый солдатский крест к моему банту и самолично его прикрепил мне на грудь. Поинтересовался и моим ятаганам, который я у башибузука на штык взял. Рассмотрел каменья на эфесе и сказал: – «Что с боем взято, то свято! Носи Андриан сей ятаган, заслужил. А каменья на нём больших денег стоят». Вот так я и стал полным Георгиевским кавалером. Когда война с туркой закончилась, генерала Столетова опять в Туркестан перекинули, ну и я с ним туда же. Раз как-то его в Афганистан отправили по посольской части. Повидали мы много чего, всего и не упомнить. А в 85 годе мне полная отставка вышла. Мы тогда с Николаем Григорьевичем Столетовым уже в Питере обретались. Предлагал он мне при нём остаться на сверхсрочную. Да тянуло меня домой, в Поволжье. Каждому охота вернуться в те места, где пуповину резали. Ятаган-то я ещё в Питере к ювелиру снёс. На что он мне? А в хозяйстве каждая копейка дорога. Дал мне еврей-скупщик за те каменья аж тысячу рублей. Да на те деньги можно было земли прикупить на две деревни. Но когда из Нижнего плыл до Симбирска, обобрали меня на пароходе лихие люди. Хорошо ещё, что кресты не тронули. Тож видать, хоть и воры, а с понятием. Вернулся к своему дому на наш хутор, а там уж чужие люди живут. Да и дом уже не тот. Про прежних хозяев только и знали, что те уж лет 15 назад от холеры все повымерли – даже могилок не осталось. Пришлось наниматься на службу к Федору Михайловичу Керенскому – директору Симбирской мужской гимназии. Так как я был грамоте обучен, то определили меня дядькой-наставником в старшие классы. Женился, детишки пошли. Жизнь налаживалась. А лучшим другом у Керенского был его начальник, директор всех Симбирских училищ Илья Николаевич Ульянов. А у того был старший сынок, Александр Ильич. И часто он к нам в гимназию захаживал и разные разговоры вёл со старшими гимназистами. Ну мне-то какое дело до их барских разговоров? А оказалось потом, что этот самый Александр Ильич Ульянов противу царя Александра Третьего умышлял смертоубийство. Так его самого заарестовали, судили и повесили. А потом ещё долго по всему Симбирску сообщников его доискивались. Не миновала и меня чаша сия. Мол, недоглядел, о чем молодые баре толковали. Так я и места лишился. Но семью кормить-то надо. Вот и вернулся в службу на новый аэродром начальником караула. Дело знакомое. Да случилась оказия с пожаром – тут-то мне жандармы всё и припомнили. Хорошо ещё, что до самых моих корней не докопались. И как дальше жить ума не приложу. Видать был гренадёр, полный Георгиевский кавалер Андриан Кондратьевич Сиваков, да весь вышел.

* * *

Так вот за этим рассказом мы и вторую бутылочку уговорили.

– А что ты про свои корни-то помянул? – спросил Кондрат.

– Да корни-то у нашего рода непростые. Мы ведь выходцы с Дона. А главным нашим предком был Бахмутский сотник Кондратий Афанасьевич Булавин. При царе Петре много людишек с царёвой службы, да со строительств разных на Дон бежало и свободными казаками становилось. Спокон веку заповедь «С Дона выдачи нет!» – чтилась там основным законом. А царь Пётр послал своего воеводу князя Долгорукова беглых людишек повертать. В Черкасске тогда атаманил Максимов и всячески Долгорукову помогал. А Кондратий Булавин не прогнулся, своих людей не выдал, а сам взял штурмом Черкасск в апреле 1708 года. А 9 мая был избран Атаманом Войска Донского. Но предали его войсковые старшины. Хотели живьём сдать на царёву расправу, да он не дался – погиб в бою, как и надлежит атаману. Но верные ему люди всё его семейство за Волгу упрятали. Фамилию сменили, будто они винокурней занимались и славную сивуху гнали. Так мы и стали Сиваковыми.

– Вот что, Андриан Кондратьевич. Ступай-ка ты домой и ни о чем не кручинься. Говорил ты про капитана Теплякова. Так вот он после войны там же на Орловщине и женился. Пара дочерей у него осталось. Сам-то он потом от ран за Отечество скончался. А вот дочери его – одна герцогиня, другая графиня – в обиду тебя не дадут, раз ты с их батюшкой вместе кровь проливал. Здесь тебе жандармы всё одно житья не дадут. А поезжай-ка ты в Москву со всем семейством. Там, неподалёку от села Вешняки, есть усадьба графа Шереметьева – Кусково. Я графу отпишу и он возьмёт тебя на службу управляющим. Переезд денег стоит, да и на новом месте тебе надо дом ставить. Так что прими для начала от старшей дочери капитана Теплякова тысячу рублей. И не отказывайся – заслужил.

– А сами-то вы кто будете, господа хорошие?

– Так говорили же уже. Для тебя мы Кирюха и Андрюха! – усмехнулся я.

– А что ты там говорил про своего сыночка Архипушку? – спросил брат.

– Да очень умный отрок растет. Читать с пяти годов выучился и сейчас в начальной школе по всем наукам первым идёт, – ответил наш прадед.

– Вот оно и славно. Сколько бы детей ты ещё не произвёл, все средства вкладывай в их образование. А средства будут, и немалые. Герцогиня Зинаида Павловна об этом позаботится. А сейчас бери нашу карету и домой спать. Утро-то вечера мудрёнее.

Когда прадед ушел, то мы с братом ещё долго сидели молча, переосмысливая сказанное им.

– А мы ничего не напортачим таким вмешательством в судьбу нашей фамилии? – усомнился Кондрат.

– А что мы собственно изменили? Дом наш родовой так и стоял в Вешняках, мы же с тобой оба там выросли. Как наш отец и рассказывал, у деда Андриана было 11 детей и семерым из них он дал университетское образование. А уж на какие средства – это не суть важно. И дед наш с тобой Архип Андрианович был путейским инженером и имел 13 патентов на изобретения. А помнишь библиотеку деда? Почти все книги на английском и на немецком. И ни одного романа. Только техническая литература и справочники. А мы дуриком все эти книги в макулатуру сдавали. Так что вряд ли мы что-то изменили – все события развиваются своим чередом. Да и вышло-то у нас почти как у Пушкина: – «С Петром наш пращур не поладил и был за то порублен им».